Текст книги "Последние Врата"

Автор книги: Мартин Райтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Глава I
ПОЧЕМУ ВЕЛИКАНЫ ПЛАЧУТ

Ночь нагрянула стремительно – обволокла небо темным покрывалом и, высунув из-под него глаз– луну, хитренько уставилась на землю: вот, мол, вам беспокойное времечко. Что скажете на это?

Стража на крепостных стенах жгла факелы и напряжен но всматривалась в темноту. Толку от этого было мало дальше двух десятков метров все тонуло во мраке, но страх заставлял стражников наваливаться грудью па камни, вздрагивать от малейшего шума, протирать глаза и снова таращиться на черную стену.

Времена наступили беспокойные. Никто, даже сам король Реберик Восьмой, не знал, что случится к утру. Покой дворца и ночью нарушался лязгом доспехов и бряцаньем мечей усиленной стражи.

Принцесса Альбина сидела на тахте напротив ярко пылающего камина, поджав под себя ноги. Рядом валялась книга, но девушка за весь вечер ни разу ее не раскрыла. Она держала в руках фотографию и смотрела на нее так, как будто ждала, что карточка вот-вот заговорит. Возле принцессы, свернувшись калачиком, дремал Капунькис. Альбина чесала у него между ушками, а когда прерывалась, чтоб смахнуть набежавшую на глаза слезу, малыш недовольно ворочался.

Бурунькис нервно расхаживал перед камином, то и дело переступая через щенка Ремоса, разлегшегося у каминной решетки. Иногда Бурунькис останавливался, морщил лоб, а потом, разочаровавшись в пришедшей и, обреченно махал рукой и принимался снова мерить шагами комнату.

– Нет, я так больше не могу! – решился он нарушить тишину. – Надо что-то делать.

– Что делать? всхлипнула Альбина. – Ах, если бы знать, что делать! Мы с отцом все перепробовали! И разведчиков посылали, и колдунов призывали – все напрасно: не осталось в нашем мире свободных Врат.

– А это всегда так. – Капунькис зевнул. – В жизни почему-то все сложнее, чем могло бы быть. Я, например, мечтаю быть художником. Казалось бы, чего проще – бери кисточку и малюй, так ведь нет! Вместо дракона курица какая-то получается, вместо человека – огурец с палочками.

– Мы должны верить в Генриха, – сказала Альбина. – Я уверена – он найдет способ открыть Врата!

–  И я так считаю, – поддержал принцессу Капунькис. – А ты, братец, просто паникер.

–  Поговори у меня. – Бурунькис погрозил кулачком. – Я тебе паникера покажу – сам запаникуешь!

–  Вы еще подеритесь, – сказала Альбина. – Только ссор нам не хватало.

–  Это потому, что мы переживаем за Генриха, – объяснил Капунькис. – Когда мы нервничаем, мы всегда ругаемся.

Он нетерпеливо заерзал:

– Ты чеши, Альбина, чеши, не отвлекайся.

– Сковородкой бы тебя причесать! – буркнул Бурунькис. – Вы себе как хотите, а я отправляюсь в Ливантию. В этом деле без короля Фуазебаля и его сынка Дуралоя не обошлось.

– Они здесь ни при чем, – вздохнула принцесса. Ливантийские войска еще вчера убрались от наших границ. К ним повадились орды степняков и нахрапов. Теперь им не до нас.

– А я уверен, что все безобразия их рук дело! – заупрямился Бурунькис. Они ведь грозились отомстить нам, вот и отомстили. Да только, похоже, их делишки против них же оберну...

Глюма перебил оглушительный рев. Стены замка затряслись, покачнулась люстра, из камина вывалилось несколько тлеющих головешек. Одна из них едва не опалила шерсть на морде щенка. Ремос недовольно тявкнул, отскочил на полметра и снова улегся, положив голову на лапы.

– Жрать, наверное, громадина хочет, – проворчал Капунькис. – Кормишь его, кормишь, а он вечно голодный. Я, конечно, понимаю, что великан есть великан и одной коровой он не насытится. Но слопать десяток, а через час снова реветь от голода – это никуда не годится!

– Подавился бы он рогами или копытами! – ругнулся Бурунькис. – И откуда только взялись великаны на нашу голову? Кто посмел нарушить запрет Одина п запустить их в Малый Мидгард? Какую силу и власть надо иметь, чтоб заставить глупых етунов усесться у каждых Врат, даже давным-давно поломанных, и держать их?

– И ведь как хитро устроено, – подхватил Капунькис. Мало того, что они не допускают нас к нашим собственным Вратам, так ведь нам приходится их за это кормить! А не накормишь, молотят, проклятые, кулаками по земле, да так, что дома рушатся. Одно утешает: не только к нам заявились етуны, но также в Великую Урунгальдию и, что самое приятное, в Ливантию.

Я вот что думаю: скоро они сожрут всех коров и в Берилингпи наступит голод.

– Пусть! –  сказала принцесса. – Быть может, тогда хоть один уберется от Врат, и мы встретимся с Генрихом.

– Жди! хмыкнул Бурунькис. – Когда они сожрут всех коров, то примутся за коз и овец; а когда и эти закончатся, возьмутся за людей; а когда съедят последнего, начнут охотиться на глюмов.

Нас етуны не поймают, – успокаивающе сказал Капунькис. – Они нас даже не увидят – такие мы маленькие.

Со двора снова донесся рев. Ему ответил издалека еще один голос, потом другой, третий.

– Теперь до утра покоя не будет, – покачал головой Бурунькис. – Раз уж начали перекрикиваться, так, пока все не выговорятся, не уймутся.

–  Как жалобно ревут, – вздохнула Альбина. – Мне кажется, великаны очень страдают от того, что прикованы к Вратам.

–  Пусть страдают, – возразил Капунькис. – Если бы они получили свободу, то сокрушили бы и перетоптали весь Малый Мидгард. Вспомни, когда наш приперся, так он одним шагом полдворца развалил и не заметил!

–  Надо было скорее очищать завал со вторыми Вратами, – проворчал Бурунькис. – А теперь уж их не расчистишь. Стоит приняться за работу, как великан– етун приходит в такое бешенство, будто ему в брюхо вместо коровы залили кипящего масла... Так ты идешь со мной в Ливантию или остаешься уши чесать?

Капунькис сладко потянулся, потом резко, словно потревоженная кошка, соскочил с тахты.

–  Разумеется, иду. Раз уж нельзя пойти к Генриху, то почему бы не поглядеть на Ливантию? Никогда там не был.

–  Я тоже с вами, – сказала Альбина, но Бурунькис остановил ее:

– Ты не можешь. Ты недь не просто девчонка – ты принцесса. На тебе дела государственной важности.

– И потом, – поддержал братца Капунькис, – ты однажды уже сбежала из дворца. Ничего хорошего из этого по вышло.

–  И все равно я пойду. – Альбина поднялась. – Переоденусь в простое платье и прикинусь крестьянкой.

– Отличное решение – кивнул Бурунькис. – А ну как придет Генрих и спросит: где мол Альбиночка? Где мое золотко?

Принцесса запустила в Бурунькиса книгой, но тот легко увернулся и, кривляясь, продолжил:

–  А Генриху в ответ: пропала наша Альбиночка, не усмотрели за строптивицей. И тебе, господин рыцарь его королевского величества, надо теперь думать не о том, как спасти Малый Мидгард от великанов, а о том, где найти нашу девчушку да как вытащить ее из очередной неприятности. Хорошенькое дельце, нечего сказать. Вот уж Генрих обрадуется!

Лицо принцессы покраснело, глаза сверкнули, как молнии.

–  Ты, Альбина, не обижайся, – примирительно сказал Капунькис, отступая с Бурунькисом к двери. – Но братец прав – оставайся. А мы разведаем, что к чему, потом вернемся и вместе решим, что делать.

Быстро оглядевшись, принцесса схватилась за кочергу у камина.

–  Рыцарей бить кочергой запрещено! – возмущенно пискнул Бурунькис. Он хотел еще что-то добавить, но Капунькис вытолкнул его в дверь:

–  Когда она в гневе, с ней лучше не связываться!

–  Стража! – зазвенел полный ярости голос принцессы.

–  Бежим! – крикнул Капунькис, и братья-глюмы со всех ног припустили по коридору.

Глава II
У ГОЛОВЫ ХРУНГНИРА

Хранитель королевских сокровищ сидел у погасшего камина и, слепо щурясь в свете единственной зажженной свечи, старательно выводил цифры в бухгалтерских книгах. Гном Эргрик экономил на всем – даже на каминном угле и свечах.

Семьсот восемьдесят девять помножить на двести восемьдесят шесть, – громко обратился он к кому-то невидимому.

– Двешти двадшать пять тыщь шештьшот пятьдешят шетыре, – меньше чем через минуту донесся из темноты голос.

Эргрик записал результат, снова спросил:

–  Пятьсот двенадцать, помноженное на двести восемьдесят шесть?

–  Што шорок шешть тышячь шетырешта тридшать два, – ответил шепелявый голос. – Но пятыпот двенадшать – это неправильно. В прошлый раж было пятьшот шемнадцать.

–  Разве? – Гном перевернул несколько страниц книги, поводил пальцем по ровным строчкам и покачал головой. – Ты смотри – ошибка! Чуть было не наврал в учете. Это из-за темноты. Как думаешь, Уль, может, зажечь еще одну свечу? Хотя нет, не могу позволить подобного расточительства: казна и без того пуста. Копишь, копишь деньги для королевства, а потом заявляется великан-проходимец и начинает проедать все накопленное. Яду бы обжоре подмешать, так ведь это тоже траты...

–  Яд етуна не вожмет, – сказал призрак Уля Бергмана. – А вот шмаштерить ежа иж оштрых копий было бы неплохо. Он бы проглотил его и подавилшя.

–  На ежа уйдет много железа, а это тоже расходы, – вздохнул гном. – Нынче времена беспокойные, и железо стоит дороже коров. Корова это что, из рогов меч не сделаешь.

– Кто-то бежит к вам, – сказал призрак. – По топоту я шкажал бы, што ото глюмы.

В дверь забарабанили.

– Господин Эргрик! –  послышался голос Бурунькиса.–  Откройте скорее. У нас срочное дело.

– Утром приходите, сейчас я занят, – буркнул королевский казначей.

– Утром будет слишком поздно, – возразил Капунькис. – Мы хотим, чтоб нам выдали наши доспехи, как обещал король.

– Не готовы еще, – ответил Эргрик. Недовольно морщись, он двинулся к двери. Кузнецы обещали не раньше чем через неделю.

Он открыл дверь.

– Вот вы, господа, требуете доспехи, а про то не думаете, что из железа, которое пойдет на них, можно изготовить ежа, а потом подсунуть этого ежа великану...

–  С наших доспехов получится такой маленький ежик, что великан его даже не почувствует, – ответил Бурунькис.

–  С ваших – да, – согласился гном. – Но если бы все рыцари отказались от своих доспехов, то железа хватило бы.

–  Но как же тогда рыцари смогут защитить короля и принцессу? – удивился Капунькис. – Рыцарь без доспехов – все равно что крестьянин без сохи. И лично мы отказываться от своих доспехов не будем! Вы еще посоветуйте от мечей отказаться.

Глюм указал на свой пояс, а потом на пояс братца. У обоих на поясах висели кинжалы, которые в сравнении с невеликим ростом глюмов и вправду походили на мечи.

Эргрик направил взгляд в потолок, прикидывая, сколько выйдет железа из рыцарских мечей, а когда опустил глаза, глюмов уже не было.

–  Послушай, Уль, – сказал он, оборачиваясь. – Мне только что пришла в голову идея. А что, если переплавить все бронзовые подсвечники в замке? Помнится, их было три тысячи двести двадцать семь...

–  Один кто то украл, – напомнил призрак.

Ах, верно, – вздохнул гном и принялся долго и нудно сокрушаться об утраченном имуществе.

Бурунькис с Капунькисом устраивать громкое прощание не решились. Опасаясь, что стража, выполняя приказ принцессы, вот-вот начнет облаву, братья прокрались мимо караульной будки, прошмыгнули возле часовых, что охраняли пролом в крепостной стене – на стену наступил великан, пробираясь к Вратам в королевском парке, – и тихонько, как тени, растворились в ночи.

– Ленивые гномы подвели нас, – возмущался Капунькис, шагая по улицам спящей Альзарии. – А ведь я так надеялся показаться перед матушкой и папенькой в настоящих доспехах!

Это мы еще успеем. Какой дорогой пойдем – Северной или возле головы Хрунгнира?

–  На Северной дороге ничего интересного нет, – сказал Капунькис. – Лучше идем к дохлой голове. Засевший там етун что-то последнее время затих. Как думаешь, не убрался ли он от Врат?

–  Кто его знает...

–  Пару дней назад болван ревел, точно проглотил огнедышащего дракона. Ах, как было бы хорошо, если бы это оказалось правдой. А может, его сожрал другой великан?

–  Нам от этого не легче, – пожал плечами Бурунькис. – Какая разница, кто из них теперь сторожит Врата?

Голова великана Хрунгнира лежала в нескольких километрах от стен Альзарии, столицы Берилингии. С тех пор как бог Тор победил глупого етуна, прошла не одна тысяча лет. Голова окаменела, а когда колдуны создавали Врата, кто-то из них решил развлечься и создал в ее пасти Врата в другой мир. Сейчас эти Врата, как и десятки других, охранял етун, один из праправнуков погибшего Хрунгнира.

Выйти к голове можно было двумя путями: подземным ходом из дворца короля Реберика Восьмого или лесом. По известным причинам возвращаться во дворец глюмы не могли, но лес их не пугал. И дело было не в том, что глюмы видит ночью как кошки, и не в том, что у них необычайно острый слух. Просто Бурунькис и Капунькис пережили столько трудностей и опасностей, что их не смог теперь напугать ни сброд грабителей, ни даже дракон. Подумаешь – дракон! Да он ничто по сравнению с кочующей в туче-яйце богиней Безе-Злезе, вытряхивающей из своей шерсти сотни чудовищ. Ха, дракон! Уж если Бурунькиса не остановили Розовый Дракон и мертвецы колдуна Базевихта, то кто мог теперь его остановить?

Настороженно прислушиваясь, братья – глюмы вошли в лес. Капунькис на всякий случай вытащил меч, Бурунькис лишь взялся за рукоять своего оружия. Но этой ночью мечи им не пригодились. Не наткнувшись ни на банды искателей легкой наживы, ни на отряды кровожадных зеленых карликов, Капунькис и Бурунькис без приключений подобрались к голове Хрунгнира.

Великан спал, поджав под себя ноги, прижимаясь задом к каменной пасти древнего предка. Рядом стояла, опираясь на колено громадины, дубина размером с дерево, покрытая глубокими щербинами и вмятинами. Етун похрапывал, рычание слышалось за добрую сотню метров. Но еще раньше Капунькис с Бурунькисом почуяли ужасный запах.

–  Воняет так, словно великан издох, – заметил Капунькис.

–  Но кто-то все же храпит, – возразил Бурунькис. – Мне кажется, что великана перекормили и он не смог осилить последнюю пару коров. Коровы издохли и теперь воняют.

–  Как же, перекормишь такую прорву!

Бурунькис осторожно выглянул из кустов, покачал головой и сказал, не оборачиваясь:

–  Я был прав! Смотри – дохлые коровы.

Капунькис выставил мордашку и, заглянув через плечо братца, присвистнул от удивления.

–  Впервые вижу великана, надумавшего похудеть.

Страж Врат, даже сидя, возвышался на десяток метров с лишним. Его длинные, слипшиеся от грязи волосы казались пиявками, присосавшимися к голове, а борода торчала в стороны, как ветки ели. В смоляные волосы чудовища, в его угольного цвета бороду и в седоватую шерсть на не прикрытой меховой шкурой груди набились, точно насекомые, древесные щепки, комья земли и несколько обглоданных костей. Великан вдруг застонал во сне, шевельнулся. Прижатая к голове лапища отвалилась, и братья увидели, что один глаз черноликого етуна заплыл. Воспаление распространилось по всей морде чудовища, и она, раздувшись, походила на круглый бочонок.

– Ну и дела! – присвистнул Бурунькис. – Кто это разукрасил нашего приятеля?

– Я думаю, что было два великана. Они не поделили коров и подрались. Победитель сожрал побежденного, но все равно оказался в проигрыше – жевать-то ему больно!

–  Чушь! Етуны не могут есть друг друга, у них мясо ядовитое.

–  Это для других. А их самих яд не берет... Нет, что ни говори, а без драки тут не обошлось.

Глубокие отпечатки гигантских ступней покоробили землю перед головой Хрунгнира. То тут, то там земля смялась от ударов громадных кулаков. Несколько выкорчеванных деревьев вяло шелестели пожухлой листвой.

–  Глянь, братец. – Капунькис подался вперед. – Мне кажется, что там не просто зеленая шкура, а втоптанный в землю скрэб.

–  А вон еще один. – Бурунькис, забыв о великане, выбрался из леса и стал прохаживаться по кромке великаньих следов. – И еще!

–  Вечно мы пропускаем самое интересное, – Капунькис обиженно шмыгнул носом. – Угораздило же глупых карликов напасть на великана! Как же они до его глаза дотянулись?

– Это не они, – уверенно заявил Бурунькис. – Так высоко подкидывать дубины даже карлики не могут. Подбил глаз кто то другой, а великан, обидевшись, принялся топтать все вокруг. А вокруг были карлики, ну. он и затоптал их в ярости.

– Ну ты и даешь! – хмыкнул Капунькис. – С чего бы это скрэбы рядом с великаном лагерь устроили? Етун таких союзников даже не разглядит.

Потому и потоптал, что не разглядел, – объяснил Бурунькис. – А про лагерь я не говорил, это ты сам придумал. Скорее всего зелепошкурые случайно проходили рядом, когда великан разбушевался. Они ведь глупые – пока сообразили, что к чему, их и растоптали. Давай-ка, пока етун дрыхнет, осмотрим место побоища. Вдруг чего интересного отыщем.

Братья разделились: Капунькис поспешил к лесу, а Бурунькис, перебираясь от одного следа к другому, разглядывал покоробленную почву. Десяток дубин, дохлые скрэбы, парочка мечей. В одном месте из земли торчала голова диковинной твари. О таких Бурунькис не слыхивал. Глюм с любопытством наклонился, изучая торчащую из земли лошадиную голову с двадцати сантиметровыми клыками, и вдруг услышал вопль Капунькиса:

– А, гады! Я вам сейчас покажу! Братец, сюда!

Глава III
ГЕРЦОГ РОДА КУА

Следом за криком из лесу донесся волчий вой. Великан перестал храпеть и недовольно заворочался. Бурунькис выхватил меч. Он за каких-то несколько секунд преодолел полсотни метров и выскочил из-за деревьев в тот самый миг, когда его братец, взвившись молнией над землей, приземлился на загривок одному из четырех широкогрудых, матерых волков. Между волками на земле валялась какая-то зеленая глыба, но Вурунькису некогда было ее разглядывать подняв оружие, он кинулся на ближайшего хищника.

Щелкнули волчьи челюсти, но Бурунькис вильнул в сторону и приложился мечом поперек раскрытой пасти. Полк взвыл, отскочил в сторону, но его место тут же заняли две другие твари.

– Убирайтесь, – сказал Бурунькис. – Мне некогда с вами забавляться!

Но волки речь не понимали. Они видели перед собой лишь врага, вознамерившегося отнять их добычу. Маленький человечек из породы глюмов – существ, всегда спасавшихся при виде опасности бегством, – страха у лесных хищников не вызывал. Рыкнув, волки бросились в атаку одновременно.

Бурунькис перескочил через одного из них, отсек злобной твари в полете ухо, приземлился на четвереньки, но тут же поднялся во весь рост. Второй волк наскочил несколько сбоку и коротко взмахнул головой. Сверкнули клыки, но Бурунькис успел отдернуть руку.

– Вам ли тягаться с глюмами? – ухмыльнулся он. – Проваливайте, серые шкуры, пока живы!

Тварь отступила, припала на передние лапы. Шерсть на ее загривке вздыбилась, глаза полыхали бешенством.

– Ах, так? – Глюм сгорбился в напряжении, а когда волк атаковал его, сам бросился навстречу врагу.

«Хлоп!» – кулачок глюма приложился к волчьему носу, приколотив верхнюю челюсть к нижней. Волк рявкнул, повел головой, пытаясь захватить противника поперек туловища, но Бурунькис оказался проворней. Он крутнулся на пятках, выставил меч. Волк по инерции продолжал двигаться, и получилось так, что он сам натолкнулся горлом на острие меча. Сталь скользнула по шерсти, и рана получилась неглубокой, но этого хватило, чтоб хищник испуганно отскочил.

Слева от Бурунькиса раздался визг, а в следующее мгновение:

– Эгей хоп! рядом с братцем встал Капунькис. Малыш радостно улыбался и махал волчьим хвостом. – Один трофей я уже раздобыл. Осталось еще три.

Серые охотники сперва сбились в кучу, затем выстроились в линию и, ощерив клыки, двинулись к глюмам.

Четверо против двух – это весело! – Капунькис подмигнул братцу. – Ну, мешки хвостатые, не тяните время. Нападайте, пополните мою коллекцию!

Последние слова Бурунькиса утонули в реве великана. Отчего взревел страж Брат –  от боли или от голода, – осталось неизвестным, но его рев подействовал на волков, как плеть. Они испуганно поджали хвосты, заскулили и, не сводя с глюмов злобных взглядов, попятились к деревьям. Отступив на десяток шагов, короли лесов в последний раз клацнули челюстями и, развернувшись, затрусили в чащобу.

– Что это с волками сделалось? – Бурунькис убрал меч в ножны. – Ведь они обычно на глюмов не нападают.

– Так это не они, а я на них напал, – объяснил Капунькис, запихивая за поясок волчий хвост. – А дело было так: слышу, волки между собой грызутся. Я себе и подумал: что они не поделили? Да еще рядом с логовом великана. Выглянул из кустов, а они волокут по земле этого зеленошкурого! – Капунькис кивнул на скрэба, которого Бурунькис принял за зеленую глыбу. – А он вроде как отбивается от них. Но только слабо слабо. Как будто и не отбивается, а трепыхается. Весь в крови. Вот я тебя и кликнул.

Скрэб, ради которого глюмы рисковали жизнями, представлял собой ужасное зрелище: у него не было ног – вместо них от туловища тянулись два сплющенных окровавленных лоскута. Коричневые следы указывали путь, которым карлик полз прочь от роковой опушки. Именно полз, так как следы были ровные, какие оставляют полозья саней на снегу. Ни волк, ни другой хищник так «аккуратно» тащить не станет – он рвал бы беднягу, кидал бы куски во все стороны.

Сил скрзбу хватило лишь доползти до малинового кустарники. В том месте крови было особенно много, а рядом валялись мертвые животные: лиса, несколько крыс, волчья туша и даже один коршун. Несмотря на смертельную рану, скрэб до последнего защищал себя.

Но ведь он дохлый! – сказал Бурунькис, рассматривая зеленошкурого.

– Тсс! Он дышит.

– Врешь! Никто не сможет несколько дней прожить с оторванными ногами.

– Скрэбы, я уверен, могут: они выносливые. – Капунькис пнул ногой коршуна с перекушенным горлом. – Оружия не видно. Похоже, зеленошкурый сражался только руками и зубами.

Это после такой-то раны? – Бурунькис наклонился к карлику, потряс его за плечо. – Никаких признаков жизни...

Раненый вдруг широко открыл глаза и в упор посмотрел на глюма.

– Фу ты, и вправду живой! – Бурунькис попятился. – Эй, ты, чучело зеленошкурое, говорить можешь?

– Я Чуонг Танг, – прохрипел раненый. – Из рода Куа... Дай мне оружие, я хочу умереть сражаясь.

Бурунькис хмыкнул.

– Мы с тобой воевать не будем. Мы не скрэбы, чтоб нападать на беспомощных.

– Я Чуонг... Танг из рода Куа, – повторил раненый.

– Это мы уже слышали. Я Бурунькис, а это мой братец Капунькис. Наш род тебе ни о чем не скажет. Это великан ваш отряд побил?

Но карлик промолчал, закрыв глаза.

– Что же с ним делать? – спросил Бурунькис. – Хоть он наш враг, да как-то нехорошо оставлять его одного в лесу. И добить рука не поднимается, и помочь ему мы не можем...

– Я дам ему воды – он который день не пил. – Капунькис отвязал флягу с пояса. – Чучело, пить хочешь?

Скрэб не ответил, и Капунькис, горлышком фляги раздвинув ему губы, влил раненому в рот воду. Карлик закашлялся , потом мотнул головой и выплюнул то, что не успел проглотить.

Да сожрет вас Нидхегг! – прохрипел он с ненавистью.

Подавись тобой Хель, скрэб неблагодарный! – с обидой ответил Капунькис, убирая флягу. Он повернулся к Бурунькису: – Что делать будем?

Возиться с ним и ждать, когда он умрет, у нас нет времени. А бросать его на растерзание лесному зверью не годится. Он все-таки живое существо, хоть и злобное...

– И почему его до сих пор звери не разорвали? – удивился Капунькис.

Бурунькис пожал плечами:

– Кто знает. Может, великана побоялись. Но это уже неважно. Я предлагаю вырыть нору, затащить скрэба в нее, оставить ему оружие и флягу с водой. А там уж пусть сам выбирает – пить или плеваться.

– Пока мы выроем нору, неделя пройдет, – возразил Капунькис. – Давай лучше шалаш ему соорудим.

– Меня зовут Чуонг Танг из рода Куа, – ни с того пи с сего в третий раз пробормотал раненый.

– Знаем, знаем, – махнул рукой Капунькис. – Помолчи лучше.

– Не надо шалаш, – сказал раненый. – И нора... не нужна... Поздно... Умираю.

– Ты уже который день умираешь, а никак не умрешь, – ответил Капунькис. – Не отговаривай – мы назло тебе построим шалаш!

– Забавно... – раненый скривил губы в улыбке, но из-за клыков улыбка получилась похожей на хищный оскал. – Забавно... скрэбу помогают глюмы...

Братья переглянулись. Капунькис удивленно пожал плечами.

Я Чуонг Танг, – сказал раненый. – Я герцог рода Куа.

– Слава Одину, великан прихлопнул такого важного скрэба! – прошептал Капунькис едва слышно.

Я не могу умереть... пока не наследуют право на герцогство... – По телу скрэба пробежала судорога, но он продолжал говорить: – Я ждал... но никто из моего племени не пришел... Будь они прокляты... А пришли вы... мои враги... и заботились обо мне... Боль страшна...

Раненый начал задыхаться. Его невнятная речь становилась слабее.

– Ты дал мне воды, Капунькис... наклонись... Сними перстень...

Капунькис покосился на брата, тот кивнул, и глюм стянул с пальца умирающего перстень. Ничего примечательного в перстне не было – оправа от времени позеленела, вырезанные на ней знаки так истерлись, что разобраться в них не представлялось возможным. В оправе перстня сверкал красный, пирамидальной формы камешек, но, так как Капунькис с Бурунькисом в самоцветах не разбирались, угадать его название они не могли.

– Надень перстень... – раненый скривился от боли, выгнулся дугой.

– Ах, горячо! – удивленно вскрикнул Капунькис, замахав рукой. Через несколько секунд он недоверчиво посмотрел на палец, потрогал кольцо и воскликнул: – Теперь холодное!

– Запомни. Слово Власти – Тчаквото... – простонал скрэб. – Слово силы – Эмдаль... слово рода – Ку– анту... Повтори...

– Повторяй, скорее, – поторопил братца Бурунькис. – Воля умирающего – закон. Даже если умирающий– сумасшедший.

Капунькис повторил слова, и лицо Чуонг Танга вдруг приняло спокойное, умиротворенное выражение.

– Теперь ты – герцог рода Куа! – сказал он твердым, но тихим голосом. – Время уходить...

В тело зеленошкурого герцога неожиданно влилась сила. Он зашевелился, устраиваясь удобней, сложил руки на животе, закрыл глаза, вздохнул полной грудью... и в следующие мгновение обмяк.

– Отмучился, вздохнул Бурунькис. – Хоть и враг наш, а все таки жаль его. Держался молодцом, хоть и скрэб.

– Вовсе нет, возразил Капунькис. – Он просто перехитрил нас. На вопросы не ответил, но время затянул и быстренько помер. В жизни всегда так: ожидаешь одного, а получаешь совсем другое. И не всегда лучшее...

Но и не всегда худшее, ответил Бурунькис. – Покажи перстень... Хм, если это и алмаз, то он дефектный. Я слышал, что хороший камень должен быть чистым, а в этом внутри то ли трещина, то ли пузырь.

Етун снова взревел, да еще громче, чем прежде. Глюмы закрыли уши ладошками, а когда эхо затихло, Бурунькис наклонился к братцу и закричал что есть мочи:

– Пошли! Больше тут делать нечего!

– Ты меня сейчас оглушишь, – выкрикнул в свою очередь Капунькис. – Идем, но только давай сперва присыпем скрэба землей. Я не хочу, чтоб волки, вернувшись, сожрали бывшего герцога, как будто мы, испугавшись, уступили им свою добычу.