Текст книги "Загадочная птица"
Автор книги: Мартин Дэвис
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
К этому мисс Браун не была подготовлена. Ничего не знала о море, о кораблях и очень мало о мужчинах, которые ими управляли. Хуже того, она вскоре осознала, что ничего не знает о том, как мужчины ведут себя с другими мужчинами. Оказывается, их манеры иные. Грубее, язык жестче. Но тревожило ее даже не это. Создавалось впечатление, будто снят невидимый кордон, окружавший ее всю жизнь, и любому позволено к ней прикасаться. Пусть даже не намеренно. Поднимаясь на борт корабля, мисс Браун воспринимала любой толчок как провокацию и впадала в панику. Начала понимать, лишь когда увидела, как те же самые мужчины обходят женщину.
Она была уверена, что от разоблачения ее спасла суматоха, царившая перед отплытием. Никому на борту «Робина» ни до кого не было дела. Она проскользнула в свою каюту, как кролик в нору, и села вся сжавшись, с колотящимся сердцем. Паника переросла в отчаяние, которое вскоре стало безысходным. Она так и просидела в ступоре целых восемь часов, не откликаясь на призывы к еде и вспрыгивая всякий раз при звуке шагов, приближающихся к двери ее каюты. Желала лишь одного – чтобы ее оставили в покое и путешествие, о котором она так мечтала, поскорее закончилось.
Корабль поднял якорь, и она почувствовала, что спасения нет. Захотелось плакать. Звуки на корабле были для нее совершенно незнакомыми. Даже язык, на котором говорили. Какой-то странный, злой. В первую ночь мисс Браун лежала, не в силах заснуть. Борта стонали и скрипели, люди что-то кричали, получая в ответ тоже крики. Значения слов она не понимала. В конце концов забылась сном одетая, свернувшись под одеялом. Перед тем как заснуть, взмолилась к нему, чтобы он пришел и вызволил ее из этого ада.
Среди ночи мисс Браун в ужасе проснулась. Ей показалось, что корабль терпит бедствие. Все вокруг стонало и трещало под напором волн. Стены каюты резко качнулись и остановились, затем очень противно накренились в противоположную сторону. Внутри зародился новый страх. Она выскочила из-под одеяла в тот момент, когда каюта снова закачалась, пуще прежнего. Этот новый страх был настолько силен, что вынудил мисс Браун выйти из своего убежища. Она открыла дверь, вгляделась. Ожидала, что услышит крики о помощи, увидит метания обезумевшей от ужаса команды. Но ничего такого не было. Лишь скрипы и стоны корабля. Выскользнула в коридор и рискнула пройти чуть дальше. Навстречу шел мальчик с огромным кувшином. Она еле слышно поинтересовалась, все ли в порядке на корабле.
– Первый раз в море? – улыбнулся он. – За последние полчаса вы третий, кто спрашивает меня об этом. Лишь легкое волнение, сэр. Ветерок поднялся на Ла-Манше. Дальше будет хуже, чем сейчас. Это точно.
Подбодренная его спокойствием, которое смягчало мрачное пророчество, она полезла в карман, вытащила монету и попросила принести что-нибудь поесть. Увидев монету, мальчик чуть не уронил кувшин. Он пообещал не только еду, но и постоянное внимание на все время плавания.
– Я буду почти постоянно находиться в своей каюте, – произнесла она.
– Так делают многие, сэр, хотя, когда поднимется ветер, вам может понравиться побыть немного на воздухе.
Оба его предсказания сбылись через три дня. К тому времени мисс Браун уже оправилась от потрясения первого вечера, проведенного в каюте, и начинала чувствовать если не уверенность, то по крайней мере что-то похожее. Пока ее никто ни в чем не заподозрил, у нее есть исполнительный слуга, и к этой одежде она уже привыкла, частично потому, что еще ни разу не раздевалась. И все же, когда «Робин» вышел в бурное море, она инстинктивно опять начала бояться неминуемого крушения. На сей раз смятение удалось подавить быстро, но оно сменилось тупым коловращением под ложечкой. Поразмышляв несколько минут, мисс Браун неожиданно выпрямилась, потянулась за плащом и поковыляла на палубу. Ее путешествие начиналось всерьез.
* * *
Время перед отплытием корабля «Резолюция» было самым трудным в жизни Банкса. Днем оно ускорялось до невозможности, зато к вечеру останавливалось, когда он мерил шагами комнату, слишком удрученный и переполненный эмоциями, чтобы заснуть. В расстройстве своих планов Банкс обвинял других, и прежде всего Кука. Все члены Морского совета стали его врагами. Завидуют успехам, им не нравится, что он, ученый, что-то говорит о морских делах. Лорд Сандвич из адмиралтейства упрям, введен в заблуждение или следует дурному совету. Их мнение не могли поколебать никакие его доводы. Однако Банкс продолжал осаждать Морской совет, заявляя о своих требованиях в весьма сильных выражениях. Он был настолько взвинчен, что забыл о сдержанности.
Неудивительно, что победил Кук. Банкс был богат, знаменит, имел влиятельных друзей. Это все, несомненно, имело вес в адмиралтействе. Но поскольку речь шла о снаряжении дорогостоящей экспедиции на край света, мнение профессионального мореплавателя почиталось главным. Банкс кипел негодованием.
Позднее – много позднее – он осознал, что происходило в те дни. А пока ничего не было ясно. Как же так, Банкс потратил столько своего времени и денег, собрал группу уникальных специалистов, чтобы двигать вперед науку, а теперь его планы сорваны из-за упрямства и невежества? Его мнением пренебрегли, причем демонстративно. Он ощущал глубочайшее разочарование и личную обиду. Когда он думал о том, как это воспринимается в обществе – такое явное, унизительное пренебрежение, – в нем вскипала неконтролируемая ярость. После подобного акта вероломства отправиться в плавание с Куком Банкс не мог.
И его сводила с ума мысль о прекрасной женщине в мужском костюме, плывущей сейчас на Мадейру. Как он мог прибыть туда и сказать ей, чтобы она возвращалась назад одна, а он поплывет дальше? Как признаться, что его публично унизили, пресекли попытку подготовить для нее каюту? И возможно ли вообще продолжать дальше жить, если он смирится и поплывет дальше? Их встречу на Мадейре ранее Банкс предвкушал стрепетом. Теперь она внушала ему ужас.
Час отплытия приближался, а Банкс продолжал размышлять и предаваться ярости. Он написал еще одно письмо в адмиралтейство и немедленно получил ответ. Ему намекали, что он не вправе вмешиваться в дела капитана Кука, но одновременно сообщали, что почти все его требования по размещению группы удовлетворены. На корабле «Резолюция» возвращена на место пристройка. Уберут лишь одну каюту. Ту, что планировалась рядом с его каютой, которую незначительно уменьшат. Вот и все.
Уберут лишь одну каюту! Банкс чувствовал, что сходит с ума. Именно эта каюта значила для него все. С белым от гнева лицом он написал в адмиралтейство, что подобное отношение делает для него невозможным достижение поставленных целей и у него нет выбора, кроме как отказаться. Одновременно он написал Куку и попросил, чтобы с корабля сгрузили все его имущество.
Отправив письма, Банкс просидел полчаса за столом, дрожа от гнева. Затем нервно заходил по кабинету, пока не остановился у окна.
«Я унижен. У меня не было выхода. Это дело чести. Она поймет».
Банкс представил мисс Браун на корабле, в море. Скоро плавание закончится. Боже, как она будет счастлива!
Он оставался у окна, пока в комнате не померк свет.
* * *
Шторм трепал корабль всю ночь. Когда мисс Браун впервые вышла на открытую палубу, небо у горизонта светилось фиолетовым светом, а подхваченные ветром дождевые струи били в лицо почти горизонтально. Но ей было не до этого. Добравшись до поручней, она наклонилась, и ее вырвало. Затем один приступ следовал за другим почти без перерыва, пока желудок не заломило отболи. Она стояла там, как показалось, целую вечность, безразличная ко всему, кроме внутренних ощущений. Однажды, ожидая очередного позыва, мисс Браун посмотрела направо и увидела нескольких пассажиров, подверженных тому же недугу. Желудок начал опять сокращаться, и она наклонилась, не обращая ни на кого внимания.
Она промокла, замерзла, но обнаружила, что чувствует себя лучше. Небо стало совершенно черным, качка уменьшилась. Мисс Браун вернулась в каюту, умылась, переоделась и через несколько минут снова вышла на палубу. Ей понравился ветер. Палуба опустела. Она прошлась, огляделась. Дождь перестал, и шторм начал стихать. Свежий ветер холодил кожу, и мисс Браун почувствовала себя лучше. Больше того, она почувствовала себя хорошо. Даже ощутила прилив счастья. Да, она счастлива на этой холодной пустой палубе. Сзади занимался рассвет, окрашивая небо в разные цвета. Запахнув туже сухой плащ, она улыбнулась, приветствуя новый день. Ночь удалось пережить. Чуть больше недели, и она будет на Мадейре.
14
Достижения Андерсона
В любой экспедиции многое зависит от везения. В тот вечер, возвращаясь на автобусе в центр Линкольна, я гадал, не был ли Берт Фокс моим небольшим везением. Однако поздновато он ко мне явился. Если поразмышлять, то в этом нет ничего удивительного. С моим дедом происходило нечто похожее.
Странно, но Майерсон поверил в существование африканского павлина, хотя к тому времени в это не верил больше никто, и выразил готовность пожертвовать значительную сумму на экспедицию в бассейн реки Конго. Какими бы резонами меценат ни руководствовался, жизнь моего деда круто изменилась. Он тоже поверил в удачу, к нему вернулась энергия, которую он, казалось, утратил по причине долгой болезни. Но деньги Майерсона не покрывали все расходы, и мой дед с решимостью, граничащей с отчаянием, бросился добывать остальные. Пришлось заложить дом и занять под наследство жены, после чего можно было начать подготовку экспедиции.
Примерно в это время, вероятно, под влиянием эйфории, дедушка посетил Девон, так что к моменту, когда его корабль поднял паруса, моя бабушка была беременна. Скорее всего он об этом ничего не знал, а если бы даже и знал, никакой бы разницы не было. Как свидетельствуют источники, мой дед пребывал не в самом лучшем состоянии, чтобы возглавлять экспедицию. Никаких признаков объективного мышления, одна лишь одержимость целью. Альпинисты называют это лихорадкой вершины. Признаки такой лихорадки я чувствовал у себя.
Автобус привез меня обратно в центр Линкольна в начале восьмого. Катя уже ждала в баре отеля. Я боялся встретить там Андерсона, но зал был почти пуст. В одном углу сидела Катя, а в другом пожилые супруги вполголоса из-за чего-то ссорились. Думаю, Катя все поняла по моему виду, когда я прошел прямо к ней, сел и положил на стол два листа ксерокопий.
– Нас обдурили.
Она посмотрела на ксерокопии.
– Ничего не понимаю. Это письмо в Стамфорд…
– Да. Но где тут сказано, что адресат живет в Стамфорде?
Катя пожала плечами:
– В письме ничего. Только на конверте.
– Вот именно. – Я взял ксерокопию конверта, на котором было написано:
Мисс Марте Эйнзби
Олд-Мэнор
Стамфорд
Линкольншир
– Оригинал мы не видели. Поттсу досталась лишь ксерокопия. Теперь слушайте: Эйнзби – не фамилия, а название деревни в графстве Линкольншир.
– Конечно! Фамилию и название деревни поменяли местами. Всего два слова. Это нетрудно – вырезать и вклеить. А потом сделать ксерокопию.
– Причем намеренно темную, некачественную, – добавил я.
Катя взглянула на листки.
– Мы искали не тех и не в том месте. Надо было наводить справки о Стамфордах, которые жили в Эйнзби.
– Вот именно. Поэтому в окрестностях Стамфорда и не оказалось Олд-Мэнор. Но могу поспорить, что он найдется в Эйнзби.
– Боюсь, что не найдется, мистер Фицджералд. Олд-Мэнор сгорел в Эйнзби в последнюю войну.
Я оглянулся. Сзади стоял Поттс. Мы были настолько поглощены беседой, что не заметили, как он подошел.
– Позвольте представиться – Поттс, – произнес американец, как всегда чуть нараспев, и протянул Кате руку. – Я видел вас в Стамфорде, куда мы все помчались, одураченные.
Катя тоже назвала себя, и он в ответ весело подмигнул ей, похожий на слегка флиртующего любящего дядю. Он был в том же твидовом костюме и выглядел как сельский доктор 1930-х годов, по-прежнему обаятельный.
– Извините, что вмешался в разговор. Поверьте, я и не думал подслушивать. Но, судя по всему, вы в своих изысканиях зашли настолько далеко, что догадались о существовании деревни Эйнзби. Позвольте мне отлучиться в бар, чтобы мы могли за это выпить. – Поттс двинулся к бару и вернулся с бутылкой красного вина и тремя бокалами. – Но не думайте, что я вас сильно опередил. – Он разлил вино по бокалам. – До меня дошло это только вчера. Вы верите в совпадения? Я просидел в Лондоне пару дней без идей и вдохновения. Затем собрался уже возвращаться в Штаты, вышел прогуляться в последний раз и случайно остановился у магазина в районе Ковент-Гарден, где продают географические карты и всякое такое. Называется «Магазин Стамфорда». Вам он известен?
Я кивнул:
– Это довольно известный магазин. Но он называется «Магазин Станфорда». Через «н».
– Правда? Хм… но все равно достаточно близко, чтобы надоумить. Я стоял как столб, люди обходили меня, некоторые натыкались. Наверное, удивлялись, чего этот толстый старый американец хлопает себя по лбу. Увидев название магазина, я осознал, каким глупцом был. Представляете, даже покраснел. Видимо, пришло время отправляться на покой. – Он улыбнулся и поднял бокал. – А тут еще совпадение. Географические карты продают в этом же магазине. Я, естественно, зашел посмотреть. Действительно, есть такая деревня Эйнзби в Линкольншире, как и следовало ожидать. – Поттс грустно покачал головой. – Андерсон, конечно, до сих пор посмеивается.
Я наблюдал за ним, размышляя, можно ли верить его россказням.
– А то, что вы оказались в этом отеле, тоже совпадение?
– О нет. Вовсе нет. Я знаю вкусы Андерсона. Обзвонил все самые дорогие отели в Линкольншире, пока не нашел его. Он знает, что вы здесь?
– Мы встречались вчера вечером. Он обещал нам сегодня показать птицу.
– Обещал, в самом деле? – Поттс задумался. – Ну что ж, скоро проверим. Я звонил ему вчера поздно вечером и договорился встретиться здесь в восемь. – Он вытащил из жилетного кармана часы и щелкнул крышкой. – Пока ждем, можем еще выпить, и вы расскажете мне об этом городе. Отсюда, я полагаю, происходит знаменитое ярко-зеленое сукно «линкольн».
Это был еще один странный вечер. Андерсон опоздал на двадцать минут, разумеется, с Габби. Я думаю, наше присутствие их удивило. Андерсон отреагировал со своей обычной непринужденностью, заказал еще вина, дорогого, французского. Мы с Габби обменялись улыбками, но поймать ее взгляд во время разговора не удавалось.
У нас подобралась любопытная компания. Андерсон, стильный, безукоризненно одетый. Рядом Габби. Никому бы не пришло в голову, что она известная исследовательница, сотрудница службы охраны природы. Эту красивую элегантную женщину в коротком нарядном платье невозможно было представить потной и грязной в импровизированной полевой лаборатории. И она всегда ухитрялась выглядеть опрятнее и чище всех остальных даже в самые жаркие и грязные дни. Я знал по крайней мере одного исследователя, который остался с ней, даже когда перестали платить жалованье. Исключительно из-за ее обаяния и изящества, которые она привносила в работу. Рядом с ними Катя выглядела еще моложе и менее уверенной. Сидящий с ней Поттс напоминал постаревшего херувима, пухлый и розовощекий. Что люди могли сказать обо мне, понятия не имею.
Наконец Поттс перешел к тому, ради чего мы здесь собрались. Он откинулся на спинку кресла, решительно засунув большие пальцы в карманы жилета.
– Мы тут восхищались вашей великолепной работой, мистер Андерсон. – Поттс кивнул на ксерокопии, которые лежали на столе. – Вы показали Теду Стейсту письмо Стамфорда, заинтересовали его своими изысканиями, а затем, чтобы предотвратить утечку информации, изменили адрес на конверте. Очень аккуратно. Просто, умно, эффективно. Наверное, вдоволь повеселились.
Андерсон посмотрел на листки и улыбнулся. Но заговорил, как обычно, вежливо и спокойно:
– Я и не думал веселиться. Никогда не следует недооценивать конкурентов. А насчет адреса вы правы, я его действительно изменил. Правда, не считаю это чем-то исключительным. Я знал, что Стейст заинтересовался птицей, но ему было также известно и о рисунках. Станет ли он об этом молчать? А тут какой-то час работы с ножницами, калькой, ластиком и копировальным устройством, которое есть в любом отеле, и все готово. Потом, когда мне стало известно, что ксерокопии, которые я оставил у Стейста, к кому-то попали… – Он замолчал и чуть ли не виновато пожал плечами, предоставив Поттсу возможность закончить фразу.
– Да, когда вы узнали об этом, то послали своего человека в Стамфорд, чтобы я чувствовал, будто иду в верном направлении. Прекрасный прием.
Андерсон одарил нас улыбкой.
– Но вообще-то не стоило утруждаться. К тому времени я уже опережал вас не менее чем на шесть месяцев.
Поттс посмотрел на него с грустинкой, как пожилой шахматист, только что получивший мат от любимого внука. Он поднял бокал.
– Полагаю, вы правы. Итак, за удачную охоту. – Поттс глотнул вина. – Могу я спросить, вы действительно сегодня вернулись с добычей?
– Нет. Встреча назначена на завтра. Убежден, птица скоро будет в моих руках.
– Фу! Какая птица? Кому она нужна? – Поттс посмотрел на меня и добавил: – Кроме, разумеется, присутствующего здесь мистера Фицджералда. Но как с рисунками? Их нашли?
– Владелец не знает ничего о рисунках. Он согласен продать «очень старое чучело неизвестной птицы», и все. Но у меня есть основания полагать, что птица та самая.
– То есть в разговоре с этим человеком вы не стали упоминать, что, вероятно, его птица сидит на шедеврах графического искусства стоимостью в миллион долларов?
Андерсону вопрос показался проявлением дурновкусия. Он поднял глаза на часы, висевшие над стойкой бара.
– Мистер Поттс, вы хотели видеть меня по какому-то конкретному делу? Потому что если нет…
Американец кивнул:
– Конечно. И не надо раздражаться. Я хочу спросить, мистер Андерсон, как вы поступите с рисунками?
– Двенадцать рисунков Руале? Надеюсь, недостатка в предложениях не будет.
– Но если вы обнародуете их здесь, у вас появится много проблем. В своей области вы наверняка эксперт, но что касается произведений искусства, тут уж специалист я. Поверьте мне, вывоз рисунков запретят быстрее, чем вы успеете набрать номер телефона адвоката. Вам необходим человек, способный все уладить. Послушайте, Андерсон, я в два счета могу организовать доставку рисунков в Штаты. Оформлю все документы, какие нужно. Там будет, например, сказано, что рисунки все эти годы пролежали в сундуке где-нибудь на чердаке в Пенсильвании. С вашей стороны никаких расходов, задержек, гонораров адвокатам. Только скромные комиссионные.
– Понимаю. – Андерсон обменялся взглядами с Габби. – Но ваше предложение преждевременное. Я бы предпочел подождать, пока птица действительно окажется в моих руках. Обсудим позднее.
Я наблюдал, как они смотрят друг на друга через стол, эти два человека, наслаждающиеся игрой, и неожиданно ощутил усталость. Покосился на Катю, но она устремила взор на Андерсона. Повернулся к Габби, которая тоже внимательно смотрела на Андерсона с удивительно спокойным выражением лица. Все молчали. А я не мог придумать, что сказать. Не мог даже разобраться в своих эмоциях.
Мне просто очень хотелось уйти отсюда, оставить их всех хотя бы на несколько часов, убраться из отеля, из Линкольна. Как и мой дед, я полез в авантюру, не оценив ситуацию, и заблудился. Настало время выходить из игры. Андерсон получит свои рисунки, Габби – деньги на свой проект, чтобы работы длились еще несколько лет, продолжалась война, которую она может только проиграть. Катя вернется в университет, на занятия, и для нее все это скоро станет забавным приключением. А птица с острова Улиета, что будет с ней? Неужели закончит существование в холодильнике лаборатории Теда Стейста?
– Позвольте спросить, – произнес я перед тем, как встать и уйти, – это серьезное достижение – найти птицу спустя столько лет. Вы не могли бы рассказать, как у вас получилось?
Меня удивила радость, с какой Андерсон воспринял вопрос. Под невозмутимостью этого железного человека проступало волнение. Было ясно, что он доволен проведенным детективным расследованием. Андерсон разлил по бокалам остатки красного вина, мы выпили, а затем он поведал нам о том, чем занимался последние шесть месяцев. Вообще-то все очень просто. Единственное, что требовалось, – деньги и терпение. Ну и кое-какое везение. Значительную часть времени он руководил работой из Штатов. Проследить судьбу семьи Стамфордов оказалось несложно.
– Джон Стамфорд погиб на Западном фронте в 1917 году. Не сбылись его мечты вернуться домой. К концу войны его семья разорилась. Дом продали. Что стало с его сестрой, неизвестно. Наверное, вышла замуж и куда-то уехала. Ясно лишь то, что имущество Олд-Мэнор продали с аукциона.
Вот этой распродажей группа Андерсона занялась вплотную. Достали каталоги со всеми лотами, сконцентрировались на тех, которые включали чучела птиц и животных. Затем сузили поиск до лотов, где могла находиться нужная птица. В каталоге были указаны данные покупателя каждого лота, и люди Андерсона их всех нашли. След мог простыть в любой момент, по справедливости должен был простыть, но чудесным образом этого не произошло. Андерсон был еще в Нью-Йорке, а его люди проследили судьбу каждого интересного лота.
– Списки в гроссбухах были составлены не по-научному, – объяснил он. – Там давалось лишь общее описание лота. Например, «коллекция чучел певчих птиц» или просто «четыре голубки и голубя». Методом исключения я ограничил поиск семью предметами. Мы проследили их судьбу до настоящего времени. Всех семи. Если хотите, подсчитайте вероятность успеха. Вот тогда я решил приехать. Признаюсь, меня сильно заботило, как бы нас кто не обошел. – Он посмотрел на меня. – Но кажется, тревоги были напрасны.
Я кивнул, не сводя глаз с Андерсона, и внимание снова переключилось на него. Он ненадолго замолчал, как фокусник перед исполнением трюка.
– Шесть предметов мы уже осмотрели. Среди них нашей птицы нет. Завтра я получу фотографии последнего, и все закончится.
– Фотографии? – разочарованно протянул Поттс. – Фотографии? А где сама птица?
Андерсон вскинул брови.
– Этот последний предмет оказался довольно далеко от Линкольншира. Мой помощник сегодня видел его, завтра привезет снимки.
Поттс нахмурился.
– При всем уважении к вам, мистер Андерсон, мне кажется, вы рано празднуете победу. Откуда у вас уверенность, что птица была на той распродаже?
На лице Андерсона не отразилось тревоги.
– В конце войны, мистер Поттс, у Стамфордов были большие долги. А кредиторы проявляли исключительную требовательность. Марте Стамфорд позволили сохранить лишь немногие личные вещи. Это ясно указано в официальных документах. Все остальное продали.
– Но птицу можно было отдать кому-нибудь еще до распродажи.
– Конечно, – произнес Андерсон. – Но зачем ей было отдавать кому-то птицу? Другое дело – продать. Но скрыть продажу было бы довольно сложно. К тому же она нигде не зарегистрирована. Разумеется, существует вероятность, что птица исчезла из Олд-Мэнор до распродажи. Но похоже, этого не произошло. И всем хорошо известно, что рисунки Руале так до сих пор нигде не появились.
– А если завтра на фотографии окажется другая птица, не с острова Улиета? – спросил я.
– Тогда это проигрыш, мистер Фицджералд. Продолжать поиск было бы непрактично. В конце концов, невозможно облазить все чердаки в Англии. Если вы подскажете, как сузить поиск, я был бы вам очень признателен.
Все посмотрели на меня.
– Нет, – промолвил я. – Вы правы. Если птица не попала на распродажу, то она может находиться где угодно.
Впереди ее ждало тяжелое испытание, связанное с прибытием на остров. Его мисс Браун страшилась даже больше, чем шторма. Но когда это произошло, красота подавила страх. Достаточно было беглого взгляда, первого запаха, принесенного ветром, и она замерла, завороженная чудом. Когда «Робин» подошел ближе и стало возможно различать детали деревьев, строений, ее охватила неведомая доселе радость. Она сознавала, что после этого станет иной, не такой, как прежде.
Последнюю милю пути «Робин» прошел недалеко от берега, и у мисс Браун была возможность внимательно рассмотреть проплывающие мимо дома, разбросанные в беспорядке на фоне зеленых холмов. В порту все случилось само собой. Она сошла на берег как в трансе. Никакого страха. Никто в толпе на нее даже взгляда не бросил. Город показался ей другим, не таким, как описано в книгах. Ярким и дразнящим. Теснящиеся вокруг бухты белые дома, новые звуки, перемешанные с гортанной иностранной речью. Она видела, как пассажир рядом брезгливо зажал нос платком, но ей запах смолы и гниющих фруктов не представлялся противным. Мисс Браун посмотрела на подернутые дымкой зеленые холмы и улыбнулась.
Мальчик-юнга с «Робина» передал ее вещи на попечение другому мальчику на берегу, который прибыл из Английского Дома.
– Сеньор Бернетт? Ви прибыть, – произнес он серьезным тоном. Затем, не особенно вглядываясь в лицо, повел ее к ожидающему экипажу и вспрыгнул на площадку сзади. – Ваш вещ, они прибыть.
Возница, непонятно какой национальности, лет пятидесяти, с лицом, обожженным солнцем, взял вожжи и тронул коляску. Потом повернулся к мисс Браун, изобразив улыбку. Вероятно, в этот момент в его глазах вспыхнули искорки любопытства. Его удивила необычная внешность заморского гостя. Но ей это было сейчас безразлично.
Они миновали прибрежную часть города, и возница начал показывать ей достопримечательности, комментируя на ломаном английском:
– Там Игрейжа. Церковь. Санта-Клара.
Она бросила взгляд. Между деревьями мелькнула колокольня собора и скрылась из вида. Строений становилось меньше, и вскоре экипаж свернул на дорожку, окаймленную буйно цветущими незнакомыми деревьями. Вдали отчетливее проступали холмы. Мисс Браун испытала прилив приятного возбуждения, осознав, что уже завтра сможет погулять вблизи них. Это казалось чудом.
Нескончаемый восторг помог ей спокойно пережить прибытие в Английский Дом. Экипаж свернул на узкую дорожку, подъехал к аккуратному каменному дому, спрятавшемуся в тени деревьев. На пороге появилась полная женщина. Вытерла руки о фартук, качнулась в быстром поклоне и с улыбкой двинулась вперед. Это была миссис Дрейк, вдова виноторговца из Бристоля, хозяйка Английского Дома. Она разразилась длинным приветствием, собиралась, наверное, говорить дольше, но вдруг остановила взгляд на лице гостя и замерла.
Решение Банкса отказаться от участия в плавании с капитаном Куком вызвало сенсацию. Вся его группа – Соландер, Зофанни и остальные – были вынуждены тоже отказаться. Задуманная великая научная экспедиция закончилась, не начавшись. Банкса срочно заменил Форстер, известный натуралист, взявший главным рисовальщиком экспедиции своего сына, но все понимали, что первоначальный замысел им осуществить не удастся. Для недругов Банкса это явилось подтверждением того, о чем они говорили раньше. Банкс слишком самоуверен и не уважает мнение знатоков. Для друзей это было непостижимо. Она знали, что Банкс мог быть капризным, но помнили о его решимости и амбициях, об огромных надеждах, какие он возлагал на путешествие с капитаном Куком. Казалось необъяснимым, как он мог принести все это в жертву лишь из-за уменьшения своей каюты на несколько футов. Даже если это вопрос чести, зачем проявлять такое упрямство? Для всех членов группы его решение означало большие денежные потери, а также крушение научных планов. Они собирались группами и негромко беседовали, качая головами.
Не меньше их удивляло и поведение Банкса после принятия решения. Ну хорошо, проявил непреклонность, потешил самолюбие, и довольно. Предложи альтернативный план. Ведь к экспедиции все готово. Оборудование, запасы. Их же надо как-то использовать. А Банкс, похоже, совершенно обессилел. Сидел подавленный в своем кабинете, временами взрываясь проклятиями в адрес адмиралтейства и Морского совета. Не желал ни с кем встречаться.
Наконец Соландер решился на серьезный разговор. Он обнаружил Банкса в кабинете на Нью-Берлингтон-стрит стоящим у окна. Ему стоило труда обратить на себя внимание.
– Джозеф, объясните, что происходит? Вы отказались от экспедиции с Куком, но в мире есть места не менее интересные, чем южные моря. Группа готова. Запасы, оборудование – все это стоило немалых денег. Многие ваши друзья пошли ради этой экспедиции на большие жертвы. Они хотят знать, что вы намерены делать дальше.
– Делать дальше? – Вопрос Банкса озадачил.
– Уэйнрайт предлагает отправиться в Вест-Индию. Есть подходящий корабль. Там непочатый край работы по идентификации флоры и фауны.
– В Вест-Индию? – Банкс с трудом заставил себя сконцентрироваться на словах друга. – Нет, об этом не может быть и речи. Туда нужно отправляться по меньшей мере на год.
– Но мы планировали путешествие на три года.
– Извините, Соландер, но нет.
Тот растерянно замолчал.
– В Королевском обществе сочтут удивительным, если после всех обещаний, с готовой к экспедиции группой вы вообще не предпримете никаких действий.
– К черту Королевское общество! – воскликнул Банкс. – Я буду делать что захочу.
Соландер попытался зайти с другой стороны:
– Ваше поведение вызовет разные домыслы. Многие станут гадать: что вас здесь держит, ради чего вы решились на публичный скандал? Что оказалось вам ближе интересов науки?
Они посмотрели друг на друга. Соландер продолжил:
– Вам надо сделать что-нибудь, Джозеф. Это очень важно. Вы должны показать, что в конфликте с адмиралтейством потери понесло оно, а не вы. Необходимо срочно организовать собственную экспедицию и тем самым доказать серьезность своих замыслов.
Банкс кивнул:
– Да. Вы правы. Даже если…
– Эта экспедиция не будет длительной. Я понимаю, у вас есть дела в Лондоне, требующие внимания. Так что всего на несколько месяцев.
– Вы можете что-нибудь предложить?
– Для короткой экспедиции Исландия – место не хуже любого другого. Этот остров требует серьезного изучения, и туда можно сравнительно быстро добраться. Весьма подходящий объект.
Банкс снова отвернулся к окну.
– Когда мы могли бы отправиться?
– Чем скорее, тем лучше. В Исландии зима наступает рано.
Банкс начал размышлять. Его письмо достигнет Мадейры, наверное, дней через двадцать. Мисс Браун придется сразу отправляться обратно в Англию. Значит, еще двадцать дней. Он должен встретить ее. Должен, или никогда больше не посмеет посмотреть ей в глаза.
– Через два месяца, – произнес Банкс.
– Нет. У нас все готово. Если мы прождем два месяца, то не отправимся вовсе. В группе есть люди, которые отказались от возможности, представляющейся раз в жизни. Ради вас. Вы им обязаны, Джозеф.