Текст книги "В поисках истины"
Автор книги: Матвей Медведев
Соавторы: Сергей Соловьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
После его ухода работник, у которого он побывал, стал ломать голову, размышляя, какой такой может быть «тренировочный» полет да еще до Магадана? «Странно! Странно!» Но текущие дела, посетители, непрерывные звонки по телефону отвлекли его от размышлений. И только когда в кабинете вновь появилась женщина и заявила, что стала жертвой наглого обмана, он сообразил, что проявил недопустимое ротозейство.
Обманул мошенник и военнослужащего П., которому заявил, что срочно уезжает в Алжир и на этом, мол, основании сдает квартиру. Получив аванс – 200 рублей, – Щелко повел П. на Заневский проспект, 30, показал квартиру и сказал, что он может тут располагаться. Уходя предупредил, что если появится женщина, то пускать ее не следует: дескать, это прежняя жилица, с которой он расторгнул договор. Затем мошенник вручил П. ключи, попрощался и был таков, а новый жилец, чувствуя себя как дома, скинул китель, сапоги, облачился в пижаму...
Конечно, квартира, которую сдал Щелко, была не его.
Она принадлежала сотруднице агентства Аэрофлота К., с которой Борис Ильич познакомился на улице, сумел втереться к ней в доверие. Можно представить себе удивление К., когда, придя с работы, она застала у себя дома незнакомого мужчину в пижаме и домашних туфлях.
У Щелко не было ни собственного жилья, ни вещей – ничего. Все, что имел, было на нем.
Единственное свое пальто из искусственной кожи он оставил у Вероники.
Наступала зима. Логика, интуиция подсказывали, что Щелко может прийти за ним к Веронике. Опытный следователе Соловьева предупредила стюардессу: если появится Борис Ильич, немедленно поставить об этом в известность милицию.
И она не ошиблась. Щелко позвонил Веронике по телефону.
Последним местом его пребывания был Псков. Здесь Борис Ильич свел знакомство с находившейся в командировке инженером-экономистом Х. Он помог ей получить в гостинице номер, и Х. считала себя в известной степени обязанной столь любезному молодому летчику. Несколько дней спустя такой уже везло обоих в Ленинград. Разумеется, оплату производила Х. Она так прониклась доверием к Борису Ильичу, что даже дала ему «на сохранение» кошелек с деньгами.
Родителей Х. мошенник тоже очаровал. Ни мама, ни папа, ни даже пришедший в гости дядя – кандидат наук не заподозрили, что перед ними просто-напросто аферист.
Но развязка уже приближалась. Как только Щелко появился в Ленинграде, он незамедлительно позвонил Веронике. Та его домой не пригласила, а назначила с ним встречу у станции метро «Площадь Мира». Но мошенник оказался прозорливым. Предосторожности ради он приехал в такси и, когда увидел, что рядом с Вероникой на ступеньках у входа в метро стоят два незнакомца, судя по всему оперативные работники милиции, понял, что лучше не останавливаться. Он попросил шофера сделать по площади круг, а затем везти его куда-нибудь подальше. Так ему удалось ускользнуть в первый раз от задержания.
Арестовали его на улице Писарева, около дома, где жила Вероника, куда он подъехал опять-таки в такси вместе с неким Ручейковым, который познакомился с Борисом Ильичом через Х. Ручейков ничего не знал о своем спутнике, кроме того, что его фамилия Дубровин. Это была уже третья вымышленная фамилия мошенника. У Ручейкова он обитал две ночи, а потом попросил гостеприимного хозяина съездить с ним за пальто, объяснив, что сам не может этого сделать, так как находится в ссоре со своей бывшей женой. На самом же деле Борис Ильич боялся – и не без основания – ловушки. Ручейков дал согласие и поехал со Щелко на улицу Писарева. Кончилось тем, что он вместе с Борисом Ильичом очутился в дежурной комнате милиции.
Перепутанный до смерти Ручейков принес следователю вещи, которые оставил у него дома Щелко: фуражку, авторучку и листки с какими-то записями. Даже авторучка и та не принадлежала Борису Ильичу. Он «позаимствовал» ее у последней из своих знакомых женщин – Риты Х.
Брачные аферисты существовали и раньше. В дореволюционную пору, например, они носили роскошные усы, брелоки на жилетке и перстни на пальцах, соломенные канотье и выдавали себя то за преуспевающих коммерсантов, то за частнопрактикующих адвокатов или врачей. Мошеннику, действующему на этом поприще, приходится приспосабливаться к среде и обстановке, как хамелеону. В наше время он выдает себя зачастую за представителя какой-нибудь мужественной профессии, в данном случае имеющей отношение к авиации. К тому же можно и формой щегольнуть, что также является «приманкой» для некоторых представительниц женского пола.
В ходе следствия стали выясняться детали, которые могли бы своевременно насторожить людей, сталкивавшихся с мошенником, разоблачить его. Одна из свидетельниц – бортпроводница, – например, рассказала, что Щелко входил в салон самолета с папиросой в зубах, чего настоящий летчик никогда не сделает.
Другая женщина обратила внимание на брюки, в которые был облачен «командир подразделения», – они у него были порваны и зашиты. Вел себя Щелко нервозно, все куда-то спешил и метался, спал тревожно...
Нередко, уходя от женщин, мошенник прихватывал с собой паспорта, связки ключей – «на всякий случай». Но так как, в сущности, они ему были не нужны, то он от них тут же избавлялся. В одном месте оставит паспорт, в другом – ключи. Как-то раз сунул чужой паспорт под матрац детской кроватки, стоявшей в комнате.
Любопытна судьба каракулевой шубы, похищенной Щелко у Елизаветы Кирилловны. Эту шубу он каждый раз преподносил в качестве «свадебного подарка» своей очередной «невесте», приводя ее в восторг широтой своей натуры, а затем вновь преспокойно брал из шкафа и скрывался.
Впервые все «жены» и «невесты» Щелко встретились и познакомилась друг с другом в помещении суда.
И, надо сказать, чувствовали они себя не очень хорошо. Им стыдно было глядеть в глаза друг другу. Но что поделаешь, если все эти женщины стали жертвами собственной беспечности, легкомысленного отношения к такому серьезному жизненному шагу, как замужество.
– Да, с такого рода делами не часто приходится сталкиваться даже следователю, – рассказывает капитан милиции Иветта Николаевна Соловьева. – По правде говоря, при допросе потерпевших я нередко вынуждена была прятать невольную улыбку – уж очень водевильными были ситуации, в которые попадали легкомысленные женщины. И смех, и грех...
Для более полного сбора материалов и изобличения мошенника Иветта Николаевна выезжала в командировку в Ростов, где жили родители Щелко. А из Ростова поехала в район, где расположен совхоз-миллионер, куда тоже заявлялся в качестве «жениха» Щелко. Его привлекла зажиточность местных жителей. В каждой хате – полированная мебель, хрусталь. Проходимец рассчитывал поживиться. Но девушки из совхоза оказались стойкими. Ни одна из них не поддалась «чарам» проходимца, и он убрался отсюда восвояси.
Это был единственный случай, когда у Щелко «сорвалось» задуманное. В остальном же ему сопутствовала удача.
Кстати, не находите ли вы, что играть искусно роль летчика мог лишь по-настоящему ловкий человек?
У Щелко оказались незаурядные актерские способности. В качестве партнера на роль «штурмана» он привлек своего знакомого по исправительно-трудовой колонии, с которым вместе отбывал наказание. От партнера требовалось только молчаливое присутствие да изредка односложные восклицания. В то же время Щелко был и тонким психологом, хорошо знающим некоторые чисто женские качества – доверчивость, способность быстро прощать обиды. Ведь кое-кто из женщин не заявлял о мошеннике в милицию лишь из чувства... жалости к проходимцу.
Суд назвал Щелко преступником и определил ему наказание: лишение свободы на четыре года в колонии строгого режима.
МЕРТВАЯ ЗЫБЬ
Когда советское судно прибывает в иностранный порт, оно неизменно встречает там самый теплый прием. На причал, около которого стоит корабль приходят не только портовые рабочие, но и многие жители города. Судно, над которым развевается красный флаг с изображением серпа и молота, привлекает всеобщее внимание. Ведь оно является частицей Страны Советов, ее живым олицетворением.
Повсеместной любовью и уважением окружены советские моряки. Порой самые серьезные испытания выпадают на их долю, и всякий раз советские люди выходят из них с честью. Об их мужестве, самоотверженности, благородстве, чувстве товарищества и долга, готовности в любой момент бескорыстно прийти на помощь другим знают на всех океанах и морях.
Вот почему если в большую и дружную семью советских моряков порой проникает какой-либо морально нечистоплотный человек с замашками рвача, хапуги, сами моряки стремятся поскорее избавиться от него. Правда, бывает, что не сразу распознаешь скверну, которая завелась на борту корабля, и проходит некоторое время, прежде чем это удается сделать. Об одной такой истории мы и хотим рассказать.
Владимир Александрович Травников плавал на большом пассажирском теплоходе. Судно это совершает регулярные рейсы, главным образом по маршруту Ленинград – Хельсинки – Лондон – Гавр и обратно. Травников был на нем кондитером. На таком корабле кондитер – фигура не из последних. Без его продукции не обходится ни одно меню, предлагаемое пассажирам. Красивые булочки, торты и пирожные, изготовленные Травниковым, украшали стол. Пассажиры их ели и похваливали.
Кондитером Травников был опытным. Как работник завоевал хорошую репутацию. А вот как человек особенных симпатий не вызывал.
Когда теплоход ошвартовывался в каком-нибудь иностранном порту, Травников рвался на берег. Но не с познавательными целями. Он, например, равнодушно проходил мимо памятников, соборов, не имея ни малейшего желания остановиться около них. Зато при виде магазинов Травников необыкновенно оживлялся. Он мог часами рыться в вещах.
Но одно дело приобрести за границей что-либо для себя и своих близких в соответствии с правилами Таможенного кодекса, определяющего, что именно и в каком количестве можно ввозить, и другое – заниматься скупкой вещей, чтобы затем перепродавать их втридорога. Последнее строго запрещено и преследуется советским законом, как и всякая спекуляция. Но даже тот, кто хорошо знал повадки кондитера Травникова, его стремление «прибарахлиться», немало удивился, услышав, что при таможенном досмотре в помещении камбуза нашли большое количество незаконно провезенных вещей. Они были спрятаны в тестомешалке и электропечи. Всего таможенники извлекли из этого неподходящего для хранения вещей места 19 женских кофт, 10 мотков мохеровой пряжи, 200 головных платков, 2 отреза ткани, 3 парика.
У Травникова спросили:
– Чьи это вещи?
Он сделал удивленный вид:
– Понятия не имею!
– Каким же образом они попали в агрегаты, которые находятся в вашем ведении?
– Не знаю!
– Уж будто бы?!
– Уверяю вас! Да, я – любитель вещей, не отрицаю, особенно вещей красивых, но никогда не был спекулянтом. За кого вы меня принимаете?
– В таком случае как вы объясните, чьи это вещи? Кто мог их засунуть в тестомешалку и электропечь?
– Может быть, кто-нибудь из палубной команды? Прокрался в мое отсутствие в кондитерский цех и сунул вещи в агрегаты...
Однако какие бы объяснения ни давал Травников, факт попытки нелегального провоза вещей был установлен. И дело поступило в транспортную прокуратуру.
Есть в Ленинграде такая прокуратура. Она занимается расследованием всех происшествий, случающихся на транспорте – железнодорожном, воздушном и водном. Происходит ли авария на стальных путях, в воздухе или на воде, случается ли хищение, кража или какое-либо другое происшествие на железнодорожной станции, на речном или морском вокзале, в аэропорту, следствие ведет транспортная прокуратура. Касается ее и все, что происходит на судах, совершающих заграничные рейсы. И хотя сотрудники прокуратуры сами в путешествия не отправляются, им, тем не менее, приходится по долгу службы интересоваться всем, что относится к мореходству, – «розой ветров», муссонами и пассатами, штормами и штилями. Нередко к ним на столы ложатся документы, побывавшие где-нибудь под солнцем Африки, Южной Америки или Австралии. От этих документов, кажется, пахнет тропическими ливнями, апельсиновыми и банановыми рощами, пряностями, цветами и пылью экзотических стран...
Дело об обнаружении в кондитерских механизмах кофт, головных платков и мохеровой пряжи попало к следователю Владимиру Эммануиловичу Кириллову. Встретившись с Травниковым, он увидел еще не старого, но уже несколько обрюзгшего человека с мешками под глазами.
– Много пьете, Владимир Александрович? – поинтересовался следователь.
– Попиваю! – ответил неопределенно Травников. – Работа у нас на камбузе трудная. Весь день в жаре стоишь, в духоте. Вот и требуется разрядка. К тому же, плавая, бываешь в разных странах. А там – виски, джин, ром, разные напитки. Почему не попробовать хотя бы из любопытства? Вот и пробуешь!
– Да, но на виски и ром деньги требуются. Инвалюта.
– Конечно! Бесплатно редко угощают.
– Где же вы их берете, столько денег?
– Я получаю неплохо.
– Однако если в каждом порту пить вино да еще покупать вещи жене, родственникам, никаких денег не хватит. Может быть, у вас есть какие-нибудь побочные доходы?
– Вы что же, меня, как и таможенники, под подозрение берете? Я уже говорил, что не знаю, кому принадлежат эти вещи.
Первый допрос так ни к чему и не привел. Расставшись с Травниковым, следователь поднялся из-за стола, подошел к окну и стал размышлять о только что состоявшейся беседе с кондитером.
Чтобы спрятать что-либо на судне, нужно хорошо знать его устройство. Травников как работник камбуза устройство судна, понятно, знал плохо. Но зато он досконально изучил механизмы и агрегаты кондитерского цеха. К тому же не кто иной, как он сам, всегда после работы закрывал кондитерский цех на замок. Следовательно, никто пробраться сюда без ведома Владимира Александровича не мог. Немаловажное значение для следствия имело и то, что Травников любил выпить. Пьющий человек, как правило, морально неустойчив. Он может пойти на любые сделки с совестью.
Тем не менее Травников продолжал упорно отрицать свое причастие к «незафрахтованному» грузу, обнаруженному в механизмах кондитерского цеха. Он заявлял, например, что вообще ничего не привозил в этот раз из-за границы. По его словам, выходя на берег в порту Гильберн, а также в Хельсинки и Гавре, он ничего не покупал. «Хотел было приобрести авторучку, – говорил Травников, – да не нашел подходящей».
История с Травниковым не могла, естественно, не взволновать экипаж судна. Честным морякам, которых было подавляющее большинство, не хотелось, чтобы кто-то бросал тень на коллектив, оставлял грязные следы на борту теплохода. И люди решили помочь следствию. Они заявили, что Травников лжет, утверждая, что ничего не покупал во время последнего рейса. В Гильберне наши моряки видели, как он делал покупки в магазине. Продавец с любезной улыбкой подал ему довольно объемистый пакет. Травников его взял и пошел к дверям.
Один из свидетелей заявил, что Травников, будучи в нетрезвом виде, давал ему советы, как «делать деньги». Причем говорил, что с Севастьяновым он уже «делал деньги» подобным образом.
Следователь поинтересовался: кто такой Севастьянов? Ему ответили, что это их бывший кок, который сейчас плавает в качестве шеф-повара на другом крупном пассажирском теплоходе.
И еще несколько чрезвычайно важных показаний получил Кириллов. Оказывается, у Травникова можно было приобрести не только вещи, но и иностранную валюту. В частности, приобретал ее начальник радиостанции теплохода Николай Кукушкин. И действительно, во время обыска в каюте Кукушкина нашли 40 американских долларов. Николай признался, что купил их у Травникова.
Несколько дней Травников еще продолжал упорствовать, а затем, поняв, что следователю уже известны уличающие его факты и дальнейшее запирательство может только повредить, обреченно махнул рукой и сказал:
– Ладно, буду давать правдивые показания.
– Вот так-то лучше, Владимир Александрович, прежде всего для вас, – произнес Кириллов и, придвинув к себе лист бумаги, приготовился слушать и записывать.
– Сегодня, однако, вам не придется меня допрашивать, – сказал Травников.
– Это почему же?
– Потому что как раз сегодня ко мне на квартиру должен прийти один человек. Тот самый, у которого я приобретал валюту. И если вы хотите поймать этого человека с поличным, иметь неопровержимые улики, советую не упустить его. Сейчас же поезжайте ко мне домой и ждите.
Травников жил в большой коммунальной квартире в центре города. Туда и приехали следователь Кириллов, старший инспектор ОБХСС отдела милиции Ленинградского порта Игнатович и два оперативных работника. Жена Травникова – Ольга – провела их в комнату. Никто из жильцов не догадался, что за посетители и с какой целью пришли к ним в квартиру. Жизнь в ней шла своим чередом. Из кухни доносились женские голоса – там что-то варили, жарили, пекли. Подпрыгивая, пробежал по коридору ребенок.
...Томительно тянулись минуты. Никто не появлялся. Неужели Травников солгал? Придумал «легенду» про визитера, который якобы должен прийти к нему с валютой? Может быть, эта ложь понадобилась ему для того, чтобы оттянуть время и, пользуясь оттяжкой, обдумать свое положение? Такое ведь тоже случается...
В дверь постучали. Ольга вздрогнула, настороженно посмотрела. Игнатович поднял указательный палец, сделал предостерегающий жест: тихо! Стук повторился.
– Войдите! – пригласил Игнатович:
Дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомец. Увидев, что в комнате люди, он попятился. Но уйти ему не удалось.
– К кому вы пришли? – спросили его.
– К своему приятелю.
– Зачем пришли?
– Просто так.
– А может быть, принесли валюту?
– Не понимаю, о какой валюте вы говорите?
– Придется вас обыскать. Вот, пожалуйста, постановление на обыск.
В кармане у незнакомца ничего не оказалось. Неужели этот человек – не тот?
– Снимите, пожалуйста, туфли.
– Зачем?
– Снимите, снимите! Можете не стесняться...
– Ладно... Делать нечего. Вы правы. Я действительно принес валюту. Она у меня в носках. Разрешите я их сниму.
И, сев на стул, посетитель снял туфли, стянул с себя щегольские, черные в красную клетку, носки. В этом столь необычном «хранилище» оказалось 59 американских и канадских долларов, 6 английских фунтов, 170 западногерманских марок, 50 французских франков, 110 шведских крон и 5 финских марок.
Начался допрос.
– Кто вы такой? Ваша фамилия?
– Шаповалов.
– Кем работаете и где?
– Официантом в ресторане.
Далее выяснилось, что Шаповалов регулярно снабжал Травникова валютой, а в последний год делал это ежемесячно. Следователя интересовало: где он ее достает? Оказывается, обслуживая иностранцев, он получал от них «чаевые». Кроме того, официант приобретал валюту у бармена одной из гостиниц.
Из квартиры Травникова нарушитель правил о валютных операциях ушел не один. Его сопровождали работники ОБХСС. Они посадили Шаповалова в машину и повезли в следственный изолятор.
На другой день Кириллов встретился с Травниковым.
– Ну, как, приходил Володя? – полюбопытствовал кондитер.
– Приходил. Что ж, Владимир Александрович, коль вы один раз помогли следствию, сделайте это и во второй. Докажите, что не потеряли окончательно совесть. Что вы говорили про Севастьянова?..
Севастьянов работал на пассажирских судах шеф-поваром. Он был неплохим знатоком своего дела. Под его руководством питание пассажиров всегда было налажено четко. Глядя на этого красивого, стройного человека в белоснежном поварском колпаке, царившего на камбузе среди начищенных до блеска, сверкающих котлов, никто бы не сказал, что он – матерый валютчик, спекулянт. Этот степенный человек привозил из-за границы нейлоновые плащи, кофты, платки, а затем перепродавал их втридорога. Когда его арестовали, он даже не очень переживал – видно, уже давно ждал этого момента. На предложение следователя рассказать о своих махинациях быстро ответил:
– С чего начать?
– Давайте в хронологическом порядке.
Севастьянов подробно рассказал, как занимался скупкой валюты, как провозил из-за границы вещи. Часть из них он сдавал в комиссионные магазины, а часть сбывал с рук. Несколько пальто продал в Риге. Фамилий покупательниц не знал. Помнил только: одну из них звали Марией.
В заключение Севастьянов сказал как бы с упреком:
– Эх, гражданин следователь, разве мы фигуры – я, Травников... Вот Хабаров Александр Иванович...
– Возьмемся и за Хабарова, – ответил Кириллов.
О директоре ресторана теплохода следствие уже имело кое-какие сведения. Хабаров не брезговал ничем. Он шел на любые сделки. Как-то раз он заказал в Гаере свежий картофель для питания пассажиров. Однако на борт теплохода картофель не поступил. Сделка была фиктивной. Вместо картофеля Хабаров получил от шипчандлера, то есть лица, представляющего торговую фирму, 450 франков, которые поделил с тем же Севастьяновым и начпродом Сергеем Коричевым. Уже один этот факт свидетельствовал о моральной нечистоплотности директора ресторана.
Временно Хабаров плавал на другом пассажирском теплоходе. В день прихода этого судна в Ленинград Кириллов вместе с сотрудниками милиции порта явился к причалу. Смешались с толпой людей, встречавших теплоход. В руках у многих были букеты цветов, а Кириллов держал фотокарточку. На ней был изображен Хабаров. Фотография нужна была для опознания. Так нередко делается при арестах.
Раздобыть фотокарточку не составило большого труда. Директор ресторана прямо-таки обожал сниматься. Особенно с какими-либо знаменитостями, которых немало бывает на борту теплохода в качестве пассажиров. Одну из таких карточек и заполучил следователь.
Теплоход ошвартовался. Встречающие, размахивая букетами, ринулись к трапу. Кириллов и его спутники поднялись на борт. Разыскали капитана. Он был у себя в каюте. Представились. Капитан удивился. «Как? Вы пришли за Хабаровым? Вот уж никогда не подумал бы, что Александр Иванович в чем-то замешан. Впрочем, я ведь его не очень хорошо знаю. Он у меня временный». Затем капитан распорядился по судовому радио, чтобы Хабаров пришел к нему в каюту.
Хабаров явился сразу же. Губы его лоснились. Увидев в каюте людей в милицейской форме, он растерялся от неожиданности, побледнел, затем покраснел. Все самодовольство его мигом пропало. Руки у него тряслись. Он понял, что дела его плохи.
– Александр Иванович, – обратился к нему Кириллов, – мы вынуждены произвести у вас в каюте обыск. Будьте добры, проводите нас туда.
В каюте Хабарова были обнаружены португальские эскудо, бермудские шиллинги, дирхамы Марокко, гульдены Нидерландов. Валюту Хабаров носил и при себе – его карманы были набиты английскими фунтами и шведскими кронами.
Севастьянов был прав: Хабаров оказался одной из наиболее крупных фигур в расследуемом деле. Следователь вычертил на листе бумаги схему преступной деятельности всех лиц, привлеченных к уголовной ответственности. В центре он нарисовал кружок с надписью «Хабаров». В самые разные стороны тянулись от него линии. Был кружочек с надписью «Гавр» и был с надписью «Великие Луки». За лаконичным обозначением «Гавр» скрывалась махинация с картофелем, а за надписью «Великие Луки» – сделка с жительницей этого города Верой Зиновьевой, продававшей по поручению директора ресторана нейлоновые платки и кофточки.
Был на схеме и еще один кружочек с надписью «Гавр». Рядом стояла дата – «1969 г.». Так лаконично обозначил следователь историю с магнитофонами и радиоприемниками, полученными Хабаровым от представителя одной из иностранных торговых фирм, договорившейся об оборудовании на борту советского теплохода рекламной выставки-витрины с образцами своих товаров. Магнитофон и два радиоприемника «Грюндик экспорт-бой» и «Грюндик концерт-бой» были самой что ни на есть незамаскированной взяткой. По словам Хабарова, это был только «скромный подарок» от благодарной ему фирмы. Приемники и магнитофон он продал, чтобы купить легковую автомашину. Однако сам без этих предметов не остался. У него были магнитофоны и радиоприемники, которые он тоже провез нелегально, сверх положенного.
Они стоили друг друга – Хабаров, Севастьянов, Травников. Последний, например, уже давно занимался валютными операциями, незаконным провозом товаров из-за границы. Еще в 1968 году он вместе с членами команды теплохода музыкантом Берковичем и фельдшером Шароновой обменивал в иностранных банках советские деньги на валюту. Тогда же он и Шаронова привезли из загранплавания товаров на 2500 рублей, которые затем перепродали в Ленинграде. В 1969 году предприимчивый кондитер передал одному из бывших матросов Балтийского морского пароходства нейлоновые платки, за которые получил 760 рублей. Осенью 1970 года Травников и Севастьянов привезли 50 женских синтетических кофт, причем уже тогда использовали в качестве тайников агрегаты кондитерского цеха. Была у них и большая партия нейлоновых пальто. Закупали они за границей и дорогие сервизы, хрусталь.
Однажды при увольнении на берег Травников попал в группу, где старшим был Николай Кукушкин. Желая задобрить его, получить возможность беспрепятственно ходить по магазинам, Травников предложил начальнику радиостанции купить у него иностранную валюту. Кукушкин согласился. После этого он уже не раз обращался к кондитеру за тем же. Некоторые привезенные им из-за границы вещи – 34 нейлоновых платка, пальто, кофточки, гипюр, шариковые ручки – продавала его мать, проживавшая в городе Хмельницком...
Так шаг за шагом распутывалось это дело. А ведь когда таможенники обнаружили в кондитерском цехе тайники для хранения нелегально провозимых из-за границы вещей, никто и не предполагал, что в деле окажется замешанным не один человек, а большая группа людей.
На судах, где служили Хабаров, Севастьянов, Травников, преступные махинации последних вызвали самое суровое осуждение. Состоялись собрания, на которых выступавшие говорили, что аморальные действия несовместимы с высоким званием моряка советского торгового флота. Мусор есть мусор. И его надлежит выбрасывать за борт...
Следствие разыскало и всех тех, кто занимался покупкой вещей у Хабарова, Севастьянова, Травникова и тем самым поощрял их на дальнейшую спекуляцию, незаконные операции с валютой.
Севастьянов, например, на одном из допросов признался, что продавал в Риге нейлоновые пальто, которые нелегально привозил из-за границы.
В командировку в Ригу был послан старший лейтенант милиции Альберт Павлович Игнатович. Предварительно он и Кириллов набросали на бумаге план действий. Он был обширен. Надо было отыскать Марию, найти других женщин, приобретавших вещи у Севастьянова и Травникова. Кроме того, следовало найти некую Светлану, работавшую не то в Сигулде, не то в Вангажи заведующей клубом. У нее одно время жил Хабаров. Известно было, что он делал Светлане подарки. Возможно, что-то и продавал.
Рига – город большой. Женщин по имени Мария в нем сотни. И тем не менее, опрашивая людей, имевших связи с моряками дальнего плавания, Игнатович нашел именно ту Марию, которая покупала нейлоновые пальто у Севастьянова и Травникова. Это была Мария Андреевна Параскова. Оказалось, что она систематически скупала у моряков вещи, а затем перепродавала. Уже одно это было основанием для того, чтобы привлечь ее к уголовной ответственности.
Параскова призналась, что покупала у Севастьянова и Травникова нейлоновые пальто. Но так как взять все пальто, которые они ей предлагали, не могла, то повела их к своей подруге Мозиной. Та, в свою очередь, приобрела три пальто. Остальные Травников и Севастьянов сбыли через скупочный магазин.
И действительно, в скупочном магазине Игнатович обнаружил квитанции на сдачу Травниковым и Севастьяновым нейлоновых пальто, а в почтовом отделении на улице Ленина – корешок квитанции, по которой Севастьянов перевел своей жене в Ленинград крупную сумму денег, вырученных от продажи вещей. Это была нелегкая работа: переворошить тысячи квитанций и чеков, прежде чем найти нужные.
Ходили разговоры, что Травников и Севастьянов во время пребывания в Риге держали вещи в камере хранения на вокзале. Игнатович и там перелистал множество квитанций и в конце концов обнаружил документы, подтверждающие, что Травников и Севастьянов держали вещи в камере хранения. Так у следственных органов появилось еще одно доказательство их преступной деятельности.
Были установлены также связи Хабарова с некоторыми жителями Латвии, подтвердившими, что директор судового ресторана занимался спекулятивными и валютными сделками.
За время работы над делом было проведено много различного рода следственных мероприятий: допрошено более 200 свидетелей, наложен арест на вклады, общая сумма которых составила 7000 рублей. Из них значительная часть принадлежала Хабарову. У Травникова изъяли облигаций Государственного трехпроцентного займа на 3000 рублей. Сделав тщательную опись, Кириллов вложил облигации в пакет, запечатал его, как положено инструкцией, пятью сургучными печатями и отправил в Госбанк.
Преступники были полностью изобличены, их вина доказана. Теперь можно было подвести окончательные итоги многотомного дела. Составив обвинительное заключение, следователь понес его на согласование к транспортному прокурору.
Ознакомившись с обвинительным заключением, прокурор Василий Васильевич Желтов сказал Кириллову:
– Вы, конечно, знаете, что такое мертвая зыбь на море? Это довольно неприятное явление. Судно, попавшее на такую зыбь, подвергается опасности быть разломанным. Вот на подобного рода жизненную зыбь попали в свое время и ваши подследственные. И они не выдержали, оказались слишком слабыми духом. Советскому торговому флоту такие люди не нужны. Пусть воздаст им суд по заслугам...
