Текст книги "Доспехи для героя"

Автор книги: Мартин Райтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава IX
В ЛЮБВИ ТРЕТИЙ – ЛИШНИЙ

На следующее утро, перед тем как уйти на работу, мать Генриха провела с мальчиком содержательную беседу, которая сводилась к следующему: животные требуют постоянной заботы, а Генрих еще недостаточно взрослый, чтоб эту заботу проявлять. Вот почему собаку или кошку надо заводить, когда Генрих вырастет, станет жить в своей квартире и научится быть самостоятельным. Во время разговора Генрих больше отмалчивался, щенок кусал его за пальцы ног, а Эрнст Шпиц бросал на сына сочувственные взгляды и наконец сказал свое слово:

– Все женщины похожи, сынок. То же самое мне говорила моя мать, когда мне было семнадцать. Со временем оказалось, что она права, и я прекрасно дожил до сорока трех лет, обходясь без всяких животных. Кстати, какой породы этот щенок?

Генрих пожал плечами:

– Клаус сказал, что этот малыш от его Рекси, самки породы боксер.

Эрнст Шпиц улыбнулся.

– Верно, твой приятель ничего не смыслит в породах. Уж это скорее какая-нибудь борзая или ваймарская легавая, чем боксер. Хотя нет, это не ваймарская порода – у тех до двухмесячного возраста глаза серо-голубые с синим, а потом становятся янтарными. Да и шерсть у ваймарских щенков серовато-серебристая. Я когда-то интересовался породами, мечтал завести ваймарского пса и стать охотником. Можешь мне верить – боксером тут даже не пахнет… Но, мне кажется, пахнет чем-то другим… – Эрнст Шпиц заглянул под стол. – Ага, так я и думал. Иди-ка, Генрих, за совком и щеткой: твой малыш успел отличиться… Ты знаешь, Фрида, я считаю, что щенсж все же должен несколько дней побыть у нас. Пусть Генрик на собственном опыте убедится, что забота о животных занятие» далеко не легкое.

Итак, благодаря заступничеству отца, слово которого было главным в семье Шпиц, щенок временно остался в доме. Когда Генрих, направляясь в школу, запер дверь, малыш так жалобно и громко заскулил, что мальчику стоило огромного напряжения воли оставить мысль о возвращении. Что особенно в этом помогло Генриху, так это наконец созревшее желание увидеть Альбину, презрев все опасности.

– Ну что, правда щенок замечательный? – Клаус Вайсберг первым подошел к Генриху на перемене.

Генрих кивнул:

Но только отец сказал, что это борзая. Ха! Борзая! – улыбнулся Клаус. – Сразу видно, что твой отец не разбирается в собаках. Уж если па то пошло, то малыш – вылитый коккер-спание» п. 11ослутнай, я тебе сейчас объясню разницу между породами…

11е надо мне никаких объяснений, – испуганно сказал Генрих. – Мне, во-первых, все равно, а во вторых, совсем не интересно. Ты лучше приходи с моим отцом поспорь.

– Ага, как же, поспоришь с ним! Он мигом наручники наденет и в участок поведет.

Реплику Клауса Генрих пропустил мимо ушей.

– Слушай, я хочу тебя об одном одолжении попросить, как друга, – Генрих оглянулся по сторонам, набрал полную грудь воздуха и выпалил:

У меня есть одна знакомая, которая мне страшно нравится, но как с ней себя вести и что говорить, чтоб не выглядеть полным идиотом, я не знаю. Поэтому я хочу попросить тебя об услуге: чтоб мне было не так страшно, а я пообещал ей, что мы встретимся, ты пойди на встречу со мной. Ну, вроде бы, как это случайно вышло: ты шел, встретил меня, а заодно решил тоже с ней познакомиться.

Клаус задумчиво почесал затылок.

– Какой-то ты странный. Зачем идти к одной девочке вдвоем? Ты лучше скажи по правде: ты что, сомневаешься в том, красивая она или нет?

– Ну ты и глупость смолол! – хмыкнул Генрих. – У меня что, самого глаз нет? Красивее этой девчонки я еще никого никогда не видел.

– Ты что же, хочешь сказать, что она красивее Габриэллы, с которой я сейчас встречаюсь?

– Габриэлла твоя, по сравнению с ней, настоящая уродина! – воскликнул Генрих. – Говори же скорее, пойдешь или нет?

– На такое чудо надо посмотреть, – согласился Клаус. – На когда вы договорились о встрече?

– Да понимаешь, я точно не договаривался. Знаю только, что она в одно и то же время гуляет неподалеку от школы. Самое печальное, что в это время у нас уроки. Так что выходит, что со следующего урока нам придется уйти.

– Будут неприятности, – вздохнул Клаус.

– А мне плевать, – уверенно сказал Генрих. – После ведьм мне любое школьное наказание кажется ерундой. Даже если меня выгонят из школы.

– Хорошо, – Клаус еще раз вздохнул. – Я пойду с тобой.

Друзья собрали сумки и незаметно выскочили из школы. По пути к месту, где Генрих впервые повстречался с Альбиной, Клаус сказал:

– Если она мне не понравится, ты уж извини, но я вернусь обратно в школу. Скажу учительнице, что мне срочно надо было помочь отцу, и, быть может, пронесет. А то у меня и так уже есть одна карточка с замечанием.

Тихо! Нот она, – со злостью оборвал Генрих приятеля.

Альбина сидела на той же скамейке, где когда-то сидел Генрих, и читала книгу. Как и в прошлый раз, девочка была одета в светлую курточку и джинсовые расклешенные брюки. Из-под вязаной шапочки выбивались длинные медного цвета волосы. Они падали на страницы книги, и девочка то и дело поправляла их.

Генрих почувствовал, как внутри него все замирает от страха, и собрал всю свою волю в кулак.

– Привет, Альбина, после небольшой заминки сказал он. – Мы вот случайно проходили мимо, и я вижу – ты сидишь. Это очень здорово!

– Привет, Генрих, рада тебя видеть. А я уж решила, что ты забыл меня – столько времени прошло. – Альбина улыбнулась такой очаровательной улыбкой, что Генрих проглотил язык и жалобно глянул на Клауса.

– А меня звать Клаус Вайсберг, – уверенно приступил к делу Клаус, оттеснив Генриха в сторону и пожирая Альбину глазами. – Отлично выглядишь! Мой друг Генрих сказал неправду. На самом деле мы здесь не случайно: чтоб увидеться с тобой, мы ушли с уроков, и, знаешь, я нисколько об этом не жалею. Знание, конечно, это свет, но, как говорили древние, есть вещи в мире, после которых солнце кажется не таким уж и ярким. Но что это мы сидим, как цыгане у своей убогой кибитки. Я предлагаю куда-нибудь пойти и выпить по чашечке кофе. Между прочим, я знаю отличное место там продают настоящее венецианское мороженое.

>1 не хочу мороженого, усмехнулась Альбина. – А вы что, в самом деле сбежали из школы?

– Увы, это истинная правда, – Клаус театрально склонил голову. – И теперь нас подвергнут чудовищным пыткам, но мы с честью вынесем любые муки, верно, Генрих?

– Угу, – хмуро кивнул Генрих. Болтливость друга начала его раздражать.

– Что ж, раз никто не хочет мороженого, значит, итальянцам сегодня не повезло. Ну и поделом им, макаронникам. Позволь глянуть? – Клаус без лишних церемоний прикрыл книгу, которую держала в руках Альбина, и вслух прочитал надпись на обложке: – Джек Лондон «Сердца трех». Отличная книга! Особенно мне понравился момент, когда жрица предсказывает судьбу… Ты веришь в судьбу, Альбина?

Девочка неопределенно пожала плечами.

– И я верю, – сказал Клаус. Глаза его при этом блеснули и тут же сделались печальными. – Жизнь ужасная штука, в ней все против и во вред человеку. Нет, не надо спорить, – Клаус сделал жест рукой, хотя никто и не собирался ему возражать. – Уж кому, как не мне это знать… – тут Клаус напустил на себя важности, сделал секундную паузу и сказал: – Но не будем о печальном. Я вижу, Альбина, ты приезжая?

– Это так заметно? – девочка немного смутилась.

– Для меня, в общем-то, да. Но я спросил прежде всего потому, что никогда не встречал тебя раньше. А это странно – городок у нас небольшой… Может, прогуляемся?

Альбина кивнула, поднялась со скамейки, и они втроем пошли по аллее. Только так вышло, что Клаус шел рядом с Альбиной, а Генрих почему-то сзади. Генрих чувствовал себя лишним и клял себя за то, что дернул же его черт позвать с собой проныру Клауса. «Теперь уж все дело бесповоротно испорчено, – подумал мальчик, совсем не слушая, о чем говорят Клаус и Альбина. Этот болтун сумеет так окрутить ее, что она в мою сторону и смотреть не захочет. Ишь, заливает, прямо как соловей. Слова никому другому сказать не дает. Понятно, почему все девчонки от Клауса без ума. И чего это я за ними иду, как собачонка на поводке? Уж теперь я точно выгляжу как самый настоящий идиот!»

– Может, тебе холодно? – спросил вдруг Клаус Альбину и принялся демонстративно стягивать с себя куртку. – На мне теплый свитер, и я могу дать тебе свою куртку.

– Нет, спасибо, – ответила девочка. – Мне нравится, когда холодно, а сегодня, к сожалению, мороза совсем нет.

– Да, – кивнул Клаус. – Зимы теперь не те, что были раньше… Некоторые умники называют это следствием или результатом прогресса, хотя на самом деле это обыкновенное убийство природы. Когда я смотрю на звезды, мне порой кажется, что где-то там, в недосягаемой бесконечности есть девственные миры, где нет человека, этого самого жестокого, безжалостного и глупого существа во всей Вселенной. В тех мирах прозрачный, чистый воздух, и реки, из которых безбоязненно можно пить воду, и волки, которые мирно спят рядом с овцами. Тогда я спрашиваю себя: «Куда ты идешь, человек? Долго ли ты будешь еще рыть сам себе могилу?»

Генриха от такой патетики чуть не стошнило. Он решительно обогнал беседующую парочку.

– Знаете, – раздраженно сказал он, – я редко смотрю на звезды, и мне совершенно плевать, можно там пить воду из рек или нельзя. К тому же зиму я терпеть не могу, поэтому ваше умиление лютыми морозами вряд ли смогу достойно разделить. Говорить стихами я тоже не умею и поддержать вашу высокую беседу могу разве что своим унылым и скучным видом. Так что я лучше пойду, а то ты, Клаус, от переживаний за природу застрелишься, чего доброго, у меня на глазах, а этого я не вынесу.

Генрих развернулся и, не прощаясь, двинулся прочь от Альбины и Клауса.

– Подожди, Генрих! – крикнула Альбина, но мальчик сделал вид, что не услышал ее.

Глава X
ПРЕДСКАЗАНИЕ СБЫВАЕТСЯ

– Одна радость в жизни у меня – ты, – нежно сказал Генрих, придя домой и обняв щенка.

Ремос радостно чихнул, попытался лизнуть Генриха в нос, но мальчик отстранился и сказал:

– Это никуда не годится, малыш, я ведь тебе не мамаша Рекси.

Генрих положил в миску еду, а пока малыш чавкал и рычанием отпугивал невидимых соперников, предался размышлениям о тяжести жизни. Ведьмы и Каракубас как-то незаметно отодвинулись на задний план, а вперед выступил подлый Клаус Вайсберг. Друг, который в один месяц умудрился дважды предать Генриха.

«А я ведь только попросил его помочь, а он… А она? Тоже, красавица, хороша! Уши развесила, прямо как в оперном театре. Тут кто хочешь начнет гадости нашептывать. Н-да… Все они, девчонки, одинаковые – такой, как Клаус, для них находка. Убедительно, гад, треплется. Правду про него говорят: он своего не упустит! А как смотрел на нее? Вот бы ему по физиономии надавать, чтоб глаза запухли и он Польше никогда в жизни на чужих подружек не мог засматриваться. Но и я, конечно, тоже хорош, зачем звал его? Знал ведь, что он ни одной юбки не пропустит! А она, Альбина? У, ведьма!» – Генрих вдруг сбился со злой мысли и подумал про другое: «А ведь она то, пожалуй, меньше всего и виновата во всей этой дурацкой истории. Чего это я взъелся на нее? Разве она просила, чтоб я при ходил с другом? Нет. Она что, говорила иди, Генрих, и раньше чем через месяц не приходи?.. И потом, почему я должен нравиться ей больше, чем этот болтун Клаус? За два раза, что я с ней говорил, я ничего умного так и не сказал. Она наверняка думает, что я псих. У нее бабка ведьма, а тут еще и я, со своими выделками. Бедная Альбина! Как она сказала? У меня в городе совсем нет друзей? Это уж точно, откуда друзьям взяться, если вокруг одни ведьмы, психи и угодничающие болтуны!»

И результате долгих раздумий Генрих решил, что несчастной, лишенной друзей Альбине нужно непременно подарить щенка Ремоса. «Я-то уж точно в друзья не гожусь, а собаки – существа преданные, верные и добрые. Альбине такой друг и защитник будет чтим подарком. Щенок ведь и в самом деле удивительный: с его появлением исчезли все мои страшные сны. Альбине такой друг не помешает. Кто знает, вдруг щенок отпугивает злых духов и ведьм?»

Часам и пяти Генрих окончательно утвердился в споем решении Он еще раз покормил щенка, оделся, а потом вместе с ним вышел из дома. Ремос какое-то время недовольно ворочался под курткой мальчика, но вскоре затих и уснул, согретый теплом человеческого тела.

Уверенным шагом Генрих приблизился к дому, где проживала Альбина, но возле самого подъезда вдруг резко свернул в сторону и с несчастным видом поплелся на аллею, к школе Св. Якуба. Там он уселся на скамейку и просидел на ней до глубокой темноты. Это, впрочем, было не очень долго, так как зимой темнеет рано. «Лучше всего мне па этой лавочке замерзнуть до смерти, потому что таким трусам, как я, нет никакого прощения, – злясь на себя за нерешительность, думал Генрих. – Вот уж тогда радости будет Клаусу. Во-первых, в мире не останется, никого, кто бы знал, какой он трус. А во-вторых, ничто больше не будет ему помехой в его сердечных делишках».

Наконец, когда ненависть к Клаусу и к самому себе стала совершенно нестерпимой, Генрих предпринял еще одну попытку войти в дом ведьмы Карлы. Мальчик свернул за угол и вдруг вздрогнул, разглядев в свете уличного фонаря Альбину и Клауса. Так как Альбина была одета легко, Генрих понял, что она только что выскочила на улицу и не собиралась долго здесь оставаться. Генрих быстро пересек освещенное место и, используя густой кустарник как прикрытие, приблизился к беседующей парочке. Совесть Генриха пыталась этому воспротивиться, но не узнать, о чем говорят между собой предатель Клаус и неверная Альбина, было для Генриха равносильно смерти.

– И чего ж ты от меня хочешь? – услышал мальчик насмешливый голос Альбины.

– Еще раз увидеть тебя. Подумать только, мы расстались не так уж давно, а мне кажется, что минуло тысяча лет и жизнь моя кончилась, – страдальческим голосом говорил Клаус Вайсберг. Генрих подумал, что подлец наверняка еще и слезу пустил, как настоящий актер.

– Ну и как, легче стало? Теперь я могу идти? – не очень дружелюбно сказала Альбина.

– Постой, если ты уйдешь, я тотчас влезу на дерево и брошусь вниз головой.

– Не бросишься, ты слишком себя любишь.

Клаус запнулся, но тут же предпринял еще одну попытку удержать ситуацию под контролем.

– Прыгну! Клянусь, что прыгну. Ты меня еще не знаешь. Мели я кого-то полюбил, значит, это навсегда – он снял куртку и протянул Альбине. – Подержи.

Девочка взяла куртку и вдруг рассмеялась:

– Эх, Клаус, Клаус. В этом то ты весь. Говоришь, что собираешься разбиться насмерть, а сам мне куртку на хранение отдаешь. Зачем же тебе куртка-то? Насмерть ведь прыгать собрался.

– А ты, Альбина, жестокая, – обиженно буркнул Клаус. Я к тебе со всей душой, а ты…

– Ну ну, ты еще расплачься сейчас, – холодно сказала Альбина. – Учти, жалеть я тебя не буду. И знаешь почему? Потому что не верю ни одному твоему слову. Я ведь не дурочка. Трепло ты, Клаус, самый обыкновенный пустослов. Ну все, иди: я уже замерзла и хочу домой.

– Ты что же, думаешь, я тебе зря подарок сделал? Клаус: внезапно подался вперед и попытался обнять Альбину. Генрих при виде такой наглости собрался броситься на него с кулаками, но Альбина прекрасно обошлась без чужой защиты. Она залепила бывшему Генриховому дружку такую пощечину, что у Клауса чуть голова не отлетела. Генрих от радости даже подскочил на месте. Бедняга Клаус испуганно отпрянул от Альбины и выкрикнул голосом полным обиды:

– Дура ты! Ведьма и дура! – он не стал натягивать на себя куртку, а, держа ее в руке, развернулся и помчался за угол дома.

Альбина взялась за ручку двери, но за мгновение до того, как она открыла дверь, из тени выбрался Генрих и вежливо кашлянул.

– А тебе что надо? гневно блеснула глазами Альбина и этим не только испортила Генриху настроение, но свела на нет весь его боевой пыл. – Только отделалась от одного дружка, так другой заявился. Вы что, даже ночами ходите вдвоем? Зачем пришел?

– Не знаю, пришел вот, – робко промямлил Генрих.

– Не прикидывайся тихоней! Я все про тебя знаю. Уходи, мне противно на тебя даже смотреть!

– Но я ведь ничего не сделал…

– Не хватало еще, чтоб сделал! Уходи.

Генрих жалобно посмотрел на Альбину.

– Ты… Я не знаю, что наговорил тебе этот Клаус, но уверен, что он соврал. Если ты мне скажешь…

– Ничего я больше не скажу. Можешь смело идти к своим подружкам. Думал, дурочку нашел, да?

– Н..н..нничего я не думал, – заикнувшись, сказал Генрих. – У меня и подружек-то никаких нет. Клянусь…

Альбина рассмеялась, а потом с издевкой сказала:

– Кому-нибудь другому клянись! Мне Клаус все про тебя рассказал. Ты такой же, как он, даже хуже!

Генрих с обреченным видом опустил голову, но потом вспомнил про щенка, и это придало ему силы и злости.

– Хорошо, раз ты не хочешь выслушать меня, я уйду. Но прежде я сделаю то, зачем пришел, – твердо сказал Генрих, вытаскивая из-под куртки щенка. – Каким бы злодеем я ни оказался, но этот щенок уж точно ни в чем не виноват. Я назвал его Ремосом… – Генрих хмуро посмотрел на Альбину, сделал к ней шаг и твердо вложил щенка в ее руки. – И я не думаю, что он нуждается в другом имени. А теперь прощай – мне пора идти, – Генрих отступил, посмотрел на часы и покачал головой. – Я и так уже задержался: скоро утро, а мне еще надо повидать всех подружек и успеть совершить парочку злодейств, чтобы ты, не дай бог, не засомневалась в способности Клауса врать. Тем более ты совсем замерзла, а я не настолько учтив, чтоб снимать с себя куртку. Под ней у меня нет теплого свитера, и я ужасно продрог, пока и решился подойти к тебе.

Альбина вдруг рассмеялась.

– Вы что, сговорилиеь со своим дружком? Нет, скажи, сговорились?

– О чем? насторожился Генрих.

– Днем он мне щенка подарил, а сейчас ты. Вы договорились?

– Ни о чем мы не договаривались. Но если у тебя уже есть щенок, то я могу своего забрать.

– Нет, пусть будет. Подарки назад не забираются И мой отец, к тому же ужас как любит собак. У нас с ним настоящая псарня есть!

И в это время небо над головой Генриха и Альбины вдруг раскололось блеском молнии. Огромная змеевидная огненная полоса вспыхнула и, наверное, секунд десять горела в небе. Одновременно откуда-то с севера послышался нарастающий гул. С каждой секундой грохот приближался к Регенсдорфу, и с каждой секундой в нем все отчетливей звучали дробные удары, точно по небу мчался табун гигантских лошадей. А как только погасла молния, на востоке вспыхнула яркая звезда, размер которой потрясал воображение: она была раза в два больше Луны. Звезду окружало золотистое сияние, вначале похожее на листья пламенеющей ромашки, а потом превратившееся в бешено крутящееся сверкающее колесо. От скорости вращения края колеса все больше и больше вытягивались, пока не растянулись настолько, что стало казаться: на востоке поднимается утренняя заря. Грохот в небе сделался невыносимым, в домах задрожали стекла. Генрих и Альбина зажали уши. В центре звезды вдруг стало проявляться, точно на фотобумаге, женское лицо. Это огромное, в полнеба, лицо Генрих узнал сразу.

– Свободны! – вздохнула герцогиня Марта Винкельхофер, и Генриху показалось, что в ее глазах он разглядел слезы. Где-то в отдалении прозвучал и смолк собачий лай. Щенок в руках Альбины встрепенулся, несколько раз радостно тявкнул, откликаясь, после чего успокоился и принялся облизывать державшие его руки. Звезда вспыхнула, разлетелась на тысячи огненных осколков, в небе в последний раз громыхнуло, и над Регенсдорфом воцарилась мертвая тишина.

– Арабская борзая, – прошептал Генрих, с благоговейным страхом взглянув на щенка. – Теперь я знаю, малыш, какой ты породы и от кого ведешь свой род.

– Что это… что это было? – дрожащим голосом спросила Альбина. – Генрих, ты видел прекрасное лицо в небе? «Свободны», – кажется, так сказала та женщина? Но что это значит?

– Всего лишь сбывшееся предсказание, – ответил Генрих. – В эту ночь призрак обрел свободу.

– Как странно… У нас в роду тоже есть предание о призраке, получившем прощение… В нем говорится, что если я увижу его, а рядом будет… О боже! – вдруг вскрикнула Альбина, глянув на Генриха так, словно впервые его увидела. – Ты!

Девочка вдруг развернулась и, не попрощавшись, бросилась от Генриха бежать.

Когда дверь за ней захлопнулась, Генрих неопределенно пожал плечами, еще раз посмотрел в сторону погасшей звезды и зашагал домой. «Как хорошо, что я решил подарить Альбине Ремоса. Уж теперь точно никакая злая сила к ней не подступится! – Генрих вдруг вспомнил Клауса и зло усмехнулся. – Тоже мне, знаток собачьих пород – коккер-спаниель! коккер спаниель! Сам ты, Вайсберг, коккер-спаниель!»

Пока Генрих добрался домой, настроение его опять поднялось. О том, что Альбина его прогнала, мальчик стирался не думать и вспоминал только три приятные вещи. Первая из них – оплеуха, полученная Клаусом, вторая – щенок арабской борзой, который будет оберегать Альбину от темных сил, и третья – герцогиня, чье мужество, наконец, было вознаграждено небесами,

– А где же твой лающий друг? – удивленно спросил Эрнст Шпиц, едва Генрих переступил порог.

– Я его отдал.

– Слава богу! – радостно воскликнула Фрида, мать Генриха, и тут же сварливо добавила: – Надеюсь, ты уже видел маленькое чудовище изгрызло твои кроссовки, которые мы с отцом купили за сто восемьдесят марок?! А ведь я говорила – нечего собаке делить в доме! Уж представляю, что она учинила б, если бы чуть подросла. Может, даже загрызла бы однажды нас всех!

– Ну да, ну да, как-то неуверенно ответил отец Генриха.

Генриху, конечно, было жаль кроссовок, но то, что порвал их не кто-нибудь, а потомок салуки, легендарной породы собак, защищающих хозяев от демонов, – одного этого было достаточно для гордости. Мальчик, улыбаясь, прошел в свою комнату. «Что ж, когда щенок у Альбины, за нее я могу быть спокоен, займусь-ка теперь золотым дракончиком».

Однако, прежде чем мальчик успел достать украшение из ящика письменного стола, в комнату вошел Эрнст Шпиц.

– Знаешь, сынок, я хочу с тобой поговорить, – сказал он. – Выйдем на балкон?