Текст книги "Невидимое зло"

Автор книги: Майкл Ридпат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

18

Он проснулся от солнечных лучей, просвечивавших красным сквозь сомкнутые веки. Он лежал, скорчившись на боку, на тротуаре, а в нескольких дюймах от носа расплылось пятно высохшей рвоты. Он сел и посмотрел на часы: пять минут шестого. Серое небо утренней зари на глазах становилось светлее, на набережной не было ни души, и только редкие машины нарушали тишину в столь ранний час. Голова раскалывалась. Он провел языком по нёбу – было полное ощущение, будто в рот ему засунули огромный ватный тампон, смоченный в смеси уксуса и бензина, и подожгли. Боль в голове усилилась, а в животе начало громко урчать.

Он заставил себя подняться. Никаких следов вчерашнего собутыльника, как, впрочем, и бутылки с виски. Он ощупал карман брюк – бумажник был на месте. Пошатываясь, Кальдер двинулся в сторону вокзала Кингз-Кросс. Идти ровно было трудно – в крови по-прежнему оставалось слишком много алкоголя, – но прогулка на свежем утреннем воздухе явно шла ему на пользу, разгоняя застоявшуюся кровь.

Он добрался до Кингз-Кросс, зашел в аптеку, купил парацетамол, а потом съел горячий завтрак в круглосуточном кафе. Вокруг вокзала в это раннее воскресное утро уже было достаточно людно: припозднившиеся ночные торговцы наркотиками и сексом смешивались с рабочими, начинавшими трудиться чуть свет. По-прежнему с тяжелой головой он вошел на вокзал и начал искать платформу, откуда отправлялся первый поезд на Кингз-Линн.

Он добрался до Норфолка в полдесятого и решил взять такси, чтобы заехать домой, в таком состоянии появиться в больнице он не мог. Дом по-прежнему был оцеплен лентой и охранялся полицейским в форме. Кальдер ему представился, прошел наверх и, задернув шторы, лег спать. Пару раз он слышал сквозь сон, как звонил телефон, но отвечать не стал.

Он проснулся в час пополудни, принял душ и позвонил Элфи, чтобы тот отвез его в больницу. Такси стало очень дорогим, и он подумал, что надо обзавестись машиной. Вокруг дома все еще велись работы – обломки машины тщательно собирались и складывались в кузов полицейского фургона. Полицейский сматывал ленту, которой было оцеплено место преступления. Он кивнул Кальдеру и записал что-то в блокнот.

Сидя на заднем сиденье такси, Кальдер проверил голосовую почту мобильника. Сообщения оставили Уильям, Ким, Джерри и отец – все хотели знать, куда он, черт возьми, делся. Он позвонил только Джерри, быстро объяснил, что произошло с сестрой, и предупредил, что в ближайшие пару дней его на аэродроме не будет. Злость Джерри моментально улетучилась, уступив место шоку и сочувствию. Повесив трубку, Кальдер глубоко вздохнул. Если бы только реакция отца и Уильяма была похожа на эту!

При приближении к отделению реанимации боль у Алекса в голове собралась в одну точку. Он увидел Уильяма, который сидел, согнувшись, в приемном покое. Тот поднял голову, узнал своего шурина и снова опустил глаза в пол.

– Как она?

– А тебе не все равно?

– Как она? – повторил Кальдер.

Уильям вздохнул:

– Ночь пережила. Сейчас она снова в операционной. Пока они считают, что все идет неплохо, но после операции будут знать больше.

– А вторая нога?

Уильям пожал плечами:

– Они пытаются ее спасти. Но никаких гарантий.

– Мне очень жаль.

– Уходи! – тихо, но твердо произнес Уильям.

– А где дети?

– С отцом и Ким. Не знаю. Где именно – не знаю.

Кальдер оставил Уильяма и отправился их искать. Он нашел их на улице, где они сидели на траве возле клумбы с розами. Ким что-то читала Фебе, а отец – Робби.

– Привет, – сказала Ким, заметив Кальдера. Она дочитала предложение до конца и закрыла книжку. Доктор Кальдер не обратил на сына никакого внимания и прочитал еще целых две страницы. Кальдер опустился на траву рядом с ними и ждал, разглядывая сосредоточенное и морщинистое лицо отца, на которое упала прядь седых волос. Робби сосал палец, внимательно слушая негромкий шотландский говор.

– Ладно, Робби. А теперь возьми сестру, и соберите мне как можно больше маленьких лепестков, – наконец сказал отец, показывая на клумбу, усеянную опавшими желтыми лепестками роз. Первые розы уже отцвели, и лепестков было много. – Сложите их в одну большую кучу, а потом пересчитайте. Когда дойдете до двадцати, скажите мне.

Робби, гордый тем, что умеет считать, потащил сестру выполнять задание.

– Ты ужасно выглядишь, Алекс, – сказала Ким. – Что у тебя с головой?

Кальдер хмыкнул и потрогал висок. От удара настольной лампой прошлой ночью у него образовалась огромная шишка. Доктор Кальдер внимательно оглядел сына с ног до головы.

– Ты трезв?

– Да, – ответил тот, – нахожусь в стадии похмелья. Голова просто раскалывается.

– Ну и дурак! – заметил доктор.

Кальдер не стал с этим спорить, чувствуя полное опустошение. Он ждал этого и был готов выслушать все упреки отца. Защищаться ему было нечем. Он все это заслужил.

– Я пойду поиграю с детьми. – Ким поднялась и направилась к клумбе.

– Она здорово помогла, – сказал доктор Кальдер. – И очень ловко управляется с Фебой и Робби. Не знаю, что делал бы Уильям без нее.

Кальдер взглянул на отца. Он не собирался ничего говорить, но не сдержался.

– Отец, мне так жаль!

Отец улыбнулся. Глаза блеснули, и в них появился огонек, который так ценили в Келсо. Он протянул руку и дотронулся до Кальдера. Прикосновение было легким, но в то же время успокаивающим. Кальдер начал говорить и бессвязно рассказывать об Энн, ван Зейлах, о бомбе, о том, что избил Корнелиуса, о своей матери, обо всем, кроме Ким. О ней говорить ему было слишком стыдно.

Доктор слушал.

– Я знаю, как сильно ты любишь Энн, отец. И ты знаешь, как сильно ее люблю я. Ты знаешь, что я бы этого не допустил, если бы хоть на секунду мог предположить возможность риска для нее.

Робби вскрикнул, уколовшись шипом. Кальдер с отцом наблюдали, как Ким быстро осмотрела палец и поцеловала, чтобы он прошел. Наконец доктор начал говорить:

– Кто-то пытался убить моего сына и почти убил мою дочь. Я просто в ярости от этого, но не на тебя. То, что ты напился и избил старика, ничего не изменило, хотя понять тебя я могу.

– Люди, подобные ему, неприкасаемы. Ему все сойдет с рук.

– Увидим, – сказал доктор Кальдер. – Ким рассказала мне, как много ты для нее сделал после того, что случилось с ее мужем. Теперь твоя помощь нужна Энн, Уильяму и детям.

– Уильям отказывается со мной разговаривать, – возразил Кальдер. – И я отлично понимаю почему.

– Это пройдет. Я пообещал ему, что завтра отвезу детей в Лондон. Может, даже отправлю их обратно в школу. Ким здесь здорово помогла, но Уильям сейчас не в состоянии за ними присмотреть.

– Что я могу сделать?

Доктор Кальдер внимательно посмотрел на сына:

– Давай обсудим это чуть позже, ладно? А сейчас дай мне взглянуть на твою шишку.

Наступил вечер, Кальдер час назад вернулся из больницы. Нужно было прибраться – полиция тщательно осмотрела территорию вокруг дома и все внутри его, даже одежду и обувь. Он начинал приходить в себя, но голова все еще побаливала. Он не мог не думать об Энн: операция прошла удачно, и он изо всех сил пытался не размышлять о взрыве и своей роли в нем.

Он услышал, как к коттеджу подъехала машина. Это была потрепанная красная «вольво» отца, а на пассажирском сиденье он увидел Ким.

– Мы ненадолго, – сразу предупредил отец, входя в дом. – Я хочу успеть поговорить с вами обоими, пока не уехал с малышами в Хайгейт завтра утром.

Кальдер провел их в гостиную.

– Хотите что-нибудь выпить?

– У тебя еще остался «Лафроэйг», который я подарил тебе? – поинтересовался отец.

– Как насчет бокала вина?

Доктор нахмурился:

– Допил вчера, верно?

– Начал и закончил, – признался Кальдер.

– Хм. – Неодобрение доктора Кальдера употреблением дорогого односолодового виски на то, чтобы просто напиться, было врожденной чертой шотландцев.

– Ладно, давай вино, – ворчливо согласился он.

Кальдер открыл бутылку и наполнил два бокала – себе он налил воды со льдом.

– Очень разумно, – отметил отец.

– Что ты думаешь насчет Энн? – спросил Кальдер. – Врачи в больнице не говорят ничего определенного.

– Она выкарабкается, – уверенно ответил доктор. – У нее есть сила духа. При таких повреждениях выздоровление зависит от отношения пациента. Чем они упорнее и неуступчивее, тем лучше.

– Надеюсь, что ты прав, – сказал Кальдер.

Доктор Кальдер улыбнулся.

– Я точно прав! – Он сделал глоток. – Итак, кто-то нанес большие увечья твоему мужу и твоей сестре, – произнес он, глядя поочередно на Ким и Кальдера. – Поэтому я вас спрашиваю: что вы собираетесь с этим делать?

– Что ты имеешь в виду? – не понял Кальдер.

– Я выслушал все, что ты мне рассказал и что рассказала Ким, я выслушал о твоих дурацких подвигах в Лондоне, и я очень зол. Не вызывает сомнений, что случившееся с Тоддом и Энн как-то связано и между собой и с вашим расследованием убийства Марты ван Зейл. Алекс прав – наиболее вероятно, что за этим стоит Корнелиус ван Зейл. – Ким и Алекс кивнули. Доктор Кальдер продолжил: – Мы должны помочь полиции всем, чем сможем, но я разделяю опасения Алекса, что у них не будет достаточно оснований для его ареста. Если ему удастся ускользнуть, я разозлюсь еще больше. – Мохнатые белые брови доктора сошлись в одну линию, придавая его морщинистому лицу выражение непреклонной решимости. – Еще больше!

– Я тоже, – заявила Ким.

– Алекс?

Кальдер кивнул.

– Итак, как мы поступим?

– Я не знаю, что мы можем сделать, кроме как рассказать полиции все, что нам известно, – заметил Алекс. – Я же не могу выбить из Корнелиуса признание, верно?

– Ну же, Алекс, – удивился отец, – ты меня разочаровываешь! Ты ведь не малое дитя! Я не допущу, чтобы ублюдку, изувечившему мою дочь, все сошло с рук. Ты спрашиваешь, что мы можем сделать, и я тебе отвечаю – надо вывести его на чистую воду.

Кальдер улыбнулся отцу. Неожиданно в голове прояснилось и боль стихла.

– Кое-что в наших силах. Мы не можем расследовать лучше полиции взрывы «Яка» и «мазерати». Но изначальное ощущение Ким было абсолютно верным. Смерть Марты ван Зейл является ключом. Если нам удастся выяснить, кто и почему убил ее, многое в последних событиях станет понятным.

– Есть нечто, что Корнелиус желает скрыть, – проговорила Ким. – И для этого он не остановится ни перед чем, даже перед убийством своего сына.

– Но мы не можем быть точно уверены, что это именно Корнелиус, – заметил доктор Кальдер.

– Это так, – согласился Алекс. – Однако, узнав все про Марту, мы это так или иначе выясним.

Все трое обменялись взглядами, почувствовав атмосферу общей и ясной цели.

– Наверняка это будет опасно, – предупредила Ким. – Тодд и Энн уже пострадали. Если ты продолжишь задавать вопросы, то настанет твоя очередь.

– Она права, – согласился доктор.

Кальдер посмотрел на них:

– Что вы хотите, чтобы я сказал?

– Скажи что хочешь, – ответил отец. – Это должно быть твое решение.

Кальдер закрыл глаза. Опасность была очень реальной, и он это знал. Но с другой стороны, ему предоставлялась возможность сделать хоть что-то ради Энн и Тодда, ради Ким и отца, и – главное – ради себя самого. Для него это был выход, способ жить, не боясь наступления будущего.

– Я займусь этим, – сказал он.

Отец улыбнулся.

Они услышали громкий стук в дверь. Кальдер прошел в прихожую и заметил желтый конверт, лежавший на коврике у входа. Он открыл дверь – в припаркованный чуть поодаль «мерседес» садился маленький чернокожий человек в мешковатом костюме, в котором он узнал водителя Корнелиуса.

Кальдер поднял конверт и отнес в гостиную, где показал остальным.

– Он что, проделал весь путь из Лондона, чтобы доставить конверт? – удивилась Ким.

– Похоже на то.

– Интересно, что в нем. Наверное, какая-нибудь угроза.

– Посмотрим, – ответил Кальдер и, вскрыв конверт, вытащил из него единственный листок бумаги, на котором было что-то написано уверенным почерком с небольшим наклоном вперед. Прочитав, Кальдер передал его Ким и отцу.

Дорогой Алекс!

Я очень огорчился, узнав о несчастье с Вашей сестрой. Я думаю о ней и ее семье.

Я вполне понимаю боль, злость и ожесточение, которые Вы наверняка испытываете. Я также понимаю, что под влиянием момента Вы могли решить, что я к этому причастен. Надеюсь, что теперь, когда у Вас было время взглянуть на все более трезво, Вы понимаете, что я никогда бы не причинил боли сыну и ни в чем не повинной женщине – Вашей сестре.

Вы можете быть уверены, что я окажу полиции всемерную помощь, чтобы найти человека, виновного в этих ужасных преступлениях, и что я не стану рассказывать о том, что произошло прошлой ночью.

Если я хоть чем-нибудь могу быть полезен Вам или Вашей сестре, пожалуйста, дайте об этом знать.

Искренне Ваш

Корнелиус ван Зейл.

Доктор Кальдер внимательно изучил письмо.

– Лицемерный ублюдок! – сказал он, прочитав. – Нужно было избить его еще больше.

На следующее утро после завтрака Кальдер чувствовал себя намного лучше. Отец остановился у него и рано утром совершил прогулку к морю. Уильям с детьми ночевали в гостинице. За второй чашкой кофе Кальдер просмотрел газеты. «Файнэншл Таймс» опубликовала большую статью о торгах за «Таймс», которые вот-вот должны были перерасти в настоящую крупномасштабную битву. Совет директоров «Лекстон медиа» находился в полном смятении, не зная, как отнестись к предложению «Зейл ньюс». Тем временем возможность участия в торгах внимательно изучали еще три потенциальных покупателя: большой немецкий издательский концерн, ирландский магнат недвижимости, владевший газетами в Южной Африке, Ирландии и США, а также группа «Телеграф», издававшая не менее солидную газету. По данным «Файнэншл Таймс», явного фаворита не наблюдалось. У немцев было много денег, но их не устраивала цена обыкновенных акций, а ирландец, судя по всему, был готов нарушить свое обычное правило никогда не переплачивать. Группа «Телеграф ньюспейперс» выразила готовность попытать счастья, несмотря на вероятное рассмотрение легитимности их заявки Комиссией по конкуренции. Об отчаянном стремлении сэра Ивлина Гилла и Корнелиуса ван Зейла завладеть газетой было общеизвестно, однако оба были стеснены в средствах.

В результате победителем на торгах мог оказаться любой из них. «Лишь бы не Корнелиус», – подумал Кальдер.

Он понимал, что его главным врагом было бездействие. Он позвонил в страховую компанию, чтобы оформить заявку на компенсацию за взорванный «мазерати», а затем они с отцом отправились в больницу, где Энн по-прежнему не приходила в сознание. Врачам удалось спасти ей ногу, собрав ее почти по кусочкам. Они назвали его сестру настоящим бойцом и почти не сомневались, что ей удастся выкарабкаться. В состоянии Тодда никаких перемен не было. Кальдер избегал Уильяма, но обменялся несколькими дружескими словами с Ким. Доктор Кальдер уехал с детьми в Лондон и по дороге высадил сына у местного гаража, где тот взял напрокат старый черный «фольксваген-гольф», на котором собирался ездить, пока не купит новую машину. Алекс вернулся домой, где его уже ждали детектив-инспектор Бэнкс и ее толстощекий напарник.

Он пригласил их в дом и сварил кофе. Бэнкс с темными кругами под глазами казалась еще бледнее, чем в субботу. Судя по всему, отдыхать в эти выходные ей не пришлось совсем.

– Как продвигается расследование? – поинтересовался Кальдер.

– Эксперты подтвердили, что взрывные устройства, подложенные в самолет и машину, изготовлены одним и тем же человеком.

– Кто бы мог подумать! – не удержался Кальдер, и Бэнкс бросила на него недовольный взгляд. – А Бентон Дэвис что-нибудь рассказал?

– Не больше, чем вам. Мы послали запрос в полицию Южной Африки о смерти Марты ван Зейл. Ответа пока не было. Между тем я бы хотела задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста.

Она вытащила из папки лист бумаги. На нем был набросок крепкого мужчины средних лет с короткой стрижкой и усами. Кальдер внимательно рассмотрел его.

– Вы видели в округе кого-нибудь похожего на него? – спросила Бэнкс. – Рост примерно пять футов восемь дюймов, мог быть одет в черную кожаную куртку.

Кальдер отрицательно покачал головой:

– Нет. А что?

– У нас есть свидетель, который видел, как этот человек остановился на машине возле вашего дома в пятницу и внимательно все разглядывал. Его описание совпадает с тем, кого видели ночью на тропинке у аэродрома накануне взрыва «Яка».

Кальдер еще раз посмотрел на рисунок.

– Мне очень жаль, но я его точно не видел.

Бэнкс убрала листок обратно, ничуть не расстроившись. Новые вопросы, новые заполненные формы с ответами – все это было частью обычной процедуры.

– Как давно вы знакомы с миссис ван Зейл? – спросила она.

– Мы вместе учились в университете. Но до ее приезда пару недель назад мы не виделись десять лет.

– Понятно. Но за эти две недели вы не раз проводили время вместе?

– Да, это так.

– Вы не могли бы охарактеризовать ее отношения с мужем?

– Мог бы, – ответил Кальдер. – Она его очень любит. И потрясена тем, что с ним произошло.

– Она упоминала о каких-нибудь трениях в браке?

– Нет. Думаю, она не в восторге от места, где они живут, но это и все. А в чем дело? Вы же не думаете, что за этими взрывами стоит она?

– Если Тодд умрет, она унаследует целое состояние.

– Но это безумие!

– Возможно, – отозвалась инспектор Бэнкс. Кальдер поймал на себе ее пристальный взгляд. – Вы уверены, что ничего не знаете о возможных проблемах в этом браке?

Перед глазами Кальдера промелькнули две сцены: Донна Снайдер у кровати Тодда и они с Ким в саду у коттеджа. Он постарался как можно скорее выбросить их из головы.

– Абсолютно уверен, – медленно проговорил он.

– А как насчет ваших отношений с миссис ван Зейл?

– Я понимаю, на что вы намекаете, и решительно отвергаю саму мысль об этом, – спокойно ответил он. Инспектор Бэнкс не спускала с него своих карих глаз. Он выдержал взгляд.

– Хорошо, – сказала детектив. – И последний вопрос.

– Да?

– Где вы были в субботу ночью?

Кальдер нахмурился:

– Не понимаю, какое это имеет отношение к расследованию.

– Вас видели пьяным, садящимся в такси на станции Кингз-Линн. Домой вы вернулись только утром.

– Я не обязан говорить вам, где был, – заявил Кальдер.

Бэнкс вздохнула:

– Не обязаны. Но до сих пор вы с готовностью отвечали на все вопросы, и то, что отказываетесь сейчас, выглядит странным. Это вызывает подозрения и пробуждает любопытство. Если вы не ответите, я выясню сама.

Кальдер взглянул на нее. Он хотел помочь, тем более что она наверняка все равно узнает.

– Я отправился к Корнелиусу ван Зейлу.

– А-а. Не думаю, что это была хорошая идея, мистер Кальдер.

– Но я уверен, что за всем этим стоит именно он, – не сдавался Кальдер.

– Если это действительно он, и я подчеркиваю слово «если», то нам вовсе не нужно, чтобы вы вламывались к нему со своими обвинениями. К нему надо подбираться очень осторожно.

– Вы с ним еще не встречались?

– Я отправляюсь в Лондон завтра утром вместе со своим начальником.

– Начальником?

– Это важное расследование.

– А Корнелиус ван Зейл – важный человек?

– Безусловно, мистер Кальдер, – ответила Бэнкс. – Спасибо, что уделили нам время.

Кальдер проводил детективов до двери. Вопросы Бэнкс – особенно об отношениях между ним и Ким – выбили его из колеи. Ему очень не хотелось, чтобы они выплыли наружу. Он не сомневался, что они никак не были связаны с покушением на Тодда: сама мысль о возможной причастности к этому Ким являлась просто абсурдной, о каких бы деньгах ни шла речь. Но с другой стороны, он порадовался обстоятельности и цепкости, с которой Бэнкс вела расследование. Если она прихватит Корнелиуса так же, как зацепила его, возможно, дело сдвинется с мертвой точки.

19

Корнелиус оглядел зал, и он ему понравился: длинный антикварный стол, портреты почтенных банкиров XIX века, картины судов, которые они финансировали, и вид на Темзу между двумя новыми башнями в Сити.

Они находились в зале заседаний совета директоров «Ляйпцигер Гурней Крохайм» – торгового банка, поглощенного немецким гигантом, но продолжавшего, как и в былые времена, предоставлять разным фирмам консультационные услуги по вопросам продажи приобретений. По другую сторону стола сидели три банкира «Гурней Крохайм» во главе со скользким евреем, одетым в отличную рубашку в полоску, еще там был Питер Лекстон, основатель и председатель «Лекстон медиа», занимавшийся сделкой, а также Тим Роллинсон, недавно назначенный финансовым директором. Корнелиуса сопровождали Эдвин, Бентон Дэвис, Дауэр и еще один банкир из «Блумфилд-Вайс», имя которого он не запомнил. Выступал представитель «Гурней Крохайм», просивший отсрочки для принятия окончательного решения по предложению «Зейл ньюс».

По сути, все свелось к детской игре кто кого переглядит и не сморгнет первым. Холдинг «Зейл ньюс» сделал предложение о приобретении акций «Лекстон медиа», которое, в соответствии с предписаниями Комитета по поглощениям и слияниям, должно было оставаться в силе на протяжении как минимум двадцати одного дня. Питер Лекстон владел всего лишь десятью процентами акций компании, которую он основал, а остальные принадлежали крупным инвесторам, и они были сыты по горло значительными убытками из-за неэффективного менеджмента. Они выжидали, рассчитывая на более щедрое предложение о покупке их акций. Но финансировавшие компанию банкиры хотели вернуть вложенные деньги как можно быстрее и ждать не собирались.

«Лекстон медиа» тянула время и старалась уговорить «Зейл ньюс» продлить срок действия своего предложения, надеясь, что Ивлин Гилл или другие потенциальные покупатели смогут предложить более высокую цену. «Зейл ньюс» не хотел продлевать срок по той же самой причине. Если Корнелиус откажется продлить срок, то был риск, что «Лекстон медиа» просто не примет его предложение. Для «Лекстона» в этом не было бы ничего страшного, в случае если другой покупатель мог предложить более высокую цену. В противном же случае это грозило обернуться полной катастрофой. Банкиры «Лекстона» ждать не хотели. Если Питер Лекстон и его совет директоров откажут Корнелиусу, а нового предложения с более высокой ценой так и не последует, то банкиры могут вынудить компанию поджать хвост и продать «Зейл ньюс» акции по цене, которую Корнелиус захочет заплатить.

Значит, обе стороны станут блефовать. Из ключевых игроков, собравшихся за столом, трое были профессионалами высшей лиги: сам Корнелиус, банкир «Гурней Крохайм» и Питер Лекстон. Из этого ряда полностью выпадал Тим Роллинсон. При своей худобе, лысине и очках с толстыми линзами он выглядел невзрачным, но обладал репутацией жесткого дельца, которого поставили на этот пост за его маниакальное стремление к неуемному урезанию расходов. Но он не был игроком. Корнелиус не сводил с него взгляда. Роллинсон это заметил и заерзал на стуле, не прекращая крутить колпачок на своей эксклюзивной ручке «Ватерман» с такой силой, что Корнелиус боялся, как бы та не сломалась.

Когда банкир закончил говорить, наступило молчание, и все взгляды устремились на Корнелиуса, а тот продолжал смотреть на Роллинсона, затягивая паузу.

– Мы полагали, что вы заинтересованы в быстрой сделке, – наконец произнес он.

– Мы это ценим, – ответил Лекстон, – но рассчитываем на ваше понимание: нам нужны две недели, чтобы другие заинтересованные стороны могли оценить свои возможности.

– Просто я подумал: что же произойдет, если они так и не предложат более высокую цену, – сказал Корнелиус, не замечая Лекстона и по-прежнему не спуская глаз с Роллинсона. – Рассчитаться с банками будет очень непросто, верно, Тим?

Роллинсон оторвал взгляд от бумаг и поднял глаза на Корнелиуса. Финансовый директор смотрел сквозь толстые линзы очков, а Корнелиус – поверх своих более изящных очков-«половинок».

– Я уверен, что у нас будет достаточно времени, чтобы решить все вопросы с банками ко всеобщему удовлетворению, – заявил Роллинсон. – Они заверили, что предоставят нам время, чтобы мы могли заключить наиболее выгодную для акционеров «Лекстон медиа» сделку. – Он выдержал взгляд Корнелиуса секунду, потом еще одну, потом на мгновение взглянул на Питера Лекстона и снова встретился взглядом с Корнелиусом.

Этого мгновения было достаточно. Роллинсон лгал. Корнелиус знал это. Он не мог объяснить почему, но теперь он был в этом уверен наверняка. Он улыбнулся Питеру Лекстону, давая ему понять, что раскусил его.

– Мне очень жаль, но мы не можем продлить срок действия своего предложения. Он истекает через – дайте-ка сообразить – одиннадцать дней. Я уверен, что ваши акционеры посчитают целесообразным заключить сделку с нами.

Лекстон откашлялся.

– Нам придется серьезно подумать о своей позиции.

– Разумеется, – ответил Корнелиус, улыбаясь. – Это ваше право.

Едва они вышли из офиса «Гурней Крохайм», Бентон Дэвис похлопал Корнелиуса по плечу.

– Вам удалось их зацепить за живое. Банки наверняка не позволят им затягивать с принятием нашего предложения. По глазам Роллинсона это было видно.

Дауэр бросил на Бентона сердитый взгляд:

– Посмотрим, как поступит Лекстон. Мы не можем быть уверены, что он блефовал.

Бентон поймал взгляд Корнелиуса и подмигнул. Дауэр еще больше помрачнел.

Кальдер приехал в больницу узнать, как дела у Энн. Врачи были довольны ее состоянием, но она по-прежнему лежала без сознания. У Тодда тоже наметился сдвиг к лучшему – он пришел в себя, но пока плохо ориентировался и мало что понимал.

Ким была на седьмом небе. Тодд не осознавал, где находится и почему, но узнал ее. Они даже поговорили, хотя он мало что соображал и вскоре снова заснул. Однако это было начало. Она нехотя согласилась с предложением Корнелиуса перевезти его через пару дней в частную клинику в Лондоне, но до тех пор собиралась сидеть возле его кровати столько времени, сколько позволят врачи, на случай если он опять проснется.

Кальдеру с трудом удалось уговорить ее оставить Тодда одного на полчаса. Они вышли на улицу через главный вход и принялись бесцельно бродить по территории больницы, не обращая внимания на различные таблички, указывавшие путь к разным отделениям. Кальдер пересказал ей беседу с инспектором Бэнкс, но не упомянул о ее наводящих вопросах по поводу семейных отношений Ким и Тодда.

– Будем надеяться, что ей удастся прихватить Корнелиуса, – сказала Ким.

– Я вот что подумал, – заметил Кальдер. – Тот, кто заложил бомбу в «Як», должен был знать, что мы с Тоддом собираемся лететь на нем в тот день. Об этом было известно сотрудникам летной школы, об этом была запись в заявке на полет, но трудно представить, чтобы враги Тодда стали изучать заявки. Тогда возникает вопрос…

– Кому мы говорили?

– Да.

– Ну, я помню, что говорила своим родителям по телефону.

– Они живут в Ливерпуле, верно?

– Да. И еще, когда мы встречались с Корнелиусом в Лондоне, то тоже это обсуждали. Я сказала, что волнуюсь, потому что самолет такой старый, а Корнелиус посчитал полет увлекательным.

– Очень интересно. А еще кому-нибудь говорили?

– Нет. – Ким наморщила лоб, вспоминая. – Только моим родителям и Корнелиусу.

– Думаю, что твоих родителей мы можем вычеркнуть. Твой отец ведь не является международным террористом, у которого есть зуб на Тодда?

– Нет. Он отошедший от дел владелец магазина электротоваров, который души в нем не чает.

– Тогда остается один Корнелиус.

Они прошли дальше и обогнали пожилую женщину с повязкой на глазу, которая не спеша двигалась в сторону клиники для амбулаторных больных и остановилась, чтобы перевести дух и поздороваться с ними.

– Здесь мы вряд ли еще что-нибудь сможем сделать, – сказал Кальдер. – Думаю, что мне надо побывать в Южной Африке, посмотреть место, где умерла Марта. Увидеть, где она жила. Может, удастся найти людей, которые знают о последних неделях ее жизни. Попытаться отыскать ее дневник. Я надеялся на помощь Тодда.

– Сейчас он помочь не сможет, только позже, – ответила Ким. – А Кэролайн?

– Но тогда ей было всего двенадцать лет, верно?

– Да. Но она заметила дневник. И вспомни: она сказала Корнелиусу, что тоже хочет узнать о смерти Марты больше. Если хочешь, я позвоню ей. У нас хорошие отношения, на самом деле. – Ким вытащила мобильник. – Я могу позвонить прямо сейчас.

– Хорошо, – согласился Кальдер. – Позвони.

Они присели на газон с густой травой возле здания ортопедического отделения, и Ким стала копаться в сумке в поисках записной книжки с номером телефона. В Англии было около шести вечера, значит, в Сан-Диего наступило утро. Ким набрала номер телефона, и Кальдер нагнулся к ее уху, чтобы тоже слышать разговор.

Кэролайн взяла трубку, и было видно, что она рада звонку Ким. Еще больше она обрадовалась, узнав, что Тодд очнулся. Ким рассказала, что собирается сделать Кальдер, и спросила, с кем ему там стоит встретиться.

– Трудный вопрос, – смутилась Кэролайн, и ее голос, искаженный помехами, стал еще больше походить на речь коренных жителей Калифорнии. – У нас дома часто бывали гости, но я не знаю наверняка, с кем из них мама дружила или кому могла довериться. Конечно, там по-прежнему постоянно живет Зан. Думаю, что теперь она в Кэмпс-Бей – это престижный пригород Кейптауна.

– У меня есть ее адрес.

– Отлично. Потом наша служанка Дорис. Если Алекс ее увидит, пусть обнимет за меня покрепче. Мне она очень нравилась. Подожди… Был какой-то газетчик, работавший на отца: Джордж – как его? Джордж Филд, кажется. Они с мамой очень дружили. И еще она очень много времени уделяла какому-то благотворительному проекту в черном поселении Гугулету. Там у нее тоже были друзья. Вряд ли я еще кого-нибудь вспомню. Я хорошо помню родителей своих подруг, но они скорее были важны мне, а не маме.

– А что насчет дневника? – поинтересовалась Ким.

– «Хондехук», конечно, продали. Она писала, что прятала его в столе с бумагами о налогах, верно? Бог знает, где он сейчас. Может, у папы дома, в Филадельфии? Скорее всего стол продали в Южной Африке, а старые бумаги, наверное, просто выбросили, как он и говорил.

– Жалко. – Ким не скрывала разочарования.

– Но я вспомнила о дневнике еще вот что. Вообще-то я об этом никогда не забывала, но тогда, на ужине, папа был таким нервным, что я не решилась рассказать. Ты помнишь, я говорила, что видела, как мама что-то переписывает в свой дневник из чужого дипломата?

– Да.

– Я не помню имя человека, кому принадлежал дипломат, но имя второго я запомнила. Андрис Виссер. Я запомнила, потому что у моей лучшей подруги фамилия была тоже Виссер, а африканерских фамилий в школе было раз, два и обчелся. Я спрашивала ее – вдруг он был ее отцом, но она его не знала. И еще я помню, что он хромал.

Ким подняла глаза, чтобы убедиться, что Кальдер все слышал. Он утвердительно кивнул.

– Просто отлично, Кэролайн, – похвалила Ким.

– Я не решилась упомянуть это имя за столом. Папа так болезненно на все реагировал… И там был Эдвин. – Она помолчала. – Я не доверяю Эдвину. Я помню, что они с мамой друг друга терпеть не могли.