Текст книги "Бен Гурион"

Автор книги: Майкл (Микаэль) Бар-Зохар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Незадолго до полудня 29 октября Яков Герцог, новый политический советник Бен-Гуриона, приносит ему проект ответа Эйзенхауэру. Он описывает «экспансионистскую политику» полковника Насера, которая вызвала «в регионе беспрецедентную напряженность», упоминает о перевооружении Египта через массовые советские поставки, о его угрозах уничтожить Израиль, о вторжениях отрядов смертников «fedayin», блокаде Суэцкого канала и Тиранского пролива. Он подчеркивает, что создание единого арабского командования «стальным обручем сжимает границы Израиля». Но самое главное было в конце:

«Учитывая факты большого скопления иракских войск на иракско-иорданской границе с единым командованием Египта, Сирии и Иордании и новой волны вторжений египетских банд на израильскую территорию, мое правительство изменило бы своему основному долгу, если бы не приняло все необходимые меры для обеспечения того, чтобы цель арабов – силовое устранение Израиля – не была достигнута».

В ответе не содержится никаких обязательств не начинать боевых действий. Но что самое важное, любой опытный политический обозреватель, прочитавший этот текст, сразу бы понял, что в нем говорится о неизбежном нападении.

В самом деле, в 16 часов 59 минут 395 израильских парашютистов десантируются с летящих на небольшой высоте самолетов, чтобы не попасть под египетские радары, установленные на гребнях Синая. Информационные агентства разносят весть по всему миру: Израиль начал войну. В то же самое время в Госдепартаменте в Вашингтоне, в разгар беседы с Абба Эбаном, который отстаивает мирные инициативы Израиля, помощнику Госсекретаря Роунтри вручают лист бумаги, вырванный из телетайпа. Мельком взглянув на текст, он сухо говорит послу: «Думаю, что эта беседа приняла несколько академичный характер». В Дели, направляясь на встречу с Неру, Моше Шарет покупает газету и из нее узнает, что его страна вступила в войну. Теперь израильские послы во всех столицах мира знают то, что долго хранилось в тайне. Синайская кампания началась.

Больше всего Бен-Гуриона тревожил день 30 октября, когда согласно плану израильские войска должны были одни выступить против врага, а города страны попадали под угрозу бомбардировки египетской авиацией. Но ВВС Насера проявили себя «бумажным тигром». Кроме одного-единственного бомбардировщика «Ил», который глубокой ночью проник в израильское воздушное пространство, вражеские летчики оказываются слишком осторожными, чтобы подвергнуть себя опасности у границ еврейского государства. В своем доме в Тель-Авиве Бен-Гурион грызет ногти от беспокойства: он ждет оговоренных в Севре ультиматумов, которые должны были быть выдвинуты еще несколько часов назад. «Я не был уверен, что Иден сдержит свои обещания», – напишет он. Наконец вечером Яков Герцог приносит ему ультиматумы и проект ответа. Поздно ночью ответы враждующих сторон приходят в Лондон и Париж: Израиль принимает ультиматум, Египет его отклоняет. Тогда Франция и Великобритания заявляют о своем намерении вмешаться в течение ближайших часов.

31 октября тревога израильских руководителей возрастает, поскольку французская и английская авиация не спешит перейти к действию. Во второй половине дня Бен-Гурион раздражается все больше и больше, видя, что бомбардировки так и не начались. Срочный телефонный звонок начальника штаба ВВС Дана Толковского делает атмосферу просто невыносимой: из надежного источника ему стало известно, что египтяне готовятся к бомбардировке Тель-Авива, поэтому он просит разрешить нанести упреждающий бомбовый удар по аэродрому, расположенному к западу от Каира. Бен-Гурион категорически запрещает: «Поскольку египтяне не бомбят наше мирное население и аэродромы, мы тоже этого не сделаем». Старик предпочитает дождаться франко-английских бомбежек. Только поздно вечером французы и англичане перешли к действию. «Хотя Иден опоздал на двенадцать часов против назначенного, – замечает он, – и хотя меня мучил страх увидеть разбомбленными наши города и аэродромы, наши партнеры сдержали основные свои обязательства». Начался самый жестокий бой не только на поле битвы Синая, но и на политической арене. В результате экстренного заседания Совета Безопасности Эйзенхауэр вновь пытается оказать давление на Израиль. Его помощник Шерман Адамс звонит раввину Абба Хиллель Силверу, одному из лидеров американских сионистов, с просьбой незамедлительно передать Бен-Гуриону следующее:

«Президент советует Израилю немедленно отвести свои войска от границы, поскольку они свою задачу выполнили, то есть уничтожили базы отрядов смертников «fedayin». Если вы поступите таким образом, он сразу же опубликует заявление о глубоком уважении к Израилю и прочной дружбе с ним».

Эбан немедленно телеграфирует этот текст премьер-министру, но тот не отдает приказа армии прекратить движение вперед. В Совете Безопасности Франция и Великобритания блокируют своим вето проект решения, предложенный США и СССР, который требует немедленного прекращения огня и отвода израильских войск. Президент Эйзенхауэр усиливает прессинг и лично звонит Абба Хиллель Силверу, которому высказывает готовность «сделать в своей краткой речи, которая будет транслироваться сегодня же вечером, необычайно дружеское заявление», если ему сообщат о намерении Израиля уйти из Синая.

Тем временем в 17 часов 31 октября британская авиация начинает бомбардировку египетских аэродромов. Но это война «в кружевах»: англичане позаботились досрочно объявить по кипрскому радио о готовящемся воздушном налете, что позволило персоналу наземных служб спрятаться в укрытия, а летчикам на самолетах вылететь на южные аэродромы или в другие арабские страны. После того как англичане подчеркнули, что нападения на гражданские объекты не будет, бронемашины и танки заняли позиции в городах, на углах улиц или в парках. Материальный эффект этих бомбежек действительно смехотворен, но его последствия приносят Израилю именно то, чего он добивался: давление, оказываемое на его правительство, ослабевает и прожектора общественности направляются на Францию и Великобританию. Эйзенхауэр оставляет, наконец, в покое сионистских лидеров и переносит свой гнев на французов и англичан – в частности, на Идена.

Парализованный франко-британским вето, Совет Безопасности, не сумев добиться прекращения огня, по просьбе Югославии созывает чрезвычайную сессию Генеральной Ассамблеи и через двадцать четыре часа принимает резолюцию с требованием немедленно прекратить боевые действия и отвести израильскую армию. Голосование выявляет пять стран, которые «против»: Великобритания, Франция, Израиль, Австралия и Новая Зеландия. Перед решением ООН израильтяне чувствуют, что для них дни войны сочтены. Они полагают, что в их распоряжении еще есть два дня, в течение которых они смогут завершить оккупацию Синая и особенно Шарм-эль-Шейха, стоящего у Тиранского пролива. 3 ноября они уже контролируют треть полуострова; 5 ноября они захватывают Шарм-эль-Шейх и острова Тиран и Снапир. В этот же день первые французские и английские парашютисты сброшены на Египет. Однако самое тревожное событие с начала кампании происходит 5 ноября: в кризис вмешивается советская дипломатия.

Накануне Советская Армия завершила подавление венгерского мятежа, и теперь СССР мог заняться Средним Востоком. Маршал Булганин направляет Франции, Великобритании и Израилю резкие ноты протеста. В двух первых нотах он расценивает франко-английские действия как агрессию и скрыто угрожает применить против этих двух стран ядерные ракеты. В ООН новость о неизбежном развязывании третьей мировой войны распространяется со скоростью ветра. Давление, оказываемое на Францию и Великобританию, становится все сильнее. Завтра в США должны состояться президентские выборы, и Эйзенхауэр постоянно звонит британскому премьеру с просьбой остановить войну. Сэр Антони Иден, человек сломленный и больной, который уже не владеет собой, не спешит уступать, тем более, что действия американцев на валютных рынках угрожают стабильности фунта стерлинга.

К Израилю Булганин обращается более строгим тоном:

«Правительство Израиля самым преступным и безответственным образом играет судьбами мира и своего собственного народа. Оно сеет ненависть к государству Израиль среди народов Востока, чем может только скомпрометировать будущее Израиля и поставить под вопрос его существование как государства… Имея жизненный интерес в поддержании мира на земле и его восстановлении на Среднем Востоке, Советское правительство в настоящий момент принимает меры, чтобы положить конец войне и изгнать агрессоров».

Хотя Бен-Гурион не поддается панике, он старается ничем не выдать охватившего его беспокойства. В своем дневнике он пишет:

«Если бы в конце ноты не стояла подпись Булганина, я бы подумал, что она написана Гитлером, хотя между этими двумя палачами нет большой разницы. Меня беспокоит то, что Сирия наводнена советским оружием, и можно предположить, что оно прибыло туда в сопровождении «добровольцев».

Не подозревая о советской угрозе, народ Израиля торжествует. Синайская кампания завершилась полной победой. Блокада Эйлата прорвана, Шарм-эль-Шейх взят, взорваны артиллерийские установки, контролировавшие подступы к Тиранскому проливу. Около 6000 египетских солдат взяты в плен и заключены в тюрьмы или лагеря, тогда как врагу удалось схватить только четырех израильских солдат. Израиль понес относительно легкие потери: насчитано 172 убитых, а египтяне потеряли от 1000 до 3000. Бен-Гурион разделяет всеобщую радость и пишет в дневник: «Сперва казалось, что это просто сон наяву, потом это стало сказкой и, наконец, серией чудес».

В этот же день Великобритания и Франция уступят растущему международному давлению. Во второй половине дня Иден звонит Ги Молле и заявляет о своем намерении прекратить боевые действия. В Париже Совет министров решает, что в одиночестве Франция воевать не будет, и в полночь бои прекращаются. Канал взят не был и франко-британская операция закончилась унизительным провалом.

7 ноября 1956 года стал для Бен-Гуриона знаменательным днем. За несколько часов расчетливый, привыкший к взвешенным поступкам государственный деятель превращается в опьяненного победой, который только отмахивается от советов соратников. В 11 часов утра торжествующий Бен-Гурион поднимается на трибуну переполненного зала Кнессета. Он еще не совсем оправился от болезни, уложившей его в кровать на все время боевых действий, но ни за что на свете такой человек, как он, не отказался бы выступить с победной речью перед израильским парламентом:

«В наши дни Синай был заново открыт благодаря героическим действиям нашей армии… Это была самая большая и самая блестящая боевая операция в истории нашего народа и одна из самых больших в истории всех наций… Наша армия не нарушила египетской территории… Наши боевые действия ограничивались только Синайским полуостровом».

Его выступление – это не только страстная речь с многочисленными ссылками на Библию; он акцентирует и важные моменты:

«1. Мирный договор с Египтом мертв, похоронен и воскрешать мы его не будем…

2. То же самое относится к демаркационным линиям между нами и Египтом, которые тоже приказали долго жить…

3. Мы не хотим увековечения анархии, характеризующей наши связи с Египтом, и готовы начать переговоры о прочном мире…

4. Параллельно этому мы готовы вести мирные переговоры с любой другой страной арабского мира…

5. Ни при каких условиях Израиль не потерпит, чтобы иностранные войска, какими бы они ни были, вторглись в наши границы или на другую принадлежащую нам территорию.

6. Израиль никогда не нападет первым ни на Египет, ни на любое другое арабское государство».

Эти слова выдают его намерение аннексировать Синай и острова Акабского залива.

Но еще более памятной, чем речь в Кнессете, станет его выступление во время военного парада в Шарм-эль-Шейхе: «Йотват (остров Тиран) снова станет третьим Израильским королевством!». Так, на один день возникло «третье королевство». На следующий день этот термин был забыт и нигде и никогда больше не упоминался ни самим Бен-Гурионом, ни мемуаристами.

Накануне Израиль жил в эйфории выдуманного мира; сегодня наступает прозрение и осознание горькой и тревожной реальности. Все начинается с откликов иностранных держав на выступление Бен-Гуриона: все они крайне неблагоприятны. Девяноста пятью голосами против одного (и то самого Израиля) Генеральная Ассамблея принимает решение о безоговорочном выводе войск с территории Синая. Старик узнает об этом 8 ноября, но ничем не проявляет своего беспокойства. Только два решающих момента заставляют его глубоко задуматься – это энергичное вмешательство США и СССР.

Он получает ноту Эйзенхауэра, который, будучи переизбран на свой пост подавляющим большинством, может теперь перейти к энергичным мерам. Это самая резкая нота, которую Израиль когда-либо получал от США:

«Любое решение израильского правительства не выводить войска с египетской территории может поставить под угрозу чрезвычайные усилия, предпринимаемые ООН для установления мира на Среднем Востоке, что вызвало бы резкое осуждение Израиля за нарушение принципов и постановлений ООН… Мои соотечественники были бы глубоко огорчены, если бы политика Израиля в вопросе, вызывающем такое беспокойство во всем мире, нанесла вред дружескому сотрудничеству между нашими странами».

Но на этом президент не останавливается и прибегает к другим средствам воздействия. Госдепартамент приглашает израильского министра в Вашингтон, еще раз подчеркивает, что Израиль ставит под угрозу мир во всем мире, и предостерегает:

«Это самая сложная ситуация, с которой свободный мир когда-либо сталкивался, и касается она будущего не только Среднего Востока, но и всего мира. Нам представляется очевидным, что русские извлекут из этого выгоду с самыми ужасными намерениями. И если бы подобное произошло, то первой страной, которую они бы поглотили, стал бы Израиль».

Затем заместитель Госсекретаря Гувер составляет целый перечень угроз, которые США могли бы привести в исполнение в случае, если Израиль откажется вывести войска: это прекращение всякой правительственной или частной помощи (в том числе и сбора средств для Национального Еврейского фонда); санкции ООН; исключение из ООН. Кроме того, американцы ясно дают понять, что не будут поддерживать еврейское государство, если оно подвергнется нападению советских «добровольцев».

Абба Эбан спешит связаться по телефону с Яковом Герцогом. Бен-Гурион пишет в дневнике:

«Мне позвонил испуганный Эбан. Даже его телеграммы источают страх и ужас. Гувер предупредил министра Шилоаха, что они прервут с нами всякие отношения, откажутся от любой помощи и, может быть, даже исключат из состава ООН. Похоже, они напуганы Россией. Прошел слух, что в Сирию хлынул поток оружия и «добровольцев».

В самом деле, страх перед вмешательством Москвы растет по всему миру вместе с многочисленными слухами о советском военном присутствии в Сирии и Египте. От парижского отделения ЦРУ стала известна новость, которая только усугубила всеобщее беспокойство: через двадцать четыре часа СССР намерен полностью уничтожить Израиль массированными ударами с воздуха. Бен-Гурион встревожен не меньше других, но старается не подавать виду. Только дневнику он поверяет свои мысли:

«Это был кошмарный день. Из Рима, Парижа и Вашингтона одно за другим шли сообщения о притоке в Сирию советских самолетов и «добровольцев» и об обещании разбомбить Израиль – его города, аэродромы и пр., если сирийцы и иорданцы вступят в войну с нами… Возможно, что многое в этих донесениях преувеличено, но нота, которую прислал мне Булганин, и подавление Венгрии танками показывают, на что способны коммунистические нацисты».

Однако советские угрозы, сделанные б-7 ноября, есть не что иное, как тактика устрашения, блестящий маневр психологической войны. Все слухи о советском военном присутствии на Среднем Востоке безосновательны. В своих мемуарах Хрущев не без гордости говорит о распространении ложных сведений о засылке «добровольцев», но то, что прозвучало «кошмарным днем» 8 ноября 1956 года, все приняли за чистую монету. Израильские руководители приготовились к катастрофе, которая вот-вот обрушится на их страну, и мир трепещет перед угрозой атомной войны. Франция, Великобритания и Израиль втянулись в войну, будучи убеждены, что США защитят их в случае вмешательства в конфликт СССР, но события показывают, что они заблуждались. Взбешенный Эйзенхауэр отзывает свои гарантии, и Израиль оказывается один и совершенно беззащитный. Даян, придя в этот день к Бен-Гуриону, находит его «очень бледным и в ярости как раненый лев».

«Раненый лев» старается развеять свои опасения, но некоторые его помощники и министры не в состоянии от них избавиться. Советники и государственные служащие высокого ранга в отчаянии вышагивают перед его кабинетом, где в чрезвычайно напряженной обстановке проходят закрытые заседания. Телефоны разрываются от звонков, телеграммы – одна другой тревожнее – толстым слоем покрывают стол Бен-Гуриона. Многие министры громко требуют немедленно вывести войска из Синая. Все возрастающее давление со всех сторон, советские угрозы, опасность новой мировой войны подрывают решительность Бен-Гуриона. «У него хватило мужества покориться действительности, – скажет Герцог, – и он согласился отступить – но без мирного договора».

Хотя больше всего его испугали угрозы СССР, о своей капитуляции он сообщит только президенту США. В тот день он составляет тексты двух посланий, адресованных русскому и американскому руководителям. Нота, предназначенная Булганину, полна холодности и гордости и не содержит никаких упоминаний о принятии на себя обязательств по выводу войск. Зато Эйзенхауэру он сообщает о своем намерении это сделать, не оставляя, однако, надежды в последнюю минуту получить какие-нибудь выгоды. Старик еще не отказался от своего желания аннексировать Тиранский пролив и, возможно, сектор Газа. Он также надеется получить от ООН гарантии, что израильскую армию сменят международные военные силы, а не египетские войска. И, наконец, он надеется, что США возьмут на себя заботу о достижении мирного и окончательного решения средневосточных проблем.

В девять часов вечера Герцог звонит Эбану в Вашингтон, чтобы узнать, возможно ли сделать так, чтобы американцы согласились связать отвод израильских войск с вводом международных сил (вместо безоговорочного отступления, как того требует ООН). Примерно через два часа Эбан перезванивает и говорит, что Даллес согласен с этим предложением. Тогда Герцог и Бен-Гурион включают в текст ноты, адресованной Эйзенхауэру, ключевую фразу: «Мы готовы вывести свои войска сразу же, как только будет достигнута договоренность с ООН о вводе международных сил в зону Суэцкого канала». Бен-Гурион также заявляет: «Ни я, ни другой официальный представитель израильского правительства никогда не утверждали, что намерены аннексировать Синайский полуостров».

Народ замер в ожидании: его просили оставаться у радиоприемников – Бен-Гурион должен выступить с обращением. Только после полуночи он начинает свое обращение к нации. Его усталый надтреснутый голос, который выдает разочарование и огорчение, звучит в каждом израильском доме. Он зачитывает текст посланий Булганину и Эйзенхауэру, затем их ответы – так народ узнает о грядущем выводе войск из Синая. В заключение он воздает почести солдатам: «Нет в мире силы, которая смогла бы зачеркнуть вашу великую победу… После Синайской кампании Израиль уже не сможет быть той страной, какой был перед этой грандиозной операцией».

На следующий день Бен-Гурион получает телеграмму, в которой президент США поздравляет его с принятием решения о выводе войск. С чувством глубокой горечи Бен-Гурион пишет: «Могу ли я послать ему телеграмму с благодарностью за отношение в период кризиса?».

А как же с мечтой о третьем королевстве Израиля? Через десять лет после описываемых событий Бен-Гурион признается в момент откровения, что эта речь была большой ошибкой: «В этом обращении я допустил несколько ошибок, сказав, что соглашение о мире мертво и похоронено и что мы не позволим Египту вернуться в Синай. Я погорячился». В раздумье он помолчит несколько минут, а потом добавит: «Видите ли, победа пришла слишком скоро. Это меня опьянило».

Чудовищная международная напряженность слегка ослабевает, и весь мир с нетерпением ждет, когда Израиль приступит к выполнению своих обязательств по выводу войск с оккупированных территорий. Но Бен-Гурион выбирает другую тактику, предпочитая выждать в надежде, что ООН, избавившись от кошмара советской угрозы, вскоре займет более справедливую позицию по отношению к Израилю. Он надеется успеть объяснить США позицию своей страны и завоевать симпатии американского общественного мнения. Второй причиной является обещание дать Израилю конкретные преимущества в обмен на его уход с оккупированных территорий. Была еще одна, третья цель, о которой он говорит только самым близким. Так, во время беседы с Даяном он говорит ему: «Повода для уверенности нет, но я думаю, что, может быть, мы не уйдем ни с Тиранского пролива, ни из Газы».

15 ноября Израиль сообщает о начале вывода войск, но только 3 декабря его армия отойдет от Суэцкого канала на пятьдесят километров. Сперва Бен-Гурион считает, что этой уступки вполне хватит на неопределенный срок, но через неделю Франция и Великобритания информируют ООН, что не позднее 18 декабря полностью выведут все свои войска из зоны канала. Давление на Израиль усиливается, и Бен-Гурион вынужден обязаться отводить свои войска на 40 километров в неделю. В это же время армия делает все, чтобы не допустить продвижения солдат ООН и возврата египетских войск. Израильские подразделения разрушают дороги на Синае, валят телеграфные столбы, разбирают железнодорожные пути. Растет напряжение между Израилем, с одной стороны, и США и Генеральным Секретарем ООН Дагом Хаммаршельдом, с другой. Наконец, армия отступает до Эль-Ариша. В середине января 1957 года, уступая растущему давлению, Бен-Гурион отступает еще немного и снова развертывает войска вдоль старых границ мандатного правления (куда входил сектор Газа) и в Шарм-эль-Шейхе. О своих намерениях премьер-министр телеграфирует Идену:

«Я порекомендую кабинету министров согласиться на любой компромисс по Синаю, если нас к этому вынудят, но ни при каких условиях мы не уступим Тиранского пролива, островов (которые, кстати, не принадлежат Египту), сектора Газа, которые представляют для нас жизненный интерес и ради которых мы скорее умрем, чем капитулируем».

Старик решает бороться до конца и доверительно сообщает своему ближайшему другу, что не уйдет ни из Газы, ни из пролива, даже если Америка «лопнет от злости» и применит к Израилю экономические и финансовые санкции.

В январе позиция Эйзенхауэра крепнет; в начале февраля он лично берется за дело и направляет Бен-Гуриону послание, составленное в очень резком тоне:

«Я искренне надеюсь, что для завершения вывода войск новых сроков не потребуется. Дальнейшее игнорирование мнения наций, выраженного в резолюциях ООН, вызвало бы серьезные последствия со стороны ООН и побудило бы ее выполнить некоторые процедуры, что могло бы нарушить отношения между Израилем и другими странами – членами ООН, в том числе и с США».

Это откровенная угроза. Бен-Гурион дает выход своему гневу. «Яков, – говорит он Герцогу, – напиши и скажи ему, пусть бомбит нас межконтинентальными ракетами! У него же есть ядерные ракеты, почему не направить их на нас? Пусть принимают санкции!» Он все еще сердит, хотя ответ Эйзенхауэру составлен в более мягких выражениях:

«В своем послании вы упоминаете о возможности прибегнуть к «процедурам» ООН, поскольку Израиль не в полной мере выполнил резолюции ее Генеральной Ассамблеи. Никто не прибегал к подобным «процедурам» для санкций против Египта, который в течение многих лет игнорировал резолюции Совета Безопасности, нарушал хартию ООН и теперь продолжает действовать так же… Допустимо ли, чтобы Соединенные Штаты Америки, страна свободы, равенства и прав человека поддерживали подобную дискриминацию и чтобы «процедуры» ООН применялись для того, чтобы вновь поставить нас в положение, при котором мы бы вновь подверглись убийствам и блокаде?…Наш народ никогда не пойдет на это, какие бы жертвы ни повлек за собой наш отказ».

К середине февраля конфликт еще больше обостряется. Президент США поясняет свою точку зрения в телерадиообращении к американскому народу:

«Признать, что вооруженная агрессия позволяет агрессору достичь своих целей, значило бы отступить от международного порядка… Я считаю, что в интересах мира у ООН нет другого выбора, кроме оказания давления на еврейское государство с тем, чтобы оно выполнило резолюции по выводу войск… Разве должна ООН получать разрешение диктовать свои условия по выводу войск нации, которая, несмотря на неодобрение, нападает и оккупирует чужую территорию?».

Теперь обе страны оказываются на грани перехода к решительным действиям. 26 февраля сессия Генеральной Ассамблеи ООН начинает свою работу. Однако в последний момент происходит непредвиденное событие. Утром 27 февраля Бен-Гурион записывает в дневнике: «Из Нью-Йорка нам сообщили о неожиданном предложении Пино, но текст предложения мы пока не получили». В конце дня Эбан передает по телеграфу суть предложения, сделанного Пино и Молле американскому правительству, которое его одобрило: Израиль провозгласит отвод войск из сектора Газа, считая «постулатом», что войска ООН в полной мере возьмут на себя гражданское и военное руководство сектором Газа и останутся там вплоть до подписания мирного договора. В случае, если Египет так или иначе нарушит это соглашение, Израиль сохранит за собой право отстаивать свои интересы. США и другие страны проинформируют Ассамблею, что подтверждают израильский «постулат», оказав тем самым международную поддержку израильской доктрине. Израиль получит подтверждения своего права отстаивать свои интересы, если Египет введет войска в сектор Газа или станет препятствовать свободе судоходства в Тиранском проливе.

В тот же вечер Бен-Гурион срочно созывает Совет министров, который одобряет это предложение. Ночью он телеграфирует Эбану подробные инструкции. На следующий день возглавляемая Эбаном делегация и группа экспертов во главе с Даллесом уточняют свою общую позицию и вырабатывают стратегию, позволяющую получить согласие Генеральной Ассамблеи. Министр иностранных дел Израиля Голда Меир сделает с трибуны заявление, основные пункты которого только что вошли в совместный документ. Следом за ней выступит американский делегат и сообщит, что его страна положительно оценивает «постулат», включенный в израильское заявление. Затем представители морских держав выскажутся в пользу свободной навигации в Тиранском проливе. Авторам стратегии этот сценарий позволил бы погасить охватившие Генеральную Ассамблею страсти и не допустить проведения голосования с участием враждебного Израилю блока, куда входят СССР и афро-азиатские страны.

Решающий день наступает 1 марта 1957 года. Незадолго до выступления Голды Меир Бен-Гурион, все еще прикованный к постели, приглашает к себе нескольких генералов. Старик чувствует моральную обязанность объясниться с этими людьми, которые для него являются победителями в Синайской кампании и конечно же переживают, что оказались лишены плодов своей победы. Не пытаясь приукрасить ситуацию, он описывает им всю степень риска, на который идет Израиль, соглашаясь вывести войска:

«Я сказал [кабинету], что это пари, но мы идем на рассчитанный риск; может быть, нам снова придется воевать, и если придется, то ООН нас не поддержит. Но у нас будет достаточная поддержка государств, которая позволит нам сделать все что нужно с полным спокойствием духа».

Он подчеркивает, что был готов выступить против санкций, но если бы Израиль отклонил предложение Пино, то возник бы риск прекращения поступлений французского оружия, а в этом случае ни одна страна в мире не согласилась бы продавать ему вооружение.

«Завтра, – говорит он, – плясок на улицах не будет. Даже в армию придет уныние. Но я уверен, что через полгода военные корабли и танкеры пристанут к берегу… Начнутся работы по строительству железной дороги, придут корабли из Америки, Франции, Англии, Италии и Эфиопии, и тогда наступит ликование».

Вероятно, он хочет таким образом доказать себе, что это единственный путь убедить стоящих перед ним офицеров. Описывая политические маневры, которые вот-вот развернутся в Генеральной Ассамблее, он перечисляет неудачи, ожидающие врагов Израиля и, в частности, Насера:

«Насер не переживет того, что через час произойдет в ООН. Сегодняшний день станет поворотным в его судьбе. Он не падет сегодня в 11 часов вечера, так быстро дела не делаются, но я думаю, что его участь решится сегодня. То, что сейчас произойдет, означает устранение Насера, но сделать это за час нельзя».

Он глубоко ошибается. Никто не собирается свергать Насера. Напротив, он в курсе готовящегося «заговора». Ни Хаммаршельд, ни Даллес никогда не собирались публично заявлять о согласии с израильским «постулатом». Все обещания, которые Даллес давал Израилю, были всего лишь дымовой завесой, но израильтяне узнают об этом слишком поздно и самым неожиданным и мучительным образом…

В назначенный час Голда Меир поднимается на трибуну, сообщает о выводе войск из сектора Газа и территорий, прилегающих к Тиранскому проливу, что полностью соответствует решению Генеральной Ассамблеи о развертывании сил ООН, затем садится на свое место. Генри Кэбот Лодж, постоянный представитель США в ООН, согласно разработанному сценарию заявляет, что США согласны с израильским «постулатом». Однако его слова не соответствуют тексту роли.

«К своему большому удивлению, – напишет Голда Меир, – я услышала, как он уверяет ООН, что […] будущее сектора Газа следует рассматривать в рамках мирных соглашений. Может быть, никто в ООН не понял того, что говорил Кэбот Лодж, но МЫ, мы поняли это очень хорошо. Госдепартамент выиграл битву с нами, и египетское военное правительство вместе со своим гарнизоном должно было вернуться в Газу. Я сидела, кусая губы, и не могла смотреть на элегантного Кэбота Лоджа, который успокаивал всех, кто так боялся, что мы безоговорочно согласимся уйти».

После американского полномочного представителя делегаты многих стран, в соответствии с начальным сценарием, заявляют о своем согласии с израильским «постулатом» о свободе судоходства в Тиранском проливе; но во всем, что касается сектора Газа, Израиль одурачили.