355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марлон Брандо » Тигр Железного моря » Текст книги (страница 13)
Тигр Железного моря
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 04:50

Текст книги "Тигр Железного моря"


Автор книги: Марлон Брандо


Соавторы: Дональд Кэммелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Энни пожелал ему спокойной ночи и сел к столу. В радиорубке стоял горьковато-кислый запах, исходивший от стоявших в углу запасных батарей.

Энни легонько ударил по ключу Морзе – медной пластинке с пружиной с одной стороны и черной кнопкой с другой – и надел наушники. Он крутанул ручку настройки приемника, чтобы проверить, есть ли в эфире Суатоу. Город какое-то время находился под контролем маршала Сунь Чуаньфана и был частью подвластной ему территории. Когда маршал отступил, его место заняли националисты. При них станция выходила в эфир нерегулярно. Коммунисты использовали ее как символ антиимпериалистической непримиримости.

Громко и чисто прозвучал Гонконг, передававший радиограммы торговых судов, сообщения об их местонахождении, телеграммы пассажиров, которые далее передавались на соответствующие почтовые отделения. Пассажиры первого класса очень быстро вошли во вкус: они начали слать деловые телеграммы с пароходов и обратно. Это символизировало движение в ногу с прогрессом и стало элементом престижа. Поговаривали, будто когда-нибудь у людей появятся радиофоны для связи с любой точкой мира прямо из автомобиля.

Первым делом нужно было отрегулировать зазор между контактами ключа, снабженными чувствительными пружинками. Несложная, но важная процедура. Энни крутил установочный винтик, чутко ощущая его движение. Зазор – струна первой скрипки, или нежная податливость золотого пера поэта, или плавные движения опахала в руках раба султана. Энни изменил зазор на сотую долю дюйма, сделав его меньше того, на котором работал Питер Джастис. Энни нравился более тугой ключ, способный выстукивать двадцать пять слов в минуту. Возможно, именно это сохраняло гибкость и подвижность пальцам Энни.

Охранники-сикхи сменялись каждые четыре часа, а судовой караул – с интервалом в тридцать минут. У индийцев была довольно странная система очередности: шестеро стояли в карауле и днем и ночью. Старшим у них был капрал Джамал Сингх, в прошлом служивший в кавалерийском полку Пенджаба. Он был средних лет (собственно, все здешние сикхи были средних лет). В 1925 году Джамал выжил в пиратской атаке на «Тунчжоу» и очень серьезно относился к своей работе. К слову сказать, абсолютно всех сикхов отличала особая сознательность. Отдел по борьбе с пиратством полиции Гонконга, став ныне довольно мощной структурой, привлекал уволенных в запас индийских солдат на службу в Британской колонии. К 1927 году их число составило около двух тысяч человек. Но впечатление эффективности предпринимаемых империей мер безопасности непрестанно подрывалось действиями Китайского подразделения береговой охраны. Его офицеры с почти параноидальной настойчивостью пытались решить вопрос, кому в первую очередь подчиняется судовая охрана – капитану полиции или капитану судна. С дисциплинарной точки зрения эта задача так и не была решена. Но проявляемая на деле доблесть сикхов говорила сама за себя. Первый удар пиратов всегда был нацелен именно на них, и в этой схватке пираты несли наибольшие потери убитыми и ранеными. Только капитан судна принимал решение о капитуляции, до того момента сикхи стояли насмерть.

Система безопасности надежна только в том случае, если ее осуществляют надежные люди. Но любой системе можно противопоставить другую, как умной тактике – хитрость. Опыт подсказывал Энни, что приближается момент наибольшей уязвимости судна. Энни сверился со своим «ролексом». Караул вот-вот должен был смениться.

Расположение личных кают караульных сикхов, безусловно, влияло на безопасность. Пока каюты индийских стражей находятся рядом с офицерскими каютами, настоящего покоя на судне не будет. Размещение радистов-китайцев за стальными дверями и решетками в «цитадели» и без того нарушало давно устоявшиеся правила размещения команды на пароходе. К тому же здесь попросту не было места для охраны. Поэтому, когда происходила смена караула, заступающий должен был войти, а сменяемый выйти через стальные двери. На всех судах именно этот момент пираты выбирали для начала атаки и обрушивали на капитанский мостик шквальный огонь.

Энни оставил дверь радиорубки открытой и слышал топот караульных в коридоре: они занимали позиции. Мысленно он следил за их передвижениями, видел их суровые лица, на которых застыла предельная осторожность. Заранее никогда нельзя угадать, в какую дверь они войдут, с левого или с правого борта. Это становилось ясно только в тот момент, когда четверо сменявших караульных поднимались наверх и вставали возле двери, держа ружья у груди. За дверью один из караульных поворачивал ключ (дело в том, что с наружной, «опасной», как они ее называли, стороны двери замочной скважины не было), а двое других прикрывали его с места у трапа, ведшего на капитанский мостик. Четвертый караульный оставался наверху у решетки, закрывавшей вход на мостик, и тем самым прикрывал товарищей, находившихся внизу. При смене караула присутствовал вахтенный офицер, сегодняшней ночью это был Сточ. Вероятно, сейчас он в глубине души лелеял надежду на героические события, которые могут выпасть на его долю.

До Энни долетали команды сменявшегося капрала Сингха. Энни вслушивался в топот ног и лязг открываемых стальных решеток и двери, выпускавших и впускавших караул. Караульные весело обменялись несколькими фразами на пенджабском, после чего на «Чжоу Фа» воцарилась тишина.

Уровнем ниже, на главной палубе, у дверей машинного отделения также произошла смена караула. Несмотря на безупречную выдержку индийцев, этот пост не пользовался у них популярностью. Жар от машины был серьезным бременем для тех, кто там работал, но караулу от него тоже приходилось несладко. Однако существовало общее убеждение, что охрана помещения, заполненного свистящим и клубящимся паром, хотя и жизненно важно для парохода, но со стратегической точки зрения совершенно бесполезно. Сейчас более важным объектом была радиорубка: если нападающие мгновенно не выведут ее из строя, будет подан сигнал «SOS», и военный флот придет на помощь. Конечно, военные корабли будут какое-то время плыть к месту нападения, но и захваченное судно с пиратским капитаном у руля тоже будет двигаться, и пираты будут вывозить с него награбленное. При этом иметь у себя на хвосте военные корабли его величества вовсе не шутка даже для китайских пиратов.

Энни сидел в полудреме и, не снимая наушников, слушал Гонконг. Без четверти десять юнга принес ему небольшую кружку горячего кофе. Когда Энни сделал первый глоток, касаясь языком нагревшейся эмали, раздался стук, дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова Гарри Стоукса.

– Привет, Энни, – сказал Гарри.

– Привет, казначей, – ответил, сгорбившись на стуле, Энни.

Стоукс был на судне интендантом, то есть работа Гарри отчасти соответствовала должности мистера Чуна. Но, в отличие от «мастера записей», Гарри был плотного телосложения, законопослушный, дружелюбный и трудолюбивый гомосексуалист тридцати пяти лет, имевший друга в каждом порту. Энни старался быть дружелюбным со всеми, но быть общительным сейчас не входило в его планы, более того, это могло стать помехой делу, как, например, теперешнее вторжение Гарри. Энни про себя чертыхнулся. Он завел привычку болтать за чашкой чаю в кают-компании о шоу-бизнесе с Гарри и Макинтошем. И вот результат: Гарри непрошеным гостем притащился к нему в рубку.

– Я подумал, а не сжалиться ли мне над тобой, парень. Скучаешь тут в одиночестве, – сказал Гарри, протискиваясь в дверь.

Энни молча смотрел на него.

– Скажи, чтобы мне кофе принесли, – попросил Гарри.

Под мышкой он держал иллюстрированный журнал. Гарри был светловолосый и весьма симпатичный малый, чуть косивший на один глаз, но это было заметно, если он смотрел прямо. А он часто смотрел прямо в лицо человеку, и тот попадал под власть этого косящего взгляда его огромных и прекрасных голубых глаз. Он будто гипнотизировал, как удав. Не любить его было просто нельзя.

Энни ничего не ответил. Он сидел ссутулившись перед маленьким столиком, уставленным радиоаппаратурой; рядом на стене висел огнетушитель. Назойливо жужжал вентилятор. Энни молчал и с очень усталым видом потягивал кофе.

– Ну что, старина, у тебя найдется для меня сигаретка? – спросил Гарри.

– Отвали.

– Прости – что?

– Отвали, мерзкий педик, пока я тебе в морду не дал. Если снова попытаешься залезть мне в трусы, оторву твой хрен и в рот тебе засуну.

Гарри посмотрел на него как на сумасшедшего. Он был настолько сбит с толку, что отказывался понимать смысл услышанного.

Гарри поднял брови и спросил:

– Ты что, не в настроении? Ну ты даешь!

Потом смущенно улыбнулся и рассеянным взглядом обвел радиорубку. К доске распоряжений было пришпилено фото какой-то глупой куклы с каштановыми волосами. Она смотрела прямо на Гарри.

Энни продолжал сидеть, не меняя положения, и тер пальцами виски, глядя на циферблат часов. Казалось, он заполнил собой все пространство. И Гарри вышел, тихонько закрыв за собой дверь. Ему очень нравился старший радист, но он понимал, что тот с некоторыми странностями.

Энни вновь прислушался к голосу Гонконга. Большой японский пароход «Маншу Мару» сообщал, что находится в районе Пескадорских островов и что там отвратительный туман. Сообщение прерывалось. Туман – хорошее прикрытие для всякого рода злодеев, в том числе для Праведных героев Желтого знамени, к числу которых теперь принадлежал и Энни, такие вот дела.

Энни включил передатчик. Несколько секунд ушло на разогрев. Затем он настроился на диапазон тысяча триста пятьдесят метров и отправил послание: «Шалтай-Болтай сидел на стене». Он повторил послание еще пару раз и начал вслушиваться. Вне всякого сомнения, из пустоты пришел ответный сигнал.

В рубку постучался и вошел юнга:

– Хотите еще кофе?

– Нет, спасибо, – ответил Энни.

Парнишка ушел, а Энни снял наушники и достал вальтер, чтобы проверить предохранитель. С вальтером было одно неудобство: засунув руки в штаны, никак нельзя было проверить, на предохранителе ли он. Он вернул револьвер на место и поднялся, отодвинул передатчик и отверткой ловко вывернул маленькую, но жизненно важную деталь. Опустив ее в карман, он открыл дверь и покинул радиорубку.

На палубе, в тени, стояли двое караульных и о чем-то тихо разговаривали. Оба внимательно посмотрели на Энни, хотя проявлять особую подозрительность нужды не было, но охранники-индийцы всегда выглядели настороженными. Даже когда вели самый пустяковый разговор. Один из караульных без всякой надобности принялся теребить усы. Другой, держа ружье, как ребенка, у груди, направился к Энни.

Система была такова: один караульный все время находился на капитанском мостике, по одному – у основных входов на палубу «А», а один свободно прогуливался по палубе. Будучи опытными охранниками, они время от времени менялись местами и разговаривали о сексе. Для сикхов это была очень важная тема. Приближавшийся к Энни караульный смотрел ему прямо в глаза, а подойдя ближе, ловко отдал честь.

Самолюбие старшего радиста было польщено, и Энни салютовал в ответ. Когда караульный удалился, он подошел к борту, изрядно перевалился и стал вглядываться в освещенную фок-мачту. На самом деле Энни смотрел на радиоантенну. Это был всего лишь кусок проволоки, сто двадцать футов длиной, натянутый между фок-мачтой и первой дымовой трубой. Посредине крепился еще один кусок проволоки, он спускался к капитанскому мостику, а оттуда тянулся к радиорубке.

Сдвинув брови и демонстрируя тем самым едва сдерживаемый гнев, Энни прошипел:

– Мать твою, вот сука!

Он уставился на караульного по имени Моган, коренастого и большеносого, с ярко выраженной семитской наружностью, но тем не менее сикха.

– Кто из вас, бездельников, трогал мою антенну? – Толстый палец Энни указывал вверх, а взгляд при этом был грозным и беспощадным.

Моган, как солдат, привык к взысканиям, но Энни не был его командиром. Тем не менее сикх не потерял самообладания и спокойно посмотрел наверх. Поблескивавшую в искусственном освещении антенну было хорошо видно. Моган не понимал, о чем таком толкует Энни, и, чтобы не усложнять дела, хрипло, но спокойно ответил:

– Никто, сагиб.

Энни поднялся по ступенькам на мостик.

Китаец, старший рулевой, стоял у руля, а его помощник, почувствовав раздражение Энни, отвел взгляд в сторону. Питер Сточ был снаружи, на крыле мостика, и в бинокль, как у капитана Вана, вглядывался в темноту ночи. Энни подошел к нему и сказал, тыча в небо отверткой:

– Что-то случилось с этой чертовой антенной.

С мостика антенна была значительно ближе, и высокочастотный кабель спускался к кабельной коробке, болтами прикрепленной у самой двери рулевой рубки. На нее Энни и набросился с отверткой, бормоча что-то себе под нос. Сточ наблюдал за его действиями и задавал бессмысленные вопросы. Он ничего не понимал в радиосвязи, в чем Энни убедился несколько дней назад.

– Замыкание, – пояснил Энни. – Сигнала нет. – Он кивнул на медные внутренности кабельной коробки. – Здесь все в порядке. Все работает. – Он закрыл коробку. – Наверное, изолятор поврежден. У мачты или у трубы, как ты думаешь, Питер?

Энни задрал голову и уставился на трубу. Освещения палубы было достаточно, чтобы рассмотреть стеклянный изолятор, где конец антенны крепился к трубе в двух футах от ее черного из-за сажи края.

– Питер, мне нужно проверить вон тот изолятор. Может, он треснул.

– Долтри, скажи мне, а это не саботаж? – поинтересовался Сточ.

Спускаясь по ступенькам вниз, Энни оглянулся и мрачно посмотрел на него:

– Возможно, Питер. По крайней мере один шанс на миллион у тебя есть.

Энни подошел к стальной двери, ведущей на палубу «А».

– Открывай! – крикнул он Могану. – Радио капут, – объявил Энни. – Капут, понимаешь?

– Я говорю по-английски, сагиб, – сказал Моган, доставая из кармана брюк тяжелое кольцо с ключами от шести стальных дверей.

– Ты, парень, можешь пойти со мной, – сказал ему Энни. – Мне нужен сопровождающий. Возможно, это саботаж.

Моган очень хорошо знал значение последнего слова. Он открыл круглое смотровое окошечко в двери, в которое был виден хорошо освещенный коридор палубы «А». В его конце, на расстоянии пятидесяти футов, у дверей кают-компании стояли два или три пассажира второго класса – все азиатской наружности.

Башмаки Энни застучали по ступенькам трапа, ведущего на шлюпочную палубу. Оттуда, под надписью «Только для членов команды», они с Моганом и еще одним сикхом прошли на крышу салона верхней палубы, где хранились вентиляторы и коробки из-под них. Наконец они добрались до трубы. Вблизи она была огромной. Кольца дыма вырывались из ее жерла, и труба казалась бледно-голубой в свете звезд, а дым, подхваченный ветром, уплывал назад, к корме.

Энни потянул вниз веревку, соединявшую трубу с антенной, и та быстро пошла вниз. Так обычно опускают веревку с бельем. Из салона первого класса, располагавшегося прямо под ними и иллюминаторами выходившего в коридор, доносились звуки патефона: крутили песенку в исполнении популярного Эла Джолсона. [5]5
  Эл Джолсон(Аса Джоэльсон, 1886–1950) – популярный эстрадный певец, исполнял главную роль в первом звуковом фильме «Певец джаза» (1927).


[Закрыть]
В салоне смеялись. На борту было около пятидесяти пассажиров первого класса, в основном белые – англичане, американцы, немцы, несколько филиппинских бизнесменов, как всегда безупречно одетых, некоторые с женами, и несколько китайцев того же типа, но без жен. Даже очень богатые китайцы предпочитали путешествовать вторым классом: зачем бросать деньги на ветер? (Но в своем кругу они утверждали, что просто не желают находиться в одной компании с белыми.)

Разумеется, стеклянный изолятор размером с пончик, честно говоря совершенно бесполезный, был цел и невредим. Но Энни возился с ним и с антенной, тихо чертыхаясь, чтобы произвести должное впечатление на Могана.

– Замыкание, – то и дело повторял Энни. – Видишь это? – Он показал Могану кусок проволоки, который заранее припрятал у себя в кармане. – Саботаж! – сквозь зубы процедил он.

Завершив псевдоремонт и вернув антенну на прежнее место, Энни поспешно и без лишнего шума направился вниз, к дверям палубы «А». Он продолжал ворчать специально для Могана, что антенна была умышленно выведена из строя, а сикх снял ружье с предохранителя, прикрывая их отход к «цитадели», и зорко смотрел по сторонам.

Конечно же, помповая винтовка «гринер» с семью пулями в магазине была хорошим выбором для близкого боя с толпой китайских бандитов. У нее было много общего с «окопной» винтовкой винчестер, которой в 1917 году генерал Першинг вооружил тридцать тысяч французских солдат.

Энни постучал в стальную дверь. Моган стоял сзади, спиной к его спине. Так ему был виден весь коридор палубы «А». В двери открылось смотровое окошечко, и глаз Питера Сточа уставился на Энни.

– Саботаж, – тихо произнес тот.

– О боже, вот свиньи!

Звякнул, повернувшись в замочной скважине, ключ. Стальная дверь открылась. Не успел Энни сделать шаг, как раздалось два выстрела. Пули пролетели возле самого уха Энни, а Моган с двумя дырками в голове молча упал.

Энни, сделав резкий и живописный пируэт, развернулся и мгновенно выхватил револьвер. Китаец, перевалившись через борт шлюпочной палубы, свисал вниз головой и, сжимая в руках большой автоматический пистолет, разрядил его в Энни, но специально промахнулся. Энни выстрелил прямо в лицо перевернутому вниз головой китайцу, висевшему от него в шести футах. Револьвер с отогнутым бойком характерно клацал, «стреляя» еще в двух китайцев, которые, как обезьяны, спускались вниз со шлюпочной палубы. Вооруженные пистолетами, они, стреляя, бежали к двери. Пули взвизгивали, ударяясь о стальную дверь, но ни одна не задела Энни, который тем не менее вскрикнул: «О черт!» – и рухнул, подобно Вавилонской башне, поверх тела Могана, во всю длину вытянувшись в дверном проеме, так что отстреливавшийся из «гринера» караульный, как ни старался, не мог закрыть дверь.

Все было рассчитано изумительно. Цирковое падение в честь самого любимого из любовников матери – акробата-итальянца.

После живописного падения Энни Питер Сточ через смотровое окошко открыл стрельбу по авангарду бандитов. Вместе с караульным они уложили двоих, да и как можно было промазать с такого расстояния? Но двое других добежали до дверей. Энни, стеная и корчась, пытался заползти внутрь, а высокий сикх пытался закрыть дверь, но ему мешала нога Энни. Энни чертыхался, его револьвер, вместо того чтобы стрелять, только клацал. Низкорослый пират, с виду мирно путешествующий китайский торговец, пробежал по его спине и был смертельно ранен пулей караульного. Он упал поверх Энни, чуть не оглушив того предсмертным криком. Проявив сообразительность, Энни схватил судорожно дергавшееся тело пирата, изображая, что пытается сбросить его с себя, но еще прочнее заблокировал дверь. Теперь сикху, чтобы ее закрыть, нужно было сдвинуть с прохода уже два тела, по сути, невыполнимая задача. И пока сикх прилагал все свои усилия, он получил пулю. В замкнутом пространстве выстрелы звучали так оглушительно, что казалось, будто стрельба идет на всем судне. Но Энни расслышал прорвавшийся сквозь грохот крик Макинтоша: «Да закройте эту чертову дверь!»

Все так же лежа на животе, но в коридоре палубы «А», в пятидесяти футах от двери, Ин Коу, предводитель пиратов, тщательно прицелился, положив руку с автоматическим маузером на пиллерс борта. Пуля полетела прямо в смотровое окошко, размером четыре на четыре дюйма, почти полностью закрытое внушительным дулом кольта Сточа, у которого было уже три попадания. Пуля мести, отлитая в Германии, ударилась в цилиндр кольта и, срикошетив, на скорости семьсот миль в час влетела в открытый рот Сточа. Выйдя за ухом, она упала в море, туда же скорее всего последовал и дух третьего помощника капитана.

По обеим сторонам дверного проема, открывавшего вход внутрь «цитадели», лежала куча тел. Среди них были и мертвые, как Питер, и раненые, как сикх, получивший две пули. А в основании этой кучи покоилось целое и невредимое тело Энни Долтри.

Стодди Макинтош, первый помощник, в трусах и с винчестером в руках, выскочил из своей каюты на верхней палубе, крича: «Да закройте эту чертову дверь!» Он глянул вниз по сходному трапу и увидел происходившую там бойню. Без колебаний он бросился туда, стреляя на ходу. Одна из его пуль просвистела в дюйме от головы Энни, который так и продолжал лежать в проеме дверей, остальные – по более важным целям.

Шестеро пиратов приближались к двери, у некоторых было по пистолету в каждой руке, в их крови кипел адреналин. В мгновение ока двое из них оказались в радиорубке, и Макинтош получил пулю в живот.

Стодди опустился на ступеньку сходного трапа, недовольно качая головой.

Когда пираты ворвались в радиорубку, Питер Джастис, полусонный и абсолютно голый, сидел перед передатчиком и пытался заставить его работать. Он высоко поднял руки, наивно думая, что это спасет его от смерти.

Лежа на спине, сквозь сизую пороховую дымку Энни смотрел на звезды. Горький запах кордита лез в нос. Сверху на нем лежали двое убитых. Энни не делал никаких попыток, чтобы высвободиться из-под их тел.

Над ним нависло ухмыляющееся лицо Ин Коу, одетого в элегантный костюм шанхайского производства. Стрельба продолжалась, теперь переместившись к дверям машинного отделения, где, вооружившись паровым шлангом, геройствовал один из караульных. Второй механик получил ранение в руку, но дверей не открывал, несмотря на зловещие угрозы. Двое пиратов очень сильно пострадали от горячего пара. Там, где лежал Энни, было тихо, если не считать стонов и проклятий на пенджабском. Высокий сикх был жив и лежал в нескольких футах от Энни за стальной дверью, которую он так доблестно старался закрыть. Энни залило кровью. Большая ее часть вытекла из убитого пирата, который намеревался первым ворваться в «цитадель». Вид у Энни был ужасный, его легко можно было принять за раненого, а глаза у него приобрели взгляд умирающего. Может быть, своей ухмылкой Ин Коу пытался поднять его дух.

Энни видел Макинтоша, сидевшего, свесив голову на грудь, на верхней ступеньке сходного трапа. Ин Коу поднялся на капитанский мостик, захваченный бандитами.

Энни выбрался из-под мертвых тел и отполз к борту, прислонившись к нему спиной. Еще двое вооруженных пиратов вошли в дверь, переступив через трупы своих товарищей. Они посмотрели в сторону Энни и отвернулись, им было строго-настрого приказано не трогать гуайло с бородой, ни живого, ни мертвого. Один из них собрал валявшееся оружие, включая винтовку Могана и второго караульного. Тот к этому моменту потерял сознание, а возможно, и умер. Последнее Энни не устраивало, это сулило серьезные проблемы, ведь в этом случае он лишался единственного свидетеля, поскольку второй, Питер Сточ, был мертв. Пару минут Энни размышлял, как выпутаться при наихудшем раскладе, прислушиваясь к глухим звукам редких выстрелов у машинного отделения и более громким в салоне первого класса, куда пираты согнали пассажиров и производили запугивающие процедуры, паля по зеркалам и панелям с изображениями охотничьих сцен. Энни слышал плеск волн за бортом и тяжелое дыхание Макинтоша. Он принял решение и перешел к действию: втянул живот и вынул припрятанный глубоко в штанах вальтер. Затем он задрал белую форменную рубашку и твердой рукой оттянул складку на боку. Эта складка получилась довольно внушительных размеров из-за подкожного жира и значительной части косой мышцы, которая в молодости придавала его телу атлетический вид греческого типа. Он нацелил вальтер на зажатую в руке плоть, отвел ствол на расстояние примерно восемь дюймов и выстрелил.

Пуля прошла насквозь, и Энни окропило дополнительной порцией крови. Боль была достаточно сильная, и он крепко выругался, не стесняясь трупов. Затем закинул револьвер подальше в пенящиеся волны.

Дэвид Огден, старший механик, худой как скелет, но недюжинного темперамента лондонец, проспал все самые драматические события. Он был человеком пьющим. Полки шкафа в его каюте проседали под тяжестью запасов джина. Когда приставленный к шее пистолет заставил его проснуться, он подумал, что снова началась белая горячка. Противоположный по характеру, Гарри Стоукс, человек сугубо мирной профессии казначея, проснувшись, схватился за винчестер.

У Гарри хватило мудрости подняться на капитанский мостик, а не спуститься вниз, как это сделал Макинтош. Гарри обнаружил, что после гибели Питера Сточа он здесь единственный офицер, и поспешил закрыть решетки обоих сходных трапов. Сквозь решетку по правому борту ему было видно происходившее внизу, что позволяло вести непрерывный огонь. Вскоре его ранило в ногу. Поскольку ни один из рулевых не мог ему помочь (ребята выбыли из строя), он более не мог держать оборону решетки по левому борту, а оттуда его поливали дождем пуль два пирата. В такой ситуации шансов остаться в живых у Гарри не было, и он сдался, не дожидаясь, пока его убьют.

Шестеро сменившихся с вахты сикхов занимали две кормовые каюты. Они крайне удивились, когда замки на дверях одновременно разнесло пулями. Один из них был сразу же убит ворвавшимися пиратами прямо в койке. Остальных пятерых связали проволокой и заперли в одной из кают.

Капитан Бристоу был облачен в экстравагантную шелковую пижаму в бело-зеленую полоску. Поступив мудро, он сдался сразу же после нескольких символических выстрелов из пистолета. Его примеру последовали двое китайцев-рулевых. Третий помощник Сточ, Стодди Макинтош и старший радист Долтри были пострадавшими среди офицеров.

Защитники машинного отделения отважно держали оборону, пока Ин Коу не приволок к неподдающимся дверям капитана Бристоу и не пригрозил прострелить ему голову, если дверь не будет открыта немедленно. Капитан Бристоу не был трусом и стоял молча, но третий механик решил, что мужества проявлено достаточно, и открыл двери.

Ин Коу и большинство из двадцати восьми членов его команды были пассажирами второго класса, все хорошо одетые и респектабельного вида. Трое путешествовали первым классом – почтенного возраста «торговец» с личным секретарем и наложницей, очень богатый и для китайца слишком щедрый на чаевые (его багаж проверялся достаточно формально). Поэтому немало пистолетов, заполнявших двойное дно его чемоданов, не было обнаружено.

Пираты согнали офицеров в штурманскую рубку, находившуюся ближе к корме. Питер Сточ оставался лежать там, где упал. Энни, огромный и окровавленный, в рваной рубахе, обнажавшей рану, помог Гарри Стоуксу отнести Макинтоша в каюту и уложить на койку. Врачей среди пассажиров не было. В салоне первого класса жена американского бизнесмена кричала на пирата, который играл со стеклянным глазом ее мужа, катая протез по стойке бара. Остальные пираты сновали по каютам и стаскивали ценности пассажиров в кучу. Так работала их демократическая система: все ценности в одну кучу, и никакого жульничества. Тем не менее на одежду законы демократии не распространялись: несколько пиратов уже щеголяли в новых соломенных канотье, а один вырядился в смокинг, который ему очень нравился, хотя и был велик.

В штурманской каюте капитан Бристоу сказал:

– Надо бы тебе рану перевязать, Долтри. Задело тебя изрядно, парень, не позавидуешь.

Ин Коу приказал рулевому следовать назначенным курсом в Гонконг. И «Чжоу Фа» как ни в чем не бывало спокойно делал свои шестнадцать узлов в час. Было двадцать два часа сорок пять минут. Вошел молодой китаец и «гринером» ткнул в сторону Энни:

– Пойдем, отправишь сообщение в Гонконг, что все в порядке.

– Да пошел ты… – огрызнулся Энни.

Вмешался капитан Бристоу:

– Долтри, делайте, что вам говорят. Это приказ.

В сопровождении троих пиратов Энни спустился в радиорубку. Достал из кармана открученную от передатчика деталь, вернул ее на место и передал сообщение в Гонконг, до которого «Чжоу Фа» оставалось пройти еще пятьсот миль.

– Все отправил честно, без хитростей, – сказал он Ин Коу. – Кажется, один из твоих ребят разбирается в азбуке Морзе, или я ошибаюсь? Ты же сказал капитану, что знаешь ее. Получается, я всю дорогу был у вас под колпаком?

– Я знаю азбуку Морзе, – подтвердил Ин Коу. – Хочешь, сяду на твое место? И передам «типпи-типпи-тап», сообщение по-китайски!

Ин Коу был в хорошем расположении духа. Невысокого роста, весьма привлекательной наружности, с лицом монгольского аристократа и телом гепарда, он никогда не улыбался, и его гладко выбритое лицо красивой лепки казалось жестоким. Во всяком случае, Гарри Стоукс не мог отвести от него глаз. В подходящий момент Гарри извлек из кармана кольцо с ключами и потряс ими перед носом Ин Коу:

– Видишь, это ключи от сейфа.

С этими словами он выбросил всю связку как можно дальше в открытый иллюминатор.

Ин Коу лишь рассмеялся и пошел в радиорубку, где демонстративно под охраной сидел Энни. Он уже успел отправить такое сообщение: «Шалтай-Болтай свалился во сне». Как только радиограмма ушла, он повторил ее еще дважды, пользуясь заранее оговоренной частотой. Вскоре пришел ответ по-китайски: «Сообщение получено. Слышу вас хорошо». Чтобы случайно переговоры не оказались перехваченными, радист мадам Лай был краток.

Для захвата парохода «Чжоу Фа» мадам Лай потребовалось двадцать девять отборных бандитов и… Энни Долтри, который по собственной воле ввязался в это дело. В результате четверо убитых и пятеро раненых, двое из которых умерли на следующий день. Команда парохода потеряла третьего помощника капитана Питера Сточа, двух охранников-сикхов и кочегара-малайца, получившего шальную пулю в голову. Раненые Макинтош и высокий сикх были в тяжелом состоянии.

Морфия в судовой аптечке не было – и это в Китае, буквально наводненном наркотиками! Стодди лежал на койке в своей каюте, Энни сидел рядом. Макинтош страдал от сильных болей, ноги у него отнялись. Очевидно, пуля прошла через брюшную полость и застряла в позвоночнике. В каюте также находился капитан Бристоу.

Вошел пират, совсем мальчишка, он принес трубку и опиум. Энни размельчил опиум запалом и почти насильно засунул трубку в рот Стодди. После нескольких затяжек тому стало легче.

Специально выведенный из строя и заедавший револьвер пираты у Энни, конечно же, конфисковали. Любое оружие было отобрано ими у всех членов команды. Однако Энни удалось выпросить свое назад, разумеется разряженным. Ли Юн Фэнь, правая рука Ин Коу, толстый, добродушного вида пират в синем деловом китайском костюме, вернул револьвер Энни в каюте Макинтоша.

– Плохой револьвер, – сказал толстяк, самодовольно ухмыляясь.

Энни тут же разобрал его. Отогнутый боек предстал на всеобщее обозрение.

– О! Вы только посмотрите! – воскликнул Энни. – Мать твою!

Капитан Бристоу взглянул на разобранный револьвер и покачал головой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю