Текст книги "Третья правда"

Автор книги: Майкл (Микаэль) Бар-Зохар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

10

Берни Прентисс, ветеран «АП», в 10.17 утра первым запустил на телетайпную ленту потрясающую новость.

«Таинственное убийство министра иностранных дел Советского Союза Льва Пономарева раскрыто. Министр убит по ошибке молодым французом. Перед самоубийством преступник оставил письменное признание. Следите за нашими дальнейшими сообщениями».

Через две минуты в дело вступило «ЮП». В 10.26 к ним присоединился «Рейтер». Примерно, в это же время «Франс Пресс» передавал краткое изложение всей истории. Даже «ТАСС» отреагировал с неожиданной для советского телеграфного агентства скоростью, и в 10.37 новости были уже в Москве.

Затем началось что-то невообразимое.

В 10.42 Лорент Рибо, директор информационного канала Канала Европа 1, ворвался в студию на улице Франсуа Премьера и дрожащим от волнения голосом прервал популярную передачу «Для вас, мадам». «Радио Люксембург» первым взяло интервью у жандарма, обнаружившего труп Жана-Марка Люко. «Франс-Интер» прервал развлекательную передачу, и диктор театральным голосом зачитал признания Люко. «Фигаро» и «Франс Суар» наполнили Париж десятками тысяч номеров экстренных выпусков с фотографиями и полным текстом признания Люко. Даже «Монд» нарушил многолетнюю традицию и напечатал на первой странице фотографию той части признания Жана-Марка, в которой Люко описывает, как по ошибке застрелил Льва Пономарева.

Огромная волна цунами накрыла Европу, Америку и Азию. Тысячи радиостанций и телестудий по всему миру прерывали свои передачи и передавали специальные выпуски. Десятки тысяч газет напечатали экстренные номера, посвященные Люко. Париж превратился в Мекку журналистов. Толпы репортеров бросились в Вену, Людвигсбург, Южную Африку и Израиль, намереваясь пройти по «кровавому пути мстителя». Они хотели знать все, начиная с первых чисел мая, когда молодой француз ушел из издательства «Фонтеной», и кончая первым сентябрьским днем и домом 75 на улице Чаутемпс в Париже. Две недели весь мир говорил только о «мстителе» и его «трагической судьбе».

В Москве впервые со времен Октябрьской революции «Правда» выпустила специальный выпуск. Человечество смаковало сенсацию, сравниться с которой могло только убийство Джона Кеннеди. Несмотря на весь ужас и трагизм истории Жана-Марка Люко, убийцы и жертвы одновременно, все испытали огромное облегчение. Война между Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом была предотвращена. Президент Соединенных Штатов и генеральный секретарь ЦК КПСС поздравили друг друга по «горячей линии» с мирным урегулированием конфликта и договорились побыстрее встретиться, чтобы обсудить меры по недопущению подобных кризисов в будущем. Состояние боевой готовности в Красной армии было отменено, и тысячи солдат, отпущенных в увольнения, заполнили улицы Москвы и других советских городов. По американским студенческим городкам прокатились демонстрации в защиту мира. В Риме толпы восторженных молодых итальянцев устроили карнавал перед советским посольством.

И только один человек, Род Гилпатрик из лондонской «Таймс», напомнил читателям, что это «пир во время чумы», что «мир празднует избавление от войны, забыв, что оно достигнуто с помощью одной из самых страшных трагедий в истории человечества». Но лишь немногие обратили внимание на его мрачные слова. Личная трагедия Жана-Марка Люко была быстро забыта. Главным было то, что удалось сохранить мир.

Однако ликование не было повсеместным. «Красное знамя», официальный орган Красной армии, упрямо хранило молчание. Его гневные тирады в адрес «империалистов, разжигателей войн и убийц Льва Пономарева» оказались холостыми залпами. «Красное знамя» поддержала «Ежедневная народная газета», которая не изменила своей привычке вольно обращаться с фактами. Китайцы назвали Жана-Марка Люко «наемником сил реакции и ревизионизма», призванным убить советского министра Пономарева под прикрытием этой гнусной фальшивки – истории мести за отца.

Имя Кристины де ля Малейн не было ни разу упомянуто. Французские власти не испытывали особого желания вмешивать в это дело еще и француженку. Им было достаточно, что убийцей оказался гражданин Франции. Полиция забрала фотографию девушки из квартиры Люко и уничтожила все следы ее пребывания там. Сама Кристина исчезла из своей квартиры на улице Мирабо, и никто не знал, где она.

Газеты не писали еще об одном действующем лице драмы – таинственном американце по имени Джефф Саундерс. Несколько звонков Джима Салливана и Хала Ричардса французским коллегам убедили французов забыть о его роли в этом деле. Правда, директору ЦРУ пришлось выслушать несколько серьезных упреков по поводу «активных действий американской разведки в дружественной столице».

Когда газеты и крупнейшие телеграфные агентства мира начинали раскручивать сенсацию, Джефф Саундерс спал сном праведника в своем номере парижской гостиницы «Георг V». Правда, его дважды будили. Сначала позвонил Хал Ричардс. Директор ЦРУ поздравил с огромным успехом и заверил, что «смелость и энергия, которые проявил Саундерс при выполнении задания» будут должным образом вознаграждены. Второй раз Джеффа Саундерса разбудил президент Соединенных Штатов, сообщивший, что с большой радостью награждает его «Медалью Разведчика», одной из самых высших наград Америки. Саундерс пробормотал: «Спасибо», положил трубку и через несколько секунд вновь спал, как убитый.

***

В половине девятого вечера Джеффа разбудил очередной звонок. Приятный женский голос напомнил, что посол дает сегодня в его честь званый ужин. Через пять минут позвонил Джим Салливан. Он уже успел поздравить Саундерса, когда тот разбудил его рано утром и сообщил о самоубийстве Люко, и поэтому только сказал:

– Джефф, я заеду за тобой в девять часов. Надеюсь, полчаса тебе хватит для того, чтобы одеться. Посол очень пунктуальный человек и терпеть не может, когда опаздывают.

Джефф Саундерс пробормотал в трубку что-то нечленораздельное и с трудом выбрался из-под одеяла. Холодный душ, бритье и два стакана виски окончательно прогнали сон. Почти готовый к званому ужину в американском посольстве, он подошел к окну и выглянул на улицу. Париж поливал сильный осенний дождь.

Снизу позвонили и сообщили, что Джим Салливан ждет в вестибюле. Саундерс надел пиджак и стал доставать расческу, бумажник и сигареты из карманов костюма, в котором был утром. Во внутреннем кармане пиджака его рука наткнулась на что-то твердое. Он достал конверт с документами и фотографиями, который «позаимствовал» в «Централштелле». В конверте лежали копии документов, посланных Люко. Он стал рассеянно просматривать бумаги и неожиданно замер. Джефф схватил телефон и набрал три разных номера, прежде чем нашел нужного человека.

– Мадемуазель Лерой? – хрипло спросил он.

– Да, – ответил знакомый сухой голос.

Американец задал несколько вопросов, и она попросила немного подождать, сказав, что ей нужно позвонить в контору по другому телефону. Время тянулось ужасно медленно. От нетерпения Джефф грыз ногти. Он безуспешно попытался закурить и со стыдом заметил, как дрожат руки.

Наконец мадемуазель Лерой вернулась. Сейчас ее голос был слегка удивлен. Саундерс внимательно выслушал девушку, поблагодарил и аккуратно положил трубку на рычажки. Он сильно побледнел, в уголках рта пролегли две глубокие морщины. Пожав плечами, Джефф схватил плащ и побежал к лифтам.

В вестибюле его ждал Джим Салливан.

– Привет, Джефф…

Саундерс резко оборвал его:

– Послушайте, Джим. Случилось непредвиденное. Я должен немедленно уехать.

– Уехать? Куда? А как быть с послом?

– Передайте послу мои извинения. Это дело намного важнее званого ужина в посольстве.

И Джефф выскочил на улицу, оставив в вестибюле Салливана, потерявшего от возмущения дар речи. Машина уже стояла у входа. Он сунул десять франков парню, который подогнал машину, уселся за руль и нажал на педаль газа. Мотор взревел, и машина рванула с места.

***

Саундерс выехал из Парижа и сейчас мчался по мокрой дороге на юго-запад. Сильный ветер гнул деревья, подхватывал крупные капли и швырял в лобовое окно. Белые вспышки молний освещали небо и выхватывали из темноты сломанные ветки, лежащие у дороги. Узкая дорога была пустынна.

Он промчался мимо Шартра, едва посмотрев на черные башни собора. В Шатеде чуть не задавил испуганного полицейского, неосторожно решившего перейти дорогу. На блюстителе порядка был черный дождевой плащ, который смешно хлопал на ветру. Усталость прошла. Джефф Саундерс напряженно нагнулся над рулем, внимательно смотрел вперед и жевал панателлу. Он включил радио.

«…в Иностранном Легионе, где он отличался храбростью и нелюдимостью, одним из самых распространенных симптомов паранойи. Мы пригласили в студию его бывшего командира, полковника Жана Боссигли… Полковник, не поделитесь с нашими слушателями своими впечатлениями о Жане-Марке Люко? Чем он вам запомнился?

– Если откровенно, то я всегда считал Люко психом. Об этом красноречиво говорило его поведение. Безудержная храбрость, с которой он бросался в самый центр боя…»

Джефф не хотел слушать старого хитрого полковника. Он стал крутить ручку настройки, но везде слышал одно и то же: Жан-Марк Люко и его месть убийцам отца. Скоро ему это надоело, и он выключил радио.

В Туре Саундерс заехал на заправку, разбудил какого-то старика и попросил залить полный бак. Старик что-то сердито пробормотал о кромешной тьме, урагане и идиотах, которые ездят в такую погоду вместо того, чтобы сидеть дома. В Сомюре американец был в полночь. Проехав город, Джефф свернул с широкой автострады и помчался на юг к Брессюиру по какой-то узкой второстепенной дороге.

Местность была пустынная. Кругом царила кромешная тьма. Дождь лил, как из ведра, и яростно работающие дворники не могли справиться с потоками воды, которые обрушивались на лобовое стекло. В неожиданно сверкнувшей молнии он увидел шато де Бельвуар во всей его дикой красе: толстые крепостные стены, над которыми возвышались башни с амбразурами, тяжелый подвесной мостик на толстых цепях, перекинутый через глубокий ров, и сам замок, живописную группу построек с высокими башенками и остроконечными крышами.

Машина с грохотом проехала по неровному мостику, промчалась через огромные ворота в каменной стене и остановилась у величественной лестницы, которая вела к парадному входу.

Джефф Саундерс выскочил из машины и взбежал на крыльцо. Через слегка приоткрытую резную дубовую дверь в замок врывался ветер, он завывал и жалобно вздыхал в огромном пустом холле. Саундерс подошел к маленькой двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен», открыл ее и очутился в длинном тихом коридоре. Он включил фонарик и увидел лестницу, ведущую на второй этаж. Еще один коридор, только на полу этого лежал ковер, который поглощал шаги, привел его в огромный зал. На окнах висели толстые шторы, свисающая с потолка хрустальная люстра слегка звенела на сквозняке. В дальней стене виднелась двойная дверь, одна половинка которой была открыта.

Саундерс на долю секунды остановился перед дверью и вошел в темную комнату. Лишь против двери лежал прямоугольник света. В открытом окне виднелось озеро, освещаемое вспышками молний.

Она неподвижно стояла у окна.

– Я знала, что ты приедешь, – сказала Кристина.

***

Джефф Саундерс остановился на пороге.

– Я приехал не для того, о чем ты думаешь.

– Ты не знаешь, о чем я думаю, Джефф.

– Я приехал из-за него.

– Я знаю.

– Он попросил не впутывать тебя в эту историю.

Кристина де ля Малейн равнодушно пожала плечами.

– Какое это имеет сейчас значение? Можно спрятаться от людей, можно уехать из Парижа, можно запереться в старом замке и никого не видеть. Но правильно говорится в старинной поговорке: нельзя спрятаться от своих воспоминаний.

– И нельзя спрятаться от правды, Крис, – добавил Саундерс.

Она промолчала.

– Порой после нечеловеческих усилий кажется, что ты нашел правду. Ты уверен, что это правда, полная правда и ничто, кроме правды. Потом неожиданно свет падает на картину под другим углом и открывает вещи, которые раньше не были видны. И ты понимаешь, что твоя правда на самом деле является ложью, trompe l’oeil, [14]14
  Изображение, создающее иллюзию реальности (фр.).


[Закрыть]обманом зрения. И ты понимаешь, что за этой оптической иллюзией скрывается вторая правда, а за ней может быть и третья.

– И ты приехал рассказать мне вторую правду?

– Да. Хочешь ее узнать?

Девушка не ответила.

– Вчера ночью перед тем, как Жан-Марк застрелился, у нас с ним был долгий разговор. Я спросил, как он узнал нью-йоркский адрес Слободина. Ведь никто из людей, с которыми он встречался, не знал, что Слободин работал водителем в советском представительстве при ООН. Жан-Марк ответил, что ты ездила за адресом Слободина в «Централштелле», а они его узнали у организации бывших узников лагерей стран Восточной Европы.

Я был в «Централштелле», Крис, и у меня есть все документы, которые они собрали по просьбе Жана-Марка. В них нет адреса Аркадия Слободина. Ты никогда не была в Людвигсбурге, Крис, и никакие бывшие узники из стран Восточной Европы не давали немцам этот адрес. Как ты узнала адрес Слободина, Крис?

Кристина де ля Малейн молчала.

– Ночью я спросил у Жана-Марка, как он нашел меня, откуда узнал, что я разыскиваю его, и почему ты попыталась задержать меня в Париже при помощи аварии? Люко сказал, будто ты видела, как я входил в его квартиру.

Только вот дело в том, что я был не один. В его квартиру входили шесть человек. Как ты узнала, за кем из нас следить? Как ты узнала, что я агент ЦРУ и что я разыскиваю Люко? Как узнала, что меня нужно задержать пусть даже ценой опасной аварии? Кто тебе сказал, что меня следует опасаться, Крис?

Опять ни слова.

– Жан-Марк рассказал, как ты поддерживала его идею мести, как помогала ему. Он сказал, что ты преданна ему душой и телом и поклялась остаться с ним до самого конца. Он сообщил, что ты одобрила идею его самоубийства после того, как дело будет сделано. Ты потратила огромные деньги на операцию. Почему ты сделала это, Крис? Из-за любви? Не верю. Ты красивая девушка, и тебя всегда осаждали толпы красивых и богатых поклонников. Почему же ты неожиданно влюбилась в этого ненормального одинокого парня, у которого ничего не было за душой?

Ты познакомилась с Жаном-Марком на его лекциях о Сопротивлении. Сказала, будто твой отец участвовал вСопротивлении и был за это расстрелян нацистами. Ты полюбила Люко потому, что у вас было что-то общее. Ты ведь это ему рассказала, да, Крис?

Три часа назад я позвонил одному человеку, чтобы узнать правду. И оказалось, что правда-то совсем другая, Крис. Твой отец не участвовал в Сопротивлении. Твой отец был фашистом и сотрудничал с немцами. Во время войны Пьер де ля Малейн предложил генералу фон Браунсвигу разместить немецкий штаб в этом самом замке. Да, твоего отца на самом деле казнили. Только одна маленькая неувязочка: его казнили не нацисты, а бойцы Сопротивления за измену.

Жан-Марк застрелил Слободина, Драгнера, Пономарева, Брадзинского, Талбота и остальных… Верно, курок спускал Люко, но настоящий убийца не он. Ты заставила его сделать все это, заставила с дьявольской хитростью и хладнокровием. Настоящая убийца всех этих людей ты, Крис.

После этих слов в комнате наступило тяжелое молчание.

– Тебе нечего ответить?

Гремели раскаты грома, вспыхивали молнии, в открытое окно влетали капли дождя.

Кристина де ля Малейн медленно повернулась и кивнула.

– Все, что ты сказал, Джефф, правда. Спускал курок Жан-Марк, но настоящая убийца я.

***

Кристина быстро и тихо заговорила. Время от времени ее голос переходил на шепот, и Саундерсу приходилось напрягать слух. Время от времени она умолкала, отворачивалась и смотрела в окно.

– В прошлом феврале я поехала на две недели в Сен-Мориц покататься на лыжах и отдохнуть. Я устала переезжать с одной квартиры на другую, а мой последний роман закончился самым печальным образом. Я остановилась в своей любимой гостинице – «де Гризонсе». Через несколько дней после приезда встретилась с мужчиной по имени Курт. Он врезался в меня, когда я спускалась с горы. Мы разговорились, это было так естественно. Курт оказался немцем из Западного Берлина, он был специалистом по экономике и политологии.

У него была важная работа в одном исследовательском институте, связанном с боннским правительством. Конечно, я не знала все это в самом начале знакомства. В самом начале я поняла одно: Курт замечательный мужчина, самый лучший из всех знакомых мне мужчин.

Кристина нервно подошла к маленькому столику, взяла сигарету и закурила. Затем вернулась к окну и продолжила:

– Курт пригласил меня на ужин раз, другой, третий. Сначала, между нами ничего не было, хотя я с самой первой минуты дала ему понять, что он мне нравится. Джефф, тебе когда-нибудь казалось, что твоя самая сокровенная мечта сбылась? Чтобы ты всю жизнь мечтал встретиться с каким-нибудь человеком и неожиданно обнаружил, что этот человек стоит перед тобой? Я встретила своего прекрасного сказочного Принца. Никогда не думала, что смогу влюбиться, как глупая девчонка, полюбить всей душой! Я видела, что Курт испытывает ко мне такие же чувства, и была самой счастливой женщиной на земле. Со дня нашего знакомства не прошло и недели, а я уже знала, что безумно влюбилась. Я до сих пор безумно люблю Курта. Стоит ему произнести одно-единственное слово, и я все для него сделаю. Все.

Я выехала из своей гостиницы, он – из своей, и мы отправились путешествовать. Пропутешествовали мы целых три недели. Швейцария, Италия. Греция, Корфу. От любви у меня кружилась голова. Я была на седьмом небе от счастья, от Курта, от окружающих красот. Я была готова на все, лишь бы удержать его около себя.

– Что он попросил тебя сделать? – Джефф Саундерс никогда не любил трогательные истории о любви. Он хотел повернуть разговор в нужное русло.

– Курт ничего не просил. Вернее попросил одну вещь. Он попросил меня выйти за него замуж.

Впервые с начала разговора Саундерс удивился.

– Он хотел, чтобы ты вышла за него замуж? И ты согласилась?

– Да, он попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась. Не стану описывать тебе те чувства, которые я испытала в ту минуту. Скажу только одно: стоило мне согласиться, как стало ясно, что это невозможно.

Саундерс молча ждал.

– Я сказала тебе, что его звали Курт, но не сказала фамилию. Его фамилия – Мюллер. Он Курт Мюллер. Фамилия Мюллер ни о чем тебе не говорит, Джефф?

– Мюллер? – По спине Саундерса забегали холодные мурашки. – Твой Курт сын Иоакима Мюллера? Не может быть!

– Да. Мой Курт был сыном Иоакима Мюллера… – Помолчав несколько секунд, Кристина де ля Малейн продолжила рассказ: – Конечно, тогда я еще не знала, кто такой Иоаким Мюллер. Какое мне было до этого дело? Я хотела только быть с Куртом, а на остальное мне было наплевать. Я никогда не верила в истории о зверствах нацистов и не верю сейчас. Ты был прав насчет моего отца. Я ни разу его не видела, но выросла среди людей, которые много рассказывали о нем. Меня воспитали в духе ненависти к коммунистам. И я никогда не относилась плохо к немцам. Мой отец был благородным человеком. Если он помогал немцам, значит, у него были для этого веские причины.

Но все это не имеет никакого отношения к тому, о чем я рассказываю. На Корфу Курт рассказал мне о своем отце. Он проговорил несколько часов подряд. Сказал, что любит меня больше жизни, и я знала, что он говорит правду. Он сказал, что очень хочет жениться на мне, но не может. На его фамилии лежит ужасное проклятие. Его отец был офицером СС и служил в концентрационном лагере в Дахау. Он был добрым человеком, чтил закон и хорошо относился к узникам, которые находились в его подчинении. Он не только не убивал их, но даже пытался многих спасти. Шла война. Он понимал это и знал, какие ужасные вещи случаются во время войн. Но сам он никогда не делал ничего плохого. Только однажды ночью Иоаким Мюллер имел несчастье оказаться свидетелем непередаваемого словами преступления. Группа заключенных, часть из которых полностью сошла с ума, убила одного из своих товарищей, разорвала на части и… съела. Я была потрясена, когда услышала это. Отец Курта тоже был в ужасе от того, что увидел, но чувство сострадания к узникам не позволило ему рассказать об этом диком происшествии коменданту лагеря. Если бы он рассказал о том, что произошло в ту ночь, этих пятнадцать человек ждала бы неминуемая казнь.

Однако промолчав, Иоаким Мюллер совершил серьезную ошибку. Убийцы узнали, что он видел их преступление. Было очевидно, что никто из них, конечно, не скажет ни слова, но Мюллер мог проговориться. Поэтому они решили избавиться от него, принудить единственного свидетеля своего злодеяния к молчанию. Сразу же после войны эти люди рассказали американцам, что Иоаким Мюллер – кровожадное чудовище и садист, что он с наслаждением пытал и убивал узников, что на его совести сотни человеческих жизней. Мюллеру пришлось поменять фамилию. С тех пор он жил в постоянном страхе, что его могут найти. Он прекрасно видел, как относятся к бывшим нацистам в послевоенной Германии и во всем мире, и понимал, что ему никто не поверит. Он знал, что поверят не ему, а бывшим узникам Дахау.

Что же касается убийц, то они побоялись возвращаться на родину, опасаясь, что злодеяние, совершенное ими в зимнюю ночь в 13-м бараке, выплывет на поверхность. Особенно этого боялись русские. Только Аркадий Слободин вернулся после войны в Советский Союз. Остальные же эмигрировали на Запад и разъехались по всему свету. Было очевидно, что если Иоаким Мюллер когда-нибудь надумает рассказать о том страшном преступлении, они не остановятся ни перед чем, чтобы опорочить его.

Итак настоящие садисты, которые хладнокровно убили беспомощного раненого француза, спокойно жили и ничего не боялись. Когда я услышала об этом, у меня в жилах закипела кровь.

Но потом настал момент истины. Курт жил спокойной тихой жизнью, никто им не интересовался, не спрашивал, кто его отец. Фамилия Мюллер очень распространена в Германии. И тут неожиданно ему предоставилась возможность, которая выпадает только раз в жизни. Курту предложили важный дипломатический пост в Вашингтоне. Министр иностранных дел Германии считал его восходящей звездой на дипломатическом небосклоне и был готов помочь.

Однако Курт знал, что как только будет официально объявлено о его назначении на высокий пост, американцы, а возможно и немцы, начнут копаться в его прошлом. Они обнаружат, что он сын Иоакима Мюллера, «Сатаны» Дахау. Вспыхнет сильный скандал, и ему придется подать в отставку. Германия никогда не позволит, чтобы ее представлял за границей сын нацистского преступника. Но Курт заботился не столько о себе, сколько об отце. Он боялся, что в ходе расследования они быстро узнают, что он поддерживал тесные связи с отцом. Иоаким Мюллер под именем Ганса Фишера жил в Мюнхене. Пройдет совсем немного времени, и власти поймут, что Ганс Фишер и Иоаким Мюллер один и тот же человек. Так что это будет двойная трагедия: и для сына, и для отца.

Он встретил меня и подумал, что сможет осуществить обе свои мечты: жениться на любимой женщине и сделать дипломатическую карьеру. Только для этого нужно было заставить навеки замолчать оставшихся в живых узников 13-го барака.

– И ты поверила в этот бред?

Кристина посмотрела на Саундерса в первый раз за все время разговора.

– Я и сейчас в это верю, Джефф. Я верю каждому слову, которое произнес Курт. Он никогда не лгал мне.

– Значит, Мюллер попросил тебя помочь «заставить навеки замолчать оставшихся в живых узников»?

– Курт попросил меня покинуть его. Нет, я сама предложила ему помощь. Я понимала, что моя помощь – та цена, которую я должна заплатить, если хочу сохранить его. А для того, чтобы сохранить Курта, я была готова заплатить любую цену, пойти на любые жертвы.

– Что он тебе сказал?

– Курт объяснил, что у него есть план. Он был связан с тайной организацией бывших нацистов, которые в свое время помогли отцу изменить имя и фамилию и начать новую жизнь. Эта организация возникла сразу после войны и до сих пор активно действует и помогает бывшим немецким офицерам, попавшим в беду. Эти люди пообещали оказать ему любую помощь, но наотрез отказались хотя бы пальцем трогать бывших узников концентрационных лагерей. Им была ненавистна сама идея насилия, и они понимали, подозрение в убийстве в первую очередь падет на них. Если бы они убили пять-шесть человек, полиция обязательно выйдет на след организации. Это будет катастрофой для тысяч людей, которые нуждаются в их помощи.

Во время одной из тайных встреч кому-то пришла в голову идея, что логичнее всего убить бывших заключенных сыну жертвы, Жану-Марку Люко. Они знали о его существовании и считали, что общественность поймет мотивы, которые двигали им, и простит его. Если убьет он, то убийства будут названы не преступлением, а правосудием – сын мстит убийцам отца. Они пообещали, что члены организации, разбросанные по всему свету, будут помогать Люко. С самого начала было ясно, что Жану-Марку не сделать это дело одному. Нужен человек, который будет поддерживать его и помогать ему, пока он не расправится со всеми убийцами отца.

– И они выбрали для этой почетной миссии тебя?

– Нет, – покачала головой Кристина. – Я добровольно предложила свои услуги.

***

Гроза за стенами замка начала стихать. Время от времени тучи расходились, и на небе показывалась яркая луна. Она освещала мрачный замок, озеро и бледное лицо стоящей у окна Кристины.

– Скорее всего у них с самого начала были «Письма, написанные кровью», – сказал Джефф Саундерс.

– Да. Еще перед концом войны один офицер СС во время ремонта нашел рукопись под полом барака. Они сохранили ее вместе с другими документами в надежде, что она пригодится. И вот пришло время использовать ее как приманку, чтобы подсказать Люко идею мести.

Саундерс прекрасно знал весь сценарий.

– Они передали рукопись издательству в Мюнхене, а те переслали ее Сержу Фонтеною в Париж. Как и следовало ожидать, «Письма, написанные кровью» попали в руки к Жану-Марку. Для Люко это было страшным ударом. Теперь он знал страшную правду о смерти своего отца. Сначала Жан-Марк хотел покончить жизнь самоубийством, но ты оказалась рядом и отговорила его. Ты все время была рядом. Правильно?

– Да, я всегда была рядом.

– Роман с Люко тоже входил в планы Курта и его друзей. Это он предложил тебе стать любовницей Жана-Марка?

– Я уже тебе сказала, что была готова на все, лишь бы сохранить Курта. В конце февраля я вернулась в Париж. Друзья Курта собрали нужную информацию, и я взялась за дело.

– Курт тоже помогал?

– Ни в коем случае. Мы договорились до окончания операции прервать всякие контакты. Очень важно, чтобы никто не заподозрил, что мы любим друг друга. Это могло помешать плану.

– И что же случилось после того, как ты вернулась в Париж?

– Мне рассказали, где я могу встретиться с Люко. Я пошла на лекцию, сказала, что меня заинтересовали его идеи и что я дочь участника Сопротивления, казненного нацистами. Жан-Марк побоялся пригласить меня на свидание, так что пришлось брать инициативу на себя. Я притворилась, что хочу побольше узнать об оккупации. В конце концов, Люко набрался смелости и попросил то, что хотел. Ему не понадобилось долго меня уговаривать, поскольку я давно была готова.

– А после того, как Жан-Марк получил рукопись, ты осторожно внушила ему идею самоубийства?

– Да, это тоже входило в наши планы. Он должен был исчезнуть после окончания операции.

– Деньги для финансирования операции, насколько я понимаю, дала «организация»?

– Большую часть. У организации огромные финансовые возможности. В ней работают очень умные люди. Перед возвращением в Париж я целую неделю изучала в Гамбурге их методы. Куда бы мы ни приезжали, везде находился с десяток людей, готовых помочь мне. Их так много, что я ни с кем не встретилась дважды. Они потрясающе организованы.

– Это ты предложила Люко отправиться к Шнейдеру в Вену и в «Централштелле»?

– Нет, в этом не было нужды. В ту самую минуту, когда Люко решил отомстить за смерть отца, он стал страшным фанатиком. Вернувшись в Париж, Жан-Марк все рассказал мне о поисках. Я поняла, что ему не хватает двух адресов: адреса Слободина и адреса Мюллера. Я была уверена, что он никогда не найдет Иоакима Мюллера. Сказала ему, что поехала в Людвигсбург за адресом Слободина, а сама три дня просидела в замке. У Курта и друзей его отца оказалось намного больше информации, чем в «Централштелле». Они знали, что Слободин работает водителем в советском представительстве при ООН в Нью-Йорке, и дали мне его домашний адрес.

– Сколько раз ты ездила с Жаном-Марком на дело?

– Мы вместе ездили в Лион к Мишелю Талботу и в Южную Африку к Брадзинскому, но и в Лионе, и в Кейптауне я играла пассивную роль. В мои обязанности входило только сообщить нужным людям о точном времени убийств, чтобы полиция не очень торопилась на место преступления и мы могли спокойно уехать. Естественно, Жан-Марк ничего об этом не знал. В Соединенных Штатах мне пришлось работать не меньше Люко. Каждый день я получала по телефону подробные указания, что и как делать. Друзья Курта назначили день и час убийства Стива Драгнера в Майами Бич и Аркадия Слободина в Нью-Йорке.

– Что ты хочешь этим сказать? – неожиданно насторожился Саундерс.

– Друзья Курта были очень строги со мной в Америке и сказали, что я должна беспрекословно подчиняться. Жан-Марк начал следить за Слободиным, но он был любителем. Несколько раз Люко хотел застрелить русского, и мне все время приходилось сдерживать его, пока не загорится зеленый свет. Наши люди увидели, как Слободин покидает здание представительства, позвонили мне и сказали, что пришло время. Они велели подождать ночи. Остальное ты знаешь. Мы видели, как он вошел в «Плазу» через служебный вход, вернулся через несколько минут, сел в машину и выехал из города. В темноте мы с Люко не разглядели, что из гостиницы вышел не Слободин, а Пономарев. Мы поехали за ним, дождались, когда он будет возвращаться в Нью-Йорк, и застрелили его. И только на следующее утро узнали, что убили не того человека. Это была единственная ошибка во всей операции. Жан-Марк хотел подождать несколько дней и только после этого вновь попытаться убить Слободина, но друзья Курта велели мне уговорить его побыстрее сделать дело и уезжать. Позже я поняла, что они были правы. Если бы мы решили ждать, то никогда бы не смогли убить Слободина.

– Почему ты не поехала с ним в Израиль?

– Потому что он дал мне ясно понять, что не хочет брать меня с собой. Я и не знала, что он столько лет дружил с этим евреем. Люко твердо стоял на своем, и мне пришлось уступить. К тому же у меня было дело в Париже. Я должна была задержать тебя.