Текст книги "Невидимое зло"

Автор книги: Майкл Ридпат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

13

Сэнди Уотерхаус стояла в очереди на паспортный контроль на третьем терминале аэропорта Хитроу. Ее самолет из Нью-Йорка приземлился одновременно с рейсами из Пакистана и Ямайки, и очередь двигалась очень медленно. После полета она чувствовала себя разбитой – на борту удалось только немного подремать и голова была тяжелой.

Она знала, что эта поездка очень важна, но только теперь, стоя на британской земле, начала это чувствовать. Она боялась, но в то же время ощущала подъем и нетерпение. Карты были сданы, и ей не терпелось узнать, как они легли.

Формально она прилетела в Лондон на три дня для работы с клиентом – крупной американской страховой компанией, покупавшей британскую фирму по управлению инвестициями. Но на одиннадцать часов у нее была назначена встреча с руководителем лондонского отделения ее фирмы. Она посмотрела на часы: сейчас около семи часов утра. До встречи в Сити оставалось полно времени, чтобы успеть устроиться в гостинице и принять душ.

Фирма, где она работала, считалась средней по масштабам Нью-Йорка, но пользовалась отличной репутацией, расширялась и вела много дел в Лондоне. Они набирали дополнительный персонал в Англии и намеревались направить туда для постоянной работы двух старших партнеров из Нью-Йорка. Кроме того, им требовались опытные и способные младшие партнеры, которые знали бы особенности юридической практики в США и Англии. Сэнди надеялась, что она вполне для этого подходит.

В свое время она проработала в Англии два года, и ей там не понравилось. У нее не было друзей, а огромная загруженность и ненормированный рабочий день не оставляли свободного времени, чтобы их завести. Исключение составляла Джен, и ее смерть явилась для Сэнди настоящим шоком. И еще был Алекс. Алекс Кальдер.

Они сблизились после смерти Джен, когда Алекс пытался самостоятельно выяснить, что произошло с его сотрудницей. Он ей нравился. Очень. И не только потому, что был физически привлекателен – сильный, с хорошей фигурой, внимательным взглядом все понимающих серо-голубых глаз и мягким голосом с легким шотландским акцентом. Он был готов рисковать – причем серьезно рисковать – ради дела, которое считал достойным, этим он отличался от многих на Уолл-стрит, рисковавших ради того, что сами они не считали правильным и достойным.

Она не прилагала усилий, чтобы закрепить отношения, если их можно так назвать: она понимала, что ее рабочая неделя в восемьдесят четыре часа никак к этому не располагает. Они провели вместе потрясающую неделю в Италии, но с тех пор их встречи оборачивались сплошными разочарованиями и общением урывками. И наконец этот ужасный уик-энд, когда он приехал повидаться с ней в Нью-Йорк, а ее срочно отправили в Даллас. Конечно, Алекс разозлился, но неужели он не мог понять, что она ничего не может сделать – сделка завершалась и никто из других сотрудников не знал документов так, как она. Если бы она отказалась, то потеряла бы работу в адвокатской конторе «Трелони-Стюарт». Она тоже так ждала этой встречи! Неужели ей хотелось просиживать дни и ночи уик-энда, споря до четырех утра о деталях гарантийных обязательств в юридических договорах? Но он этого не понял.

Вывод из всего этого не вызывал сомнений у обоих – их отношения не имели будущего. Сэнди ужасно из-за этого злилась. Злилась на себя, злилась на Алекса. Но прошли недели, и злость уступила место грусти и печали. Такие, как Алекс, встречались в жизни очень редко. Могла ли она хоть что-то сделать? Она понимала, что это будет нелегко, и прекрасно представляла, какой будет реакция старших партнеров «Трелони-Стюарт». Они посчитают ее пустышкой, ставящей личную жизнь выше карьеры, решат, что она скоро выйдет замуж и нарожает детей. Они в этом никогда не признаются даже в личных беседах в самом тесном кругу, но так подумают.

И почему чем-то жертвовать должна она? Почему Алекс не может переехать в Нью-Йорк? Она отлично понимала причины его нежелания работать в сфере финансов, но он мог бы найти что-нибудь связанное с полетами. По крайней мере попытаться. Или хотя бы поговорить с ней об этом. Она почувствовала прилив новой волны злости и разочарования, которые мучили ее с того злополучного уик-энда.

В конце мая Сэнди летала к родителям на День поминовения. За ужином отец спросил ее об Алексе. Она рассказала, что произошло, и объяснила, почему у них ничего не получится. Она думала, что на этом разговор и закончится: обычно отец проявлял только вежливый интерес к ее ухажерам, и она сама не знала, было ли это связано с тем, что ему все равно, или с тем, что он уважал ее право на частную жизнь. Однако на этот раз она ошиблась.

– Тебе он нравится? – спросил отец.

– Да. Нравится.

– Сильно?

Услышав такой необычный для отца вопрос, Сэнди покраснела.

– Думаю, да. Сильно.

– Тогда почему ты не поговоришь со своим начальством в «Трелони-Стюарт»? Может, там пойдут навстречу?

– Я знаю, как работают эти фирмы, папа. Они просто расценят это как проявление слабости. Сейчас у меня все складывается очень удачно, и я не хочу ничего портить.

Отец обменялся взглядами с матерью. Сэнди насторожилась – она заподозрила, что мать с отцом сговорились. Все продолжили молча есть.

– Однажды банк «Стэнхоуп-Мур» захотел отправить меня в Сидней, – наконец произнес отец. – Они хотели развернуться в Австралии и поручить мне руководство местным отделением. Это был потрясающий шанс для карьерного роста. Мне тогда было тридцать пять лет, а тебе – три года.

– Я не помню, чтобы мы жили в Сиднее.

– И не можешь помнить. Твоя бабушка Пибоди тогда очень болела. У нее был рак, и мама проводила с ней много времени. Я сказал, что не могу поехать. Тогда они предложили мне оставить семью в Штатах, проводить в Австралии один месяц, а потом приезжать на две недели сюда. Они очень настаивали и старались убедить как могли. Но твоей матери я был нужен здесь.

– Понятно, но ведь это не помешало твоей карьере?

– Еще как помешало! Меня не повысили ни в тот год, ни на следующий. Чтобы восстановить утраченные позиции, мне потребовалось три или четыре года.

– Но ты совсем другое дело, – возразила Сэнди. – Ты мужчина! А я женщина! Женщины не могут позволить себе ставить личное превыше работы.

Отец пожал плечами:

– Не понимаю, с чего ты это взяла. Я тогда не уехал в Сидней. А говорю тебе это, чтобы ты знала, что сейчас ничуть об этом не жалею.

Сэнди взглянула на отца – в голове у нее роилось множество доводов, которые она готова была привести. Отец, конечно, хотел сказать, что его карьере это не повредило. До слияния его банка с другим несколько лет назад он был председателем правления «Стэнхоуп-Мур» – одного из самых уважаемых и консервативных банков страны.

Но Сэнди не могла согласиться с отцом из принципа. Конечно, она его любила, а он любил ее, но с восемнадцати лет он был ее принципиальным противником. Во время учебы в колледже она принимала активное участие в студенческих дебатах относительно того, стоит ли Соединенным Штатам простить миллиардные долги беднейшим странам мира. По мнению Сэнди, это не вызывало никаких сомнений. И она понимала, что ее отец был одним из немногих людей в стране, которые могли принять такое решение и превратить эту возможность в реальность. А она в отличие от пятидесяти или около того студентов в аудитории могла реально оказать влияние на судьбу третьего мира.

Эта затяжная война с отцом продолжалась и по сей день, хотя ее накал был уже не таким, как в годы студенчества. Чувствуя себя загнанной в угол своим отношением к Алексу и работе, Сэнди хотела было завести разговор о голодающих в Африке и Латинской Америке, но не стала. Однако она позволила себе все выходные дни демонстрировать раздражение.

Но мысль, высказанная отцом, задела ее. Сейчас, именно сейчас, она решилась сделать попытку.

Когда пограничники проштамповали ее паспорт, она прошла через зал выдачи багажа, поскольку все ее вещи уместились в ручной клади. Сэнди решила добраться до Паддингтона на поезде, а не такси. Она не понимала почему, но таксисты обязательно затевали с ней беседу. Обычно она не возражала, но сегодня ей совсем не хотелось разговаривать. Купив «Интернэшнл гералд трибюн», чтобы ей никто не докучал в дороге, Сэнди отправилась на поиски нужной платформы.

Она нервничала, размышляя о том, как сложится их беседа с Алексом. Отчасти это было связано с ее неуверенностью в его реакции, а отчасти – с тем, что она хотела оставить себе лазейку и дать обратный ход, если передумает. Однако чем ближе она подъезжала к лондонскому офису «Трелони-Стюарт», тем увереннее начинала себя чувствовать. Она позвонит ему после встречи и договорится о встрече сегодня или завтра вечером.

Сэнди не знала, что ждет их отношения впереди. Но она улыбалась – скоро все выяснится.

Кальдер весь день провел на аэродроме. Он воспользовался отлично подходящей для полетов утренней погодой и от души погонял свой биплан, выполняя в небе Норфолка разные фигуры пилотажа: бочки, мертвые петли, кубинские восьмерки и иммельманы. Но после обеда поднялся сильный боковой ветер, который не позволял взлетать и садиться. Он решил встретить Ким в больнице. После мыслей, одолевавших его накануне вечером, он решил навестить Тодда и напомнить себе, что у Ким муж, лежащий в коме.

Заезжая на парковку на своей «мазерати», он увидел, как Ким открывает дверцу арендованной машины. Он вылез и махнул ей рукой. Увидев его, Ким подошла, улыбаясь.

– Ты приехал навестить Тодда?

– Да, – ответил Кальдер.

Ким странно на него посмотрела. Она не стала спрашивать, почему он приехал, но догадывалась.

– Я пойду с тобой, – сказала она.

– Есть изменения?

– Никаких. Но я провела у него весь день. И много прочитала. – Она показала на толстую книжку, которую держала в руках.

– А другие ван Зейлы?

– Корнелиус улетел на вертолете в Лондон рано утром. Заходила Кэролайн, но сейчас она уже на пути в Калифорнию. Мы много разговаривали. Она мне нравится.

Они вместе прошли по знакомым коридорам в отдельную палату, куда перевели Тодда. У его изголовья на стуле сидела девушка, наклонившись к его лицу. Кальдер заметил ее сразу, но Ким сначала не увидела. Когда они подошли ближе, женщина обернулась. Она была молода и удивительно хороша собой: белоснежные зубы, вздернутый носик, светлые волосы собраны в пучок. Огромные голубые глаза покраснели от слез. Увидев Ким, она обомлела от неожиданности, а лицо стало мертвенно-бледным.

– Донна? – опешила Ким.

– О Господи! – вырвалось у девушки, и она испуганно прикрыла ладошкой рот. По акценту она была явно американкой. Вскочив на ноги, она бросилась мимо Ким к двери.

– Донна! – крикнула ей вслед Ким. – Донна!

Лицо Ким было белым как полотно. Губы тряслись. Прибежала сестра узнать, в чем дело.

– Эта женщина была здесь раньше? – спросила Ким. – Вы ее раньше видели?

– Пожалуйста, не волнуйтесь, Ким, присядьте. – Сестра была дородной женщиной и говорила с сильным норфолкским акцентом.

– Она здесь уже была! – констатировала Ким. – Так ведь? – Она устремила на сестру требовательный взгляд.

Та кивнула.

Щеки Ким, абсолютно белые за секунду до этого, покраснели. Она перевела взгляд на неподвижно лежавшего мужа, опутанного трубками и не подозревавшего о разыгрывающейся драме. Потом посмотрела на Кальдера – на ее лице была написана смесь гнева и замешательства.

– Пойдем, – сказал Кальдер, обнимая ее за плечи и выводя из комнаты. По ее щеке скатилась слеза, потом – другая. Они прошли в кафетерий при больнице, и Кальдер взял им по чашке чаю.

– Кто она? – поинтересовался он.

– Донна Снайдер. Преподает искусство в школе.

Кальдер кивнул. Спрашивать, что она делала в Англии и почему Ким так расстроена, не имело никакого смысла. Сначала он хотел сказать, что это какое-то недоразумение, но, взглянув на Ким, отказался от этой идеи.

– Наверное, она дожидалась, пока я уйду, – сказала Ким. – Интересно, сколько времени она уже здесь? Сидит в машине и ждет своего часа.

– Мне очень жаль, – заметил Кальдер. – Честно. Ужасно, что все выясняется при таких обстоятельствах.

– Я должна была догадаться! Я знала, что они нравятся друг другу. Они всегда общались на разных собраниях в школе, шутили и все такое. Думаю, что я даже немного ревновала. У Донны и правда такие огромные кукольные глаза, но нельзя же ревновать мужа ко всем привлекательным женщинам, с которыми он общается. – Она вздохнула. – А может, и можно! Может, я сама виновата. Примерно месяц назад, когда директор школы устраивал званый ужин, я заметила, как они сторонились друг друга, и я как дура обрадовалась. Решила, что они повздорили из-за какой-нибудь ерунды в учительской. Но так себя ведут, когда флирт переходит в интрижку, верно? Не привлекать к себе внимания на людях, а оставшись вдвоем… – Она разрыдалась. Кальдер нагнулся к ней через стол и дотронулся до руки. Другие посетители смотрели на них с сочувствием. В больнице скорбь – вполне обычная вещь.

Кальдер отвез Ким домой на своей машине, пообещав привезти завтра утром, чтобы она забрала свою. Ужин готовил он. Ким отправилась на свежий воздух и долго бродила по болотам. Когда она вернулась, у нее на щеках был легкий румянец, а волосы растрепаны. Кальдер открыл бутылку белого вина и налил ей бокал, который она с благодарностью взяла.

– Не знаю, Алекс. Не знаю, что и думать. Я хочу сказать, что люблю его, ужасно люблю. И я каждый день вижу его лежащим там, такого беспомощного, и не знаю, когда он очнется, если очнется. А все это время она сидела снаружи и тоже разрывалась от неизвестности. Я чувствую себя полной идиоткой. Я хочу, чтобы ему стало лучше, и я хочу его задушить! А самое ужасное, если ему так и не станет лучше, то я буду считать, что в конце он любил ее, а не меня. Я этого не вынесу, просто не вынесу! – Она закрыла лицо руками.

Смотреть на мучения Ким было невыносимо. Кальдер никому не пожелал бы участи Тодда, но тоже злился на него. Получалось, что он оказался таким же смазливым пустышкой, как и остальные. Он использовал Ким и причинил ей боль. Правда, на этот раз боль оказалась настолько сильной, что оправиться от нее будет очень непросто.

Они поужинали и перешли на скамейку в саду. Кальдер открыл еще одну бутылку. Вечер был теплым, небо затянуло облаками, правда, на западе оставалась чистая полоска, куда опускалось солнце, отбрасывая длинные тени в саду. Грачи устроили вечернюю перекличку. Ким говорила и пила. Кальдер слушал и пил.

Они говорили об университете и вспоминали ее неверных ухажеров. Кальдер рассказал об одной своей старой подружке, которая тоже оказалась ему неверна. Открыли третью бутылку. Он обнял ее рукой, а она положила ему голову на плечо. Солнце село за горизонт, и ветряная мельница на гребне холма погрузилась в темноту. Грачи утихомирились. Он поцеловал ее или она поцеловала его? Они отшатнулись друг от друга. Она снова положила голову ему на плечо. Затем повернулась к нему лицом, и они опять поцеловались.

Они занялись любовью прямо здесь, на траве под яблоней: их секс был бурным, страстным и пьяным.

Кальдер услышал, как к дому подъехала машина и остановилась. В дверь постучали. Чтобы прийти в себя, ему потребовалось несколько секунд. Он лихорадочно огляделся в поисках своей одежды. Полуобнаженная Ким лежала на траве и спала, слегка приоткрыв рот. Кальдер натянул рубашку и джинсы. Кого, черт возьми, принесло так поздно?

– Эй, там есть кто-нибудь!?

Боже! Он узнал голос. И голос приближался, обходя дом и направляясь в сад.

– Эй?

– Сэнди! – закричал он, лихорадочно застегивая молнию на джинсах. – Сэнди, подожди там! Я в саду, сейчас выйду!

Ким пошевелилась и приподнялась на локте.

– Что?

– Алекс? – Голос был совсем рядом. Маленькая калитка на заднем дворе скрипнула. – Алекс? Что, черт возьми?..

Перед ней стоял Кальдер, босиком и в рубашке, не до конца заправленной в брюки. Сэнди, потеряв дар речи, остановилась у входа. Ким сидела на траве и моргала – она была одета выше пояса, но джинсы и трусики, свернутые в комок, валялись у ног.

– О Господи! – Сэнди прикрыла рот ладошкой, повернулась и побежала. Кальдер рванулся за ней:

– Сэнди, стой! Подожди!

– Ты что, не получил мое сообщение? – спросила она, открывая дверцу машины.

– Какое сообщение?

– Я оставила тебе сообщение. Что приезжаю и хочу встретиться. О Господи! – Она забралась в машину.

– Сэнди, подожди!

Но Сэнди уже включила заднюю передачу, развернулась и поехала обратно в деревню, чтобы попасть на шоссе, ведущее в Лондон.

Кальдер молча наблюдал, как задние фонари исчезли за первым поворотом.

– Алекс?

К нему обращалась Ким, все еще не пришедшая в себя, но уже в джинсах.

– Кто это был?

– Сэнди, – ответил Кальдер.

– Господи! – ужаснулась она. – Не может быть!

Кальдер молча смотрел на нее, а голова, еще одурманенная алкоголем, разрывалась между чувством растерянности и ощущением паники.

Ким обхватила себя руками.

– Алекс! Что мы натворили!

14

– Можно мне этого? – Ким показала на кофейник, и Кальдер налил ей кружку кофе.

Она села. Восемь часов утра. Он был на ногах с шести и не находил себе места.

Ким отпила из кружки и посмотрела Кальдеру в глаза:

– Мы все испортили, верно?

Кальдер все утро пытался сообразить, что сказать Ким, как все объяснить, извиниться и повиниться. Но она облегчила ему задачу.

– Да, – признал он.

По ее щеке скатилась слеза, и она сделала глубокий вдох.

– Не могу поверить, что я так поступила! Когда Тодд в больнице!

– Ты была пьяна, а я этим воспользовался. Это целиком моя вина.

– Виноваты мы оба, – возразила она. – Мы оба хороши! Но для меня алкоголь не является оправданием. Я хотела напиться. Я разозлилась и хотела отомстить Тодду. И использовала для этого тебя!

Кальдер не ответил и просто молча смотрел на свою кружку.

– Так это была Сэнди?

– «Была» – верное слово.

– Мне так жаль!

– Мне тоже.

Они замолчали. Всю ночь Кальдера преследовали две картины: Тодд, лежавший без движения в больнице, и взгляд Сэнди. Он прослушал сообщения на автоответчике. Их было три, и первое от Сэнди. Она сказала, что у нее есть хорошие новости и что хочет их сообщить лично. Она возьмет напрокат машину и приедет к нему в Норфолк примерно в девять часов. Не мог бы он перезвонить в гостиницу и подтвердить, что получил сообщение? Второй звонок был от сестры, спрашивавшей, не может ли она приехать на уик-энд вместе с детьми. Третье сообщение было опять от Сэнди, которая сказала, что он ей не перезвонил, но она все равно приедет. Правда, ей пришлось задержаться, так что она будет не раньше десяти.

Ему было ужасно досадно, что он не проверил автоответчик вечером, но вчера отчаяние, охватившее Ким после встречи с Донной Снайдер, произвело на него слишком сильное впечатление, чтобы думать о чем-то еще.

Что же хотела сообщить ему Сэнди? Наверное, нечто очень важное, что могло бы позволить им возобновить отношения. Может, она решила оставить свою работу. Или нашла новую. Или перевелась на работу в Англию. В любом случае эта новость должна была быть хорошей для нее и для них обоих.

А теперь еще проблема с Тоддом. У Кальдера никогда не было связи с замужней женщиной, потому что он считал это недопустимым. Наверное, при определенных обстоятельствах такое было возможно, например, если брак давно распался, но развод пока не оформлен. Но то, что Тодд находился в коме, явно не служило оправданием, даже если он был неверен своей жене.

Отец Кальдера являлся убежденным пресвитерианцем, его дед – священником, а мать-англичанка имела твердые принципы и четкие представления о добре и зле, которые привила детям. То, что сделал Кальдер, было злом. Однозначным и несомненным.

Он перевел взгляд на замужнюю женщину, о которой шла речь. Она явно переживала не меньше его.

– Я должна переехать в гостиницу, – сказала она.

Кальдер хотел было ее отговорить, изображая гостеприимство, но ограничился кивком.

– В доме, где расположен ресторан, сдаются комнаты. Я отвезу тебя туда утром, когда мы заберем твою машину из больницы.

– Я не уверена, что хочу видеть Тодда сегодня, – сказала Ким. – Я знаю, что мы поступили ужасно, но я по-прежнему злюсь при мысли о Донне. А что, если она там и ждет в машине своей очереди? И что я скажу Тодду? Я ведь с ним разговариваю, хотя он и без сознания.

Кальдер глубоко вздохнул. Почему-то проблемы Ким решать ему было легче, чем свои собственные.

– Вот что я предлагаю. Сегодня Тодда не навещай. Проведи день одна. Постарайся хоть немного навести порядок в своих мыслях и приезжай к нему завтра. А Донну я найду и заставлю уехать.

– Как ты это сделаешь?

– Я это сделаю, – заверил Кальдер. – Не переживай. Это моя проблема.

Зазвонил его мобильник, и Кальдер взял трубку.

– Алло? – хрипло спросил он. Сначала в трубке молчали, но Кальдер знал, кто звонит. – Сэнди?

– Алекс! Я просто хотела сказать, что все в порядке, что у тебя теперь есть другая. Мы не виделись сколько? Уже два месяца, и ты не моя собственность…

– Сэнди…

Но она заранее заготовила свою речь и хотела закончить ее как можно скорее.

– Наверное, я совершила ошибку. Очень большую. В последнее время наши отношения совсем разладились, и в этом моя вина. Но я поняла, что была не права, и теперь знаю, что к чему. Мне очень жаль, что вчера вечером я поставила тебя в неловкое положение… – Она говорила все быстрее, ей уже не хватало дыхания, и голос начинал срываться.

– Сэнди, никакой ошибки ты не делала…

– Как я уже сказала, теперь я знаю, что к чему, и больше тебя не побеспокою. Я обещаю.

– Послушай, давай все обсудим…

– Прощай, Алекс. – В трубке раздались гудки.

Кальдер тупо смотрел на телефон несколько секунд и потом набрал номер гостиницы, который Сэнди оставила вчера на автоответчике. Она остановилась в лондонской «Суисс-отель Ховард». Он попросил соединить его с ее номером. После первого же гудка трубку сняли:

– Да?

– Сэнди?

Она повесила трубку.

Кальдер плюхнулся в кресло.

– Похоже, на этот раз мы разошлись окончательно.

– Тебе жаль? – спросила Ким.

– Да, – ответил Кальдер. – Мне очень жаль.

– Может, мне стоит поговорить с ней? Позвонить и все объяснить?

Кальдер сорвался:

– Что? Что я трахнул чужую жену, что это не важно, потому что ее муж в коме и может никогда не очнуться? Это все объяснит!

У Ким задрожали губы, и она расплакалась.

Кальдер дотронулся до ее руки.

– О Господи, Ким, извини, мне ужасно стыдно! Я совсем потерял голову!

Ким отдернула руку.

– Я иду наверх собрать свои вещи.

Она вышла из комнаты, а Кальдер налил себе еще кофе. Но сколько бы он ни пил кофе, легче ему не становилось.

– Спасибо, что пришли, – хрипло произнес Андрис Виссер, обращаясь к двум гостям. Трое мужчин сидели в креслах, грея в ладонях бокалы с коньяком. В камине, потрескивая, горели дрова. Снаружи, за решеткой от грабителей и высокой оградой, в высокой желтой траве равнины шелестел ночной ветер.

Его гостями были члены «Лагербонда». Им обоим – уроженцам разных областей Южной Африки – было за шестьдесят. Дэниел Хавенга недавно оставил пост профессора журналистики в Стелленбошском университете. Фредди Стенкамп, занимавший в свое время пост заместителя директора печально известной военной разведки, был сейчас заместителем председателя «Лагербонда». Хотя Стенкамп работал на правительство в самые жестокие времена апартеида, он сохранил свой пост до конца 1990-х и вышел в отставку с солидной пенсией.

Оба гостя были напряжены. Они понимали: если председатель вызвал их к себе на ферму так срочно, значит, случилось что-то нехорошее.

– В чем дело, Андрис? – поинтересовался профессор Хавенга.

– Я полагаю, что операция «Дроммедарис» находится под угрозой.

– Последняя акция или весь проект?

– Весь проект.

– Но разве Тодд ван Зейл не в коме?

– В коме, но его жена продолжает задавать вопросы о смерти свекрови. Она заручилась поддержкой своего друга в Британии, который раньше работал на «Блумфилд-Вайс». Вдвоем они не собираются сдаваться.

– Но это было так давно! – заметил Хавенга. – Если уж Комиссии по восстановлению правды и примирению ничего не удалось выяснить, то что могут сделать они?

– Думаю, могут, – ответил Виссер. – И боюсь, что мы потеряем контроль над ситуацией.

– Этого нельзя допустить, – вмешался Стенкамп – высокий представительный мужчина, сидевший очень прямо даже в уютном кресле. – Как вы знаете, я не всегда одобрял такие крупные капиталовложения в операцию «Дроммедарис». Но сейчас она стала настолько важной частью деятельности «Лагербонда», что мы не можем позволить себе подвергнуть ее риску.

– А ты что думаешь, Дэниел?

Профессор отпил немного коньяка. Пронзительный взгляд его карих, глубоко посаженных глаз был устремлен на собеседников. Он машинально теребил свою бороду.

– Я в принципе всегда считал, что чем меньше мы высовываемся, тем лучше. Я бы не стал предпринимать ничего, что привлекло бы внимание к «Лагербонду». Мы знаем, что британская полиция уже ведет расследование… происшествия с Тоддом ван Зейлом.

– Если мы ничего не предпримем, причем быстро, то внимание к нам привлекут другие, – возразил Стенкамп.

Профессор вздохнул:

– Мне никогда не нравилась эта часть нашей деятельности.

– Мой опыт подсказывает, что чем раньше отреагировать на подобные события, тем меньше неприятностей будет в конце, – заявил Стенкамп.

– Верю, – согласился профессор. – Так что мы предпримем?

– За этим, джентльмены, я вас и пригласил, – сказал Виссер. Он дождался, когда пройдет приступ ужасного кашля, разрывавшего ему легкие. – Кобус сейчас в Англии и ждет наших указаний.