Текст книги "Книга воздуха и теней"
Автор книги: Майкл Грубер
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
– Нет. Только тех, кто работает на него.
– Ох, он что-то из ряда вон. Лицо такое гладкое, если не считать морщин вокруг глаз. Он напомнил мне Рэя Бриджера.
– Кого?..
– Одного из тех, с кем моя мама встречалась когда-то, но сейчас мне не хочется о нем рассказывать. В любом случае, я сразу поняла, что Шванов – мерзкий тип, но у бедняги Булстроуда и мысли такой не мелькнуло. Конечно, я не стала предупреждать его. Он разливался соловьем, рассказывая Шванову о пьесе Шекспира, о том, что документ Брейсгедла сам по себе стоит от пятидесяти до ста тысяч, но если мы найдем рукопись Шекспира, то даже примерно нельзя сказать, на сколько она потянет. На сотню миллионов? На сто пятьдесят? Дескать, Шванов ничем не рискует – если мы вернемся с пустыми руками, у него остается письмо Брейсгедла, которое можно продать. Шванов дал ему двадцать «кусков» и велел немедленно отправляться в Англию на поиски следов Брейсгедла, этого лорда Д., кто бы он ни был, и самой пьесы. Что профессор и сделал. Я поехала с ним…
– Не попрощавшись. Тебе не кажется, что ты поступила немного невежливо?
– Не было другого выхода. В результате я точно знала, что ты никогда не свяжешься с этим сукиным сыном.
– Ты защищала меня?
– Да. И не думай, что ты не нуждался в защите. Ты не знаешь этого типа.
– Кстати, о Шванове… Как получилось, что британский ученый знаком с бандитом?
– Понятия не имею. Их свел общий друг. Думаю, это связано с деньгами – возможно, Булстроуд разорился, попытался раздобыть денег и вышел на Шванова. Господи, как я устала! На чем я остановилась?
– На том, что ты улетела на самолете, не зная, когда вернешься. И не попрощавшись.
– Правильно. Ну, мы прибыли в Англию, поехали в Оксфорд и остановились у Олли Марча. Булстроуд настоял, чтобы я оставалась с ним – так, дескать, безопаснее, хотя Марч явно не обрадовался. Мне нужно было установить, к какому времени относится рукопись, и никто не должен был знать, что Булстроуд имеет к ней отношение. Когда все подтвердилось, он совсем рехнулся. Мне не дозволялось звонить по телефону, и я еле-еле убедила его, что нужно написать то письмо Сидни, сочинить историю о проданных вклейках и отправить ему чек, чтобы не было лишних неприятностей. Он просто обезумел. Подозревал меня в том, что я работаю на Шванова, рассказываю тому о наших исследованиях и планах.
– Но ты не работала на Шванова.
– Конечно работала. Я и сейчас работаю на него; по крайней мере, так он считает. Еще до отъезда из Нью-Йорка он дал мне номер своего сотового и велел держать его в курсе. Что, по-твоему, я могла ответить подобному человеку? Отказаться?
Она устремила на Крозетти вызывающий взгляд, и у него язык прилип к гортани. Она сорвала с головы полотенце и принялась с такой яростью вытирать волосы, что он вздрогнул. В конце концов он спросил:
– И что Булстроуд сказал, когда ты сообщила ему о шифрованных письмах?
Она снова залилась краской.
– Я не сообщала ему. Это сделал Шванов.
– Но Шванову-то ты сказала.
– Я лишь подтвердила его подозрения, – быстро ответила она. – У него люди повсюду, он и без меня все знал. О тебе, надо полагать, он узнал от Булстроуда и проверил твое окружение. Тебе не приходило в голову, что он мог выяснить о произошедшем в Нью-Йоркской публичной библиотеке? Да он может выяснить, что происходит в ЦРУ, боже ты мой!
– Тогда хватит болтать о том, что ты якобы старалась не впутывать в дело меня.
– Прости. Я трусиха, и он пугает меня. Я не могу ему врать… Когда Булстроуд узнал о шифрованных письмах, он совсем пошел вразнос. Мне приходилось все время успокаивать его. Он понял, что ключ к местонахождению пьесы – в этих письмах, и если Шванов завладеет ими сам, мы ему не понадобимся больше. Я предложила посмотреть, не сохранились ли копии шифрованных писем Брейсгедла в архиве Данбертона.
– Вот почему вы поехали в Дарден-холл.
– Правильно. Но их там не оказалось. Во всяком случае, мы не нашли их. Зато мы нашли «карманную» Библию. Знаешь, что это такое?
– Да, – ответил Крозетти, – маленькая тюдоровская Библия, тысяча пятьсот шестидесятого года издания, девять на семь. Мы считаем, что она лежит в основе шифра Брейсгедла. Но как вы узнали это? У вас же нет шифрованного текста.
– Нет, но мы нашли в библиотеке Данбертона «карманную» Библию с дырочками над некоторыми буквами. Булстроуд решил, что именно эти буквы были ключом и при шифровке использовалась также «решетка». Он чертовски много знал о старинных шифрах.
– И вы украли «решетку» из церкви.
– Ты и это знаешь? Ничего себе!
– Я знаю все. Почему вы просто не украли Библию?
– Булстроуд украл ее. А потом отправил меня за «решеткой». Послушай, к тому времени им настолько завладела паранойя, что он воображал, будто целые стаи ученых занимаются теми же поисками. Он хотел помешать им на случай, если им в руки попал шифрованный текст. Он вбил себе в голову, что ты отдал письма кому-то – хотя бы своей знакомой в библиотеке, – и в результате началась большая охота. Вот почему он вернулся в Нью-Йорк: хотел забрать у тебя бумаги. Ведь «решетка» у него была, и…
– Шванов поймал его и пытал. Зачем?
– Он решил, что Булстроуд надул его. Кто-то (не знаю кто) позвонил Шванову и сообщил, что Булстроуд заключил сделку с другой шайкой гангстеров, охотящейся за рукописью. Шванов просто обезумел.
– Другой шайкой? Ты имеешь в виду нас? Мишкина?
Она задумчиво пожевала нижнюю губу.
– Нет, не думаю, что имелись в виду вы. Кто-то еще, другие гангстеры. Тип по имени Харел, тоже русский. Все они русские евреи, так или иначе связанные между собой, конкуренты или бывшие партнеры. Они, как правило, говорили по-русски, и я не слишком много понимала…
– А что насчет этой Миранды Келлог, о которой Мишкин прожужжал нам все уши?
– Я встречалась с ней только раз, – ответила Кэролайн. – Понятия не имею, кто она на самом деле, может, актриса или модель, которую Шванов нанял, чтобы выманить у Мишкина оригиналы Брейсгедла. Настоящей наследнице они организовали бесплатный отпуск, а она выдала себя за Келлог.
– Что случилось с ней?
– Думаю, раздобыв оригинал, она потребовала у Шванова еще денег и он избавился от нее.
– Убил?
– Ох, да! Она мертва. – Кэролайн содрогнулась. – Мертва, как и Булстроуд. Шванову не нравится, когда на него давят.
– Булстроуд и правда решил надуть Шванова?
– Да. Только не с другими гангстерами, насколько мне известно. Но он никогда и в мыслях не держал, что расстанется с пьесой, если мы найдем ее. Марч говорил, что Булстроуд собирался отдать ее государству. С условием, конечно, что он один будет иметь доступ к ней и право первого издания. Его вместе с рукописью заперли бы в Тауэре, а Шванову осталось бы лишь облизываться. Я хочу сказать, что профессор был шекспироведом до мозга костей. Он только об одном и говорил, бедняга. А как у него глаза сияли, ты бы видел!
– Ну, никакая перфорированная Библия не всплыла, насколько мне известно. Остается предположить, что она у Шванова. Что случилось с «решеткой»?
– Очевидно, она тоже у Шванова, поскольку Булстроуд взял ее с собой, покидая Англию. Когда на него надавили, он, должно быть, рассказал, что оригинал письма у Мишкина. По-видимому, он уже догадывался, что шифрованные письма у тебя. Никто не подъезжал к тебе насчет них?
– Еще как подъезжал! – Крозетти коротко рассказал о недавних событиях у себя дома. – Значит, итог таков: у нас шифрованные письма, у него «решетка». Классический пат. Или я еще чего-то не знаю, Кэролайн?
На ее лице промелькнуло странное выражение.
– У тебя есть с собой шифрованные письма? – спросила она. – В смысле, прямо здесь, в этом номере?
– Ну, оригиналы в безопасности в подвале Нью-Йоркской публичной библиотеки, но в моем компьютере есть оцифрованная версия. «Карманная» Библия у меня тоже имеется. Мишкин купил две штуки. И у меня есть оцифрованный текст тысяча пятьсот шестидесятого года издания, который я скачал перед тем, как мы…
– А у меня есть «решетка».
– Что? Где?
Она встала, распахнула халат и положила ногу на ручку кресла, обнажив внутреннюю часть бедра.
– Вот здесь.
Она указала на созвездие крошечных голубых точек на гладкой белой коже. Он опустился на колени, приблизил лицо почти вплотную и внимательно вгляделся. Запах розового мыла и самой Кэролайн заставил колени задрожать. Сначала точки казались расположенными наобум, но потом он разобрал узор: стилизованная плакучая ива, символ скорби. Он хрипло спросил:
– Кэролайн, это что, самодельная татуировка?
– Да. Я сделала ее в доме Олли после того, как украла «решетку». С помощью булавки и шариковой ручки. Здесь восемьдесят девять точек.
– Боже! Все точно?
– Да. Я перевела ее на бумажную кальку и сравнила с проколами в Библии из Дарден-холла. Все совпало.
– Но почему?
– Потому что подумала: вдруг я когда-нибудь встречусь с тобой и шифрованные письма все еще будут у тебя? Бумагу можно потерять или украсть, как мы знаем. Не говоря уж о том, что эти ублюдки сто раз обыскивали меня. Но той суке, что меня обыскивала, не сообщили никаких деталей насчет того, что именно искать, – просто велели проверить все дырки, нет ли где чего. Сейчас татуировки у многих. У тебя есть бумажная калька?
– Нет. Но у меня есть очень хороший карандаш для нанесения меток. Можно использовать стекло вот от этой картины. Оно подходящего размера.
Она легла на край постели, на спину, левое бедро ровно, а правое – под углом к телу. Крозетти встал на колени между ее раздвинутыми ногами. Включил все лампы в номере. Приложил стекло к ее коже и разметочным карандашом тщательно нанес красные точки над каждой голубой. Левой рукой пришлось упереться в теплое тело и очень низко наклонить лицо. Это стало самым эротическим переживанием его жизни – за исключением еще одного, и на нервной почве он едва не захихикал. Они не разговаривали. Ролли лежала неподвижно, словно труп.
Когда дело было сделано, она запахнула халат и сказала:
– Булстроуд изучил узор проколов в Библии из Дарден-холла и пришел к выводу, что они начали со второй страницы Книги Бытия и дальше по порядку. Нужно поместить самые крайние отверстия «решетки» так, чтобы нижняя левая и нижняя правая оказались над первой и последней буквами нижней строчки каждой страницы, и читать буквы под отверстиями в обычном порядке – слева направо, сверху вниз.
Крозетти мгновенно оказался у стола, включил компьютер и открыл Библию. Поместил стекло над Книгой Бытия, как ему было сказано. Карандашные метки были полупрозрачны, и читать буквы под ними не составило труда.
– Я буду называть буквы, а ты набирай их, – сказал он. – Д… а… в… о… в…
Это была невероятно нудная работа. Крозетти, конечно, давно сосчитал буквы в шифрованных письмах. Их оказалось больше тридцати пяти тысяч, не считая пробелов, и каждой соответствовала неповторяющаяся буква библейского ключа. Он быстро произвел в уме подсчет.
Если, скажем, диктовать одну букву в секунду, на тридцать пять тысяч букв уйдет почти десять часов, помимо перерывов и проверок. Слишком долго, если Ролли ищут – а он не сомневался в ее словах. Может, нужно немедленно уйти и «залечь на дно»? Его тут же осенило, где самое подходящее для этого место; но он просто умирал от желания немедленно прочесть шифрованные письма. Он перестал диктовать.
– В чем проблема? – спросила Кэролайн.
– Это муть, вот что. Должен быть более легкий путь. Мы не шпионы начала семнадцатого века. Дерьмо! Я таращусь в компьютер, и мне даже в голову не пришло…
– Что ты бормочешь, Крозетти?
– Посмотри на «решетку». Первая буква ключа есть третья буква на первой строчке, потом пятнадцатая, потом двадцать вторая. Следующая строчка: вторая буква, седьмая, потом четырнадцатая. «Решетка» создает одинаковый узор на каждой странице. Титульные листы они не использовали?
– Нет, только страницы, плотно заполненные текстом. И конечно, каждую вторую страницу, чтобы отверстия, приложенные с одной стороны, не путались с теми, что оказались на другой.
– Конечно. Они взяли только правые развороты страниц. Значит, вот что нужно сделать: вызвать оцифрованную версию Библии, удалить заглавные титульные листы и левые развороты страниц и написать простую поисковую программу, чтобы считала и записывала только те буквы, на какие указывает «решетка». Ключ можно создать автоматически. Программа Виженера у меня тоже здесь есть. Если сработает, мы к утру узнаем все тайны Брейсгедла.
– Можно я немного вздремну, пока ты этим занимаешься?
– Располагайся как дома.
Крозетти снова повернулся к столу.
Как всегда бывает в проектах с участием компьютера, потребовалось гораздо больше времени, чем ожидалось. Окна уже посветлели к тому моменту, когда Крозетти нажал клавишу и послал длинную вереницу букв – ключ, как он надеялся, – в виртуальную пасть программы Виженера, куда уже была загружена вся цепочка букв из шифрованных писем Брейсгедла. На экране появилась надпись: «ИДЕТ ПРОЦЕСС РЕШЕНИЯ».
Под этой надписью один за другим стали возникать крошечные прямоугольники, похожие на вагоны на железнодорожных рельсах. Крозетти всю ночь пил растворимый кофе из запасов отеля, и во рту у него пересохло.
– Крозетти… Господи, который час?
– Почти семь. Думаю, у меня получилось. Хочешь посмотреть?
– Я чувствую запах кофе.
– Тут осталось еще немного, но он отвратительный. Иди сюда, посмотри. Возможно, это и есть решение.
Кэролайн перекатилась на кровати и подошла к нему. От нее пахло постелью и сном. На экране последний маленький прямоугольник сменился заглавием текстового файла:
Исходный текст шифрованных писем Брейсгедла.
Крозетти подвел к нему курсор и сказал:
– Предоставляю тебе эту честь. Нажми ввод.
Она так и сделала. Экран сплошь заполнил текст без единого пробела. Первая строка выглядела так:
mylfrdithdsnowpascdtwowerkesandsomedaitssincgilefmyouphowfsaidlhaue
– Ох, нет, нет! Не получилось! – закричала Кэролайн.
– А я говорю, получилось. Вспомни, они работали с двумя разными Библиями, Брейсгедл и Данбертон, и среднее качество печати тогда было очень скверным, особенно если речь шла о массовых изданиях вроде «карманной» Библии. Не было двух совершенно одинаковых копий. Наверняка у них возникала та же самая проблема. «Решетка» копии Брейсгедла создавала немного другой набор букв ключа по сравнению с копией Данбертона. Другой, но близкий. Сейчас… подожди, я скопирую эту строку в отдельный документ… так… вставлю пробелы, поправлю очевидные ошибки, пунктуацию… вот она, первая строчка.
– Боже! Крозетти, ты волшебник!
На ее лице сияла восторженная улыбка – та самая, что являлась ему во сне на протяжении многих месяцев. Он почувствовал, что сам широко улыбается.
– Вовсе нет, – сказал он. – Любой гений до этого додумался бы. Ты меня поцелуешь?
Она поцеловала его. Спустя какое-то время они оба, обнаженные, лежали в постели под одеялом. Крозетти отодвинулся и посмотрел ей в глаза.
– По-моему, прямо сейчас мы не станем читать эти письма, – сказал он.
Она снова поцеловала его.
– Они оставались в неприкосновенности четыреста лет. Еще один час ничего не изменит. Ты, я думаю, слишком устал.
– Слишком устал для чтения текста с экрана, да, но не для этого.
Последовала новая порция этого, после чего он резко спросил ее:
– Теперь ты останешься? В смысле, будешь тут и завтра, и послезавтра…
– Думаю, за эти дни я могу ручаться.
– А дальше? Или мне придется каждый день договариваться с тобой заново?
– Крозетти, пожалуйста, не…
– Ах, Кэролайн, ты меня убиваешь. – Он вздохнул. – Да и сама можешь погибнуть, если будешь продолжать в том же духе.
Он и дальше развивал бы эту тему, но она закрыла его рот поцелуем и прижалась к его бедру давным-давно утраченной шифровальной «решеткой» Ричарда Брейсгедла.
– Это было быстро, – сказал он.
– Да. Быстро и неистово.
– Мне нравится, как твои глаза широко распахиваются, когда ты кончаешь.
– Безошибочный признак. Чтобы запомнить кто.
– Мудро. А теперь, хотя я не против заниматься этим до бесконечности…
– Ты хочешь прочесть письма. Ох, ради бога, зачем ты спрашиваешь? Я и сама хочу.
– Чтобы между нами не было недопонимания. Раз мы оба согласны, давай по очереди сходим в ванную и займемся письмами.
Она быстро поцеловала его и выскользнула из постели. Он подумал: на свете нет ничего лучше, чем смотреть, как пересекает комнату женщина, только что занимавшаяся с тобой любовью. Свет раннего утра играет на ее спине, ее попке… Если бы снять это так, подумал он, чтобы все выглядело как в реальной жизни…
Неожиданно Кэролайн вскрикнула и рухнула на пол.
– Что?
– Они здесь!
На ее лице возникло загнанное выражение лисы, ослепленной фарами, которое он помнил по Нью-Йорку, – животный страх в глазах. Это зрелище снова разбило ему сердце.
– Кто? – спросил он, хотя и сам догадался.
– Один стоит в саду – Сёма. Другие, наверно, поджидают перед отелем. Ох, господи, что же нам делать?
– Одевайся! И держись подальше от окна!
Она, словно ящерица, юркнула в ванную, а Крозетти встал и подошел к окну голый, потягиваясь и почесывая живот, как человек, который только что проснулся и ничего не опасается. В саду действительно стоял мужчина: широкоплечий, в черном кожаном пальто до колен и вязаной шапочке. Он поднял взгляд, скользнул им по Крозетти и отвел глаза. Значит, если они и в курсе, где он находится вместе с Кэролайн, они не знали его в лицо. Странно; ведь они без труда отследили его тогда, около дома. Если это не другая шайка. Кэролайн что-то говорила о двух соперничающих бандах…
Однако сейчас некогда думать об этом. Он оделся, выдернул телефонный шнур из розетки, вставил в телефон адаптер для английских систем, подсоединил его к компьютеру, сжал и зашифровал материалы Брейсгедла и набрал номер своего электронного почтового ящик. Он давно отвык от выхода в Интернет через модем, но эта связь, конечно, по-прежнему работала. Казалось, прошла целая вечность, пока все загрузилось (на самом деле пять минут), и по окончании он запустил программу очистки жесткого диска. Стер шифрованные письма, ключ, Библию и версию исходного текста. Подняв взгляд, он увидел Кэролайн в дверном проеме ванной.
– Что ты делаешь? – громко прошептала она.
– Защищаю наши секреты. Забавно. Я видел столько фильмов, где возникали подобные ситуации, что сейчас будто действую по сценарию. Парень с девушкой бегут от плохих парней…
– Ох, черт побери, Крозетти, это не какое-то там кино! Если они схватят нас, то будут пытать, пока мы сами не расскажем все секреты. Они возьмут паяльную лампу…
– Такого нет в сценарии, Кэролайн. Выкинь это из головы.
Он снова повернулся к компьютеру, проработал еще несколько минут, потом выключил его и убрал в специальный футляр.
– Теперь нужно упаковать тебя. – Он вывалил на пол содержимое своей дорожной сумки. – Надеюсь, ты достаточно гибкая, чтобы втиснуться сюда.
Она сумела, но едва-едва. Крозетти знал, что когда такой трюк проделывают в кино, то на самом деле герой несет в сумке манекен из пенопласта. Выяснилось, что в реальности тащить женщину в сумке по лестнице гораздо труднее, чем ему представлялось. Он покрылся потом и тяжело дышал, когда добрался до вестибюля.
Бегло оглядевшись, Крозетти заметил еще двоих. Он старался не таращиться на них, но боковым зрением отметил, что они в кожанках, крупные и решительные. Подойдя к стойке, он вручил клерку заранее заготовленную записку:
Пожалуйста, не называйте моего имени. Я хочу избежать встречи с людьми, которые ищут меня. Спасибо.
В записку он вложил двадцатифунтовую банкноту. Клерк, молодой азиат, встретился с ним взглядом, кивнул, в молчании совершил все необходимые формальности и в конце лишь сказал:
– До свидания, сэр. Всегда рады вам.
Крозетти открыл сумку, достал оттуда плащ, кашне и шляпу, которые втиснул поверх Кэролайн, и надел их на виду у бандитов, скользнувших по нему взглядами безо всякого интереса. Гангстеры смотрели на главную лестницу и аварийный выход в другом конце вестибюля. Он подхватил сумку и прямо мимо них вышел на улицу. Там уже ждал «мерседес», заказанный по Интернету, а позади него – «даймлер». Прислонившись к «даймлеру», курил еще один головорез. Водитель «мерседеса», сикх в белом тюрбане, помог Крозетти загрузить сумку в багажник. Крозетти уселся и велел ехать в ближайший универсальный магазин. Водитель привез его на Темпл-сквер, где находилась целая галерея магазинов, живо напомнивших Крозетти маленькие американские городки. Это вызвало у него ощущение смутной печали.
Вернувшись с покупками к автомобилю, он попросил водителя открыть багажник. Кэролайн со стонами вылезла оттуда, и он помог ей устроиться на заднем сиденье. От нее пахло сыростью, брезентом и нестираной одеждой. Когда автомобиль тронулся, Крозетти вручил ей сумку с покупками. Она принялась рыться в ней.
– Ты всегда покупаешь мне одежду, Крозетти. И нижнее белье. Это, наверно, возбуждает.
– Просто люблю чистоту. Это мой недостаток. Ну, как тебе?
– Отвратительно. Я буду похожа на старлетку или неумелую шлюху. И что это за парик в стиле Долли Партон.[91]91
Долли Партой (р. 1946) – американская кантри-певица и киноактриса. (Прим. ред.)
[Закрыть] Я думала, надо стать незаметной.
– Вот ты и станешь незаметной, поскольку обычно носишь черное и волосы у тебя темные. Одевайся.
Она заворчала, но послушалась – натянула сиреневый свитер, обтягивающие желтые джинсы, белую парку большого размера с воротником из искусственного меха и ботинки.
– Все подходит, – заметила она. – Я поражена. А это что такое?
– Косметика. Ну-ка, посиди спокойно.
Пока автомобиль ровно мчался по шоссе, Крозетти нанес на лицо Кэролайн тональный крем, густо подрисовал фиолетовым глаза, а губы подвел темно-красным. После чего продемонстрировал ей, как она выглядит, в маленьком зеркальце (зеркальце он тоже купил).
– Эй, морячок, не хочешь поразвлечься? – спросила она, глядя на свое изображение. – Крозетти, где, черт побери, ты этому научился?
– У меня три старшие сестры, и я принимал участие во многих очень, очень малобюджетных фильмах. И не благодари меня. Перед вылетом Мишкин дал мне карточку «Американ-экспресс».
– И куда мы направимся с мишкинской карточкой «Американ-экспресс»?
– В Касабланку. Мы направимся в Касабланку… на воды. Я тебя приглашаю. Нужно отсидеться, пока все уляжется. Будем изучать шифрованные письма Брейсгедла и вычислять, куда они приведут нас. Если приведут куда-нибудь.
– А если в аэропорту у них тоже свои люди?
– Маловероятно. Мы скрываемся не от правительства или Джеймса Бонда. Это шайка местных гангстеров. В данный момент они, скорее всего, уже ворвались в нашу комнату, увидели груду одежды, книг и осознали, что их провели. Они поймут, что мы поехали в аэропорт, потому что видели, как я садился в лимузин аэропорта. Они пустятся в погоню, да, но мы выкарабкаемся.
Она вздохнула, откинулась на мягкую кожу сиденья и закрыла глаза. Он взял ее за руку – теплую и влажную, как у ребенка, – и тоже закрыл глаза. Машина мчалась на юг.
Шестое шифрованное письмо (фрагмент 4)
…вытащил из своего шкафа рукопись, говоря, ты должен сжечь это. Я почти донес ее до огня, но под конец не смог, не знаю почему, это было для меня все равно что убить ребенка. Ведь я любил его и понимал, что он очень любит эту пьесу. Но словами я выразить этого не мог, просто чувствовал сердцем. Вместо этого я сказал, может, лучше спрятать ее как доказательство подлого заговора. Он долго смотрел на огонь в молчании и пил, а потом говорит, это мысль, мой Дик, счастливая мысль. Мы не сожжем ее, мы ее утопим, кто знает, может, она всплывет из воды в грядущие времена, когда люди будут смотреть на эти события другими глазами. Потом он смеется и говорит, думаю, только эта бедная несыгранная пьеса и останется от Уилла на века, вот умора. Нет, говорю я, потому что толпы ломятся на ваши пьесы, потому что вы лучше всех создаете комедии. На это он состроил гримасу, словно проглотил кусок гнилой рыбы, и говорит, о чем ты болтаешь, Дик. Какие пьесы. В прошлый вторник они подняли крик, подавай нам что-нибудь новенькое, это мы уже видели. Плевое дело, разжечь любопытство мелкого люда. Другое дело создать вещь, полную воздуха и теней. Нет, если человек хочет жить после того, как его кости сгниют в земле, он должен из своих мозгов вытянуть что-то более весомое, эпическую поэму или историческую драму. Или из своего семени произвести на свет сына. У меня нет исторических пьес, эпических только две, и те слабые. Имей я земли и богатство, я, может, стал бы вторым Сидни или Спенсером, но с самой юности я должен был зарабатывать и зарабатывать. Когда карандашом работаешь только ради денег, получается Ничто. А мой сын мертв.
Больше той ночью мы об этом не говорили. Позже мы отправились в Уорвикшир, путь был нелегкий из-за зимы, все измучились, но прибыли в Стратфорд 18 февраля. Пошли в некоторое место и в безопасности спрятали там пьесу. Где это, я записал шифром, известным только мне и м-ру У. Ш., не этим шифром, мой лорд, а новым, который мы придумали вместе с У. Ш. Он сказал, скроем это в том, что мной написано, и мгновенно написал мне ключ. Здесь указано направление, и любой человек, у которого будет это, а также ключ и умение рассчитывать расстояние, как тут сказано, сможет найти место, где покоится пьеса.
Мой лорд, если вам нужна пьеса о Марии Шотландской, пошлите всего лишь слово, как я во всем должен подчиняться вашим желаниям. Я самый преданный и ничтожный слуга вашего лордства.
Ричард Брейсгедл. Лондон, 22 февраля 1611.
