Текст книги "Тигр Железного моря"

Автор книги: Марлон Брандо

Соавторы: Дональд Кэммелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4
Игры мадам Лай

Пока доллары не успели испариться, требовалось заняться ремонтом «Морского флюгера». А то – стаканчик здесь, девчонка там, и он снова окажется на мели.

У старого китайца, парусных дел мастера, которому Энни доверял, он купил подержанный, но все еще крепкий парус на грот. Убедившись, что Барни установил его должным образом, Энни спустился под палубу и провел там целых два дня и ночь. Он чистил и смазывал машину, чинил радиопередатчик. Таким образом, «Морской флюгер» был готов к трудным странствиям, а финансы капитана Долтри при этом, увы, иссякли.

Энни усмехнулся такой закономерности, а затем улыбнулся про себя, завидев сампан, подплывший к борту шхуны.

– Чего тебе? – крикнул он китайцу, который был почти такой же тощий, как и весло в его руках.

– Капитан Даути? – спросил китаец.

– Ну, он перед тобой.

Китаец сделал резкое движение рукой, и в вечернем воздухе Энни увидел, как к нему летит что-то белое. Описав дугу, предмет беззвучно утонул в его огромной ладони. Это был маджонг из шкатулки мадам Лай Чойсан. Этого Энни и ждал! Так радоваться ему теперь или страшиться?

– Один плыть? – спросил китаец.

– Почему один, вместе тобой, дружище, – ответил Энни.

Сампан скользил меж десяти тысяч джонок, старик работал веслом почти незаметно. На носу сидел маленький мальчик и из-под полей шляпы пристально смотрел на Энни. Небо темнело.

У Энни не было никаких мрачных предчувствий. Напротив, его охватила эйфория. Ноздрями он втягивал воздух, пропитанный ароматами цветов и запахом рыбы, с наслаждением наблюдал, как десять тысяч джонок почти одновременно зажгли фонари, момент, который никогда не утратит завораживающей тайны. Огни свидетельствовали о наступлении ночи, и тут же на всех джонках, больших и малых, зажгли, как и полагалось, ароматические палочки перед алтарем Диньхао, богини моря, покровительницы народа танка. По-китайски гавань Абердин называлась Хеанг Конг, что означало «благоухающая гавань». Возможно, вечерний дым от ароматических палочек, поглощавший запах цветов, рыбы и готовящейся пищи, и дал гавани такое название. Энни помнил, что плавучий город, частью которого он невольно стал, был матерью Гонконга. Правда, его «фундамент» раскачивался на волнах, но это ровным счетом ничего не значило. Все это Энни, не жалея слов, изложил мальчику, сидевшему на носу сампана. Лодка почти бесшумно скользила мимо деревянных жилищ этого своеобразного города, ощетинившегося мачтами и рангоутами, окутанного хриплым смехом. Энни поддался романтическому настроению и закурил сигарету.

Они вышли из гавани, обогнули мол, прошли с подветренной стороны островок Лей Пай и оказались в маленьком заливчике Тай Шу Ван, куда, боясь отмелей жидкой грязи, не заходили даже джонки. Здесь водный город кончался и стояли большие джонки – уже не борт о борт, а по отдельности, на якорях.

Они пересекли открытое пространство, и здесь ночь вступила в свои права. Плыли около часа, пока Энни не увидел огни и силуэт огромного корабля, неожиданно (возможно, Энни слегка задремал) выступивший из темноты.

Это была самая большая джонка из тех, что ему доводилось видеть, по размерам превосходившая даже старые торговые суда Фучоу, которые время от времени появлялись в Гонконге. Это был «ми-тинг», трехмачтовое торговое судно, построенное в кантонских традициях, с корпусом из прочного дерева, теперь ставшего большой редкостью. Возможно, судно было древнее, ибо китайцы умели подолгу содержать в исправном состоянии старые суда, а навыки кораблестроения, освященные традицией, не менялись у них в течение последних столетий. Полуют у этого корабля поднимался над водой на двадцать пять футов. Энни успел заметить, каким массивным был руль с квадратными отверстиями для увеличения его подвижности. Длиной по ватерлинии «ми-тинг» был таким же, как «Морской флюгер», а шириной значительно превосходил его. Поднимаясь по веревочному трапу на борт, Энни подсчитал, что судно способно перевозить никак не меньше двухсот пятидесяти тонн.

Команды на палубе было не много. У кораблей таких размеров под палубой было довольно-таки просторно. Поэтому по всей длине, от носа до кормы, из люков пробивался свет. Их встретил невысокого роста крепкий матрос, за поясом у него виднелся длинноствольный маузер, а две патронные ленты крест-накрест перетягивали мускулистую грудь. Он улыбнулся Энни. Чуть поодаль вокруг двух жаровен с древесным углем сидели на корточках с десяток мужчин и ужинали. Доносилось позвякивание мисок для риса, слышались веселые голоса. Они даже не взглянули в сторону Энни. На корме, в освещенном проеме низких дверей каюты, стояла знакомая фигура мистера Чуна, «мастера записей». На нем был белый костюм, очки поблескивали, и все это делало его похожим на светящуюся птицу.

Трудно было не заметить двенадцать пушек, по шесть с каждого борта. Они были максимально оттянуты от бортов, а ходовая часть укрыта железными, в дюйм толщиной, листами, которые свободно двигались по тросам, протянутым над фальшбортами. Эти листы одновременно служили мощной защитой от вражеского оружия и скрывали от посторонних глаз секреты. Судя по виду, большинство пушек были очень старые и заряжавшиеся с дула. Но, подходя ближе к корме, Энни увидел четыре вполне современные пушки, заряжавшиеся с казенной части. Это оказались стандартные, семидесятипятимиллиметровые полевые орудия китайской армии (скопированные с французских пушек «шнейдер»). Их ходовая часть была выполнена по специальному заказу, с учетом использования в морских условиях. Но далее углубляться в изучение военного оснащения корабля Энни не мог, так как мистер Чун уже шел ему навстречу. Из полумрака кормы за ними наблюдали несколько человек.

– Капитан Даутли. – Безупречно изысканный «мастер записей» поклонился.

«Ну и портной у этого парня», – подумал Энни, вежливо приподнимая шляпу.

– Как поживаете, капитан?

– Я немного смущен, мистер Чун. – Приподняв брови, Энни оглянулся.

– Капитан Даутли, мадам Лай осень сястлива, вы плисли видеть ее. Она сколо будет. Пожалуйста, подождите здесь.

Он церемонно провел Энни через низкий проем двери каюты. Самому мистеру Чуну пришлось пригнуть голову лишь на какой-нибудь дюйм, и это насмешило Энни. Под низким задымленным потолком каюты ему пришлось согнуться чуть ли не пополам, и он обрадовался, увидев скамейки вдоль стен, на одну из которых и опустился. Они были в рулевой, одновременно служившей штурманской рубкой. Румпель представлял собой перекладину, соединенную ременными передачами с находившимся под ним рулем, так что судно при необходимости мог вести один крепкий рулевой, подчинявшийся, подобно небольшой вспомогательной паровой машине, приказам, подаваемым сюда сверху через люк, выходивший на кормовую палубу и служивший связью со штурманом.

На карданном подвесе покачивалась масляная лампа, стоял штатив с картой, рядом лежал старый английский компас в медном нактоузе – все это были нетипичные для китайской джонки предметы. [3]3
  Компасы на китайских джонках были примитивной конструкции – в лучшем случае магнетитовая стрелка, подвешенная на оси в деревянном ящике. За две тысячи лет они почти не изменились: изобретя компас, китайцы не испытывали потребности его улучшать. – Прим. авт.


[Закрыть]Ручной пулемет «льюис» находился на одной полке, а не менее дюжины коробок с патронами – на другой. «Да это целый плавучий арсенал», – подумал Энни.

В кормовой переборке были еще две раздвижные двери, щегольски покрытые темно-красным лаком, за ними находились каюты госпожи и капитана. Одна из дверей открылась, и вошла мадам Лай.

Наклоняться в проеме ей не пришлось. Сегодня она выглядела по-другому. Украшения исчезли. На ней были просторные рубаха и штаны хорошего кроя из гладкого черного хлопка. При этом одежда ничем не отличалась от выходного наряда кантонского кули. Как и вся ее команда, Лай теперь ходила босиком. Следом за ней вошла девушка-служанка – ама, одетая почти как госпожа. Ее отличал только платок, обмотанный вокруг головы. Девушка присела на корточки и уставилась на Энни красивыми, но тревожными глазами. Ее госпожа предпочла стоять. Видимо, она желала, прохаживаясь по каюте, ощущать колебания моря под ногами.

– Добрый вечер, капитан Даутли. Хотите чаю? Или шнапса? – Все слова, кроме фамилии Энни, она произнесла безупречно.

– Благодарю вас, не откажусь ни от того, ни от другого. Простите, что я сижу.

Мадам Лай ответила улыбкой. Она извинилась за долгий путь, что ему пришлось проделать в сампане. Энни же сказал, что ему даже понравилось, а еще хотелось бы знать, как ей удалось с такой точностью проследить все его передвижения. (На самом же деле он отлично понимал, насколько просто это сделать человеку с возможностями Лай, а немного лести тоже никогда не мешает.) Она ответила, сопроводив слова привычным плавным жестом руки:

– Я слежу за передвижением очень, очень многих кораблей. Больших и маленьких. Скажу откровенно, я прибыла сюда, чтобы встретиться с вами. Мой корабль прекрасен, мой отец назвал его «Тигр Железного моря». Сегодня на рассвете он вышел из Макао, чтобы я могла встретиться с вами.

Вторая служанка, более крепкого сложения и не такая миловидная, как первая, принесла чай и шнапс (ту же бутылку, типично китайское гостеприимство не без экономии). После того как обмен любезностями завершился, вошел капитан Ван. Это был спокойный, приятной наружности мужчина лет не более сорока. Ему, как и Энни, потребовалось нагнуться, чтобы войти в рубку. На Ване был китель лейтенанта Королевского военно-морского флота с двумя дополнительными золотыми планками на рукаве, аккуратно нашитыми одной из его жен и возводившими его в звание капитана. На голове красовалась фуражка полковника португальской армии с белым козырьком от солнца. Его маузер покоился в подобающей кобуре из дерева, обтянутого кожей. На его левой руке не хватало нескольких пальцев, и по-английски он едва мог сказать пару слов. Мадам Лай официально представила его Энни. С беспристрастным выражением лица капитан окинул Энни беглым взглядом, после чего удалился.

Все это время Энни сидел на узкой скамье, руками упираясь в колени. Уму он позволил расслабиться и воспринимать все как есть. Но когда они остались одни (сидевшая на корточках симпатичная служанка была не в счет), Энни сказал:

– Мадам Лай, я бы хотел услышать, что вы потребуете от меня и какова будет оплата.

Она начала не спеша:

– В Китае люди не любят так быстро переходить к обсуждению дел. – Лай маленькими глоточками допивала третью чашку черного, как эфиопский кофе, чаю «Пао-ли». – Но поскольку у белых принято спешить, я последую вашей традиции.

Она сообщила, что владеет шестнадцатью джонками, оснащенными пушками и прочим вооружением.

– «Тигр Железного моря» лучший с боевой точки зрения, но не самый быстрый. У меня есть две очень быстрые джонки, с самым гладким днищем. – Она сделала изумительно плавное движение пальцами.

Это движение заворожило Энни, и у него возникло странное желание почувствовать прикосновение ее рук.

– Я граблю корабли, – прошептала мадам Лай. – Многие стали моими жертвами, очень многие. Мой отец этим занимался, я занимаюсь и очень хорошо знаю свое дело. – Она улыбнулась. – Я самый большой грабитель в этом море. – И сделала жест к югу, затем такой же жест к востоку.

«Серьезное заявление», – подумал Энни.

Говоря все это, мадам Лай почти не смотрела в его сторону, будто здесь никого и не было, на лбу у нее появились едва заметные морщинки. Она продолжила:

– Но у меня есть много мелких дел, я поддерживаю на море порядок, чтобы люди могли спокойно рыбачить. Раньше здесь было много пиратов из Макао, Гонконга, но я всех выгнала. – Она широко улыбнулась. – Многих я вынуждена была убить, а их джонки потопить. Остальные маленькие и жалкие пираты разбежались. Я охраняю рыбаков, и все они мне за это платят, а это около шести тысяч джонок.

Энни кивнул. Про себя он отметил: ведь это не что иное, как давно известный всему миру рэкет. Мадам Лай получала явное удовольствие, рассказывая о своих делах. В эти минуты она ничем не отличалась от какого-нибудь гонконгского предпринимателя, с удовольствием описывающего сферу своего влияния, и Энни слушал ее вежливо, не прерывая.

Затем она сообщила, что с 1924 года занялась грабежом пароходов белых. Такое решение ею было принято чисто из коммерческих соображений. Тем не менее ей вовсе не хочется, чтобы Энни думал, будто она испытывает особую неприязнь к иностранцам. Затем, будто вскользь, Лай сказала:

– Корабли гуайло отняли моря и реки у моих людей.

Она отметила этот факт как бы между прочим и тут же велела служанке принести еще чаю.

«Гуайло» – так китайцы пренебрежительно называли белых – слово очень вульгарное, бывшее в обиходе у обитателей уличного дна и никогда не употреблявшееся в приличном обществе. Было странно слышать его от столь элегантной женщины!

«Это все равно как если бы я вдруг в разговоре с китайцами совершенно свободно и непринужденно начал называть их узкоглазыми», – подумал Энни.

Энни не особенно налегал на шнапс. Во-первых, он еще не вполне оклемался от вчерашней попойки, во-вторых, хотел сконцентрироваться. Похоже, очень скоро ему потребуется принять несколько весьма интересных решений – «бросить жребий», как он любил говорить.

Мадам Лай сообщила, что в этом году она уже ограбила пять кораблей гуайло. Вероятно, одним из них был пароход «Саннинг», в нападении на который и принимал участие пират Ли Вэнчи, повешенный перед окном камеры Энни. Вероятно, неудача – хорошо спланированные атаки пиратов редко терпели неудачу – вызвала междоусобицу, жертвой которой и пал Хай Шэн, по словам Лай, капитан одного из ее кораблей. Энни понимал, что перебивать мадам не имеет смысла; она скажет ему только то, что задумала, ни слова больше. Ей было важно втолковать Энни, насколько она сильна и как успешно идут ее дела. Поэтому Лай говорила лаконично, конкретно, не тратя лишних слов и жестов. Движения ее рук напоминали Энни волны в полосе прибоя у Таити – ровные, но едва уловимо отличающиеся друг от друга.

– В конце месяца, который вы называете июнем, я ограблю корабль «Чжоу Фа».

Капитан Долтри погладил бороду. Его моряцкой природе претила сама идея пиратства, но у Энни был авантюрный характер, который не позволял ему просто так отказаться от морских приключений.

Только за 1927 год пиратами было разграблено четырнадцать пароходов. И, как это повелось с 1919 года, все они брались в плен и сопровождались в залив Биас – огромный, топкий лабиринт из бесчисленных островков в шестидесяти милях к востоку от Гонконга. Здесь каждый захваченный пароход освобождали от груза, пираты покидали борт, а мертвых моряков сбрасывали в темные воды залива.

По берегам этой ужасной гавани ютились рыбацкие деревушки. В течение столетий залив был логовом пиратов. Главари банд, организаторы нападений, в чьи руки стекалась большая часть награбленного добра, жили вовсе не здесь. Ни один из них не был пойман, да и попыток таких никто не предпринимал. Их имена были окружены тьмой мрачных легенд и слухов.

Энни прикурил новую сигарету, а мадам Лай Чойсан продолжала расхаживать по рулевой рубке «Тигра Железного моря». И хотя напротив Энни стояла еще одна скамья, она так и не пожелала сесть.

– Капитан, вы знаете пароход «Чжоу Фа»?

– Да, – ответил Энни.

– Вы в курсе его регистровых тонн?

– Ну, что-то около десяти тысяч тонн. Пароход принадлежит британцам. Линия Индокитай, рейс Манила – Гонконг. По крайней мере, так было.

– Вы человек, который знает свое дело. Вам известно, что на этом пароходе перевозят серебро?

– Нет, – сказал Энни, хотя слышал об этом.

– Я думаю, вы знаете, но это не важно. В течение года «Чжоу Фа» перевозит серебро в Гонконг пять или шесть раз. Оно поступает из Луфанга, с Филиппинских островов, и это высокопробное серебро. Банки Гонконга и Шанхая покупают тонны этого металла для чеканки гонконгских долларов. В девятый день третьей луны корабль с серебром выйдет в море. Я украду серебро!

– Вы хотите сказать «захвачу»? – пришел ей на помощь Энни.

– Да, спасибо. Я захвачу это серебро.

Возникла небольшая пауза. Мадам Лай смотрела на свою чашку с чаем. Энни плеснул себе буквально один глоток шнапса.

– Все это очень интересно, – пробормотал он. – Но вы не пьете чай.

Мадам Лай вновь заговорила, но теперь по-матерински ласково:

– Капитан Даутли, мой бухгалтер считает вас превосходным человеком, и я с ним согласна. Он собирал о вас информацию и делал это очень осторожно. Он вообще крайне осторожный человек.

– Я думаю, осторожность ему просто необходима, раз он работает на вас, мадам Лай.

– Спасибо. Итак, вы – моряк номер один. Кроме того, если можно так выразиться, вы сами – хозяин вашему сердцу. И мне это нравится. Вы были в тюрьме, и это мне тоже нравится. Полиция не сумела нагреть на вас руки, потому что вы им не захотели платить. Очень плохие люди эти гонконгские полицейские, они воруют у каждого.

– Я совершил глупость, – сказал Энни.

– В следующий раз не будете. – Лай одарила его чуть заметной улыбкой. – Итак, я хочу делать вместе с вами одно дело. Вы поможете мне захватить серебро?

Эта женщина поражала силой характера. Ее прямота была несвойственна китайцам. Энни понял, что она закаляла свой характер с тем же упорством, с каким овладела иностранным языком.

«Страшно подумать, какой силой и властью обладает эта женщина», – пронеслось в голове Энни, но он предпочел не высказывать своего восхищения. Вместо этого он вздохнул, просунул под фуражку руку и поскреб затылок.

– Мадам Лай, спасибо за все приятные слова в мой адрес, только вы меня переоцениваете. Чем я могу быть полезен в вашем деле? Я стараюсь избегать ситуаций, которые заставляют меня нервничать. Я люблю нехлопотные дела, а в вашем деле слишком много насилия. Когда-то такого было достаточно и в моей жизни. Но теперь я уже не тот дикий, драчливый парень. Сейчас меня тянет к покою. Например, я люблю играть на пианино.

Энни произнес длинную и очень правильную по содержанию речь, и мадам Лай оценила этот верный с тактической точки зрения шаг в предложенной ею игре. Но при этом она не могла не заметить также вопиющей лжи, густо опутавшей отдельные фрагменты правды, как нельзя не обнаружить таракана в банке с медом. Капитан Даутли любит играть на пианино? Конечно. Но при таких сильных руках, как у него, больше недели без настройки не выдержит ни одно пианино, классом выше «Бринкерхоффа», а подобным инструментом Энни так и не обзавелся. Хорошее пианино смутно маячило где-то на горизонте моря житейских неурядиц шкипера, и время выложить за него наличные еще не настало. Мадам Лай знала это так же хорошо, как то, что шестую луну гуайло называют июнем.

– Капитан Даутли, я думаю, вы хотите заработать немного денег.

Энни сидел напротив низкой раздвижной двери. Снаружи было темно и туманно, но он сумел рассмотреть, как через полоску света фонаря по палубе беззвучно протащили за волосы какого-то обнаженного и связанного человека. Тем не менее это никак не повлияло на выражение лица Энни.

– Сколько? – спросил он.

– Не знаю.

Энни услышал глухие звуки ударов: человека потащили по трапу вниз.

– Там будет три-четыре тонны слитков серебра. Возможно, и другие ценные вещи. На борту «Чжоу Фа» всегда много богатых людей, ведь это корабль с каютами первого класса.

– Нет, я имел в виду, сколько вы мне заплатите. Это первое. Второе, что от меня потребуется? И третье, кого это ваши люди только что за волосы протащили по палубе?

– Мертвеца.

Он нарочно избегал смотреть на нее, но почувствовал, что она будто превратилась в ледяную статую.

– Вы хотите говорить о деле, капитан? Или отправиться домой?

– Моему сердцу, мэм, мило и то и другое. Давайте будем откровенны друг с другом. Я показался бы полным идиотом, если бы ни слова не слышал о Горе Благоденствия. Разве это вы? Такая красивая? – Энни захотелось хоть немного растопить ледяную статую.

– Вы совершенно правы. Я и есть Гора Благоденствия, – ответила она.

– Рад с вами познакомиться, миссис Благоденствие.

Лед мгновенно растаял. Лай вдруг заговорила с энтузиазмом юной девушки. Он не перебивал. В своей неповторимой манере она сообщила, что одни лишь слитки серебра, а это пятьдесят тысяч долларов за тонну, будут самой крупной добычей, которую когда-либо ей или кому другому из пиратов удавалось захватить в Китайском море. Это будет самый большой и быстрый корабль с командой в три сотни человек. На нем хорошая охрана – человек двенадцать. Чтобы захватить этот корабль «обычным способом» (она употребила именно эти слова) – потребуется не менее пятидесяти вооруженных человек. Оружие – главная проблема. «Чжоу Фа» – роскошный корабль, а Индокитайская линия известна как международная трасса с хорошими объемами груза и багажа, и все это заставляет пиратов нервничать. Мадам Лай ласково улыбнулась. Улыбка на мгновение застыла на ее лице и сделала ее такой очаровательной, что трудно было не влюбиться в эту маленькую хищную женщину. Но чисто в китайском духе лицо ее вмиг сделалось суровым, и она потерла ладонью лоб.

– Я много думаю об этом деле. И считаю, что в великом и прекрасном и дерзком ограблении рядом со мной должен быть белый человек. Может быть, вы захотите вместе со мной принять участие в этом предприятии?

С каким же великолепием она сделала ему деловое предложение, едва уловимо намекнув, как много чести в этом для белого человека.

– Вы выбираете в деловые партнеры гуайло?

– Да, – непринужденно и легко ответила мадам Лай. – Хоть я не очень люблю гуайло, вы, капитан, не из тех, кого в Китае называют «белой болезнью, чужеземными дьяволами».

Энни счел нужным промолчать, и она спокойно перешла к изложению деталей придуманного ею плана. Сердцевину этого плана составляло умение Энни обращаться с радиопередатчиком. Радио теперь уже не было чем-то особенным и недоступным. В 1923 году, будучи в Южной Атлантике, Энни установил на своем корабле один из первых радиопередатчиков, трехкаскадный «Маркони», и не упускал случая похвастать новшеством. Сейчас такие радиопередатчики были почти у всех, в этой части света страх перед пиратами сделал их просто обязательными на каждом корабле водоизмещением более пятисот тонн, что для производителей радиоаппаратуры стало истинным подарком судьбы. Для обеспечения круглосуточной радиосвязи требовались три оператора. Радистов не хватало, а их жалованье составляло треть жалованья инженера. Азбука Морзе требовала как ловкости выстукивания, так и умения деликатно обращаться с довольно сложным устройством самого радиопередатчика. Странно, но китайцы горячо полюбили это западное изобретение, и огромное количество молодых китайцев изучали английский язык ради того, чтобы стать радистами.

Энни с достоинством подтвердил наличие у него богатого опыта в области радиосвязи.

– В прошлом году я установил новый радиопередатчик. Приемник прямого усиления, коротковолновый, с входным колебательным контуром коротких и средних волн. Он потянул на тысячу двести долларов.

Энни не стал уточнять, а она и не спросила, где он приобрел этот радиопередатчик, умолчал он и о начальнике технического снабжения старого доброго военно-морского корпуса США, базировавшегося на острове Минданао.

– На «Чжоу Фа» три радиста, – сказала мадам Лай. – Один из них скоро заболеет. Я устрою так, что вы займете его место.

– Вы собираетесь отравить его?

– О нет. Он китаец. Я заплачу ему, и он рекомендует вас в качестве своего преемника. – Она широко улыбнулась, словно заранее поздравляла Энни с новым назначением. – Возможно, мы его и отравим, но только потом, – тихо добавила мадам Лай.

Энни поднялся, подбородок уперся ему в грудь, а затылок в потолок. Он предложил выйти на палубу и вдохнуть свежего воздуха. Грациозным движением руки она пригласила его покинуть рулевую рубку, где сильно пахло керосином.

Энни облокотился о фальшборт и посмотрел на огоньки, мерцавшие за волнорезом далеко на севере. Многие из команды мадам Лай уже улеглись спать прямо на циновках, разбросанных в носовой части палубы, храп возносился вверх к мачтам, обеспечивая басовый отзвук дувшему с берега ветру. Так волынка вторит заунывному песнопению.

Мадам Лай уселась на казенную часть семидесятипятимиллиметрового «шнейдера», обхватив руками колени. Миловидная служанка, которой не было и шестнадцати, опустилась рядом на корточки, неотрывно глядя на гуайло в неуклюжей голубой фуражке, маловатой для его головы с короткими и жесткими волосами. Вторая служанка, приземистая, вынесла бутылку шнапса и фарфоровую чашечку и встала, как часовой, у грот-мачты.

– А что, если мы с вами не договоримся? Тогда вы меня тоже отравите? – спросил Энни.

Мадам Лай посмотрела на него и заговорила, но опять с акцентом:

– О нет. Я доверяю вам, капитан Даутли. Мы с вами уже встречаться и говорить об азартных играх, о жизни и смерти собаки. Вы хотите делать бизнес, вы выиграть тысячу долларов, так что я буду доверять вам, потому что это чертовски трудно.

– Где вы изучали английский?

– В Макао, в миссионерском колледже «Святое сердце». Туда меня отправлять мой отец. Его уже нет в живых. Он не был христианином, но был очень хорошим человеком, очень хорошим танка. Он любить свою дочь, хотел, чтобы она умела читать, писать, знать арифметику и английский язык. Он был современный человек. Великий человек, великий танка современного Китая. И великий грабитель кораблей.

– Миссис Благоденствие… Надеюсь, вы не против, чтобы я вас так называл? Первоклассное имя, поверьте, вашему отцу оно понравилось бы. Хочу кое-что объяснить. Риск стал для вас привычным делом. Может быть, вы даже и не против, чтобы вас вздернули в тюрьме «Виктория». А вот мне моя жизнь дорога.

Энни потер шею; казалось, он почувствовал затянувшуюся петлю и поддался нахлынувшему страху. Постаравшись скрыть минутную слабость, он перевел взгляд на ствол пушки и нахмурил брови.

– Это двадцатый век, мэм. Вы, конечно же, слышали о захвате «Ирен». Субмарина преградила кораблю путь, когда чертовы пираты – простите меня, пожалуйста, – вели его в залив Биас. Она обстреляла «Ирен», и корабль загорелся. Кажется, после этого человек восемь вздернули. Уверен, вы в этом не принимали участия: по слухам, нападение было плохо организовано. Но я должен сказать, что для начала вам необходимо поставить радиопередатчик на эту посудину. Сколько она делает при максимальном ходе? Шесть узлов?

– Мы легко делаем десять узлов, – ответила миссис Благоденствие.

– О-го-го! Мать твою! Пардон, мадам. – Капитан Долтри почувствовал твердую почву под ногами. – Вы намереваетесь захватить большой корабль с дюжиной хороших британских офицеров на борту, ждущих нападения и нервничающих. Этот корабль хорошо защищен. – Энни почувствовал, как у него под бородой вспотели лицо и шея.

«Я что, пытаюсь повысить ставку, – подумал Энни, – или хочу напугать сам себя?»

– Каким образом вы собираетесь забросить десант из пятидесяти человек на борт этого судна?

– Не пятьдесят, а двадцать. Вы сами стоите тридцати, капитан Даутли.

Энни не знал, что ответить. Она умела в критический момент вдохнуть в собеседника новые силы. Вместо падения – взлет!

Растерянность Энни вызывала у нее покровительственное участие и внимание.

– Капитан Даутли, вы ведь хорошо владеет своей профессией. Но если бы вы были всегда правы в своих оценках, мы бы никогда не встретились, потому что вы не попали бы на полгода в британскую тюрьму.

Острием в реплике была не «тюрьма», а «британская», и Энни не сумел увернуться от стрелы. Она его задела и кольнула, но не сильно.

«Как жаль, – подумал Энни, – эта маленькая хищница сделала пустой ход: я из тех людей, для которых месть ничего не значит. Храни, Господь, доброго короля Георга! Хотя я с великим удовольствием надрал бы ему задницу».

– Мадам, в тюрьме вовсе не было скучно. Каждую субботу, перед игрой в крикет, кого-нибудь вздергивали на виселице, по большей части пиратов.

Лицо мадам Лай поскучнело.

– Я вот сейчас стою на палубе вашей замечательной джонки, и вы просите меня заняться этим опасным делом. Вы хорошо все просчитали? Вам ясен итог?

Убийственный аргумент. Он словно видел ее мозг как на рентгеновском снимке. Итог она оставила на потом. Мадам Лай встала. Выпрямился и Энни. И миловидная служанка поднялась с корточек. В темноте они стояли лицом к лицу. Мистер Чун наблюдал за ними, застыв в кормовой части. Несколько грубых лиц, будто возникших из тумана далекого восемнадцатого столетия, обступившего древнюю джонку, тоже сосредоточились на своей госпоже и ее госте. Призрак дракона явился, дыхание огромного чудовища морщило гладь воды.

Мадам Лай нарушила молчание:

– Я могу захватить «Чжоу Фа» без чьей-либо помощи, мне не нужен ни белый человек, ни желтый, ни розовый, ни голубой. В моем распоряжении шестнадцать военных джонок и тысяча отважных матросов. И если они все сразу погибнут, встанет новая тысяча и защитит меня. Я захвачу «Чжоу Фа». Я высажу на его борт сотню человек с ножами против ее холеной команды, а сама спрячусь, буду ждать; в нужный момент выскочу, как «Тигр Железного моря», и разворочу его трюм ядрами пушек. У меня очень-очень хорошие командиры, вы увидите. Я убью охрану, убью пассажиров, я повешу капитана на мачте прямо у вас над головой. Вы увидите, капитан Энни Даутли.

Голос у нее был довольно спокойный, а неистовость страсти сосредоточилась в ее сердце. Это была не речь – будто сцена из фильма!

Мадам Лай повернулась и выкрикнула в темноту чье-то имя. Быстро и суетливо застучали по палубе босые ноги, кто-то побежал к корме, затем из люка появился невысокий мужчина, почти голый, лишь в красной набедренной повязке. Мадам Лай звонко хлопнула в ладоши и хрипло что-то приказала. Энни достал из пачки вторую сигарету и прикурил, миловидная служанка растворилась в темноте, как ночной мотылек.

Из люка вылезли еще двое, волоча тяжелую ношу. Пленник был крупным мужчиной, у него были длинные волосы, на старый манер заплетенные в косу; такую прическу в соответствии с маньчжурским законом носили все китайские мужчины вплоть до свержения династии в 1911 году. Его ступни и запястья были сзади привязаны к шее, судя по всему, его хорошо отделали ротанговыми палками, как предписывалось не только китайским законом, но и британским, действовавшим в тюрьме «Виктория». Похоже, его били не единожды, а в течение нескольких дней. Его спина имела ужасный вид. Одного взгляда Энни было достаточно, чтобы понять: больше смотреть на этого человека не стоит, он обречен. Поэтому Энни отвернулся и стал любоваться огнями гавани Абердина. На самой вершине пика Виктория он заметил новый огонек – красный, это была радиомачта новой радиостанции, самой мощной к востоку от Индии. Он подумал, что можно было бы съездить туда и поговорить о делах с бывшим сержантом-связистом британских военно-морских сил, который отвечал за работу станции.