Текст книги "В поисках истины"

Автор книги: Матвей Медведев

Соавторы: Сергей Соловьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

6

Он действовал дерзко и нагло. Перелез через проволоку и бросился в реку. Поплыл по холодной, мерцающей под луной воде.

В сущности, ему нечего было терять. Отец, кажется, ясно сказал: с кулаками церемониться не будут. Отберут у них все – и конец.

Вот почему Виктор решил раз и навсегда покончить со своей прежней жизнью и начать новую. Для этого надо было прежде всего перебраться в другую страну.

Ему повезло: никто не заметил, как он переплывал реку. Радуясь удаче, вылез из воды и, тяжело дыша, отряхиваясь, пошел по берегу. Это был уже не родной, а чужой берег, тот самый, на который он столько раз смотрел с горы, из отцовского хутора. Только теперь уже не этот, а тот берег, с которого он приплыл, стал для него чужим. Он хотел посмотреть на него в последний раз, но ничего не увидел. Луна зашла за облака, стало совсем темно.

Вдруг кто-то ударил Виктора кулаком. Он пошатнулся. Кровь потекла у него из разбитой губы.

Перед ним стояла пограничная стража. Один из стражников, видимо, самый старший, что-то говорил, временами визжа тонко и пронзительно. Это он ударил Виктора. Может быть, он еще раз ударил бы его, если б не увидел лица Виктора. Это лицо, освещенное фонарями, которые зажгли стражники, было страшно.

Виктора отвели на кордон. Там он обсушился, пришел в себя. Его не трогали день, два. Потом вызвали на допрос.

Человек в полицейском мундире сидел за столом и писал, Виктор не видел его лица. Он видел только черные волосы, разделенные посередине ровным, аккуратным пробором.

Наконец человек заговорил.

– Нам все известно, – сказал он медленно и почти чисто произнося слова по-русски. Головы он, однако, по-прежнему не поднимал. – Вы – Лоди Виктор, сын кулака. Вы ненавидите страну, из которой бежали. Она отняла у вас счастье. Вы лишились всего – родного дома, девушки, которую могли бы взять в жены, ваших будущих малюток...

– Чего вы хотите от меня? – спросил Виктор.

– У вас все равно теперь нет никакого выхода, – как бы не слыша и продолжая свою мысль, сказал человек.

Неожиданно он поднял голову, и Виктор увидел его глаза. Они не обещали ничего хорошего, эти бесцветные глаза.

– Я согласен на все, – сказал Виктор.

– Вы благоразумны, – ответил полицейский чиновник. – Это похвально.

Но Виктор ошибался, думая, что его сейчас же выпустят.

Его не выпустили, а отвели обратно – туда, где он провел первые двое суток. Там он пробыл еще одну ночь. А наутро его посадили в закрытый автомобиль и куда-то повезли.

Лоди считал, что его везут в город, и опять ошибся. Его привезли в тюрьму.

Здесь он лишился своих черных жестких волос – их ему сбрили. Затем заставили надеть полосатую одежду с номером на спине и втолкнули в одну из камер.

Виктор хотел было хватить надзирателя кулаком, но воздержался. Пусть все идет, как намечено судьбой. Он лег на железную койку и закрыл глаза, ни о чем не размышляя. Да и о чем ему было размышлять? Ведь, кажется, он уже произнес слово «согласен». Почему же его держат за решеткой?

– Эй, черти, сейчас же откройте дверь! Слышите? Выпустите меня, а не то я вам все здесь расколочу! – закричал он.

Лязгнул затвор. На пороге появились двое. Красные, сытые физиономии. В руках пистолеты. Они поигрывали ими, подбрасывая на ладони.

– Послушай, – сказал один из них, обращаясь к Лоди, – кажется, ты уже получил однажды по морде? Хочешь, чтобы и мы тебе набили морду? Советую не рисковать. Слышишь?

Лоди недовольно заворчал. Но что мог он поделать против этих двоих, недвусмысленно поигрывающих пистолетами? Он замолчал и снова повалился на койку.

В тюрьме его продержали почти полгода. А потом Виктора вызвал к себе начальник тюрьмы. В кабинете находились еще двое. Начальник любезно предложил сесть и угостил ароматной сигаретой.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он тоном гостеприимного хозяина.

Больше Виктор в камеру не вернулся. Спустя час после разговора с начальником он уже шел по улице, держа в кармане пачку денег. Он жадно вдыхал свежий воздух, от которого отвык за время, пока сидел в душной, вонючей камере, и его даже слегка мутило. Чтобы подавить это чувство тошноты, он решил выпить, но сперва поискал парикмахерскую и, зайдя в нее, молча уселся в кресло перед зеркалом.

Его черные жесткие волосы опять отросли. Надо было привести себя в порядок.

Потом почти полтора года было здание с башенками и верандами, белые и красные розы в саду, тренировки в стрельбе, в плавании, в борьбе. В разведывательной школе, куда попал Лоди, старательно и обстоятельно учили. Денег не жалели.

Когда курс обучения закончился, состоялся торжественный выпуск.

Оркестр играл добрый старый вальс. Слушая нежную, немного меланхоличную музыку, начальник школы вздыхал и, сидя в кресле, отбивал такт носком ярко начищенного хромового сапога. Он не мог равнодушно слушать музыку. Слезы наполняли его глаза. У господина полковника было чувствительное, сентиментальное сердце.

Виктору Лоди было на это наплевать. Ему на всех было наплевать. Он никого не любил, он всех ненавидел.

На выпускном вечере Виктор познакомился с Хильдой Корка. Она привела его в свою маленькую уютную квартирку. Вскипятила на газовой плите кофе, приготовила яичницу. Поставила на стол коньяк.

У Хильды были белокурые волосы, смуглая кожа, мягкие нежные руки, никогда не знавшие черной работы. У нее было много красивых платьев.

Виктор был груб, но Хильде это нравилось. Виктор, целуя, кусал ее в шею, в то место, где под тонкой кожей билась упругая голубая жилка.

Позже Виктор лежал на кровати, подложив под голову руки, и смотрел, как Хильда надевает чулки. Тончайший прозрачный шелк кофейного цвета скользил между пальцами женщины.

На камине стояли часы. Они тикали быстро и мелодично: «тик-так, тик-так»...

– Хочешь стать моей женой? – спросил Виктор Хильду.

– Зачем? – Хильда удивленно подняла подведенные брови. – Миленький, я умею действовать пистолетом не хуже тебя и знаю четырнадцать способов, как сбить со следа собаку. Понятно? – она засмеялась. – Моя сфера – высшее общество. Генералы, промышленники, дипломаты. Что же, меня зря учили в школе? Но если ты хочешь сделать мне приятное, оставь, пожалуйста, на камине несколько бумажек. Я куплю себе новую шляпу. Это будет подарок от тебя.

Виктор ушел не попрощавшись. Хильда, стоявшая у зеркала, не обернулась. Она внимательно рассматривала свою ногу, обтянутую чулком, поворачивая ее то так, то эдак. Казалось, ее ничто не волнует.

На следующий день Виктор получил задание.

Его посадили в автомобиль и повезли к границе. Он вышел из автомобиля и сразу узнал знакомые места. Когда-то вот здесь мокрый, задыхаясь от усталости и волнения, он выкарабкался на берег в надежде обрести новую жизнь.

Сейчас он вновь должен будет совершить путь через реку. Он возвращается назад. Думал ли он, что опять попадет к себе на хутор? Он вспомнил отца, Эльфриду, Марию. Ему стало чуть грустно. Он потребовал вина. Его просьба была тотчас же исполнена.

Он пил весь вечер и еще половину ночи. Коньяк был крепкий, обжигал горло. Но, странное дело, Виктор не пьянел, настолько нервы его были напряжены.

Черная стрелка часов замерла где-то между двумя и тремя ночи. Надо было идти.

Он поднялся из-за стола, вышел из домика. Стражники почтительно следовали сзади. Он бросил на них взгляд, полный презрения.

Дул ветер. Нагонял на небо тучи. Моросил, прекращался и вновь начинался дождь.

Виктор Лоди подошел к реке...

7

В предварительно разработанном до мельчайших деталей плане перехода Лоди через границу был лишь один пункт, смущавший несколько самого Виктора: сможет ли он хотя бы на первое время найти пристанище на хуторе? Было решено, что он произведет разведку, а потом, при малейшей опасности, уйдет подальше от границы, в тыл.

Но напрасно он опасался. Все сложилось для него как нельзя удачней. Эльфрида дала ему приют, поместила на ночлег в их старом доме.

Сейчас Виктор ходил взад и вперед по комнате, от окна к стене и от стены к окну, а Эльфрида стояла на кухне и месила тесто для пирога.

Виктор ходил, и половицы скрипели под его ногами. Он все же нервничал, и это его состояние передавалось Эльфриде.

Почему он так боится? Почему предупредил, чтобы она никого не впускала?

Эльфрида думала об этом, а сама энергичными движениями месила тесто. Стеклянные бусы на ее груди сверкали и звенели. Эльфриде хотелось, чтобы пирог удался, чтобы Виктор не подумал, будто она ничего не умеет делать.

Правда, печь пироги, готовить обеды ей действительно не приходилось. Питалась она не дома, а в столовой МТС. Да и зачем ей было заниматься стряпней? Для кого? Ведь она еще не была замужем.

Откровенно говоря, это было несколько странно. Ведь Эльфрида Лоди считалась красивой девушкой.

Жила она, как и раньше, на хуторе. Этот хутор – и дом, крытый красной черепицей, и конюшни, и сараи – когда-то принадлежали дядюшке Лоди. Старый Лоди был кулаком. Вся деревня ненавидела его. Но про Эльфриду никто никогда не сказал ничего плохого. Да и разве не доказала она своей работой, что заслужила уважение?

Дядюшка Лоди умер. Он умер от огорчения, старый Лоди. Ведь у него отобрали всех лошадей и коров. Эльфриде сперва тоже было не сладко. Ей даже пришлось покинуть деревню, уехать в город и устроиться на завод. А потом ее потянуло обратно в родные места. Она окончила курсы трактористов и стала работать в МТС.

О своей прежней жизни на хуторе, о той поре, когда она была еще совсем юной, Эльфрида и не вспоминала. Другие интересы целиком захватили ее. О внезапном бегстве Виктора из дома ходили самые противоречивые слухи.

И вот спустя несколько лет Виктор снова появился откуда-то, внеся смятение и разлад в жизнь Эльфриды.

Пожалуй, он прав был, этот Виктор. Эльфрида могла бы не портить свои руки. За нее могли бы работать батраки.

Ах, если б дядюшка Лоди был жив! И если б все было по-старому! Уж он бы позаботился о дочке своего покойного брата. Какую бы свадьбу устроил ей!

Она могла бы стать женой Питера Реемси или Вольдемара Ликонена.

И ей не надо было бы вставать, как теперь, чуть свет и, напялив комбинезон, идти в МТС, работать до вечера в поле, где сегодня тебя обжигает солнцем, а завтра поливает дождем, от которого белокурые локоны темнеют и становятся похожими на паклю.

Нет, если разобраться как следует, жизнь ее сложилась неудачно.

Ей пора бы уже выйти замуж. Давно пора. Об этом Эльфрида стала с некоторых пор задумываться самым серьезным образом. Рассматривая в зеркале свое все еще красивое лицо, она видела возле глаз маленькие, точно сделанные очень тонким и острым пером морщинки. Она брала на палец немного крема из стеклянной баночки и сильно втирала в кожу. Но морщинки не исчезали.

Да, ей пора выйти замуж. Но за кого? Уж не за Харитона ли или Пашку-кузнеца? Или, может быть, за Андрейку?

Вот если бы найти мужа солидного, с положением. Такого, как начальник военторговской лавки. Или как начальник заставы лейтенант Гусев. Вот за Гусева она бы вышла замуж не задумываясь. Но Гусев был женат и без памяти влюблен в свою жену. Эльфрида знала ее. Леля была не очень красива, но у нее был маленький, пухлый рот и пушистые брови. Густые золотистые волосы она заплетала в тугую косу, которую укладывала вокруг головы. Несколько раз она приходила вместе с Гусевым в деревню на танцы.

Но если хорошенько подумать, то и Андрейка не так уж плох. Среди трактористов он не на последнем счету и зарабатывает прилично. А как влюблен в нее! Только больно уж робкий. Не то что другие. Питер Реемси был не такой. И Петька Буханцев, киномеханик из райцентра, не такой. И Пашка-кузнец. Нет, с Пашкой у нее ничего не было, только целовались однажды утром, когда он застиг ее одну в поле.

Золотая пчела запуталась тогда в ее волосах, и Эльфрида визжала, боясь, чтобы пчела не ужалила ее, а Пашка громко смеялся.

Питер Реемси, Петька Буханцев... А теперь вот Андрейка. Ах, был бы жив дядюшка Лоди, разве обратила бы она внимание на какого-то там Андрейку? Черт! Даже зубами хочется скрипеть от досады.

А Виктор? Что Виктор? Он сказал, что научит ее, как поступить. Нет, Виктору верить нельзя. Долго отсутствовал, а теперь появился откуда-то, странный и страшный. А ведь вблизи граница. И она, Эльфрида, не должна, просто не имеет никакого права молчать о том, что у нее в доме появился неведомо откуда Виктор Лоди.

Но почему же она все-таки молчит? Неужели опасается Виктора? Чепуха! Ничего она не опасается. Вот пойдет к начальнику заставы Гусеву и скажет ему: товарищ лейтенант, мне надо поговорить с вами об очень серьезном деле. Мне страшно. У меня в доме появился подозрительный человек.

Так думала Эльфрида, пока месила тесто для пирога. Но когда Виктор позвал ее из соседней комнаты, она почему-то вздрогнула и покорно сказала:

– Иду!

8

Когда, украсив голубой лентой свои белокурые волосы, Эльфрида Лоди приходила в деревню на танцы, парни бросали на нее восторженные взгляды. Но всех восторженней глядел Андрейка.

Гармонист играл польку. Парни надвигали на глаза лакированные козырьки фуражек. Они с ожесточением топали ногами, обутыми в высокие, начищенные до солнечного блеска сапоги. Девушки улыбались. Ветер поднимался от их шуршащих, развевающихся юбок.

Иногда Эльфрида танцевала и с Андрейкой. Она подавала ему свою маленькую горячую руку, а другой слегка приподнимала подол, показывая новенькие красные сапожки. Она громко хохотала, так, что видны были ее белые зубы.

Он уже давно потерял голову. Но знал, что у него мало шансов на то, чтобы Эльфрида вышла за него замуж. Андрейка был некрасивый, соломенные волосы торчали на его голове во все стороны, а вокруг носа пестрели веснушки. Разве мог такой невзрачный на вид парень рассчитывать на благосклонность девушки, которая считалась чуть ли не самой красивой во всем районе?

Андрейка только теперь стал работать на тракторе. А Эльфрида уже давно была трактористкой. И ее портрет был напечатан в районной газете.

Что значил Андрейка по сравнению с Эльфридой?

Но напрасно он был такого невысокого мнения о себе. Оказывается, Андрейка ошибался, когда думал, что Эльфрида не обращает на него никакого внимания. Наоборот. Обращает. Даже больше того: любит Андрейку. И еще как! Она сама сказала ему об этом.

Да, сама. Как вам это понравится?

Оказывается, никто ей не мил – ни Харитон, ни Пашка-кузнец. Вот он, Андрейка... Да ведь от всего этого можно с ума сойти.

А он-то думал... ха-ха-ха!.. А он-то думал, чудак, что Эльфрида совсем не замечает его.

Он узнал об этом случайно. Когда пришел к ней на хутор.

Андрейка никогда не бывал в доме у Эльфриды. Он только издали смотрел на него. Смотрел и думал: что-то делает в этот момент Эльфрида? Прибирается, шьет или, может быть, сидит, склонившись над книжкой?

А тут он не выдержал. Взял и пошел к ней на хутор. Пересилив робость, приблизился к дому. Пересек двор, поросший розовато-фиолетовыми цветами иван-чая, и заглянул в дверь.

Он увидел кухню. Там никого не было. Топилась печь. На столе лежало вываленное из горшка тесто. На его поверхности виднелись вмятины – это были следы пальцев. Ее пальцев!

Внезапно дверь отворилась, и из комнаты появилась Эльфрида. Увидев Андрейку, она страшно смутилась, убежала обратно и тут же вернулась, чуть побледневшая, взволнованная, прекрасная.

Стеклянные бусы сверкали на ее шее.

Андрейка рассказал ей, как боялся он даже близко подойти к хутору. Эльфрида стала смеяться, а затем внезапно обняла Андрейку голой, запачканной в муке и тесте рукой и, прижавшись головой к его груди, прошептала:

– Я люблю тебя! А ты, дурачок, думал, что нет? Люблю, милый Андрейка! Хочешь, завтра вечером мы будем вдвоем?

Тогда, осмелев, он сказал:

– Сегодня! Она сказала:

– Нет, завтра.

– Сегодня, сегодня!

– Завтра!

– Я не доживу.

– Доживешь! А сейчас – уходи!

От волос ее, вымытых дождевой водой, одуряюще пахло цветами, а может быть, медом. Андрейка слегка оттолкнул ее от себя и выбежал из дома.

Синело небо. Ярко сияло солнце. Неподалеку блестел ручей.

Андрейка побежал по дороге.

– О-го-го-го!! – закричал он, позабыв обо всем.

Счастье переполняло его. Ему хотелось совершить что-нибудь необыкновенное: влезть на дерево или поднять вот этот здоровенный камень.

Эльфрида любит его. Милая белокурая Эльфрида.

Завтра вечером они встретятся и будут гулять до рассвета в поле. И может быть, он поцелует ее чуть пухлые, губы. Ему казалось, что они должны иметь вкус клубники. Обязательно клубники. Или какой-нибудь другой ягоды.

Он еще раз закричал:

– О-го-го-го-го!!

И тут он увидел лейтенанта Гусева. С ним были два бойца. Они шли по дороге навстречу Андрейке. Они, конечно, слышали, как он кричал. Точно маленький. Точно первоклассник.

От стыда Андрейка готов был шмыгнуть в канаву и спрятаться в лопухах. Но это было бы совсем по-мальчишески.

Андрейка принял важный вид и даже надул губы. Пусть думают, что он солидный, степенный, как и положено быть человеку, работающему в МТС на тракторе. И когда пограничники поравнялись с ним, он даже, как это сделал Гусев, не спеша приложил ладонь к своей ситцевой кепчонке, чудом державшейся на буйных лохматых волосах.

– Откуда? – спросил лаконично Гусев, останавливаясь.

– Откуда? – Андрейка просиял: – Я был у Эльфриды Лоди. Вы ведь знаете, товарищ лейтенант, Эльфриду Лоди? Эльфрида Лоди работает у нас в МТС.

Он нарочно повторил несколько раз имя Эльфриды. Ему было приятно это. И в то же время он искоса поглядел на Гусева – не догадался ли тот об этом? Но лицо начальника заставы было непроницаемо.

Гусев только спросил:

– Где это ты, Андрей, так выпачкался?

Андрейка не понял.

– О чем вы говорите, товарищ лейтенант? – спросил он с недоумением.

– А вот об этом! – И Гусев молча показал пальцем на его пиджак.

Андрейка взглянул и тихо ахнул. Все плечо у него, оказывается, было припудрено мукой. В этом месте к нему прикасалась рука Эльфриды.

– Ах, это! – воскликнул Андрейка, чувствуя, как все лицо его заливается краской смущения. – Понимаете ли, товарищ лейтенант, когда я был у Эльфриды Лоди, она в этот момент месила тесто.

– Вот как? – удивился Гусев. – Тесто? И что же она собиралась с ним делать?

– Печь пирог.

– Насколько я знаю, прежде Эльфрида Лоди никогда не пекла пироги. Это не в ее духе.

– А теперь решила испечь. Я думаю, он у нее получится замечательный.

– Похоже, что ты к ней неравнодушен?

– Это правда, – подтвердил охотно Андрейка. – И Эльфрида тоже неравнодушна ко мне, – не удержался он от того, чтобы не поделиться своей радостью. – Только что она сама сказала мне об этом.

– Что ж, в таком случае тебе, Андрей, повезло. Эльфрида Лоди – неплохая девушка. Желаю счастья!

– Спасибо, товарищ лейтенант! Вам тоже всего хорошего.

И Андрейка пошел дальше. Какой сегодня чудесный день! Какие хорошие ребята, эти пограничники! Какие славные незабудки растут вон там, возле канавы! Замечательные незабудки! Точно глаза Эльфриды Лоди. Такие же голубые.

А лейтенант Гусев, как только Андрейка скрылся за поворотом, сказал своим бойцам:

– Надо будет, пожалуй, заглянуть на хутор.

9

Безнаказанное нарушение границы! Есть ли что огорчительнее для пограничника?

Безнаказанное нарушение – это дни и ночи, проводимые в упорных поисках, в прочесывании местности, в патрулировании, в засадах. Это – напряженные нервы и воспаленные от бессонницы глаза.

Но как найти того, кто, обманув бдительность пограничных нарядов, незаметно проскользнул к нам с сопредельной стороны? Порой это все равно, что найти иголку в стоге сена.

Но искать надо. И лейтенант Гусев искал. Все соседние заставы также были подняты на ноги.

Когда Андрейка ушел, Эльфрида вздохнула с облегчением.

Все лицо ее горело, а в горле пересохло. Она зачерпнула ковшиком воду из ведра и, сильно запрокинув голову, прислонившись затылком к стене, стала пить, делая большие глотки. Затем, смахнув с груди капли, повесила ковшик на гвоздик, взглянула в окно и прошла в комнату, где ее дожидался Виктор.

– Кто этот парень? – спросил он.

– Наш тракторист.

– Он тебя любит?

– Да.

– А ты его?

– Нет. Не знаю. Впрочем, сейчас пришлось сказать, что люблю. Только для того, чтобы его выпроводить.

– Молодец.

– Но ведь ты же сам предупредил, чтобы я никого не впускала.

– Конечно. Парню этому просто повезло, что он не наткнулся на меня. Вот что, я пробуду у тебя еще одну ночь, а затем уйду.

– Делай как знаешь.

Вернувшись на кухню, Эльфрида принялась за прерванное занятие. Но ей уже не доставляло никакого удовольствия возиться с тестом. Наскоро приготовив пирог, она сунула его в печь и стала с ожесточением вытирать мочалкой стол.

Виктор ходил взад и вперед по комнате.

– Эльфрида! – снова позвал он.

– Ну, что тебе? – спросила она, появляясь на пороге.

– Подойди поближе, – приказал он.

Она подошла.

– Знаешь, о чем я сейчас подумал, сестренка? – произнес Виктор, обнимая девушку. – О том, что жаль оставлять тебя здесь.

– Что ты этим хочешь сказать? – спросила она, упираясь ладонями в его грудь и ощущая под свитером выпуклость его мышц.

– А то, что там, откуда я пришел, ты могла бы жить совсем по-другому.

Эльфрида резким движением высвободилась из его объятий и кинула на двоюродного брата испуганный взгляд.

– Значит, ты перешел границу? – Голос ее дрогнул. – Как же я раньше об этом не догадалась! Но кто же ты, Виктор?

– Ах, какое это имеет значение, – произнес он грубым голосом. – Важно, что тебе здесь не место.

Эльфрида с минуту молча смотрела на него.

– Ну, так возьми меня с собой, – сказала она.

– Нет, этого я сделать не могу. Ты должна действовать сама. Если боишься – найди себе попутчика. Какого-нибудь парня посмелее. И перейди границу. Поверь, это не так страшно, как кажется. Перешел же я. В общем, подумай. Но если ты вздумаешь выдать меня...

Он сделал угрожающий жест. Эльфрида поспешила успокоить его:

– Не бойся, не выдам. Ведь я могла бы уже давно сделать это, если б хотела.

Он подошел к ней, как тогда, ночью, и, взяв за подбородок двумя пальцами, проговорил, усмехаясь:

– Одна кровь!..

И в этот момент, кинув взгляд в окно, Виктор увидел подходивших к воротам людей в зеленых фуражках. Напружинился, быстро сунул руку в карман.

– Ты что это хочешь делать? – испуганно произнесла Эльфрида. – Не смей! Лучше прячься в подпол. Быстро!

Вдвоем они приподняли за кольцо тяжелую доску. Виктор мягко, по-кошачьи, прыгнул вниз, в темноту. Опустил за собой крышку.

Эльфрида прошла на кухню. Она сделала это вовремя. Во-первых, пирог начал подгорать, во-вторых, пограничники уже подходили к дверям.

– Привет, хозяюшка! – сказал лейтенант Гусев, входя на кухню и прикладывая ладонь к фуражке. – Вот мы и снова увиделись с вами.

– Доброе утро, товарищ лейтенант, – откликнулась весело Эльфрида, выкладывая на стол дымящийся пирог. – Присаживайтесь! – придвинула она табуретку: – Сейчас угощу вас горячим пирогом. Собственного изготовления.

– По-какому же он у вас случаю?

– По случаю моей помолвки.

– С кем же?

– С нашим трактористом Андреем Кожуховым. Я выхожу замуж.

– Что ж, в таком случае поздравляю. Спасибо!

– С чем же у вас пирог, Эльфрида?

– С картошкой. Ну и с луком, разумеется.

– Только он у вас подгорел, кажется.

– Это мой первый опыт. В следующий раз получится лучше.

Гусев поднялся с табурета. В теплой кухне, возле топившейся печи его клонило ко сну. Ведь он спал сегодня всего какой-то час-другой. Не до сна было. Все утро он искал нарушителя. Но пока безрезультатно.

– Покажите мне свое жилище, Эльфрида. Ведь я у вас никогда не был.

– Пожалуйста, товарищ лейтенант, проходите сюда.

– Вам не страшно одной в доме, Эльфрида?

– Первое время страшно было. А теперь привыкла. Да и кого бояться?

– Граница рядом. Кстати, Эльфрида, вы никого не встречали сегодня из посторонних?

– Никого. А разве что случилось, товарищ лейтенант?

– Хочу вас предупредить, будьте осторожны. Счастливо оставаться.

– А пирог? Вы же не попробовали мой пирог, товарищ лейтенант!

– В следующий раз.

Гусев ушел. Эльфрида выждала некоторое время, потом постучала в пол:

– Выходи!

Виктор выбрался наружу.

– Ушли? Черт! – выругался он. – Почему это к тебе повадились гости? Чего они вертятся вокруг хутора, как мухи?

– Сама не понимаю. Я так боялась, что тебя обнаружат. Пожалуй, тебе надо уходить. Немедленно.

– Как бы не так! Уж не считаешь ли ты советских пограничников глупцами? Они, конечно, оставили возле хутора засаду.

– Не думаю.

– Впрочем, чего мне бояться? У меня ведь есть документы. И еще кое-что. Но это на самый крайний случай. Хорошо, я действительно пойду.

– Возьми на дорогу кусок пирога.

– Не надо.

– Что я, зря старалась?

– Ладно, отрежь кусок, пригодится. Так ты поняла, о чем я тебе сказал? Уговори какого-нибудь парня, хотя бы этого твоего тракториста, – и валяй с ним через границу.

– Я подумаю.

– Ну, прощай!

Виктор покинул хутор. Да, оставаться здесь дольше было неразумно. Пограничники могли навестить хутор еще раз, осмотреть дом, и уж во второй раз вряд ли удалось бы избежать встречи с ними.

Пока же Виктору везло. Надо же! Переплыть пограничную реку и остаться незамеченным. Добраться до хутора и даже тогда, когда его навестили люди в зеленых фуражках, суметь спрятаться от них. Но кто знает, может быть его заметили тогда, на реке, и нарочно пропустили не задержав. Такие случаи тоже бывали. О них рассказывали на занятиях в школе.

Пропустят в тыл, а потом где-нибудь на станции или в вагоне поезда задержат. «Пройдемте, – скажут, – с нами». Ну, нет, с ним этого не случится. Он живым не дастся. Пусть попробуют сунуться. Он им покажет.

Но это крайняя мера. А вообще, спрашивается, чего ему бояться? Документы в порядке? В порядке. Эти черти ловко подделывают паспорта. В кармане у него нож.

А все же для успокоения не мешало бы сейчас хлопнуть стаканчик-другой коньяка. Зря он не сунул в карман алюминиевую фляжку. Она бы не помешала. А теперь вот иди с пересохшим ртом.

Где-то, казалось совсем неподалеку, тарахтел трактор. «Тах-тах-тах» – слышалось из-за леса, и этот звук почему-то беспокоил Виктора. Он напоминал пулеметную стрельбу.

Пели птицы.

Путь Виктора лежал между полями. Он пробирался окольной тропой и видел, как высоко поднялись рожь и овес. Иногда набегал ветерок, и тогда колосья начинали шуметь и клониться к земле.

Не останавливаясь, Виктор выдернул колос и растер его между пальцами. На ладони осталось несколько зерен. Он съел их и почувствовал во рту вкус муки.

Он шел и не узнавал знакомых мест. Как они здорово изменились за несколько лет! Всюду были поля, и всюду были крупные, такие вот, как эти, полновесные колосья. А когда-то эта земля пустовала. Он хорошо помнил это.

– Пятилетка! – тихо проговорил он. И еще раз пробормотал: – Пятилетка!

Ненависть душила его.

И в то же время он трусил. Когда кончились наконец поля и дорога пошла лесом, он вздохнул с облегчением. Здесь было, по крайней мере, где спрятаться.

А может быть, он напрасно появился на хуторе у Эльфриды? Кто знает, что в голове у этой девки? Правда, когда он утром поговорил с ней откровенно, она как будто согласилась с ним. Когда он сказал, что она могла бы жить совсем по-другому, глаза у нее заблестели. Каким тоном произнесла она: «О, в самом деле, Виктор?»

Впрочем, какие у него основания верить Эльфриде? Никаких. Может быть, она просто притворяется, а на самом деле пойдет к пограничникам и выдаст его?

Он скривил рот. Эта Эльфрида – хитрая бестия. Притворяется, что заодно с ним. Сунула на дорогу кусок пирога. Вот он лежит в кармане. К черту ее пирог! Пусть валяется, на земле.

Эта Эльфрида, однако, сумела ловко устроиться. Трактористка. Еще, чего доброго, комсомолка. Живет одна в таком хорошем доме. А вот он, Виктор Лоди, должен, как волк, прятаться от людей.

С какой бы радостью он устроил людям какую-нибудь пакость. Поджег бы поля. Или насыпал бы чего-нибудь в колодец.

Но это в задание, которое он получил, не входило. Он должен был только разыскать в городе одного человека, передать ему инструкцию, взамен получить кое-какие важные сведения и вернуться с ними обратно.

Тогда он сможет купить себе мотоцикл.

В сущности, и там, откуда он пришел, не доверяли ему. Никто ему не доверял. Все отворачивались от него. Даже Хильда Корка.

И это было для Виктора всего обиднее.