Текст книги "Потерянные души"
Автор книги: Майкл Коллинз
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 13
Окончательное заключение отдела расследования дорожных происшествий прибыло в пятницу утром, накануне полуфинала в Гэри. В местной газете о нем лишь кратко упоминалось – единственная строка открыла тот прискорбный факт, что на месте происшествия были обнаружены отпечатки протекторов еще одной машины. И все. Устаревшая новость.
Мэрия заметно опустела, так как большинство сотрудников взяли отгул. Я зашел в приемную мэра. Его там не оказалось. На мой звонок на автостоянку он не ответил. Я оставил на автоответчике загадочный вопрос: купил ли Эрл машину, которую опробовал на моих глазах? Я не объяснил, почему меня это интересует.
Я стоял в кабинете шефа. Он собирался уйти. Заключение лежало у него на столе открытым. Шеф казался расстроенным, выдвигал и задвигал ящик за ящиком.
– Не помню, куда я, черт подери, положил билет на матч, – крикнул он секретарше. Она вошла и показала шефу тайник, где он его спрятал. Шеф сказал: – Какой смысл заводить тайник, если не можешь запомнить, где он? Я схожу с ума, вот в чем дело. – Он прошел мимо меня. – Я опаздываю, Лоренс.
– Вы не против, если я прочту заключение?
– Скажите, чтобы секретарша дала вам копию.
Я сидел в комнате отдыха. Рядом со мной – коробка с заключением. Вошла Лойс и сделала вид, будто только сейчас меня увидела.
– Лоренс? – Она сунула монету в кофейный автомат и ждала.
Я сказал:
– Дай мне шанс.
– Зачем?
– Затем, что я прошу.
Она села напротив меня, достала сигарету, постучала ею по столу, и под приглушенное гудение автоматов я рассказал Лойс о том, что видел, как Кайл высадил Лайзу Кэндол у ее дома. Но Лойс только причмокнула:
– Так, значит, это правда…
– Что – правда?
– Что ты был у дома Кэндол. Поступил анонимный звонок, что ты припарковался у ее дома. Звонивший сказал, что ты пробыл там почти всю ночь.
Я сказал:
– Они там устроили круглосуточное наблюдение по-соседски. Так почему никто не позвонил сообщить, что Реймонд Лейкок снова торгует наркотой в квартире под жилищем Кэндол? Ведь это он звонил, верно? Сукин сын!
Лойс сглотнула:
– Ты помешался на этой женщине? Находишь ее привлекательной? Что, она так хороша?
– Я не снизойду отвечать на подобное.
– Когда шеф сообщил, что ты подглядываешь за этой женщиной, мэр хотел тут же тебя уволить.
– Это было не подглядывание!
– А что? – Она глядела на меня так, как, возможно, смотрела на своего мужа, когда узнала, что его обвиняют в сексуальном домогательстве.
Я ответил на ее взгляд:
– Мне очень жаль. Ночная бессонница. – Говорить было трудно. Находить верные слова.
– Это тут при чем? – Лойс сделала движение, словно собираясь встать и уйти.
– Черт, погоди, дай же мне шанс. Я еле-еле… плачу алименты. И с каждым месяцем запутываюсь все больше… – В глазах Лойс был вызов. – Просто выслушай меня. Я не выдерживаю, встаю и просто езжу по городу – не хочу оставаться в своем доме. – Я взял у нее сигарету, сделал затяжку и вернул. – Я – потерянная душа. Мне запрещают видеться с собственным ребенком… Я не могу обнять собственную плоть и кровь. Ты понимаешь, что это такое, когда твоего ребенка держат в заложниках?
Лойс уставилась на меня:
– Тебе нужен заем из Банка Лойс, вот что?
Я помотал головой:
– Я не прошу милостыни.
– Какой разговор о милостыне между друзьями? – У Лойс была манера вот так подкреплять нашу дружбу.
Я чуть расслабился:
– Просто позволь мне попытаться объяснить. Как-то во время патрулирования я проехал мимо квартиры этой женщины. Она просто смотрела из окна – Господи, мне был знаком этот взгляд. Он напомнил мне о тех неделях после развода, когда я думал, что умру от одиночества, что не смогу жить без своего ребенка. Я заходил в детскую Эдди, просто стоял там и отчаянно хотел, чтобы он вернулся. Я думал, если бы я мог вымолить прощение, то эта тоска, эта любовь, все еще живущая во мне, каким-то образом достигнут их, и тогда они поймут и вернутся.
Рука Лойс пошла пупырышками.
– Ты ничего для нее не можешь сделать. Ты должен оставаться в стороне.
Я сказал негромко:
– Я знаю.
– Можно я спрошу?
– О чем?
– Чего ты не видишь во мне, а видишь в ней, в незнакомой женщине?
Я не ответил. Ждал.
– Я просто хочу, чтобы она убралась ради нас всех. – Лойс раздавила сигарету в пепельнице.
– Можно попросить тебя об одолжении, Лойс?
Она покачала головой:
– Об одолжениях больше речи нет.
– Ну, один-единственный раз, ну, пожалуйста. Твоя подруга в телефонной компании… Попроси ее проверить звонки к Кэндол с девяти до девяти тридцати вечера в среду.
– Я могу потерять работу.
– Пожалуйста, только одно-единственное одолжение.
– Нет… Объясни зачем?
– Может быть, мы таким образом узнаем про ее семью, отправим Кэндол туда, откуда она приехала. Мне кажется, это наш долг перед ней, ты так не думаешь?
– Не могу. – Лойс закрыла глаза и снова их открыла. Она выглядела измученной. – Это не касается ни тебя, ни меня. Оставь ее в покое, Лоренс, пожалуйста. Ради меня.
В ее глазах стояли слезы.
Я воспользовался комнатой совещаний и перебрал содержимое коробки. Конверты с фотографиями, помеченные «Травмы жертвы», «Траектория движения транспортного средства», «Данные о происшествии».
Я взял конверт с «Траекторией движения транспортного средства» и разложил на полу серию снимков и видов улицы, выявлявших восстановленные траектории обоих автомобилей. Пути каждой машины, помеченные как «тр. с. А» и «тр. с. Б», были прочерчены фломастерами разного цвета. Они пересекались и сплетались.
В другой серии снимков путь «тр. с. А» был изолирован, траектория четко установлена по отпечаткам протекторов на листьях. Она представляла собой прямую линию, ведущую к ребенку. У меня по спине пробежала холодная дрожь.
Вторая серия, изолирующая «тр. с. Б», показывала прихотливую волнистую линию, соответствующую тому, что мне рассказал Кайл. Я расположил эти снимки параллельно снимкам «тр. с. А».
Потом взял заключение и прочел его, поглядывая на фотографии. Заключение анализировало серию увеличенных снимков, на которых следы протекторов пересекались:
«Лабораторные материалы свидетельствуют, что в каждом случае, когда отпечатки протекторов накладывались друг на друга, широкий отпечаток (тр. с. А) наложен на отпечаток меньшей ширины (тр. с. Б). (См. фотографии За – Зе.) Эти фотографии доказывают, что первоначальные отпечатки оставило тр. с. А. Хотя марки шин не позволяют точно определить модель машины, эксперты по рисункам протекторов, исследовав ширину отпечатков и расстояние между осями, пришли к выводу, что тр. с. А было, скорее всего, легковым автомобилем, а тр. с. Б – грузовым автомобилем малой грузоподъемности, пикапом».
Кайл Джонсон не сбил девочку первым. Это сделал кто-то еще. И не какие-то ребята, петляющие между кучками листьев. Кто-то наехал прямо на ребенка.
Это особенно потрясло меня.
Я вышел в коридор и прошел мимо коридора Лойс. Она читала журнал. В туалете я плескал холодной водой себе в лицо. Я закрыл глаза и почти воочию увидел первую машину, накатывающуюся на спящего в листьях ребенка. Я открыл глаза, весь дрожа.
В совещательной комнате я взял конверт с пометкой «Травмы жертвы». Я уставился на листья, на смятую проволоку ее крыльев, увидел в жестоких подробностях то, что мое сознание не позволило мне разглядеть в то утро: неестественно распахнутые глаза, белый мрамор лица и маленькие красные губки.
Я увидел снятую крупным планом струйку крови, просочившуюся из уха на плоеный воротник костюмчика. А вглядевшись пристальней, заметил уховертку в ее ушной раковине. Природа уже тогда забирала девочку себе. Я увидел голову, повернутую почти на сто восемьдесят градусов, сломанную шею, раздувшуюся, сине-черную. На другой фотографии была снята раздавленная правая ступня. Почему-то это меня удивило: миниатюрность детской ступни.
Я смотрел на мертвого трехлетнего ребенка.
Я отошел к окну. Над опустевшим городом висел холодный тусклый глаз солнца.
В комнату вошла Лойс. Я обернулся, но она смотрела на фотографии. Закрыла за собой дверь и прижала ладонь ко рту.
Я сказал тихо:
– Кайл не был первым, кто переехал эту девочку…
И медленно объяснил все, прошел по коридору между двумя рядами снимков и прожил последний миг существования этого ребенка на земле.
Глава 14
Спустя несколько часов промышленные трубы Гэри задышали голубым огнем, будто дракон в потерянном мире. Я глядел в жидкую черноту по краю шоссе, увидел гигантский комплекс, очерченный нагими шарами света, мерцающими на фоне мрака. Сернистый воздух пропитало зловоние тухлых яиц.
Наш город выставил в полуфинал сыновей тех, кто работал на этих химических и сталелитейных заводах. Будто мы набрали мутантов из какой-то галактической тюремной колонии.
Я свернул на последний съезд с шоссе и двинулся вниз по пандусу, инкрустированному алмазами из битого стекла. Под опорами, поддерживающими шоссе, я увидел самодельный город из ящиков и брезента, лучи фар отражались на средневековых панцирях колесных колпаков. Венцы синего пламени освещали кольца друидических фигур с воздетыми руками – словно они воскрешали мертвецов. Инстинктивно я заблокировал дверцы.
В конце пандуса тлел одинокий красный свет.
Я не остановился, проехал напрямик, сделал крутой поворот и услышал, как колпак с одного из моих колес укатился в темноту.
По улицам призраками бродили проститутки в коротких юбчонках, скользя в неоновом кровотечении вывесок, – черные рабыни, прикованные к ночи золотыми звеньями. Из окошка машины я видел близорукие взгляды мужчин, курящих и пьющих возле выгоревших зданий, ряды автомобилей с открытыми капотами, поставленных на цементные блоки, заколоченные досками витрины магазинов, разбитые окна.
В большом захиревшем мотеле мужчина в сетчатой майке зарегистрировал меня. Именно тут остановились все, кто приехал на игру из нашего города. В каком-то номере звучала музыка из «Быстрого танца». Люди танцевали на стульях и на двуспальной кровати. Вечеринка перехлестнула в соседний номер через смежную дверь.
Из этого номера вышли мэр с шефом и увидели, как я открываю дверь своего. Шеф, качнувшись, остановился как вкопанный:
– Лоренс! Господи! Не ожидал увидеть тебя здесь… – Он покачивался и тыкал пальцем в ночь. – Чтобы попасть на небеса, ты должен пройти врата ада! – Тут шеф позволил своему лицу расплыться в ухмылке, и я испытал прилив жгучей ненависти к нему.
– Почему бы, шеф, вам не вернуться туда? – сказал мэр.
Шеф вроде бы нуждался в помощи, чтобы сориентироваться, куда ему идти. Прежде чем удалиться, он откинул голову и скосил глаза на меня:
– Мы добились! – При этих словах он сжал кулак. – Мы будем внукам рассказывать про завтрашний день!
Другой рукой он ухватил мое плечо для равновесия. Его дыхание было сладким от алкоголя.
– Это Планета Обезьян, вот что это такое. Знаешь, у них в команде полно черномазых, будто только что с невольничьего корабля. Ей-богу! Руки – лопатища. – Он почти повис на мне.
Я подождал, пока мэр не направил шефа к танцующим.
Шеф вопил:
– У нас тут школьный альбом. Погляди, кто против нас! Не Имеющие против Имеющих Еще Меньше, Чем Не Имеющие!
На стоянку въехала машина. Снег порозовел от вспышки стоп-сигналов. По ту сторону шоссе из депо раздавалось лязганье буферов.
Вернулся мэр.
– Пойдем в твой номер. – Он обнял меня одной рукой за плечи. – Черт, чем скорее шеф отправится на пенсию, тем лучше. Он становится обузой.
У меня в номере мэр встал у окна, освещенный со спины, так что его лицо оставалось почти невидимым. Просто силуэт в окне. Минуту-другую он молчал, только слушал ритмы музыки, вибрирующие по всему мотелю.
Я ждал, сидя на кровати – такие трясутся, если сунуть монету. Покрывало было усеяно следами от сигарет.
Мэр тяжело вздохнул:
– Перейду прямо к делу. На тебя поступила жалоба. Мне казалось, я приказал тебе не приближаться к этой женщине. Я думал, мы договорились.
– Лейкок. Он вам звонил?
Мэр отошел от окна, и его лицо материализовалось.
– Речь не о нем. А о тебе. – Он сел на стул у столика и провел рукой по волосам.
Я ничего не сказал.
– Я свою часть сделки выполнил. Заставил шефа заняться этим звонком. Он его проследил. Кэндол разговаривала со своей сестрой. Она тяжело переживает смерть ребенка. Вот о чем эти звонки, о ее вине. Она боится вернуться домой, вновь посмотреть в лицо всему этому. Люди часто поступают так, прячутся от других, прячутся от самих себя. Это психологическое проявление горя, ощущения вины. Часть процесса.
Я помалкивал. Я полагал, что мэр накинется на меня, но он заговорил о себе:
– Я старался, как мог, помогать здесь всем, едва началась эта заварушка, и куда бы я ни кидался, на меня клали. Служба обществу – неблагодарный труд. Люди все время только и ждут, как бы тебя подковырнуть.
Мэр посмотрел на меня.
– Знаешь, что устроил мне Эрл Джонсон? Является на стоянку и с ходу выбирает лучшую машину. Хочет ее испробовать. А потом говорит мне, что с деньгами у него туго. И просит меня пойти ему навстречу. Сует мне грош и уезжает в новой машине. А мне остается только проглотить этот убыток. Видишь, с чем я сталкиваюсь? Оказываю кому-то любезность, и вот как со мной обходятся!
Музыка загремела – кто-то открыл дверь дальше по коридору. Вечеринка была в полном разгаре. Дверь захлопнулась, и стены моего номера завибрировали.
Мэр повысил голос:
– Дерьмо! Представляю, как нас всех заберут за нарушение общественного порядка. Они нам это устроят, как пить дать. Я хочу убраться к черту из этого черномазого городишки. – Мэр повернулся, чтобы уйти.
Я сказал:
– Погодите.
– Что-о?
– Кайл виделся с этой женщиной.
– То есть как это – виделся?
– Когда я ночью следил за ее домом, туда подъехала машина, та самая, в которой я видел вас с Кайлом и Эрлом, когда они ее опробовали.
Мэр оцепенел.
– Никогда не поверю.
– Я думаю, может, все знают, что натворил Кайл. Лейкок сказал мне, что ребята приходят к этому дому по ночам. По его словам, в школе ходят слухи, будто Кэндол – привидение, что она умерла в ту же ночь, когда ее дочку убили, но вернулась наложить проклятие на улицу, вернулась искать свое дитя.
Мэр ничего не сказал. И я продолжал:
– Я говорил Кайлу, что он, когда станет знаменитым, сможет спасти свою душу, анонимно поддерживая деньгами женщин вроде Кэндол. Может, он уже старается спасти свою душу…
Мэр, казалось, не осознавал моего присутствия.
Я ждал в тишине, оглашаемой только глухими ритмами музыки внизу.
Мэр опустил голову. Он так ничего и не сказал, а затем вышел за дверь, впустив волну холодного воздуха заполнить оставленный им вакуум.
В винном магазине напротив мотеля я купил бутылку «Краун ройал» в положенном мешочке из голубого бархата с золочеными шнурками. Для полного забвения не хватило пары глотков.
На следующий день было мучительно даже просто посмотреть в окно. Мотель был пуст. Время приближалось к двум часам дня. Я пропустил игру.
В регистратуре белая толстуха поставила мне в счет будущую ночь. Она смотрела «Я люблю Люси» по маленькому телевизору. Люси фасовала шоколадные конфеты в коробки на конвейере, проверяя каждую на брак, откладывала бракованные – но не успевала за конвейером. Он двигался все быстрее, и Люси совала конфеты в рот, за ворот блузки, а звуковая дорожка с записью смеха набирала громкости. Толстуха улыбалась, будто это было смешно, будто над отчаянием такого рода стоит посмеяться.
А где-то за стенами мотеля в режущем холоде ясного субботнего дня Кайл Джонсон каким-то образом уже поднялся из ада к следующей невероятной победе, и в эту минуту я почувствовал, что все с ним случившееся, возможно, было именно тем, в чем он нуждался с самого начала, чтобы подстегнуть его, толкнуть к обретению славы.
Оглядываешься на историю и видишь, что люди совершали великие подвиги в наихудших обстоятельствах, борясь с собственными демонами. Так не был ли это еще один такой случай?
Глава 15
Я следовал за задними фонарями пикапа до съезда в наш город. Поникший флаг трепетал на будке сборщика дорожной пошлины, приветствуя победу Кайла Джонсона. Тип в будке выглядел исповедником, выслушивающим грешников посреди неведомой пустыни.
Снегоочиститель навалил снежный вал поперек моего въезда, и мне пришлось достать лопату и проложить себе путь. Холод поймал меня в силки. Я ощущал его в глубине моих легких. Кончив копать, я проверил почтовый ящик, извлек кассеты обогащения и положил их на стол в прихожей.
Макс отчаянно лаял в подвале. Он провел там двое суток. Я выпустил его, он заскулил, задрал ногу и описал меня. Я ощутил теплоту на колене, и в воздухе разлился аммиачный запах. Макс зарысил в кухню, потом обернулся и вызывающе посмотрел на меня.
Зазвонил телефон. Это был мэр. Он сказал:
– Ты получаешь неделю оплаченного отпуска за счет города, начиная с этого дня.
– За что?
– За отпуск, которого ты не брал, за сверхурочные дежурства.
Он повесил трубку, не дав мне даже объяснить, почему я пропустил матч. Я все еще не знал, получил ли я порицание или поощрение.
Снаружи Макс бродил по заднему саду, ловил запахи, метил то и это, задирал хвост, и в холодном воздухе поднимался пар, вновь заявлявший его права на эту территорию.
Я вскрыл банку куриного супа с клецками, нарезал сыра и вскипятил чайник, и все это – медленно. А после перемыл посуду и убрал ее.
Тридцать минут моей жизни протикали в прошлое.
Я включил телевизор и смотрел, как бутуз Мики получает миску с мюсли от своего старшего брата и его друзей. Он выглядел ровесником Эдди. Голова Мики едва доставала до края стола. Чтобы есть мюсли, ему пришлось влезть на стул. На его лице была знакомая мне детская улыбка. Телевизор – эмоциональный фугас. Я его выключил.
Потом позвонил в справочную и получил бесплатный номер туристического агентства. Я хотел узнать о круизах, про которые читала Лойс, нет ли горящих путевок со скидками, но таких не оказалось.
Я сказал сотруднику агентства:
– Я готов отправиться немедленно, вылететь из Чикаго и быть на месте завтра утром. Теплоход отплывает, и он отплывает без моих денег! И это бизнес? Соедините меня с вашим начальником.
Однако был разгар сезона – никаких скидок, только «премии». Или я мог бы вступить в клуб «Парадиз мореплавателей» и получить семьдесят пять процентов скидки с первого круиза. В конечном счете все свелось к деньгам. Они хотели получить примерно шестьсот долларов на бочку, чтобы записать меня в клуб. Оплата перелета не включалась. Я стоял у телефона и только слушал. У них имелась служба обеспечения совместимости, составляющая профили членов клуба для этой цели. За это надо платить дополнительно, но у них есть буклет с рекомендациями. Стопроцентная гарантия. Буклет бесплатно. Мне придется оплатить только упаковку и пересылку. Затем начальник зачитал цены и описания свободных номеров. Я повесил трубку.
Я упаковал вещи для путешествия в свою хижину. Когда сборы завершились, мне казалось, что наступила полночь, но было всего лишь без четверти девять.
Я позвонил Джанин и сообщил, что отправляюсь в хижину. У нее была манера не прерывать меня, пока я не скажу, зачем звоню. Я сказал:
– Я хочу взять Эдди.
Ответ был исчерпывающе простым:
– Ты уже дважды не уплатил алименты.
Я сказал:
– Думаешь, это так легко – не иметь возможности платить за сына? У вас с Сетом денег сверх головы. Неужели вы не можете дать мне передышку?
– Эдди сейчас принимает новое лекарство. Он требует постоянного присмотра.
– Какое еще лекарство? Чем, черт подери, вы его накачиваете?
– Не кричи на меня.
– От чего ты его лечишь, Джанин?
– Он гиперактивен.
– Это называется детством. Господи, ну почему ты заставляешь его расплачиваться за наши ошибки?
– Я не могу продолжать такой разговор.
Она даже не упомянула про свою беременность. Когда она повесила трубку, в линии возник треск – будто звуки Вселенной за пределами наших крохотных ничего не значащих жизней.
К трем часам я покинул дом. Спать не хотелось. Но я не поехал прямо в хижину, а припарковался у перекрестка неподалеку от фермы Джонсонов. Я ждал, чтобы Кайл выехал на шоссе и повернул либо к церкви, либо к городу. Я хотел спросить у него, что он сказал Кэндол. Просто хотел узнать, только и всего. Хотел узнать до того, как уеду.
Макс сидел рядом со мной и смотрел на широту заснеженных полей и лугов. Он нюхал воздух и повизгивал.
Приближался пикап. Вероятно, я задремал. Снаружи все еще было темно. Когда пикап остановился, я узнал женщину за рулем. Миссис Вандерхаген, вдова. Живет на ферме за джонсонской.
– С вами все в порядке?
Я понял, что она едет в церковь, и сказал:
– Абсолютно. Жду приятеля. Едем поохотиться. – Я кивнул на снаряжение на заднем сиденье.
Она поехала дальше.
Я перемотал кассету, которую слушал, и нажал «воспроизведение». Тип на кассете рассказывал притчу о талантах, [7]7
Притча о талантах (Мат. 25, 14–30) изложена тут с искажениями.
[Закрыть]как царь, на время покидавший свои владения, дал одному рабу пять талантов, другому – два, а последнему рабу – один и как первые два вложили свои таланты в дело и удвоили их, но раб с одним талантом завернул его в тряпицу и спрятал. Вернувшись, царь сказал ему: «Лукавый раб и ленивый! Ты знал, что я жал, где сеял; а посему следовало тебе положить мой талант в банк, чтобы я мог получить свое с процентами за его использование. Итак, отберите у него талант и дайте имеющему десять талантов; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю».
Я подумал о складе, о всех вещах, которые там спрятал. И сказал Максу:
– Я тип с одним талантом.
Потом стукнул по приборной доске, и Макс залаял. Я выбирался из тьмы внешней.
Более суток без сна. В зеркало заднего вида я оглядел себя – щетина, глаза красные. Зрачки с булавочную головку. Мэр прав. Мне надо было уехать.
Приближался пикап, и прежде, чем я успел рассмотреть, что это были Эрл и Хелен, они уже поравнялись со мной. Я увидел, как Хелен повернулась и что-то сказала Эрлу. Он что-то сказал ей в ответ. Хелен опустила стекло в своей дверце и пристально посмотрела на меня.
– Машина сломалась?
Я не нашел что ответить. И сказал:
– Где был Кайл в четверг вечером?
– Это, собственно, что значит? – закричал Эрл.
Хелен посмотрела на меня:
– Кайл был дома.
– Всю ночь?
Эрл снова закричал:
– Какого черта тебе нужно?
– Кайл был где-то с матерью ребенка, которого убил.
Хелен глядела на меня в окошко, покачивая головой:
– Кайл никого не убивал.
– Чего ты хочешь, денег, что ли? – Эрл целился в меня из пистолета, но Хелен закричала: «Нет!» Одну руку она положила на плечо Эрла, другой перекрестилась. Ее била дрожь. Она сказала:
– Я буду молиться о вас. У вас не слишком хороший вид. Вы лишились жены и сына. Я буду молиться о вас, молиться, чтобы вы обрели мир в сердце своем. – Она прикоснулась к груди. – Вам нужна Божья помощь.
Я перекричал ее:
– Религия ослепила вас!
Эрл опустил пистолет и спросил мрачно:
– Сколько ты хочешь?
Среди этого хаоса я не заметил, что к нам на новой машине подъезжает Кайл.
Эрл только махнул ему, чтобы он не останавливался.
Кайл медленно проехал мимо нас. Сперва он поглядел на меня, затем на мать, а затем на Эрла, который снова навел на меня пистолет.