Текст книги "Обольщение в красном"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– Да, но только если бы Морган сам захотел, чтобы тебе это стало известно, – пожал плечами Себастьян. – Очевидно, он этого не хочет.
– Но теперь-то я знаю… Пойдем же, давай вместе потолкуем с ним и убедим его в необходимости стараться, делать над собой усилия. Сейчас Морган нуждается в нашей поддержке больше, чем когда бы то ни было.
Себастьян посмотрел на лестницу и перед его мысленным взором появилась фигура Одрианны, поднимающейся вверх по ступеням. Спина прямая, голова поднята вверх, она двигается грациозно и уверенно. Да, ей удалось держаться безупречно и внушительно.
– Я зайду к Моргану вечером, – вымолвил он. – А сейчас мне нужно заняться кое-какими неотложными делами.
Леди Уиттонбери недовольно что-то проворчала, но Себастьян ушел, не слушая ее. Поднявшись к себе в покои, он вошел в гардеробную. Остановившись у двери, ведущей к Одрианне, он прислушался. Не было слышно ни единого звука. Но потом до него донеслись тихие женские голоса, легкий шорох. Закрылась дверь. Должно быть, Одрианна отпустила Нелли.
Дальше – тишина. Может быть, дневные события так измотали ее, что она решила вздремнуть.
Себастьян отошел от двери, чтобы в тишине обдумать то, что он сегодня узнал, и решить, как действовать дальше. И вообще, стоит ли дальше что-то делать. Особенно его волновали последние слова Франца и возможные сложности, к которым они могли привести.
Если это не Домино подавал объявление о встрече в храме муз, если это была не Одрианна, то кто же?
Внезапно за стеной раздался какой-то звук. Довольно мелодичный, словно разбилось что-то фарфоровое, а потом послышалось женское ругательство. Потом – сдавленные всхлипывания.
Себастьян отворил дверь. На полу валяются осколки фарфора. Портьеры задернуты. Одрианна в белом халате лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушки.
Она рыдала так отчаянно, что у Себастьяна от боли и сочувствия сердце было готово выскочить из груди. Но в ее плаче слышался гнев, к которому примешивалось разочарование. Это было невыносимо.
Себастьян подошел к жене. Если она хочет побыть одна, то скажет ему об этом, но оставить ее в таком состоянии он не может, во всяком случае, пока она не попросит его уйти.
Одрианна удивилась, ощутив его присутствие рядом с собой. Но тут же заплакала еще горше, словно он напомнил ей еще о каком-то горе. Себастьян подсунул под нее руки, поднял ее, развернулся и сел, усадив Одрианну на колени. Она уткнулась лицом ему в плечо и продолжала отчаянно рыдать.
Его объятия освободили Одрианну. Перестав бороться с чудовищной сердечной болью, она отпустила ее. В какой-то момент она едва не обезумела, потому, что так глубоко погрузилась в свое горе, как будто на свете не существовало больше ничего, кроме него. Крепче прижав жену к себе, Себастьян запечатлел на ее виске нежный поцелуй, который вернул ее в реальный мир. Подумать только, такой незначительный жест! Легкое проявление заботы. И все же от нее по телу Одрианны словно прохладный ветерок пробежал, который отогнал темные тучи бушующей в душе непогоды.
Под дуновением этого ветерка Одрианна понемногу успокоилась. Ее тело еще дрожало, но рыдания стали тише. Вынув из кармана носовой платок, Себастьян протянул его Одрианне, а затем снова прижал ее к себе.
– Ох, я устроила настоящую сцену, – прошептала она, когда наконец обрела способность спокойно говорить. – Я даже что-то разбила, хотя и не знаю, что это было.
– Ты была сердита.
– Только я не знаю, на что или на кого, – заметила она.
– Возможно, ты сердилась на него. И на меня.
– Нет, не на тебя, – покачала она головой. – Прошу тебя, не думай так. – Нет, злилась она вовсе не на мужа, хотя мысли о нем и приходили ей в голову, когда ею овладевало безумие. Ей была ненавистна мысль о том, что эта боль вмешивается в их семейную жизнь и что одно упоминание о ее отце бередит эту рану.
– Да, в основном на него, – призналась она. – И еще на себя – за то, что была слишком самоуверенна и к тому же видела плохие черты в тебе.
Одрианна, кажется, также избавилась от гнева другого рода, возникшего из-за ее праведной уверенности в том, что ее отца оговорили. До сих пор она старалась прятать свою печаль, но сегодня, сейчас она вырвалась наружу. И стала более трагичной, заставила Одрианну несколько иначе смотреть на прошлое.
Да, уверенность Одрианны в невиновности ее отца пропала, однако вера в него не исчезла окончательно. Не могла она до конца поверить в то, что он повинен в гибели молодых солдат, в их увечьях. Думать о его страхах было невыносимо, если, конечно, он чего-то боялся и действительно взял на себя большой грех. Разум Одрианны страдал от чудовищной правды, однако ее сердце не хотело и не могло принять ее.
Себастьян шевельнулся, чтобы ей было удобнее. Он прижимал жену к себе, а она все терла и терла глаза его носовым платком.
– Ты должен сейчас быть со своим братом, – наконец пробормотала Одрианна.
– Нет, я должен быть здесь, – возразил он. – Я буду рядом столько времени, сколько ты захочешь.
Подняв лицо, она поцеловала его в щеку. А потом снова уронила голову ему на плечо и позволила силе Себастьяна сдерживать ее чувства, которые все еще кипели в ней.
Во время этого успокоительного молчания Одрианна ощутила, что в ней появилось какое-то новое – сильное и приятное – чувство, дарующее ей уверенность, позволявшее ощутить собственную целостность. Оно тоже высвободилось из глубин души Одрианны со смертью ее уверенности и тронуло ее сердце воспоминаниями о проведенных вместе ночах. И это чувство заставило Одрианну понять, как для нее важны объятия мужа.
Она посмотрела на него. Выглядел Себастьян, как всегда, потрясающе, однако теперь его вид не ослеплял ее, напротив, она ощутила, как ее сердце наполняется теплотой. Были задеты какие-то потайные струны ее души, и, подозревала Одрианна, она никогда не сможет забыть об этом мгновении.
Она снова поцеловала его, потому что должна была сделать это. Ее дух был сильно ранен, поэтому она была не в состоянии притворяться, что ей не нужно, чтобы Себастьян вот так держал ее в своих объятиях. Конечно, она должна была повернуться лицом к правде, но ей так хотелось подольше прятаться в его крепких и нежных объятиях, чувствовать его заботу.
Себастьян посмотрел на нее столь проникновенным взглядом, что она недоумевала, где при этом могли быть его мысли.
– Разве ты не ответишь на мой поцелуй? – спросила она.
– Я хотел узнать, не заставит ли тебя промедление с моей стороны наградить меня еще несколькими поцелуями, – промолвил он в ответ.
Одрианна приняла его слова за милую шутку, как раз подходящую для их настроения и близости. Но потом она поняла, что это вовсе не было шуткой.
Еще одна правда. Слишком много новой правды за сегодня. Одрианна чувствовала еще что-то, чего она не понимает. Но похоже, она услышала приглашение как-то выразить теплые и приятные чувства, заполнившие ее сердце.
Соскользнув с его коленей, Одрианна тут же вернулась на свое место, только на этот раз она села на Себастьяна верхом и, обвив его шею руками, еще раз поцеловала более долгим поцелуем. В благодарность за утешение, сочувствие, за то, что он понял, как она ранима в своей любви, существование которой она только что осознала. Этот поцелуй потряс ее, потому что вместе с ним, прижимаясь губами к его губам, она излила все чувства, что были у нее на сердце.
Развязав поясок на халате, Одрианна уронила его на пол, чтобы Себастьян понял, чего она хочет. Его пальцы легко пробежали по ее шее, щекам и груди, пока она возилась с его галстуком.
– Ты уверена? – спросил Себастьян. – Ты же очень, очень опечалена.
– Я не только опечалена, в этом я уверена, – промолвила она. – Сейчас мне это необходимо. – Отбросив галстук, Одрианна принялась расстегивать пуговицы на его сорочке. – Прикасайся ко мне и целуй меня, пока я занята этим. Только легко. Очень легко, чтобы чувства не захлестнули меня.
Он повиновался. Его пальцы и губы ласкали ее, чтобы возбуждение не вскипело, а потекло, как теплая вода. Одрианна ощутила, как знакомое тепло наполняет ее тело, пока она снимает с мужа одежду для того, чтобы согреть и его своими ласками.
Она закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать тепло и мягкость его кожи под своими руками. Одрианна наслаждалась каждым мгновением, каждым прикосновением. А потом качнулась вперед, и Себастьян упал спиной на кровать. Сама Одрианна продолжала сидеть на нем верхом, чтобы он мог видеть, как двигаются ее руки.
Как же приятно ласкать его! Одрианна испытывала от этого необычайное удовольствие, к которому теперь примешивалась любовь. Она была уверена в том, что и Себастьян испытывает наслаждение от ее ласк. Наклонившись к нему, она поцеловала его еще раз – сначала в губы, а потом в шею, в плечи… Сладость этих поцелуев пленила ее, и она не переставала удивляться тому, как дивные физические ощущения задевают ее сердце.
А потом Себастьян перекатился на бок, увлекая ее за собой. Уложив жену на спину, он стал делать с ней то же, что она только что делала с ним. Его ласки породили еще более фантастические ощущения, но она старалась сдерживаться. Одрианна не хотела терять над собой контроль. Не хотела, чтобы что-то заставило ее забыть о новых чувствах, которые только что родились в ее душе.
Она чувствовала, что сейчас ей нужен только Себастьян. Внутри ее тела и в ее объятиях. И она сказала ему об этом. Она попросила взять ее немедленно, сейчас же, чтобы ощутить ту необычайную связь, что превращала их в единое целое.
Одним рывком Себастьян глубоко вошел в нее. Это было божественно. Она хотела, чтобы он наполнил собой все ее тело, душу, ее чувства, чтобы она могла полностью раствориться в нем, в его запахе, его силе. Прижимая мужа к себе, она принимала его желание и заботу. Соитие настолько потрясло Одрианну, что она снова разрыдалась. Только на этот раз не от грусти.
Глава 23
– Покажи им. Это всего лишь небольшая просьба от твоих друзей, которые привязаны к тебе и беспокоятся о тебе, – проговорил Себастьян.
Морган взглянул на него:
– Я не животное в зверинце, которое демонстрирует трюки перед толпой.
Кеннингтон был удивлен его словами.
– Животное? Трюки? – переспросил он. – Ради Бога, прими мои извинения, я вовсе не хотел оскорблять тебя. И если в моей радости ты распознал неуважение к тебе, то прощу прощения.
– В этом нет твоей вины, – сказал Себастьян. – Это я проявил опрометчивость, ничего не сообщив вам, но у меня и в мыслях не было, что брат не расскажет вам о своих успехах.
– Давайте-ка лучше начнем игру и не будем больше говорить об этом, – промолвил Саймс-Уилверт.
Все взяли карты. Кеннингтон и Саймс-Уилверт молча смотрели на свои карты, стараясь принять безразличный вид, однако, судя по тому, как оба склонили свои светловолосые головы, они все-таки были обижены.
Морган бросил карты.
– Этот чертов стол! – выругался он.
Встав, Себастьян отодвинул стол в сторону. Ноги Моргана в брюках уже не казались такими безжизненными. Благодаря упражнениям они стали сильнее. И если не считать их полной неподвижности, никому бы и в голову не пришло, что в кресле сидит парализованный человек.
– Не ждите, что я сейчас вскочу и пущусь в пляс, – бросил он. – Мать радуется из-за какого-то пустяка, который, я уверен, больше не повторится.
Друзья закивали, но их глаза были по-прежнему устремлены на его ноги.
Морган закрыл глаза. Он так старался сосредоточиться, что челюсть заходила из стороны в сторону. Вот его нога слегка шевельнулась под штаниной, а затем чуть сдвинулась вправо.
– Господи, да это же чудо! – прошептал Саймс-Уилверт. Он повернулся к Кеннингтону: – Ты видел?
– Да-да, видел! Ха-ха! Черт возьми, почему ты скрывал это от нас? Это же потрясающе! Правильно Саймс сказал, это настоящее чудо.
– Не делайте из мухи слона, – оборвал его Морган. – И не вздумайте еще кому-то об этом рассказывать. Я не стану устраивать представления перед любопытными мерзавцами, которые внезапно вспомнят о том, что я все еще жив.
– Разумеется. Конечно. И все же… Что говорит доктор? Когда это произошло? – спросил Кеннингтон. – Мы превращаемся в слух и с нетерпением ждем твоих ответов на мои вопросы.
Об игре в карты все сразу забыли. Себастьян выскользнул из комнаты – у него были личные дела в Сити. Велев оседлать коня, он сел верхом и поскакал на восток.
Ему было непонятно, почему Морган так старательно скрывает от всех улучшение своего состояния. Создавалось впечатление, что он отказывался верить в то, что происходило.
Приехав в Сити, Себастьян зашел в адвокатскую контору возле гостиницы «Линкольнс». Мистер Даугилл не был семейным адвокатом. Себастьян стал его клиентом еще в юности, когда ему стало понятно, что некоторые дела частного характера требуют, чтобы ими занимался юрист, не знакомый с лестью, любопытством и безжалостностью леди Уиттонбери.
И еще тогда Даугилл доказал, что ему можно доверять и что он отлично исполняет свои обязанности. Мягкий человеке невыразительной внешностью, он обладал поразительным даром убеждения. Поэтому ему не составляло труда объяснить даже самой упрямой любовнице, с которой Себастьян разрывал отношения, что предлагаемое ей содержание – это большее, что она когда-либо получит.
Даугилл приветствовал Себастьяна в своей обычной сдержанной манере. Они прошли в небольшую комнатку, и Даугилл выложил на стоявший между ними стол какие-то бумаги.
– Как вы и просили, – начал он, – я поинтересовался этой компанией – «Р amp;Е». Мне было нелегко узнать что-то кроме того, что вы сами мне сообщили. В 1810 году компания построила фабрику, а через год начала производить порох, который продавали Совету по боеприпасам и вещевому снабжению. Как только война закончилась, фабрика была закрыта.
– А вы нашли какую-нибудь информацию о владельцах компании «Р amp;Е»? – спросил Себастьян.
– Сначала не нашел почти ничего, – ответил Даугилл. – Насколько я понял, это было партнерство, а не синдикат. Я связался с одним хитрым и проницательным коллегой в этом графстве, и… – Замявшись, он добавил: – Вообще-то я нахожу это провокационным, но… В общем, этот человек сказал мне, что, хоть он и не знает ничего о бизнесе компании, у него сложилось мнение, что владельцев звали вовсе не Петтигру и Эвершем, несмотря на то что мастерские носили такое название.
– Да уж, это интересно, – заметил Себастьян.
– Разумеется, мы не можем выяснить, к чему был придуман этот обман, – продолжил Даугилл. – Никто в этом графстве никогда не видел владельцев фабрики. Зато люди, не зная их лично, испытывали к ним некоторую враждебность, вызванную тем, что они владеют таким важным и доходным бизнесом. Вот я и решил, что такое странное положение нам только на руку, так как поможет мне ответить на кое-какие ваши вопросы. Я подумал, что фабрику держат какие-то джентльмены, которые не хотят, чтобы их настоящие имена были как-то связаны с торговлей, – вот единственное логическое объяснение происходящему, которое пришло мне в голову.
Себастьян мог бы объяснить сложившуюся ситуацию и получше. Владелец или владельцы могли с самого начала продумать схему производства и продажи плохого пороха, а имена свои они скрывали для того, чтобы никто не узнал, кто они такие, если правда начнет всплывать наружу.
– Вскоре мне стало известно, что мастерские и точно были проданы, как вы говорили с самого начала, – промолвил Даугилл. – Решение было простым и очевидным. Человек не может покупать или продавать собственность, используя подложное имя. И под документами он должен расписаться лично, причем при свидетелях. Я написал мистеру Скеффли, валяльщику, который купил фабрику, и попросил его назвать имя продавца. – Даугилл многозначительно посмотрел на бумаги, лежащие на столе.
– Так вы можете назвать мне его имя? – нетерпеливо спросил Себастьян.
– Да, сэр.
Себастьян ждал. Мистер Даугилл постучал по бумагам указательным пальцем.
– Лорд Себастьян… Я считаю нынешние обстоятельства особенными. Я – ваш слуга, однако, несмотря на это, я еще и адвокат. Мне неизвестна причина, заставлявшая вас искать информацию. Однако если только ваши цели не самые благородные, я советую вам хорошенько подумать, прежде чем потребовать от меня, чтобы я назвал вам это имя.
– Я уверен, что вы должны это сделать.
Даугилл ждал вовсе не такого ответа, однако он хотел услышать и его.
– Ну хорошо… В таком случае я вынужден просить вас, чтобы мое имя не упоминалось ни при каких обсуждениях, когда вы будете говорить об этом деле с человеком, фамилию которого я должен вам назвать. Более того, вы не просто не назовете меня, а даже не скажете, что обращались за помощью к собственному поверенному. Потому что есть люди, которым известно, что в прошлом вы пользовались моими услугами.
Даугилл явно все усложнял, но это только раззадоривало любопытство Себастьяна.
– Разумеется, если вы этого хотите, – пообещал он. – Однако в качестве моего поверенного вы лишь исполняли свои обязанности.
– Да, любой разумный человек стал бы так смотреть на вещи, – кивнул Даугилл. – Однако этот человек разумным не считается. Более того, многие придерживаются о нем прямо противоположного мнения.
– Стало быть, вы его знаете?
– Нет, я только слышал о нем. Он вращается в таких кругах, куда мне доступа нет. Видите ли, он не просто джентльмен, как я предполагал. Он – пэр.
Пространное предисловие адвоката и его опасения постепенно обретали смысл.
– Обещаю, что он никогда не узнает от меня, что вы вели расследование от моего имени, – сказал Себастьян. – И если он каким-либо еще образом узнает об этом, то я сделаю все возможное, чтобы вам не грозили никакие неприятности.
На лице Даугилла появилось выражение молчаливой благодарности.
– Должно быть, вы считаете меня трусом… Но я всегда с удовольствием исполнял ваши поручения… Если бы это был кто-нибудь другой… Он дерется на дуэлях, знаете ли. Это всем известно, и…
– Его имя, мистер Даугилл! – перебил адвоката Себастьян. – Мне хочется услышать его немедленно.
Поверенный вытащил из стопки бумаг один листок. И вручил его Себастьяну.
– Сэр, как вы можете увидеть, мистер Скеффли сообщил мне, что он купил фабрику у герцога Каслфорда.
Наутро Себастьян не пошел к Каслфорду. Он написал ему и попросил герцога принять его по очень важному делу. Поскольку они были знакомы много лет и даже когда-то были добрыми друзьями, Себастьян мог обращаться к нему без особых церемоний, по крайней мере в частной переписке.
Ответ пришел через два дня:
«Если ты вознамерился досаждать мне своим занудством, то приходи ко мне домой во вторник, в два часа. Поскольку именно в этот день я составляю план погружения в скуку на неделю вперед, то после этого я постараюсь поскучать вместе с тобой».
Когда Себастьян приехал в дом Каслфорда, его проводили в библиотеку. Герцог Каслфорд уже находился там и занимался делами со своим секретарем. Аккуратные стопки документов и резкие команды, отдаваемые герцогом молодому оккупанту его письменного стола, указывали на то, что, впадая в хандру, Каслфорд мог быть таким же нудным, как и любой другой человек, отягощенный важными заботами.
– Я обнаружил, что если целый день посвятить делам, то остальные шесть можно ни черта не делать, – проговорил он, когда его отвлекло появление Себастьяна. – Оставьте нас, Эдвардс, только не уходите слишком далеко.
Молодой человек вышел. Себастьян сел на диван.
– Надеюсь, речь не о каком-нибудь законопроекте? – спросил Каслфорд. – Если это так, я сделаю вывод, что твои хозяева заставляют тебя слишком часто с головой погружаться в дела.
– Нет, к парламентским делам это отношения не имеет, – ответил Себастьян.
– Слава Богу! А то ты так увлекаешься своими служебными обязанностями, что некоторые могут подумать, будто ты раньше времени сядешь в кресло премьер-министра. Ты помнишь о скандале с моими деньгами, который так сказался на твоей карьере? И никакая женитьба тут тебе не поможет. Интересно, твоя жена знает, какое сокровище ей досталось?
– Правительство – это не игра, – сухо промолвил Себастьян. – И закон тоже.
– А вот политика – игра. Отчасти это шахматы, отчасти – азартная игра, отчасти – скачки, отчасти – лотерея. И если бы это было не так, ты бы не смог столь удачно жениться. Впрочем, давай перейдем к делу. Чего ты от меня хочешь?
Всю прошедшую ночь Себастьян раздумывал о том, как начать разговор. К его душевным мучениям прибавлялась изрядная доля гнева. Они с Каслфордом уже давно не смотрят на мир, стоя плечом к плечу, как это было в давние годы. Напротив, в последнее время их отношения, которые они все же не прервали, стали обостряться, поэтому необходимость выдвинуть против Каслфорда обвинения немного тревожила лорда Себастьяна.
– Как тебе известно, я разыскивал тот испорченный порох, – начал он. – Я узнал, кто его производил, и выяснил, каким образом его портили. Теперь мне известно, что ты ответственен за это.
Каслфорд почти не отреагировал на его слова. Он лишь взглянул на Себастьяна.
– Я так и чувствовал, что ты замешан в этом деле, поэтому и не говорил тебе, что все так или иначе выяснится, – продолжил Себастьян.
– О чем ты, черт возьми?
– О порохе, который производили в твоих мастерских, – пояснил Саммерхейз. – Но мне очень хочется верить, что все это устроили твои работники, что это они вскрывали бочонки, отсыпали часть пороха и вместо него клали туда какую-то дрянь, из-за чего порох терял свои свойства, становился бесполезным. И если ты сейчас скажешь мне, что так оно и было и ты ничего не знал об этой схеме, то мне больше ничего не надо.
– Ничего не надо?! Зато мне надо – извинение! Причем немедленно, иначе – клянусь! – я брошу тебе вызов! -Поднявшись с места, герцог принялся в ярости мерить шагами комнату. А потом, запустив пятерню в волосы, оглянулся на Себастьяна. – Ты сошел с ума? Это же я! И я не владею ни мастерскими, ни фабриками. Да на кой черт они мне нужны? Не говоря уже о том, что они могут взорваться. И для чего, по-твоему, я высыпал из бочонков порох и добавлял туда какую-то дрянь?
– Да хотя бы ради развлечения, – пожал плечами Себастьян. – Ты же всегда любил валять дурака.
– Если ты считаешь, что я для развлечения стал бы рисковать жизнями солдат, то ты полный идиот! – разбушевался Каслфорд. – Да, я мог бы трахать их сестер, но такого не сделал бы никогда.
– Но ты же владел мастерскими по производству пороха, – заметил Себастьян. – Я видел документ, подтверждающий, что недавно ты их продал. И на нем стоит твоя подпись.
Каслфорд удивленно замер. А потом большими шагами подошел к двери, рывком распахнул ее и громко выкрикнул имя Эдвардса.
Молодой человек поспешил на его зов. Заставив Эдвардса замереть на месте под его пронзительным взглядом, Каслфорд указал пальцем на Себастьяна.
– Эдвардс, объясните ему, что у меня нет и никогда не было мастерских по изготовлению пороха! – рявкнул он.
У Эдвардса был вид человека, загнанного в угол. Он устремил взгляд своих широко распахнутых, перепуганных глаз на Себастьяна, потом перевел его на герцога и побледнел.
– Я жду! Скажите же ему это! – велел Каслфорд.
– М-м-м… милорд… вообще-то… – еле слышно промямлил Эдвардс. Затем, с трудом сглотнув, продолжил: – Некоторое время вы все-таки владели мастерскими… Помните? Вы получили их в качестве уплаты джентльменского долга. Я писал письмо вашему поверенному, в котором просил продать их, чтобы получить хоть какие-то деньги.
Каслфорд наградил молодого человека столь яростным взглядом, что тот в испуге попятился.
– Если хотите, милорд, я разыщу копию этого письма, – предложил он.
– Кто, черт возьми, навязал мне эту фабрику?
– Понятия не имею… Я лишь помню, что писал письмо поверенному.
– Ступайте и найдите копию письма, – приказал герцог.
Эдварде был счастлив уйти.
– Думаю, она в вашем кабинете, – проговорил он. – Я все там переверну, но найду ее.
Каслфорд снова упал на диван.
– Я поговорю со своим поверенным и пришлю тебе все, что у него есть, Саммерхейз, – сказал он. – И если я действительно какое-то время владел мастерскими, о которых ты толкуешь, он, возможно, знает имена хозяев или еще что-то. – Внезапно на его лице появилось обеспокоенное выражение. – Но если то, о чем ты говорил, происходило в то время, пока мастерские были в моем владении, то я, разумеется, возьму на себя всю ответственность.
Нелепая ситуация! Каслфорд ежедневно изводил общество своим поведением. Он всю свою жизнь посвятил тому, чтобы упорно придерживаться неправедного пути. Его выходки были настолько неприличными, что уже никого не тревожили. И вот теперь выходит, что этот просчитанный до мельчайших подробностей бунт может оказаться ничтожным из-за инцидента, в котором нет его вины.
– Не стоит торопиться, – сказал Себастьян. – Я подожду ответа твоего поверенного. Или ты сам можешь сообщить мне, что стало известно о подробностях дела.
– Это очень мило с твоей стороны. – Сардоническая усмешка герцога напомнила Себастьяну о молодом Каслфорде – таком же плохом, но не столь погруженном в грехи.
Себастьян невольно улыбнулся при воспоминании об этой старой дружбе.
– Надеюсь, на этот раз я не был слишком скучным и докучливым, – промолвил он.
– Совершенно не был! – кивнул герцог. – Но могло выясниться, что мне поставили «шах» в игре, а я при этом даже не знал, что сел за шахматную доску.
– Я решила, что не стану заводить любовников, – заявила Одрианна.
Она сказала это ночью, лежа рядом с мужем после страстного соития, в те мгновения, когда пара отдыхает от блаженных трудов и обычно не произносит ни слова, чтобы не испортить хрупкого очарования этих чудесных минут.
Мозг Себастьяна лениво переваривал ее слова.
– А я и не знал, что ты собиралась завести любовника, – наконец промолвил он.
– Да нет, вообще-то я не собиралась, – сказала Одрианна. – Но мы же договорились, что я смогу сделать это позже, если мне захочется.
– И почему ты решила, что не будешь делать этого? – полюбопытствовал Себастьян.
– Не беспокойся! Ты ведь уже знаешь, что я не похожа на твою мать и не стану донимать тебя ревностью и дурацкими придирками.
Себастьян стал раздумывать над собственной реакцией на эти слова. Мальчишеская радость – ну, это само собой – по поводу того, что он один будет владеть ею вечно. Облегчение – ведь она поняла, что яд ревности и придирок может проникнуть в семейную жизнь. Однако где-то в глубине души его все же терзало раздражение, вызванное тем, что Одрианна вообще заговорила на эту тему.
– Не думаю, что можно всерьез принимать такие решения, да еще на будущее, – промолвил он. – Вот если бы ты заговорила об этом лет через десять…
– Нет, не заговорю, – остановила мужа Одрианна, заглядывая ему в глаза. – Не заговорю, – повторила она.
Себастьян не собирался противиться такой уверенности. Уж если она решила быть верной, не в его интересах просить ее об обратном. Однако…
– Это из-за того, что я пообещал убить их? – спросил он.
Одрианна рассмеялась:
– Нет, конечно. К тому же я знаю, что ты бы никого не убил.
И снова не в его интересах было говорить жене, что на это он как раз был вполне способен. Поэтому своим решением Одрианна спасла его от дуэли-другой. Так что для него все складывалось вполне благополучно. Но все же…
– Ведь мне и без того известно, что ты не похожа на мою мать, когда дело касается ревности и придирок.
– Неужели это так очевидно? Я ведь, кажется, не показывала склонности ни к тому ни к другому, – заметила Одрианна.
– Нет, но… – Вероятно, все дело в том, что у нее просто не было причин придираться к чему-то или испытывать ревность, решил Себастьян. Впрочем, вполне возможно, что ему стоит быть благодарным за то, что с самого начала их брака жена приняла особенности мужского характера.
Здравый смысл подсказал Себастьяну, что ради мира и гармонии в предстоящие годы ему следует прекратить разговоры на эту тему. Раз и навсегда.
Но опять-таки…
– Но почему же, черт возьми, ты решила, что у тебя была хоть какая-то причина ревновать? Я ни разу не отвернулся от тебя. Черт возьми, да уже в течение месяца я ни одной ночи не спал спокойно!
Одрианна замерла, а потом села. И опустила на него глаза.
– Признаться, твои слова меня поражают, – заметила она. – Я набралась смелости сказать тебе, что решила хранить тебе верность, а ты почему-то разозлился.
– Вовсе я не разозлился, – возразил Себастьян.
– Не знаю, во всяком случае, разговариваешь ты сердито, – ответила она. – И я не понимаю почему. Более того, я бы сказала, что все это к тебе не имеет никакого отношения.
– Как это – не имеет? Как раз имеет! – возмутился Себастьян. – Ты же собираешься быть мне верной, не так ли?
– А ты бы предпочел, чтобы я была неверна?
– Разумеется, нет, – отрезал он. – Но я хочу знать, почему ты решила, что я уже был неверным?
– А почему нет? Вступив в брак, распутник не превращается в степенного семьянина, – заговорила Одрианна. – Говорят, распутники остаются верны себе независимо от того, с кем свела их женитьба. Когда ты не приходишь домой до раннего утра и не говоришь мне, где ты был, я не задаю тебе вопросов. Однако я в состоянии сделать некоторые выводы. И я не настолько невинна, чтобы не знать, какими бывают подобные браки.
Взяв жену за плечи, Себастьян уложил ее на кровать, а затем склонился над ней, чтобы заглянуть в глаза.
– Ты сделала неправильные выводы, – прошептал он. – Уже очень давно у меня не было другой женщины. Много месяцев. – Конечно, речь шла не о месяцах, но с тех пор, как они познакомились, он действительно не вступал в близость с другой. Однако объяснять это Одрианне явно не стоит.
– Правда? – удивилась она. К удивлению в ее голосе примешивалось недоверие. Расслышал Себастьян и нотки неуверенности, словно ответ на этот вопрос много для нее значил.
– Правда, – кивнул он. – А что касается того, какими бывают подобные браки… – Часть его существа умоляла Себастьяна замолчать, пока он не сказал чего-то, о чем будет потом сожалеть. Однако, проигнорировав эту мольбу, он продолжал: – Почему же ты все-таки сказала мне, что сделаешь все по-другому?
– Я хотела, чтобы ты знал это, – ответила Одрианна.
– Но почему? Если ты не ждала от меня подобного обещания, то зачем сказала мне это, почему захотела, чтобы я тоже знал?
Она подняла на него взгляд.
– Для меня было важно сказать тебе об этом, вот и все, – промолвила она. – Чтобы ты знал это и был во мне уверен, если, конечно, это для тебя важно.
«Если, конечно, это для тебя важно…» Эти слова отрезвили Себастьяна, вывели его из состояния нелепого возмущения. Как грустно ей, должно быть, было произносить подобное!
Одрианна такая чувствительная! Она ничего не ждала от их союза – лишь исполнения тех условий, которые они обговорили с глазу на глаз. И была готова согласиться с тем, что ее муж волен поступать, как ему заблагорассудится.
