Текст книги "Потерянные души"

Автор книги: Майкл Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 19

Оставалось полторы недели до финала чемпионата в Индианаполисе. Репортеры занимались своими приготовлениями на ступеньках мэрии.

Шел одиннадцатый час. В воздухе слышалось жужжание голосов, облаченные в нейлон секретарши болтали у фонтанов, собравшись в тесные кружки, – все курили и держали кружки с кофе. Некоторые оборачивались на меня, когда я проходил мимо.

Под моим левым глазом была цинковая мазь, а левую сторону лица усеивали мелкие пузырьки. Прядь волос над левым ухом сгорела почти до самого скальпа – и все по причине синтетической набивки моего спального мешка. От меня пахло, как от пригоревшего гренка.

Выглядело это хуже, чем было на самом деле. Щипало, но и только. Я приготовился к долгому дню рассказов об одном и том же, но попросил Лойс ничего не говорить про Макса. Описывать, что произошло с ним, было бы выше моих сил.

Я просто тихо сидел за своим столом. Патрулировать мне предстояло только с середины дня. Я позвонил Лойс, но она не взяла трубку. Позвонил ей домой. Ее и там не было. Я не хотел пить кофе один и снова позвонил в ее кабинет.

Тридцать шесть часов назад, подумал я, меня чуть не настигла смерть, и вот я снова сижу в консервной банке полицейского трейлера. Такая вот перемена в жизни! И эти кассеты, гарантирующие богатство, – не водил ли я себя за нос? Ведь во мне нет того, что требуется.

Я полистал «Желтые страницы» и нашел разворот фирмы, занимающейся недвижимостью, под названием «Адмирелти риелти».

Женщина, взявшая трубку, сказала мне, что специализируется на коммерческой, а не жилой собственности, но добавила, что может обсудить условия занесения моего дома в их списки, если я хочу. Она сказала, что может выбрать для меня время между встречами с клиентами. Мы договорились встретиться на следующий день в ее конторе в торговом центре. Только повесив трубку, я увидел фамилию. Женщина, с которой я разговаривал, была женой мэра. Я подумал, не позвонить ли, чтобы отменить встречу, но не позвонил.

Я вышел в коридор и увидел там Лойс. Она разговаривала с шефом. Они стояли близко друг к другу, и шеф положил ладонь на ее плечо. Шеф повернул голову и увидел меня. Он назвал меня по имени и присвистнул. Я сказал:

– Не так плохо, как выглядит.

Шеф сказал:

– Твоя собака. Сочувствую.

Я перехватил взгляд Лойс. Она опустила глаза.

– Охотники! – сказал шеф. – Парень прицеливается, а там собака, лает… Нельзя вот так отпускать домашнего пса бегать, где ему вздумается.

Появился мэр с Арнольдом Фишером. Мэр поглядел на меня:

– Что случилось?

И я сообщил ему простой факт, что моя хижина сгорела. Шеф сказал:

– Его собаке охотники перерезали горло.

Мэр не спускал с меня глаз.

– Ты в порядке?

– Выглядит хуже, чем на самом деле.

– Выглядит очень плохо.

Арнольд Фишер рассказал про охотничьего пса, которого его отец держал много лет. Пес угодил намордником в охотничий капкан и содрал всю кожу с морды, стараясь высвободиться.

Лойс зажала уши руками и сказала:

– Не рассказывай при мне такие ужасы, Арнольд Фишер. У меня будут кошмары.

Мэр перебил:

– Мне надо поговорить с вами, шеф, и с тобой, Лоренс, у меня в кабинете.

Он не объяснил о чем. Он просто сказал мрачным голосом: «Теперь же, если вы не возражаете», повернулся, и мы с шефом последовали за ним вверх по лестнице.

Когда мы вошли в приемную, Бетти поглядела на мэра и сказала:

– В соседнем городе нашли труп Черил.

Мы поехали в одной машине туда, где нашли тело Черил. Она пропала два дня назад, но ее родители заявили об этом только сегодня утром. Для Черил не существовало комендантского часа. Такая это была семья, либеральная. Они прожили здесь почти пятнадцать лет, но все еще считались не своими – трансплантатами из большого города. Шеф рассказал мне все это, пока вел машину. Я видел, что он нервничает.

Я обернулся всего один раз, чтобы взглянуть на мэра. Тот молчал и только смотрел на поля. Тишину заполняло потрескивание рации.

То, что труп Черил обнаружили в соседнем городе, означало, что официально это дело нас не касается. От нас ждали только информации. Расследование вели власти графства.

Мы ехали по шоссе, затем повернули на восток по Бейкер-роуд. Ландшафт был довольно плоским – почернелые кукурузные стебли, слабое солнце почти у горизонта.

Мы обогнали запряженную лошадьми амишевскую повозку, затем другую, затем третью. На перекрестке мы оказались перед заграждением. Шеф переговорил с ближайшим полицейским, и тот нас пропустил.

Уже начала собираться толпа, а потому шефу пришлось вести машину медленно. Двое полицейских расчищали нам дорогу. Я узнавал лица из нашего города.

Несколько минут спустя на пустынном отрезке поднятого на дамбу проселка, неподалеку от места, где жил Кайл Джонсон, у дальнего восточного края земли амишей, мы наконец приблизились к слепящему свету полицейских прожекторов – к тому месту, где машина Черил Карпентер слетела с деревянного моста.

«Скорая помощь» уже приехала, но члены бригады только стояли около, курили и переговаривались.

Телеоператоры тоже были на месте и снимали попытки полиции подогнать тягач так, чтобы вытащить машину Черил. Эти низины часто заливало, а потому дорога тут и проходила по дамбе, но земляная насыпь начинала осаживаться, когда тягач задним ходом приближался к воде.

Второй тягач, стоявший дальше на проселке, спустил трос первому и медленно отъехал. Трос натянулся.

Мэр отошел от нас к толстяку в длинном черном пальто, который, присев на корточки, указывал на огороженный участок дороги и на место, где машина сорвалась с моста.

С высоты дамбы я смотрел, как аквалангист берет тяжелый крюк, ныряет в ледяную воду, плывет, будто головастик, к утонувшей машине и зацепляет крюк. Он вынырнул и поднял большой палец, сигнализируя водителю.

На поверхности медленно, роняя воду, появилась машина, покрытая корочкой льда. Вот она уже на обочине – блестит хромом. Темный абрис тела на сиденье водителя, голова, повисшая над панелью в венке спутанных волос.

Полицейские фотографы без суеты и торопливости делали снимки. А когда начали извлекать тело Черил с сиденья, оказалось, что это совсем непросто. Она окостенела.

Тело положили на расстеленный брезент. Голова Черил скатилась набок, из носа и рта сочилась белая пена. Тело выглядело съежившимся, постаревшим, волосы слиплись от ила, пальцы скрючены. Единственным признаком того, что Черил Карпентер была еще подростком, оставалась ее одежда – курточка лидера болельщиков, джинсы «Джордаш», кроссовки «Найк».

Я отвернулся, когда ее уложили в мешок и задернули молнию.

По дороге назад в город я сказал:

– Я думаю, Эрл пытался убить и меня тоже…

Шеф сбросил газ. Он повернулся и посмотрел на меня без всякого выражения. Я отвел глаза.

Мэр наклонился вперед. Голос его был ровным:

– Мы еще не знаем, что произошло.

– Я знаю, что я знаю, что я чувствую.Не говорите мне, будто это совпадение, не надо! Двое знали, что сделал Кайл. Одна мертва, а второй чуть было не погиб.

Лицо мэра приблизилось к моему.

– Утром я позвонил Эрлу, когда получил сообщение о Черил. Просто чтобы узнать, как Кайл, и он сказал мне, что накануне утром ты поджидал их. Что ты там делал?

Я ему не ответил.

– Эрл сказал, что ты пытался его шантажировать.

Я сглотнул и почувствовал, что горло у меня сжимается.

– Вы знаете, что это ложь. Я никогда и цента у него не просил.

Шеф переменил позу, посмотрел назад на мэра, потом на меня, потом на дорогу впереди. Мы поравнялись с полицейским заграждением и проехали его. Тут стояла толпа ребят из нашего города. Некоторые плакали.

Мэр подождал, пока шеф не выехал на шоссе, оставив позади рытвины и мусор проселка.

– Только попробуй сказать, что Эрл в чем-то замешан, и ты поставишь крест на себе и на НАС.

Я не обернулся к нему.

– Я просто хочу отойти в сторону.

– Мы приближаемся к цели, медленно. Сейчас не время давать волю нервам. – Голос мэра звучал ровно, его лицо – у моего уха. Я ощущал его дыхание, пока он говорил. – То, что мы сейчас видели у реки, имеет все типичные признаки самоубийства. Ты слышишь? Я сообщил следователю об аборте Черил. Я с ним знаком. Он говорит, что это соответствует… соответствует тому, что им удалось пока установить. Нет следов юза, никаких признаков, что она не справилась с управлением. Черил просто направила машину с моста. Классический случай депрессии. Именно так люди в большинстве кончают с собой.

Я только понурил голову.

– Послушай, я хочу, чтобы до конца недели ты пробыл в отпуске. Это приказ. И я хочу от тебя обещания, что ты, черт возьми, будешь держаться от Эрла подальше. Скажи мне это вслух, Лоренс.

И я сказал.

Я встретил Лойс у дверей ее кабинета, и мы выпили кофе в комнате отдыха. Руки у нее дрожали. Она все время отводила взгляд.

– Они считают это самоубийством. По физическим признакам.

Лойс закрыла глаза и прошептала:

– Бог мой…

Я хотел погладить ей руку, но она ее отдернула. Когда она открыла глаза, они выглядели остекленелыми.

Мне не терпелось спросить, что ей известно про сокрытие нами подлинных фактов. Конечно же, она знала все, но я хотел, чтобы она сама в этом призналась. Меня одолевало желание довериться кому-то, однако сказал я прямо противоположное тому, что хотел:

– Завтра я встречаюсь с женой мэра, чтобы выставить мой дом на продажу. Я намереваюсь убраться отсюда навсегда.

Она вытерла нос тыльной стороной ладони, посмотрела на меня, а потом опустила взгляд и уставилась на свою кружку с кофе. По ее краям виднелись следы помады. Лойс сказала негромко:

– Делай то, что считаешь нужным.

Потом она встала и ушла, оставив меня одного.

Глава 20

Известие о смерти Черил Карпентер распространилось, как степной пожар, и к вечеру попало в газеты и на телевидение вместе со слухами о ее аборте.

В ванной я снял рубашку. Волосы на руках сгорели, кожа вокруг ожогов влажно блестела в свете лампы. У меня было ощущение, что моя макушка туго стянута. Я потрогал места, где волосы выжгло. Потом обмыл теплой водой руки от плеч до запястий и тыльные стороны ладоней, ополоснул лицо и снова наложил цинковую мазь.

Я не втирал себе очки: хотел начать сначала, испробовать иную жизнь, пойти на этот риск. Статистически я уже прожил почти половину отпущенного мне срока. Я посмотрел на себя в зеркале. Почему бы во второй половине жизни мне не обрести свободу – экономическую и эмоциональную, не высвободить себя, продавая и покупая недвижимость? Почему нет?

Кассеты объясняли, что в периоды экономических трудностей умелый вкладчик может купить дешево и сдать в аренду дорого. В этих записях содержалось все необходимое. Если бы они не срабатывали, разве бы их рекламировали? Они продавались с гарантией возврата денег. Мне было нечего терять. А значит – я идеальный кандидат.

И на каком-то подсознательном уровне у меня была еще одна причина уехать. Я боялся Джонсонов, хотя и не хотел признать этого.

Я повернулся, чтобы сойти вниз, и готов был поклясться, будто уголком глаза заметил Макса. Я знал, что мое сознание еще долго будет так оскользаться. Фантомные боли ампутированной ноги.

История Черил Карпентер господствовала в вечерних новостях. Одноклассницы и одноклассники чередой выступали перед камерами. Мелькнул кадр душевой при гимнастическом зале, напомнивший зрителям, как она чуть было не истекла кровью после аборта.

С того момента Черил Карпентер находилась в тяжелой депрессии, и самоубийство выглядело неизбежным финалом. Какая-то подруга Черил расплакалась перед камерой и сказала, что знала о депрессии Черил. Но только не понимала, до чего Черил было плохо. На вопрос, было ли ей известно, что Черил сделала аборт, девушка посмотрела в камеру и сказала: «Это был секрет, который знали все».

Эта трагедия затрагивала столько общественных проблем: добрачный секс, противозачаточные средства, подростковая беременность, аборты, депрессивные состояния и самоубийства. Фоном служил снимок Кайла и Черил на школьном вечере: Кайл кладет букетик на ладонь Черил. Нам предстояло видеть этот снимок еще много дней.

Женщина-психолог, нанятая для рекомендаций, как переносить горе, выступала от имени школьного руководства. На ней были бусы, волосы не причесаны, лицо без намека на макияж – одна из этих гуру неопределенного пола, глашатай Нового Века, женщина, которая говорила об «отмене запретов на обсуждаемые вопросы», о «необходимости смотреть в глаза нашей собственной общественной дисфункции». Она вела занятия с группой риска, руководила ритуализированными собраниями по совместному преодолению несчастий, которые происходили в том самом распроклятом гимнастическом зале. Это смахивало на радение пятидесятников, когда праведники говорят на неведомых языках, исторгают тайны и изгоняют демонов. Ребята плакали и обнимали друг друга.

Телевидение монтировало все, что попадалось под руку: эпизоды футбольных матчей, толпы людей, стекавшиеся в школу на собрания поддержки, изображение жалкой фермы Джонсонов, сделанный телевиком снимок Кайла, работающего с отцом в сарае, фотографию Черил Карпентер в школьной постановке «Музыкального человека» рядом со снимком ее машины, только что вытащенной из реки, импровизированный мемориал рядом с мостом, где погибла Черил, – грот из цветов, ошеломленные лица ребят и родителей, осознавших реальность трагедии.

Мэр выступил на своей автостоянке среди треугольных флажков, одетый в куртку продавца автомобилей. Он говорил о том, как мы переносили беды в прошлом, о том, что наша сила в сплоченности и что именно это характеризует наш город. На вопрос, состоится ли игра, он ответил, что таково было бы желание Черил. Он посмотрел прямо в камеру и сказал: «Она посвящается тебе, Черил!»

Я не понимал, как может мэр стоять перед камерой, ничем и никак не выдав подоплеки этого дела. Это было нечто большее, чем самообман. Это было врожденное свойство – свойство политического животного.

Он же в какой-то мере был причастен к ее смерти. Как и мы все.

И в первый раз я представил, как Черил сворачивает с дороги, как ее охватывает ужас от того, что она сделала, – этот внезапный миг сомнения в себе, наедине со своими тайнами, своей тоской, с нелепостью всего, происходящего вокруг: помпезности церемоний, школьных парадов, собраний поддержки, матчей, бешеного стремления к славе. Разве могла она выбросить это из памяти, входя в холодную стерильность клиники, где делают аборты?

В этой суете Кайл ни разу не появился перед камерой, не сделал ни одного заявления. Я прямо-таки слышал, как Хелен твердит Кайлу, что Черил поддалась своему греху, была изъята из этого мира за то, что сделала с ребенком внутри себя, – красноречие праведности Спасенных, выносящих приговор Проклятым.

Я проснулся застывший от холода и одиночества. У меня не было желания что-либо делать. Я находился в так называемом отпуске. Я перевернулся на другой бок и посмотрел в окно. Всю ночь шел дождь, но теперь развиднелось.

Встав с кровати, я наступил на резиновую игрушку Макса. Тень смерти легла на нас всех, казалось, мы все были прокляты.

Я собирался отменить встречу с женой мэра просто потому, что мне было неловко общаться с ней, но, когда я позвонил, она весьма ободряюще заговорила о рыночной цене моего дома, и я сдался, сказав, что позвонил просто для подтверждения времени нашей встречи.

Я провел почти сорок пять минут под душем, пытаясь избавиться от ощущения холода в теле. Когда я вышел из-под него, зазвонил телефон.

Звонил адвокат Джанин.

– Ставлю вас в известность, что из-за задержки выплаты алиментов вы лишаетесь права на посещение ребенка.

– Для этого требуется судебное постановление.

– Я составил необходимые документы. У вас есть адвокат, которому я мог бы их переслать? Мы зарегистрируем их в суде сегодня.

– У меня нет адвоката.

– Ну, так наймите его.

И разумеется, это было дополнительным расходом – обращение к адвокату. Моя родительская связь ослабела еще больше, и я понял, что мое решение уехать было правильным.

Снаружи дождь растопил снег, и на моем газоне вновь возникло слово «СВИНЬЯ».

В середине торгового центра я прошел мимо объявления хиропрактиков, предлагавших бесплатный рентген, чтобы они могли установить соотношение ваших осей. Ловушка была незамысловатой: на консультации хиропрактик сообщал вам, что ему требуются рентгеновские снимки другой стороны вашего тела, а бесплатный рентген предлагался только для одной половины. За вторую вы должны заплатить. Я знал это, потому что разок попался на их удочку, и еле удержался, чтобы не разнести рекламу.

Жена мэра, Джин – она потребовала, чтобы я называл ее так, – занимала контору в торговом центре рядом с банком. С первой секунды я понял, что сделал ошибку, обратившись к ней.

О жене мэра я знал только то, что она перенесла рак груди, что ей была сделана радикальная мастэктомия. Она уже несколько лет была спонсором движения «Бегом от рака груди» в соседнем городке.

Джин сразу напомнила мне жену миллионера из «Острова Джиллигена» [8]8
  «Остров Джиллигена» – популярный телесериал.


[Закрыть]– эдакую птичку в расшитом золотом блейзере с преувеличенным загаром любительницы морских путешествий.

Впрочем, она быстро перешла к делу, задавая вопросы об общей площади, количестве спален, закончен ли подвал или нет. Затем она достала список домов, проданных в округе за последний год, и я быстро пришел к заключению, что с продажей своего потерплю полное фиаско. Спроса не было никакого.

Тогда Джин перешла к обсуждению сдачи дома в аренду, что, как я понял, было ее специальностью. Она объяснила, какая перестройка может понадобиться, чтобы разделить дом на два отдельных жилища, описала вкратце процесс получения разрешения на строительство, правила, регулирующие перестройку жилых зданий, примерную величину штатного и местного страхования и залогов в связи с таинственными моментами, которые я и не попытался понять, а когда она занялась цифрами, я мог только приравнять ловкость ее обращения со счетной машиной к кормлению кур – так отчаянно она клевала клавиши пальцами.

Минут двадцать она оценивала и подсчитывала, какие суммы мне придется вложить и какое пройдет время, прежде чем я получу прибыль от сдачи в аренду части моего дома. Исходя из этих оценок, она пришла к выводу, что ощутимого дохода мне придется ждать восемнадцать месяцев даже при благоприятных условиях, которые, считала она, ей удастся выторговать для меня у банка. Не говоря уж о том, что я стану бездомным.

Благодаря разложенным между нами листочкам с расчетами она оказалась лишь в нескольких дюймах от меня. Ее накладные ногти постукивали по лакированной столешнице, будто испуганное насекомое. Я чувствовал ее кофейное дыхание и химический запах завивки, перебиваемые розовым ароматом духов.

Когда она отошла к картотеке, мне стали видны очертания ее трусиков, но никакого сексуального отклика это не вызывало. У них с мэром не было детей, и просто, глядя на нее, я почему-то подумал о пластмассовой анатомии куклы Барби ниже пояса. Не думаю, что когда-либо прежде я уважал и ненавидел кого-нибудь в одно и то же время.

Она снова села и показала мне список домов и помещений, которыми занималась, – как коммерческих, так и жилых. Большинство жилых сосредотачивалось в старом историческом районе, где с каждым годом крупные особняки преобразовывались в наборы однокомнатных квартир.

В заключение нашего разговора Джин спросила о состоянии моих личных финансов – есть ли у меня сбережения, и, пока она снимала копию со списка домов, я сказал, что рассчитываю на страховку от пожара и что решение по этому делу будет принято со дня на день. Это казалось единственным выходом из моего финансового краха.

Когда я собрался уйти, Джин спросила без обиняков:

– Почему, собственно, вы решили уехать?

– Да без особой причины. Просто почувствовал, что мне надо начать заново. – Я не знал, рассказал ли ей мэр что-нибудь о том, как мы прикрыли Кайла.

– Вы ведь нашли эту девочку в ночь Хэллоуина?

Я кивнул:

– Но я думал о переезде еще задолго до этого. Мой брак оказался неудачным.

Джин отдала мне список, который держала в руке, и посмотрела на меня:

– Мы живем всего один раз. Думаю, мы слишком поздно осознаем это.

Каким-то образом это замечание нас сблизило. Я сказал:

– Надеюсь, для меня еще не слишком поздно.

– Вы делаете первый шаг. Вот что важно.

На стене, уходя, я увидел ее фотографию во время пробежки в майке и тренировочных брюках. Она вызывающе смотрела в объектив. Надпись на майке была простой: «Я выжила». Может быть, я недооценил ее человечность? Я готов был признать это.

Я позвонил своему страховому агенту – «Вашему другу Бобу Адамсу», во всяком случае, так он именовался рекламой. Когда я объяснил Бобу, что произошло, особой дружественности в его голосе не прозвучало. Он начал увиливать и заявил, что мне следовало сообщить о пожаре немедленно, поскольку проверщики страховых компаний предпочитают приезжать на место, когда угли еще тлеют.

Я сказал:

– Послушайте, Боб, не действуйте мне на нервы. Я платил взносы. Хотите, я приеду и покажу вам, какой у меня вид? Я чуть было не сгорел заживо.

Я представил себе, как он ищет способ отклонить мое требование. Однако Боб сказал дипломатично:

– Позвольте мне обсудить вопрос в моем филиале, учитывая, что у вас, вероятно, не было доступа к телефону?

Вопрос был наводящий, и я сказал:

– Совершенно верно, доступа к телефону у меня не было.

Не знаю, был ли у Боба приступ великодушия или чего-то вроде, или же сумма показалась ему такой малой, что, по его мнению, ее удалось бы получить. Он сказал:

– У филиала, возможно, есть проверщик где-то поблизости, и он сможет поехать и исследовать причину пожара. – Затем он с ходу продолжил: – Раз уж вы на телефоне, могу предложить отличные условия страхования жизни. Вам никак не следует отказываться. Я вижу по вашим данным, что на данный момент ваша страховка меньше тридцати тысяч.

Я ответил:

– Боб, я в разводе, и что мне дадут эти тридцать тысяч, если я умру?