Текст книги "Третья правда"

Автор книги: Майкл (Микаэль) Бар-Зохар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Довольно, довольно. – Старик поднял руку и заставил его замолчать. – Я уже сказал, что вашего слова вполне достаточно… Итак, что же вы хотите знать? Что у вас есть против Жана-Марка Люко?

– Сэр, вы проницательнее, чем я думал.

Польщенный Серж Фонтеной довольно рассмеялся.

– Спасибо. Но я повторяю свой вопрос: что у вас есть против него?

– Я не уверен, что у меня есть что-то против него. Месье Люко недавно работал в архивах, и результаты его поисков могут здорово нам помочь. Мне бы хотелось с ним встретиться и поговорить, но сначала я хочу узнать, какого вы о нем мнения?

Брови Фонтеноя поползли вверх.

– Вы не можете встретиться с ним здесь. Жан-Марк больше не работает в нашем издательстве.

Саундерс напрягся.

– Не работает? Но почему? Вы его уволили?

– По правде говоря, он никогда и не работал у нас в полном смысле этого слова. Перед войной я знал его отца. Поразительный был человек, один из самых больших гениев во французской науке! Если бы он остался в живых, то наверняка стал бы знаменитым физиком. Роберт пытался вывезти из Франции тяжелую воду, чтобы она не попала в руки фашистов. Операция прошла успешно, но гестапо арестовало Люко. Его перевозили из тюрьмы в тюрьму, потом появились слухи, что он умер. Жену Роберта тоже арестовали. Умная женщина, но слишком мягкая и нежная. Знакомые и друзья боялись, что она недолго протянет в тюрьме. Так оно и получилось! Мальчика, Жана-Марка, в ужасной бедности воспитали родственники. Потом он учился в Сорбонне, воевал в Алжире и получил несколько наград за храбрость. Но в личной жизни Жан-Марк глубоко несчастный человек. Его все время преследуют мрачные мысли и болезненные воспоминания о родителях. Ему было трудно зарабатывать себе на хлеб. Жан-Марк немного занимался журналистикой, писал в основном для маленьких левых газеток. Раз безуспешно попытался издать книгу. Я совершенно случайно встретился с ним и решил помочь. Даже если бы я не знал его родителей, все равно предложил бы ему поработать в издательстве. У парня просто поразительные знания о Второй мировой войне и особенно о нацистских зверствах. Я предложил ему работать полный день, но он отказался. Жан-Марк согласился работать только рецензентом, да и то неполный день. Он должен был читать документальные рукописи о депортациях, концентрационных лагерях, «окончательном решении» еврейского вопроса и тому подобном, и писать рецензии. Через какое-то время Жан-Марк стал все реже и реже появляться в издательстве. По-моему, у него появилась девушка. Кто-то сказал мне, что видел его с очень красивой девушкой в каком-то boite [11]11
  Кабаре (фр.).


[Закрыть]на Левом Берегу и что они без ума друг от друга, но я не мог в это поверить.

Жан-Марк ушел из издательства… дайте-ка вспомнить… да, в начале июня, кажется. Правда, он ушел не окончательно. Просто пришел и сказал, что ему придется на несколько месяцев уехать. Я не стал его отговаривать. Конечно, он вернется в «Фонтеной», и здесь его будет ждать теплая встреча. Мне очень понравилась его работа.

– Люко как-нибудь объяснил свой уход?

– Нет… Послушайте, у меня есть его адрес. Жан-Марк может быть дома, но даже если его там нет, он мог сказать, куда пересылать почту.

– Недавно Люко работал над рукописью, которую вы собираетесь скоро издать. По-моему, она называется «Письма, написанные кровью».

Серж Фонтеной изумленно посмотрел на американца.

– Кто вам сказал, что мы собираемся издать эту рукопись?

– А что, не собираетесь? – удивился в свою очередь Саундерс.

– Я пока еще не решил. Рукопись пришла… когда же она пришла?.. Я могу точно узнать. – Он нажал кнопку внутренней связи и попросил: – Жаклин, пожалуйста, принесите мне папку по «Письмам, написанным кровью». Это та рукопись о Дахау… Спасибо.

Он повернулся к гостю.

– Рукопись прислали, и я, помнится, дал почитать ее Люко. Но насколько мне известно, он до сих пор не вернул «Письма, написанные кровью». Понимаете, рецензирование документальных рукописей отнимает много времени.

Джефф Саундерс растерянно смотрел на пожилого издателя. Выходит, Люко соврал Шнейдеру и в «Централштелле» о том, что «Письма, написанные кровью» скоро выйдут в свет. Неужели соврал?

В дверь негромко постучали, и в комнату вошла худощавая пожилая женщина.

– Месье Фонтеной, самой рукописи у нас нет. В папке лежит только эта записка. – Она протянула Сержу Фонтеною кусочек бумажки, которую он прочитал вслух:

– «Отдана на рецензию Жану-Марку Люко 3 мая. Единственный экземпляр»… Ну и дела! – взорвался старик. – Я прекрасно помню ту рукопись. Действительно это был оригинал, копий не было. «Письма, написанные кровью» – дневник узника Дахау. Перед смертью он сумел спрятать рукопись. Эта рукопись отличается от многих себе подобных тем, что на самом деле написана кровью, собственной кровью автора. Когда я увидел на бумаге коричневые строки, то задрожал.

– А как она к вам попала?

– Кто-то нашел ее во время строительных работ в Дахау и связался с одним мюнхенским издательством. Кажется, с «Монументом Верлаг». Немцы не захотели издавать ее в Германии, побоявшись скандала, и прислали мне. На всякий случай мы купили у них права на издание… Странно, что Жан-Марк не вернул рукопись. Люко очень исполнительный юноша… Я вам сейчас дам его адрес. Может, она у него дома, и он вам ее покажет. – Старик записал на листке бумаги.

Неожиданно у Саундерса появилась идея.

– Скажите, месье Фонтеной, вы не помните, сколько дней прошло между тем, как вы передали Люко рукопись, и тем, как он объявил о своем уходе?

Серж Фонтеной задумался на несколько секунд и пожал плечами.

– Никогда не задумывался над этим. Подождите минуточку. По-моему, Жан-Марк пришел в тот же самый день, когда мы подписали соглашение о слиянии с издательством «Частет». Помню, он говорил со мной в перерыве между переговорами. Одну секунду…

Издатель взял кожаный ежедневник и начал медленно переворачивать страницы. Наконец нашел нужную и поднял голову.

– Контракт с «Частет» мы подписали 5 мая. Значит, 5 мая Жан-Марк Люко ушел из издательства.

Джефф Саундерс взволнованно вскочил на ноги.

– Всего через два дня после того, как получил рукопись!

Он пожал руку Фонтеною и без дальнейших церемоний выбежал из кабинета.

* * *

В четыре часа того же дня четверо мужчин неторопливо подошли ко входу в огромный старый дом 117 по улице Старой Комедии, что недалеко от бульвара Сен-Жермен. Том Батлер, американец, которого Джим Салливан предоставил в распоряжение Саундерса, встретил их на перекрестке. Они поднялись на пятый этаж и полукругом встали около двери, а Батлер достал связку ключей-отмычек и стал по очереди совать в древний замок.

– Не волнуйся, – прошептал он Джеффу Саундерсу. – Его все равно нет дома. Как только ты продиктовал адрес, я сразу приехал сюда и немного поболтал с консьержкой. Представился американским журналистом и сказал, что познакомился с Люко в «Новых левых». Консьержка сказала, что в последнее время Люко много путешествует и редко бывает дома. По ее словам, он вернулся в понедельник, а на следующий день, во вторник, опять уехал.

Батлер рассказывал все это, не прекращая попыток открыть дверь.

– Наконец-то! – воскликнул он.

Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и четверо мужчин вошли в полутемную квартиру. Том Батлер, Чак Адамс и молодой француз по имени Жан Лапорт на цыпочках разошлись по комнатам.

Джефф Саундерс прошел через грязную прихожую в огромную гостиную и щелкнул выключателем. Комнату залил яркий свет.

Прямо перед ним, между двумя изогнутыми бра, на стене висел «винчестер» 32-го калибра.

8

– Ну вот, ты и нашел своего убийцу, – сказал Джим Салливан.

Начальник оперативного отдела ЦРУ медленно вошел в комнату, снял пиджак и вытер лицо.

– Французы научились строить атомные подводные лодки, а кондиционер поставить не могут. – Он закурил и подозрительно оглядел гостиную.

Было семь часов вечера. Уже три часа люди Саундерса прочесывали квартиру. Они заглядывали в чуланы, шкафы, ящики, сумки, внимательно просматривали сотни книг на полках, ящики и все бумаги. Джефф Саундерс восхищенно наблюдал за работой. Было ясно, что работают профессионалы. Сначала фотограф фотографировал предмет, потом второй человек проверял отпечатки пальцев и анализировал их на месте. Они решили позвонить Салливану в посольство только в конце обыска.

Джим Салливан пристально смотрел на винтовку, висящую на стене.

– Ты думаешь, что он на самом деле убийца?

Не обращая внимания на вопрос, Джефф сказал:

– Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Он провел Салливана в кабинет Люко, маленькую пыльную комнату, в которой царил дикий беспорядок. Повсюду валялась грязная одежда, кофейные чашки, сигаретные окурки, книги и бумаги горой лежали на выцветшем диване, стареньком столе и жалких остатках светло-серого ковра. Напротив окна стоял огромный шкаф со стеклянными дверцами, битком набитый огнестрельным оружием.

– Что скажете? – поинтересовался Саундерс.

Салливан восхищенно присвистнул.

– Да здесь можно вооружить целый батальон!

И он почти не преувеличивал. Полки шкафа гнулись от револьверов, винтовок и ножей. Начальник оперативного отдела ЦРУ увидел револьверы самых разных моделей. Здесь были и «вальтер», и «ППК», и «беретта», и несколько «смитов и вессонов» и большая коллекция французских, бельгийских, немецких и японских револьверов. Рядом с каждым лежала коробка с патронами. Ружья и винтовки, в основном современные модели для снайперской стрельбы, аккуратно стояли рядком. Две винтовки были американскими, бельгийский карабин «ФН» 37-го калибра и три японских винтовки с оптическим прицелами. Рядом стояло охотничье ружье и полуавтоматическая винтовка «РС», которой была вооружена французская армия.

На шкафу стояли с полдюжины серебряных кубков. Джин Салливан вслух прочитал надписи на них, медленно произнося слова с ужасным американским акцентом:

– Championnat de tir, Armee Francaise, Barbizon, 12–17 Juillet 1964 – Premier Prix. [12]12
  Чемпионат французской армии по стрельбе, Барбизон, 12–17 июля, 1964. Первый приз (фр.).


[Закрыть]Похоже он чемпион, a?

– Наш клиент занимал первые места в турнирах снайперов французской армии в обоих видах: и в стрельбе из винтовки, и из карабина, – объяснил Саундерс. – Он завоевал третье место в чемпионате страны в стрельбе из револьвера. У него есть целая гора медалей и дипломов. Судя по всему, с 1960-го по 1964-й годы он не имел себе равных. По какой-то неизвестной для нас причине после 1964 года Жан-Марк Люко перестал участвовать в соревнованиях по стрельбе, но шесть месяцев назад вернулся и завоевал еще два приза.

– В каком состоянии оружие? – поинтересовался Салливан.

– В прекрасном. Бери и стреляй. Все оружие смазано и пристреляно, большой запас патронов.

– И на все у него есть разрешения?

– На все вплоть до последнего самого маленького револьвера. Думаю, такой снайпер, как Жан-Марк, безо всякого труда получал разрешения в полиции.

– Как насчет отпечатков пальцев?

– На оружии только его. В квартире мы нашли еще чьи-то отпечатки. Похоже, он жил здесь с девушкой. Длинные волосы на подушке, женская одежда в шкафах, косметика и… вот это.

Джефф показал на комод, на котором стояла огромная фотография в черной кожаной рамке.

– У твоего друга хороший вкус, – кивнул Джим Салливан.

Девушка на фотографии на самом деле была потрясающе красива: густые белокурые волосы, безупречное лицо с классическими чертами, красивые умные глаза.

– Отпечатки принадлежат ей?

– Похоже.

Начальник оперативного отдела ЦРУ и Саундерс вернулись в гостиную.

– Пошлем «винчестер» на баллистическую экспертизу?

– Не смешите меня, Джим. Люко убивал не из этой винтовки. Он, может, тренировался с ней, но Пономарева убил явно не из нее. Скорее всего Люко купил такой же «винчестер» 32-го калибра в Нью-Йорке, Майами или где-то еще в Соединенных Штатах. Вы прекрасно знаете, что он никогда бы не смог провезти в Америку винтовку. После того, как начались все эти попытки угонов самолетов, в аэропортах усилили меры безопасности.

– Значит, ты уверен в том, что Люко убийца? – снова спросил Джим Салливан.

– Уверен, и мне все это совсем не нравится.

– Почему? Почему не нравится?

– Слишком уж все элементарно. Мне дали дело, которое поначалу казалось очень запутанным, и вдруг, совершенно неожиданно, оказывается, что в нем нет ничего сложного. Сначала я узнаю, что все жертвы сидели вместе в Дахау, потом находятся следы месье Люко, которые не заметил бы только слепой, и наконец я нахожу в его квартире оружейный арсенал и доказательства того, что он прекрасный стрелок. Ясно, что все убийства мог совершить только потрясающий снайпер. Нет, что-то все чертовски просто, и мне это не нравится. Сейчас нам остается только найти мотив для всех этих убийств, и мотив, скорее всего, спрятан где-то здесь, поставить на нашего преступника капкан, завернуть его в целлофановую обертку и передать нашим друзьям из Верховного Совета. Нет, Джим, по-моему, от всего этого дурно попахивает.

– Думаешь, подстава? – с сомнением произнес Салливан.

– Вроде нет. Отпечатки пальцев Люко и разрешения на оружие настоящие. Все это легко проверить, и мне особенно не нравится эта легкость. Ищешь человека, который разъезжал по Америке и убивал народ направо и налево и неожиданно узнаешь, что он уехал обратно в Европу под своим собственным именем, совсем не скрываясь. Отправляешься к нему домой и находишь целый оружейный арсенал. Никаких попыток что-то спрятать, замести следы. Складывается впечатление, что ему наплевать, поймают его или не поймают.

– А может, и, правда, наплевать.

Джефф Саундерс пожал плечами.

В комнату вбежал взволнованный Том Батлер. В руках он держал пакет, завернутый в старые тряпки.

– Мы только что нашли это в одном из чуланов среди пустых коробок из-под обуви и старых одеял. По-моему, это то, что вы ищете.

Саундерс взял пакет и осторожно положил на стол, стоящий посреди комнаты. Когда он снял тряпки и развернул обертку, то увидел пачку листов бумаги разного формата и качества. Попадались и обычная письменная бумага, и куски грязной оберточной бумаги, и какие-то немецкие объявления и листовки.

Все страницы были исписаны едва различимыми словами. Строки были кривыми, буквы в словах так и плясали. Пять человек стояли вокруг стола и не сводили глаз с рукописи, написанной чернилами рыжевато-коричневого цвета.

– «Письма, написанные кровью», – сказал Джефф Саундерс.

«Меня зовут Жорж Бриссе. Я родился во Франции, в Гренобле. Но сейчас у меня нет ни имени, ни родины. Все, что у меня было, заменил лагерный номер, вышитый на арестантской робе рядом красным треугольником, клеймом политического заключенного. Мой номер: К.З. 762983, Дахау. Я превратился в недочеловека, потому что коммунист. За принадлежность к коммунистической партии меня и осудили на смерть. Когда приговор будет приведен в исполнение? Не знаю. Может, до тех пор, пока у меня сохранятся хотя бы жалкие остатки сил, мне удастся откладывать этот страшный день, когда меня отведут в газовую камеру, а потом – бросят в печь. Но все это рано или поздно произойдет, моя смерть – вопрос лишь времени. Надежду я потерял давно. Я уже давно знаю, что стал живым трупом. Я мертвый человек, который еще может передвигаться, говорить, думать, чувствовать и даже иногда смеяться. Но все это только иллюзия. Большая часть моих товарищей уже покинули эту землю, они не сопротивлялись. Мой младший брат, который работал со мной в Гренобле, не выдержал такого существования и бросился на ограду под электрическим током, чтобы положить конец мучениям.

В молодости я мечтал стать знаменитым писателем. Сейчас мне тридцать пять лет, и мне уже никогда не стать знаменитым писателем. Единственное, чем я скоро стану, это маленькой кучкой пепла вперемешку с обугленными костями, которые мои коллеги по несчастью в Дахау достанут из крематория. Может, придет день, когда этот лагерь освободят и люди узнают об ужасах, которые здесь творились. Только боюсь, никто не поверит, что такое возможно. В одном я уверен: в Дахау не останется ни одного свидетеля этих злодеяний. Мы всего лишь толпа теней с бритыми головами, которые с трудом волочат ноги в тяжелых деревянных башмаках по долине смерти. Когда лагерь освободят, нас уже здесь не будет. А может, Дахау никогда и не освободят. Германия сильное страшное государство, которое может проправить землей много веков. И все же, если когда-нибудь настанут лучшие времена, мир должен узнать, что происходило в Дахау, что происходило в разбросанных по всей Европе концентрационных лагерях.

Поэтому я поклялся написать правду о Дахау. Я опишу все, что видел, все, через что прошел, все свои чувства и мысли. Не знаю, удастся ли мне закончить эту книгу. Может, завтра или послезавтра меня отведут в газовую камеру, и я умру, как десятки тысяч других узников. Но пока у меня останется хотя бы крупица энергии, я буду писать. Может, произойдет чудо, и страницы этой рукописи останутся целыми. Тогда нашедшие их люди увидят, что нет пределов ужасам и человеческому падению.

Мои друзья пообещали зарыть эту рукопись в Дахау, если я умру. А если кто-то из них уцелеет, то вернется за ней. Они пообещали и доставать бумагу, чтобы мне было на чем писать. Я заточил гусиное перо, но у меня нет чернил. Поэтому придется писать собственной кровью. Каждый день буду делать надрез и выдавливать несколько капель крови. Этой кровью я напишу правду о крови, которая пролилась в Дахау. И да поможет мне Бог осуществить задуманное!

Дахау, 12 декабря, 1943 год».

Все словно окаменели от этого крика отчаяния, долетевшего из другого мира. Сейчас, через тридцать лет после того, как безликий узник Дахау обмакнул гусиное перо в свою кровь, его слова вызвали страшную боль. Они неожиданно вошли в мир мертвых.

Первым заговорил Джефф Саундерс. Он старался говорить равнодушно, но его голос дрожал.

– Давайте распределим работу. Мы все знаем французский. Я разделю рукопись на пять частей, и каждый из нас как можно быстрее прочитает свою. Будем искать какие-то странные события, связанные с 13-м бараком. В них должны быть упомянуты Драгунский и Слободин. – Саундерс достал из кармана список из «Централштелле». – То, что мы ищем, должно быть в этой рукописи.

На последней странице стоял номер – «196». Саундерс разделил страницы, примерно, на пять равных частей и раздал коллегам. Потом закурил панателлу и сел на кривой стул у окна. Первое, что его поразило, – несомненный литературный талант автора. Джефф дрожал, читая страшный рассказ. Но на своих страницах он так и не нашел ключ к разгадке тайны.

Примерно, через полчаса полное молчание внезапно нарушил Жан Лапорт.

– Джефф, кажется, я нашел! – воскликнул француз.

Все бросились к Лапорту.

– Смотрите. Прочитайте последний абзац страницы, датированной 23 декабря 1944 года.

Джефф с трудом протиснулся между Батлером и Салливаном и прочитал:

«Голод и боль потихоньку стирают то немногое человеческое, что у нас еще осталось. Мы постепенно превращаемся в стаю диких зверей, которыми движет только инстинкт к выживанию. Господи, что же с нами происходит? Вечером в 13-м бараке произошла кошмарная трагедия. Кошмарная даже по нашим лагерным меркам, а ведь у нас в Дахау царит настоящий ад и, казалось бы, нас уже ничем не удивить. Меня не было в бараке, когда произошла трагедия, но я узнал всю правду из рапорта штурмфюрера Иоакима Мюллера, который отнес по его приказу в лагерную комендатуру. Немцы решили сохранить это страшное происшествие в тайне, и я тоже не собираюсь подробно описывать его, настолько оно ужасно и дико. Голод в 13-м бараке…»

– Где следующая страница, Жан? – нетерпеливо спросил Саундерс.

Лапорт протянул страницу, и Саундерс прочитал:

«… в садах. Сегодня тридцать политических заключенных вновь отвели в газовые камеры и…»

– Это не то, – раздраженно покачал головой Джефф. – Жан, я попросил у тебя следующую страницу за той, которую я читал, а ты мне дал что-то другое. Где она? – Саундерс посмотрел на страницу с началом описания страшной трагедии. – Мы читали 92 страницу, а ты дал мне 95. Где две следующие: 93 и 94?

Жан Лапорт просмотрел свою часть рукописи.

– Это все, что у меня есть, Джефф. Страницы лежат в том порядке, как ты мне их дал. Эти две страницы следуют одна за другой. После 92 страницы сразу идет 95.

В отчаянии Саундерс бросил страницы на стол.

– Он опять оставил нас с носом.

Из рукописи «Письма, написанные кровью» исчезли 93 и 94 страницы, на которых и скрывалась разгадка.

* * *

Через пятнадцать минут в дверь тихо постучали.

Все молча заняли места, приготовившись к любой неожиданности. Батлер с Адамсом достали револьверы и прижались к стене по обеим сторонам от входной двери. Жан Лапорт бросился к выключателю и выключил свет. В квартире стало темно. Джим Салливан с проворством, неожиданным для человека его веса, потащил Саундерса в спальню.

– Все в порядке, – прошептал он. – Это не может быть консьержка. Сегодня после обеда она получила телеграмму из Арля и уехала на четырехчасовом поезде проведывать сильно заболевшую дочь. Раньше завтрашнего утра консьержка не вернется. Для всех же остальных Люко нет дома.

В дверь опять постучали, только на этот раз стучали в определенной последовательности: два длинных и затем три коротких удара.

К ним подошел Лапорт.

– Все в порядке. Свои.

– Тогда откройте, – резко сказал Джим Салливан.

Входную дверь открыли, и в квартиру бесшумно проскользнул какой-то мужчина.

– Все в порядке. Можно включить свет, – проговорил Том Батлер. – Это Бобби Марсиано.

Салливан пошел к Марсиано, невысокому мужчине с умным лицом, и сердито проворчал:

– Я же тебе говорил, чтобы ты не приезжал сюда.

– Очень важные новости, босс. Я должен был немедленно увидеть вас.

Марсиано вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, достал из него какие-то бумаги и положил друг рядом с другом на большой стол.

Джефф заглянул через плечо Салливана. На столе лежала газетная вырезка, копия телеграммы и обычный лист бумаги.

На газетной вырезке была фотография и небольшая статья. Судя по всему это была первая страница, поскольку на ней виднелась часть названия газеты и дата: «Лионский курьер», 14 июня этого года. Саундерс внимательно посмотрел на фотографию. На ней стоял улыбающийся лысый мужчина лет шестидесяти пяти с резкими чертами лица. Заголовок под фотографией гласил: «Таинственное убийство Мишеля Талбота». Джефф прочитал статью:

«С тревогой и глубокой печалью мы узнали вчера вечером о внезапной смерти нашего обозревателя отдела аэронавтики Мишеля Талбота. Месье Талбот был убит двумя выстрелами из револьвера у дверей своего дома 145 на авеню генерала де Голля в Вильфранше. Полиция пока ничего не знает об убийце и мотивах убийства. Пока детективы не отказываются от возможности квартирной кражи. Прошлой ночью, около половины двенадцатого, мадам Талбот услышала какие-то резкие звуки, напоминающие негромкие взрывы. Она быстро встала из постели, набросила халат и вышла из дома. Семья Талботов живет в маленьком, отдельно стоящем домике в Вильфранше. На тротуаре, перед самой дверью, мадам Талбот нашла мертвого мужа. Смерть наступила мгновенно. Мишель Талбот лежал около своего синего „рено“ с еще теплым двигателем. В руке он сжимал ключи от машины.

Мадам Талбот немедленно известила о случившемся соседей и позвонила в полицию. Полиция приехала на место преступления очень быстро. Коронер осмотрел месье Талбота и констатировал смерть в результате огнестрельных ран. Тело увезли в больницу Антуана в Вильфранше. Предварительное расследование показало, что месье Талбот умер от двух пуль, выпущенных из „кольта“ 45 калибра. Обе пули застряли в голове. Полиция нашла отпечатки ног за кустом, где очевидно и прятался убийца, поджидая жертву. Пустые гильзы на месте преступления не обнаружены. Детективы считают, что убийца профессионал. Мадам Талбот сообщила полиции, что после звуков выстрелов не слышала шума отъезжающей машины. На перекрестке улицы Ламартина и авеню генерала де Голля, на некотором расстоянии от дома Талботов, был найден велосипед, украденный из соседнего дома. Полиция считает, что убийца или убийцы оставили машину на перекрестке и один из них отправился к дому месье Талбота. Сразу после убийства преступник вернулся на велосипеде к перекрестку, бросил велосипед сел в ожидающую машину и уехал.

Мишель Талбот родился в Дижоне в 1908 году, после войны начал работать в „Лионском курьере“. Перед войной писал об аэронавтике в парижском „Времени“. Во время оккупации организовал и возглавил одну из самых важных групп Сопротивления, „Ренессанс“. Она действовала в центре Франции, совершала акты саботажа, собирала и передавала важную в военном отношении информацию в Лондон „Свободной Франции“. 20 октября 1943 года гестапо арестовало Мишеля Талбота. Он попал в Дахау, но вопреки нечеловеческим условиям выжил, после освобождения вернулся во Францию и занялся любимым делом – журналистикой.

Преждевременная трагическая кончина опытного журналиста и верного друга – тяжелая утрата для всех его многочисленных друзей и знакомых и особенно для коллег по „Лионскому курьеру“ и „Ассоциации французских журналистов, пишущих об аэронавтике“, президентом которой он был восемь лет. Мы выражаем самые искренние соболезнования вдове, мадам Талбот».

Саундерс и Салливан обменялись мрачными взглядами.

– Еще одного не стало, – мрачно вздохнул Джим Салливан. – Талбота убили более двух месяцев назад. Судя по дате он оказался первой жертвой. Убийство произошло спустя несколько дней после того, как Люко получил в Людвигсбурге адреса оставшихся в живых узников 13 барака.

На копии телеграммы не было никаких пояснительных надписей на тот случай, если она попадет в чужие руки. Так всегда поступало ЦРУ, отправляя телеграммы через американские посольства. Телеграмма оказалась краткой.

«Отправлена: Кейптаун, 301430

Получена: Париж, 301857

Расшифрована: 6/287542

Адресат: Потомак/2

Отправитель: Пегас

Марк Брадзинский, проживающий по адресу: 72, авеню лорда Китченера, Кейптаун, Южная Африка, был застрелен в своем гараже из „беретты“ 28 июня в 00.30 Точка задержаны двое чернокожих подозреваемых но на следующий день отпущены за недостатком улик Точка расследование продолжается Точка конец»

На листе обычной письменной бумаги кто-то написал от руки. «Жан-Марк Люко, француз, паспорт № 233897, 28 августа в четыре пятьдесят дня сел на самолет, направляющийся в Израиль, компания „Эйр Франс“, рейс 252. Билет в оба конца, номер билета 55429786».

Саундерс вытащил список из восьми человек, достал ручку и поставил маленькие крестики напротив Мишеля Талбота и Марка Брадзинского. Теперь в списке остались только два имени: Йохан Сиранкевич из Лодзи, Польша, и Лев Журбин из Израиля.

– Не посылали запросы в Польшу и Израиль? – спросил он у Джима Салливана.

– Посылали, но как ты сам знаешь, получить информацию в Польше и Израиле не так-то и просто. Польша находится по другую сторону железного занавеса, а Израиль не очень любит нам помогать.

– Ничего страшного. Скорее всего сейчас это неважно. Может, Люко уже побывал в Польше, а может, еще не успел. Самым важным является то, что наш подозреваемый вылетел позавчера в Израиль и, будем надеяться, все еще там.

– Что ты собираешься делать?

– Отправлюсь на первом же самолете в Израиль. Узнайте, когда ближайший рейс на Израиль, ладно? И соберите как можно более полное досье на Жана-Марка Люко. Мне нужны подробности всей его жизни, начиная со дня рождения и кончая 28 августа. Такую информацию можно найти только в одном месте, в ДСТ. [13]13
  Французский эквивалент ФБР.


[Закрыть]Мне позарез нужна эта информация. Думаю, вы знаете, как ее достать, и понимаете, насколько это важно и срочно.

Том Батлер принес расписание рейсов «Эйр Франс».

– В четверть первого ночи есть рейс «Эйр Франс» на Тель-Авив, «Боинг-707». Следующий завтра утром, в семь пятьдесят. Тоже «Боинг», только рейс «Эль Аль» 341, из Нью-Йорка.

– Полечу на ночном, если вы успеете достать досье, – сказал Саундерс начальнику оперативного отдела ЦРУ.

Салливан посмотрел на часы.

– Пять минут девятого. Времени в обрез, поэтому ничего не могу обещать… Знаешь кафе «Париж» на Елисейских Полях рядом со станцией метро Франклина Рузвельта?

– Да.

– Хорошо. Поезжай туда и жди. Кто-то из нас приедет в «Париж» и расскажет, что нам удалось сделать. Мы позаботимся о твоем билете и обо всем остальном.

– Буду ждать в кафе.

– Об этой квартире не беспокойся. Мы все поставим на место.

– Через несколько дней это уже не будет иметь особого значения.

Джефф Саундерс открыл дверь и вышел на темную лестницу.

* * *

Без пятнадцати одиннадцать. Вот уже полтора часа Джефф Саундерс стоял у китайского бильярда, сделанного чикагской компанией «Готтлиб и сыновья». Во Франции трудно найти кафе без такого автомата. Нервы у него были на пределе. Он яростно дергал ручку, и серебряные шары катились к клоунам и грудастым девицам, расставленным по игровому полю. Сегодня удача отвернулась от него, и он никак не мог совершить удачный бросок. Джефф хотел сунуть в щель очередной франк, когда услышал за спиной:

– Можно?

Саундерс автоматически шагнул в сторону и позволил французу бросить в щель монету и присоединиться к игре. Его соперником был Жан Лапорт. Молодой француз положил сигарету на край автомата, сосредоточенно нахмурившись, послал шар и принялся энергично работать флипперами. Он негромко заговорил, не сводя внимательного взгляда с автомата. Саундерсу пришлось напрячь слух, чтобы услышать голос Лапорта за громким тиканием и звоном колокольчиков.

– Мы забронировали места и на ночной, и на утренний рейсы. «Эйр Франс» 272 вылетает сегодня ночью, а «Эль Аль» 341 завтра утром. Билеты возьмете в справочном бюро в «Орли» справа от главного входа. Покажете паспорт, и вам дадут билет… Теперь об информации на Люко, которую вы просили собрать. Наши друзья из… Вот черт, не получилось! – громко сказал он. – Ваша очередь, месье.

Саундерс прошептал:

– Говори быстрее.

Он дернул за ручку и начал терзать флипперы.

– Теперь что касается досье, которое вы просили достать. У наших друзей… я имею в виду наших друзей из ДСТ… есть досье на Люко, но они категорически отказались передать его нам хотя бы на минуту. Пришлось искать компромисс. Договорились, что с вами полетит их человек с досье. Во время полета вы ознакомитесь с материалами, а потом он заберет у вас папку и покинет вас в аэропорту «Лод».

– Значит, у них на самом деле есть досье на Люко, – задумчиво заметил Джефф Саундерс, уступая Лапорту место.

– Конечно. Оказывается, еще совсем недавно парень был крайним леваком.

– Ты уверен, что один из людей ДСТ сядет на мой самолет сегодня ночью?

– Они пообещали, но все будет зависеть от того, полетите вы или не полетите. – Лапорт нагнулся и яростно потряс автомат. – Они не хотят посылать человека просто так. Их агент сядет на самолет только после того, как убедится, что вы забрали свой билет.