Текст книги "Моя легендарная девушка"

Автор книги: Майк Гейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Завтра мне исполнится двадцать шесть лет. Впервые в жизни я буду ближе к тридцати годам, чем к двадцати – мне уже официально станет «под тридцать», кроме того, возможно, я еще окажусь будущим отцом. Уже никакой силой воображения меня нельзя будет счесть молодым. Мало этого – вот до чего я докатился: четыре открытки. Две от родственников. Одна от женщины, которую я пытаюсь бросить. И какой-то дерьмовый футболист 70-х годов от Алисы!

Я снова посмотрел на Алисину открытку, чувствуя, как меня постепенно охватывает сильнейшее разочарование. Не может быть, чтобы она именно это имела в виду, когда обещала «нечто особенное». Алисе можно доверять. Она меня не подставит. Что-то случилось, это точно.

Почтальон.

В глубине души я всегда не доверял Британской почтовой службе – с тех самых пор, как они вернули письмо, которое я написал в восемь лет Ноель Эдмонс, под тем предлогом, что я не наклеил на него марку. Сложив два и два, я понял, что мой почтальон либо потерял, либо украл, либо просто забыл про Алисин подарок. Во что бы то ни стало я верну его себе.

Высокий жилистый мужчина лед тридцати пяти стоял в пяти дверях от меня и высыпал в почтовый ящик письма. От одного его вида я пришел в ярость. Весь мир окрасился в красный цвет, и ничего похожего на «адекватное поведение» в нем не осталось. Бросившись к почтальону, я визгливо крикнул: «Эй!»

– Ну, и где он? – спросил я, имитируя безапелляционный тон, каким говорят сыщики по телевизору – ну те, которые пользуются своеобразными методами, но всегда добиваются своего.

Почтальон нервно улыбнулся в ответ:

– Где – что?

– Мой чертов подарок.

Мне показалось, что он хотел бы убежать, но от страха не мог сдвинуться с места.

– Ваш – что?

– Завтра у меня день рождения. Где подарок?

Почтальон явно был в недоумении. Потом на его лице мелькнула догадка, и он лихорадочно пошарил глазами вокруг, выискивая скрытые камеры какой-нибудь телепередачи с приколами. Но ничего не нашел, и в его глазах снова появился ужас.

– Э… С днем рождения.

– На фига мне твои поздравления? Подарок давай.

Я перевел взгляд на его сумку с почтой. Он проследил за моими глазами и прижал сумку к себе.

– Это незаконно, в смысле – вы не имеете права вмешиваться в работу почты. Я позову полицию.

– Да я первый ее позову.

Я уже собирался броситься и вырвать у него сумку, когда рядом с нами остановился красно-бело-синий мопед «Пиццамен Пицца». Мотор ревел с неукротимой силой брауновского фена.

– Подходящий денек, – сказал разносчик пиццы в белом комбинезоне, кивая на мои трусы.

Я тоже посмотрел вниз, потом робко поднял глаза на разносчика. Как просыпающийся лунатик, я вдруг осознал, насколько нелепо вел себя во время этого временного помешательства.

– Слушай, извини, – сказал я почтальону. – Просто один друг должен был мне кое-что прислать. А когда ты мне это не принес, я поторопился с выводами. Извини.

Почтальон просто весь затрясся от смеха.

– Ты только посмотри на себя! – сказал он, качая головой. – Тебе нужно поработать над собой, сынок. Пару раз хорошенько размяться в спортзале – и все это как рукой снимет.

– Да, – поддакнул я ему, – очень смешно.

От смеха у него потекли слезы, он вытер глаза.

– Говори, как тебя зовут, и, если хочешь, я посмотрю в сумке.

– Вильям Келли…

– Камбриа-авеню, дом 64, квартира 3? – спросил разносчик пиццы.

Мы с почтальоном обернулись к нему.

Он объяснил:

– Я остановился, только чтобы спросить дорогу. Тут кругом дома так пронумерованы, что не найдешь ничего. – Он слез с мопеда и протянул мне бланк на дощечке с зажимом. – Распишитесь здесь, пожалуйста.

Я расписался.

Разносчик запустил руку в контейнер на багажнике мопеда и достал большую картонную коробку с пиццей.

– Удачи, парень, – сказал он со смехом, садясь на мопед. – Мне теперь на весь день воспоминаний хватит.

Мы с почтальоном удивленно переглянулись.

– Ну, давай, – сказал он, показывая на коробку.

Я уже собирался ее открыть, как к нам подъехал фургончик «Парсел Форс»[36]36
  Служба доставки почты.


[Закрыть].

– Все нормально, Тоун? – с подозрением спросил водитель. – А то не каждый день увидишь, как ты толкуешь с парнем в трусах и с пиццей в руках в… – он посмотрел на часы, – без пяти двенадцать.

– Все хорошо, – сказал почтальон. – Потом расскажу, когда доберусь до отделения. У парня просто день не выдался. Со всеми бывает.

В надежде как-то замять ситуацию я подошел к фургончику.

– Вилл Келли, – сказал я, протягивая руку. – Прошу прощения.

– Вильям Келли, Камбриа-авеню, 64, квартира 3?

Несмотря на то что подобное совпадение уже начало превращаться в закономерность, мы с почтальоном все-таки удивленно переглянулись, просто по инерции.

– Вам бандероль, – сказал водитель фургончика.

Он вручил мне небольшую обувную коробку, замотанную коричневой липкой лентой, помахал коллеге и уехал.

На некоторое время повисла неопределенная пауза, но ее прервал подкативший фургончик «Интерфлоры»[37]37
  Служба доставки цветов.


[Закрыть]. Водитель даже не стал выходить.

– Вильям Келли, Камбриа-авеню, 64, квартира 3?

– Да, – осторожно сказал я.

– Так я и думал. – Он протянул мне свою дощечку с бланком, я расписался. – У меня тут для вас вот это. – Он забрал у меня дощечку, вручил взамен большой букет лилий и уехал.

– Мне, пожалуй, пора, – сказал почтальон.

Я протянул руку.

– Ну, что я могу сказать?

– Да ладно, все нормально, – сказал он, пожимая мне руку. – Я сегодня в пабе парням это так расскажу – закачаются. – Он повернулся и медленно пошел вниз по улице. – С днем рождения!

12:13

Алиса превзошла саму себя.

Она перевернула мои представления о днях рождения, превратив эту тягомотину в торжество счастья, в беззаботный карнавал, в событие, которое я запомню на всю жизнь.

ПИЦЦА

Двойная порция сыра, ананас, грибы, перчики, рыбные палочки и зеленый горошек. Это наш собственный рецепт – Пицца для Брошенных. Мы с Алисой придумали его, когда я навещал ее в Бристоле недели через две после разрыва с Агги. Я не хотел ехать, утверждал, что теперь намерен отрастить бороду и в обозримом будущем избегать общения с людьми. Но она была непреклонна и в конце-концов сказала, что, если я не появлюсь сам, она приедет в Ноттингем на машине и заберет меня силой. (Мои колебания мне самому представляются довольно странными, особенно в свете того факта, что в конце-концов я спал у них с Брюсом в гостиной на диване «Футон»[38]38
  Модель дивана в японском стиле.


[Закрыть] целых две недели и вообще с трудом уехал.) В первый же вечер она спросила, что я буду есть, а я сказал, что есть я не буду, потому что мне слишком грустно. (На мое счастье, Брюса не было дома, поэтому я мог ныть сколько угодно.) После того как она мне пригрозила хорошенько, я сдался и потребовал пиццу. Она полистала «Желтые страницы», нашла раздел, где были указаны пиццерии, которые доставляли пиццу на дом.

«Луиджи’з» – дом истинной пиццы. Специальное предложение от Луиджи: две маленькие пиццы – шесть любых начинок, чесночный хлеб и два напитка – 7,99 фунтов. Если доставка займет больше тридцати минут – БЕСПЛАТНО!

Мы позвонили, переключив телефон на громкую связь.

– Специальное предложение от Луиджи, пожалуйста, – сказала Алиса.

– Какие начинки вы предпочитаете? – спросил определенно неитальянский, но подозрительно юный голос.

Алиса обернулась ко мне, в ее нахмуренных бровях я ясно прочитал знак вопроса.

Мы стали по очереди предлагать свои варианты. Я был гость, поэтому первый ход сделал я:

– Двойную порцию сыра.

– Ананас.

– Перчики. Только не зелёные.

– Грибы.

– Рыбные палочки.

– И зеленый горошек, – изящно завершила композицию Алиса.

Мне казалось, я рассмеялся впервые за много лет (на самом деле впервые за две недели). На мгновение Агги перестала существовать.

Мини-Луиджи попытался возразить, что мы можем выбирать только из тех начинок, которые значатся в списке. Алиса сообщила ему, что в объявлении этого не говорится, и, если они откажутся выполнить наш заказ, она готова подать на них в суд за недобросовестную рекламу, потому что она не только адвокат, она – адвокат, у которого был очень тяжелый день.

Сорок одну минуту спустя (положив трубку, мы тут же запустили Алисин секундомер) прибыла наша бесплатная пицца.

Расположившись на диване с кусочком пиццы в одной руке и стаканом колы в другой, мы повернулись друг к другу, как будто оба почувствовали, что ситуация требует какого-нибудь торжественного тоста.

Алиса подняла свой стакан:

– Да будет вечно едина мацарелла всех наших будущих пицц.

Я глотнул колы, потому что у меня неожиданно пересохло в горле, и поднял свой стакан. Глоток – и вот я тоже готов произнести речь:

– Да будет так.

Когда от моей пиццы остались только крошки, кусочки рыбных палочек и несколько горошин, которым удалось ускользнуть из пучины двойной порции сыра, я открыл обувную коробку.

ОБУВНАЯ КОРОБКА

Внутри был пухлый конверт и двадцать пачек «Мальборо Лайтс» из дьюти-фри[39]39
  Беспошлинные магазины в аэропортах.


[Закрыть]. При мысли о том, что я нахожусь в непосредственной близости к такому количеству сигарет, кровь ударила мне в голову. Алиса как никто заботилась о своем здоровье. Она бегала по утрам, не ела мяса с семнадцати лет и даже знала свой уровень холестерина. (Низкий. Очень низкий.) Она не только не курила, она была самой ярой противницей курения, каких я когда-либо видел, и всё-таки она любила меня настолько, что готова была потворствовать мне в моей так называемой вредной привычке в размере четырех сотен сигарет. Этот акт человеколюбия вывел Алису далеко за рамки просто лучшей подруги. Она превзошла все описания клевости. Она была на высоте. Она была недосягаема.

Я расставил сигареты на подоконнике, чтобы можно было любоваться ими из любого конца комнаты, и вскрыл конверт. К этому времени Алиса уже довела меня до такого воодушевления, что я почти ожидал найти в конверте пачку пятифунтовых банкнот с запиской: «Мы с Брюсом отложили для бедных. Но у нас нет знакомых бедняков, так что мы отдаем это тебе!» К сожалению, денег в конверте не оказалось, там была только цветная фотография какого-то осла, несколько листов бумаги, скрепленных степлером, и письмо следующего содержания:

Уважаемый Вильям Келли!

Вы стали спонсором ослика Сэнди.

Сэнди, осел двадцати двух лет, был обнаружен представителем Королевского Общества Защиты Животных в июле в сарае в Южном Уэльсе, он страдал от недостаточного ухода, недоедания и был слеп на один глаз. После спасения, он был направлен в Южно-Девонский Ослиный Заповедник, где о нем заботятся и кормят вдоволь, так что он теперь совсем здоров.

Сейчас Сэнди чувствует себя значительно лучше и сможет доживать свои дни на вольных полях Заповедника.

Благодаря Вашей поддержке мы сможем еще 12 месяцев кормить Сэнди и предоставлять ему кров.

К письму прилагаются бумаги, удостоверяющие ваше пожертвование, и специальный сертификат. Мы ценим ваш поступок, поэтому ваше имя будет помещено на табличке у стойла Сэнди на 12 месяцев.

С благодарностью,

Кэрол А. Флинт

Директор Южно-Девонского Ослиного Заповедника.

Просто не верилось, что где-то в Девоне есть осел, носящий мое имя. Я приклеил фотографию Сэнди блу-таком[40]40
  Синяя пластичная масса, вроде пластилина, но не жирная.


[Закрыть] к дверце шкафа и внимательно ее рассмотрел. Считается, что ослы – самые несчастные создания на свете, но Алиса умудрилась найти мне осла, довольного жизнью. Его здоровый глаз поблескивал, хотя, возможно, это был отблеск фотовспышки, и на морде у него проступало такое выражение, как будто он довольно ухмылялся. Осел выглядел вполне здоровым, его светло-коричневая шкура лоснилась, и, насколько я мог судить по картинке, полей вокруг было достаточно, так что ему найдется где побродить. Сэнди был просто замечательный. Даже лучше, чем сигареты. Может быть, это всего лишь одноглазый осел, но это МОЙ одноглазый осел, и только это имело значение. Я просмотрел бумаги Сэнди и обнаружил, что ему особенно нравится морковка. Поскольку я теперь отвечал за благосостояние Сэнди, я решил, что его день рождения будет праздноваться в один день с моим, и взял себе на заметку послать ему на пять фунтов морковки в качестве подарка, пусть и с опозданием. Эта мысль вызвала к жизни следующее видение:

Вот я впервые приехал навестить Сэнди. Он топчется в небольшом загоне вместе со своими друзьями ослами. Увидев меня, он трусит к забору. Я наклоняюсь, чтобы достать из пакета его именинные морковки, и замечаю, что рядом со мной стоит маленькая девочка. Я протягиваю ей морковку и беру на руки, чтобы она покормила Сэнди. Она улыбается мне и говорит: «Спасибо, папа».

Я изо всех сил потряс головой в надежде, что этот образ вылетит у меня из головы и закатится подальше под диван. Успокоившись, я глубоко вздохнул и занялся цветами.

ДЕСЯТЬ БЕЛЫХ ЛИЛИЙ

Это были великолепные лилии. Но ещё лучше была записка, приложенная к ним:

Дорогой Вилл!

Десять лет скулежа, сарказма, туалетного юмора, цинизма и мизантропии. Пусть же они преумножатся!

С любовью,

Алиса.

Саймон знает меня дольше всех моих друзей, но он до сих пор точно не помнит, когда у меня день рождения. Только Алиса способна на такое: цветы, осел, сигареты и пицца – она безошибочно угадала, что именно может мне понравиться, и все это почти одновременно доставлено мне прямо в руки. Я задумался, за какие свершения она была мне послана, и через несколько минут размышлений понял, что ровным счетом ничего не сделал, чтобы заслужить такое счастье. Для ее появления в моей жизни не было никакой причины. Она была со мной несмотря на то, каков я есть. Значит, таким, как я, тоже иногда везет.

Я нашел в доме единственный предмет, который хотя бы приблизительно мог сойти за вазу – электрический чайник, – и поставил в него цветы. Потом забрался в кровать и взял телефон, чтобы со всеми удобствами позвонить Алисе и поблагодарить ее за подарки. Я набрал ее номер, но сработал автоответчик, так что я просто оставил ей сообщение, чтобы она перезвонила мне как можно скорее, потому что она замечательная.

Я еще раз окинул взглядом комнату – сигареты, цветы, осла – и постарался представить, как бы сложилась моя жизнь без Алисы. Был бы я сейчас небритым бродягой, орал бы неразборчивую ругань вслед детям и девушкам и пытался бы выпросить милостыню на следующую банку консервов. То, что она всегда была готова меня выслушать, очень укрепляло мою жизнь, особенно в тяжелые времена – например, когда Агги меня бросила и от моего самоуважения практически ничего не осталось. Именно Алиса возродила меня. Она собирала меня по кирпичику, пока я снова не стал самим собой – саркастичным и жалким мизантропом. Она провела немало реставрационных работ над моей избитой, израненной и окровавленной психикой, но благодаря одной вещи я в конце концов действительно почувствовал, что и без Агги можно жить.

Алиса написала мне письмо.

Оно пришло на следующий день после того, как я рассказал ей, что меня бросила Агги. Оно прибыло в небесно-голубом конверте, мой отец положил его мне на кровать, а я лежал, притворяясь, что сплю, чтобы он не спросил ненароком, как у меня дела, – я не хотел, чтобы отец увидел, как его двадцатитрехлетний сын рыдает, словно младенец, и говорит, что хочет умереть.

Письмо лежало в папке в чемодане. Я его достал. Это было мое самое главное сокровище. Я перечитывал его каждый раз, когда просыпался в дрянном настроении и не мог понять, имеет ли жизнь хоть какой-то смысл.

Бумага на сгибах поистрепалась. Я аккуратно расправил письмо и перечитал, хотя знал в нем каждое слово не хуже, чем саму Алису. Письмо идеально воспроизводило ритм и манеру ее речи. Мне казалось, что Алиса рядом.

Вилл!

В «Жизнь прекрасна» Франка Капры в конце есть момент, когда семьи приносят деньги, чтобы спасти «Строительно-кредитную компанию Бейли», этот кусочек меня трогает каждый раз, как я его смотрю. Наверное, из-за того, как именно его брат говорит: «За Джорджа Бейли – самого богатого человека в городе». Я это все тебе рассказываю, потому что это похоже на те чувства, которые я к тебе испытываю. Знаешь, ты – самый богатый человек в городе. Мне еще много чего хочется тебе сказать, но я не буду, не хочу, чтобы у тебя голова распухла.

Алиса.

PS. Я всегда считала, что Агги – безмозглая сучка с завышенным самомнением, которая не понимает, как ей повезло. Теперь она это доказала!

Последний пассаж в Алисином письме меня всегда особенно занимал. Прежде, до нашего разрыва, Алиса так удачно изображала дружелюбие в присутствии Агги, что я был уверен, будто они вот-вот станут лучшими подругами. Самое странное – я так и не выяснил, что же Агги думает об Алисе: стоило мне упомянуть о ней – она меняла тему разговора. Я притворился, что все понимаю, и оставил ее в покое, списав эту странность на «женские штучки».

Алиса, Алиса и только Алиса занимала мои мысли, как вдруг до меня дошло, что у меня сейчас, наверное, самый замечательный день рождения за всю жизнь.

И тогда зазвонил телефон.

13:33

Мы с Саймоном дружили с давних пор, еще до школы. В первый день, когда нас привели в детский сад, он попытался стянуть пакет томатных чипсов из моего ранца, воспользовавшись тем, что я был по уши увлечен игрой в «Ската» в миске с водой со Стивеном Фоулером. Но что-то – наверное, шестое чувство – заставило меня обернуться и взглянуть на свой ранец как раз в то мгновение, когда Саймон запустил туда свои жадные пальцы. Вихрем помчался я через комнату, выхватил у него чипсы и дал ему в зубы. Миссис Грин не очень понравился устроенный мной самосуд, но в дальнейшем никаких проблем не было. Потому что с того самого момента мы с Саймоном стали лучшими друзьями.

Сейчас, двадцать с чем-то лет спустя, Саймона значительно больше занимала его последняя группа – «Левый берег», где он пел и играл на гитаре, чем женщины или даже томатные чипсы. Он жил музыкой. Он как-то сказал, что, если бы ему пришлось выбирать между музыкой и женщинами, он бы скорее кастрировал себя одноразовой бритвой, чем оставил гитару. Если верить ему, то их триумф и слава – как он сам выразился, «большой бум» – это вопрос времени. Меня это позабавило, и в то же время мне стало за него немного стыдно. Он был совершенно серьезен и смог выговорить свой «большой бум» без тени иронии в голосе.

Так вот, в то время, пока я проводил юность перед телевизором, за книгами и в кино, Саймон (по крайней мере, с того дня, как увидел в «Тор of the Pops»[41]41
  Модный глянцевый журнал.


[Закрыть] «Дюран Дюран»[42]42
  Музыкальная группа, популярная в 70–80 годы XX века.


[Закрыть], которые демонстрировали на себе такое количество косметики, что «Макс Фактор»[43]43
  Косметическая фирма.


[Закрыть] бы позавидовал) изучал и воспроизводил одну за другой всех эксцентричных и невротических личностей рок-н-рольного извода. Когда он доучивался последний год в мужской средней школе Бичвуд, он завел себе привычку всегда ходить с наушником в одном ухе, даже когда был без карманного радио, к которому этот наушник изначально прилагался, потому что так было похоже, что в ухе у него слуховой аппарат, которым щеголял в то время его любимый Моррисси[44]44
  Солист группы «Smith».


[Закрыть]. В шестом классе он открыл для себя реггей и буквально на следующее утро уже поминал Джа через каждые полслова. Через неделю он всякого человека, облеченного властью – а особенно учителей шестых классов, – называл «вавилонянином». Он знал, что многие его считают чокнутым, но знал и то, что те же самые люди, особенно девушки, считают его прикольным, хоть и «не от мира сего». Это было частью его большого плана. Однажды журналист из ка-кого-нибудь музыкального журнала спросит его о школьных годах, и тогда Саймон помолчит немного, затянется «Силк Кат»[45]45
  Марка сигарет.


[Закрыть] и скажет:

– Я всегда чувствовал себя изгоем.

Он знал о музыке все, но именно поэтому у его группы не было никаких шансов. Музыка «Левого берега» была скучна, надоедлива и заслуживала уважения только за старательность. Саймон так глубоко увяз в истории рок-н-ролла, что совсем не мог от нее абстрагироваться. Ему недостаточно было написать хорошую песню, он хотел (да что там – ему было просто необходимо) написать что-то «классическое», чтобы впечатлить всех музыкальных идолов, что постоянно жили в его сознании. Придумать такие слова, чтобы Боб Дилан в свой доэлектрический период заинтересованно приподнял бровь, такую мелодию, чтобы Джон Леннон в гробу начал каблуком постукивать в такт, и такое забабахать на сцене, чтобы Джимми Хенрикса, с его соло на гитаре зубами, просто с ног сбило. И в качестве поклонниц ему требовались битломанки, никак не меньше. Но я был твердо убежден – левоберегомания никогда не станет словом, хорошо знакомым широкому потребителю музыкальной продукции, и точно не попадет в Оксфордский словарь английского языка. Само название его группы было ужасное, оно наводило на мысль о беретах, джазе пятидесятых, сигаретах без фильтра, поэзии битников и пьянчугах, рассуждающих о Сартре, ни страницы из него не прочитав. (Кстати, Саймон Сартра не читал, я – читал, но умнее от этого не стал.) Эту нелепую кличку навесила на них Тамми, девушка Саймона и будущая Йоко Оно. Она была на три года его младше и совсем не походила на девушек, которые ему нравились. Он всегда заявлял, что «любит хор-рошую задницу», а она была худая как щепка, и задница у нее была, как у комара.

Мы с Тамми возненавидели друг друга буквально с первого взгляда, но держались в рамках приличия, потому что у нас было нечто общее – Саймон. И хотя мы с ним довольно открыто обсуждали и критиковали друг друга, у нас было негласное правило – я ничего не говорил про его девушку, а он молчал про мою. Даже после того, как мы с Агги расстались, он понимал, что только мне позволено ругать ее на все лады, а если он вздумает присоединиться ко мне, я должен буду набить ему морду, чего бы мне это ни стоило.

Когда Саймон зашел ко мне на следующий день после того, как Агги меня бросила, он понятия не имел, что произошло. Да если бы и знал – что бы он мог сделать? Лишь оставить меня наедине с моими мыслями и дать послушать свой любимый альбом Леонарда Коэна. Чтобы принести утешение, ему понадобилось бы умение слушать, но Саймон всегда предпочитал говорить сам. Умение готовить тоже пригодилось бы. Но главное, чего ему не хватало для того, чтобы удачно выступать в роли «утешительницы», так это отвлекающей внимание груди, на которой можно было бы прикорнуть, к которой можно было бы прижаться или просто восхищаться ею издали. Мне нужна была Алиса, но она по-прежнему была в Бристоле. Когда Саймон спросил, где Агги, я соврал, что она уехала навестить кузину в Вулверхэмптон. Рано или поздно он узнает правду. Иначе и быть не могло. Я только не хотел при этом присутствовать.

Взяв послушать свежекупленный мною диск Элвиса («That’s The Way It Is»), который я приобрел специально, чтобы немного себя подбодрить, и собравшись уходить, он спросил, что Агги подарила мне на день рождения. Только тогда я вспомнил, что меня так насторожило, когда мы встретились у обувного отдела, – у нее не было с собой подарка. Как тот голландский мальчик, что пальцем закрывал дырку в дамбе, я попытался сдержать поднимающуюся волну слез, но они неумолимо надвигались. Наконец я уже больше не мог этого выносить, я испустил несколько всхлипов, исполненных животной боли, тонких и жалобных, и, не успев даже напомнить самому себе о гордости, отчаянно разрыдался. Громко хлюпая носом, я попытался произнести что-то членораздельное, но только бессильно открывал и закрывал рот.

– Хрр-хлюп она хрр-хрр-хлюп-хлюп меня-а хлюп-хлюп бро-о-о-сила-а-а-а!

Саймон беспомощно оглядел комнату в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне пережить эту душевную боль. Потерпев сокрушительную неудачу в своих поисках, он глубоко вздохнул, твердо положил мне руку на плечо и сказал:

– Все будет хорошо, парень.

Весь в слезах и соплях, согнувшись пополам от душивших меня рыданий, я кивнул ему в знак согласия и сказал, что сейчас успокоюсь, и предложил пойти куда-нибудь вместе выпить. Выпить нам так и не случилось, потому что в этот день он репетировал со своей группой. И когда две-три недели спустя я увидел его снова, мне захотелось поблагодарить его за то, что он был со мной в ту трудную минуту, но все же в большей степени мне хотелось забыть об этом.

– Ты пропустил офигительный отрыв, – пророкотал Саймон в трубку, имея в виду свое вчерашнее выступление. – Наши дела идут в гору.

Так оно и было. На этой неделе «Мелоди Мейкер»[46]46
  Музыкальный журнал.


[Закрыть] очень благосклонно отозвался о последнем выступлении «Левого берега» в Лондоне. Саймон увеличил статью на ксероксе своего отца до формата АЗ, подчеркнув синим фломастером выражения типа «керосиновый драйв», «великолепное лекарство от постмодернистской тоски» и мое любимое, там его песни называли «продуктом, сработанным по эргономичному рецепту, идеально подходящему для тех, кто хочет, чтобы его музыка тютелька в тютельку соответствовала концу двадцатого века». Но еще хуже было то, что «Левый берег» уже подписал контракт на запись альбома. В прошлом году их нашла какая-то фирма «Айкон», дочерняя компания «ЕМ1». С первого же аванса Саймон смог купить новую гитару, и теперь ему было не нужно пособие по безработице. Когда он сообщил об этом на бирже труда, там чуть не умерли от радости.

– Вряд ли это твоя главная новость, – недоверчиво сказал я. – Выкладывай, что у тебя там.

Саймон уклончиво кашлянул.

– Слушай, забудь, ладно? Сам не знаю, что на меня нашло. Ничего серьезного. Просто забудь.

Я так и сделал, потому что именно этого Саймон желал меньше всего. Если ему хотелось поиграть, я, как минимум, мог изобразить равнодушие, чтобы его позлить.

– Ну, и как дела? – спросил я, хотя не особенно хотел это знать. Я сейчас был не в настроении выслушивать Саймона, вернее, не в настроении выслушивать, что на этой неделе дела у него шли великолепно.

– Потрясно. Просто круто, – радостно заявил Саймон. – Ты ведь знаешь, что мы последние пару месяцев записывали в Лондоне пробный материал? Так вот, мы закончили. Еще немного подчистить – и наш первый сингл можно будет выпускать в люди. Я поговорил с нашей пиарщицей на прошлой неделе, она сказала, мы произведем большой шум в индустрии. А одна женщина из «Гардиан»[47]47
  Глянцевый модный журнал.


[Закрыть], может быть, про нас репортаж напишет. Класс.

– Ага, – сказал я, старательно, но совсем неправдоподобно изображая искренность. До этого самого контракта Саймон был моим единственным утешением, когда меня посещало чувство вины за то, что я Так Ничего и Не Добился в Жизни. Бездельничая в Манчестере на пособие, я подбадривал себя мыслью, что, может быть, я и не совершаю ничего конструктивного, но зато я – не он, я не растрачиваю себя на такую безнадежную вещь, как музыкальная группа. Больше всего нас угнетает успех наших друзей. Да уж. Я чувствовал себя обманутым в лучших чувствах. У меня значительно больше талантов, чем у Саймона. Я просто пока не знал, в какой области меня ждет неминуемый успех, и в моей теперешней инкарнации, будучи школьным преподавателем английского и литературы, у меня не было никаких шансов это выяснить.

– Как у вас с Тамми, все хорошо? – спросил я.

– Лучше не бывает, сын мой.

Он лгал. Тони, ударник «Левого берега» и самый отъявленный пьяница во всем Западном Бредфорде, рассказал мне, прихлебывая очередной двойной виски в «Королевском дубе», что вот уже пару недель Саймон и Тамми ругаются с ужасающей регулярностью, и дело часто доходит до драки.

– А, – сказал я просто, но не совсем просто.

– Что – а? – холодно спросил Саймон, его это заинтриговало.

– Начало алфавита, насколько я помню.

Больше от меня ничего не требовалось. Я сделал свое дело. Более того, теперь, когда он уже не был так преисполнен самодовольства, я разрешил ему сменить тему разговора.

– Как дела в школе? – поинтересовался Саймон. – Так странно звучит. Будто ты опять в Бичвуде.

– Здорово, – соврал я. Я собирался переплюнуть его в нашем соревновании – у кого лучше идут дела. – Классная школа. Дети думают, что я прикольный, потому что у меня кроссовки «Найк». И Лондон совсем не так плох, как его малюют, тут столько всего происходит. Я так занят, что еще ни разу не возвращался домой раньше полуночи.

– Звучит неплохо, – согласился Саймон. – Если так пойдет и дальше, мы с группой скоро поедем в вашу сторону. Я так часто бывал там за последние шесть месяцев, с концертами и записями, что для меня это уже почти дом родной. – Он помедлил, как будто взвешивая какую-то мысль. – А как тебе квартира?

– Да ничего, – ответил я, недоумевая, к чему он ведет.

Саймон коварно молчал, и это было странно. Может быть, он хочет, чтобы я еще раз поблагодарил его за то, что он помог мне найти крышу над головой?

– Не забудь еще раз передать от меня Тамми спасибо за то, что она нашла мне квартиру, – сказал я. – Это необыкновенно мило с ее стороны.

– Да, верно, – рассеянно подтвердил Саймон. Потом опять помолчал. – Джордж Майкл[48]48
  Певец и музыкант, лидер группы «Wham».


[Закрыть] подписал свой первый контракт с «Иннервижн» в кафе на Холловей-роуд, совсем недалеко от тебя. Мне всегда хотелось сходить туда, посмотреть, не витает ли там дух «Wham» начала восьмидесятых, но так и не собрался. – Он опять замолчал, порядком сконфуженный, и выпалил отвлекающий вопрос, чтобы выиграть очко, которое потерял из-за моего предыдущего удачного хода. – Ну что, нашел себе кого-нибудь?

Каким бы образом ни обстояло дело в действительности, я бы сотворил себе идеальную женщину в мгновение ока, только бы лишить его возможности удовлетворенно хмыкнуть про себя. Но по воле судьбы мне даже не пришлось сильно грешить против правды, оставалось только слегка ее подкорректировать.

– Я тут встречался с одной, ее зовут Мартина. Обалденная. Просто класс. Мы познакомились в клубе «Бар румба», в Вест Энде. Это одна из причин, почему я так занят. Я с ней на этой неделе каждый вечер виделся. Вообще-то, она скоро сюда придет.

Я знал о существовании клуба под названием «Бар румба» только потому, что Агги однажды предложила доехать до Лондона на машине – специально, чтобы сходить туда, а я сказал, что не вижу ничего в этом интересного, а она сказала, что тогда она поедет одна, а я сказал «ну и пожалуйста», на что она сказала «ну и ладно», но в конце концов она все-таки не поехала.

– Хорошая новость, – поддержал Саймон. – Я рад, что у тебя снова все хорошо.

– А что?

– Ну, так просто.

Он имел в виду Агги.

– А, ты имеешь в виду Агги? – спросил я.

– Ну да, только я не хотел ее упоминать, – замялся он. – Я знаю, ты до сих пор очень переживаешь.

– Я не переживаю, – возразил я. – Агги?

Легко отделался, вот что я скажу.

– Ну же, Вилл, – нетерпеливо вздохнул Саймон, – ты же не серьезно.

– Да нет, совершенно серьезно, – ответил я. – Она просто помешалась на тотальном контроле. Нет, приятель, я правда легко отделался. Вот Мартина – это определенно мой тип. Милая такая, приземленная и очень красивая.

Так я еще некоторое время вешал ему лапшу на угли, втаптывая Агги в грязь и яркими красками расписывая добродетели Мартины, и в конце концов это начало казаться мне если не Истиной, то по крайней мере правдой. С тех пор, как мы с Агги расстались, прошло три года, для нормального человека в моем возрасте – целая жизнь. Она просто была одним из воспоминаний, да что там, она вполне могла быть и плодом моего воображения – мне было все равно. Мартина же, напротив, была совершенно реальна. Настоящая, очень привлекательная, и, что самое главное, мне не нужно было из кожи вон лезть, стараясь ей угодить, потому что я нравился ей такой, какой есть.