Текст книги "Фридрих Барбаросса"

Автор книги: Марсель Пако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА V
Первые попытки и ошибки реставрации (1152–1156)

Едва став королем, Фридрих Барбаросса с жаром берется за все проблемы, не стесняясь признаваться в своих планах и трубить о своих претензиях, и уже через несколько дней все поняли, что времена Лотаря и Конрада закончились, а через несколько месяцев – 410 дело реставрации королевской власти ведется систематично и последовательно.

Его первым жестом сразу после коронации в Ахене было письмо папе Евгению III с сообщением о своем восхождении на трон: письмо, исполненное уважения и заверений в своей сыновней привязанности: «…мы приносим Вам почет и любовь, а нашей пресвятой матери Римской церкви и всем духовным служителям ее – незамедлительное и законное правосудие, а также покровительство», и с заявлением о своем намерении помогать христианскому делу, приводя верующих к повиновению духовности власти и пастырям и наказывая тех, кто нарушит «законы святых отцов и декреты святейших соборов».

Это послание содержало, однако, несколько удивительных моментов. Король Германии действительно не скрывал своего намерения работать одновременно над защитой «достоинства Церкви» и над реставрацией «величия империи в ее прежнем блеске». Так он очень ловко давал понять, что желал для выполнения этой двойной задачи установить тесное сотрудничество с первосвященником; однако утверждал свою полную свободу действий и целостность владений, на которые простирался его суверенитет, очень кстати приведя здесь же знаменитые слова папы Геласия I (496–502 гг.), заявившего, что «мир (был) суверенно управляем священным авторитетом пап и королевской властью». Более того, он ни в коей мере не добивался подтверждения своего избрания и, составив письмо как король римлян – единственный титул, которым он себя именовал, – он указывал, что по решению принцев является тем, кого папа должен короновать императором.

Евгений III был, конечно же, удивлен тоном этого послания, контрастировавшим с тем, как все происходило при восхождении на престол Германии Лотаря и Конрада. Одновременно с этим посланием он получил и другое, – от Вибальда из Ставело, бывшего главным советником предыдущего монарха, который описал ему нового суверена как очень достойного принца «с живым умом, скорого в решениях, удачливого в войнах, жадного до трудных предприятий и славы, неспособного переносить несправедливость, приветливого и щедрого, блестящего собеседника». Этот несколько успокаивающий портрет возвещал о том, что империя перешла в крепкие руки. Это же должны были повторить первосвященнику посланники, направленные Фридрихом для дачи ему всех необходимых разъяснений и представления проектов сотрудничества. Среди этих легатов находился новый архиепископ Трира Хиллин, ранее возведенный в сан согласно установкам Вормсского конкордата, принесший клятву молодому королю, и который теперь прибыл просить папу о своем посвящении – поступок, свидетельствующий о похвальных намерениях. Хиллин был посвящен в сан архиепископа, и Евгений III ответил Барбароссе тем, что принял к сведению – не более того, но весьма любезно – его выдвижение и его программу помощи церкви, и удовольствовался тем, что настоял на помощи, которую церковь ожидала от императора.

Первосвященник и в самом деле просил об этой помощи с 1151 года и требовал действий против коммуны, что и собирался сделать Конрад незадолго до смерти. Следовательно, папа вынужден был поддерживать добрые отношения с новым королем. К тому же он был достаточно опытен и снисходителен, чтобы понять и оценить напористость молодого монарха. Зато этот монарх не смог сразу же снарядить военную экспедицию в Италию, потому что в его глазах приоритетное значение имели немецкие дела. Но он сделал ловкий маневр. Так как архиепископ Кельнский торопил его с оказанием помощи святому престолу, он предложил принцам высказаться по этому вопросу. Светские сеньоры, не горевшие большим желанием лично принять участие в этом предприятии и отряжать в поход соответствующий воинский контингент, посоветовали ему подождать, что он и сделал, довольный тем, что у него появилась уважительная причина не торопить события и возможность публично продемонстрировать свою волю к сотрудничеству с немецкой аристократией. Тем не менее, он продолжил обсуждение вопроса о помощи с Папской областью, так как необходимо было договориться об императорской коронации, которую ему хотелось провести поскорее, а также об аннуляции его брака с Адельгейдой фон Фобург, от которой у него не было детей. Упомянув к тому же об итальянской проблеме, он постоянно извещал папу, что намерен ею заниматься.

В то же время король указывал, что третья корона – Бургундская – тоже ему небезразлична и что она может рассчитывать найти свое место в «славе империи». В апреле или мае он возобновил функции по управлению этой страной, до того временно возложенные на герцога Бертольда фон Цэрингена, «ректора» королевства, а ему пожаловал здесь поместья; он обязался поддерживать его против происков, которые чинил Гильом (Вильгельм) Маконский, брат графа Рено, умершего в 1148 году. При этом он заявил о своем намерении лично осуществлять монаршие прерогативы в отношении епископских и архиепископских кресел и сам определял воинский контингент, который Бертольд должен будет направить в Итальянский поход. В том же мае месяце датские знатные сеньоры попросили его выступить в качестве арбитра между двумя кандидатами на датский королевский престол, что свидетельствует об авторитете, которым он пользовался уже тогда; на ассамблее в Мерзебурге он поддержал кандидатуру Свена, но не преминул потребовать от него признания германской сюзеренной власти.

Но все это, кроме установления контактов с папой, имело второстепенное значение по сравнению с итальянскими делами, в свою очередь обусловленными состоянием немецких дел, урегулирование которых составляло главную озабоченность короля.

С начала своего правления (1152 г.) он провозгласил учреждение мировых судов (Land friede), которое он продолжил и расширил в 1157 году, чтобы бороться против беспорядков и анархии и дать понять, что ответственность перед общественностью, взятая им на себя ради величия королевства и империи, дает ему право силой навязывать свое правосудие с целью создания правовой системы. Чтобы никто не мог в этом усомниться, было прямо заявлено, что этот эдикт принят самой королевской властью и ею одной, хотя для его применения нужно будет созывать принцев на земельные ассамблеи и заставлять их клясться соблюдать его – осуществляя таким образом ловкое соединение монаршего суверенитета с аристократией. Относительно же самих предписаний, то самое строгое и самое новое из них касалось ношения оружия и судебных поединков (решение спорных вопросов путем поединков, утверждающих правоту победителя). Ношение оружия было запрещено крестьянам, дуэли разрешались только тем из знатных господ, чьи предки были пожалованы в рыцари. Но и другие статьи были небезынтересны: в них определялись меры наказания за убийство, нанесение увечья, воровство (смертная казнь за убийство кроме тех случаев, когда необходимая оборона могла быть подтверждена исходом судебного поединка); вводились штрафы для тех, кому вменялись в вину менее серьезные проступки, среди которых числилось несоблюдение цен на хлеб, установленных графами. Короче говоря, эдикт касался всех сословий, крестьянства и купечества, а особенно же знати, которая не могла самовольно начинать междоусобные войны. К тому же предусматриваемые санкции были применимы без всяких ограничений ко всем классам общества. Король сообщил о своем намерении разослать графам точные инструкции – еще один способ напомнить о том, что высшее правосудие зависит от него одного и что независимо от феодализации общественных функций граф в этих вопросах являлся лишь его доверенным лицом. Кроме того, он требовал четкого соблюдения эдикта в последующие годы и включил в него наказания за незаконно взимаемые дорожные пошлины.

С другой стороны, он продолжил начавшееся перед его избранием сближение с Вельфами. Чтобы показать, что он не собирается притеснять принцев при создании собственных обширных владений и что намерен править, главным образом, на основании своей королевской миссии, а может быть, также, чтобы сдержать данное им Конраду обещание, король отказался от герцогства Швабского, которое пожаловал своему двоюродному брату Фридриху Ротенбургскому, сыну покойного императора: в тот момент этот жест обошелся ему недорого ввиду малолетства нового герцога, доверившего ему контроль над владениями. На ассамблее в Ратисбонне в июне он пошел еще дальше. Он пожаловал Вельфу VI маркизат в Тоскане, герцогство Сполето, Сардинию и все владения графини Матильды. Он согласился также на требование Генриха Льва о передаче ему Баварии в пику Генриху Язомирготту, но передал решение этого вопроса ассамблее принцев с перенесением сроков обсуждения на более позднюю дату, дав понять, что не возражает против возвращения герцогства сыну Генриха Гордого. Таким образом, согласие было восстановлено.

Но в то же время он без колебаний заявлял о своих королевских прерогативах, в частности, в отношении духовенства, как он это сделал при учреждении мировых судов. Поддерживая избрание нового архиепископа Трирского Хиллина до его посвящения в сан папой, он с первых же часов своего правления продемонстрировал желание строго соблюдать положения Вормсского конкордата. Следовательно, король считал, что в случае разногласий между прелатами-электорами именно он будет выступать в роли арбитра, так как это ему избранник приносит клятву верности еще до того, как станет епископом; если же решение по этому вопросу будет вынесено другим авторитетным лицом или органом, то королю придется только согласиться с избранием вопреки соглашениям 1122 года, предусматривающим право монарха отвести данного кандидата еще до его посвящения в сан, то есть признание за монархом права ознакомиться с личностью соискателя.

Он и продемонстрировал это свое право, когда узнал об избрании аббата из Прюма. После того как некоторые духовные лица заявили, что это назначение было сделано с учетом родственных связей кандидата, король резко оборвал обвинения, заявив, что он один здесь судья, и дал распоряжение благословить избранника. Он занял твердую позицию в вопросе о занятии архиепископского кресла в Магдебурге, вакантного после кончины Фридриха фон Веттина, наступившей 14 января 1152 года. Поскольку электоры не пришли к соглашению и не смогли выбрать из двух кандидатов одного, он сам взялся за это дело, отклонил кандидатуры обоих претендентов и организовал повторное голосование, в ходе которого потребовал избрания епископа из Цейца Вихмана. Тот, будучи уже епископом, не обязан был вновь проходить посвящение и занял архиепископское кресло с 1 ноября.

Немецкий епископат, стремившийся к соблюдению порядка и не боявшийся власти, а может быть, даже предпочитавший вмешательство короля, который был для них вполне доступен и нуждался в советах, нежели папу или его слишком предприимчивых легатов, не стал осуждать Фридриха. Он даже попросил Евгения III прислать Вихману омофор – знак его юрисдикции. Папа отказался, но осложнять отношения с королем не захотел. Все это доказывает, что за несколько месяцев все заинтересованные лица – папа римский, епископы, принцы – поняли, что наступают новые времена и что с молодым королем следует считаться.

А король осенью 1152 года решил, что самые срочные меры уже приняты и вообще он уже достаточно проявил себя, чтобы никто больше не сомневался, на что он способен. Теперь он стал торопить продвижение переговоров с римской церковью.

Дело представлялось простым. Ему нужно было, во-первых, добиться признания его брака недействительным, во-вторых, организовать свое путешествие в Рим для принятия там из рук папы императорской короны и, наконец, в-третьих, получить согласие святого престола на его итальянскую политику. Но он ухитрился оговорить первый вопрос отдельно (ввиду его частного характера) и, таким образом, сумел на основании близкого родства супругов аннулировать свой союз с Адельгейдой фон Фобург без выплаты ей какой бы то ни было компенсации, тогда как два других пункта его ближайшей программы вызвали целую политическую дискуссию. Со своей стороны, Евгений III, по своему характеру склонный к соглашениям, нуждался, как известно, в германской помощи для восстановления своей власти в Риме и для защиты от Роджера II Сицилийского.

Предварительные консультации, активно проводившиеся с декабря 1152 года, привели к официальным переговорам, состоявшимся с Констанце, где семь кардиналов и аббат-цистерцианец из Кьяравалле представляли папу, а со стороны короля были епископы Гавельбергский и Консганцский и три графа – один немец и два итальянца. Переговоры закончились 23 марта 1153 года торжественным соглашением, главные пункты которого составлены следующим образом:

1. Сеньор король (Римлян) обяжет одного из своих представителей поклясться от имени короля, а сам же он, вложив свою руку в руку легата сеньора папы, пообещает не заключать ни перемирия, ни мира пи с римлянами, ни с Роджером Сицилийским без согласия и одобрения Римской церкви и сеньора папы Евгения или его преемников, которые обязаны будут соблюдать этот договор с королем. И всеми силами своего королевства он будет стремиться подчинить римлян сеньору папе и Римской церкви, как они были ему покорны в течение последних ста лет.

2. Он станет поддерживать и защищать, насколько это будет в его силах и в качестве доверенного лица и поверенного в делах Римской церкви, авторитет папской власти (honorem Papatus) и regalia святейшего Петра, которыми папа распоряжается в настоящее время. Те же, которыми он в настоящее время не распоряжается, он (сеньор король,) поможет ему (сеньору папе) всеми силами вернуть их и будет защищать, после того, как они будут возвращены.

3. Он не уступит королю Греков (императору Византии,) никаких земель по эту сторону моря. А если тот захватит эту страну, то он силами Королевства примет все возможные меры для его изгнания.

Он выполнит все эти клаузулы и будет их соблюдать без отступлений и уверток.

4. Через устное обязательство апостолической власти сеньор папа, а также вышепоименованные кардиналы в присутствии вышепоименованных легатов сеньора короля, пообещает и будет прославлять короля как возлюбленного сына святейшего Петра, короновать его императором, не чиня ему ни осложнений, ни препятствий, когда он прибудет для получения всей полноты своего величия, и помогать ему в выполнении его миссии, состоящей в поддержании, приращивании и возвышении авторитета Королевства (honorem regni).

5. Всякому, кто посягнет на то, чтобы дерзко нарушить или уничтожить правосудие и авторитет Королевства, сеньор папа по сердечной просьбе носителя королевского сана направит каноническое предостережение, которое должно быть удовлетворено.

И если после апостольского предостережения эти люди откажутся воздать справедливость праву и власти короля, он (сеньор папа) пригрозит им. отлучением от церкви.

6. Папа не уступит королю Греков никаких земель по эту сторону моря. Если тот дерзнет захватить эту страну, сеньор папа силой, дарованной ему святейшим Петром, примет все меры к его изгнанию.

7. Все эти клаузулы будут соблюдаться одной и другой сторонами без отступлений и уверток, кроме тех случаев, когда они будут изменены по добровольному и обоюдному согласию обеих сторон.

Этот исключительной важности текст, по поводу интерпретации которого в дальнейшем у папы и императора должны были возникнуть разногласия, фактически заключал в себе три соглашения:

– во-первых, активное сотрудничество в целях защиты и приувеличения путем совместных действий одновременно авторитета Папской области и авторитета империи (этот термин в тексте не упоминается, так как Фридрих в тот момент был еще только королем римлян), – сотрудничество, признающее раздельные власть и прерогативы за империей и за Папской областью, впрочем, имевшей и собственный «авторитет» (который в сравнении с авторитетом императора не мог быть ограничен только духовной сферой) и особые regalia (общественная власть), что представляло собой уступку со стороны Штауфена, не добивавшегося суверенитета в патримонии;

– во-вторых, альянс против византийских действий в Италии, означавший, что ни одна из частей полуострова не может претендовать на принадлежность Византийской империи;

– в-третьих, обязательство короля в одностороннем порядке выступить против римлян и никогда не вести переговоров ни с ними, ни с Сицилией.

Этот последний пункт, по-видимому, был без возражений принят Фридрихом, который считал, что императорская коронация стоит военных действий против римской коммуны. Что до Сицилии, то он мог подумать, что враждебность папы в отношении этого королевства такая же, впрочем, как и враждебность римской церкви в отношении римлян (это было очевидно), разумелась сама собой. Отсюда следовало, что для него Папская область не могла иметь намерения договариваться с Сицилией, если бы она это сделала, то нарушила бы дух соглашения, согласно которому святой престол должен был активно сотрудничать с ним ради возвышения авторитета империи, а это означало бы, по меньшей мере, признание за императором права самостоятельно определять политику на всем полуострове. Зато он связал себя четкими обязательствами.

В тот момент и в последующие месяцы ни одна из сторон не подумала о возможных разночтениях этого документа. Напротив, сотрудничество стало более тесным. После смерти Евгения III 8 июля 1153 года его преемник Анастасий IV совершил жест доброй воли, послав омофор Вихману из Магдебурга, в то время как Фридрих продолжал в Германии внедрение в практику судебного эдикта и запрещал епископам отчуждать имущество церкви, чего святой престол не мог не одобрить. В то же время шла подготовка к итальянскому походу.

Римляне его опасались; суверенный же первосвященник его ожидал, видимо, надеясь, что поход этот поможет приструнить нового короля Сицилии Вильгельма I, заменившего на троне своего отца Роджера II, умершего 26 февраля 1154 года.

Однако военная экспедиция на полуостров не вызывала энтузиазма у немецких принцев, более склонных заниматься делами своих княжеств. Во избежание серьезных столкновений с ними и сохранения в Германии согласия и сотрудничества Фридриху пришлось удовольствоваться весьма ограниченным воинским контингентом. Перед отправкой в дорогу он ускорил обсуждение вопроса о герцогстве Баварском. Чтобы доказать свое доброе отношение к Генриху Льву, он пожаловал ему – в конце 1153 года – право самому принимать клятву верности епископа Ольденбургского, чье епископство было основано за Эльбой, на славянских землях; потом, в июне 1154 года, – та же прерогатива в отношении епископских должностей, недавно созданных в том же регионе, в Рацебурге и Мекленбурге, что вело к упразднению королевского права в отношении епископальных церквей. Наконец, на ассамблее в Госларе, проходившей в том же году, он безоговорочно согласился с решением принцев отдать Баварию Льву, у которого с этого момента больше не было причин отказывать королю в своей дружбе. Но, чтобы не выпустить Льва полностью из– под контроля и не обидеть Генриха Язомирготта, король ввел Льва в права владения герцогством не сразу.

Все лето прошло в последних приготовлениях к походу. В октябре королевское войско перешло перевал Бреннер; оно было немногочисленным – скорее эскорт, сопровождавший короля на коронацию, нежели армия, способная к проведению настоящих боевых операций. Едва перейдя горные хребты, оно натолкнулось на трудности: в верхнем Адидже, в районе Вероны, группы вооруженных людей напали на немцев, которые легко отбились от них, но после этого вынуждены были избегать заходов в города. В ноябре, после захода в Пьемонт, Фридрих расквартировал свое войско на зиму в долине По, в Ронкалье, местности, расположенной на левом берегу реки выше Пьяченцы.

Здесь-то и состоялась первая официальная встреча Фридриха с его итальянскими подданными.

5 декабря он созвал ассамблею, в которой приняли участие многие представители полуостровной знати. С согласия ассамблеи он провозгласил своеобразное уложение, целью которого было наведение порядка в феодальных структурах путем ограничения свобод мелких вассалов и упрочения прав более крупных сеньоров, поощряя расстановку сил, при которой королю будет удобнее держать под контролем всю страну. Королевский эдикт фактически запрещал вассалу отчуждать свой лен без разрешения сеньора; он уточнял, что любой вакантный лен, на который в течение одного года и одного дня не будут заявлены права в соответствии с правилами наследования, возвращается в распоряжение сеньора.

Эти решения были следствием политики, направленной на сотрудничество со средней и крупной знатью и соответствовавшей взглядам Штауфена. Такая политика предполагала игнорировать города, представители которых хоть и присутствовали на ассамблее, но были отнесены теперь к «коммунальному праву». Так, по крайней мере, следует из отзыва о коммунах Фридриха несколькими днями позже (22 декабря), когда он возобновил с Венецианской республикой договор о границах, подтвердивший, что венецианская территория (с островами Торчелло, Мурано, Градо и т. д.) не подвластна Итальянскому королевству.

После этого, не потрудившись ясно сформулировать волновавшие его вопросы и совершенно не зная реального потенциала страны, король двинулся дальше вглубь Италии, как если бы все еще находился в привычной ему германской среде. Зато итальянцы с этого момента принялись либо рассчитывать на его помощь против своих конкурентов (Лоди и Павия), либо не доверять ему и призывать к сопротивлению (Милан). Не имея средств для того, чтобы заняться этими проблемами, и желая поскорее добраться до Рима, он сделал вид, что не придает этому значения, тем более, что прекрасно понял, какую выгоду можно извлечь из этого внутреннего соперничества.

В Риме тоже горизонт затягивался тучами. Папа Анастасий IV умер 3 декабря 1154 года и его только что сменил кардинал Николас Брикспир, англичанин по происхождению, под именем Адриана IV. Новый первосвященник не был врагом империи, но не доверял молодому королю, как его предшественник, а может быть, и Евгений III. Кроме того, он верил, что Папское государство должно совершенно свободно и решительно выполнять свои священнические функции во всем христианском мире. Сам он до своего восшествия на престол Св. Петра осуществлял очень важную миссию в Скандинавии, во время которой основал архиепископство в Тронхейме и подчинил шведские церкви архиепископству в Лунде вместо Бремена-Гамбурга, как это было ранее. Немцам это не понравилось. Но Фридрих в начале 1155 года не собирался выражать недовольства по этому поводу, так как хотел, чтобы его коронация прошла без осложнений. Что до Адриана IV, то он не мог поставить под вопрос соглашение в Констанце, из которого надеялся извлечь гораздо больше выгоды. Так что обе стороны вели себя очень сдержанно; ясность в отношениях, которой и раньше-то было не слишком много, уступила место недоверию.

Ничто так не знаменательно в этом деле, как переговоры, начавшиеся ради подтверждения Констанцского соглашения новым папой. Император написал об этом Адриану IV, настаивая на взаимной выгоде, вытекающей из «неразрывных сердечных связей между королевством и духовенством», но ему пришлось связать себя обязательствами (если верить кардиналу Бозону, донесшему до нас сведения о событиях, коих он был свидетелем) защищать жизнь и имущество папы и кардиналов, как будто курия вдруг обнаружила опасность, которую представлял для нее новый король Германии. Это беспокойство, ни на каких особых факторах не основанное, несомненно было вызвано общим осложнением положения святого престола.

Ситуация в Риме и в Церковном государстве и в самом деле становилась все тяжелее. В Вечном городе папа не пользовался никаким авторитетом. Скрывшись во дворце, построенном еще папой Львом III, он отказывался признать коммуну, подстрекаемую Арнольдом Брешианским. Улицы становились с каждым днем опаснее, до того что один из кардиналов (из Санта-Пуденциана) стал жертвой покушения и был брошен мертвым на пустыре. Этот акт вызвал твердую и храбрую реакцию Адриана IV, объявившего интердикт. Поскольку приближался праздник Пасхи и эта мера должна была оттолкнуть от римских святынь толпы паломников, Сенату пришлось уступить и пообещать дезавуирование республиканских учреждений, а Арнольда Брешианского приговорить к ссылке. Анафема была снята, и папа смог отправиться в Латеранский дворец и торжественно отслужить мессу. Но опасность не отступала.

Что до Сицилии, то папа отказывался вести переговоры с Вильгельмом I, который, однако, выдвинул интересные предложения, но, видя такое отношение к себе, ужесточил свою позицию, не принял папского легата, напал на Церковное государство (конец мая), сжег Чеперано и постепенно проникал в Беневенто. Адриан IV выразил протест и в начале июня отлучил его от церкви. Но он ничего не мог сделать без действенной помощи Фридриха, хотя в то же время боялся его вмешательства.

Между тем для короля Германии становилось все более очевидным, что у него нет военных средств для решения всех этих вопросов. Поэтому он сконцентрировался на одном пункте своего плана: короноваться королем Италии и императором. По этой причине он благосклонно принял делегацию города Павии, столицы королевства, где он, возобновляя давнюю забытую традицию, должен был надеть на голову железный венец итальянских монархов. Но это создало новые осложнения, так как ему пришлось поддержать жителей Павии против жителей Тортоны, а поскольку тортонцы не согласились с его решением, то он, чтобы не потерять свое лицо, вынужден был осадить их город, который сопротивлялся до апреля. Итак, только 17 апреля он был коронован в Павии, откуда отправился в Рим.

Через Болонью, где король встретился с юристами знаменитых школ римского права, он прибыл в Папскую область примерно в тот момент, когда Адриан IV из-за вновь начавшихся волнений покинул столицу и перебрался в Витербо. Узнав об этом, Фридрих послал к папе новое посольство, но папа перепугался, думая, что в окружений немецкой армии более не будет свободен в своих действиях, и особенно опасаясь союза Барбароссы с римлянами. Все это показывает, насколько папа не знал и не понимал истинной позиции короля.

Однако король доказал свою добрую волю тем, что передал схваченного и приведенного к нему Арнольда Брешианского представителям святого престола, которые казнили его, уготовив бесславный конец этому идеалисту, страстно проповедовавшему евангельские бедность и чистоту. Наконец, когда во время новых обсуждений короля с двумя кардиналами– легатами всех деталей коронации один из немецких аристократов поклялся во второй раз от имени монарха не посягать на жизнь папы и членов курии, после очередных изменений, осложнивших ситуацию, папа и король встретились в Сутри (9 июня), и тут неожиданный инцидент вновь пробудил опасения обеих сторон. Фридрих отказался держать стремя Адриана, когда тот сходил с лошади, так как увидел в этом знак политического верховенства главы церкви, и изменил свое поведение только тогда, когда ему объяснили, что такой обычай существовал всегда.

Зато в последующие за этим инцидентом часы он полностью рассеял все страхи. Сенат и Римская коммуна, с февраля месяца пытавшиеся с ним договориться, направили к нему посольство с объяснениями, что для императора гораздо почетней получить корону из рук самих римлян, что соответствовало бы античной традиции, а главное – сделало бы Рим настоящей столицей империи и несколько ограничило мирскую власть святого престола. Но Штауфен, стремящийся к сотрудничеству с римской церковью и принципиально отбрасывавший мысль о том, что императорская власть может быть дана ему его же подданными, твердо и высокомерно ответил, что он владеет империей на основании завоеваний его предшественников Карла Великого и Оттона и что он прибыл в Италию «не для того, чтобы выпросить себе временную милость беспокойного народа, но как принц, решительно настроенный получить, если нужно, силой оружия, наследство отцов». Это означало одновременно отказ папе в его правах и заявление, что король римлян становится императором с момента своего избрания принцами, которые представляли аристократию и служили инструментом Божьей воли, а не остальными подданными, – но при условии его прибытия и коронации в Риме. Однако в папском окружении этому не придали особого значения – или сделали вид, что не придали, – слишком довольные тем, что планы коммуны провалились.

С этого момента коронация стала возможной, но из-за столь резкого заявления в адрес Вечного города она происходила в необычных условиях. В ночь с 17 на 18 июня немецкая армия заняла все подступы к граду Св. Петра. На следующий день в знаменитой базилике состоялась торжественная церемония. Преклонив колени перед первосвященником и вложив свои руки в его ладони, Фридрих поклялся «перед Богом и блаженным Петром, с Божьей помощью и при всех обстоятельствах, по мере своих сил и ума, верой и правдой быть покровителем и защитников святой Римской церкви и особы папы или его преемников», Потом, после торжественного шествия, распростершись перед распятием, император прослушал литании и был помазан святыми маслами между лопатками и на правой руке. После этого состоялась месса; после чтения святейшего послания Адриан IV вручил ему меч и скипетр, а затем золотую корону. Пока толпа немецких рыцарей приветствовала его, Фридрих, должно быть, сказал себе, что в этот день, 18 июня 1155 года, выполнен первый пункт его программы: он стал императором.

Но пойти дальше он не смог. В тот же день после полудня римляне двинулись от Капитолия на приступ укрепленных кварталов Св. Петра (возведенных при папе Льве III – Прим. перевод.). Весь вечер шли кровопролитные бои; атака горожан была отбита, но на следующее утро, 19 июня, император и папа покинули Вечный город…, в который по-настоящему так и не вошли. Через монастырь Фарфа и Поли они добрались до местечка Тиволи, подчиняющегося святому престолу, но жители предложили ключи от города Фридриху. Тот отказался их принять и приказал населению подчиниться Адриану IV.

Убедившись, что больше ничего сделать не может за неимением средств, рассудив, что восстановление императорской власти на данный момент должно ограничиться одной лишь коронацией, а все остальное следует отложить на некоторое время, он дал приказ возвратиться в Германию. Этого требовало и состояние его войска, так как из-за летней жары среди рыцарей началась эпидемия. Он перешел через горы, сжег Сполето, заплатившее ему дань фальшивыми монетами, и прибыл в Анкону, где встретил посланцев византийского императора Мануила Комнина; они предложили ему совместные действия против Сицилии. Сначала он поколебался, затем отклонил предложение, сославшись на то, что войско его устало. В сентябре он вновь перешел через Альпы, после того как подчинил Милан императорской юрисдикции и отнял у него собственные права (чеканка монеты и сбор налогов) – эти меры не могли быть незамедлительно проведены в жизнь, но и теоретическими они тоже не остались.