Текст книги "Зеркало времени"

Автор книги: Майкл Кокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

III
Незабытая смерть

Покинув миссис Праут и Сьюки, я прошла деревней и вошла в парк через Южные ворота.

Снедаемая желанием получше рассмотреть вдовий особняк, столь сильно мне понравившийся, я свернула с подъездной аллеи и, пройдя через рощу, остановилась на краю лужайки, разглядывая дом, где миледи провела детство.

Через минуту-другую калитка в стене справа от дома отворилась, и оттуда вышел мистер Монтегю Роксолл с саквояжем. Увидев меня, он помахал рукой и направился ко мне через лужайку.

– Мисс Горст, какая приятная встреча! – промолвил он, низко кланяясь. – Недавно обнаружилось изрядное количество писем моего покойного дяди к мистеру Полу Картерету, который, как вам наверняка известно, жил здесь, и я зашел забрать их, хотя в настоящее время у меня нет недостатка в документах, требующих прочтения. Мой дорогой дядюшка оставил после себя целое море бумаг. Но что привело вас сюда?

Я сказала что вдовий особняк напоминает мне кукольный домик, подаренный мне в детстве мистером Торнхау, и что мне очень хотелось бы однажды поселиться в таком вот доме.

– Даже после всего случившегося здесь? – спросил он, оглядываясь на краснокирпичное нарядное здание, словно источающее теплое сияние в лучах полуденного солнца.

– Да, он поистине очарователен, хотя и омрачен трагедией.

– Мистер Картерет был давним и близким другом моего покойного дядюшки, – продолжал мистер Роксолл. – Милейший, добрейший человек, каких свет не видывал. И убит ни за что. Ни за что.

– Прошу прощения, мистер Роксолл, – сказала я, – но, насколько я поняла, мистера Картерета ограбили на обратном пути из банка.

– Нет-нет, – ответил он, тряся головой, – я не говорю, что на него напали без всякой причины, но напали не из-за денег, если вы об этом. У него почти ничего при себе не было.

Я осмелилась высказать мнение мистера Маггза, что грабители могли считать иначе.

– Не исключено, – с сомнением сказал мистер Роксолл, – хотя я так не думаю. Я уверен, что они – если, конечно, нападающих было больше одного, в чем я тоже сомневаюсь, – точно знали, чт о мистер Картерет везет с собой, и это были не деньги. Не угодно ли пройтись?

Мы двинулись обратно через рощу и пару минут спустя вышли на подъездную аллею у Южных ворот. Вскоре мы поднялись по длинному отлогому склону на вершину холма, так называемой Горки, откуда открывался чудесный вид на усадьбу, стоявшую во всем своем великолепии на другом берегу Эвенбрука.

Пока мы спускались к мосту, мистер Роксолл молчал, погруженный в свои мысли.

– Позвольте спросить, сэр, – сказала я наконец, когда молчание стало неловким, – что же, по-вашему, вез с собой мистер Картерет, если не деньги?

– О, это большой вопрос, так и оставшийся без ответа, – произнес он с многозначительной улыбкой.

– Что-нибудь ценное, конечно же?

– Ценное? Да, вне всяких сомнений. Но мне кажется, вы сейчас прикидываетесь простушкой, мисс Горст. Уверен, вы уже кое-что знаете об этом деле. Если хотите, чтобы я поделился известными мне сведениями, вам нужно только попросить.

Он смотрел на меня ясными серыми глазами, но в них не было укора, только кристальная искренность.

– Мне очень хотелось бы этого, сэр.

– Мне тоже, мисс Горст, мне тоже. Но вероятно, сейчас не время и не место для подобных разговоров. Я вынужден вернуться в Лондон завтра вечером, а потом должен уехать в Шотландию по семейным делам. Вы всегда свободны по воскресеньям днем? Да? В таком случае, может, вы зайдете на чай в Норт-Лодж по моем возвращении? Надеюсь, вы не считаете подобный визит неприличным?

– Ни в коей мере.

– Я тоже. Значит, договорились. Я извещу вас, когда приеду обратно в Нортгемптоншир.

Мы расстались у моста: мистер Роксолл направился через парк к Норт-Лоджу, где собирался еще несколько часов поработать с бумагами своего дяди, а я воротилась в свою комнату, где меня ждал мистер Уилки Коллинз.

Той ночью, перед тем как задуть свечу и улечься спать, я поглядела из окна в сторону Норт-Лоджа и с трудом различила слабый огонек вдали за парком. Было уже за полночь, но мистер Роксолл, очевидно, продолжал работать.

На следующее утро я встала задолго до рассвета, чтобы дочитать роман, прежде чем приступить к своим ежедневным обязанностям.

Над парком по-прежнему лежала густая тьма, хотя местами сквозь нее уже бледно проступала узкая дуга серебристо-серого света, медленно подымавшаяся над восточным горизонтом, и петухи на птичьем дворе еще не пропели. Я распахнула окно, впуская в комнату поток восхитительно свежего воздуха, какой вдыхаешь на исходе ночи, когда заря еще не занялась.

Огонек, что я видела перед сном, все так и горел в Норт-Лодже. Похоже, сегодня ночью мистер Монтегю Роксолл вообще не ложился.

13
В ОБИТЕЛИ СМЕРТИ

I
Засада

Хотя миссис Баттерсби сумела создать у меня впечатление, будто хочет подружиться со мной, я больше не получала от нее приглашений на чай. На самом деле я с ней почти не виделась – разве изредка, за трапезами в комнате старшего дворецкого, которые я часто пропускала, либо предпочитая наскоро перекусить у себя наверху, либо выполняя какие-нибудь поручения миледи. Да и тогда она больше молчала, сидя во главе стола, и ни разу не задерживалась долее необходимого. Такое положение вещей меня вполне устраивало: у меня было полно других дел, требующих внимания. Тем не менее я по-прежнему сгорала от желания удовлетворить свое любопытство касательно домоправительницы, ибо теперь не сомневалась, что ее враждебное отношение ко мне, пусть и искусно замаскированное, объясняется более вескими причинами, нежели простая инстинктивная неприязнь или надуманный страх соперничества.

Только через два с лишним месяца миссис Баттерсби снова пригласила меня в свою комнату. Она приняла меня со всевозможными изъявлениями дружелюбия и учтивости, весьма убедительно выразив сожаление, что многочисленные обязанности столь долго не позволяли ей «вновь насладиться моим приятным обществом».

Полчаса проходит за болтовней о всяких пустяках, потом миссис Баттерсби спрашивает, соответствует ли нынешнее мое положение моим ожиданиям или же я – будучи девицей молодой и образованной, у которой еще вся жизнь впереди, – подумываю оставить место горничной и найти занятие, более достойное «особы моих дарований», как она с улыбкой выражается. Мне кажется, что задавать такой вопрос человеку, совсем недавно поступившему на работу, в высшей степени странно, но я не показываю своего недоумения, а отвечаю лишь, что я очень довольна своим местом у миледи и в настоящее время не предвижу никаких обстоятельств, могущих заставить меня пуститься на поиски иной должности или способа заработка.

– Очень рада слышать это, – говорит миссис Баттерсби с такой горячностью, что я почти ей верю. – Я уверена, ее светлость не желает расставаться с вами, – и, конечно же, для всех слуг ваш уход стал бы большой утратой. Вы произвели здесь сильное впечатление, мисс Горст, очень сильное – как вы наверняка сами сознаете, невзирая на свою скромность. Но с другой стороны, мы ведь никогда не знаем – верно? – что уготовано нам судьбой. Наши обстоятельства могут в два счета измениться, к лучшему или худшему.

Эту банальность, изреченную с самым сердечным видом, я оставляю без ответа за неимением такового, и с минуту мы потягиваем чай в молчании, одинаково хорошо понимая, что сказано было одно, а подразумевалось совсем другое.

Потом, к моему облегчению, раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает румяная физиономия Чарли Скиннера.

– Прошу прощения, миссис Баттерсби, – говорит он. – Кухарка хочет уточнить насчет завтрашних мясных блюд. Она получила недостаточно точные распоряжения.

– Спасибо, Скиннер, – отвечает домоправительница. – Скажи миссис Мейсон, что я сейчас приду.

Передав сообщение, Чарли убирает прочь свою большую вихрастую голову и закрывает дверь, тайком подмигнув мне.

– Ну вот опять, мисс Горст, – смиренно вздыхает миссис Баттерсби. – В прошлый раз наш короткий час драгоценного отдыха прервали, насколько я помню, крысы в сухой кладовой. Теперь – мясные блюда к завтрашнему ужину! Весьма прискорбно, ведь обе мы заслуживаем небольшого отдыха от трудов. Но – увы! – ничего не попишешь. Негоже, чтобы сливки местного общества остались голодными, да еще в такой праздник.

Она смотрит на меня многозначительно, словно желая выразить нечто несказанное, некий скрытый смысл этих заурядных слов. Вот очередной пример странной двусмысленности, свойственной всему поведению миссис Баттерсби, – двусмысленности, не поддающейся моему пониманию и потому вызывающей у меня страшное раздражение, какое я неизменно испытывала, когда при всем старании не могла вникнуть в какой-нибудь тонкий момент философии или математики, который мистер Торнхау пытался растолковать мне.

Говоря о празднике, миссис Баттерсби имела в виду роскошный званый ужин, устраивавшийся завтрашним вечером по случаю двадцатого дня рождения мистера Рандольфа Дюпора. Я узнала о нем еще на прошлой неделе, когда миледи как-то днем сказала мне, что следующие пару часов она будет занята со своим секретарем и я ей не понадоблюсь.

– Нужно составить список приглашенных на ужин в честь Рандольфа, – промолвила она с бесконечно усталым вздохом. – А потом надо будет ознакомиться с меню, выбрать вина и не знаю что еще. Я нахожу подобные мероприятия невыносимо утомительными, но он мой сын, и раз уж их положено проводить, никуда не денешься. Разумеется, совершеннолетие Персея, приходящееся на Рождество, – совсем другое дело. Этодействительно знаменательное событие, и подготовке к нему я отдамся всем сердцем. Да, кстати, Алиса, – добавила она, – я хочу, чтобы вы тоже присутствовали на праздничном ужине. Вы мне очень поможете, коли будете находиться рядом, да и вам самой это пойдет на пользу, ибо я намерена понемногу выводить вас в свет. Больше я вам ничего пока не скажу, но если вы и впредь будете исправно выполнять свои обязанности, возможно, ваше положение здесь переменится к лучшему… Итак, Алиса, вы должны присутствовать на ужине в честь Рандольфа – хотя, разумеется, не в качестве гостьи, это вам надлежит ясно понять. Любой другой своей горничной я бы никогда не дозволила присоединиться к обществу, собравшемуся по такому торжественному поводу, но в вашем случае готова сделать исключение, поскольку желаю познакомить вас с высшим светом и не сомневаюсь в вашем умении держаться должным образом.

Миссис Баттерсби, продолжавшая говорить о приготовлениях к званому ужину и многочисленных приглашенных на него именитых гостях из города и ближайшей округи, поднимается с кресла.

– Какая досада, мисс Горст, – произносит она далее, – что особы вроде нас с вами не допущены в круг приглашенных на завтрашний вечер – особенно после всех хлопот и трудов, предстоящих нам обоим, каждой по своей части. Видимо, ее светлость полагает, что мы скомпрометировали бы себя дурными манерами.

Несмотря на шутливый тон, в глазах у нее горит негодование, хотя она наверняка прекрасно понимает, что ни одна домоправительница – даже получившая хорошее воспитание – ни при каких обстоятельствах не удостоится чести сидеть среди гостей леди Тансор на званом ужине. Несомненно, она также считает, что горничная миледи находится в одном с ней положении, но у меня есть для нее сюрприз.

– О, – говорю я с простодушным недоумением, – разве миледи не сообщила вам?

– О чем?

– Что мне велено присутствовать с ней на ужине. Я бы не упомянула об этом, когда бы не думала, что вы и без меня знаете.

Я тотчас вижу, со смешанным чувством вины и удовольствия, что мои слова попали в цель. Признаки, выдающие чувства миссис Баттерсби, едва заметны – чуть сведенные брови, слегка прищуренные глаза, слабый румянец смущения, – но они красноречиво свидетельствуют об удивлении и досаде, вызванных известием, что я в очередной раз удостоилась столь существенного знака благосклонности.

– Ну и ну, – говорит она, опуская глаза и составляя посуду на чайный поднос в тщетной попытке изобразить полное спокойствие. – Это поистине редкая честь для горничной миледи! Еще раз поздравляю вас, мисс Горст, и задаюсь вопросом, чем же все это кончится.

Больше миссис Баттерсби ничего не добавляет, хотя совершенно очевидно, что она по-прежнему напряженно обдумывает сообщенную мной новость. Наконец, извинившись и довольно холодно пожелав мне доброго вечера, она провожает меня за дверь и с плохо скрываемой неохотой торопливо удаляется прочь, чтобы заняться неотложной проблемой мясных блюд.

Предстоящий ужин по случаю дня рождения мистера Рандольфа рисовался в воображении событием в высшей степени восхитительным и стал предметом многих моих праздных мечтаний – связанных, как ни странно, не с мистером Рандольфом, а со старшим братом. Я сразу же принялась гадать, понравлюсь ли я мистеру Персею в нарядном платье, которое его мать обещала дать мне на вечер; где меня посадят за столом и не рядом ли с мистером Персеем; о чем я стану беседовать с ним, в смысле с мистером Персеем – и так далее и тому подобное, в еще более невероятном и фантастическом духе.

Впрочем, пожалуй, не приходится удивляться, что мои мысли с приятной частотой обращались к подобным предметам. Позвольте мне сейчас признаться в том, в чем я прежде не признавалась читателям – и в чем себе самой едва признавалась в описываемое время.

Когда мадам через мистера Торнхау спросила меня, почему я в своих письмах не упоминаю про двух братьев, она невольно задела чувствительную струнку. Дело в том, что старший Дюпор все сильнее и сильнее нравился мне, хотя его высокомерие и болезненное самолюбие порой производили очень неприятное впечатление. О более глубоких чувствах, натурально, не могло идти и речи, даже если бы я верила, что симпатия, которую мистер Персей явно питал ко мне, может перерасти в нечто большее. Тем не менее я давала волю своей фантазии, не видя никакого вреда в заведомо несбыточных мечтах. Но вот мадам наверняка не одобрила бы подобный посторонний интерес, отвлекающий меня от Великого Предприятия, а потому я сочла благоразумным помалкивать на сей счет.

Я не знала, как назвать чувства к мистеру Персею, зарождавшиеся в моем сердце. Они были мне совершенно в новинку: весь мой опыт в делах такого рода ограничивался коротким увлечением юношей по имени Феликс, племянником мадам. Что значит, гадала я, если мысли о мистере Персее закрадываются мне в голову в самые неожиданные моменты, в любое время суток? Что значит, если я все время ищу случая увидеться с ним, пусть даже мимолетно – на парадной лестнице утром, или в библиотеке, или в любом другом месте, где предполагаю его застать? Я изобретала самые разные ухищрения, чтобы устраивать такие вот якобы случайные встречи, пускай за все свои усилия получала лишь короткое «Доброго утра, мисс Горст» или «Здравствуйте, мисс Горст». Но эти с трудом добытые крохи служили для меня достаточной наградой, и вскоре я уже не могла жить без них, испытывая постоянную в них потребность.

Я точно помню, когда произошла перемена в моих чувствах к мистеру Персею: как-то утром вскоре после нашего возвращения из Лондона, когда случилось одно маленькое приключение, о котором я сейчас расскажу.

Миледи, плохо спавшая ночью и решившая не вставать с постели, отправила меня в двуколке в Истон за какими-то мелочами, заказанными у модисток (она предпочитала по возможности пользоваться услугами местных мастериц).

Стояло свежее, бодрящее утро, когда в воздухе уже пахнет осенью и солнце ослепительно сияет, придавая яркость краскам природы, хотя пригревает слабее прежнего. Я решила вернуться в Эвенвуд пешком и, отослав назад двуколку с разнообразными пакетами и свертками, двинулась в путь.

На развилке двух дорог, где одна поворачивает к Торп-Лакстону, а другая к деревушке Дак-Энд и Эвенвуду, из-за деревьев у обочины вдруг вышел мужчина грубой наружности и преградил мне путь.

Он невысокого роста и худощавого телосложения, но в глазах у него горит угрожающий огонек. С непокрытой головой и щетинистым подбородком, одетый в грязную рабочую одежду и облепленные засохшей грязью башмаки, он производит впечатление человека, проведшего ночь – или даже несколько ночей – под открытым небом.

– Так-так, – рычит он самым зловещим образом. – Кто это у нас тут?

Я не могу повернуться кругом и побежать вверх по склону холма, находящегося позади, ибо мужчина мигом меня догонит; но я не могу и спокойно пройти мимо, поскольку дорога узкая, а по обеим сторонам от нее глубокие канавы. Мне остается лишь пойти прямо на него, и я – к великому своему изумлению – исполнена решимости так и сделать, настолько я возмущена бесцеремонным поведением незнакомца. Собрав все свое мужество, хотя и сознавая грозящую мне опасность, я смотрю малому в глаза.

– Прошу прощения, – говорю я, готовясь сильно пнуть его в голень, если он не посторонится.

Но когда я пытаюсь обойти наглеца, он грубо хватает меня за запястье.

– Да ты у нас красотка, как я погляжу, – хрипит он, мерзко облизываясь.

А потом замечает расшитый блестками ридикюль (подарок мадам), висящий на другом моем запястье.

– Ого! – восклицает он с гнусной ухмылкой. – Здесь есть кое-что получше хорошенького личика.

Отпустив мою руку, он собирается сорвать ридикюль с ремешка, но потом вдруг изрыгает проклятие, круто поворачивается и убегает обратно в лес.

В следующий миг я слышу топот копыт на дороге позади и, обернувшись, вижу всадника, скачущего вниз по склону холма. Когда он подъезжает ближе, я с удивлением и облегчением узнаю мистера Персея.

Несомненно, всем любительницам романов больше понравилось бы, если бы мистер Персей, подобно некоему странствующему рыцарю, слетел галопом с холма на своей серой кобылице (заменяющей белого коня) с поднятым хлыстом (вместо меча) и поверг негодяя наземь. Но и такое чудесное спасение было ничем не хуже и преисполнило меня невыразимой благодарности.

– Мисс Горст! – восклицает мистер Персей, осаживая лошадь и спешиваясь. – Я так и подумал, что это вы. Я заметил вас в Истоне, у модной лавки Киппинга. Я зашел по делу к аукционисту, а когда вышел, двуколка уже уехала. Вы исполняли какое-то поручение моей матери, полагаю?

– Покупала ленты, сэр.

– Ах, ленты. Ну да.

Он смотрит в сторону леса, где скрылся несостоявшийся грабитель.

– Кажется, я сейчас видел с вами кого-то?

– Нет, сэр, – отвечаю я, не видя причины рассказывать о случившемся и не желая выглядеть в его глазах слабой, беззащитной девицей. – Просто местный житель переходил дорогу, направляясь в Олдсток.

Он с сомнением смотрит на меня и спрашивает:

– Что-нибудь стряслось, мисс Горст? Вы очень бледны.

Тронутая его участием, я заверяю, что все в порядке, и мы продолжаем путь. Свою серую кобылицу мистер Персей ведет в поводу.

Я плохо помню, о чем мы разговаривали, пока шли бок о бок через деревню Эвенвуд. Сразу за воротами парка мистер Персей привязал лошадь, чтобы один из конюхов забрал ее позже, и мы неспешно зашагали мимо вдовьего особняка, вверх по склону Горки, а потом вниз к мосту через Эвенбрук. Беседа наша носила довольно бессвязный характер, во всяком случае с моей стороны, и вертелась вокруг разных пустяков. Тем не менее к моменту возвращения в усадьбу я чувствовала, что за последние полчаса в моей жизни произошла крутая перемена.

Всего полчаса! Такой короткий промежуток времени, но окружающий мир казался теперь совсем другим. Это премного меня озадачило. Все в моей мансардной комнатке было по-прежнему, все находилось на своих обычных местах. Вид из окон – терраса внизу, регулярные сады, парковые угодья за ними, темная полоса леса в отдалении – оставался точно таким, как я помнила. Чувства восприятия говорили мне, что с утра ничего не изменилось, но сердце говорило обратное.

Час или дольше – пока не настало время идти к миледи – я лежала на кровати, думая о мистере Персее Дюпоре и со счастливой душой странствуя в Царстве Фантазии, где все возможно.

В ближайшее воскресенье после моего маленького приключения на Истонской дороге, когда мы выходили из церкви, мистер Рандольф объявил о своем намерении вернуться домой пешком, а не в карете. Затем он спросил, не угодно ли мне пройтись с ним. Предложение казалось в высшей степени неразумным, и я вопросительно посмотрела на госпожу, не сомневаясь, что она такого не дозволит. Мистер Персей, стоявший в пределах слышимости от нас, отнесся к нему с явным неодобрением: он запахнул пальто и сердито зашагал к воротам и ждущему за ними экипажу, с лицом мрачнее тучи.

– Думаю, сэр, миледи желает, чтобы я вернулась с ней, – сказала я мистеру Рандольфу.

– Нет-нет, – промолвила леди Тансор, не выказавшая, к крайнему моему удивлению, ни малейших признаков недовольства. – Ступайте с Рандольфом, коли хотите. Мне нужно написать несколько писем по возвращении, потом мистер Трипп подъедет обсудить приходские дела, так что в ближайшие час-полтора вы мне не понадобитесь. Вдобавок прогулка по свежему воздуху пойдет вам на пользу. Вы неважно выглядите в последние дни.

Минуту спустя карета с миледи и мистером Персеем укатила, а мы с мистером Рандольфом зашагали по улочке, куда свернули в прошлый раз на обратном пути из Истона, и вскоре вошли в парк.

Мы говорим о проповеди мистера Триппа, о прискорбной неспособности сего многословного джентльмена научиться искусству краткости, о враждебном отношении миссис Трипп к мужу и о всяких разных пустяках, перечень которых утомил бы моих читателей.

Мистер Рандольф пребывает в обычном своем жизнерадостном настроении, но когда мы достигаем моста, с ним вдруг происходит перемена. Он серьезнеет, прекращает веселую болтовню – такое ощущение, будто он хочет что-то сказать, но не решается. С минуту молодой человек молчит, пока мы стоим на мосту, глядя на усадьбу за рекой, мерцающей в бледном свете осеннего солнца. Потом, словно собравшись с духом, он спрашивает, много ли друзей оставила я в Париже.

– Не очень много, – отвечаю я, озадаченная вопросом.

– Вы по ним скучаете?

– По нескольким из них – безусловно. Но у меня было одинокое детство, и я привыкла довольствоваться обществом себя самой. Умение полагаться единственно на свои силы – необходимое качество для особы с моим положением, вынужденной самой пробивать себе дорогу в жизни.

– Разве у вас не было особенно близкого друга, чьего общества вам недостает сейчас?

– Нет, такого не было – разве только в детстве, – говорю я, думая об Амели и продолжая недоумевать, что за странные вопросы он задает.

Мистер Рандольф на мгновение задумывается.

– Значит, у вас нет никого, кому вы могли бы довериться? Я имею в виду – ни одного друга?

Я отвечаю, что за неимением особых секретов я не испытываю надобности в наперснике. Потом спрашиваю:

– А у васесть друг, с кем вы делитесь своими секретами?

– Думаю – да, – отвечает мистер Рандольф. – Мой закадычный товарищ по школе доктора Сэвиджа, Рис Пейджет – замечательный малый. Конечно, у меня хватает добрых знакомых в округе, но Пейджет мне скорее… ну, скорее как второй брат. Но это вовсе не значит, что я не могу или не хочу доверяться Персею… Знаете, мисс Горст, – продолжает он после очередной неловкой паузы, – мне кажется, вам нужендруг для доверительного общения. Уверен, вы… и он… нашли бы великое облегчение в возможности свободно говорить о… ну, о разных вещах, которые вы не можете обсуждать с другими. В жизни каждого человека есть такие вещи, и держать их в себе негоже. Как говорится, поведанный секрет… ну, я не помню толком, как там дальше, если такой афоризм вообще существует. Я лишь хочу сказать, что иметь доверенного друга в любом случае здорово.

– Полагаю, вы правы, сэр, – говорю я, думая о своих тайных чувствах к брату мистера Рандольфа. – Трудность в том, чтобы найти такого человека. Мой круг общения весьма ограничен.

– О да, конечно, – кивает он, улыбаясь мне в ответ. – Но в принципе вы со мной согласны?

– Да, – со смехом отвечаю я. – В принципе согласна.

Тут с Горки неспешной рысью съезжает мистер Трипп, направляющийся на встречу с леди Тансор; его терьер носится кругами вокруг лошади.

Проезжая через мост, он перекидывается с нами несколькими словами, а потом мы с мистером Рандольфом продолжаем путь, снова болтая о разных пустяках, и расстаемся у ворот Парадного двора.