355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мартин Дэвис » Загадочная птица » Текст книги (страница 1)
Загадочная птица
  • Текст добавлен: 27 марта 2017, 20:30

Текст книги "Загадочная птица"


Автор книги: Мартин Дэвис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Мартин Дэвис
Загадочная птица

Эту книгу я посвящаю своей маме


1
Четверг. Начало

Этот вечер я решил посвятить любимому занятию. Увлеченно корпел над очень красивой совой, изредка поднимая взгляд на темное окно. Там, снаружи, декабрь, а здесь лампа так нагрела верстак, что даже пальцам горячо. Только начал отделять голову от туловища – а это наиболее ответственная часть нашей работы, тут надо действовать аккуратно, иначе можно повредить кожу, – как зазвонил телефон. Я таксидермист-любитель, но иногда выполняю заказы. Вернее, выполнял. Теперь уже и табличку с двери снял, и объявление в «Желтых страницах» давно не даю, но все равно время от времени звонят. Бывает, и какой-нибудь шутник, после пяти кружек пива. «У меня погиб любимец, цыпленок, и я хотел бы заказать его чучело». В общем, я решил, пусть себе звонит. Скорее всего это кто-нибудь из весельчаков; для приятелей поздновато. Но через пару секунд мне пришло в голову, что, может, опять звонит Катина мама. Катя – это студентка из Швеции, она снимает у меня комнату. Студенты охотно здесь селятся. Во-первых, дом чуть ли не в самом центре, а во-вторых, и это главное, беру я недорого, стараюсь компенсировать неудобства, которые создает валяющийся в прихожей разный таксидермический хлам. Зря, поскольку все студенты с факультета естественных наук и такое их вряд ли смутит. Студентов привлекает и то, что сам я преподаю на этом же факультете, но совсем не похож на университетского профессора. Ношу свитера, куртки, езжу на мотоцикле. В определенном смысле бунтарь.

Комната Кати на втором этаже, изолированна, и мы за те пару месяцев, что она тут живет, успели обменяться лишь несколькими фразами и вежливыми улыбками. Однако примерно каждые десять дней из Швеции звонит ее мать. Мне. Хотя в комнате Кати стоит телефон с другим номером. Я покорно записываю на желтой бумажке сообщение, добавляю от себя предложение Кате, чтобы она дала матери номер своего телефона, и прилепляю внизу лестницы. На следующий день записка исчезает, но мама продолжает звонить мне. Она очень вежливая, и у нее не все ладно с английским языком. Кроме того, в ее голосе явно звучит беспокойство. Мне маму Кати немного жаль, вот почему, хотя у меня только начало как следует получаться с совой, я сдернул перчатки и снял трубку.

Это была не мама Кати.

В трубке раздался голос, который я не слышал пятнадцать лет, но узнал мгновенно. Бесконечно знакомый, мягкий, негромкий.

– Фиц, это ты?

– Габриэлла? – Вопрос риторический, но надо же что-нибудь сказать.

– Да, я. Давно не общались, Фиц.

Упрек это или сожаление, не ясно.

– Да, давно, – согласился я оправдывающимся тоном. – Но письма твои получал.

– И не отвечал.

– Да все как-то не мог собраться. Ты же знаешь, я не любитель писать письма.

Она это знала.

– Послушай, Фиц, я в Лондоне на несколько дней. Хочу познакомить тебя с одним человеком. Он коллекционер. Что ты делаешь завтра?

– Завтра? – Я посмотрел на верстак с останками совы. Придется им дожидаться своей судьбы в холодильнике. – Я более или менее свободен.

– Хорошо. Тогда в баре отеля «Мекленберг» в семь. Это недалеко от Оксфорд-стрит, рядом с «Селфриджез»[1]1
  Крупнейший универсальный магазин в Лондоне. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]
.

Габби, наверное, упустила из виду, что я родился в этом городе и мне не надо объяснять, где находится отель «Мекленберг».

– Ладно Завтра в семь.

– Буду рада тебя увидеть. Я сказала Карлу, что ты единственный, кто может ему помочь.

– Какому Карлу?

– Карлу Андерсону. Коллекционеру.

– Ах да, понимаю. Я где-то о нем читал. А какая помощь нужна?

Она на секунду замолчала.

– Лучше не по телефону, Фиц. Подожди до завтра. Обещаю, это тебя заинтересует. Речь идет о загадочной птице с острова Улиета.

Она была права. Меня уже заинтересовало. По разным причинам. Оставив сову на верстаке, я поднялся в комнату, которая служила мне спальней и одновременно кабинетом. Здесь я проводил бОльшую часть времени. Порядка там, конечно, нет, зато уютно. Теплое, приятное освещение, пахнет старыми газетами. Кровать застлана кое-как, письменный стол завален материалами к так и не написанным книгам. Некоторые стопки сильно запылены. Одну стену полностью занимает стеллаж с аккуратно расставленными книгами. Но мне не нужно никуда смотреть, я прекрасно знаю, о чем говорила Габби. Эта птица, хотя и таинственная, действительно существовала. В свое время я даже подготовил о ней статью. Когда собирался стать знаменитым.

И теперь, спустя многие годы, эта птица им зачем-то понадобилась. Габби и ее другу Карлу Андерсону. Я видел их фотографию, сделанную нашим общим приятелем примерно три года назад на летнем семинаре в Зальцбурге. Габриэлла стояла, слегка опираясь на его руку, по-прежнему смуглая и стройная, невозмутимая, с той же самой знакомой полувопросительной улыбкой на губах.

Я уселся на кровать и задумчиво посмотрел на средних размеров сундучок в углу. Вероятно, там что-нибудь есть и об этой птице. Среди заметок о дронтах, тетерках, странствующих голубях и прочем. Эти материалы, собранные за годы кропотливой работы, так и остались лежать в сыром виде, теперь все перемешанные и наполовину забытые.

Но я думал не о них, а о Габби и человеке, с которым она собиралась меня познакомить. Я, конечно, читал о нем и знал, что Карл Андерсон – бизнесмен, коллекционер, известен многими интересными находками. Привык добиваться желаемого. Если он вдруг заинтересовался этой птицей, значит, затевается какая-то большая игра.

Нельзя сказать, что мысль о встрече очень меня радовала.

Я посмотрел на часы и осознал, что еще успеваю в паб.

К долгим морским путешествиям можно готовить себя по-разному. Кук, опытный в таких делах, уговорил Джозефа Банкса съездить в Ревсби, где у того было имение. Летом 1768 года, за два месяца до отплытия «Эндевура», Банкс отправился в графство Линкольншир, погулять по лесам и полям, чтобы в следующие три года они всплывали у него в памяти, когда он станет думать о доме.

Летом она обычно ощущала одиночество острее, чем зимой. И в конце каждого дня испытывала разочарование от того, что собранная в горсть радость вытекает между пальцев. О будущем думать не хотелось, там все было как в тумане. И она принялась рисовать, целыми днями пропадая в лесу в окрестностях Ревсби, отчаянно пытаясь сохранить эти дни во всех деталях.

2
Пятница. Бар отеля «Мекленберг»

Когда до отеля «Мекленберг» оставалось метров десять, дождь припустил так, что пришлось бежать. Я вошел в вестибюль мокрый, запыхавшийся, жалея, что не стал ждать автобус, и посмотрел на часы. Ну что ж, по крайней мере прибыл вовремя. Отель, довольно уродливое бетонное здание снаружи, за вращающейся дверью, внутри, блистал гламурным изобилием. Я постоял с минуту в вестибюле, но, заметив, что с зонтика на ковер капает вода, смутился и направился в туалет. Там сложил зонтик, привел себя в порядок, причесался. Вгляделся в зеркало. Вроде старался одеться поприличнее, но все равно для подобных заведений смотрелся скромновато.

Попытался собраться с мыслями. Зачем могла понадобиться Андерсону птица с острова Улиета? Загадочный феномен. Ее кто-то видел, вернее, не саму птицу, а чучело, привезенное в Англию. А потом она пропала, будто по мановению руки фокусника. И больше нигде никогда не появлялась. Птицу искали, но безуспешно. Похоже, даже сам Андерсон ничего сделать не сможет.

Наверху в баре, несмотря на густой табачный дым, ощущался запах дорогой косметики и кожи. Не той, из которой сделаны вставки на моем пиджаке или туфли. Здешняя кожа была особенная и пахла соответственно. А вот принесенный мной запах дождя казался в баре неуместным.

Габриэллу долго искать не пришлось. Она сидела за угловым столиком, освещенная мягким светом, точно сошедшая с экрана героиня фильма старых добрых пятидесятых. В элегантном черном платье. Такая же, как прежде, красивая, стройная, смуглая. Почти совершенство. Рядом сквозь дым просматривался высокий блондин за пятьдесят, типичный скандинав, казалось, созданный из одних прямых линий. Видный мужчина. Он энергично говорил что-то, повернувшись к Габби.

Я нерешительно двинулся к ним, минуя группу американцев, зашедших в бар перед театром.

Габби подняла голову:

– Привет, Фиц!

Я приблизился к столику, неожиданно почувствовав раздражение от того, что она не изменилась, меня это волнует, а ее спутник, улыбаясь, протянул для пожатия безукоризненную во всех отношениях руку.

– Фиц, это Карл Андерсон, – произнесла Габби тоном, будто это все объясняло.

Я пожал ему руку, кивнул и опять посмотрел на Габби. Передо мной была та же самая Габби. Это меня поразило настолько, что стало трудно дышать.

– Давайте присядем? – предложил Андерсон невозмутимо. – Я уверен, мистер Фицджералд не прочь выпить.

Он прав. Выпить я действительно был сейчас не прочь.

Я сел за небольшой круглый стол, напротив них, и мы завели болезненно вежливый разговор, осторожно обходя любые острые углы. Официант принес мне пива, и мы сразу заказали еще выпить. Я напряженно ощущал присутствие Габби рядом, достаточно близко, чтобы моя рука упала на ее руку, если бы я уронил ее со стола. Выпивку доставили немедленно. Андерсон осушил бокал так же быстро, как и я, и заказал проворному официанту принести еще. Он делал это всякий раз, когда наши бокалы оказывались почти пустыми. Габриэлла рассказывала нам о лекциях, которые будет читать в Эдинбурге и Мюнхене, а я исподтишка наблюдал за Андерсоном. Высокий, хорошо сложенный, лет на семь-восемь старше меня, но столько ему не дашь. Несомненно, индивидуалист, обаятельный, великолепно себя держит. В общем, личность.

Рядом с ним Габриэлла казалась маленькой, чуть ли не юной, будто все эти годы скользила по жизни без трения, сохранив свежесть и живость нетронутыми. Она была моложе его лет на десять, но они подходили друг другу. Красивая пара.

– Чем вы сейчас занимаетесь, мистер Фицджералд? Жаль, что вы устранились от сбора фактического материала, это огромная потеря для науки. – По происхождению Андерсон был норвежец, но по-английски говорил превосходно, с едва заметным акцентом.

– О, дела я для себя нахожу. В основном преподаю. Курс истории естествознания. Греки и римляне, первые натуралисты, полемика относительно теории Дарвина. Мои курсы обязательные, так что студентам приходится их посещать, даже если не нравится.

– Но им нравится?

– Хм… я люблю парадоксы, это, пожалуй, самое лучшее мое качество. Например, тема первой лекции: «Таксидермист – герой нашего времени». Не скрою, это доставляет мне удовольствие.

Подошел официант, и Андерсон отвлекся на разговор с ним. Габби поймала мой взгляд.

– Я рада, Фиц, что ты смог прийти.

Звучало искренне, но лично я бы от суждений воздержался.

Видимо, третий бокал сработал в нужном направлении, потому что Андерсон наконец перешел к делу:

– Вам, наверное, любопытно, мистер Фицджералд, зачем я затесался, вроде как не к месту, сюда, на встречу двух старых друзей?

Я кивнул, давая понять, что принимаю вопрос к сведению, но не ответил. Он продолжил:

– Мне крупно повезло. Несколько лет назад я познакомился с Габриэллой, на конференции в Праге, она делала там доклад. С тех пор мы приятельствуем. Габриэлла рассказывала о вас и среди прочего упомянула, что вы обладаете энциклопедическими знаниями в области, которая меня интересует. Разумеется, я знаком и с трудами вашего деда.

Андерсон аккуратно поставил бокал на картонную подставку. Я ждал банальных восторгов, которые обычно источают при любом упоминании о моем дедушке, однако Андерсон подался вперед и понизил голос:

– Я коллекционер, мистер Фицджералд. И здесь потому, что ищу одну замечательную редкость. Вероятно, она уже погибла. Габриэлла посоветовала мне обратиться за помощью к вам как всемирно известному специалисту по вымершим птицам. – Его взгляд задержался на моем лице. – Что вы скажете о птице, обнаруженной на одном из островов Общества[2]2
  Открыты английским путешественником С. Уиллисом в 1767 г. и названы в честь Лондонского Королевского общества.


[Закрыть]
, которую называли загадочной птицей с острова Улиета?

– Не много, – спокойно ответил я. И это была правда. – Мне всегда казалось это название странным.

Я снова почувствовал на себе его напряженно-внимательный изучающий взгляд.

– Возможно, не такое оно и странное. – Андерсон откинулся на спинку стула и потер кончиками пальцев затылок. Затем положил руки на край стола перед собой. – Давайте немного поговорим об этом. – Его глаза встретились с моими. – Это самая редкая птица из всех, какие встречались на земле за время существования науки, мистер Фицджералд. Обнаружена в 1774 году во время второго путешествия капитана Кука. Корабль бросил якорь у одного из самых мелких островов Общества, который называется Улиета. Главный натуралист экспедиции Джоанн Форстер предпринял небольшой исследовательский поход по острову и добыл птицу. Единственный экземпляр неизвестного прежде вида. Он изготовил ее чучело и доставил в Англию. И больше таких птиц никто нигде не видел. Ни на острове Улиета, ни в каком другом месте. Она исчезла с лица земли, так по-настоящему и не изученная.

Андерсон замолчал, посмотрев на стол. Он тронул пальцем капельку пролитой жидкости и изобразил букву X.

– Разумеется, мистер Фицджералд, вам это хорошо известно. Я лишь констатирую факты. Вскоре после возвращения Джоанн Форстер подарил птицу знаменитому натуралисту Джозефу Банксу, у которого была известная на весь мир коллекция всевозможнейших редкостей. Конечно, истинной редкости этой птицы он не осознавал. Как и Джозеф Банкс. Прошло время – сколько именно, не известно, – и птица из коллекции Банкса таинственным образом исчезла. Больше о ней никто не слышал.

Андерсон поднял голову, и в его глазах появилось возбуждение.

– Мистер Фицджералд, с тех пор миновало двести лет. Вам не кажется, что пришла пора заняться ее поисками?

Любое открытие делается не по науке. Это он осознал позднее.

Лето выдалось жарким, но он не страдал. Сидел в карете, медленно двигающейся к Ревсби, и мыслями был на «Эндевуре», далеко отсюда, в южных морях. Когда остались последние несколько миль, сердце застучало быстрее, а глаза зажглись в ожидании, когда впереди за деревьями покажется дом из теплого камня.

Вот оно, имение, где он вырос, его старый дом. Ждет, широко раскинув руки, будто желая обнять блудного сына. Молчаливый вначале, он при стуке каретных колес постепенно начал оживать. Оттуда высыпали люди. Знакомые добрые лица, приветствия, в которых для него уже чувствовалось прощание. Потом оказалось, что его предстоящее путешествие – главная тема в любой беседе. Причем не столько само путешествие, сколько благополучное возвращение. Ревсби в равной мере был этим горд и встревожен. А в первый вечер было много музыки и огней. Раскрасневшиеся от танцев и вина джентльмены хлопали его по спине и желали удачи, замечая, насколько высок его дух. И они были правы. Он ощущал себя сильным и полным жизни, говорил о великих открытиях. Танцевал безудержно и часто. Дочери джентльменов были для него как в тумане: яркий атлас, нежные руки и шепот за его спиной – разнообразные предположения и восторги. Днем, в жару, пока дом лениво дремал, он отправлялся прогуляться в прохладу леса. И почувствовал ее там прежде, чем увидел. Вначале лишь какое-то неясное движение где-то поблизости, словно лань мелькнула и пропала, едва схваченная краем глаза. Он подошел и убедился: да, вот они, сломанные прутики и примятая трава. Через несколько дней ему повезло, он увидел ее у деревьев на опушке, но лица разглядеть не удалось. Слишком далеко. Она двигалась легко и свободно в высокой траве, скользя между солнцем и тенью, как белая нить, пришивающая деревья к лугу.

Вернувшись, он спросил о ней, и ему назвали ее имя. Весь тот вечер он размышлял о странном видении на опушке, о грациозных раскованных движениях, ощущая нарастающее любопытство. Вечер был теплый, вокруг витали пьянящие летние ароматы. Он вспоминал о ней.

Разумеется, она знала о его прибытии, но не думала об этом. Дни проходили в лесу, и это было спасением. Она рисовала. Быстрыми, проворными движениями запечатляла увиденное, с каждым днем увеличивая число своих маленьких трофеев, накапливая их, изучая досконально. Ей в голову не приходило, что кто-нибудь может увидеть ее за этим занятием.

Открытия делаются не по науке. Слишком многое зависит от везения.

3
Проект «Ковчег»

К поиску Андерсон подготовился основательно. Собрал о птице с острова Улиета сведения, какие только возможно. Впрочем, их оказалось не много.

В конце мая 1774 года капитан Кук подвел «Резолюцию» к маленькому островку Улиета, входящему в состав тихоокеанского архипелага, семь лет назад получившего название «острова Общества». Кук решил остановиться там на несколько дней, чтобы подремонтировать корабль и выменять у туземцев что-нибудь интересное. Первого июня большинство членов команды страдали расстройством кишечника. Вдобавок стояла ужасная жара. Но корабельный натуралист Джоанн Форстер, человек с тяжелым характером, настоял, чтобы на берег высадили экспедицию. В тот день они подстрелили несколько птиц, из которых Форстеру была неизвестна лишь одна. Он подробно описал ее в журнале наблюдений и передал своему сыну, Джорджу, художнику, сделавшему цветной рисунок птицы. После этого из нее изготовили чучело.

Это было рутиной, как для отца, так и для сына. В путешествии они собрали великое множество разнообразных образцов местной флоры и фауны, которые были досконально описаны, нарисованы и в полной сохранности доставлены в Англию. Птица, найденная на острове Улиета, привлекла внимание ученых много позднее, потому что оказалась единственной из этого вида. В 1850 году на острове Улиета побывал Эндрю Гаррет, но такой птицы не обнаружил. Потом ее безуспешно пытались найти и другие натуралисты. Так что об этих птицах ничего не было известно. Какие звуки они издавали, какие у них брачные ритуалы, какой формы вили гнезда – ничего. Оказалось, что найденная Форстером птица – последняя. Если бы его группа в то утро пошла по другой тропе или если бы матрос промахнулся, мир так бы и не узнал о существовании подобного вида.

И названия у птицы нет вразумительного. Форстер назвал ее Turdus badius (дрозд, обитающий недалеко от бухты), у некоторых моих продвинутых студентов такое название вызвало бы лишь усмешку. Другой натуралист, Лейтем, изучавший чучело птицы в Лондоне, назвал ее точнее: Turdus ulietensis (дрозд с острова Улиета). Джеймс Гринуэй, писавший об этой птице почти двести лет спустя, не был даже уверен, что она из семейства дроздовых. Он упоминал о ней просто как о загадочной птице с острова Улиета.

На следующий год корабль Кука вернулся в Англию. Джоанн Форстер испытывал в то время большую нужду в деньгах и обратился за помощью к Джозефу Банксу, который являлся главным натуралистом в первом путешествии капитана Кука. Банкс, известный богач, дал Форстеру значительную сумму, а тот в благодарность подарил для его коллекции несколько привезенных из экспедиции образцов. В том числе и птицу с острова Улиета. Это подтверждает Лейтем, который видел птицу в коллекции Банкса в 1770-е годы и написал о ней в своей книге «Краткий обзор существующих в природе птиц». Больше о ней нигде не сказано ни слова. Ее чучело бесследно исчезло, так же как и сам биологический вид.

Конечно, можно подвергнуть сомнению свидетельства Лейтема или Форстера и заявить, что птица, которую они изучали, являлась разновидностью какого-то иного, известного науке семейства. Однако делать этого не стоит. Потому что рисунок Джорджа Форстера по-прежнему надежно хранится в Музее естественной истории, где птица изображена во всех подробностях. Если хотите, можете пойти туда и сами посмотреть, как она выглядела.

Андерсон наконец закончил. К этому времени бар уже опустел и обстановка в нем изменилась. Зашедших выпить после работы сменили другие, намеренные провести здесь весь вечер. Как следует расслабиться. На невысокий подиум поднялся пианист, зазвучали нежные джазовые аккорды. Приглушили свет, для уюта. Мужчины сняли пиджаки, положили на спинки кресел, ослабили галстуки. Женщины сбросили туфли и устроили ноги в черных колготках на красной коже диванов.

Я медленно допил то, что оставалось в бокале, посмотрел на Габриэллу и на Андерсона. Они наблюдали за мной, ожидая какой-нибудь реакции, но я лишь недоуменно вскинул брови. Любому, кто интересовался вымершими птицами, было известно, что чучело птицы с острова Улиета бесследно исчезло еще в восемнадцатом веке. Можно было, конечно, фантазировать, что птица преспокойно лежит в сундуке на чьем-то чердаке. Ведь нашли, говорят, недавно именно на чердаке где-то в Италии неизвестную картину Боттичелли. Но никто серьезно не предполагал, что экспонат до сих пор существует. В те времена таксидермия только начала развиваться, это общеизвестно, и сохранять долго чучела птиц было очень трудно. Каталоги музеев пестрят наименованиями подобных экспонатов восемнадцатого века, которые рассыпались через семьдесят – восемьдесят лет. В каждой коллекции есть так называемая естественная убыль. Птица с острова Улиета – одна из тысяч, не дотянувших до наших дней.

– Скажите, Андерсон, – спросил я, – зачем такому человеку, как вы, вдруг понадобилось чучело этой странной птицы?

– Я мог бы ответить, что мной движет просто азарт.

– А я бы вам не поверил. Вы бизнесмен, и любая охота должна приносить ощутимую прибыль. Если бы речь шла о динозавре, тогда иное дело. Но зачем тратить время на поиски чучела, которое скорее всего истлело двести лет назад?

Он чуть улыбнулся. Спокойно, уверенно.

– Почему обязательно истлело? В музеях хранятся подобные экспонаты того времени. Да и в частных коллекциях тоже.

– И сколько их? Думаю, не более десятка. Трудно представить, чтобы птица оказалась в их числе. Джозеф Банкс был выдающимся ученым, знатоком. И что же, он просто так упустил экземпляр редчайшей птицы из коллекции, которой очень дорожил? Если она исчезла, то лишь потому, что развалилась. А если бы сохранилась, то где-нибудь об этом было бы написано. За двести лет кто-либо обязательно объявил бы миру об обладании подобной редкостью.

Андерсон поймал взгляд официанта и заказал еще выпить.

– Возможно, вы правы, мистер Фицджералд. И тем не менее я намерен ее отыскать. При этом, как вы справедливо заметили, прибыль ожидается весьма… ощутимая.

– Да? Кто же в наши дни интересуется чучелами птиц? О, я не отрицаю, такая находка стала бы сенсацией в мире естественных наук. Но у музеев нет больших денег.

– Это грустная правда, мистер Фицджералд. Но я имел в виду не музеи.

Андерсон глотнул из бокала и откинулся на спинку стула, будто это все прояснило. Пришлось вмешаться Габби:

– Фиц, ты слышал что-нибудь о проекте «Ковчег»?

На мгновение мне показалось, что она имеет в виду что-то из нашего прошлого, связанное с сельвой, но тон и сосредоточенность взгляда свидетельствовали, что речь идет о настоящем. Продолжил Андерсон:

– Да, тот самый «Ковчег», где каждой твари по паре. Только здесь тварями являются гены. Этим занимается канадец Тед Стейст. Вы о нем слышали?

Я пожал плечами.

– Знаю только, что он богач.

– Тед Стейст владеет одной из крупнейших североамериканских фармацевтических компаний, известной во всем мире. Сейчас он увлекся ДНК. Проект «Ковчег», мистер Фицджералд, представляет собой банк ДНК, в котором хранится генетический материал, взятый от редких и исчезающих видов животных. Он вкладывает в это деньги, как иные в произведения искусства или антиквариат, и рассчитывает, что со временем цены сильно возрастут.

Габби смутило выражение моего лица.

– Это правда, Фиц. Звучит немного бредово, но фармацевтические компании соперничают друг с другом в приобретении редких ДНК, вкладывают в это большие деньги. Интерес в обществе поддерживается солидными разговорами о перспективах клонирования исчезнувших видов – птиц, рыб, млекопитающих. На самом деле генетический материал предполагается использовать в биоинженерии.

Пианист сделал перерыв и удалился под жидкие аплодисменты. Я осмотрелся. В баре остались молодые люди, не старше двадцати пяти. Заказывали напитки, какие в их возрасте я не мог себе позволить.

– Но птице с острова Улиета свыше двухсот лет. У нее давно высохла кожа. Вряд ли там можно будет найти какой-либо ценный генетический материал. Вы согласны?

Габби и Андерсон посмотрели друг на друга. Он пожал плечами:

– Кто знает? Технология развивается. Но, по правде говоря, мистер Фицджералд, я не думаю, что это очень заботит Теда Стейста. Он отлично знает цену рекламе. Если загадочная птица с острова Улиета вылетит из небытия, его «Ковчег» будут обсуждать на первых полосах газет. «Тед Стейст стал обладателем генетического материала редчайшей в мире птицы!» И далее в том же духе.

– Он заплатит вам, когда вы ее найдете?

– Он заплатит мне, если я найду птицу первым. Такую информацию трудно держать в секрете. Там, где есть спрос, всегда отыщутся те, кто захочет заработать.

– Итак, – произнес я, пытаясь подвести итог, – богатый канадец решил приобрести чучело исчезнувшей птицы в надежде поднять курс акций своего предприятия. Это можно понять, хотя и странно. Однако я не соображу, зачем вы рассказываете о поисках птицы мне.

Андерсон продолжал меня разглядывать. Ответила Габби:

– Фиц, к тебе, вероятно, обратится кто-нибудь еще, кроме Карла. Биологи помнят твои работы по вымершим птицам.

Андерсон кивнул:

– Мистер Фицджералд, пятнадцать лет назад ваши исследования по вымершим птицам были знакомы всем специалистам. Известно, что вы посетили множество музеев, познакомились с коллекциями, которые до вас никто как следует не изучал. Собирали карты, рисунки, перечни, письма. Все это хранится сейчас в вашем знаменитом деревянном сундуке. Ученые с нетерпением ждали выхода книги, но не дождались. Но если кто-либо и располагает какой-нибудь информацией, которая могла бы привести к птице с острова Улиета, так это вы.

– Вы считаете, я помогу вам найти птицу?

– Да. У вас есть нужные знакомства. Не сомневаюсь, что вы могли бы позвонить кое-кому и вытянуть кое-какие сведения.

– А если мне это не удастся?

Он поднес к губам бокал, медленно глотнул и поставил на стол.

– По правде говоря, мистер Фицджералд, у меня уже есть серьезная зацепка. Но я полагал, вы заинтересуетесь этой работой. Вместе мы добьемся успеха быстрее.

– А почему вы решили, что я заинтересуюсь?

Андерсон помолчал, затем посмотрел мне в глаза:

– Потому что прежде вы никогда не находили ничего сравнимого с птицей с острова Улиета, мистер Фицджералд. Нет, конечно, в свое время вы кое-что обнаружили, и довольно ценное, но все же не такого масштаба. А тут единственный экземпляр птицы, которую видели лишь однажды… Подумайте об этом, мистер Фицджералд. Не упускайте возможность. – Он откинулся на спинку стула, как бы давая мне время усвоить сказанное. – Как только мы получим птицу, ваши заслуги немедленно станут известны мировой научной общественности. И конечно, ваша работа будет оплачена. Гонорар составит пятьдесят тысяч долларов.

Я приник к бокалу с пивом. Пятьдесят тысяч долларов… Приличная сумма. Для такого, как я. Если Андерсон готов послать в мою сторону такие деньги, сколько же он ожидает сделать сам? Сто пятьдесят тысяч? Двести? В любом случае много. Но ведь никто столько не заплатит. Чучела птиц давно вышли из моды.

Я опустил бокал, избегая взгляда Андерсона. Может, я отстал от жизни? Ведь, в конце концов, это чучело интересно лишь узким специалистам. Ничего особенного, просто редкая диковина…

– Все равно не понимаю. Если вы решили взяться за дело, несмотря на то что шансы на успех очень малы, значит, Стейст предложил вам за это хорошие деньги? Но разве это возможно, чтобы столько стоило чучело, пусть даже и редкой птицы?

Андерсон улыбнулся:

– Давайте не будем преувеличивать значение птицы. Да, это была бы забавная находка, и Тед Стейст заплатил бы за нее какие-то деньги. Но меня во всем этом интересует иное.

Он подал знак официанту снова наполнить бокалы.

– Что именно? – спросил я.

– О, у меня разнообразные интересы. В данный момент я сосредоточен главным образом на так называемом ботаническом искусстве. Живопись и графика, изображающие флору. Вы знакомы с тем, насколько было развито это направление в восемнадцатом веке?

– Весьма смутно.

– Сейчас в данной области намечается ажиотаж, особенно в Штатах. С этой птицей, мистер Фицджералд, у меня связаны большие надежды. Очевидно, через нее мне удастся найти по-настоящему ценные рисунки того времени. Модная редкость. Вот на этом можно хорошо заработать.

Андерсон говорил так, будто сама живопись его совершенно не волновала. Только деньги.

– Что с вами случилось, Андерсон? Ведь в свое время вы были первооткрывателем. Я видел по телевизору ваше интервью, когда вы нашли останки плезиозавра. У вас лицо светилось от счастья. Уверен, ни о каких деньгах в тот момент вы не думали.

Впервые за вечер на его лице мелькнуло раздражение, но, когда он заговорил, в тоне это не ощущалось.

– Каждый из нас делает выбор, мистер Фицджералд. Когда-то вы тоже были серьезным ученым.

Андерсон дотронулся до запястья Габриэллы. Это, конечно, тоже на меня подействовало, но еще до того, как его ладонь коснулась ее руки, я уже знал, что не стану ему помогать. На душе полегчало. Я встал. И решил быть искренним ради Габби.

– Послушайте, Андерсон, в моих записках нет ничего, что могло бы помочь вам или кому-либо еще. Да, пятнадцать лет назад вокруг моих изысканий возник некий миф, но поверьте, это все только бумажки, от которых мало пользы. Я не желаю зарабатывать деньги нечестным способом. Не уверен, что птица сохранилась, но даже если она каким-то чудом дотянула до нашего времени, разве можно позволить, чтобы ее уничтожили в лаборатории Стейста? Боюсь, мистер Андерсон, вы не осознаете ее истинной ценности.

Я кивнул Габби, развернулся и пошел, не оглядываясь. Миновало пятнадцать лет, но она по-прежнему на меня действует. В сознании вспыхнули образы прошлого: обшарпанная комната, смятая постель, вентилятор, разгоняющий жару, и доносящийся снизу ровный голос Габби. Но теперь она с Андерсоном. И я был рад, что ничем не могу им помочь.

На улице, за вращающимися дверями отеля «Мекленберг», дождь почти затих. Блестел асфальт, освещенный уличными фонарями. Автобусы еще ходили, но я решил пройтись и обдумать все, что происходило в баре, с самого начала. На полдороге к дому остановился у кафе, работающего допоздна. Сейчас оно пустовало в ожидании притока посетителей после закрытия пабов. Станут проходить мимо и заглянут. К двум часам ночи здесь будет тесно. Я забрался в угол. Вначале размышлял о Габби, как Андерсон удобно устроился рядом с ней, анализировал свои чувства. Дождь усилился, а мои мысли плавно перешли к исчезнувшей птице. Неужели это правда? Андерсон всерьез намерен искать птицу с острова Улиета? Уникальный экспонат, необъяснимым образом исчезнувший из богатейшей коллекции Джозефа Банкса. Вероятность того, что она до сих пор где-то сохранилась, содержит очень много нулей после запятой. Это было бы удивительное открытие, о котором я когда-то мечтал. Но разве оно возможно? Наверное, мне следовало над всем этим посмеяться, однако Андерсон не из тех, кто вызывает смех.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю