Текст книги "Бен Гурион"

Автор книги: Майкл (Микаэль) Бар-Зохар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

По дипломатическим причинам он отказывается от своего намерения захватить Самарию: иракская армия решает передать свои позиции Арабскому легиону и вернуться в казармы. Даян сообщает королю Абдаллаху, что Израиль согласится на эту перестановку сил только при условии, что линия границы будет изменена в его пользу. Иордания не возражает и дает согласие на то, чтобы вся линия железной дороги до Иерусалима вошла в состав израильской территории.

3 апреля подписан акт о перемирии с Иорданией, а десять дней спустя и с Ливаном. Наконец, заключенное 20 июля перемирие с Сирией завершает войну за независимость.

Вскоре после этого в одном из интервью молодой журналист спросил Бен-Гуриона: «Почему вы не освободили всю страну?».

«Мы рисковали получить большинство враждебно настроенных арабов, – ответил тот. – Нам грозило ухудшение отношений с ООН и великими державами, а также крах государственной казны. Но даже в этих условиях мы сумели отвоевать очень большую территорию, гораздо большую, чем могли предположить. Теперь работы хватит на два-три поколения. А что касается остального, то дальше будет видно».

Реалист победил фантазера, и государственный деятель пришел на смену завоевателю. Но Бен-Гурион отнюдь не отказался от своих мечтаний.

Несколько месяцев спустя Старик вместе с офицерами главного штаба предпринял «великое путешествие в Эйлат». Проезжая по берегу реки Иордан, он остановился, чтобы полюбоваться Эдомскими горами, тянущимися по другую сторону иорданской границы. Рядом с ним оказался молодой генерал, пользующийся большой симпатией Бен-Гуриона. «Что бы вы предприняли для захвата этих холмов?» – спросил его Старик. Генерал стал анализировать поставленную задачу, разъясняя маршрут продвижения выбранного им рода войск. Внезапно он замолк на полуслове и с удивлением посмотрел на Старика: «Почему вы об этом спрашиваете? Хотите покорить эти вершины?»

– «Я? Нет. Но вы, вы их завоюете».

Глава 11
Героические годы

Еще до окончания войны за независимость Бен-Гурион ставит перед собой новую цель, на которую и были ориентированы все его предшествующие действия: создать из Сиона приют для изгнанников.

Некоторые видные члены Рабочей партии Израиля и кое-кто из членов правительства опасаются, как бы неограниченная иммиграция не привела к краху молодое государство. Если рассуждать логически, то в этом они правы: как может государство, численность населения которого едва достигает 700 000 человек, абсорбировать ежегодный приток сотен тысяч иммигрантов? Но Бен-Гурион остается глух к их советам и только силой своей личности вынуждает Рабочую партию Израиля, правительство и «Еврейское агентство» принять самое важное решение с момента создания еврейского государства: открыть страну для массовой иммиграции. Потом Бен-Гурион напишет:

«Увенчайся эта затея успехом, никто не счел бы это моей заслугой. Иммиграция движима историческими силами – отчаянием, угнетением и надеждой. Миллионы людей не жалели сил для ее организации и поддержки. И если бы она сорвалась и тем самым подложила мину еврейскому государству, то вся ответственность за это пала бы на меня одного».

Он ставит перед собой задачу: за четыре года увеличить численность населения страны вдвое. Прием и интеграция такой массы людей выливается в настоящую эпопею. Приток людей в страну начался еще до окончания войны за независимость. Только в период с 14 мая по 31 декабря 1949 года в Израиль прибывает более 100 000 евреев. По-прежнему отстаивая свое право на существование, государство изыскивает достаточно внутренних ресурсов, чтобы дать им еду и кров, чтобы обеспечить средствами к существованию. В 1949 году в страну приезжают 239 576 иммигрантов, в 1950 году – 170 249, в 1951 – 175 095. За четыре года в Израиль прибыли 686 748 евреев. Этот приток и демографический рост их предшественников позволил увеличить численность населения на 120 %, что превзошло ожидания Старика.

Иммигранты первой волны сперва размещаются в бывших военных лагерях английской армии, в деревянных домиках, в покинутых своими обитателями арабских деревнях. Потом им приходится селиться в палатках и бараках, крытых парусиной. Растет число транзитных лагерей. Зимой проливные дожди и сильные холода вызывают наводнения и эпидемии, летом безжалостное солнце опаляет своими лучами измученных за зиму людей. В какой-то момент в таких суровых условиях проживает около 200 000 человек и случается, что две разные семьи вынуждены жить в одной палатке. Бесчисленное количество новых деревень возникает по всей стране, вокруг больших агломераций как грибы растут жилища с умеренной квартирной платой, построенные наспех новые городки обезображивают пейзаж. Государственная казна пуста.

Правительство предпринимает отчаянные усилия для получения займов, кредитов, пожертвований иностранных государств и взывает к благородству диаспоры. В стране острая нехватка денег, продовольственные склады пусты. Случается, что снабжение продовольствием зависит от прихода судна, груженного зерном или мукой; еще немного, и в стране начнется голод.

Для сокращения расходов государство ужесточило налоговую политику, была введена строгая карточная система. Безденежье и нищета способствуют процветанию черного рынка. Для борьбы со спекулянтами Бен-Гурион создает и возглавляет специальную службу с привлечением полиции, органов внутренней безопасности и региональных властей. Впоследствии он заявит, что четыре первых года существования Израиля были «самыми тяжелыми в нашей истории с момента победы Маккавеев над греками, то есть в течение 2113 лет до возрождения государства в наши дни».

За эти «тяжелые годы» происходит немало событий. В результате выборов в законодательные органы власти, состоявшихся 25 января 1949 года, Рабочая партия Израиля получает 46 из 120 мест; Объединенная Рабочая партия, которая отстаивает свое право на гегемонию, набирает 19; Религиозному фронту достаются 16 мест, а партии ревизионистов только 14. Бен-Гурион надеется возглавить широкую коалицию, но терпит поражение, в частности из-за враждебно настроенной Объединенной Рабочей партии, которая занимает, безусловно, просоветскую позицию и сурово критикует политическую линию Рабочей партии Израиля. Таким образом, он вынужден осуществлять управление государством в узком и разнородном большинстве, в состав которого входят его партия, Религиозный фронт и Партия прогресса. Сменяющие друг друга кризисные ситуации в 1951 году приведут к роспуску Кнессета, что потребует проведения новых выборов. Второй легислатуре (новому составу парламента) также не удастся избежать ряда правительственных кризисов.

Находясь из-за нестабильности парламента в крайне затруднительном положении, премьер-министр вынужден не только противостоять чрезвычайным сложностям внутри страны, вызванным притоком иммигрантов, но и приступить к разработке недвусмысленной внешней политики. Первое столкновение с международным сообществом случается в 1949 году, когда Генеральная Ассамблея ООН внезапно решает внести в повестку дня вопрос об интернационализации Иерусалима. Текст проекта резолюции полностью совпадает с ноябрьской резолюцией 1947 года о разделе Палестины. Но война изменила ситуацию, и Иерусалим оказался де-факто разделен между Израилем и Иорданией. 5 декабря министр иностранных дел Израиля Моше Шарет звонит Бен-Гуриону в Нью-Йорк и предупреждает его о том, что, вероятно, предложение об интернационализации Иерусалима будет принято большинством голосов. Тогда Израиль выдвигает контрпредложение, согласно которому город останется под суверенитетом двух занимающих его государств и Святые места будут находиться под международным контролем. Но израильская делегация телеграфирует в Тель-Авив, что «наше предложение… получит только один голос, да и то наш собственный». Сидя в кабинете, Бен-Гурион с упоением читает Библию, когда вошедший без стука секретарь докладывает ему содержание телеграммы. Ничуть не смутившись и не оторвав взгляда от книги, премьер-министр бросает: «Да, но голос этот дорогого стоит!». Такая реакция в полной мере отражает состояние его духа.

9 декабря Генассамблея высказывается за интернационализацию Иерусалима, что ставит правительство Израиля в довольно щекотливое положение: отсутствие с его стороны какой-либо реакции дает основания думать, что Израиль не возражает против решения ООН. И на этот раз Бен-Гурион применяет политику свершившегося факта. 10 декабря он предлагает Совету министров незамедлительно перенести столицу государства в Иерусалим. Обсуждение проходит бурно. Большинство министров поддерживают его предложение, но кое-кто явно колеблется. Из Нью-Йорка Шарет телеграфирует о своей отставке. Ничего не сообщая министрам, Бен-Гурион его отставку не принимает. Через три дня он обращается к Кнессету и объясняет депутатам, что во время войны за независимость, когда Иерусалим был осажден, правительство было вынуждено временно находиться в Тель-Авиве.

«Но у израильского государства нет и не будет другой столицы, кроме Вечного города Иерусалима… Как только окончились бои, мы начали переводить правительство в Иерусалим… Теперь ничто не мешает тому, чтобы и Кнессет перебрался в Иерусалим, в связи с чем мы просим вас принять соответствующее решение».

Положительное решение Кнессета вызывает яростную реакцию зарубежья. Франция торопится внести в Опекунский Совет проект резолюции, осуждающей Израиль; Ватикан шлет на Израиль громы и молнии, а католические державы выражают резкий протест. Однако вскоре вопли негодования стихают и никто не предпринимает никаких мер и шагов, чтобы воспрепятствовать решению Кнессета. Через несколько дней грузовики, набитые бумагами, документами и офисной мебелью, начинают перевозить правительственные службы на новое место. В Тель-Авиве остаются только два министра: министр обороны, чтобы быть подальше от границы, и министр иностранных дел, поскольку Шарет опасается, как бы иностранные дипломаты не отказались разместиться в Иерусалиме. (В Тель-Авиве он останется надолго и уступит настояниям старого друга только в 1953 году.) Много лет спустя Бен-Гурион объяснит причины, исходя из которых он осмелился бросить вызов ООН:

«Почему я решил, что нам это удастся? Прежде всего я знал, что у нас есть союзник – Трансиордания. И если ИМпозволили остаться в Иерусалиме, то почему должны запретить НАМ? Трансиордания никому не позволила выставить ее из Иерусалима; следовательно, никто не сможет и нас заставить это сделать. Я знал, что ничего неприятного не случится. Я был твердо убежден, что все предостережения, которые делала ООН, были не больше, чем пустые слова…».

Не исключено, что общее противодействие проекту интернационализации способствовало сближению Израиля с Иорданией. Как бы то ни было, в тот самый день, когда Кнессет принял решение о переносе столицы в Иерусалим, в Аммане состоялись секретные переговоры, результатом которых стал документ, позволяющий надеяться на скорое заключение мирного договора. Но Абдаллах парафирует его, предупреждая, что «он не единственный хозяин в своем доме и ему нужно получить согласие британского представителя в Иордании». Действительно, как только Великобритания выдвигает свои возражения, хашимитский правитель предупреждает израильтян, что на получение согласия англичан можно не рассчитывать, так как оно будет недействительным. В октябре 1950 года правительственные контакты по этому вопросу возобновляются и длятся до начала следующего года. Трудности возникают в связи с уточнением незначительных деталей соглашения о перемирии, и Бен-Гурион начинает сомневаться в том, что мирный договор когда-либо будет подписан. Наконец он приходит к заключению, что Иордания не подпишет мирный договор с Израилем до тех пор, пока Великобритания не подтолкнет ее к этому. «На самом деле, – доверительно сообщает своим сотрудникам Бен-Гурион, – Арабский легион входит в состав британской армии, и Абдаллах находится на содержании Англии». Однако желание подписать мир с Израилем стоило жизни королю Иордании: 20 июля 1951 года при выходе из мечети Эль-Акса в Старом городе он был убит фанатичным сторонником муфтия.

Убийство Абдаллаха есть не что иное, как симптом судорожных усилий, предпринимаемых арабским миром для урегулирования палестинской проблемы. Несколькими днями раньше та же горькая участь постигла Риада эль-Соля, премьер-министра Ливана, который разделял позиции Абдаллаха. Сирия тоже погружается в затяжной период дестабилизации, а в Египте нарастают беспорядки, которые через год выльются в военный переворот. Все попытки договориться о мире терпят неудачу. Усилия Согласительной Комиссии ООН напрасны, конференция 1949 года в Лозанне, так же как и Парижская 1951 года, оказываются безрезультатны из-за непреклонности арабов. Обеспокоенные ухудшением политической ситуации, США, Франция и Великобритания опубликовывают совместную декларацию, гарантирующую статус-кво на Среднем Востоке. Они заявляют о своем намерении сохранить равновесие сил между Израилем и соседними с ним государствами и не допустить вооруженных конфликтов.

Эта трехсторонняя декларация не рассеивает опасений израильского правительства. Старика все больше и больше волнует будущее Израиля. Прекращение переговоров с арабами создает ситуацию, аналогичную той, с которой еврейское сообщество столкнулось в эпоху британского мандатного правления: оно оказалось в меньшинстве, и Бен-Гурион сомневается, что им удастся в одиночку отстоять свою позицию. Для обеспечения безопасности нужно искать другие средства. И снова он убежден в необходимости заручиться поддержкой со стороны иностранной державы, что может гарантировать его стране защиту от арабов. Но кто вступит в союз с Израилем?

Учитывая длительное британское присутствие на Среднем Востоке и, в частности в Палестине, Великобритания представляется Бен-Гуриону лучшей из возможных «кандидатов». Война в Корее достигает своего пароксизма, и натянутость отношений между двумя блоками становится опасной – весь мир опасается развязывания третьей мировой войны. Следовательно, стратегически важные регионы и в особенности Средний Восток приобретают все большее значение в глазах военных руководителей Запада.

17 февраля 1951 года командующий английскими военными силами на Среднем Востоке сэр Брайан Робертсон прибывает в Израиль для беседы с руководителями еврейского государства. Бен-Гурион его спрашивает: «А каковы ваши планы в случае войны с Советским Союзом?» – «Вероятно, Россия двинется на юг, в сторону Ирака. Мы же начнем с наших баз в Египте, а затем через Израиль, Иорданию и Ирак пойдем на север». Бен-Гурион возмущен:

«Как вы смеете так говорить? Вы считаете, что Израиль уже у вас в кармане? Или вы принимаете нас за британскую колонию? Или за государство, находящееся под вашим контролем, как Иордания? Израиль маленькая, но независимая страна. И прежде чем делать из него «транзитный вокзал» для ваших войск, вы должны получить на это наше согласие».

Атмосфера крайне напряженная, и Шарет с тревогой смотрит на Бен-Гуриона. Наконец, генерал отвечает: «Мне очень жаль. Я всего лишь солдат. А это дело политиков». Тогда Бен-Гурион неожиданно заявляет:

«Между Израилем и Великобританией можно установить и другие отношения. Почему бы нам не вступить в Сообщество? С нами у вас намного больше общего, чем с Цейлоном. Мы могли бы установить двусторонние отношения по типу тех, что связывают вас с Новой Зеландией».

Присутствующие не верят своим ушам. Никогда и ни в какой форме он не давал понять, что заинтересован вступлением в Сообщество. Не будучи дипломатом, Робертсон удивлен и смущен одновременно. Что касается военного аспекта, то тут его замыслы ясны. Он хочет получить согласие Израиля на установление в стране военно-морских и военно-воздушных баз, а также соответствующих служб по их ремонту, обслуживанию и хранению техники. Такая перспектива связывает руки некоторым израильским военачальникам. «Нас удручала собственная изолированность, – скажет начальник штаба Мордехай Маклеф. – В нашей среде ходило предположение, что нам придется отдать Негев англичанам, которые сделают из него военную базу для защиты Суэцкого канала, поскольку было совершенно ясно, что британцы уйдут из Египта. В то же время мы мечтали о договоре с НАТО».

Робертсон выезжает для доклада в Лондон. 9 марта 1951 года Бевин, «злейший враг» Бен-Гуриона, подал в отставку – он умрет пять недель спустя. Его преемник Герберт Моррисон направляет премьер-министру Израиля послание чрезвычайной важности:

«Из доклада генерала Робертсона мы понимаем, что… англо-израильские отношения должны будут выстраиваться таким образом, чтобы Израиль в случае кризиса мог бы действовать и расцениваться Великобританией как составная часть Сообщества… Мы считаем возможным установить между двумя нашими странами такие отношения, которые связывали бы нас и позволяли бы надеяться на их прогрессивное развитие. По нашему мнению, они должны предполагать эволюцию, которая совершенно естественно проявится как результат постоянного контакта с обменом мнениями и сотрудничеством в военной области».

Бен-Гурион получает это послание в конце апреля, но с ответом не спешит. Разочарованный содержанием целого ряда абзацев, он делает вывод: «Моррисон – хитрый лис, не надо было ему доверять». Но в конце октября, когда консерваторы одерживают победу и у власти вновь оказывается Черчилль, Бен-Гурион полагает, что теперь можно и ответить. Через месяц он ставит свою подпись под письмом, адресованным сэру Антони Идену, новому шефу «Форин оффис»:

«Мы хотели бы внести свой вклад в защиту интересов наших стран и в установление свободного мира на Среднем Востоке… Чтобы дать нам возможность как можно эффективнее выполнить порученную роль, следует усилить наш промышленный потенциал, развернуть транспортные средства и средства коммуникации… улучшить подготовку и оснащение наших вооруженных сил… создать склады продовольствия и горючего. По нашему мнению, правительствам наших стран было бы целесообразно начать обсуждение конкретных проблем».

О вступлении в Сообщество больше не упоминается, и речь идет только о военном сотрудничестве в рамках, предложенных Моррисоном. Ответ Идена пришел только в конце января 1952 года:

«Правительство Ее Величества согласно с вашим предложением начать прямое обсуждение означенных тем… и соответственно предлагает направить в Израиль небольшую британскую миссию для проведения предварительных бесед в рамках упомянутых вами проблем».

Британская делегация прибывает в Израиль в октябре. Мордехай Маклеф излагает израильскую точку зрения на темы, указанные в письме Бен-Гуриона сэру Идену. В конце обсуждения участники решают провести дополнительные переговоры, но уже в Великобритании. Однако этого никогда не случится, и нерешенный вопрос канет в небытие. «С самого начала «Форин оффис» был настроен против этих предложений, – скажет один из сотрудников Бен-Гуриона, – и у нас никогда не было ни малейшего шанса разрешить эту проблему».

Поняв, что его надежды заключить союз с Великобританией были напрасны, Бен-Гурион поворачивается лицом к США, где был радушно встречен в мае 1951 года. Но в ноябре 52-го президентом стал Эйзенхауэр, и Израиль стал опасаться, как бы пришедшие к власти республиканцы не изменили политики США на Среднем Востоке. Многие политические деятели были убеждены, что новое правительство попытается успокоить арабов и для облегчения налаживания контактов начнет поставлять им вооружение. Запланированная на весну поездка на Средний Восток нового Госсекретаря Джона Фостера Даллеса должна была дать первое представление о намерениях американцев.

В преддверии этого визита Бен-Гурион изложил Политическому комитету Рабочей партии Израиля свои взгляды на внешнюю политику и занял четкую проамериканскую позицию, заявив, что в случае возникновения крупного конфликта Израиль не сможет остаться в стороне, поскольку имеющиеся в нем различные партии не соблюдают нейтралитет и даже временная оккупация страны Советским Союзом «положит конец и государству Израиль, и сионизму». Он также подчеркнул, что в случае войны благодаря своей военной мощи Израиль приобретет огромное значение в глазах Запада, тогда как в мирное время арабы сильнее, поскольку обладают большим политическим весом. Вот почему он хотел убедить американцев превратить Израиль в «базу, цех и склад» Среднего Востока:

«Предоставление военных баз друзьям и союзникам не нарушит суверенности нашей страны… Мы должны объяснить американцам, что единство усиленного в военном и промышленном плане Израиля может в любой момент явиться базой для всего свободного мира».

Для отождествления Израиля с Западом, а значит, и чтобы добиться покровительства США, он готов пойти дальше, чем обычно. Это заявление является утверждением принципа, который станет краеугольным камнем всей его политики: Израиль является оплотом Запада на Среднем Востоке.

Когда 13 мая Госсекретарь США прибывает в Израиль, Бен-Гурион делает все возможное, чтобы убедить его в справедливости своей доктрины, но все напрасно. Вскоре после возвращения в Соединенные Штаты Даллес скажет на заседании комиссии Сената: «Наша основная политическая задача состоит в том, чтобы способствовать улучшению отношений между мусульманскими странами и демократическими государствами Запада, поскольку после войны наш престиж в этом регионе заметно ослаб».

Так США отвернулись от Израиля. Маленькое государство остается без покровительства и без союзника, финансовое положение просто катастрофическое и совершенно ясно, что без поддержки страна не сможет существовать…

В сентябре 1950 года Бен-Гурион пригласил в Иерусалим руководителей американской еврейской общины и предложил им выделить Израилю заем в миллиард долларов от лица евреев США и других стран Западной Европы. В мае 1951 года он прибывает в Мэдисон-Сквер-Гарден для участия в народном собрании, организованном с целью сбора средств в пользу Израиля. Акция проходит с огромным успехом, но собранных денег явно недостаточно для долгосрочной стабилизации шаткой экономики страны. Израиль нуждается в мощной и одновременно продолжительной финансовой помощи. В этот критический момент на горизонте возникает слабый луч надежды: вероятность выплаты репараций Германией.

12 марта 1951 года Израиль направил четырем державам, которые заняли Германию, просьбу о выплате 1,5 миллиарда долларов в качестве компенсации за имущество, отобранное у евреев нацистами, но великие державы отказались этим заниматься. Единственным шансом получить репарации оставались прямые переговоры с немецкими властями. И действительно, западногерманский канцлер Конрад Аденауэр согласился выплатить репарации израильскому государству, которое представляло собой наследников жертв нацизма. Эта возможность вызвала ужасающую реакцию всех слоев населения Израиля, по всей стране начались невиданные по размаху демонстрации. Для стабилизации положения Бен-Гурион был вынужден использовать весь свой авторитет, тогда как руководители его собственной партии становились жертвой своей щепетильности. Их раздирало противоречие между настоятельной необходимостью построения государства и брезгливостью и отвращением к «грязным» деньгам убийц шести миллионов их единоверцев. Для Бен-Гуриона важнее всего были интересы государства, что он и выразил следующими словами:

«Одним словом, причина заключается в немом призыве шести миллионов евреев сделать Израиль сильным и процветающим, что позволит им жить в мире и безопасности и сделать все, чтобы подобное бедствие никогда больше не коснулось еврейского народа».

В начале декабря премьер-министр имел беседу с председателем «Еврейского агентства» Нахумом Гольдманом, который вскоре должен был тайно встретиться с Аденауэром. В качестве основы для переговоров они утвердили сумму в 1 миллиард долларов. «Только после подробного рассказа о своих намерениях Бен-Гуриону удалось добиться согласия Кнессета на проведение переговоров между государством Израиль и Западной Германией». 4 декабря Гольдман выехал из Израиля и два дня спустя встретился в Лондоне с Аденауэром. Канцлер немедленно подписал письмо, в котором выразил согласие считать основой переговоров сумму в 1 миллиард долларов, как предлагает Израиль. Вернувшись 10 декабря, Гольдман передал письмо Бен-Гуриону, который, заручившись этим документом, решил представить вопрос на рассмотрение кабинетом и Кнессетом.

По мере приближения даты голосования страну охватывало все большее возбуждение. Объединенная Рабочая партия и «Херут» организовывали демонстрации протеста, и можно было подумать, что правые готовятся к проведению террористических актов. На заседании ассамблеи правительству пришлось столкнуться с резкой оппозицией, поддерживаемой сотнями тысяч граждан, которые не желали забыть причиненные им страдания и унижения. Взрыв народного гнева случился 7 января 1952 года. Пришедшие для голосования депутаты смогли попасть в здание парламента, которое было окружено колючей проволокой, только через полицейские кордоны. Когда Бен-Гурион поднялся на сцену для выступления, напряжение в зале достигло предела. Не прибегая ни к каким ораторским приемам, премьер-министр ограничился изложением фактов, описав усилия правительства, направленные на получение посредством четырех держав выплаты репараций от Германии, и закончил речь вручением четырем державам ноты с разъяснением позиции Израиля по этому вопросу:

«Пытки, голод, массовые убийства и газовые камеры повлекли за собой смерть более 6 миллионов евреев… До того, во время и после этого систематического истребления был грабеж, масштабы которого до сих пор не установлены… Никакая материальная компенсация не может покрыть это преступление чудовищных размеров. Как бы значительна ни была компенсация, она не заметит потерянных человеческих жизней, не сможет искупить страдания и муки мужчин, женщин, младенцев, стариков и детей. Но и после падения гитлеровского режима немецкий народ продолжает наслаждаться плодами резни и разбоя, ограблений и грабежей имущества уничтоженных евреев. Правительство Израиля чувствует себя обязанным потребовать от немецкого народа возврата украденного и похищенного. И пусть награбленное не принесет добра убийцам нашего народа!».

В это же самое время в нескольких сотнях метров от парламента перед толпой выступал Бегин. И насколько выступление Бен-Гуриона было взвешенным, настолько была утрирована речь Бегина:

«Когда вы стреляли в нас из пушек, я скомандовал: «Нет!». Сегодня я скомандую: «Да!». Жизнь или смерть – вот ставки в этом сражении… Сегодня еврейский премьер-министр готов объявить, что намерен отправиться в Германию для получения денег; что в обмен на финансовые выгоды он отдаст честь еврейского народа, тем самым отметив его вечной печатью позора… Нет ни одного немца, который бы не убивал наших родных. Каждый немец – нацист. Каждый немец – убийца. Аденауэр – убийца. Все его соратники – убийцы. И их искупление – только деньги, деньги, деньги. Эта гнусность будет совершена за несколько миллионов долларов».

Бегин возбуждает толпу самой бессовестной демагогией:

«Согласно только что полученным сведениям, господин Бен-Гурион выставил полицейские посты, вооружив их гранатами со слезоточивым газом, изготовленными в Германии, – тем самым газом, от которого задохнулись наши близкие». Он грозит развернуть кампанию жестокого сопротивления и заявляет, что он и его друзья готовы идти в «концентрационные лагеря и комнаты пыток. Свобода или смерть! Третьего не дано».

После этого он собирается уйти с митинга и выступить перед депутатами Кнессета. Наэлектризованная толпа его не отпускает, люди прорывают полицейские кордоны, швыряют в здание камнями, набрасываются на силы правопорядка. Ранены девяносто два полицейских и тридцать шесть гражданских лиц. Крики мятежников, шум столкновений, вой сирен «скорой помощи» придают еще больший драматизм дебатам, идущим в здании парламента. Пока лидер Объединенной Рабочей партии Яаков Хазан клеймит правительство позором, один из делегатов «Херут» с ревом врывается в зал: «Они применяют газ! Газ против евреев!». Двое депутатов-коммунистов кричат: «Там льется кровь! Остановите обсуждение!». Какая-то женщина падает в обморок; в зале раздаются крики, угрозы, брань; через разбитые окна поступают пары слезоточивого газа; пол усеян камнями и осколками стекла. Правые и левые экстремисты стараются не допустить продолжения дебатов. В 7 часов вечера Бен-Гурион обращается к армии с призывом восстановить порядок. Ему удается сохранять хладнокровие до момента, пока Бегин не встает для выступления и не обрушивается на него. Начинается грубая словесная перепалка. Вынужденный вмешаться председатель Кнессета пытается заставить Бегина замолчать. «Если я не буду говорить, то никто не заговорит!» – вопит тот.

В этот момент всеобщего замешательства и возбуждения Бен-Гурион считает необходимым прямо поговорить с народом и показать, что его руководители твердо стоят под натиском обрушившейся бури. 8 января он выступает по радио с кратким обращением к народу:

«Вчера злая рука замахнулась на Кнессет, были сделаны первые шаги к разрушению демократического строя в Израиле… Глава и организатор этого «мятежа» – господин Менахем Бегин, который находился вчера на площади Сион в Иерусалиме, где занимался подстрекательством толпы… Я не оставляю без внимания заявление господина Менахема Бегина, в котором он выражает готовность сражаться не на жизнь, а на смерть, но, будучи премьер-министром и министром обороны, считаю своим долгом сказать народу: нет повода для страхов! У государства достаточно сил и средств, чтобы сохранить суверенитет и свободу Израиля и помешать политическим авантюристам и убийцам захватить страну и заняться внутригосударственным террором… Израильское государство никогда не станет Испанией или Сирией».

Жаркие дебаты в Кнессете идут еще два дня, затем страсти стихают. 9 января проходит поименное голосование. Оба лагеря мобилизовали все свои силы: депутат от Рабочей партии Израиля, который в это время был за границей, срочно возвращается; другой депутат, на этот раз от «Херут». лежащий в постели после острого сердечного приступа, требует доставить его на носилках в Кнессет. В конце концов, предложение правительства принимается 61 голосом против 50. Через месяц с правительством Федеративной Республики Германии подписано соглашение о репарациях. Германия обязуется в течение двенадцати лет поставить Израилю оборудование, промышленные товары и прочее на сумму 715 миллионов долларов и выплатить еще 107 миллионов долларов комитету, представляющему интересы мировых еврейских организаций. Таким образом, общая сумма репараций составит 822 миллиона долларов.