Текст книги "Невидимое зло"

Автор книги: Майкл Ридпат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

4

20 июня 1988 года

Ну что же, попробую продолжить писать после тех глупостей, с которых начала пару дней назад. От этого мне действительно стало легче. Меня это успокаивает. Я все еще злюсь, но воспринимаю все явно спокойнее.

Говорят, что дневники показывают человеку, каким он был раньше. Жаль, что я не начала вести дневник почти двадцать лет назад, когда только приехала в Южную Африку. Тогда я была идеалисткой, которая готовилась возмутиться тем, что творилось в стране. Но я влюбилась в нее, как, впрочем, и в Нелса. Я верила, что вдвоем нам удастся внести свой вклад в ее изменение к лучшему. Но, как выяснилось, эта страна изменила нас.

Я надеюсь, что дневник поможет мне понять себя саму – почему я здесь и что собираюсь делать?

Со времени нашего последнего скандала прошло три дня. Он был самым ужасным за все годы брака, с криком и проклятиями в адрес друг друга. Мне даже показалось, что Нелс меня ударит. В последнее время, особенно после смерти Хенни, он все чаще перестает сдерживаться. Это пугает меня. На прошлой неделе он подрался с каким-то незнакомым пьяным буром, который узнал его и обозвал любителем черномазых. Нелс ударил его с такой силой, что тот потерял сознание. Три месяца назад он бы просто улыбнулся и прошел мимо.

Мне почему-то кажется, что впереди нас ждет много ссор. Он сообщил мне, что собирается закрыть «Кейп дейли мейл» и продать остальные южноафриканские активы, имея в виду газеты. Судя по всему, американские инвесторы не желают иметь дело с человеком, который занимается бизнесом в Южной Африке. Поэтому Корнелиус ван Зейл хочет отмежеваться от всего южноафриканского, чтобы покупать издания в Штатах, Европе и по всему миру.

Я спросила, почему он не хочет продать «Мейл» в какие-нибудь надежные руки. Сейчас появилось немало бизнесменов, которые относятся к режиму критически. Он заявил, что газета терпит сплошные убытки и ее никто не купит. Хотя читателей по-прежнему много, но среди них все больше становится чернокожих, а рекламодателям это не нравится. У черных просто нет денег, чтобы тратить. Он говорит, что не может вечно покрывать убытки из своего кармана.

Он продает даже семейную газету «Аудтсборнс рекорд», которую его отец основал шестьдесят лет назад. Несмотря на большое количество англоязычных газет, приобретенных Нелсом в Южной Африке, он всегда утверждал, что в память об отце никогда не расстанется с этой газетой на африкаанс. Видимо, он кривил душой.

Вообще-то тогда он действительно говорил искренне, просто сейчас думает иначе. Но почему? Что изменилось?

Меня не покидает мысль, что если он расстанется с «Мейл» и другими газетами, если оставит Южную Африку, то бросит и меня. Я знаю, что я американка, но он отдаляется от меня, а не приближается ко мне. Он проводит все больше времени в штаб-квартире «Интеллидженсер» в Филадельфии и никогда не зовет меня поехать с собой. Почему?

Я теряю его.

21 июня

Утро просто чудесное. Проводив Кэролайн в школу и вернувшись домой, я решила прогуляться и пришла на площадку для пикников чуть повыше нашего дома. И я пишу эти строки именно здесь. Надо мной располагается Хондекоп – скалистое обнажение горной породы, по форме напоминающее голову огромного пса, откуда и пошло название поместья «Хондехук». Справа отсюда видны белые гроздья зданий Стелленбоша, а в тридцати милях за ними – часть Столовой горы. Узкая долина уходит налево и упирается в горный массив Готтентотской Голландии.[6]6
  Долина неподалеку от Кейптауна.


[Закрыть] Сегодня утром холодно и ясно, ветра нет. Виноградники покрыты тяжелой росой, а утреннее солнце едва касается верхушек утесов по другую сторону долины, окрашивая серые скалы в золотисто-желтые тона.

«Хондехук» располагается на полмили ниже, в долине. Я люблю его. Это типичный голландский фермерский дом из белого камня и с крышей, крытой соломой, с единственным фронтоном посередине и датой «1815», выведенной над окном черной краской. Внутри просторные комнаты с высокими потолками, обрамленные чудесным брусом из ценной желтой древесины. Потертые от времени половицы из такой же желтой древесины, за исключением кухни, где настил из досок, вывезенных из Джакарты. Вообще-то на месте этого дома раньше стояла ферма, построенная гугенотом по имени Франсуа де Виллье, который прибыл из Лилля в 1694 году. Когда Симон ван дер Стел решил уехать из Кейптауна и основал винодельческое хозяйство в Стелленбоше, то передал эти земли де Виллье, который первым разбил здесь виноградники и посадил дуб, до сих пор растущий у входа. Примерно в те годы в Южную Африку приплыл из Амстердама и первый ван Зейл, основавший свое винодельческое хозяйство по другую сторону горы.

Я так рада, что мы купили это поместье! Нелсу хотелось что-нибудь посолиднее – до этого они с Пенелопой жили в районе Константиа. Она, кстати, обитает там до сих пор. Но когда я увидела «Хондехук», то сразу в него влюбилась. Нам вовсе не нужно ничего грандиозного, и даже Нелс вынужден признать, что очарование места производит на гостей не меньшее впечатление, чем самый роскошный особняк. Кроме того, нам не нужно содержать целую армию слуг, чтобы следить за домом – достаточно Дорис, новой служанки Тьюздей и Финниса, еще время от времени мы нанимаем кого-нибудь для работ по саду. Меня это очень устраивает – мне совсем не хочется превращаться в хозяйку огромного поместья. В отличие от нашего соседа чуть ниже по долине мы не занимаемся виноделием как бизнесом, но у него дела идут отменно. Мы сохранили марку «Хондехук», а его пилотаж пользуется заслуженной славой. Нелс любит им хвастаться, да и я нахожу его весьма приятным.

Судя по всему Дорис развела огонь: из трубы поднимается дым, прокладывая в холодном воздухе извилистую дорогу к небу.

Зимы здесь чудесны. По меркам Северного полушария сейчас у нас декабрь: в Миннесоте в это время уже лежит снег высотой не меньше фута, а здесь с деревьев даже не опадают листья. Виноградники стали красновато-коричневыми, а листва на дубах, высаженных вдоль дороги к дому, – золотисто-желтой. Отсюда открывается красивый вид на сад. Небольшая лужайка спускается к пруду перед домом, а вокруг него растут розы. Большинство роз наряду с магнолиями продолжают цвести. По другую сторону лужайки, рядом с двумя столбами, на которых раньше висел колокол, созывавший рабов с виноградников, я разбила целую клумбу фейнбос[7]7
  Тип кустарниковой растительности, преобладающий на территории Капской области ЮАР.


[Закрыть] – удивительных местных луковичных цветов. Они зацветут только весной, но картина будет потрясающей: желтые, синие и красные цветы среди усеянных шипами зеленых листьев. Если честно, то я по-настоящему горжусь тем, во что нам с Финнисом удалось превратить сад.

Южную Африку называют вотчиной Бога, и мне понятно почему. Вернее, я чувствую почему. Мы живем здесь уже семнадцать лет. Не знаю, как я вписываюсь в огромный клубок противоречий, которые сейчас раздирают Южную Африку, но я точно знаю, что «Хондехук» – это мой дом.

22 июня

Звонил Тодд. Это был его первый звонок за последние пару недель: он знал, что разозлит меня своим письмом, и не ошибся. Как выяснилось, у него появилась новая подружка, Франческа, а мальчик, у которого он хочет остаться на летние каникулы, живет рядом с ней.

Я рада, что он рассказывает мне о своих подружках, и в том, что он хочет быть рядом с ней, нет ничего плохого. Но провести все летние каникулы вдали от своей семьи? Господи, ему только шестнадцать лет, и в предстоящие как минимум лет десять он еще успеет набегаться за женщинами.

Удивительно, правда? Мать ревнует сына к его подружке! Но он мне так нужен здесь, особенно из-за странного поведения Нелса.

Тодд рассказал мне, что на прошлой неделе был на концерте «Свободу Нельсону Манделе», который проходил на стадионе Уэмбли. По его словам, все было просто потрясающе: концерт длился десять часов и его смотрел миллиард телезрителей по всему миру. Он видел Эрика Клэптона и «Дайр Стрейтс», а еще какую-то девушку по имени Трейси Чэпман, которую назвал «изумительной». Здесь об этом, конечно, ничего не известно.

Но он так далеко! На следующий год Кэролайн пойдет в среднюю школу, но я хочу, чтобы она была рядом. Особенно если Нелс бросит меня.

24 июня

Прошлой ночью мы с Нелсом занимались любовью. Было здорово. Я немного выпила и была рада, что мы не ссорились. Он был очень нежным – я думаю, что ему стыдно за тот скандал, и это правильно.

Потом он спросил, не лучше ли нам переехать в Филадельфию. Мы могли бы купить там дом и устроить Кэролайн в школу. А «Хондехук» сохраним, будем сюда приезжать в отпуск и все такое. Он сказал, что не сомневается в падении режима в ближайшие пять-десять лет, и тогда в стране воцарится настоящий хаос. Ему кажется, что надо обезопасить семью.

Мы говорили о Хенни. Сегодня ровно два месяца, как его убили. Мы читаем о смертях каждый день в газетах, но когда на фугасе АНК[8]8
  Африканский национальный конгресс.


[Закрыть] подрывается твой брат, причем на своей ферме, то эти события уже затрагивают тебя лично. Нелс признал, что именно это заставило его засомневаться, сможет ли Южная Африка пережить падение апартеида. Он говорит, что эта мысль не дает ему покоя.

Я начала говорить, что не хочу бежать из страны, но он поцеловал меня и нежно произнес:

– Не торопись, liefie.[9]9
  Дорогая, милая, любимая (нидерл.).


[Закрыть] Не нужно давать ответ прямо сейчас. Пойдем сейчас спать, обсудим это позже, когда ты все спокойно взвесишь.

И как с этим быть? Как с перспективой переехать в Америку? Моя первая реакция – конечно, нет. Это будет равносильно отказу от всего, во что наша семья верила, от всего нашего общего прошлого. Это будет означать, что последние двадцать лет своей жизни я потратила зря, надеясь и молясь о крушении системы. Мы не можем уехать, когда все это вот-вот случится!

Но Америка – моя родина. Может, о Южной Африке действительно лучше забыть? Эта часть моей жизни уже прожита и должна остаться в прошлом? В Филадельфии найдутся другие заботы. Нелс очень амбициозен – я всегда это знала. Он хочет создать настоящую международную газетную империю. У него будет и «Филадельфия интеллидженсер», и «Гералд», и множество местных газет. А потом он приобретет другие. Я стану женой газетного магната. Вообще-то я, наверное, и здесь являюсь женой газетного магната, хотя и не ощущаю этого. Мне кажется, я просто помогаю Нелсу исправить ужасную несправедливость, царящую здесь. Я знаю многих людей, которые мечтают о блеске всех этих приемов и вечеринок в Филадельфии, Нью-Йорке и Лондоне. Но я к ним не отношусь. Я – совсем другая.

С другой стороны, это может спасти наш брак, а для меня это важно. Может, важнее всего, что происходит в этой несчастной стране.

Нелс поступил правильно, попросив меня ничего не говорить и все взвесить.

Я люблю его. Мне не хватает прежнего Нелса, но я должна понять, смогу ли полюбить его нового. А может, он остался прежним и совсем не изменился, а все это мне просто кажется?

26 июня

Нелс сообщил, что ему звонила Зан. Она приедет к нам через пару дней и останется на целых два месяца. С сентября она получила место в Лондонской школе экономики, но до этого хочет провести время с отцом.

Эта новость меня совсем не обрадовала. Последние шесть лет Зан жила в Йоханнесбурге, постоянно попадая во всякие неприятности из-за участия в Движении против призыва в армию и «Черной ленте».[10]10
  Организация белых женщин против апартеида, созданная в Южной Африке в 1955 году.


[Закрыть] Ее гражданская позиция меня нисколько не смущает и даже восхищает, но за эти годы мы виделись очень мало. С тех пор как ей исполнилось четырнадцать, она вела себя просто отвратительно и с отцом, и со мной. Особенно со мной. Учитывая, что наши с Нелсом отношения переживают сейчас трудный период, я совсем не рада ее приезду.

27 июня

Я в таком бешенстве, что от злости хочется плеваться! И оторвать Нелсу одно место!

После обеда мне позвонил Джордж Филд и сообщил, что его вызвал к себе в кабинет Нелс и сказал, что завтра утром собирается объявить о закрытии «Мейл». Он хочет, чтобы Джордж был рядом, когда он объявит об этом сотрудникам. Джордж просто в шоке! Для него это полная неожиданность, он спрашивал, что происходит. Я рассказала ему о международных амбициях Нелса и требованиях американских инвесторов избавиться от южноафриканских активов. Мы поговорили о том, почему он не продает газету, и Джордж подтвердил, что финансовые проблемы есть. Однако Нелс мог хотя бы попытаться! Мне нравится Джордж, я не понимаю, почему Нелс с ним так обращается.

Я прикрикнула на Кэролайн, она обиделась и убежала к себе в комнату. Когда пришел Нелс, я закатила настоящий скандал. Думаю, он его ожидал, потому что оправдываться не стал. Однако разозлился не на шутку, стоял, сжав кулаки, и даже дрожал от напряжения. Было видно, что он сдерживается из последних сил. Когда я заявила, что этой ночью не пущу его к себе в спальню и в дальнейшем он тоже будет спать отдельно, он просто повернулся, вышел и вообще уехал из дома.

Наверное, чтобы залить свои неприятности.

Мерзавец!

Позже… Формально уже наступило утро 28 июня

Корнелиус так и не вернулся. Сначала я начала волноваться. Я боялась, что он где-нибудь напился, а потом сел за руль и разбился по пути домой.

Но теперь я знаю, что случилось. У него появилась другая женщина. Я не знаю, кто она и где живет, но он поехал к ней. Когда он уезжал из дома, у него на лице было странное выражение. Он решил, что если я не пускаю его спать к себе, то он поедет спать к ней.

Это объясняет мое ощущение, что я его теряю и что он от меня отдаляется. Я действительно его теряла! И дело вовсе не только в «Мейл». Пока я это пишу, он где-то трахается на стороне!

Ну и черт с ним! Ублюдок! Мерзкий, противный ублюдок!

5

– Присядьте, пожалуйста. Я скажу Ким, что вы приехали.

Сестра исчезла за дверью, на которой висела табличка «Отделение интенсивной терапии и реанимации». После беготни последних двух часов Кальдеру было трудно усидеть на месте. Вертолет доставил их с Тоддом прямо в больницу на окраине города Кингз-Линн. Спасатели связались с аэродромом Лэнгторп и сообщили Ким о случившемся. Тодда сразу увезли в отделение интенсивной терапии, с Кальдером было все в порядке. Он вернулся на аэродром на такси, чтобы написать отчет об авиационном происшествии и позвонить владельцу «Яка». Тот, конечно, был шокирован тем, что случилось с его любимым самолетом, но искреннее беспокойство о Тодде и мысль, что на его месте мог оказаться он сам, несколько сгладили переживания по поводу утраты. Затем Кальдер вернулся в Кингз-Линн, чтобы присоединиться к Ким.

– Как он? – спросил он, когда она вошла в небольшую приемную, где родственники ожидали новостей.

Лицо Ким было бледнее обычного, волосы падали спутанными прядями на покрасневшие глаза. Дрожа всем телом, она опустилась в соседнее кресло, такая маленькая и поникшая.

– Господи, Алекс! Он все еще без сознания. Они наложили швы на рану, но думают, что у него перелом черепа.

– Он дышит нормально?

– Да. Но они не знают, когда он придет в себя. А когда очнется, неизвестно, не будет ли у него… повреждения. Ты понимаешь. Необратимого повреждения! – Она начала плакать и уткнулась в Кальдера, который обнял ее за плечо и слегка прижал к себе. – Он такой бледный. А его голова… Им пришлось побрить ему голову. Она сейчас вся забинтована. Я спрашивала, когда он очнется, а они не говорят.

Кальдер помрачнел и уставился в пустоту. Ким еще глубже зарылась ему в грудь.

– А что, если он так и не очнется, Алекс? – Она подняла на него глаза. – Что, если он не очнется?

– Он очнется.

На мгновение в глазах Ким промелькнула надежда, но она тут же выпрямилась и оттолкнула его.

– Ты не можешь этого знать! Ты говоришь это, просто чтобы успокоить меня, как и тогда с самолетом.

Кальдер беспомощно пожал плечами.

– Мы должны верить, что он очнется.

– Ты сказал, что это абсолютно безопасно. Я беспокоилась, что самолет старый, а ты заверил, что это не важно. – По ее щеке скатилась слеза, и она всхлипнула. – Ты всегда шел на идиотский и никому не нужный риск. Как в тот раз, когда ты залез на крышу Саут-Корта, чтобы попасть на вечеринку в колледже. Тебе было на все наплевать, а я думала, что ты себя убьешь! Ты считал это прикольным, хотя это было абсолютной глупостью!

Кальдер понимал, что таких упреков ему не избежать.

– Я знал, что говорил, Ким. И полет должен был быть безопасным, но произошло все иначе. Мне жаль. Мне очень жаль.

Ким не отрываясь смотрела на него. Затем она закусила губу.

– Что же случилось? Здесь никто ничего не знает. И я тоже.

Кальдер вкратце рассказал о пожаре в двигателе и посадке на песчаную косу.

– А в чем, по-твоему, его причина?

– Я не знаю, но на первый взгляд, похоже, в цилиндре была трещина.

– А разве это не проверяют техники? Ты же сам говорил, что самолет тщательно проверили.

– Так и было. Я только что еще раз сам проверил записи в журналах. Все регламентные работы были проведены и должным образом оформлены. Не думаю, что можно было сделать еще что-то. Пожары в двигателях очень опасны, но случаются крайне редко. В моей практике – это первый.

– Значит, мы должны просто принять это – и все? Какое-нибудь расследование будет?

– Конечно. КРПВА – Комиссия по расследованию причин воздушной аварии – обязательно проведет следствие, они работают очень скрупулезно. Проверят все записи, возможно, достанут из воды самолет и обследуют его. Они выяснят причину, им почти всегда это удается.

– Тебя это тревожит?

– Расследование? Нет. Я думаю, что все сделал правильно. Меня тревожит Тодд.

Ким слабо улыбнулась и, вцепившись в руку Алекса, снова залилась слезами.

Был ли он виноват? Можно ли было поступить по-другому? Нет. Тодд с таким же успехом мог разбить себе голову и при аварийной посадке на воду, но вытащить его из кабины было бы намного труднее. Летать на самолетах, особенно старых, опасно в принципе. Об этом он должен был предупредить Ким. Она доверилась ему, а вслед за ней и Тодд.

– А полиция этим будет заниматься?

Кальдер взглянул на нее. Ему это не приходило в голову, и он задумчиво нахмурился.

– Не исключено, – ответил он.

– А не мог ли кто-нибудь спровоцировать эту аварию?

– Ты имеешь в виду умышленно?

Она кивнула.

– Вряд ли. Если, конечно, не испортить что-нибудь в двигателе. Например, ослабить цилиндр. Но это практически исключено. – Кальдер внимательно посмотрел на Ким. – Так ведь?

Ким закусила губу.

– Да, я тоже так думаю. Просто Тодд продолжает задавать вопросы о смерти Марты, а больше это никого не волнует. Мне кажется это странным. Вся его семья кажется странной. Будто они все не хотят, чтобы он спрашивал.

– Но ты же не думаешь…

– Я уже не знаю, что думать.

– Может, тебе поговорить об этом с полицией?

– Господи, нет! – Голос Ким звучал твердо. – Тодд бы ни за что этого не одобрил. Может, у меня слишком разыгралось воображение. Просто обрати внимание – вдруг тебе покажется что-нибудь странным, по крайней мере имей это в виду.

– Обязательно, – пообещал Кальдер, задумавшись над ее словами. Технически диверсия была возможна. – Ты правда считаешь, что семья Тодда может быть в этом замешана?

– Я не знаю, – произнесла Ким. – Но я им не верю. Я абсолютно не верю сводному брату Тодда Эдвину. А Корнелиус? Он пытался контролировать Тодда всю его жизнь и привык получать то, что ему нужно. Пару дней назад разгорелся настоящий скандал – он хотел, чтобы Тодд вернулся в «Зейл ньюс». Мы даже покинули его дом и переехали в гостиницу. – Она подняла на Кальдера большие серые глаза. – Ты не встретишься с Бентоном Дэвисом? Пожалуйста! Спроси его, не знает ли он, почему убили Марту.

Кальдер кивнул:

– Хорошо. – Его прежнее нежелание казалось теперь неуместным. После того что сегодня случилось, он не мог ни в чем отказать Ким.

– Спасибо. – Она быстро улыбнулась и тут же опомнилась. – Господи, я же должна сообщить Корнелиусу, что произошло.

– Хочешь, это сделаю я?

– Ты серьезно? Я дам его телефон. – Она вытащила электронную записную книжку и нашла нужный номер. – Вот он. Это лондонский.

Кальдер вытащил мобильник и набрал номер.

– Алло?

– Я могу поговорить с мистером ван Зейлом?

– Это Эдвин ван Зейл. – Южноафриканский акцент, голос четкий и внятный. А имя «ван Зейл» звучало как «фан Сейл».

– Я хотел бы поговорить с Корнелиусом.

– А кто его просит?

– Меня зовут Алекс Кальдер. Это насчет Тодда.

– Вы можете поговорить со мной. Я его брат.

Кальдер оставил попытки связаться с отцом.

– Я сейчас с Ким. Мы в больнице в Норфолке. Тодд попал в аварию.

– Одну минуту.

Через несколько секунд в трубке раздался другой голос, жесткий и властный.

– Что случилось?

Кальдер кратко рассказал об аварии.

– Я немедленно приеду, – ответил Корнелиус.

Он появился в больнице через два с небольшим часа. Кальдер и Ким сидели у кровати, на которой неподвижно лежал Тодд, вокруг него было множество трубок и разных приборов. Медсестра сообщила им о появлении Корнелиуса, и они вышли из палаты, чтобы встретить его. На Кальдера произвели впечатление крупная фигура отца Тодда и исходящая от него решимость. У Корнелиуса была такая же квадратная челюсть, как и у сына, но смотрелся он гораздо мощнее и жестче. Было видно, что он переживает. Увидев Ким, Корнелиус протянул к ней руки, и она, чуть поколебавшись, позволила заключить себя в объятия.

Он не опускал рук несколько секунд, а потом перевел взгляд на Кальдера.

– Это вы пилот?

– Да.

– Вина была ваша?

– Нет.

Голубые глаза Корнелиуса не отрываясь смотрели на Кальдера. Тот выдержал взгляд: он понимал, какие чувства испытывает отец Тодда, но не собирался позволить себя запугивать.

Ким освободилась от объятий, и ее глаза зло сверкнули.

– Алекс подробно рассказал мне, что произошло, и совершенно очевидно, что его вины в этом нет никакой. На самом деле он спас Тодду жизнь!

Корнелиус не обратил на ее слова никакого внимания.

– Если я узнаю, что вы виновны в случившемся с моим сыном, вы за это заплатите. И заплатите дорого!

Следующий день был суматошным. Ким переночевала в доме Кальдера, а весь день провела в больнице. В состоянии Тодда никаких перемен не было. Сканирование мозга не выявило признаков необратимых повреждений, не считая возможной потери памяти, но окончательной уверенности у врачей не наблюдалось, по-прежнему было неясно, сколько времени он пробудет без сознания. Его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких и давали лекарства, чтобы снять опухоль на голове. Ким неотлучно находилась возле мужа и следила за его состоянием.

На следующее утро Корнелиус тоже провел с ней возле кровати Тодда около двух часов, после чего возвратился в Лондон. Ким пообещала сразу сообщить ему, если в состоянии Тодда появятся изменения в ту или иную сторону. Он с пристрастием расспросил Кальдера обо всем, что случилось, и, по-видимому, полученные ответы его удовлетворили. Однако Алекс не сомневался, что если в отчете о причинах аварии будет указано на ошибку его как пилота, или Колина как инженера по техническому обслуживанию и ремонту, или слесаря-сборщика специализированной литовской фирмы, где двигатель последний раз перебирался, то им не поздоровится.

Следователи комиссии сразу приступили к делу. Они занялись извлечением «Яка» из воды и засыпали Кальдера вопросами. Кальдер подробно обсудил все с Джерри Тайреллом, старшим инструктором по полетам их летной школы. Тайрелл пришел к выводу, что Алекс сделал все абсолютно правильно в очень сложных обстоятельствах. Тот этому искренне обрадовался и почувствовал настоящее облегчение: Джерри никогда не стеснялся высказать ему все, что думает, если считал, что он хоть на йоту отклонился от неукоснительного соблюдения техники безопасности.

Допросить Кальдера явился также констебль в форме, но его вопросы носили скорее формальный характер. Чувствуя себя немного глупо, Алекс все-таки выполнил свое обещание и попросил полицейского дать ему знать, если появится хоть что-то, указывающее на диверсию. Эта просьба сразу вызвала у констебля неподдельный интерес, но Кальдер, оставаясь верным данному Ким слову, отрицал, что у него есть причины подозревать, что кто-то мог бы желать смерти ему или Тодду.

Кальдер внимательно осмотрел траву между легкими многоцелевыми самолетами «чероки-уорриор» и «сенека», где парковался «Як», и опросил сотрудников, не видел ли кто-нибудь чего-то подозрительного в день аварии, а особенно в ночь накануне. Джерри и Энджи, отвечавшие за радиосвязь, ушли с аэродрома в восемь вечера предыдущего дня. Энджи показалось, что, когда она запирала дверь, по тропинке вдоль тополей у края аэродрома шел какой-то человек, но в этом не было ничего необычного. А в остальном все было тихо. Вообще-то аэродром немногим отличался от обычного поля, и перелезть через ограду посреди ночи и незаметно испортить двигатель «Яка» было проще простого. Но чем больше Кальдер об этом размышлял, тем меньше он верил в такую возможность. Напряжение, в котором находилась Ким из-за переживаний, связанных с мужем, вполне объясняло ее неадекватное восприятие действительности.

Среди всех этих забот Алекс позволил себе один раз отвлечься. Оказавшись возле компьютера в офисе, он не удержался и проверил цифры на сайте «Спредфинекс». Индекс рынка американских облигаций за последние двадцать четыре часа снова снизился, и его потери составили около пяти тысяч фунтов. Он секунду подумал, нажал на пару клавиш и увеличил ставку вдвое.

В конце дня он забрал Ким из больницы и отвез домой. Она выглядела изможденной, хотя весь день провела, просто сидя у кровати мужа и наблюдая за ним.

Дом Кальдера, старый коттедж примерно в миле от Ханхем-Стейт, стоял на самом краю низины, которую заливала морская вода. Уже сгустились сумерки, и в кронах деревьев позади дома беспокойно сновали грачи. Было ясно, что Ким почти весь день ничего не ела, и Кальдер разогрел немного супа и сделал салат.

– Бокал вина? – предложил он ей.

– Да, с удовольствием, – с готовностью согласилась Ким. – Это как раз то, что мне нужно.

Кальдер открыл бутылку и налил два бокала, которые поставил на массивный дубовый кухонный стол.

– Завтра опять туда? – спросил он.

Ким кивнула:

– И послезавтра, и послепослезавтра. – Она выглядела по-прежнему бледной, но решимости ей было не занимать.

– Они так и не знают, сколько это продлится?

– Нет. Это может занять дни, недели, месяцы. С одной стороны, я радуюсь, что ему не стало хуже. Но с другой – меня пугает, каким он может оказаться, когда очнется: вспомнит ли, кто он такой, узнает ли меня? Я сижу, смотрю на него и не могу отделаться от разных диких мыслей.

– Постарайся себя не накручивать и воспринимать все объективно, – посоветовал Кальдер. – Мы знаем, что он жив, и, похоже, его жизни ничто не угрожает. При сканировании мозга ведь никаких серьезных повреждений не обнаружено, так?

– Есть проблема, – вздохнула Ким. – Они не знают, каким он очнется. Ты разговаривал с полицией и теми, кто расследует причины аварии?

Кальдер рассказал ей о том, что его спрашивали и что пока не обнаружено ничего подозрительного.

– Я все равно не могу успокоиться, – пожаловалась Ким. – Чем больше я об этом думаю, тем подозрительнее все это выглядит.

– Это просто несчастный случай, – повторил Кальдер.

Ким задумчиво потягивала вино. Темные локоны упали вниз, закрыв половину лица, и она не сразу отбросила их назад. Из-за сгущавшейся темноты солончаков уже было практически не видно, и на кухне тоже стало темно. Грачи на деревьях постепенно угомонилась.

– Наверное, ты прав. Но я все равно буду очень благодарна, если ты поговоришь с этим Бентоном Дэвисом. Тодд не сомневался, что смерть Марты была не случайной, а он наша лучшая возможность выяснить это.

– Как только я смогу уехать, сразу отправлюсь в Лондон. Но сначала ты должна мне рассказать побольше о матери Тодда. Полиция утверждала, что ее убили повстанцы?

– Да. Они сказали, что это был типичный набег повстанцев Африканского национального конгресса, перешедших границу из Мозамбика, и вся семья с этим согласилась. Судя по всему, для Тодда это был ужасный период – ты сам видел, он до сих пор не может успокоиться. По его словам, Корнелиус был просто раздавлен. Вскоре после этого он перевез семью из Южной Африки в Филадельфию, закрыл «Кейп дейли мейл», продал все остальные южноафриканские газеты и купил «Гералд». Через четыре года он снова женился, его жену зовут Джессика Монтгомери. Ты мог читать о ней в светской хронике. Хотя, – Ким с сомнением взглянула на Кальдера, – вряд ли.

– Мне кажется, я видел их с Корнелиусом вместе на какой-то фотографии, – отозвался Кальдер. – А Тодд сразу заподозрил что-то подозрительное в смерти матери?

– Не сразу. Тогда в Южной Африке было полно насилия, и ответственность за него возлагали в основном на АНК. Слово «насилие» лучше всего характеризует то, что творилось в то время в стране. – В словах Ким звучала горечь. – Подозрения у Тодда появились, когда в Южную Африку вскоре после смерти Марты приехала его бабушка – ее мать. Она задавала много вопросов, на которые Корнелиус отказался отвечать. После переживаний по поводу общей утраты отношения между ними совсем испортились. Тогда Тодд не слышал, о чем она спрашивала, но в 1997 году специально съездил к ней в Миннесоту. Бабушка жила на берегу озера неподалеку от Миннеаполиса. Я была там один раз сразу после свадьбы. Необыкновенно красивое место. Как бы то ни было, старушка рассказала, что настаивала, чтобы Корнелиус обратился в Комиссию по восстановлению правды и примирению. Ты что-нибудь о ней слышал?

– Что-то смутное.

– Она была создана в соответствии с новой конституцией Южной Африки для расследования преступлений во время апартеида. Люди могли обратиться в комиссию и рассказать об убийствах и пытках, к которым прибегали как белые, так и черные, а КВПП проводила расследование. Преступникам гарантировалась амнистия, если они не будут скрывать правду. Комиссия рассмотрела тысячи дел, жертвами которых были не высокопоставленные лица, а в основном самые обычные люди. Бабушка Тодда считала, что это лучший способ выяснить, что на самом деле произошло с Мартой. Но Корнелиус отказался.

– А как он это объяснил?

– Тодд спрашивал его. Корнелиус заявил, что не хочет ворошить прошлое и снова переживать весь ужас ее смерти. Тодд с отцом тогда сильно разругались, и Тодд пригрозил, что сам поедет в Южную Африку и обратится в комиссию, но Корнелиусу удалось отговорить его. Учитывая положение, которое он занимает в обществе, показания Тодда спровоцировали бы настоящий скандал в прессе, и его отец считал, что это несправедливо по отношению к остальным членам семьи, которые не хотят публичности и вмешательства в свою частную жизнь. Кроме этого, без поддержки Корнелиуса сам Тодд мало что мог сообщить. Поэтому он и не поехал.

А на прошлую Пасху бабушка Тодда умерла. Его дед тоже умер вскоре после Марты. У него был рак, и смерть дочери только ускорила развитие болезни. Брат Марты погиб в автомобильной катастрофе в возрасте двадцати лет, поэтому Тодд и Кэролайн оказались единственными наследниками. Разбирая бумаги своей бабушки, Тодд натолкнулся на письмо Марты, своей матери, о котором мы тебе рассказывали. Вот тогда он снова начал задавать вопросы.