Текст книги "Игрушка Ворона (СИ)"
Автор книги: Маша Драч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
9.
Кухня Вадима была такой же крупной, как и в том доме, где мы сегодня были. Темная мебель, кремового цвета стены и большое, прозрачное окно прямоугольной формы.
– Садись, – Воронов указал жестом на высокий табурет с низкой спинкой.
Я не без труда уселась на него и обнаружила, что мои ноги вообще не достают до пола.
– Странный и какой-то неправильный у вас стул, – недовольно пробормотала я, пытаясь приловчиться к нему.
– Это барный табурет, он таким и должен быть, ноги можешь на перекладину поставить, – Вадим едва заметно улыбается, но не насмешливо, а как-то по-доброму. Я чувствую себя неловко, из-за собственной бестолковости и в то же время ощущаю тепло, разливающееся внутри грудной клетки.
– Простите, не знала.
– Не извиняйся, – строго произнес Воронов, заглянув в холодильник. – Это лучше ты меня извини за то, что не уследил. Витя вообще нормальный мужик, но пить ему категорически нельзя – превращается в похотливого мудака.
– Как видите, я всё же попыталась дать отпор.
– Да, это уж точно, – он улыбнулся шире, но затем отдернул себя, будто сделал в моем присутствии непозволительное послабление. – Есть красная рыба слабосолёная и немного фруктов, хочешь?
– Хочу, – честно ответила я и напряженно сцепила пальцы рук в замок. – Красивый дом, – после некоторой паузы произнесла я.
– Сам спланировал весь его интерьер, – с неприкрытой гордостью заявил Воронов, расставляя передо мной тарелки с нарезанными апельсинами, ананасами и горстью всяких ягод.
– Это чувствуется.
– В самом деле? – он удивлённо покосился на меня.
– Ага.
– Чай хочешь?
– Хочу, – бездумно ответила я, изучая взглядом широкую спину Вадима, скрытую под белой тканью рубашки.
– Зеленый? Черный?
– Какой сделаете, я в этом не разбираюсь.
– Хорошо, – он продолжил хлопотать на кухне, а я продолжала смотреть на его спину, изучая черный ремень плечевой кобуры и то, как она изящно обтягивала крепкий торс. Пожалуй, в этот самый момент я по-настоящему и влюбилась. Вот так просто, как будто само собой разумеющееся. Что-то внутри произошло, какая-то перемена или сломался определённый винтик, который прежде удерживал меня от заинтересованности к противоположному полу. А может это был шок, после пережитого? Нет, не думаю.
– Почему вы делаете всё это? – тихо спросила я, когда Воронов поставил передо мной дымящуюся кружку с ароматным чаем.
– Потому что, хочу, – просто ответил Вадим, тщательно нарезая ломтики красной рыбы. Я наблюдала за этим процессом и понимала, что даже ковыряния в рыбе, которая стоит приличные бабки, мне кажется красивым. Длинные пальцы умело управляются с гибким ножом, отделяют филе от шкурки и нарезают, почти, что одинаковые кусочки. – Бери, – Воронов протянул мне тарелку с рыбой, – сейчас хлеб подам.
– Знаете, когда я впервые вас увидела, то подумала, что вы такой же урод, как и все те, кто живет в богатстве, – не знаю, почему вдруг решила разоткровенничаться.
– Это правда, – с кривой усмешкой ответил он. – Просто сейчас не вижу смысла вести себя так, – он подал кусочек белого хлеба.
– Почему? Ну, в смысле, не боитесь впускать в свой дом, девку с улицы? Мало ли что у меня на уме, – я прямо рукой взяла рыбу и отправила в рот, морской солоноватый вкус мне понравился.
– Я уже понял, если ты хочешь что-то выкинуть, то делаешь это, не раздумывая, а раз ведешь себя смирно, то опасаться нечего, – Вадим сел напротив меня и закинул в рот несколько ягод малины.
Он был прав, и мне вдруг стало так стыдно. Я не была уверена в том, что мне нравится быть такой понятной и легко читаемой для этого человека.
– Ну, какая есть, – жму плечами. – В детдоме меня не особо любили за такую импульсивность.
– Ты мне расскажешь о происхождении твоей татуировки? – Воронов глянул на мою правую руку.
– Зачем? Такая история вас уж точно не развеселит, – я продолжила с аппетитом поедать рыбу. Вкусная, зараза!
– Развлечение не всегда должно быть веселым, – серьезным тоном возразил Вадим.
– У моей мамки был кулон в виде розы, – начала я издалека, отставив от себя, пустую тарелку и доев хлеб. – Я хорошо помню только ее глаза и этот кулон. Когда я очутилась в детдоме и узнала о том, что мамка покончила с собой, мне стало нехорошо. Я ведь ее ни в чем не винила, помнила, что бабка ни нас, ни меня приютить не могла, а нам идти некуда было. Поэтому обид на мать у меня никогда не было. Хотелось умереть, когда ее не стало. Мне тогда лет десять было, а может и меньше. В тринадцать я вскрыла себе вены. Вытащили, а в психушку не бросили только потому, что слишком много волокиты. Короче, сама справлялась со всем дерьмом в своей душе, начала курить. Позже, когда я научилась сбегать из детдома, сделала на хате у одного знакомого тату, чтобы скрыть шрам, и оставить память о матери. Поэтому, я выбрала розу с шипами, роза – как кулон, а шипы, ну типа, моя защита. По-моему, получилось очень даже хорошо, – я посмотрела на свое тату, в горле собрался ком, но я запретила себе плакать.
Вадим молчал, угрюмый взгляд делал его значительно старше, чем он был на самом деле.
– Обычно, я так не откровенничаю, – пытаюсь улыбаться, но хреново получается. – Не знаю, как это у вас получается, но язык трудно за зубами держать, – отпиваю из своей кружки и чувствую, что сердце стучит о ребра так сильно и так больно.
Воронов взял мою правую руку и провел большим пальцем по запястью, сразу же нащупав тонкую полоску шрама. Прикосновение к нему отдалось теперь болью где-то в горле, а не в груди. Сложилось такое ощущение, что Вадим прикоснулся к моей душе, к сгустку сплошной боли, о которой я старалась не думать и прятать от посторонних глаз, чтобы не выглядеть размазней.
– Мне жаль, – единственное, что произнес Вадим и неожиданно для меня, прижался губами к моему запястью. В будущем, эта точка моего тела станет его излюбленной, а сейчас меня это поразило настолько сильно и глубоко, что я разучилась на секунду дышать.
Надо бы что-то ответить, но язык прилип к нёбу, и все мысли превратились в одну сплошную кашу. Никого так близко я к себе еще не подпускала, и это вскрывало, вспарывало ту действительность, с которой я жила вот уже на протяжении девятнадцати лет.
Взгляд мечется туда-сюда, будто я пытаюсь найти выход и удивительно, но он нашелся в образе колоды карт, лежащей на металлической полке с пряностями.
– В карты играете? – спросила я немного охрипшим голосом.
Воронов отпустил мою руку и обернулся. Разрыв контакта между нами неожиданным образом заставил меня почувствовать себя крайне дерьмово, словно бы я только что лишилась самой важной составляющей всей своей жизни. Воздух застрял в легких и никак не хотел выходить наружу. Что со мной творилось?
– Да, временами, когда мои ребята засиживаются допоздна, – Вадим встал со своего места, чтобы взять колоду.
– Мы тоже в детдоме играли на печенья там всякие. Хотите, покажу вам парочку фокусов? – я говорила слишком быстро и громче, чем, наверное, нужно было. Меня всю потряхивало, а в животе вдруг стало так щекотно. Не знаю, нормально ли это, но такая реакция тела определенно связана с прикосновениями Воронова.
– Давай, – он протянул мне карты, но садиться не спешил, тоже почувствовал это между нами?
Я принялась тасовать колоду, пальцы помнили свое дело и до того ловко управлялись с картами, что человеческий глаз не мог физически успеть за всеми манипуляциями.
– У тебя хорошо получается, – заявил Вадим, внимательно наблюдая за мной.
– Знаю, но одна моя учительница всегда говорила, что моими руками управляет дьявол, – я заулыбалась, чтобы Воронов не подумал, будто вздумала жаловаться ему. – Загадайте карту, – предлагаю, – но мне не говорите.
– Загадал.
Продолжаю тасовку и стараюсь думать о чем-то отвлеченном, но все мысли концентрируются только вокруг одного человека. Может, еще пару дней назад меня это и злило бы, но сейчас почему-то нет. Я скорее злилась из-за того, что понимала, такие люди как Вадим не могут принадлежать такой оборванке как я. Хотя мне уже давно пора свыкнуться, что одним всё, а другим ничего, причем ничего во всех отношениях этого блядского слова.
Перед глазами, будто специально возникла картинка, построенная моим воображением, в ней Воронов занимается сексом с Миланой, трогает ее и целует так же, как только что целовал мой шрам. Ноющая боль иглой вонзается мне в грудную клетку и кажется, что пробивает насквозь. Я даже поморщилась, но быстро взяла себя в руки, понимая, что всё это время Вадим внимательно наблюдает за мной.
– Вот ваша карта, – я протягиваю ему даму червей и вижу в глазах-льдинках проблеск удивления.
– И правда моя, – он смотрит на карту, затем улыбается мне, а я ощущаю, будто эта простая искренняя улыбка простреливает мне висок и отчаянно хочется коснуться хотя бы кончиками пальцев этих губ. Такое желание пугает меня так же сильно, как если бы меня заперли в темной конуре.
– Вот такой простой фокус, – подытоживаю я и кладу колоду на стол. – У вас есть покурить?
– Есть, – Воронов протягивает мне пачку «Мальборо» и зажигалку. – Можешь, прям здесь.
– Спасибо, – я взяла одну сигарету и, не медля закурила. – Да и вообще, спасибо за чай и угощение.
– Не за что, – Вадим продолжает рассматривать меня, я не могу сказать, что это было неприятно, я скорей, чувствовала себя немножко неловко. Никто и никогда так откровенно на меня не смотрел.
Он же сам сказал, что я не в его вкусе, но на тех, кто не во вкусе, не смотрят голодным взглядом. Тут и книг умных читать не надо, чтобы понять это.
– Уже поздно, – тихо произношу я, когда сил слушать тишину, уже просто нет. – Ребята будут переживать, – докуриваю сигарету, Воронов молча подает мне красивую стеклянную пепельницу. – Короче, пора мне, – я хотела убежать из этой кухни, понимая, что не могу выдержать этой странной перемены между нами. Я в один момент стала оголенным нервом, ощущая покалывания на запястье в той точке, где меня целовал Вадим. Новизна ощущений пугала, и я хотела уйти не от Воронова, а от этого пугающего чувства.
Осторожно спрыгиваю с барного табурета. Нет, и всё же эта штуковина дико неудобная, что бы о ней не говорили. Иду к выходу и боюсь грохнуться на пол, настолько сильно ноги не хотели меня слушаться. Уже на пороге между кухней и общей комнаты слышу тихое:
– Постой.
Кожу пронзают миллионы мелких иголочек, это и больно, и приятно, и вместе с тем не хватает воздуха. Я была пьяной, не пившей.
Сильная горячая рука берет меня за запястье и призывает повернуться, я поддаюсь этому импульсу и встречаюсь взглядом с Вадимом. Его глаза сейчас мне кажутся какими-то странными, необычными, будто лед в них плавится, тает, затапливает собой морские глубины. Мои колени дрожат, хоть я и понимаю, что никаких причин для этого нет.
Воронов шумно и часто дышит, я вижу как его рельефная грудь вздымается, вдох-выдох… вдох-выдох, надо же, как интересно наблюдать за привычным функционированием чужого тела. Вадим снова подносит мое запястье к своим губам и вновь его целует, но теперь гораздо дольше, позволяя мне прочувствовать его горячие мягкие губы на своей коже как можно отчётливей. Не знаю, не понимаю, что произошло, что побудило Воронова пойти в разрез с его же недавно сказанными словами, но в какой-то миг, когда я потеряла бдительность, его губы накрыли мои, а сильное мужское тело прижало к холодной стене кухни. И в отличие от навязанных касаний того пьяного мужика, эти мне были до одури приятны и даже больше.
Я чувствовала тонкий отголосок малины на влажных губах Вадима, которые целовали меня настолько безумно, что пол под ногами начинал качаться. Мои пальцы, будто подчиняясь неизвестному моему сознанию приказу, сами собой зарылись в мягкие волосы Воронова. Я уничтожала его идеальную прическу, стирала образ главы мафии, превращала в обычного мужчину, который так неосторожно мне понравился.
Влажный язык, умелые малиновые губы целовали, ласкали меня, и мне вдруг снова захотелось расплакаться. Эта нежность, простая человеческая нежность, которой мне так дико не хватало, поражало в самое сердце, разносясь то ли ядом, то ли лекарством. Я чувствовала Вадима так же четко, как и саму себя. Его сильные руки сжимали мою поясницу, но не делали больно, немного отросшая щетина покалывала кожу щек, но это было приятно. Я не умела целоваться, но это не остановило меня показать Воронову свой отклик, кажется, я нечаянно пару раз прикусила его нижнюю губу, но он не отстранился, просто улыбнулся, выцеловывая мои уже опухшие губы, чувствительную кожу на шее.
Кровь кипела в жилах, разнося болезненно-приятный жар по всему телу. Я пьянела или Вадим пьянел, а может, мы оба? Не знаю. Мне просто было хорошо, и я чувствовала себя бесконечно счастливой. Именно эти ощущения всегда определяли правильность совершенного поступка. Тяжелые толчки сердца, кажется, заполнили всю мою грудную клетку, и я не могла дышать, воздух не хотел входить в лёгкие и тут же покидать их.
Вцепившись в плечи Воронова, я прижалась к нему, интуитивно ища в нем защиту, любовь и обычное человеческое отношение. Мы ведь не звери, ни я, ни Петя, ни Леся, ни любой другой человек, лишенный семьи. Нам не чуждо всё то хорошее, чем окружены другие люди. Просто… Просто мы черствеем, зарываемся в скорлупу, пряча в ней всю невыплаканную боль и невысказанное одиночество.
Слезы сами собой скользнули по моим щекам, но они были такими сладкими и такими долгожданными. Они освобождали меня, очищали. Я редко себе позволяю плакать, и этот запрет оставляет на душе свой особый неизгладимый след. Вадим, обхватив мое лицо своими руками, вобрал влажные дорожки губами, целуя щеки, прикрытые веки. Я уже не отвечала и не держалась за него, просто позволяла себе наслаждаться его запахом, губами, прикосновениями.
В ушах стало шумно, а в голове – туманно. Так бывает только, когда ты выплакалась или сильно напилась. Меня шатало и если бы не Воронов, я бы стопроцентно грохнулась на пол и вряд ли уже встала. Лежала бы, свернувшись клубком и улыбалась, будто обезумевшая.
– Дыши, – сбивчиво прошептал Вадим, проводя большим пальцем по моей нижней губе.
Я медленно и глубоко вдохнула, ощущая проникновение воздуха внутрь своего тела. Почудилось, будто легкие снова раскрылись и начали усердно работать. Нехотя я открыла глаза, фокусируя зрение на лице Воронова. Его рот был приоткрыт, на губах блестел отпечаток моих губ. Слабо отдавая отчет своим действиям, я коснулась их кончиком своего указательного пальца. Гладкие и мягкие, а еще красивого малинового цвета с четким контуром. Затем рука потянулась к шраму, если еще месяц назад он вызвал чувство отвращения, то теперь оно сменилось искренним сожалением. Прикосновение помогало мне увидеть то, чего не видели мои глаза. Кажется, я стала на дорогу, с которой теперь не сойти.
– Не думала, что бывает так, – тихо проговорила я, поднимая взгляд на Вадима.
– Ты можешь остаться у меня на ночь, – он продолжал придавливать меня своим телом к стене. – Просто так, – добавил Воронов, лаская большим пальцем мой шрам на запястье.
Я ничего не ответила – слова застряли в горле и вообще рядом с ним я иногда нещадно торможу. В конце концов, я просто положительно кивнула, ощущая, что сейчас не хочу уходить. Еще пару минут назад хотела, а теперь уже нет.
– Еще чая? – голос Вадима стал прежним и возникло сомнение, что наш поцелуй вообще был, до того его тон звучал ровно. Но вот в глазах-льдинках я видела блеск, природу которого не могла понять.
– Нет, – снова говорить получалось с трудом, будто я только училась этому.
– Идем в гостиную, – Воронов провел меня вслед за ним. – Садись, – он указал на диван. – Могу принести плед, если тебе холодно.
– Нет, спасибо, – я взобралась на диван вместе с ногами и притянула колени к груди.
Вадим снял кобуру, и устало бросил ее в глубокое кресло, затем выпустил рубашку из-за пояса брюк. Внезапно раздался звонок мобильника. Воронов тут же ответил, и я увидела, что его темные брови мгновенно сошлись на переносице.
– Да? – тон жесткий, даже немножко грубый. – Партия кокаина уже пересекла границу, наши на подхвате. Да. Часть прибыли пустите на благотворительность какую-нибудь, чтобы глаза замылить. Этот вопрос обсуждай с Ириной – она наша администрация. Надо будет, дайте взятку мэру. Работаете по старой схеме, завтра же жду отчет, – Воронов отправил телефон туда же, где лежала и кобура.
– Вы наркоту толкаете? – не то чтобы это для меня было открытием, просто впервые стала свидетелем такого процесса.
– Это я с тобой не намерен обсуждать, – резко ответил Вадим, но я не обиделась. Сама часто рявкаю, если Леся и Петя суют свои носы в мои личные дела.
– Без проблем, – жму плечами и кладу подбородок на колени.
– Расскажи мне что-нибудь, – Воронов сел рядом и откинулся на мягкую спинку дивана.
– Что именно? – продолжаю смотреть перед собой.
– Что посчитаешь нужным.
– Вы часто видите сны? – я вытянула ноги вперед и посмотрела на Вадима.
– Я редко сплю, – его губы скривились в полуулыбке.
– Почему? Много работы?
– И не только. Могу поспать, если выпью пару бокалов виски или «снегом» мозги припорошу.
– Снегом? – я не совсем поняла, что именно этим хотел сказать Воронов.
– Не бери в голову. А вообще, когда я отдыхаю, то мне ничего не снится.
– Мне тоже, редко бывает, а в основном одна темнота. Я часто чувствую себя на какой-то грани, эмоции связаны в тугом узле, а вот в вашей компании мне почему-то спокойно.
– Даже так, – Вадим заулыбался.
– Почему вы смеетесь? – я нахмурилась, чувствуя себя полной идиоткой.
– Просто хочется. Ты очень открытая.
– Так, а зачем мне врать? Говорю то, что думаю и ощущаю.
– Это не всегда правильный подход, твоими откровениями могут воспользоваться против тебя же.
– Вы так не поступите, – со всей серьезностью заявила я.
– Но другой вполне может. Иди сюда, – Воронов протянул мне руку и я ни секунду не раздумывая, подползаю к нему и кладу голову на плечо. Он не гонит меня, не отталкивает.
– Если попытается, я ему зад надеру, – закрыв глаза, шепчу.
– В этом трудно усомниться, – чувствую, что Вадим улыбается. Его рука покоится на моей талии и это так кайфово, так правильно. Рядом с ним не хочется быть дрянной девчонкой, во всяком случае, сейчас.
– Ага, – смеюсь.
Усталость от прошедшего дня наваливается неожиданно и совсем не вовремя, но я не могу ей сопротивляться. Сон утаскивает меня в свой угол, в котором я нахожусь до самого утра и вижу красивые разноцветные картинки, которые прежде никогда не посещали мое сознание. Должно быть, это и были те самые сновидения, о которых я спрашивала у Воронова.
10.
(Алиса)
Я резко проснулась, вскочила, наморщилась от неожиданно ярких зимних лучей солнца и, запутавшись в складках одеяла, благополучно шлепнулась на пол, больно ударившись коленом.
– Сука, – злобно выругалась я, садясь и потирая ушибленное место.
Мозг только-только начал перезагружаться после спячки, и я не сразу сообразила, что нахожусь в квартире Воронова. Как только этот факт окончательно укоренился в моем сознании, я быстро встала на ноги и нервно закусила губу. Божечки! Это что получается? Мы ведь вчера целовались и это… это было так классно! От одного воспоминания у меня в животе всё стянулось в тугой, болезненно-приятный узел. А потом… Потом мы вместе сидели и я уснула в объятиях Вадима! Я глянула на диван, на смятые складки белоснежного одеяла, наверное, Вадим принес, когда я уже видела десятый сон. Сон! Мне снился самый настоящий красочный сон! Голова шла кругом от такого количества открытий. Про боль в колене я уже и забыла.
Мне дико, до трясучки захотелось увидеть Воронова, чтобы понять, что я ничего себе не напридумывала и всё случилось в реальности. Это было для меня очень важно и крайне необходимо. Я побежала на кухню и пару раз при этом поскользнулась на гладком, мать его, полу. Ну и зачем он такой нужен?! Вадима я не нашла ни на кухне, ни в любой другой части квартиры, куда я могла добраться. Похоже, его вообще не было дома, наверное, уехал.
Стало немножко грустно, но я запретила себе сопли пускать. Воронов – взрослый и предельно занятой человек, тем более, он не обещал нянькаться со мной двадцать четыре часа в сутки. Мы непременно увидимся позже и я, как вчера окружу себя его теплыми сильными руками и буду наслаждаться тем крошечным с виду и по-настоящему огромным для меня счастьем.
Неожиданно в квартиру вошел лысый бугай в строгом черном костюме с галстуком. Я почти сразу узнала визитера, он был охранником Вадима. Хорошо, что память сработала сразу же, иначе я бы бросилась на мужика с кулаками.
– Вас машина ждет, чтобы отвести на медосмотр, – спокойным голосом объявил охранник.
Мне понравилось это обращение на «вы», я сразу же ощутила себя значимой персоной, чего прежде никогда со мной не случалось.
– Хорошо, – я послушно проследовала за мужчиной, у выхода из многоэтажки уже стояло два неизменных автомобиля марки «Мерседес». Я прошагала к ним, мне даже дверцу открыли.
В салоне сидели заспанные Петька и Леська, увидев меня, я заметила две пары расширенных от удивления глаз, сон как рукой сняло.
– Лиска, – первым очухался Петя. – Ты, блин, всю душу из нас вытрусишь, где пропадала?!
– Мы думали, этот Воронов тебя уже где-то прикопал, – вставила Леся, с болью в глазах смотря на меня.
– Как видите, всё со мной в норме, – виновато улыбаюсь.
– Дурная ты, – обиженно буркнул Петя.
– Почему домой не вернулась?
– Так получилось. Вадим так сказать познакомил меня с моей будущей работой.
– И чё делать будешь? – уже спокойней спросил друг.
– Та ничего особенного, буду таскаться за Вороновым, мелкие поручения выполнять.
– Ну, нормально, уже лучше, чем по карманам шнырять.
Я тоже придерживалась такого же мнения. Мы поехали в больницу, где нас, особенно, меня ждали все возможные круги ада. Нет, вначале всё было очень даже сносно. Я не боялась врачей хотя бы потому, что в моей жизни их было не так много. Запах таблеток, конечно, раздражал и эти вечно снующие туда-сюда медсестры в белых халатах тоже нервировали, но в целом терпимо. Мы под присмотром охранника обошли многие кабинеты, нас осматривали, ощупывали, спрашивали обо всем, что касается здоровья. Короче, стандартная процедура. Но потом пришло время сдавать кровь и тут меня накрыло, причем основательно.
Я не боялась крови, ее я видела чаще, чем тех же врачей. Но вот шприц и само осознание, что иглой мне проткнут кожу просто вспарывало мой и без того хлипкий самоконтроль. Для меня уколы по шкале ужаса стоят на втором месте после тесных темных пространств. Вроде и девка я уже здоровая, а боюсь уколов до трясучки в коленках. Даже вечно дрожащая от страха Леся, вела себя мужественней.
Сначала кровь взяли у нее, потом у Петьки, на очереди была я. Рассудок помутился только от одного взгляда на иглу. Всё! Хана! Держите меня семеро!
– Не-а, – нервно промямлила я, – это дерьмо вы мне не ткнете в руку, – ноги сами меня отнесли к двери.
– Девушка, успокойтесь и сядьте, кровь нужна для анализа, – твердым тоном заявила медсестра средних лет.
– Не сяду! – рявкаю и скрещиваю руки на груди.
– Я не собираюсь с вами тут нянчиться, сядьте в кресло, – женщина была настроена решительно и я тоже.
– Нет, – меня прошиб холодный пот, а коленки от страха затряслись так, что я боялась вот-вот рухнуть на пол.
– Не морочьте мне голову, – медсестра со шприцем в руках подошла ко мне, а я как ошпаренная выскочила из кабинета и тут же столкнулась с неподвижной фигурой охранника. Он даже не шелохнулся от того, что я в него врезалась. – Девушка, вы отнимаете мое время, – недовольно проговорила медсестра, выглядывая из кабинета.
– Я боюсь, – честно призналась я, но мое откровение никак не повлияло на женщину.
Вдруг охранник поднял меня за подмышки как куклу, которая совсем ничего не весит и внес в кабинет. Я начала упираться, но мужик никак не реагировал на мои протесты. Усадил насильно в кресло и прижал руки к подлокотникам, а я вела себя как ненормальная. Ну, с детства я боюсь этих проклятых иголок и ничего не могу поделать с этим дебильным страхом. Я не скупилась на матерные слова, пока медсестра пыталась воткнуть в меня эту чертову иголку. Не знаю как, но ей это удалось. Всё закончилось, а меня еще минут пять после этого потряхивало, как сумасшедшую, даже стыдно стало.
К обеду это мучение с больницей закончилось, и как я поняла, вечером Вадим получит полный отчет о нашем здоровье. Нас привезли домой. Я тут же легла спать. Голова после истерики разболелась просто невыносимо.
Когда я проснулась, за окном уже был вечер. Я вышла к друзьям в зал, они сидели на диване и перебирали какие-то вещи.
– Что это? – спросила я, зевая.
– Недавно привезли, – ответил Петька. – Настоящий смокинг для меня и униформа для Леси, уже завтра выходим на работу.
– Ого! Это отличные новости! А что там с нашим заключением?
– Наверное, всё в норме, раз дали зеленый свет, – проговорил Петя.
На следующий день друзья с утра пораньше уехали на свою новую работу. Я была искренне рада за них, да и они светились счастьем. Кажется, мы начали превращаться в полноценных людей. Сама же я осталась дома, не зная, что мне делать дальше. Но, наверное, прошло меньше часа, после того как я провела Петю и Лесю, как за мной тоже приехала машина. Меня везли к Вадиму, и я ощущала жгучую радость от этой простой истины.
Уже знакомые стеклянные двери «Корвина», сладкий аромат какого-то десерта, темные ступеньки второго этажа, дверь кабинета. Я толкнула ее и тут же запрела, не поверив собственным глазам. Вадим был не один с ним находилась Милана… Милана на его столе… Голая и стонущая от ласк Воронова. Краткий момент счастья не продлившийся даже сутки, разлетелся на осколки. Люди твари! Больше мыслей у меня никаких не возникло.
***
(Вадим)
Она спала в моей квартире, на моем диване, заботливо укутанная в одеяло, что я принес из своей личной спальни. В панорамном окне уже было видно рассвет, я всматривался куда-то в самую даль, далеко за пределы горизонта, спрятав руки в карманах брюк. Я слышал размеренное и такое тихое дыхание Алисы, оно меня почему-то успокаивало, вводило в некую гармонию с собой, со своими внутренними демонами.
С ней всё было иначе, не так как с остальными женщинами, которые были готовы прыгнуть ко мне в постель стоит лишь их поманить пальцем. Но в этом не было их вины, я сам искал таких спутниц, а в этот раз, девочка сама меня нашла, будто выбрала из ряда других причин. Она вчера сказала, что не знала прежде тех эмоций, которые в ней вызвал наш поцелуй. Стыдно признаться, я и сам не знал, и это уже служило первым тревожным звоночком. Нам нельзя… Мне нельзя. Я не хотел, чтобы Алиса стала для меня чем-то большим, чем просто человеком, которого я наградил своим покровительством. Идея сделать ее своей помощницей теперь мне кажется чудовищной. Хотелось спрятать эту девочку от посторонних глаз, но это вызовет лишние подозрения, слухи. Нет, ее надо отправить к подруге, пусть там работает официанткой. Определенно верное решение.
Я дал слабину там, где глава клана должен быть особенно бесстрастен. Наличие женщины, к которой ты неравнодушен, неотвратимо приведет к потерям и боли, а этого допускать никак нельзя.
Ухожу на кухню, чтобы выпить чашку кофе и покурить. Мне нужна трезвая голова, сегодня намечается очередная «стрелка» и если в этот раз конкуренты решат взять больше, чем могут унести с собой, перестреляю всех самолично.
Глубоко затягиваюсь никотином и медленно выдыхаю. Смотрю на свои наручные часы – пора выдвигаться. В два глотка осушаю чашку, горячий крепкий кофе обжигает глотку, но я не чувствую боли. Стараюсь как можно тише выйти из квартиры, чтобы не разбудить Алису. У самого глаза пекут, я так не сумел поспать, вроде бы, был какой-то намек, но в конечном итоге, очередная бессонница.
Уже вечером после мирного договора с конкурентами о расширение наших границ до соседней области, я по обыкновению приехал в «Корвин», чтобы поужинать. Милана рядом, не люблю, есть в одиночестве.
– Ну что там? – спрашиваю у охранника, который сегодня сопровождал Алису и ее друзей в поликлинику.
– Всё в порядке, правда, та, которая с разными глазами кипишь нехилый подняла. Иголки испугалась. Материлась похлеще наших ребят, но я применил незначительную силу.
Я сам себе едва заметно улыбнулся и отправил в рот кусок мяса. Мне нравилась некая самобытность Алисы. Она такая, какая есть и другой быть не хочет. Ее искренность, распахнутый взгляд – обезоруживали даже такого человека, как я. А этот шрам… Я проникся к нему особенной ненавистью, но при этом жутко хотелось его поцеловать настолько сильно, что что-то больно заломило в груди.
– Что с отчетом? – спросил я, пытаясь вернуть себе ту прежнюю хладнокровность, что вот уже много лет оставалась моей неизменной маской.
– Вот заключение докторов, – охранник протянул мне тонкую папку.
Я промокнул губы салфеткой и взял папку. Бегло изучив основные пункты, я не нашел никаких серьезных заболеваний: ослабленный иммунитет у всех троих, у светленькой девочки Леси небольшие отклонения в зрении, но незначительные, Петр имеет проблему с шумами в сердце, а вот Алиса… На ее отчете я остановился подробней. Проблемы с контролированием гнева, это я и сам уже понял. Несколько серьезных фобий, высокая предрасположенность к различным болезням легких, типа пневмонии, иммунитет самый слабый, нарушение сна. Листаю и случайно натыкаюсь на заключение гинеколога – девственница. Этот факт почему-то взбудоражил меня. Так она еще совсем девочка. Как ей удалось остаться такой? Да и вообще они трое были не в таком уж и плачевном состоянии как для детей, сбежавших из детдома, и считай живших под открытым небом. Вне всякого сомнения, Алиса позаботилась о том, чтобы свести возникновения болезней к минимуму. Она слишком привязана к своим друзьям, чтобы не следить за ними.
– Хорошо, – подытожил я. – Завтра вручишь им форму: смокинг и униформу из «Каира», ту, что с разными глазами приведешь ко мне.
– Слушаюсь.
– И чего ты так носишься с ними? – брезгливо спросила Милана, когда охранник ушел.
– Это не твое дело, – резко ответил я, делая глоток вина из своего бокала.
На следующий день я сидел в своем кабинете в «Корвине» и смотрел прямую трансляцию видеонаблюдения, шедшую из квартиры, где обитала Алиса. Во всех домах и квартирах, что принадлежат мне и моему клану, установлены камеры, таким образом, я всегда знаю, что и где происходит, снижая шанс получить нож в спину до минимума.
Наблюдаю за беготнёй этих троих, готовятся к первому рабочему дню, как к свадьбе. Алиса, одетая в растянутую старую футболку, которая сто процентов принадлежит Пете, помогает ему застегнуть манжеты на рукавах рубашки. Меня это бесит, сильно до чертей, но я понимаю, что не имею на это никакого права. Похоже, у нее с этим пацаном что-то есть. Он улыбается Алисе, подшучивает, она тычет локтем ему в бок, после чего следуют крепкие объятия.
