Текст книги "В поисках истины"
Автор книги: Матвей Медведев
Соавторы: Сергей Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Занимался их хищением, причем прямо с производства, Сергей Порохов, кочегар Ленинградской фабрики металлической и пластмассовой галантереи.
Сам Порохов подробно объяснил следственным органам, каким образом он встал на преступный путь.
Деликатно покашливая в кулак, он рассказывал:
– Однажды я попал со своим приятелем на фабрику металлической и пластмассовой галантереи. Приятель пошел куда-то по делам, а я остался ждать на дворе. Неподалеку стояла бочка для отходов. От нечего делать я подошел к ней, заглянул в нее и увидел, что там полно шпилек-«невидимок». Вскоре вернулся приятель. Он был не один, а со своим знакомым – кочегаром Акимовым. Как радушный хозяин Акимов пригласил нас к себе в котельную. Мы пошли. Акимов выставил угощение – бутылку водки, несколько плавленых сырков, кусок колбасы. Я спросил у Акимова про бочку с отходами, поинтересовался, почему в ней так много вполне пригодных для использования шпилек. Он сказал, что их действительно выбрасывают без разбора. Среди плохих много и хороших, таких, которые умелый человек может пустить в дело.
Выпили. Закусили. Мысль о шпильках уже крепко засела мне в голову, и я не в силах был от нее отвязаться. Я сказал Акимову, что в Анапе, куда мы каждое лето ездим с женой и дочкой отдыхать, шпильки в дефиците. Я это знал, потому что Зоя, помню, как-то жаловалась, что ей нечем закалывать волосы. Потом намекнул тому же Акимову, что неплохо было бы повезти туда шпильки с их фабрики, хотя бы те, что выбрасываются в отходы. Если их продавать, то немалые деньги можно выручить. Акимов с приятелем поддержали меня.
С разрешения Акимова я набрал целый пакет шпилек – для пробы. Привез их в Анапу и на досуге стал приводить в порядок – очищать от ржавчины, выпрямлять. Жена, глядя на мое занятие, ворчала: «Что ты привез какую-то дрянь – только грязь в комнате разводишь!» – «А вот что ты станешь говорить, когда мы эту дрянь начнем продавать?» – возразил я. Зоя заинтересовалась: «Как так продавать?» Я объяснил. Вскоре мы нашли людей, которым стали сбывать эти шпильки. Дела шли хорошо. Я даже на фабрику устроился, как и Акимов, кочегаром, чтобы иметь возможность заниматься хищением заколок и шпилек. Чуть ли не ежедневно выносил их полными сумками. Позже на ту же работу оформил и Зою.
Однако не только шпильками и заколками для волос промышляли Пороховы. Они привозили в Анапу и разный другой товар, в том числе бусы, браслеты, цепочки. Старшего следователя Ананьева заинтересовало, где добывали все эти изделия предприимчивые супруги. Ведь не своя же у них была мастерская! Так перед следственными органами предстал еще один преступник. Это был хромировщик Ленинградского завода ювелирных изделий Николай Васильевич Буровиков. При обыске у него в квартире нашли большие запасы бус, кулонов, браслетов, цепочек и других украшений. Все это было им похищено с завода и предназначалось для сбыта через тех же Пороховых.
Всегда, когда происходят хищения на каком-либо предприятии, следственные органы интересует: какие причины их порождают? Так было и на этот раз. Инвентаризация, проведенная по требованию капитана милиции Ананьева на фабрике металлической и пластмассовой галантереи, показала, что на предприятии была полнейшая бесконтрольность. Это-то и дало возможность Дорохову в течение длительного времени заниматься хищениями.
Учет готовой продукции на фабрике был поставлен плохо. Ящики с незавершенными изделиями на ночь оставляли на рабочих местах. Ключи от производственных помещений хранились открыто, и каждый мог беспрепятственно их взять. Охрана состояла лишь из одного человека – пожилой женщины. В 24.00 она запирала наружную дверь и уходила домой.
Этого-то момента и дожидался Порохов. Он выходил из котельной, где нес ночное дежурство, и шел в цеха. Стук его каблуков гулом, отдавался в пустующих помещениях, но Порохов и не думал таиться. Он знал, что на фабрике никого нет, и беспрепятственно разгуливал по цехам. На столах были рассыпаны груды заколок и шпилек. Порохов брал их горстями и сыпал в сумку...
Дома он вместе с женой доводил их «до кондиции» – накалывал на фирменные картонки, обклеивал бандерольками, которые также похищал на фабрике. Никто не мог отличить продукцию «фирмы Пороховых» от той, что выпускалась самой фабрикой.
Отсутствие порядка, бесхозяйственность выявили следственные органы и на заводе ювелирных изделий. Здесь так же, как и на фабрике, на которой работал Порохов, продукция при передаче с одной операции на другую не учитывалась. Буровиков работал на гальваническом участке. Он мог заявить администрации, что браслет или какой-либо другой предмет «сгорел» в чане с кислотой, и ему верили на слово, никто не проверял. Помещение, где сушились готовые изделия, не закрывалось. Бери, что хочешь, и выноси...
Преступники на допросах вели себя по-разному. Одни признавались в совершенном и тем самым смягчали, свою участь, другие же старались представить дело так, будто ничего особенного не случилось, никакого ущерба государству они не нанесли.
– Я брал только бракованную продукцию, – уверял Порохов, – ту, которая все равно выбрасывается в отходы, уничтожается.
– Ничего подобного, это вовсе не бракованная продукция, – сказала женщина-мастер, ознакомившаяся но предложению следователя с образцами шпилек, похищенных Пороховым. – Это – наша обычная продукция, частично действительно незавершенная, неотлакированная. Но и такой ее можно было пускать в продажу, предварительно немного подчистив вручную наждаком, что Порохов и делал. Следовательно, ни о каком браке не может быть и речи.
– Я тоже так полагаю, – согласился Ананьев. – К тому же, если б Порохов имел дело только с браком, разве стал бы он так тщательно прятать коробки с товаром? А ведь он держал их не только у себя дома, но и, безопасности ради, у своих родственников и знакомых. Даже мальчишку, который приходил к его дочери, чтобы послушать магнитофонные записи, сделал своим сообщником – попросил его взять на хранение несколько коробок: мол, у них, Пороховых, негде держать – тесно! И мальчишка поверил. Ничего не подозревая, он взял эти коробки и отнес к себе домой.
Левченко прикидывалась наивной провинциалкой:
– Я не знала, что изделия, которыми снабжал меня Порохов, ворованные. Думала, что это обычный фабричный брак, выбрасываемый на свалку. Так, по крайней мере, объяснил мне сам Порохов. Он заявлял, что собирает эти шпильки на свалке с помощью магнита. И я верила. Я плохо представляла себе Ленинград. Думала, что действительно за городом есть большая свалка и Порохов ходит там с длинной палкой, к концу которой привязан магнит...
Зоя Порохова пыталась вызвать к себе сочувствие:
– Мне уже сорок три года. Всю жизнь мне не везло. Рано лишилась родителей, воспитывалась в детском доме. Первый муж умер. Я осталась одна с дочкой. Встретила Порохова. Он показался мне честным, порядочным человеком. Думала, что обрела в нем друга для себя и для ребенка. Однако мне и тут не повезло. Я оказалась втянутой в преступные дела, И все из-за Порохова, будь он неладен...
– Кто же мешал вам пресечь его действия? – сказал ей Ананьев. – Вы могли это сделать в самом начале и не сделали. Наоборот, стали активной соучастницей преступления. Могу вам прочитать, как трактуют подобные действия Основы уголовного законодательства Союза ССР: «Соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления». Кстати, на одних только шпильках для волос вы «заработали» более семи тысяч рублей. Шпильки оказались для вас действительно золотыми. А вспомните, для чего вы поехали с мужем в Краснодар тридцатого января тысяча девятьсот шестьдесят девятого года!
...Поезд прибыл в Краснодар рано утром. Взяв чемоданы, Пороховы вышли из вагона на перрон. Здесь их уже ждала Королева. Она вручила Пороховым ключи от дома, чтобы гости могли там расположиться, привести себя в порядок после дороги.
– Мне надо сегодня пораньше в магазин, – сказала Королева. – А вы чем думаете заняться?
– Для начала сходим на Северный рынок, – ответил Порохов и, кивнув на чемоданы, ухмыльнулся. – Прибарахлим кое-кого...
В то же утро супруги Пороховы были задержаны.
...Самолет держал курс на Ленинград. Старший следователь капитан милиции Ананьев, сидя в кресле лайнера, думал о своей командировке в Краснодар.
Вот и закончилось его пребывание в этом городе. Разве предполагал он, что командировка так затянется? Зато какая большая работа проделана за это время. Ведь помимо опроса свидетелей, опознаний, очных ставок пришлось произвести десятки инвентаризаций, бухгалтерских ревизий, товароведческих экспертиз, осмотреть более миллиона различных предметов галантереи, к которым были причастны обвиняемые.
Взять хотя бы подсчет шпилек, конфискованных у преступников и изъятых с прилавков и полок, а также полученных от свидетелей – девчонок с Краснодарского хлопчатобумажного комбината. Иные из них тут же в кабинете следователя вынимали шпильки из волос и приобщали к делу, понимая, что это необходимо. Когда удалось собрать все шпильки воедино, эксперты сели за их подсчет. Разумеется, сосчитать все поштучно было просто невозможно. Эксперты делали так. Взвешивали 100 граммов и затем считали, сколько шпилек идет на такое количество. Потом брали 1000 штук и тоже взвешивали. Так получали средние данные. Оказалось, что общий вес похищенного составил целую тонну.
Конечно, если б нечистые на руку Пороховы не нашли нечестных работников прилавка, таких, как Королева, Левченко, Шилина, они бы не наворовали столько: им бы просто некуда было сбывать похищенное. Но в данном случае они оказались тесно связанными друг с другом, И нити из Ленинграда протянулись в Анапу, в Краснодар...
Ананьев посмотрел вниз, на облака, освещенные солнцем, и вздохнул, подумав:
«А Краснодара-то я как следует и не повидал. Все некогда было!»
– Пристегнуть ремни! – послышался голос появившейся в салоне стюардессы.
Ананьев машинально посмотрел на ее прическу: есть ли в ней заколки и шпильки?
Самолет шел на посадку.
АМУР ИЗ ПОДНЕБЕСЬЯ
Две посетительницы, одной из которых было лет около пятидесяти, другой – под тридцать, сидели в дежурной комнате милиции и, волнуясь, рассказывали о том, как они стали жертвами одного и того же проходимца.
Произошло это при почти одинаковых обстоятельствах. Только в деталях оказались некоторые расхождения. Так, одна из посетительниц уверяла, что фамилия этого человека Дубровский, другая – Зарицкий. Одна утверждала, что его «специальность» – мошенничество, другая – кражи.
– Вот к чему привела наша излишняя доверчивость! – воскликнула та, что постарше.
– Доверчивость? Ну, нет, гражданки, еще неизвестно, чего тут больше – доверчивости или... – дежурный сделал паузу, стараясь выбрать выражение помягче, поделикатнее, – ну, скажем, легкомыслия. Во всяком случае, клубок только начинает разматываться. Что-то покажет дальнейшее? А пока попрошу вас пройти в следственный отдел. Придется вам рассказать свои истории.
В «Сосисочной», что на Невском проспекте, Елизавета Кирилловна оказалась за одним столиком с летчиком гражданской авиации. Золотые нашивки сверкали на рукавах его пиджака, свидетельствуя о том, что их владелец «в чинах». Он был остроумен, производил впечатление культурного, воспитанного человека, и немолодая, имеющая взрослого сына и не менее взрослую падчерицу, женщина поддалась его обаянию.
Вышли из «Сосисочной» уже вместе.
– Вам в какую сторону? – спросил летчик.
– Туда! – показала Елизавета Кирилловна в сторону Адмиралтейства.
– Пойду-ка и я с вами. Заодно зайду в магазин головных уборов. Хочу купить фуражку.
– У вас же есть.
– Это не моя. Свою я потерял. Снесло ветром, когда высунулся из окна кабины на высоте десять тысяч метров, – пошутил летчик. – Кстати, мы еще не представились друг другу. Разрешите это сделать. Дубровский Борис Ильич.
– Очень приятно! Елизавета Кирилловна. Вы ленинградец?
– Нет, я из Тбилиси. Летаю на линии Тбилиси – Ленинград. Имею двенадцатилетнего сына. Жена умерла...
– Бедный! – посочувствовала Елизавета Кирилловна. – С кем же вы оставляете мальчика, когда находитесь в полете?
– С домработницей.
– Почему бы вам не жениться снова?
– На ком? Вы думаете, Елизавета Кирилловна, что это просто – найти в наше время серьезную, положительную женщину? Ведь мне нужна не просто жена, а еще и мать для моего ребенка. Какая-нибудь пустая девчонка, вертихвостка для этой роли не подходит. Вот и живу вдовцом...
Так, разговаривая, они шли по Невскому. Был май. Тепло. Солнечно. На углах продавали цветы. Борис Ильич купил букетик подснежников и преподнес своей спутнице. Когда проходили мимо ресторана «Нева», сказал:
– Вот сюда мы пойдем с вами сегодня вечером.
Елизавета Кирилловна не возражала. Ей было приятно, что на нее обратил внимание этот интересный летчик. Кто знает, подумала она, может быть, именно ей, Елизавете Кирилловне, в недалеком будущем придется заменить мальчику мать. Почему бы и нет? Пусть между нею и Борисом Ильичом значительная разница в возрасте – он только на один год старше ее сына, – но разве в этом дело?
В ресторане Борис Ильич вел себя по всем правилам этикета. Был внимателен к своей даме, предупредителен, приглашал ее танцевать. Потом проводил домой и, расставаясь, поцеловал руку. Обещал, что в следующий раз, когда прилетит в Ленинград, обязательно ее навестит.
И действительно, 13 мая 1968 года – Елизавета Кирилловна запомнила этот день – он пришел к ней и... остался у нее в доме на правах близкого друга. В тот же день попросил в долг 3 рубля, чтобы взять такси и съездить в аэропорт за чемоданом. А когда увидел, что в кошельке, который открыла Елизавета Кирилловна, 9 рублей, взял их все. Через несколько дней обратился с той же просьбой: одолжить ему еще немного денег, чтобы он мог купить портфель в подарок своему сыну. На этот раз Елизавета Кирилловна дала 40 рублей.
Прошла неделя. Для Елизаветы Кирилловны, голова которой кружилась от счастья, она пролетела как один день. Борис Ильич подружился с ее сыном и даже как-то повез его в аэропорт показать самолеты. В воскресенье он привел в дом какого-то щупленького человечка и представил его как штурмана своего самолета. Штурман был хмур, задумчив, молчалив – полная противоположность своему веселому, жизнерадостному командиру.
Сели обедать. Пили за здоровье присутствовавших, за успехи Гражданского воздушного флота, за ленинградцев и тбилисцев, а в заключение Борис Ильич провозгласил тост за хозяйку дома, которую наградил всевозможными эпитетами превосходной степени, и дал понять, что, возможно, в недалеком будущем за этим самым столом будет отмечаться особое торжество.
Это был более чем прозрачный намек. Елизавета Кирилловна была счастлива. Неужели она станет женой Бориса Ильича?
После обеда пилот, штурман, Елизавета Кирилловна и присоединившийся к ним ее сын отправились гулять. Вышли на набережную Невы. Погода была отменная. Вдали, за шпилем Петропавловской крепости, пылал закат. Низко, над самой водой, кружились чайки. Вихрем проносились катера на подводных крыльях. Борис Ильич рассказывал всякие истории из жизни летчиков. Штурман больше помалкивал, а если и говорил, то односложно: «да» или «нет». Борис Ильич подтрунивал над ним: «Он у нас далеко не Цицерон».
Потом по его предложению все направились на улицу Писарева, где вошли во двор одного из домов. Борис Ильич стал задумчиво и грустно смотреть на окна флигеля. «Здесь живет одна девушка!» – вздохнул он. «Красивая?» – спросила Елизавета Кирилловна, чувствуя, что ревнует. «Красота – понятие субъективное», – уклонился от прямого ответа летчик и незаметно для присутствующих выразительно, со значением пожал своей даме локоть.
Штурман сказал, что ему надо ехать в аэропорт. Никто его не задерживал. Он сел в автобус и уехал. Сын тоже куда-то заторопился. Елизавета Кирилловна и Борис Ильич остались одни. Они вернулись домой, допили вино. «Я пришлю тебе с Кавказа цветы, – говорил Борис Ильич, – мои любимые розы».
В понедельник, как всегда, рано утром она ушла на работу. Борис Ильич еще нежился в постели. А когда вечером Елизавета Кирилловна вернулась, Бориса Ильича дома не оказалось. Он исчез, а вместе с ним исчезла и новая каракулевая шуба, висевшая в шкафу. Не оказалось также на месте и плаща и пуловера сына. Это уже походило на самую обыкновенную кражу. Надо было обращаться в милицию.
Но прежде чем это сделать, Елизавета Кирилловна решила съездить в аэропорт. Может быть, она напрасно подозревает Бориса Ильича в нехорошем. Может быть, просто какие-то неотложные дела, экстренный вызов заставили его спешно уехать. А может быть, это только розыгрыш, милая шутка, и сейчас все, к ее успокоению, выяснится. В аэропорту она разыскала летчиков из Тбилиси и спросила у них: знают ли они командира подразделения Бориса Ильича Дубровского? Ответ был неутешительный. Летчики ответили, что Бориса Ильича Дубровского они не знают. И вообще такого у них нет и не было. Только тут окончательно поняла Елизавета Кирилловна, что стала жертвой обмана.
Вспомнив про дом на улице Писарева, она поспешила туда. Определила по окнам, в какой квартире живет девушка, о которой мечтательно говорил Борис Ильич. Задыхаясь, поднялась на пятый этаж и, волнуясь, нажала кнопку звонка.
Дверь открыла молодая особа. Елизавета Кирилловна сразу догадалась, что это и есть та самая девушка, которую имел в виду Борис Ильич.
– Простите, – обратилась к ней Елизавета Кирилловна, – вы не знаете такого Бориса Ильича? Дубровского?
– Может быть, Зарицкого? Вы, случайно, не перепутали?
– Как же я могу перепутать, если он мне ясно говорил, и не один раз, что его фамилия Дубровский. И еще он говорил, что служит в Тбилисском аэропорту.
– Все понятно! Ну, что там еще натворил Зарицкий – Дубровский?
– Вы знаете, где он сейчас?
– Нет, не знаю. Но хотела бы знать. Он причинил мне в свое время немало неприятностей. Обманул меня...
– Как! И вас тоже? – воскликнула Елизавета Кирилловна, неожиданно обретая подругу по несчастью.
...У стюардесс – необычная профессия. Она окружена ореолом романтики. О стройных девушках в синих шапочках с эмблемой Аэрофлота пишут стихи, слагают песни. Стюардессы горды, познакомиться с ними нелегко.
Однако бортпроводница Вероника Г. оказалась не такой уж недосягаемой. Стоило подойти к ней незнакомому мужчине, как она охотно вступила с ним в разговор.
Это было в аэропорту в Краснодаре. Отправка самолета, на котором летела Вероника, задерживалась, и, пока имелось свободное время, она бесцельно бродила по территории от киоска к киоску, рассматривая выставленные в них товары. Тут-то и предстал перед ней незнакомец...
Правда, доверие и расположение к нему вызвала прежде всего его форма – фуражка с гербом Гражданского воздушного флота и золотые нашивки на рукавах. Вероника хорошо разбиралась в званиях. Перед ней, как она поняла, стоял командир подразделения.
Незнакомец поведал о себе, о том, что он – Зарицкий Борис Ильич, что у него есть отец, военнослужащий в отставке, который живет в Ростове. Сам же Борис Ильич – житель Тбилиси. Там у него имеется небольшая, но довольно уютная отдельная квартирка. Вероника в свою очередь рассказала о себе. Ей уже под тридцать, а она еще не замужем. Говорят, что браки заключаются на небесах. Ничего подобного. В небесах мужа не найти. Даже стюардессе. Там обитают только орлы.
– Орлы – это хорошо! – воскликнул Борис Ильич. – Поглядите на меня – настоящий орел! Знаете что – выходите за меня замуж.
– Шутите! – сказала Вероника, вспыхивая.
– Нисколько! Летчик и стюардесса. Разве плохая пара? В общем, ждите меня в Ленинграде. Дайте ваш домашний адрес...
Вероника улетела в Ленинград, Зарицкий остался в Краснодаре. Через пару недель он действительно явился к Веронике прямо на квартиру. В одной руке он держал чемоданчик, в другой – огромный букет. Бравый командир только что прибыл из теплых краев с твердым намерением обосноваться у Вероники. И она не устояла, ответила Борису Ильичу согласием вступить с ним в брак.
Объявили родителям Вероники. Те первоначально несколько скептически отнеслись к известию об этом. Им казалось – и не без основания, – что дочь слишком торопится. Ведь она даже не знает как следует жениха.
Однако Вероника сумела убедить родителей, что у них отсталые взгляды, что в двадцатом веке темпы жизни иные.
В общем, Зарицкий и Вероника подали заявление во Дворец бракосочетания. Из Тбилиси пришла телеграмма. Борис Ильич зачитал ее вслух за обедом. Летчики аэропорта столицы Грузии горячо поздравляли своего коллегу с женитьбой.
А неделю спустя, взяв расчет (так настоял Борис Ильич), Вероника вместе со своим избранником уже летела в самолете к месту своего нового жительства – в Тбилиси, где, по словам Бориса Ильича, ее ожидала уютная однокомнатная квартирка. Путешествие ничего им не стоило. Вероника летела бесплатно и такой же бесплатный полет устроила для своего будущего законного супруга.
В сумочке у нее лежали 400 рублей. Чтобы обеспечить сохранность денег, Вероника решила отдать их Борису Ильичу. По его предложению решили сделать кратковременную остановку в Адлере. Поселились на частной квартире, неподалеку от моря. Ходили на пляж, загорали, купались, ездили в Сочи. Интересный, представительный летчик Зарицкий неизменно оказывался в центре внимания. Веронике это нравилось.
Однако она начала беспокоиться. Дело в том, что подходил срок регистрации брака во Дворце, а Борис Ильич даже и не заикался об этом. Судя по всему, он не собирался ехать ни в Ленинград, ни в Тбилиси.
Вероника сходила в Адлерский аэропорт, нашла летчиков из Тбилиси и опросила у них: знают ли они командира подразделения Зарицкого? Ответ был точно такой, какой получила и Елизавета Кирилловна: не знают! Такого у них нет. Это насторожило Веронику. Она решила проверить документы своего жениха. Но как это сделать? Спросить открыто постеснялась да и, откровенно говоря, побоялась: вдруг Борис Ильич обидится?
Наконец удобный случай представился. Борис отсутствовал, а его пиджак висел на спинке стула. Вероника обшарила карманы и нашла в одном из них документы: паспорт и трудовую книжку. К ее удивлению, паспорт принадлежал какой-то неизвестной женщине, а в трудовой книжке стояла фамилия не Зарицкий, а совсем другая.
Тут вернулся Борис Ильич, и Вероника поспешно сунула документы обратно в карман. Борис Ильич надел пиджак, сказал, что пойдет в парикмахерскую, поцеловал Веронику в щеку, ушел и... больше не вернулся. Прождав его всю ночь и весь следующий день, Вероника поняла, что ее жених скрылся. Самое печальное заключалось в том, что обманутая невеста оказалась в чужих, незнакомых краях без копейки в кармане. Все деньги находились у сбежавшего Бориса Ильича.
Произошел неприятный разговор с квартирной хозяйкой.
Вероника кинулась в аэропорт, разыскала знакомых ленинградских стюардесс, поведала им, в какую беду попала, и те, пожалев подругу, доставили ее в Ленинград бесплатно. Представьте себе состояние родителей, когда они неожиданно увидели перед собой плачущую дочь. Стали рассматривать сохранившуюся поздравительную телеграмму, якобы полученную Борисом Ильичом от тбилисских летчиков. Оказалось, что она была послана не из Тбилиси, а из... ближайшего почтового отделения Октябрьского района Ленинграда. Телеграмма была фальшивой, как и вся история с женитьбой.
Долгое время не могла оправиться Вероника от потрясения. Мысль о том, что ее обманули, посмеялись над ее чувствами, не давала покоя. Кое-кто из подруг советовал обратиться в милицию, но Вероника этого не делала – стыдно было. И только неожиданное появление Елизаветы Кирилловны, убедившей, что надо вывести прохвоста на чистую воду, заставило ее предать огласке и свою историю.
В милиции вынесли постановление: возбудить уголовное дело против человека, выдающего себя за летчика Гражданского воздушного флота, называющего себя Зарицким – Дубровским, занимающегося мошенничеством и кражами.
Начальник следственного отдела милиции наложил на постановлении резолюцию:
«Старшему следователю И. Н. Соловьевой. Примите дело к производству».
Начинать надо было прежде всего с поимки мошенника. По рассказам потерпевших составили его словесный портрет:
«Рост – 1 метр 74—76 сантиметров, глаза серые, волосы прямые, спадают на лоб, темные, но не очень черные, на щеке – шрам, речь громкая, торопливая, когда говорит быстро, слегка заикается».
Описание разослали по отделениям милиции. Но Зарицкий – Дубровский не попадался. Да и был ли он в Ленинграде?..
Пока идут его поиски, познакомимся с героем нашего повествования несколько поближе.
Его действительно зовут Борис Ильич. Но фамилия не Зарицкий и не Дубровский, а Щелко. К Гражданскому воздушному флоту он никакого отношения не имеет. Когда-то был судим за кражи. Отбыв наказание, устроился в Ахтынскую поисковую партию Дагестанской геологической экспедиции механиком. В этой должности пребывал до тех пор, пока, за нарушение трудовой дисциплины не был переведен в слесари. Тогда Борис Ильич самовольно оставил работу и стал разъезжать по различным городам, ведя жизнь трутня, существуя главным образом за счет женщин, с которыми заводил случайные, кратковременные знакомства.
Есть такие женщины, разведенные или незамужние, еще молодые и уже стареющие, увядающие, боящиеся остаться одинокими на всю жизнь и потому стремящиеся во что бы то ни стало «устроиться». Не всегда им сопутствует счастье. Нередко они так и не находят его, даже если и выходят замуж, ибо ошибаются в человеке, с которым связывают свою судьбу. Да и где им узнать его как следует, если знакомство бывает совсем коротким. Сегодня познакомились и сегодня же приводят мужчину к себе в дом в качестве мужа.
Подобных женщин и искал Щелко. Борис Ильич подвизался в основном среди жительниц таких городов, как Москва, Ленинград, Краснодар, Ростов. Среди обманутых– им женщин были стюардессы, старшая лаборантка, инженер, фармацевт. Как видите, он общался с женщинами достаточно культурными, образованными, перед которыми ему самому надо было держаться соответствующим образом.
Щелко старался ухаживать «покрасивее», дарил женщинам цветы, водил их в рестораны. Такое «джентльменское» обхождение действовало без осечки. Очарованные им женщины не замечали обмана. А Щелко, воспользовавшись деньгами или вещами очередной «избранницы», через некоторое время исчезал.
Бросив Веронику, Щелко познакомился в аэропорту Внуково с другой стюардессой – Виолеттой М. Произошло это почти сразу же после приземления самолета, на посадочной площадке. Виолетта собиралась пойти позавтракать. Пока она вышагивала на своих высоких каблуках, направляясь в буфет, Борис Ильич, идя рядом, успел сообщить ей кое-какие свои анкетные данные: «Командир подразделения... Основное местожительство – Ленинград... Фамилия – Зарицкий». В свою очередь Виолетта поведала кратко о себе: «Была замужем... Разведена... Имею ребенка... Живу в Ессентуках с мамочкой и папочкой». Придя в буфет, Виолетта взяла стакан кефира, булочку, кусочек сыра, и, пока она завтракала, подсевший к столику Борис Ильич предложил ей свою руку и сердце. При этом он украдкой поглядывал на завтрак, который с аппетитом уничтожала собеседница, и глотал слюни.
Надо было торопиться с ответом – через 30 минут самолет, на котором Виолетта работала стюардессой, улетал обратно в Минеральные Воды. Виолетта чуточку подумала и ответила согласием на его предложение. Полчаса спустя самолет поднялся в воздух, унося из Москвы Виолетту и Щелко. Билета у Бориса Ильича, разумеется, не было, Виолетта везла его бесплатно, на правах своего будущего супруга. Правда, экипаж об этом не знал. Когда первый пилот спросил у стюардессы: «Кого это ты везешь?» – она ответила: «Знакомого!» – «Ты его хорошо знаешь?» – «Конечно!» – ответила Виолетта. Ей стыдно было признаться, что знакомство состоялось всего час назад.
Из Минеральных Вод Виолетта повезла Бориса Ильича в Ессентуки. Познакомила со своими родителями. Мать и отец одобрили выбор. Решили, что Борис Ильич возьмет Виолетту и ее ребенка к себе в Ленинград. Отец тут же вручил 220 рублей «на свадебные расходы». Щелко поблагодарил, подсел к пианино и с воодушевлением сыграл какую-то старинную песенку, чем привел присутствующих в особое умиление.
В день отъезда собрались все родственники. Щелко опять играл на пианино все ту же песенку. Потом поехали на аэродром провожать молодую пару.
Местный фотограф-любитель запечатлел идиллическую сценку. На фоне самолета – группа. В центре – Щелко. Рядом с ним в белом свадебном платье – Виолетта. Одной рукой Борис Ильич обнимает своего будущего тестя, другой – тещу. По бокам – тети, дяди, их мужья и жены, еще какие-то родственники. Все довольны. Все улыбаются. В том числе и Щелко. Позже эта фотография фигурировала в уголовном деле как одна из улик.
Затем Борис Ильич, Виолетта и ее десятилетняя дочка улетели. Самолет приземлился в уже знакомом аэропорту Внуково. Где обосноваться на ночь командиру подразделения и стюардессе? Конечно же, в профилактории для летного состава. Щелко и Виолетта получают отдельную комнату. Виолетта говорит, что надо пригласить экипаж ее самолета в ресторан, отметить свадьбу. Щелко угощает присутствующих шампанским, коньяком, однако сам пьет немного. Виолетта замечает, что он больше притворяется пьяным. А посреди ночи, придравшись к пустяку, Щелко, устроив сцену ревности, навсегда покидает Виолетту, прихватив с собой все ее деньги...
Среди тех, кого ловко провел Щелко, оказался и один из руководящих работников Центрального агентства Аэрофлота в Ленинграде. Щелко явился к нему в кабинет после того, как вычитал в какой-то из газет, что начальник Куйбышевского аэропорта, после фельетона о нем, отстранен от работы.
Щелко представился новым начальником Куйбышевского аэропорта, якобы приехавшим в Ленинград для «прохождения учебно-тренировочного сбора». И работник, к которому он пришел, поверил этой истории. Пока они разговаривали, в кабинет вошла посетительница. Ей нужно было лететь в Магадан, и она просила помочь ей в приобретении билета.
Услышав про Магадан, Щелко оживился и незамедлительно предложил свои услуги. Он заявил, что завтра как раз отправляется в «тренировочный» полет до Магадана и может захватить с собой пассажирку. Разумеется, за полет надо будет заплатить соответственно положенному тарифу. Тут же он получил от посетительницы, которой и в голову не пришло, что перед ней жулик, 320 рублей и, договорившись, что она явится завтра с вещами прямо в аэропорт, быстро ушел.
