Текст книги "Зеркало времени"

Автор книги: Майкл Кокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц)

6
ПЕРВОЕ ПИСЬМО МАДАМ

I
Знакомство с мистером Вайсом

При виде мистера Армитиджа Вайса я тотчас напрягла ум в поисках слова – точного слова – для описания необычного облика сего господина.

Ниже приводятся первые мои впечатления о нем, впоследствии записанные в Дневнике:

МИСТЕР АРМИТИДЖ ВАЙС

Внешность:лет сорок – сорок пять? Высокий и худой; длинное тело, длинные руки, длинные (ну очень длинные) ноги. Производит впечатление сдержанной силы, готовой проявиться в любой момент. Жилистый. Прямые черные брови, резкие черты лица, выбритый до синевы подбородок. Коротко подстриженные бакенбарды. Роскошные усы с вытянутыми в стороны набриолиненными кончиками – похожие на усы Наполеона III, только гораздо короче – придают ему иностранный вид. Густые черные волосы, слегка волнистые, напомаженные и зачесанные назад со лба и висков. Поразительно длинный нос, прямой и острый. Маленькие темные глаза, холодный цепкий взгляд. Наружность эффектная во всех отношениях – даже привлекательная, хотя совсем не в моем вкусе. Дорого одет. Жилет в черно-белую клеточку с черными шелковыми лацканами. Золотые часы на толстой цепочке. Массивный перстень-печатка на правой руке. Туго накрахмаленная белая сорочка. До блеска начищенные туфли.

Характер:гордый, самоуверенный, хищный. Мне кажется, он человек эгоистичный и своекорыстный, считающий мир своим личным владением и полагающий, что все и вся в нем призвано служить к его выгоде или увеселению.

Вывод:умен и обаятелен, но хитер и опасен.

Пока я стою, впитывая первые впечатления о мистере Вайсе, словно замагнетизированная бесстрастным, оценивающим взглядом темных глаз, в голову мне вдруг приходит слово, точно характеризующее этого человека.

Волк. Мистер Вайс – волк, и все в нем – волчье.

– Как поживаете, Алиса? – произносит он, медленно поднимаясь с дивана и улыбаясь в высшей степени приятной и, несомненно, давно отрепетированной улыбкой.

Шести футов ростом самое малое, он опирается на эбеновую трость с серебряным набалдашником. Когда мистер Вайс делает шаг ко мне, я вижу, что он припадает на правую ногу.

– Благодарю вас, сэр, хорошо, – отвечаю я, почтительно приседая.

Потом спрашиваю миледи, можно ли мне отнести починенный воротничок в гардеробную. Положив воротничок на место в комод, я уже собираюсь вернуться в гостиную, когда вдруг слышу, как мистер Вайс спрашивает леди Тансор:

– Так это та самая девушка?

– Да, – отвечает миледи приглушенным голосом. – Но миссис Кей ничего ей не сказала.

– Вы уверены?

– Разумеется.

Я не могла дольше задерживаться у приоткрытой двери гардеробной, не вызывая подозрений, а потому, нарочно погремев дверной ручкой, вышла обратно в гостиную.

– Да, кстати, Алиса, – промолвила леди Тансор беззаботным тоном, – по совету мистера Вайса я отправила мисс Гейнсборо письмо с просьбой подтвердить выданную вам рекомендацию. Будучи юристом, мистер Вайс относится к подобным делам весьма щепетильно и считает, что я проявила легкомыслие, не написав вашей прежней работодательнице в первый же день. Но я была совершенно очарована вами, а потому не сделала того, что сделала бы в любых других обстоятельствах при найме новой служанки. Разумеется, это простая формальность.

– Простая формальность, – с улыбкой повторил мистер Вайс.

– Собственно говоря, я только что получила ответ от мисс Гейнсборо.

Она взяла письмо с секретера. Я с замиранием сердца взглянула на почерк, но сразу увидела, что он принадлежит не мадам и не мистеру Торнхау.

– Все в порядке, как я и следовало ожидать, – сказала леди Тансор.

– Как и следовало ожидать, – повторил мистер Вайс, снова с хитрецой улыбаясь.

– Благодарю вас, миледи, – ответила я, радуясь, что принятые моей опекуншей меры оказались столь действенными. – Я вам понадоблюсь в обычное время сегодня вечером?

– Да, Алиса. А сейчас можете идти.

В положенное время я явилась в покои леди Тансор, чтобы помочь ей одеться к ужину.

– Какое у вас сложилось мнение о мистере Вайсе? – спросила она, разглядывая свое отражение в зеркале.

– Даже не знаю, миледи. Мне показалось, он очень приятный джентльмен.

– Приятный? Ну да, мистер Вайс умеет быть приятным, когда хочет. Что еще?

– Я, право, не знаю, миледи.

– Не знаете или не хотите говорить? – осведомилась она, явно раздраженная моим нежеланием поподробнее высказать свое мнение о госте. – Ну же, Алиса! У вас наверняка есть что еще сказать о мистере Вайсе, даже после столь краткого знакомства. Мы с вами не поладим, коли вы не будете откровенны со мной.

– Уверяю вас, миледи…

– Уверяете меня?! Вы смеете уверять меня?!

Словно черная туча набежала на лицо госпожи, омрачая черты (точно такое выражение я видела у нее прежде, когда она потребовала обращаться к ней не иначе, как «миледи»), и она уставилась на меня в совершенной ярости, причины которой я решительно не понимала.

– Не вам уверять меня в чем-либо; вам надлежит делать, что я велю и когда я велю. У вас составилось некое мнение о мистере Вайсе – и вы мне его выскажете.

Я попыталась сообразить, как лучше ответить, но в следующий миг миледи вдруг прижала ладони к вискам и отвернулась, словно мучимая жестокой болью. Тогда я поняла, что дело вовсе не во мне и вспышка бешенства вызвана иной причиной.

– Хорошо ли вы себя чувствуете, миледи? – спросила я.

– Да-да, вполне, – резко произнесла она. – Пожалуйста, не полошитесь. Я просто хочу, чтобы вы сообщили мне свои впечатления о мистере Вайсе, а потом удалились восвояси. Он вам понравился?

Я почтительно заметила, что мне не пристало высказывать какое-либо мнение о мистере Вайсе, а уж тем паче говорить, понравился он мне или нет, когда я совсем ничего о нем не знаю, но миледи не приняла такого ответа. Она продолжала раздраженно настаивать, и наконец я в мягких выражениях коротко изложила свои впечатления и в заключение заметила, что мистер Вайс, судя по всему, разносторонне одарен от природы, каковая особенность всегда заметна в мужчинах определенного типа (откуда взялось это категоричное утверждение, я понятия не имею), и потому он показался мне человеком, к которому всегда можно обратиться за советом и помощью в трудных обстоятельствах, с уверенностью рассчитывая и на первое, и на второе.

– Простите меня, Алиса.

Не промолвив более ни слова, миледи быстро прошла в спальню и затворила за собой дверь.

Я прождала свыше десяти минут, но дверь спальни оставалась закрытой. Наконец я поднялась обратно к себе и занялась там своими делами, каждую секунду ожидая звонка.

Прошло полчаса, а колокольчик так и не зазвонил. Тогда я спустилась к Красно-золотой гостиной и заглянула в приотворенную дверь.

Миледи находилась там, восседала во главе стола. Мистер Вайс и мистер Персей Дюпор располагались по обеим сторонам от нее, друг напротив друга. Мистер Рандольф сидел рядом с братом, дальше всех от своей матери.

С ней произошла явная перемена. Теперь она выглядела оживленной и безмятежной: непринужденно болтала, улыбалась, смеялась, отпускала шутки, обращаясь поочередно то к старшему сыну, то к мистеру Вайсу. В чем бы ни заключалась причина ее недавнего скверного настроения, она, казалось, и думать о ней забыла.

Своего младшего сына миледи словно не замечала, и ни она, ни двое других джентльменов не предпринимали никаких попыток вовлечь его в общий разговор. Как следствие, мистер Рандольф поглощал пищу и пил вино в отстраненном молчании, предоставляя остальным троим наслаждаться живой беседой.

Мистер Персей Дюпор только сегодня вечером вернулся в Эвенвуд из Лондона, где провел несколько дней, и я впервые увидела его после нашей случайной встречи в первое утро моего пребывания здесь.

Сейчас, когда он сидел рядом с младшим братом, разница в наружности у них двоих казалась еще более разительной, чем мне помнилось. Сходство же мистера Персея с леди Тансор было поистине изумительным – оно проявлялось не только во многих чертах внешнего облика, но также в нескольких особенностях мимики и жестикуляции, которые я только теперь начала замечать: молодой человек в точности, как мать, чуть запрокидывал голову и смотрел словно бы свысока, когда мистер Вайс обращался к нему; он точно так же слегка поджимал губы, обдумывая какой-нибудь вопрос; а главное – точно также порой вперял вдруг в собеседника немигающий пристальный взгляд, превращавший его красивое лицо в застылую маску.

Поглощенная своими наблюдениями, я не сразу осознала, что рядом со мной кто-то стоит.

– Эй! Чем это вы тут занимаетесь, а? Шпионите в нашем стане?

Ко мне с ухмылкой обращался парень лет восемнадцати, с румяными щеками и непокорными волосами, торчащими в разные стороны, невзирая на обильное количество нанесенной на них помады. Он был в ливрее и слишком тугом для него воротничке, а в руках держал поднос с мороженым – хотя, похоже, не особо спешил подать лакомство на господский стол.

– Кто вы такой? – осведомилась я.

– Скиннер, Чарли, – сообщил он, а потом добавил, подмигнув: – А вот кто вытакая, можете не говорить. Я уже знаю. Мне Сьюки Праут сказала. Вы мисс Горст, и я рад, страшно рад с вами познакомиться.

Он обшарил меня глазами с головы до пят, но с таким откровенным, простодушным интересом, что я нисколько не обиделась, а лишь позабавилась.

– Что ж, Чарли Скиннер, – сказала я, – я тоже рада знакомству с вами. Вы друг Сьюки?

– Даже больше, – ответил он. – Она мне приходится двоюродной сестрой.

– Не знаете ли, где я могу найти вашу сестру сейчас? Она у себя дома?

– Как пить дать. Могу отвести вас к ней, коли хотите, – вот только закончу здесь.

Я сказала, что не нуждаюсь в провожатых, поскольку уже знаю, где живут Сьюки и ее мать, и у Чарли вытянулось лицо от разочарования.

– Погодите-ка, – сказал он потом, посмотрев в окно позади меня. – Вам сейчас нельзя идти, мисс. Уже темнеет, и на дворе дождь.

И действительно, последний вечерний свет, еще окрашивавший небо, когда я спускалась вниз, теперь погас, и по оконному стеклу стекали дождевые струйки.

– Хорошо, Чарли Скиннер. Будьте так любезны, передайте сестре при следующей вашей встрече, что мисс Горст низко ей кланяется и желает переговорить с ней при первом же удобном случае. Вы сделаете это?

– Да, мисс, конечно, – ответил малый, расправляя плечи, точно солдат на параде, да с такой живостью, что я испугалась, как бы он не выронил поднос.

Тут из служебной двери появился мистер Покок.

– Так, Скиннер, в чем дело? – сурово вопросил он. – Давай-ка пошевеливайся, парень, пока мороженое не растаяло.

– Слушаюсь, мистер Покок, – откликнулся Чарли и поспешил в столовую залу, подмигнув мне напоследок.

– Ах да, мисс, сегодня вам пришло письмо с почтой, – сказал мистер Покок. – Мэннерс должен был отнести его к вам наверх, но я только сейчас увидел, что оно по-прежнему лежит на столике у передней двери. Прикажете сходить за ним?

Я сказала, что схожу сама, и быстро направилась в вестибюль. Взяв там письмо, я торопливо поднялась в свою комнату и заперла за собой дверь.

Я зажгла лампу и села на кровать, держа в дрожащих руках первое из трех Разъяснительных Писем, где мадам обещала постепенно излагать сведения, проясняющие характер Великого Предприятия, и сообщать, как она выразилась, «другие факты», которые мне необходимо знать.

Из конверта выпало несколько листков бумаги, исписанных четким почерком моей опекунши, и несколько страниц с печатным текстом, сложенных вместе и скрепленных серебряной булавкой в уголке. Отложив последние в сторону, я развернула исписанные листки, поднесла поближе к лампе и стала читать.

II
От мадам Делорм к мисс Эсперанце Горст

Письмо первое

Maison de l’Orme

авеню д’Уриш, Париж

Милое дитя!

Сейчас, когда ты читаешь мое первое Разъяснительное Письмо, у тебя уже началась новая жизнь в Эвенвуде. Я хорошо представляю, какие чувства ты испытываешь, находясь вдали от всего, что тебе знакомо и дорого, одна среди чужих людей в чужом доме, но по-прежнему не ведая, зачем тебя отправили туда. Посему я, во исполнение своего слова, без дальнейших отлагательств примусь наставлять тебя на стезю понимания, но поначалу ты продвинешься по ней лишь на малый шаг.

Со временем ты узнаешь все, что нужно; очень скоро я открою тебе важные обстоятельства твоей биографии, а равно биографии людей, с коими неразрывно связана твоя жизнь. Но сперва тебе следует побольше узнать о своей госпоже, поскольку тебе решительно необходимо заслужить ее доверие – полное доверие – и любовь. Без них ты не достигнешь успеха в деле, ради которого там находишься.

Сердце баронессы, повторяю еще раз, неприступно. Но, подобно многим гордым и замкнутым особам, она предрасположена к доверительным отношениям с каким-нибудь единственным избранником или избранницей – отношениям, где она сознает свое главенство и вольна сама решать, какими своими секретами делиться, а какими – нет. Ты должна стать для нее таким задушевным другом.

Однако она переменчива и во всех своих поступках руководствуется исключительно собственными интересами. Не рассчитывай на постоянство ее благосклонности и милости: и первую и вторую тебе придется ежедневно завоевывать. Стань для нее обходительной и покладистой наперсницей, о какой она мечтает. Но помни, голубушка: она никогдане будет твоим другом, сколь бы настойчиво ни утверждала обратное, ибо у вас с ней прямо противоположные интересы, как ты поймешь в свое время.

Одним словом – пусть тебе трудно поверить в такое сейчас, – миледи является и навсегда останется твоим врагом.Помни это, постоянно сознавай это; пусть это станет твоим девизом, твоим руководящим принципом во всех твоих действиях в Эвенвуде – ведь зная, кто она на самом деле, ты всегда будешь иметь преимущество над ней.

Никогда не теряй бдительности, никогдане поддавайся на лесть баронессы. Будь всегда начеку, ни в коем случае не доверяй ей, остерегайся ее, как остерегалась бы гадюки в траве.

Прежде всего постарайся понять слабости своей госпожи. Самая большая из них – главная страсть ее жизни – слепое преклонение перед мужчиной, с которым она была помолвлена в далеком прошлом, мистером Фебом Даунтом. Я называю данное чувство слабостью, поскольку оно, как любая непреходящая всепоглощающая страсть, лишает миледи здравого смысла, каковое обстоятельство всегда должно служить к твоей выгоде.

Я уже немного рассказывала тебе о мистере Даунте. В качестве дополнения прилагаю к сему несколько печатных страниц: прошу внимательно прочитать их, аккуратно переписать, а потом уничтожить.

Вот и все, что хотела сказать в этом письме. Но не сомневайся, в скором времени я напишу тебе следующее.

Я молюсь о тебе каждый вечер, милое дитя, и думаю о тебе каждый час каждого дня. Будь сильной и смелой. Ты даже не представляешь, сколь великая награда достанется тебе в случае успеха нашего предприятия.

Напиши, когда сможешь.

Мистер Торнхау передает тебе самый горячий привет.

Твоя вечно любящая

М.

P. S.Да, еще одно. Может статься, госпожа начнет расспрашивать тебя про твою опекуншу, «мадам Берто». Я знаю, ты выучила историю наизусть; но если она пошлет кого-нибудь в Париж или напишет сюда – я приняла все необходимые меры, как в случае с «миссис Пойнтер» и «мисс Гейнсборо». Тебе нечего опасаться.

Несколько минут я сидела неподвижно, уставившись в темноту за окном.

Я надеялась, что письмо мадам укрепит мою решимость и вдохновит меня на дальнейшие действия, но такого не произошло. Все по-прежнему оставалось туманным и неопределенным.

Интересы леди Тансор, судя по всему, непримиримы с моими – но я не знаю, почему или в чем вообще наши с ней интересы заключаются. Я должна одержать над ней верх – но не знаю зачем или каким образом. Я слепой солдат, посланный без оружия в бой за неизвестное дело – против врага, не вызывающего враждебных чувств.

Стоит ли верить тому немногому, что мадам сочла возможным поведать мне? Пожалуй – да, ведь мадам не стала бы обманывать меня. Одна только эта мысль и утешает, и за нее мне следует держаться сейчас.

Вырвав с полдюжины страниц из блокнота, я принялась писать строчку за строчкой, столбец за столбцом, покуда рука не заныла от усталости:

Леди Тансор – мой враг.

Леди Тансор – мой враг.

Леди Тансор – мой ВРАГ.

7
ПАМЯТИ Ф. Р. Д.

I
Публикация из «Лондонского ежемесячного обозрения» от 1 декабря 1864 года

Отложив письмо мадам в сторону, я взяла приложенные к нему печатные страницы. Они были вырезаны из «Лондонского ежемесячного обозрения» и содержали две публикации.

Первой оказалась статья из декабрьского номера от 1864 года, посвященная годовщине смерти Феба Даунта, убитого десятью годами ранее.

Мадам выделила ряд абзацев, обращая на них мое внимание, и по ходу чтения я тоже подчеркнула отдельные слова и фразы. Я прочитала статью дважды, чтобы хорошенько запомнить содержание, потом переписала выделенные места в Дневник, а сами журнальные страницы сожгла в камине.

ПАМЯТИ Ф. РЕЙНСФОРДА ДАУНТА

1819–1854

Жестокое и явно бессмысленное убийство знаменитого поэта Феба Рейнсфорда Даунта, произошедшее 11 декабря 1854 года, стало национальной сенсацией, на короткое время затмившей даже новости о военных действиях в Крыму. Люди, жившие тогда в Лондоне, до скончания своих дней не забудут чудовищного злодеяния, повергшего всех в неописуемый ужас.

В последовавшие за трагедией дни потоки гнева изливались со страниц английской прессы и из встревоженных уст всех представителей нашего просвещенного общества, охваченных праведным негодованием, когда они собирались за столами в холодное Рождество 1854 года.

В том факте, что автора таких бессмертных и общепризнанных произведений, как «Дочь фараона» и непревзойденная поэма «Завоевание Перу», могли убить в доме пэра Англии – причем столь влиятельного, как двадцать пятый барон Тансор, – многие из нас увидели угрозу, подрывающую самые основы цивилизованного британского общества.

«Что-то надо делать!» – звучало повсюду. Если джентльмен не может без опасения за свою жизнь выкурить сигару в саду после званого ужина в доме на Парк-лейн в обществе друзей и гостей из высшего света, включая самого премьер-министра, – где же тогда искать убежища от преступного насилия?

На упомянутом ужине провозглашался тост за мистера Даунта, назначенного наследником всего имущества и коммерческих предприятий лорда Тансора, не имевшего своих детей. Мистер Даунт всегда пользовался глубоким расположением его светлости – и заслуженно. Благодаря своему покровителю он поступил стипендиатом в Итонский колледж. От природы общительный, он пользовался популярностью среди соучеников и прекрасно успевал в учебе, заслуживая высочайшие академические награды, а потом стал студентом кембриджского Королевского колледжа и предметом искреннего восхищения своих многочисленных друзей.

В должный срок мистер Даунт получил степень, а затем начал литературную карьеру, выпустив свое первое поэтическое сочинение – «Итака. Лирическая драма» – в издательстве мистера Эдварда Моксона в 1841 году. «Итака» моментально снискала огромный успех у публики. Воодушевленный приемом, оказанным его первой пробе пера в жанре стихотворной драмы, поэт безотлагательно принялся сочинять более амбициозную поэму, на сей раз в эпическом стиле, под названием «Минская дева». И снова критики были единодушны в своих похвалах, а книга разошлась широким тиражом, к полному удовлетворению мистера Моксона. Затем из печати вышла череда других превосходных сочинений, упрочивших репутацию мистера Даунта как одного из лучших драматических поэтов Англии.

Что же касается до обстоятельств и мотивов, приведших к гибели поэта, они по сей день остаются загадкой. Личность убийцы, некоего Эдварда Глайвера, не вызывает сомнений. Он и мистер Даунт учились вместе в Итонском колледже – на самом деле почти все проведенное там время они состояли в тесной дружбе, но ссора, вышедшая между ними в последний год учебы, стала для Глайвера поводом возненавидеть бывшего друга, хотя по-прежнему остается открытым вопрос, реальной или воображаемой была обида, которую он претерпел от мистера Даунта.

Люди, близко знавшие мистера Даунта, в один голос заявляют, что даже в школьные годы он не был способен на поведение настолько низкое и жестокое, чтобы оно побудило человека пойти на убийство спустя восемнадцать лет – причем человека, который, по общим отзывам, некогда питал искреннюю привязанность к своей будущей жертве.

Весьма поспешно покинув Итон в 1836 году, Эдвард Глайвер уехал из Англии, учился в Гейдельбергском университете, а потом несколько лет путешествовал по Европе. Он вернулся в Англию в 1848 году и под вымышленным именем Эдвард Глэпторн устроился на работу в известную адвокатскую фирму «Тредголд, Тредголд и Орр» на Патерностер-роу (они на протяжении многих лет являлись юридическими консультантами семейства Дюпоров). Там он работал под началом старшего компаньона, покойного мистера Кристофера Тредголда, хотя не имел юридического образования.

Спустя несколько времени благодаря своему положению в фирме Глайвер узнал о решении лорда Тансора оставить всю свою собственность мистеру Даунту, и в нем с новой силой вспыхнула застарелая ненависть к последнему, теперь смешанная с острой завистью, поскольку ненавистный бывший друг собирался унаследовать огромное состояние, а сам он жил на скромное жалованье.

Однако Глайвер не предпринял никаких действий, а ограничился тайным наблюдением за своей жертвой. Потом, осенью 1854 года, произошло некое переломное событие, повлекшее за собой трагедию. Чувства, долгие годы тлевшие в глубине нездоровой души Глайвера, теперь вырвались наружу, чтобы выразиться в акте убийства.

Не исключено, что помолвка мистера Даунта с бывшей мисс Эмили Картерет (нынешней леди Тансор) стала искрой, разжегшей последний пожар. Доподлинно известно, что Глайвер – под именем Глэпторн – в качестве доверенного лица мистера Тредголда навещал мисс Картерет в Нортгемптоншире в связи с какими-то делами ее покойного отца. Мисс Картерет показала, что вскоре он начал нежелательные ухаживания за ней, от которых она не могла уклониться, даже когда гостила у своей родственницы в Лондоне. Дабы положить конец визитам Глайвера, все сильнее тяготившим ее, мисс Картерет пришлось на длительные периоды времени отлучаться из Эвенвуда, но Глайвер продолжал докучать ей, покуда она наконец не сообщила ему о своем предстоящем бракосочетании с мистером Даунтом, настойчиво попросив – в самых резких выражениях – не посещать ее более.

Таким образом, к уязвленному самолюбию и материальной зависти, терзающим больную душу Эдварда Глайвера, добавилась еще и ревность. Обида, возникшая вследствие обычной мальчишеской ссоры, теперь переросла в страстное желание раз и навсегда покончить с человеком, которого он, ослепленный яростью, винил в непоправимом крушении своих матримониальных планов – химерических и совершенно беспочвенных – относительно мисс Картерет.

Развязка наступила, как всем известно, 11 декабря 1854 года, во время печально памятного званого ужина, устроенного лордом Тансором в доме на Парк-лейн по случаю помолвки мистера Даунта с мисс Картерет и завершения юридических процедур, закрепивших за мистером Даунтом статус законного наследника его светлости.

Переодетый лакеем Глайвер проследовал за мистером Даунтом в сад и там осуществил давно задуманную месть, нанеся несчастному смертельный удар ножом. Он оставил на месте преступления в высшей степени странное послание: в окоченелых пальцах правой руки убитого нашли листок с переписанными самим убийцей строками из известного стихотворения мистера Даунта «С персидского», где проводится параллель между ночью и смертью.

Несмотря на длительные усилия полиции, убийца остался на свободе. Никто не знает, жив он поныне или уже умер, находится в Англии или за границей. Если Создатель призвал Глайвера к себе, нам остается страстно надеяться, что сейчас в вечности он претерпевает наказание, коего избежал в бренном мире.

По великодушному настоянию лорда Тансора поэт был погребен в фамильном мавзолее Дюпоров 23 декабря 1854 года. Теперь уже десять лет минуло со дня, когда мир узнал, что Феб Рейнсфорд Даунт был жестоко убит в расцвете своего дарования, на пороге еще блистательнейшего будущего.

Сейчас, в преддверии годовщины ужасной трагедии, представляется уместным предложить вниманию британской публики эту краткую и неизбежно неполную статью, дабы напомнить о многочисленных литературных достижениях мистера Даунта и отдать дань уважения самому поэту – человеку честному и благородному, чья общительность, безупречные манеры и природное остроумие расположили к нему широкий круг друзей и знакомых, к коему с гордостью причисляет себя автор сих строк.

А. В.

Поразмыслив над заключительными инициалами, я быстро с уверенностью заключила, что автором мемориальной статьи являлся не кто иной, как волкоподобный мистер Армитидж Вайс, нынче вечером ужинавший с миледи в Красно-золотой столовой зале.

Какую роль играл в жизни миледи этот необычный и явно опасный господин, я не представляла. Значит, к загадке «миссис Кеннеди» прибавилась еще одна тайна.

Оставив все догадки на потом, я принялась читать вторую печатную вырезку, приложенную к письму.