Текст книги "Потерянные души"

Автор книги: Майкл Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

Пятницу я провел, разъезжая туда-сюда и слушая кассеты обогащения. Остановился у аптеки и купил вспышку для своего «кодака», чтобы задокументировать мои ожоги. Другу Бобу я не доверял.

Вечером я проехал мимо дома Лойс и увидел, что фонарь на крыльце горит. Ее машина стояла на въезде. Я хотел помириться с ней, вылез из машины и постучал в дверь, но отклика не последовало. Я подошел к окну гостиной. Пит сидел в клетке и дергал головой, пытаясь углядеть, кто стучал. Я понял, что Лойс где-то с шефом. У меня возникло ощущение, будто меня провели, как последнего дурака.

Я не мог заставить себя поехать домой и остановился у закусочной. Купил «Чикаго трибьюн» и заказал кофе и ломоть бананового пирога с жуткой подделкой под взбитые сливки.

В нижнем правом углу газетной страницы была фотография Кайла и Черил и краткое изложение произошедшей трагедии. На следующей странице был снимок машины, поднимаемой из реки.

Сидя в одиночестве уставившись в газету, читая о том, как Черил покончила с собой, я понял, насколько ошибался в очень многих вещах. Из-за моей собственной паранойи я сразу же сделал выводы, которые оказались неверными. Я ошибался во всем – в том числе в Кайле. Он отнюдь не сломался.

Разбираясь с самим собой, я начал сомневаться, действительно ли я видел, как Кайл подвез Кэндол в ту ночь, или я находился под влиянием того, что Лейкок наговорил о Кайле. Я погнался за машиной примерно через минуту после того, как она отъехала. На протяжении шести миль до фермы Джонсонов я бы, конечно, догнал Кайла, будь это действительно он.

Такова была холодная реальность – все это просто следствие моей паранойи.

Официантка снова налила мне кофе. Очень крепкий на вкус, и в черном кружке чашки я видел, как оглядываюсь назад, и хотя мне не хотелось сознаться в этом, но я ощутил себя в безопасности, надежно укрытым – в первый раз с тех пор, как все началось.

Черил Карпентер была мертва.

Секрет Кайла Джонсона был погребен раз и навсегда.

Я провел еще час в тихой закусочной, проглядывая раздел «Продается» со списками выставленных на продажу домов, отмечая жилища в рабочих районах у границы Индианы и Иллинойса, домишки в стиле ранчо на улицах с польскими и русскими названиями, дома с просроченными закладными или продаваемые задешево из-за кризиса сталелитейной промышленности. Я наметил эти дома для потенциальной сдачи в аренду. Разумеется, для первого взноса мне требовались деньги по страховке за хижину, но они не задержатся.

Вернувшись домой, я снял рубашку в ванной, настроил «кодак» на зеркало и сделал несколько снимков моего отражения, документирующих мои травмы, затем отнес снимки в гостиную. Оставив их материализоваться на кофейном столике, я занялся важным делом – стал напиваться.

Уже ночью я подумал: даже если Эрл Джонсон и пытался меня убить, ирония заключалась в том, что он купил мне мою свободу. Я не сумел удержаться и, нализавшись вконец, позвонил им и выкрикнул в трубку:

– Сукин сын! Я знаю, ты пытался меня убить, но верх-то за мной!

Лойс позвонила в субботу утром.

– Ты проснулся?

Мне были слышны покашливания на заднем фоне. Я поглядел на часы. Еще не было семи. Я все еще ощущал себя пьяным.

– Погоди, Лоренс, погоди минутку… – Лойс прижала ладонь к трубке, заглушив покашливание. Когда она снова заговорила, то перешла на шепот: – Каким способом можно выставить человека из своего дома?

– Дай-ка я догадаюсь. Шеф?

– Не надо, прошу тебя.

– Где он?

– Под душем.

Я сказал:

– Состряпай ему самый скверный завтрак, на какой способна.

– Я не шучу. – Ее голос чуть смягчился. – Ну почему я повторяю одни и те же ошибки? Пожалуйста, Лоренс, возьми меня с собой. Мы можем начать сначала. У меня есть деньги. – Прежде чем я успел ответить, она сказала: – Он вылез из-под душа, мне надо идти. Может, ты сумеешь зайти вечером на запеченного тунца, если думаешь, что еще способен меня терпеть.

Два часа спустя я увидел вдали Чикаго, будто мираж над озером. Сирс-тауэр, [9]9
  Сирс-тауэр – небоскреб в Чикаго, 110 этажей, высота 443 м. Построен в 1970–1973 годах.


[Закрыть]самое высокое здание в мире, вырастал над одним из самых плоских ландшафтов в мире. Впереди был город, дважды рожденный, превращенный в развалины коровой, брыкнувшей керосиновый фонарь, – если верить этому, если подобные мелкие происшествия способны изменять историю. Это был город, где расщепили первый атом в лаборатории, ютившейся – только подумать! – под трибуной футбольного стадиона.

Я проехал мимо профессионально-технического училища в Гэри, команду которого мы победили в полуфинале. Оно находилось сбоку от эстакады, в тени завода, рядом с курящимися паром отстойниками горячей воды из литейных цехов. Рыбы-мутанты плавали в теплой воде болота, окольцевавшего завод, но люди тем не менее продолжали там удить.

От сернистых запахов воздух приобрел горький привкус, ядовитый туман застилал тусклый зимний свет, кирпичные трубы извергали огонь. Казалось, миновало куда больше недели с того момента, когда Кайл вывел нас через эту преисподнюю к финалу.

Я спустился по эстакаде, припарковался на автостоянке у винно-табачного магазинчика, предлагавшего скидки, и смотрел, как черный тип в куртке «Только для членов» продавал наркоту. Волосы у него были прилизаны, из дорогих сшитых на заказ джинсов торчал гребень с плоской ручкой. Он повернулся, увидел, что я гляжу на него, уловил, должно быть, мое сходство с полицейским и вошел в магазин.

Конечно, мне следовало бы просто повернуть назад, вернуться к Лойс, взять ее деньги и остаться с ней. Думается, проблема заключалась в том, что до развода я и не взглянул бы на нее.

Со мной была карта Чикаго, и я проверил адреса домов из списка «Чикаго трибьюн». Затем включил скорость и поехал по улице под эстакадой. У мигающего светофора я свернул вправо и въехал в квартал одинаковых приземистых домов в стиле ранчо послевоенного разлива, посеянных буквально на расстоянии нескольких футов друг от друга на участках величиной с почтовую марку. Некоторые газончики были украшены розовыми пластмассовыми фламинго, другие демонстрировали неправдоподобно счастливых гномов, толкающих тачки, и все были заключены внутри сеточных оград.

Ощущение возникало такое, будто я наблюдаю, как иностранцы пытаются говорить на новом языке – неточную смесь глагольных времен и согласований, заикание, непонимание языковых нюансов. Каждый год в подобных рабочих кварталах вокруг Чикаго и Детройта Еврейская Лига обнаруживала нацистских лагерных охранников, убийц тысяч и тысяч – они пытались раствориться в безликости автосборочных конвейеров. Странно, как ненависть могла преображаться в рабочего автомобильного завода, как зло могло трансформироваться. Мне вспомнился Джон Уэйн Гейси [10]10
  Джон Уэйн Гейси – американский серийный убийца, гомосексуалист, изнасиловавший и убивший 33 молодых человека. Казнен в 1994 г.


[Закрыть]и его массовое захоронение в пригороде, больше тридцати мальчиков в тесном пространстве.

В первом же доме в моем списке я сразу понял, что наступил на эмоциональный фугас. Дверь открыла средних лет женщина славянской внешности в широком свитере. Руки у нее были скрещены в этой их иностранной манере, подпирая непомерно большие груди. Она явно еще не остыла от какой-то ссоры, лицо у нее было багровым, но она все равно улыбнулась и проводила меня в крошечную и гнетуще жаркую комнату, где сидела женщина постарше – она глядела в окно и подчеркнуто меня проигнорировала.

Мне отчаянно хотелось убраться оттуда. По телевизору показывали «Мир спорта». Тип в невозможно скверном паричке готовился подавать.

Дочь обернулась, перехватила мой взгляд и сказала:

– Этот человек, ему платят пятьдесят тысяч долларов за такое. – Она сказала это с неописуемым отвращением. Запрашиваемая цена за ее дом составляла сорок две тысячи пятьсот.

Я потратил еще несколько мучительных минут на так называемый осмотр дома. Дочь сказала мне, что работает в отделе косметики «Лорда и Тейлера» в центре Чикаго. И теперь живет там. Она сказала, что мать уедет в Огайо к младшей сестре.

Я прошел по узкому коридору, устланному грубым половиком, в две маленькие спальни – одну почти целиком занимала двуспальная кровать, вторая, очевидно, служила святилищем детства дочери – розовый цвет, кружева, кровать под балдахином. Фарфоровые лица кукол уставились на меня со столика, снабженного трехстворчатым зеркалом с задней подсветкой. Мечта пролетарской Алисы в Стране чудес, крестьянки-эмигрантки.

Отыскав два следующих дома в моем списке, я решил не заходить в них. Один ютился в близком соседстве с гигантскими электрическими опорами, которые издавали шипящий звук. В окне другого дома маячил доберман.

В последнем доме меня встретил запах капустного супа, запах настолько сильный, что я просто почувствовал, как он обволакивает мой язык. Маленький транзисторный радиоприемник был настроен на польскую станцию. Я услышал, как кто-то говорит «Солидарность» и «Лех Валенса».

За кухонным столом худой, как скелет, мужчина пенсионного возраста раскладывал пасьянс. Облизывая большой палец, он отделял карты от колоды и укладывал их строго по одной – похоже, угадывал судьбу. На блюдечке дымилась сигарета.

Он поднял голову, когда я открыл дверь. Внутри стоял жуткий холод, но на нем была только безрукавка. На его плече виднелась татуировка Холокоста. Мы все видели их по телевизору, но в реальности она меня оглушила. Он выглядел, как мог бы выглядеть один из всадников Апокалипсиса, вернувшийся домой и сбросивший плащ.

Дом был скудно меблирован. Только самое необходимое. Я прошел по точно такому же коридору, как в доме славянки, где уже побывал. Но мебель была только в одной комнате – узкая кровать и комод. Фотография сепией женщины и детей, снятая, видимо, очень давно, возможно, на его родине. Поскольку в доме ничто не говорило о присутствии жены или детей, я подумал, что они, вероятно, погибли. Вторая спальня была пустой коробкой, как тюремная камера.

В отдалении слышались шумы железной дороги, и я подумал об эшелонах с евреями, предназначенными для печей крематория.

Старик прошаркал по коридору, хрипло дыша. Эмфизема легких. Он сказал, что возвращается в Польшу умереть. Цену за дом он назначил всего тридцать три тысячи пятьсот долларов и даже был готов согласиться на проценты от моего дохода от аренды вместо единовременной выплаты.

Возможно, этот дом был единственным доступным мне, но в нем обитали привидения. Меня от него жуть взяла. Я все время видел фотографию его семьи, смотрящей на эту чужую страну.

– Дайте мне подумать, – сказал я, хотя знал, что не вернусь сюда. Никогда.

Глава 22

Мне было на редкость скверно. Утро словно отодвинулось на годы назад, будто я отсутствовал очень долго. Было уже темно, когда я свернул с шоссе к островку резкого света бензоколонки и заправился.

В «Харди» [11]11
  «Харди» – сеть кафе-закусочных, в которых подается стандартный набор блюд американской кухни.


[Закрыть]я сел за столик и выпил чашку кофе. И только когда я собрался уйти, мой взгляд упал на телеэкран в дальнем углу зала.

В тот момент, когда камера выхватила участок реки, где было извлечено тело Черил Карпентер, я принял это за повторение прежней программы, но камера переключилась на прямой эфир и показала родителей Черил Карпентер возле их дома. Они плакали. Миссис Карпентер почти повисла на плече мужа.

Я встал и подошел поближе к телевизору. Звук был приглушен. Какой-то представитель закона стоял перед трибуной. Неожиданно я узнал в нем толстяка детектива, с которым разговаривал мэр, когда Черил вытаскивали из реки. Он начал зачитывать заранее приготовленное сообщение. В нижнем углу возник титр «Снято раньше». «Согласно данным коронера, смерть Черил Карпентер наступила в результате насильственных действий. Установлено, что Черил Карпентер была уже мертва, когда ее автомобиль упал с моста. Пока мы еще не можем огласить конкретные факты, учитывая деликатный характер предстоящего расследования. Завтра утром отдел коронера выступит с новым сообщением. Мы просим о терпении и сотрудничестве на время дальнейшего следствия. Мы обращаемся ко всем, у кого в распоряжении может быть какая-либо информация, сообщить ее нам. Для таких звонков создан бесплатный номер».

Мне казалось, что я повис в пустоте, потерял опору. Мысли мешались. Из вестибюля я позвонил диспетчеру, чтобы меня соединили с домом мэра. Трубку взяла Джин.

Двери открывались, впуская и выпуская людей, и я дрожал от холода.

Я назвался.

Она казалась расстроенной.

– Кто это?

Я снова назвал свою фамилию.

– Мне необходимо поговорить с мэром. Где он?

Она замялась.

– Джин?

Она ответила с внезапной решимостью:

– В мэрии.

Я ехал по тяжелому мокрому снегу и наконец добрался до старой части города, миновав вечное сияние автостоянки мэра, а затем закрытый «Вулворт», все еще освещенный охранными прожекторами. За витриной заброшенного здания я увидел обломки манекенов, сложенные в кучу, будто на фабрике запасных частей к человеческим телам.

На стоянке мэрии уже обосновались телевизионщики. На мониторах внутри телевизионных фургонов показывали заставки из радужных полос. Я вылез из машины и вдоль щупальцев кабелей направился к мэрии.

Открыл дверь своим ключом и вошел через пристройку. Мэрия пустовала, длинный натертый коридор украшали знамена для празднования финала. Я поднялся по винтовой лестнице и услышал эхо от голоса мэра под сводчатым потолком. Я добрался до его кабинета и увидел, что он сидит за столом, одетый в рубашку для гольфа и красные широкие штаны, – вероятно, они были на нем, когда он узнал про Черил.

Как и в страшную ночь смерти девочки, Бетти тоже сидела за своим столом – одинокая душа, выжидающая удобный случай распустить слухи. Она сообщила обо мне мэру, и его голос прозвучал из переговорного устройства:

– Лоренс! Бог мой, пусть войдет.

В кабинете сидел толстяк с телеэкрана, который курировал расследование как представитель полиции графства. Мэр тут же подошел ко мне, и стиснул мой локоть, и уставился мне в глаза, и сказал с торжественной печалью:

– Ты слышал?

Я кивнул.

Мэр представил меня толстяку, которому пришлось извернуться всем телом, чтобы поглядеть на меня. Его звали Рональд Бейнс. Я пожал ему руку. Она была горячей. Лицо моложавое, затерявшееся в складках жира. Определить его возраст было нелегко.

Мне потребовалась еще секунда, чтобы заметить шефа. Он вроде как материализовался в кресле. Сначала я его не увидел. Перехватив мой взгляд, он сказал «Лоренс!» и дернул головой.

Я выжидал, стараясь понять ситуацию – как они примериваются к факту, что Черил была убита.

Тут я заметил, что рядом со столом мэра стоит классная доска на колесиках. Между большим и указательным пальцами мэр зажимал мелок. На доске он написал слово «Подозреваемые». Под этим заглавием не значилось ни единого имени. Мэр сказал:

– Мы пытаемся свести все данные воедино, рассматривая всё и всех, кроме того, что некоторые могут счесть очевидным – например, Кайла, – так как я полагаю, что этот вывод слишком уж напрашивается. Он нелогичен. Кайл сейчас накануне финала за титул чемпиона штата. – Мэр потер висок мелком и сделал паузу. – Он нелогичен. – Поглядел на Бейнса, а затем на меня. – Может быть, нам следует на этом этапе обозреть, что нам известно. Для нашей общей пользы.

Обрамленная жиром голова Бейнса задвигалась вверх – вниз, вверх – вниз.

– Ладно.

Дыхание у него было тяжелым. Он подошел к столу мэра. К нам была обращена его спина. Мэр уставился на меня и чуть поднял палец, прищурившись.

Бейнс покопался в пачке бурых конвертов, открыл один, положил на стол мэра его содержимое и указал на первую серию снимков.

– Начнем с этого.

Голос Бейнса доносился до меня сквозь шум крови в висках. Он словно звучал где-то вдалеке. Его профессиональная отстраненность противоречила тому, что мы видели. Голову Черил и шею.

Шея Черил на каждом снимке запрокинута, и хорошо видны синяки на ее горле.

– Смерть от удушья… ее задушили руками… – Голос Бейнса возникал в моей голове и исчезал. Он указал на синяки, отметил, что следы вертикальные.

– Мы полагаем, что виновник повернулся лицом к жертве, прижимая ее изнутри к стеклу окошка водителя. – Я следил, как широкий указательный палец Бейнса очерчивает кружок у затылка Черил. – Жертва получила травмирующий удар. – Бейнс подвел руку под собственную челюсть и откинул голову назад так, что двойной подбородок колыхнулся. Простое движение, заставившее его запыхтеть. – Особое значение имеет сила, необходимая для такого нападения, физическая сила нападающего. Вскрытие обнаружило множественные кровоизлияния глубоко в шее. Тот, кто ее душил, не изменил положения руки, чтобы усилить хватку, хотя жертва должна была отчаянно вырываться. – Бейнс извернулся и взял конверт со снимками рук Черил. – Вы видите, что ее ногти обломались во время нападения.

Бейнс продолжал говорить, тасуя фотографии.

Мэр подошел, встал рядом со мной и что-то сказал Бейнсу, но я не услышал его слов. Я думал только о Кайле и Черил там, на дороге, в припаркованной к обочине машине. Двое ссорящихся детей; внезапное клаустрофобическое ощущение, жизнь, сведенная к ним двоим, тесно связанным навеки не любовью или браком, а страшной тайной, которую они разделяли. Разве, сделав аборт, Черил не отвернулась от Кайла в поисках другой жизни? Не это ли было незамысловатой правдой, с которой столкнулся Кайл? То, о чем он сказал мне в школе, – что она его не любила? Кто может надеяться на верность в отношениях между подростками, когда взрослые постоянно отворачиваются от собственных клятв, от собственного ребенка? Могло это кончиться для Черил иначе?

– Лоренс? – Мэр положил руку мне на плечо. – Хочешь воды?

Я сказал еле слышно:

– Нет.

Я чувствовал, как кровь отливает от моего лица.

Бейнс сохранял свою официальность, перебирая пачку фотографий, раскладывая их, не замечая взгляда, брошенного мэром на меня. Но то, что Бейнс показал мне затем, навеки изменило для нас все. Ничего подобного я и вообразить бы не мог.

Он взял еще один конверт и разложил серию снимков торса Черил. Ее тело было в колотых ранах – взбухшие рубцы под сердцем, легкими, на животе. Ее плоть походила на то, что я видел в школе на уроках биологии, – вспухшая, выбеленная, как у образцов, плавающих в формальдегиде. Она выглядела нереальной.

Бейнс продолжал:

– Двадцать четких колотых ран. – Он порылся в снимках. – Мы установили, что в момент нанесения ран жертва была мертва или без сознания. Нет никаких следов сопротивления, никаких порезов на ее руках. Это не было нападением в состоянии аффекта. – Бейнс оперся о стол мэра. – И еще большая странность. Использован один нож, однако угол ударов и глубина ран различны. Коронер расследует возможность того, что действовал не один человек.

Мэр опустил голову, будто истово молясь, и сказал просто:

– В каком мире мы живем? – Его глаза встретились с моими.

Бейнс стоял спиной к мэру.

– Не знаю. – Он начал собирать снимки и по порядку укладывать в конверты.

Во внезапно наступившей тишине я увидел наши отражения в стекле большого окна – портрета городка в затхлом желтом свете. Мы будто находились внутри окна, в ловушке. То, что я видел, казалось нереальным.

Я наблюдал, как отражение мэра наполнило чашку водой из охладителя у двери, одновременно сознавая, как очередями стучит пишущая машинка его секретарши, и сквозь матовое стекло увидел искаженный абрис Бетти за ее столом.

Как одна трагическая смерть могла привести к другой, к тому, что Черил Карпентер задушили, изрезали и вытащили из реки? Как могли мы знать, что это обернется вот таким образом, станет концом для нас всех? Вверху под потолком два вентилятора подрагивали и вращались, будто кабинет парил в воздухе, будто всех нас уносило куда-то. Именно этого я и хотел: чтобы меня увезли куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.

Бейнс уже снова сидел, его лицо лоснилось потом. Сказать ему больше было нечего. Как и нам всем.

И вот в этой сюрреалистичной тишине, когда все мы столкнулись со зловещими фактами того, что произошло с Черил Карпентер, шеф заговорил в первый раз.

– У нас может быть подозреваемый… или подозреваемые… Оуэнсборо…

Я прокашлялся:

– Оуэнсборо?

– С их командой мы встречаемся в финале. Вы слышали про команду, выкравшую план игры другой команды… ну а в данном случае, может быть… что-нибудь похлеще. – Глаза шефа выпучились. Он повернулся к Бейнсу. – Видите ли, в здешних местах память о поражении западает глубоко. У людей же есть целая зима думать и думать.

Язык Бейнса мелькнул между губами и исчез.

– Как распределялись очки к финалу?

– Мы впереди на двадцать одно очко.

– Три касания…

Шеф кивнул.

– И это – из чистого благородства.

– Жизнь иногда страннее выдумок… – Двойной подбородок Бейнса прятал узел галстука. Бейнс поглядел на шефа. – Я думаю, расчет был на то, что машину Карпентер найдут именно сейчас. Сломанные перила моста были прямым указанием, подсказкой. Здесь хватает запруд и озер достаточно глубоких, чтобы ее машину не могли отыскать недели, а то и дольше. Кто-то хотел, чтобы ее нашли именно сейчас.

– Бог мой… – почти прошептал мэр, сложив ладони домиком под подбородком. – Кайла подставили…

– Каким образом? – сказал Бейнс.

– Вы сейчас сказали, что расчет был на то, чтобы машину нашли, верно? И если в Оуэнсборо узнали про аборт Черил, что, если они… если они убили ее, чтобы… чтобы вывести Кайла из равновесия?

– Ну, не знаю… Убить девушку ради игры… – Глаза Бейнса заморгали в медленном осмыслении, будто он анализировал каждый момент. Он сказал негромко: – Почему бы не похитить ее, бросив подозрения на Кайла? Зачем ее убивать?

– Может, таким и был план. Они намеревались ее похитить, но что-то сорвалось, и в завязавшейся борьбе ее задушили.

– Ну а почему ее искололи?

– Мы имеем дело с молодыми ребятами, Рональд. Иногда в их действиях нет никакой логики. Собьются в стаю, что-то не задается, и все подчиняется моменту. Я просто вижу, как нож передается из руки в руку, ритуально, будто в церемонии инициации, ну, как ребята вступают в братство. Тут ведь соперничество не просто из-за победы в игре. В таких краях люди держатся за то, что у них есть. Въезжая в любой городок, что вы видите? Плакаты, оповещающие о победах: в чемпионате штата, дважды, трижды – футбол, бейсбол, баскетбол… И не важно, если чемпионами они были десять лет назад. Плакат остается. Здесь цепляются за ту историю, которая у них есть. Здесь важно, чего достигают дети. Дети осуществляют вживе мечты родителей.

Я помню, как в семьдесят четвертом парень по имени Нельсон Паркер парализовал в момент пасовки игрока противника, который уже повис в воздухе, чтобы перехватить мяч. Вот тут Паркер и боднул шлемом паренька в крестец, сломав ему позвоночник. Люди клялись, что слышали, как он хрустнул. Как выяснилось, на той же самой неделе, чуть раньше, ферма родителей Паркера была конфискована из-за долгов по закладной. Там, на поле, Паркер не выдержал, сломался. А паренек, которого он ударил, навсегда остался без ног.

Бейнс покачал головой. Шеф сказал:

– Помню, несколько недель назад я присутствовал на игре, когда какие-то ребята под трибуной облили кошку бензином и подожгли. Кошка выбежала прямо на поле. Она сдохла от ожогов, но слышали бы вы болельщиков на трибунах, когда кошка металась по полю, будто пылающая шутиха. Все сочли это на редкость потешным. Команда противников называлась «Дикие коты».

Бейнс чмокнул губами. Складка жира нависала над поясом его брюк.

– Знаете, – сказал мэр, – пятнадцать лет назад Оуэнсборо предложили на выбор постройку либо нового штатного колледжа, либо новой штатной тюрьмы. Они предпочли тюрьму. Думаю, это кое о чем говорит. – С этими словами мэр извлек из своего мимического репертуара выражение озадаченности, повернулся и сказал: – Для затравки начнем с этого. – И написал на доске: «Оуэнсборо».

Когда он обернулся, на носу у него виднелась черточка мела. В рубашке для гольфа и красных штанах он напомнил мне Бинга Кросби [12]12
  Кросби Бинг (1904–1977) – певец и актер, снявшийся во многих фильмах, ставших классикой Голливуда.


[Закрыть]в специальной рождественской программе.

Он положил мелок.

– Я ценю, что вы посетили нас, Рональд. Я тут не для того, чтобы защищать Кайла. Просто хочу, чтобы вы не делали чересчур поспешных выводов, но заглянули дальше, за то, что кажется очевидным… – Голос мэра прервался. – В наших руках будущее паренька, и если мы об этом забудем… Если он виновен, то так тому и быть, но давайте сначала рассмотрим все факты – вот и все, что я хочу сказать. Ради нас всех… – Он говорил, будто проповедник с кафедры. Бейнс кивнул. Мэр продолжал: – Откровенно говоря, мне кажется, что, зазвав вас сюда, мы обязаны угостить вас обедом, Рональд. Вы проголодались? Так позвольте пригласить вас!

Все тело Бейнса всколыхнулось, когда он шевельнулся. Лицо расплылось в улыбке.

– Я, пожалуй, поймаю вас на слове.

Он расставил ноги, прежде чем встать, направив свой вес в нужном направлении, затем поднялся с легкостью, которой обладают некоторые толстяки. Мне вспомнились одетые в юбочки бегемоты из мультфильмов.

Стоя там и собираясь уйти, я поймал себя на том, что почти верю в участие оуэнсборовских игроков в убийстве Черил. Такой силой внушения обладал мэр. И воображение нарисовало мне кольцо ребят с сосредоточенными, полными страха и ужаса лицами, и нож, который они передают друг другу, и каждый совершает то, что должен совершить, снимая вину в ее смерти с кого-то конкретного, вонзая нож в тело Черил Карпентер в жутком ритуале.