Текст книги "Обольщение в красном"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
– Леди Феррис ошибается, – промолвила Одрианна. Впрочем, она вовсе не была в этом уверена, ведь она ничего не знала о том, что было с Селией, пока та не поселилась у Дафны. По правде говоря, тот факт, что Селия была дочерью куртизанки, не был лишен смысла.
Этим можно было объяснить широту души Селии, ту уверенность, с какой она говорила о том, как в уединении люди нарушают правила приличия, соблюдая их в обществе. А когда Селия ездила в город, она всегда старалась какое-то время побыть одна. Может, для того, чтобы навестить свою мать?
– Ты порвешь с ними! Ты должна это сделать! И не думай, что мой сын будет с тобой заодно. Он привык с легкостью использовать таких женщин, но он никогда не вырывал из трясины греха ни одну из них. И он не позволит, чтобы ты общалась с ними.
– Но она же не говорила, что Селия сама… сама была куртизанкой, – промолвила Одрианна.
– Святые небеса, дайте мне терпения! Дочь шлюхи! Да-да, шлюхи! – выкрикивала маркиза. – Иначе зачем бы ее привезли в город? Только для того, чтобы показывать в парке вместе с матерью, то есть чтобы она и сама превратилась в шлюху!
Одрианна терпеливо выслушала всю эту яростную ругань. Она больше не сказала ни слова и едва сдерживала собственное смятение. Может, именно поэтому Селия не пришла на свадьбу? Что, если она вовсе не ухаживала за Лиззи? Селия могла опасаться того, что кто-нибудь в церкви ее узнает.
Однако Селия – не шлюха, что бы там ни подсказывала логика леди Уиттонбери. Селия – ее добрая, милая подруга. Она жила вместе с остальными женщинами в безвестности и мире. Селия даже ни разу не ушла из дома на ночь, как это произошло с Одрианной. А ее искренний и веселый нрав всегда освещал их дни, заставлял Одрианну смеяться и улыбаться.
Едва карета остановилась, Одрианна захотела поскорее выйти из нее. Однако леди Уиттонбери загородила ей путь зонтиком.
– В будущем никого из них не примут в этом доме, – заявила она. – Моя обязанность состоит в том, чтобы поднять тебя для исполнения твоей будущей роли. И я не позволю вместо этого затащить нас вниз.
Отодвинув зонтик в сторону, Одрианна вышла из экипажа. И убежала в дом прежде, чем леди Уиттонбери заметила ее слезы…
Себастьян вошел в комнату, где лежал больной. Он даже не вздрогнул при виде открывшейся его взору картины, ведь в конце концов у него был богатый опыт.
Взрыв едва не убил Гарри Андерсона. Бедняга лишился ноги и руки, а на его обезображенном черепе больше никогда не будут расти волосы. Гарри не было еще и двадцати, когда война сделала его инвалидом.
Увидев его, Себастьян невольно подумал о Моргане. Будущее этого молодого человека будет таким же ограниченным, как у брата, и так же, как Морган, он обречен на одиночество и изоляцию. Правда, Андерсон сам в состоянии заботиться о себе, но все равно у него и у маркиза Уиттонбери было много общего.
Андерсон приветствовал Себастьяна с равнодушием. Так ведут себя все калеки.
– Вы оказали мне большую честь, согласившись увидеться со мной, – сказал Себастьян. – Мне сказали, что вы не желаете говорить о несчастье.
Андерсон шевельнул своей культей. Рукав его куртки дрогнул.
– Вы – единственный выживший канонир. Вас отбросило взрывной волной, и это стало вашим спасением.
– Да уж, мне повезло. Само собой, французы целились в пушки, но они не знали, что от них было мало толку.
Себастьян расслышал в голосе Андерсона горькие нотки.
– А что вы помните об этих бесполезных пушках?
– Немногое… Мы, как обычно, зарядили их и правильно подожгли фитили. Но ничего не произошло. Возможно, к пороху примешался песок, так бывает. Но выстрелов не было, мы увидели лишь небольшой дымок. – Андерсон пожал плечами. – В общем, мы прочистили пушки, все сделали сначала, зарядили их порохом из других бочек, предварительно убедившись, что он сухой. Но все повторилось, как в первый раз. И все это под обстрелом неприятеля. Мы пали духом, ведь мы даже не могли ему ответить. Их пушки превратили нас в кровавое месиво, прежде чем командиры отдали приказ об отступлении. Я услышал этот приказ позднее, когда был уже полумертвым. А потом немногие выжившие отправились домой. И рассказали об этом происшествии.
– Вы можете написать обо всем этом? Чтобы ваш рассказ послужил официальным свидетельством?
– Так уж вышло, что я больше не в состоянии писать, сэр.
– Я приведу к вам писаря, который запишет ваш рассказ и засвидетельствует, что это именно вы диктовали ему, – сказал Себастьян.
Андерсон задумался.
– Сразу после ранения ко мне заходил какой-то офицер, – промолвил он наконец. – Я поведал ему, что произошло. Но он сказал, что война закончена и ничего хорошего не выйдет, если я стану всем рассказывать о произошедшем. Еще он сказал, что пусть погибшие спят спокойным сном.
– Вы считаете, он был прав? – спросил лорд Себастьян. – Если так, я оставлю вас в покое.
Андерсон уже не раздумал об этом.
– Просто мне кажется, что часть людей погибла от неприятельского огня, а часть – из-за чьей-то халатности, – сказал он. – И разве это правильно, что никто за это не заплатил? Впрочем, я слышал, что какой-то человек повесился из-за этого. Но я все думаю: а что, если эта ошибка повторится снова?
– Вы думаете так же, как мой брат и я, – произнес Себастьян.
– Что ж, в таком случае я согласен продиктовать свою историю, сэр. Пришлите ко мне писаря, я сделаю все, как надо, – пообещал Андерсон.
Себастьян поблагодарил его.
– У меня есть еще один вопрос. Я попросил бы вас описать эти бочонки с порохом – для меня. Поведайте мне все, что можете вспомнить. Постарайтесь, прошу вас. Особенно меня интересует, были ли на них какие-то надписи, маркировки.
Вернувшись на Парк-лейн, Себастьян сразу же отправился в покои брата. Наконец-то у него появилась новая информация, которая поможет сдвинуть с мертвой точки это дело о боеприпасах. И Себастьяну не терпелось поделиться этим с Морганом и обсудить с ним следующие шаги.
Доктора Фенвуда в прихожей не оказалось. А из библиотеки раздавались какие-то странные звуки. Приблизившись к открытой двери, Себастьян услышал тихие всхлипывания.
Он заглянул в комнату и увидел брата, низко склонившегося в своем кресле, а перед ним на полу – плачущую Одрианну. Морган что-то говорил ей, но так тихо, что Себастьян не мог расслышать. Зато он видел, как брат ласково поглаживает Одрианну по голове.
Эта картина ошеломила его. Опустошила. Несколько бесконечно долгих мгновений он молча наблюдал за ними. А потом в нем закипела ярость.
Себастьян пошел прочь. Дому этого не выдержать. Да что там дому – целый мир, должно быть, не справится с его гневом.
Он вышел в сад и направился к неухоженному участку в дальней части. И там, среди деревьев на изумрудной траве, он дал волю своему гневу.
Он выл, стонал и бессвязно что-то выкрикивал. Но не только ревность заставила его злиться. Себастьян понял, что какое-то особое безумие росло в нем с того самого дня, когда Морган купил это чертово офицерское звание.
Темный дождь ярости требовал правды. Он безжалостно должен был отмыть реальность.
Какого же дурака свалял Морган, купив звание. Идиот! Он же не солдат, у него не было опыта. И армия его ничему не научила, зато сразу сделала его ответственным за чужие жизни, как будто титул мог должным образом заменить военные навыки.
Сколько людей погибло из-за него? В чем истинная причина его интереса к делу о боеприпасах? Его ошибки стали причиной смертей, за которые никто никогда не отомстит, и поэтому он хочет, чтобы ошибки сами мстили за себя?
А теперь его полюбила Одрианна. Связь между ними была ощутима в библиотеке почти физически. Одрианна упала к его ногам со слезами, она принимала его утешения… Она принесла собственное несчастье к дорогому другу, потому что знала: рядом с ним она найдет тепло и сочувствие. Она смеялась, шутила и плакала с Морганом, а перед мужем она все еще приседала в реверансах.
Себастьян не мог поверить, что сцена в библиотеке так повлияла на него. Яростный гнев продолжал рвать его на части. Но вслед за гневом пришло чувство вины, ослабившее его. Вины за то, что он не избил Моргана до полусмерти тогда, когда тот впервые заговорил о том, что хочет купить офицерское звание. Вины за то, что он проживает жизнь брата. Вины зато, что завидует тому, как Одрианна привязалась к нему, несмотря на его жалкое существование, на которое Морган обречен.
Обычно Себастьян легко справлялся с чувством вины. Но сейчас он ненавидел его, ненавидел все, что имело к нему хоть какое-то отношение. Обязанности. Ожидания. Вынужденную осмотрительность. Потерянную дружбу и нудные компромиссы.
Но еще больше Себастьян ненавидел то, что они с братом разделили Одрианну, как делили все остальное. Послушно отдавая мужу свое тело, она от всей души делилась с Морганом своим сердцем.
Однако больше всего Себастьяну была ненавистна мысль о том, что это так много значило для него.
Глава 16
– Судя по всему, леди Феррис была права насчет твоей подруги, – ласково промолвил Морган. – Думаю, ты тоже так считаешь.
Одрианна вытерла глаза.
– Не верю я в это, – сказала она. – Но я напишу Селии и прямо спрошу об этом. А когда Селия ответит, что это неправда, я заставлю леди Феррис съесть это письмо.
– А что, если она не напишет, что это неправда? У тебя будут другие друзья, Одрианна. Не пройдет и месяца с начала сезона, как многие приятные молодые дамы захотят завести с тобою дружбу.
Одрианна прислонилась к креслу Моргана: она ни на дюйм не сдвинулась с того места, куда упала, когда слезы, нарушившие ее спокойствие, привели ее в библиотеку. Сначала она не хотела, чтобы он видел ее слезы, а теперь ей не хотелось, чтобы он увидел, как она взбунтовалась против того, что он выдумывает.
Одеяло перед ее лицом шевельнулось и даже слегка прикоснулось к ее щеке. Это помогло Одрианне выйти из оцепенения. Она поднялась на колени, а потом встала.
– Спасибо за то, что позволили мне спрятаться у вас, выслушали меня, – проговорила она. – И извините за то, что я плакала. Надеюсь, я не…
Одеяло, в которое Одрианна уткнулась лицом, снова шевельнулось.
Это настолько потрясло и взволновало Одрианну, что она забыла о собственных переживаниях. Она уставилась на одеяло и на скрытые под ним ноги Моргана. Его руки по-прежнему покоились на подлокотниках. И одеяла он не подтягивал, не трогал, в этом она была уверена.
– У меня под стулом появилось привидение? – спросил маркиз. – У тебя настолько шокированный вид, будто ты увидела там призрак.
Одрианна взяла себя в руки.
– Просто мне в голову пришла одна мысль, которая полностью отвлекла меня от происходящего. Мне нужно оставить вас. К тому же я и без того слишком долго испытывала вашу доброту, – проговорила она.
– Боюсь, я не проявил к тебе того внимания, на которое ты рассчитывала, – заметил Морган.
– Ваши советы были честными и справедливыми, а ваше сочувствие – искренним, – промолвила она в ответ. – И вы даже не представляете, насколько я вам благодарна.
Уходя, Одрианна закрыла за собой дверь в библиотеку и отправилась на поиски доктора Фенвуда. Тот оказался в гардеробной, где укладывал в шкаф белье.
– Мадам! Что-то случилось с милордом? – встревоженно спросил он.
– Нет, я только что вышла от него, и с ним все было в порядке, – поспешила успокоить его Одрианна. – Но я хочу кое о чем у вас спросить. Маркиз может хоть немного шевелить ногами?
– Нет, не может, – ответил доктор Фенвуд. – Он получил ранение в позвоночник, а потому лишен чувствительности и обездвижен ниже пояса. Нет, он не может двинуть ногой.
– А есть ли хоть какой-то шанс на выздоровление?
– Разве только чудо. Был, правда, один немецкий доктор, который говорил, что со временем… Он утверждал, что был свидетелем случаев, когда парализованное тело после нескольких лет выздоравливало. Однако было проведено расследование, которое поставило под сомнение репутацию того доктора. Так что вынужден повторить: нет, мадам, милорд на всю жизнь останется таким, каким вы видите его сейчас.
Одрианна ушла. Нет, не может она внушать родным Моргана пустые надежды, основанные на том, что она что-то там почувствовала под своей щекой. Возможно, ей вообще показалось, что одеяло шевельнулось. Или это она сама чуть сдвинулась с места, отчего одеяло и скользнуло в сторону.
Но все-таки: что, если нога под одеялом действительно дрогнула?
Себастьян вернулся на Парк-лейн далеко за полночь. Долгая поездка верхом в Гринвичскую обсерваторию немного уняла его тревогу, а несколько часов наблюдения в телескопы за звездным небом заставили забыть о гневе. Конечно, вернувшись в свои покои, он не мог бы сказать, что полностью укротил свою ярость, но у него уже не было желания всадить кулак в стену.
Себастьян подготовился ко сну. Накинув халат, он отпустил лакея. И посмотрел на дверь, ведущую в спальню Одрианны.
Без сомнения, она спит. Но, будучи чертовски обязательной, она не станет возмущаться, если он ее разбудит. А если ей это и не понравится, она сможет завтра поплакать в компании его брата. Себастьяну захотелось пойти в ее спальню и взять ее пятью разными способами, чтобы доказать ей, что большая ее часть принадлежит ему.
Внутренний голос подсказывал ему, что идти к ней не стоит совсем. Здесь же не было Хоксуэлла, который мог бы удержать его, чтобы он не превратился в осла, так что придется ему самому сдерживать собственные порывы.
Упав на кровать, Себастьян стал вспоминать разговор с Андерсоном. Он никак не мог решить, что делать с той информацией, которую получил от инвалида. Надо выбрать новое направление расследования, однако сделать это следует очень осторожно. Себастьян не хотел бы впутывать в это дело какого-то нового человека, который мог появиться на его пути, или ерошить перья членов Совета по боеприпасам.
Себастьян все еще размышлял над своей новой стратегией, когда дверь из спальни Одрианны отворилась. Она заглянула к нему – точно так же, как сделала это перед балом, когда была в своем красном платье.
Но сегодня не самая подходящая ночь для того, чтобы думать об этом наряде.
– Ты не будешь возражать, если я войду? – спросила она. – Я знаю, что уже очень поздно.
Это уже перебор даже для самых благородных намерений. Она не понимает, что играет с огнем. Он должен немедленно отослать ее прочь.
– Разумеется, ты можешь войти, – услышал Себастьян собственный голос. – Здесь ты всегда желанная гостья.
Она пересекла комнату и подошла к кровати.
Себастьяну показалось, что вид у его жены весьма игривый, когда она забиралась в его постель. И она рада видеть его. Это его очаровало. Если она опять по своей воле поцелует его, то, пожалуй, он возьмет ее только двумя способами. Черт, возможно, он при этом даже прочтет какое-нибудь сентиментальное стихотворение.
– Я ждала твоего возвращения, – сказала Одрианна. – Я слышала, как ты ходишь по гардеробной, а когда ты не пришел ко мне, поняла, что ты и не собираешься этого делать, потому что уже слишком поздно. – Она улыбнулась. – Ты так внимателен ко мне.
Брови Себастьяна приподнялись.
– Да ладно тебе, – проговорил он. – Уже поздно, я немного не в себе. И я рад, что ты пришла, коль скоро я сам не отправился к тебе.
– Я должна была прийти, – промолвила Одрианна. – Мне необходимо поговорить с тобой об очень важном деле.
Итак, она явилась сюда не для удовольствия и даже не для того, чтобы составить ему компанию. Она чего-то хочет. Стало быть, тремя разными способами.
Себастьян стал лихорадочно вспоминать сексуальные позы, которые он когда-либо пробовал, как знаток выбирает подходящее случаю вино из огромного выбора редких напитков.
– Это имеет отношение к твоему брату, – продолжила Одрианна.
Нет, именно пятью способами. По крайней мере.
– Говори. – Он должен распробовать ее на вкус.
– Сегодня днем произошло нечто экстраординарное, – сообщила Одрианна.
Ее глаза заблестели от возбуждения. Он все устроит так, что эти глаза будут наблюдать за тем, как он берет ее в один из пяти раз.
– Его нога шевельнулась, я почти в этом уверена!
Перед внутренним взором Себастьяна, рисующим ему эротические картинки ее экстаза, словно упал занавес.
Одрианна сказала что-то столь нелепое, что он должен был не просто рассмеяться в ответ, а объяснить, что это невозможно.
– Я была у него и сидела совсем рядом, и одеяло шевельнулось! Это было слабое, едва заметное движение, но я тысячу раз вспомнила, как это было, и абсолютно уверена в том, что не ошибаюсь: его нога действительно чуть шевельнулась.
– Секунду назад ты говорила, что почти уверена, а теперь ты уже абсолютно уверена. Так «почти» или «абсолютно»?
– Ты сердишься?
– Нет, не сержусь. Но если ты ошибаешься, а я тебе поверю, то Морган будет чудовищно разочарован. Возможно, это заставит его впасть в меланхолию, из которой он не выйдет до конца своих дней.
Одрианна кивнула и задумалась.
– Нет, я не «почти» уверена, – сказала она. – Я совершенно уверена.
Себастьян устремил на нее взгляд. Что ж, уверена так уверена. Одрианна не из тех женщин, которые дают полет своей фантазии.
Встав с кровати, Себастьян подошел к окну и открыл его. Ночной воздух был ледяным, но он не замечал этого. Он смотрел в пустоту, пока холод помогал ему собраться с мыслями.
– Был какой-то немецкий доктор, который говорил, что надежда есть, – промолвил он наконец. – Он советовал выполнять кое-какие упражнения. Но брату было очень трудно, и он прекратил заниматься.
– Знаю, – кивнула Одрианна. – Доктор Фенвуд мне рассказал.
Себастьян взглянул на нее:
– Ты ему сообщила об этом?
– Нет, я только спросила его, насколько велики повреждения и может ли маркиз когда-либо выздороветь. Поскольку никто мне ничего до этого не говорил о его состоянии, я думала, что, возможно, его ноги иногда немного двигаются.
Себастьян снова устремил взгляд за окно.
– Даже не знаю, что с этим делать, – сказал он. – Морган такой… хрупкий. Его здоровье, его дух…
– Если есть хоть малейший шанс, он обязательно должен им воспользоваться, чтобы узнать, не сможет ли он восстановить здоровье, – взволнованно проговорила Одрианна.
– Да, это так, но я что-то не уверен. – Себастьян посмотрел на жену. – Но я поговорю с ним. Надо только выбрать подходящий момент, когда он будет внимательно слушать меня и с пониманием отнесется к моим словам. Но больше никому об этом не говори, хорошо? Особенно не пытайся обсудить это с матерью.
Одрианна кивнула. А затем, подобрав окружавшие ее белые волны сорочки, стала выбираться из постели.
– Интересно, куда это ты отправилась, Одрианна?
Она на миг застыла.
– Как – куда? В свою комнату – спать.
– Не думаю, что это возможно.
Она села. Она была окружена белой пеной и темным пологом длинных волос. Бушевавший в нем шторм почти улегся, однако молчаливое ожидание Одрианны распространилось по воздуху, и его тело тут же отозвалось на ее призыв.
Себастьян молча смотрел на Одрианну, его мысли прятались в темной глуби его глаз. Время замедлилось. От волнующего ожидания по ее спине то и дело пробегали мурашки.
Возможно, он хочет лишить ее самообладания одним своим присутствием. Ему это не силам. Более того, с каждым днем его власть над ней становилась сильнее. Хотя, быть может, Себастьян раздумывает сейчас над тем, стоит ли ему в столь поздний час тратить на нее время? Ночь была на исходе, время близилось к рассвету.
– Уже очень поздно, – промолвила Одрианна, чувствуя, что не в состоянии больше ждать. – Возможно, завтра…
– Нет, – перебил ее Себастьян. – Ты сама ко мне пришла. И уходить еще не время.
– Но я пришла не для этого, ты не должен ничего делать… И если ты устал или если…
– Если – что?
– Уже удовлетворен, – пояснила Одрианна.
Около двух часов ночи она уже раздумывала над тем, где он мог быть, и составила об этом определенное мнение. Глупо, конечно, но при мысли о том, что Себастьян может быть у любовницы, Одрианна испытала шок. Но ведь весь мир предупреждал ее о возможности такого поворота событий. И она тогда говорила, что будет готова принять неизбежное, однако когда это произошло, она была потрясена и испытывала… боль. Ужасную боль. Несколько долгих, пугающих мгновений ее сердце становилось все тяжелее, ей казалось, что она вот-вот не выдержит его тяжести.
Ей казалось, что намек на это развеселит Себастьяна. Или рассердит. Но вместо этого он, похоже, удивил его. Муж смотрел на нее с тем же выражением, какое появилось на его лице, когда она сказала, что нога его брата шевельнулась.
Себастьян стал задумчивым и мрачным. Чересчур мрачным. А его взгляд стал таким пронзительным, что Одрианна поежилась.
– Так вот что ты подумала… – промолвил он. – Временами ты бываешь удивительно невинной, Одрианна. Я едва сдерживаюсь, чтобы не раздеть тебя и не взять без всяких церемоний, или…
Это «или» повисло в воздухе между ними, как опасная насмешка. Одрианна только теперь заметила, как напряжены его тело, его лицо. Он прав. Иногда она бывает совсем невинной. Сегодня он находит это неудобным. И все же он не стал искать вместо нее кого-то менее невинного. Одрианна потянулась к подолу ночной сорочки.
– Я не против того, чтобы ты раздевал меня, но я не хочу, чтобы ты разорвал мне сорочку, – объяснила она. С этими словами Одрианна стянула тонкую ткань с плеч и вытащила из рукавов руки. Сорочка упала ей на бедра.
На этом разговоры кончились. Но Себастьян еще некоторое время смотрел на нее, отчего она покраснела и приятно возбудилась. А потом он подошел к кровати. В постель Себастьян не лег: он просто встал возле Одрианны в своем темном шелковом халате. Его рука прикоснулась к ее соску.
Этого было достаточно для того, чтобы превратить томительное ожидание в терзающий голод. «Я настоящая развратница», – пронеслось у Одрианны в голове.
– Посмотри на меня.
Она подняла на него глаза, чувствуя все большее возбуждение от его легкого прикосновения. Тепло разливалось по всему ее телу, опускаясь вниз, к изнывающему по ласкам лону.
– Дотронься до меня.
Одрианна потянулась к темному шелку. Ее ладони пробежали по его плечам и груди, ощупывая твердые мышцы и изгибы торса. Себастьян сводил ее с ума. Запустив руки под шелк халата, Одрианна стала ласкать мужа более уверенно, наслаждаясь гладкой кожей.
– Поцелуй меня.
Это были не просьбы и не указания. Себастьян произносил команды, которым она должна была подчиняться.
Его лицо и губы были слишком далеко. Себастьян не наклонился к ней. И тут она поняла, что он имеет в виду. Она наклонилась вперед, пока ее губы не коснулись его тела. Она лизнула его, чтобы попробовать его на вкус. Новое удовольствие, как темный поток, охватило ее. Это было потрясающе – дотрагиваться до нежной бархатистой поверхности кожи и чувствовать под ней упругость мышц. Одрианна встала на колени, чтобы ей было удобнее ласкать его. Ее руки и губы скользили по его плечам, груди и животу.
Она стянула халат с плеч Себастьяна, чтобы лучше видеть его. Халат с легким шелестом упал, он остался совсем нагим перед ней – более нагим, чем она когда-либо видела. Теперь Одрианна могла без помех любоваться его мужской силой, красотой и его возбужденным естеством.
Одрианна лихорадочно ласкала и целовала мужа, то и дело поглядывая в его лицо, любуясь им.
– Коснись меня. – Его взор проник в самую глубину ее души. Понимающий взор. Требовательный. И Одрианна не могла сделать вид, что не поняла его приказания. Опустив глаза, она нерешительно прикоснулась к кончику его плоти. Он отвердел еще сильнее. Все тело Себастьяна напряглось.
Едва дыша от собственного возбуждения и смелости, Одрианна стала поглаживать его естество.
Себастьян толкнул ее, и она упала спиной на кровать. Он тут же оказался рядом, наклонился, чтобы впиться в ее губы горячим поцелуем, а потом стал ласкать губами ее грудь.
Одной рукой Одрианна впилась ему в плечо, а другой продолжала ласкать его плоть. Ощущения при этом были божественные, и она изо всех сил старалась не погрузиться с головой в пылающий поток страсти.
Себастьян посмотрел на ее руку, а потом заглянул в глаза.
– Помнишь тот день в саду, когда я подарил тебе ожерелье? – спросил он.
– Да… – выдохнула Одрианна.
– Как ты думаешь, что было бы дальше, если бы я не остановился?
Она мысленно вернулась к тому дню, вспомнила, как поразили ее его ласки. Себастьян поцеловал в губы, а потом – в бедро.
– А тебе чего тогда хотелось?
Да ничего особенного. Ничего. Хотя нет, ее бесстыдное женское тело ожидало чего-то развратного, постыдного, такого, о чем не говорят вслух.
Он понял это по ее глазам. Одрианна сразу почувствовала это. Физическая реакция собственного тела удивила Одрианну. Ее чувственность обострилась, напряжение между ними возрастало.
Когда Себастьян раздвинул ей ноги, она закрыла глаза, чтобы спрятаться от него и от себя самой.
Себастьян поцеловал ее ногу.
– Не останавливай меня, – прошептал он. – Ты моя. Вся, с головы до ног.
И он стал осыпать ее поцелуями, которые смягчили его резкие слова. Его прикосновения сводили ее с ума, она понимала, что уже не сумеет остановить его, и приготовилась ко всему остальному. И когда этот блаженный момент наступил, Одрианна уже не испытывала шока, не хотела отступить.
Она полностью отдалась силе страсти, которая превратила ее в беспомощное, издающее бессвязные крики и стоны существо, пока ликующее облегчение не захватило ее целиком.
Себастьян приподнялся и одним рывком вошел в нее. И это соитие превратилось в долгое, чудесное эхо предыдущей ласки.
Когда наступил рассвет, Одрианна все еще была в объятиях Себастьяна. Он по-прежнему лежал там, куда упал после того, как их охватил экстаз.
Стараясь двигаться как можно осторожнее, Себастьян высвободил руки, но все равно это разбудило ее. Одрианна перевернулась на бок и открыла глаза. В ее взоре засветилась глубокая признательность, к которой, однако, примешивалась некоторая доля смущения и замешательства.
Однако неловкость быстро прошла. Нагота порождает близость, а ведь и то и другое присутствовало в их браке с самого первого дня. Вскоре каждый из них пойдет своей дорогой. Он займется своими планами на день, Одрианна – своими. Однако пока об этом можно было не думать, и Себастьян сонно наслаждался тишиной раннего утра.
– Скоро начнется сезон, и мы оба будем заняты с утра до вечера, – проговорил он. – Но до разгара сезона я бы хотел отвезти тебя в семейную резиденцию, чтобы представить тамошней публике. Они ждут этого от меня.
– Мне это по нраву, – кивнула Одрианна. – Теперь, когда я постоянно живу в городе, мне очень недостает деревни.
– Если тебе там понравится, мы сможем там задержаться, – сказал он. – В общем, мы уезжаем в конце этой недели.
– На следующей неделе было бы лучше.
– У меня есть кое-какие дела, с которыми я должен покончить побыстрее, их нельзя откладывать. Но почему на следующей неделе было бы лучше?
– Твоя мать запланировала кое-что для меня на конец этой недели, – объяснила Одрианна.
– Она может и изменить свои планы, – возразил Себастьян. – Мы уезжаем в четверг, так что прикажи Нелли приготовиться.
Одрианна не торопилась покидать его постель, и Себастьяну это понравилось.
– Я должна еще кое-что тебе сказать, – промолвила она.
– Что-то еще о моем брате? – спросил Себастьян.
– Нет. Нечто гораздо более худшее, и это меня очень огорчает. Вчера леди Феррис сказала твоей матери, что Селия – дочь куртизанки, которую привезли в город несколько лет назад, чтобы она присоединилась к делу матери.
Память тут же услужливо напомнила Себастьяну о выросшей в деревне дочери знаменитой куртизанки, которая обучала ее своему делу. Был даже устроен аукцион, на котором в качестве лота выставили ее девственность – об этом судачили во всех клубах. Сам Себастьян в этом аукционе участия не принимал, но многие поступили иначе. Девушка была хорошенькой и ушла по высокой цене.
– Я хочу написать Селии и спросить ее, правда ли это, – сказала Одрианна.
– Это самое разумное, – заметил он.
– Если это правда, я не буду приглашать ее сюда. Я согласна уважать решение твоей матери в отношении этого дела.
– С сожалением должен сказать, что в этом моя мать права, – проговорил Себастьян. – Мне жаль, но так и должно быть.
– Я понимаю почему. Однако я должна сказать тебе, что не собираюсь полностью разрывать отношения с Селией, как этого требует маркиза. Я буду навещать их, не привлекая к себе всеобщего внимания, но оставлять своих друзей я не хочу.
От его внимания не ускользнуло, что она не просит у него позволения или совета.
– Это брат предложил?
– Вовсе нет, – покачала головой Одрианна. – Но он полностью согласен с твоей матерью.
– Как и я.
– Эти девушки не отвернулись от меня из-за того, что мой отец в опале, более того, они приняли меня в своем доме, – промолвила Одрианна. – Они не выгнали меня из дома, когда разразившийся из-за нас скандал угрожал их репутации. Поэтому я должна быть верна им, как они верны мне.
– А если я не позволю тебе?
– Мне остается только надеяться на то, что ты не отдашь мне столь необдуманного приказания.
Он может приказывать ей все, что захочет, и она будет делать то, что он скажет. Но сейчас ему было на это наплевать. И Одрианна понимала это. Она хорошо обдумала, когда завести с ним этот разговор.
Себастьян потянулся к ней. В это мгновение ему куда больше хотелось отдавать ей такие приказания, исполнять которые доставляло ей удовольствие.
Спустя два дня Себастьян рассказал брату об Андерсоне. Его рассказ заинтересовал Моргана – как и все, что касалось этого кровавого эпизода.
– Я передам его слова военным и, разумеется, членам Совета по боеприпасам, – сказал Себастьян. – Однако я твердо намерен выяснить, откуда все-таки взялся этот испорченный порох.
– Не думаю, что тебе удастся это выяснить, – заметил Морган.
– На бочонках была маркировка, и я посмотрю, что можно узнать, – отозвался Себастьян. – Конечно, это немного, но гораздо больше, чем было у меня месяц назад.
– Не стоит думать, что ты должен ради меня играть роль следователя.
– Теперь я делаю это и ради Андерсона. И признаюсь, я все еще надеюсь узнать, что Келмслей не был виновен.
– А если был?
– Что ж, тогда он уже за это заплатил, и я смогу закрыть дело.
– Это было бы замечательно. Я имею в виду – закрыть дело.
Морган произнес эти слова задумчивым тоном, но не таким печальным, к которому часто прибегал.
– Вижу, в последнее время настроение у тебя стало получше, Морган? – заметил Себастьян. – Ты как будто избавился от глубокой меланхолии.
– Когда погода стала потеплее, я уговорил доктора Фенвуда передвигать днем мое кресло к окну. И мне кажется, что всего несколько минут свежего воздуха хорошо повлияли на мое здоровье.
– Рад это слышать, – кивнул Себастьян. – Но я тоже хочу поговорить с тобой. Меня мучает любопытство. Ты не замечал каких-нибудь перемен со своими ногами?
