Текст книги "Соблазны"

Автор книги: Марлена Штрерувиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Они добрались до плоскогорья. Мягкие волны виноградников. За ними – крутые скалы. Вниз по склону – домики. И маленькая гостиница. Старая вилла. Перестроенная. Похоже, Хенрик знал, куда они направляются. Он сказал Хелене, где повернуть, чтобы попасть к гостинице. Ей хотелось спросить, откуда он знает это место. Она не спросила. Не хотела знать никаких его историй. Гостиница только открылась после зимнего перерыва. Воздух в холле – сырой и затхлый. Они могут получить номер. Будут ли они ужинать. Хенрик взглянул на Хелену. Хелена кивнула. Ей не хотелось еще раз ехать по такой дороге. Во всяком случае, не в потемках. Она хотела остаться в гостинице. Пошли в номер. Там был балкон. Над южной террасой. Прямо перед террасой склон круто обрывался. Неширокие уступы. Более пологие участки. И вниз – до самого Больцано. С балкона видно очень далеко. Вечернее солнце окрасило туман над долиной в розовый цвет. Хенрик вышел на балкон к Хелене. Обнял ее. Потянул в комнату.

Ужин подали в салоне. Его огромные окна выходили на террасу. Видно, как мигают огоньки в долине. Еще занято всего три столика. Подавали томатный суп, форель и парфэ с корицей. Или же сыр. Пожилая супружеская чета спросила охлажденного красного вина. Призвали хозяйку. Охлажденного красного вина у них нет. Да кто ж так делает. Охлаждать красное вино. "Делают-делают, – сказал муж. – Нас этому научили две сестры на Гардазее. Они говорили, что красное вино следует пить охлажденным". Жена кивнула. Хозяйка не смогла скрыть улыбки. Да. Если господам угодно. Она взглянула на прочих постояльцев. Вот на что ей приходится идти. Потом пожала плечами. Презрительно. Велела принести ведерко со льдом и поставила в него бутылку красного. Супруги взялись за еду. Удовлетворенно. Все прочие обменялись взглядами. Хелене хотелось спросить Хенрика, что это за женский голос в Милане. Но происшествие с красным вином ее удержало. Потом она спросила Хенрика, какие у него планы. Хенрик рассказал о концерте в Стрезе. И еще предполагается концерт в Милане. Может быть. Все дело в том, что у него нет собственного молоточкового фортепьяно. И все зависит от того, найдется ли инструмент. Ему нужен собственный. Чтобы возить с собой. Ужин быстро кончился. Хелене захотелось пройтись. Прохладный вечер. Они шли вдоль дороги. Больше гулять было негде. Все время приходилось пропускать машины. Разговор постоянно прерывался. Они шли гуськом. Вернулись в гостиницу. Вдруг Хелена перестала понимать, что теперь делать. Еще рано. Слишком рано, чтобы идти спать. Книги у нее с собой не было. Телевизора в номере не было. О чем говорить с Хенриком – непонятно. В номере Хелена села в одно из уютных кресел. Хенрик сел на кровать. Смотрел на нее. Спросил, что случилось. Хелена не отвечала. Хотелось заплакать. Или закричать. Она чувствовала себя потерянной. Не понимала, что она тут делает. Ненавидела Хенрика. Сидящего рядом, говорящего: она, наверное, переутомилась. Ей нужно лечь и выспаться. Спать Хелена хотела с ним. А он, похоже, – нет. Хелена принялась расхаживать по комнате. Пусть он поймет. Она нервничает, говорила она. В конце концов, все это не так просто. И с ним тоже. Разве он не понимает, что она чувствует, когда по его телефону отвечает женский голос. И она не понимает. Собственно говоря. Зачем ей было приезжать так далеко. Все это ей не по силам. Хенрик сидел молча. Смотрел на нее. Хелена ходила. Довела себя до слез. Подавила слезы. Пыталась обидеть Хенрика. Разозлить его. Чтобы он сказал хоть что-нибудь. Но Хенрик отвечал лишь, что ничего ей не обещал. Он ее не понимает. Речь ведь о любви. А не о бухгалтерии. Или? Хелена вышла на балкон. Ничего она больше не понимала. Ни себя. Ни его. Ни того, что только что сказала. На небе стояла почти полная луна. В долине светились огни деревенек. Холодный ветер шелестел в обрыве. Хенрик вышел на балкон. Хелена стояла, не двигаясь. Хенрик произнес у нее за спиной, ей надо лечь. "Нет!" – воскликнула Хелена. Не взять ли ему другой номер. Хелена замерла. "Нет", – шепнула потом. Тут же рассердившись на себя. Бросилась в комнату. Упала на кровать. Не плакала. Не могла вымолвить ни слова от ощущения, что все делала и делает не так. Хенрик приблизился к кровати. Поцеловал ее в щеку. Пожелал ей проснуться в лучшем расположении духа. Не стал ее тревожить. И уснул. Хелена лежала на кровати, не раздеваясь. Слушала, как он дышит. Если бы он прикоснулся к ней, она стала бы отбиваться. Но ей не хотелось ничего, кроме его тела на своем. Потом она разделась. Стояла в длинной тонкой рубашке на балконе. Надеялась – он проснется. И станет ее искать. Потому что хочет ее. Она согласится. Через некоторое время. И все будет хорошо. Хенрик спокойно спал. Хелена лежала без сна. Думала, что поделывают девочки. Она должна навести порядок в своей жизни. Научиться скромности. Быть довольной. Хелена проснулась оттого, что рука Хенрика лежала у нее на животе. Хелена отдалась его ласкам в теплой постели. Не различала, где сон, где явь. Ничего не знала. Знала, все будет хорошо. Потом. Но позже. Она дала ему тормошить себя. Перекатывать. Ничего не делала. Потом лежала, словно только сию минуту появилась на свет. Хенрик сел. Тихо рассмеялся. Хелена спросила, над чем он смеется. Он не ответил. Хелена села. Простыня и одеяло были в крови. Огромные красные пятна. К краям – темнее. Влажно-блестящие. Хелена упала на подушку. Ей стало дурно. Только теперь она ощутила влагу. Сколько крови. Абсолютно вне графика. Слишком рано. Хенрик вытащил ее из постели. Свернул простыни в алую розу.

Хелена подвезла Хенрика до Куфштайна. Оттуда он собирался дальше в Мюнхен. Хелена не стала завтракать в гостинице. Стеснялась окровавленных простыней. Хенрик смеялся над ней. И не может ли она расплатиться? Он взял слишком мало денег. Он все объяснит. В машине. Им надо поговорить. Все равно. Хелена заплатила. Ожидая счет, прикидывала в уме. Хватит ли денег? А если нет, то что делать. И. У нее ничего не останется. Но. Разве это не знак доверия? В каком-то смысле? За окном – сияющее воскресное утро. Теплый ветер залетал в маленький холл через открытую дверь. Хозяйка выписала счет. Хелена положила деньги. Достаточно ли. Она не меняла. Можно ли заплатить шиллингами? Хозяйка взяла деньги. Они вправду не хотят позавтракать в гостинице? Хелена почувствовала, что снова краснеет. Заверила хозяйку, что совершенно необходимо ехать как можно скорее. Встреча. Хенрик отвернулся. Рассмеялся. Хелена поспешила выйти. Хенрик вынес багаж. Стоял. Любовался видом. Хотел погулять. По крайней мере – выпить кофе. Хелена хотела ехать. Прочь. Скорее. Она сидела в машине. Хенрик копался в багажнике. Хелена увидела, что выходит хозяйка. Завела мотор, и Хенрик сел в машину. Хелена тронулась. Видела в зеркало заднего вида, что хозяйка стоит у дверей. Смотрит им вслед. Хенрик смеялся, качая головой. Хелена вела машину слишком быстро. На поворотах визжали покрышки. "Да, – перекрикивала Хелена шум. – Да. Знаю. У них такое – каждый день. Но мне от этого не легче. И ты прав. Это как-то связано с моей матерью. Она такая же толстая. Как хозяйка гостиницы. И я ее не люблю. Я ненавижу мать. Тут ничего не поделаешь. Что толку это знать. Мне следовало снять белье. Не надо было поддаваться на твои уговоры. А теперь я хочу кофе".

Они выпили капучино в каком-то деревенском баре. И не поехали по шоссе. Так красивее. Хелене не хотелось ехать по платному шоссе. Весь день в их распоряжении. Останавливались у каждой придорожной церквушки. Заходили туда. Поехали в Греднер Таль. В Св. Магдалене ели пышки. Одну порцию на двоих. Глядели на горы. Забрались наверх к Бреннеру. Проезжая Бриксен, Хелена вспомнила об Александре. Захотелось сказать ему, как ей хорошо. Как она счастлива. В Бриксене она высматривала телефонную будку. Хотела позвонить дочкам. Но не увидела ни одной. А искать не хотелось. Не доезжая границы, выпили в последний раз итальянского кофе. В Австрию Хелена тоже въехала не по автостраде. Не была уверена, хватит ли ей денег. Хелена с Хенриком проболтали все время. Без передышки. Перескакивая с темы на тему. Хенрик рассказывал о своих бабушке и дедушке в Англии, где он вырос. Хелена – о бабушке, у которой часто бывала. Катили по весенним горам. Ветерок, залетавший в машину, умерял жар солнца. У Хелены было чувство, словно весь мир принадлежит ей, пока она так едет. В этот миг мир был там, где она. И он. Они ехали вниз по дороге на Бреннер. Высоко над ними – Европейский мост. Хенрик не понимал самоубийц. Хелена молчала. "Несчастье – довольно пошлая штука. Тебе не кажется?" – сказала она потом. Хенрик промолчал. У Инсбрука Хелена выехала на автобан. До Куфштайна они почти не разговаривали.

Вокзал в Куфштайне отыскали быстро. Хелена остановилась у входа. Сейчас Хенрик выйдет. И уйдет. Перед глазами у Хелены все поплыло. Нельзя плакать. Да она и не собирается. Плывет в голове. Внутри. Пошли со мной, сказал Хенрик и вылез. Хелене казалось, что ей не пошевелиться. И все же, неловко двигаясь и с сухими до рези глазами, она шла за Хенриком. До его поезда на Мюнхен оставалось еще сорок пять минут. Хенрик направился к вокзальному ресторану. Там было накурено, пахло жареным луком и прогорклым маслом. Хелена вышла. Села за один из зеленых садовых столиков на улице. Было прохладно. Хелена зябла. Солнце стояло еще высоко. Хенрик заказал пива. Хелена – тоже. Ей просто не пришло в голову ничего другого. Кофе она напилась достаточно. Официантка принесла две большие кружки. Хелена сделала длинный глоток. Омерзительный вкус. Она прислонилась к стене за спиной. Смотрела на горный склон напротив. Среди елей сияли светло-зеленые лиственницы. Хелена напевала: "Стать бы мне птичкой". Тихонько, про себя. Хенрик выпил полкружки и потянулся к ней. Любит ли она его. Хелена принялась считать лиственницы. Ему это очень важно, сказал он. Он должен разобраться в своей жизни. И тогда он придет к ней. Если она хочет. Вообще. Хелена досчитала до двадцать первой лиственницы. Внимательно глядела на нее. Прищурилась. Да. Она тоже его любит. Ей так кажется. Но что дальше. Она больше ничего не понимает. А теперь. Они ведь снова вынуждены расстаться. И так, видно, будет всегда. Хенрик взял Хелену за руку и оперся о стол. Двадцать первой лиственницы Хелена больше не видела. Будет ли она ждать. Хелена строптиво ответила, что должна быть там, где ее место. И там ее следует искать. Она встала. Сверху вниз посмотрела на него. Ее охватила неукротимая ненависть. Она взяла сумочку и отвернулась. Хенрик встал. Обнял ее. Он не такой надежный человек, каким бы ему хотелось быть. Но он любит ее. Пусть она верит, шептал он ей на ухо. И пускай она любит его. Он прижал ее к себе. Хелена чувствовала его плоть. Захлестнуло желание. Она убежала. Промчалась через зал. Застряла в дверях. С трудом добралась до машины. Не оглядывалась. Надеялась, что Хенрик ее догонит, и остановит, и больше никогда не отпустит. Никогда-никогда. Хелена рылась в отделении для перчаток, делала вид, будто что-то ищет. Хенрика не было. Минуту Хелена колебалась, не вернуться ли. У него ведь нет денег. И ей надо поговорить с ним. Она вообще с ним не поговорила. Хелена не вернулась. Сидела. Смотрела перед собой. Потом завела мотор. И уехала.

Хелена ехала по шоссе. Автоматически делала все, что надо. И сразу забывала, что сделала. Не помнила, как попала туда, где находилась. И об этом тоже сразу забывала. Она не позвонила девочкам. Могло случиться все что угодно. Тем временем. Может, она вернется и обнаружит дома тела дочерей. А она не дала о себе знать. Не позвонила. Не узнала, как дела. Безответственная. Одна из девочек могла попасть в больницу. И звала маму. И умирала. А маму этого бедного ребенка было не найти. Она не сочла нужным позвонить. Предпочла бегать за любовником. Вешаться ему на шею. И поделом ей. Пусть всю жизнь кается.

Хелена добралась до Вены. Катарина выбила себе зуб. Свалилась со стола. Хелениной сестре пришлось ехать с ней в больницу. У Катарины распухли губы, она плакала. Хелена поблагодарила Мими. Завтра она завезет ей деньги за такси. Сейчас у нее – ни гроша. Нет. У нее до сих пор нет карточки банкомата. Хелена уложила Катарину. Ей хотелось побить Мими. Как она допустила такое. А ведь Мими была старшей. Всегда все знала лучше. Сама Хелена тоже сразу легла. Выключив телефон. Барбара с Катариной забрались к ней в постель. Дети спали, прижавшись к ней. Хелена все время просыпалась. Не спала, а дремала. Но не хотела будить девочек. Лежала. Прижав к себе маленькие тельца. Страшно усталая. Все чувства ушли далеко-далеко. День с Хенриком казался совсем другим, давным-давно миновавшим днем. Хелена подумала, не стоит ли снова начать вести дневник. Она уже теперь не была уверена, что сможет запомнить этот день. Сможет вспомнить, что это было за счастье. Вверх по холму. А наверху – три дерева в белом цвету. И скамейка под ними. Как это было – смотреть на деревья. Проезжать мимо, а рядом – Хенрик. Она любит его. Ну да. Наверно.

В понедельник у Хелены была назначена встреча с доктором Штадльманом. Хелена сняла ксерокс со своих бумаг. Подобрала их по проблематике. Болтала с фрау Шпрехер. Коту опять удалось съесть кусок печенки. Разве это не добрый знак? При раке печени? Потом Хелена поехала к доктору Штадльману. В квартиру матери доктора Штадльмана. По дороге на Линкер Винцайле Хелена забежала за покупками. Стоя с тележкой перед кассой супермаркета, она снова почувствовала тянущую боль внизу живота. Подумала, не взять ли еще пакет прокладок. За ней уже стояли. Пришлось бы снова вставать в конец очереди. И она совсем не знала, где в этом супермаркете такие товары. У доктора Штадльмана опять открыла его матушка. Доктор Штадльман сидел в белой ординаторской в конце квартиры. Хелена отдала ему свои бумаги и села. Они взялись за работу. Доктор Штадльман подробнейшим образом объяснял Хелене, как в каких случаях действуют магнитные аппликаторы. Они обсуждали, как это следует преподнести. Чтобы не пробуждать ненужных надежд. Доктор Штадльман разъяснял Хелене способ воздействия. Не все физические термины были ей понятны. Но пока он объяснял, все было совершенно ясно. Звучало убедительно. Достоверно. Доктор Штадльман удовлетворенно откинулся назад. Позвал мать. Подъехал в своем рабочем кресле на колесиках к двери и позвал. Мать не отвечала. Он попросил Хелену пойти спросить, не сварит ли мать им кофе. Она ведь наверняка тоже хочет кофе. Хелена пошла. Постучала в кухонную дверь. Мать подошла к двери. Хелена передала ей просьбу сына. Женщина молча кивнула. Хелена пыталась вести себя максимально дружески. Женщина на ее улыбку не ответила. Закрыла кухонную дверь. Хелена ушла. Открыв дверь в комнату доктора, она увидела пятно на кресле. Тут же. Она сидела в кресле, обитом белой искусственной кожей. Поспешно уселась снова. Чтобы прикрыть красно-коричневое пятно. На Хелене была тонкая юбка из темного шелка. Она осторожно пощупала ее, не прерывая разговора с доктором Штадльманом. Юбка была влажной. Хелена говорила без умолку. Было ужасно важно не дать разговору прерваться. Хелену бросило в жар. Болело не так уж сильно. Или сильно. Хелена в отчаянии думала, что же делать? Встать. Сделать вид, что ей нужно что-то поднять. И вытереть кресло юбкой? Мать принесла кофе и мраморный кекс от Анкера. Кофе был удивительно вкусным. Доктор Штадльман излагал Хелене свои планы. Как надо вести дело. С аппликаторами. Хелена думала, усилится кровотечение от кофе или нет? Чем дольше она будет сидеть, тем хуже. Хелена почувствовала, что кровь отливает от головы. Вытекает. Мысли стали совсем жидкими. Как будто унеслись куда-то далеко вверх. Она сказала, ей пора. Не следует дольше отрывать его от дела. Она подготовит тексты. И договорится с фотографом. Без доктора Штадльмана никто ничего не предпримет. Она обещает. Да она ведь и не знает, как это все функционирует. Доктор сидел в своем кресле. Не вставал. Хелена продолжала болтать. Встала. Открыла сумочку. Вытащила платок. Подошла к маленькой раковине за его спиной. Намочила платок. Вернулась к креслу. Принялась тереть. С искусственной кожи кровь смывалась легко. Хелене пришлось сполоснуть платок и еще раз протереть кресло. Она продолжала говорить. Не останавливаясь. Перестав говорить, она тут же расплакалась бы. Или ей стало бы дурно. Она чувствовала, насколько побледнела. Лоб влажный и холодный. Хелена не отваживалась взглянуть в зеркало над раковиной. Доктор Штадльман глядел на нее. Сначала не понимая, что она затеяла. Потом попытался встать. Но снова сел. Искал что-то в ящике стола. Хелена терла. Говорила. Что за счастье изобретение этих магнитных аппликаторов. Как все будут благодарны доктору Штадльману. А с Нестлером они разберутся. Доктор Штадльман вынул коробочку с лекарством. Открыл ее. Заглянул. Закрыл снова. Протянул Хелене. Ей следует ехать домой. Лечь. И принять успокоительного. Такие обильные кровотечения обычно вызываются расстроенными нервами. Есть ли у нее такие проблемы? С его женой подобное всегда случалось перед экзаменами. Хелена стояла молча. С мокрым платком в руке. В другой руке – сумка и бумаги. Доктор Штадльман подъехал к ней, открыл сумочку. Сунул туда упаковку валиума. Снова уехал за стол. Хелена взглянула на кресло, в котором сидела. Теперь ничего не заметно. Она пошла. Взглянула на доктора Штадльмана и кивнула. Беспомощно пожала плечами. Говорить нельзя. С первым же словом самообладание будет утрачено. Повернулась. Поспешно закрыла за собой дверь. Чтобы он не увидел юбку. Вытирая кресло, она все время следила за тем, чтобы не повернуться к нему спиной. Хелена взяла купленную в супермаркете газету и положила ее на сиденье. Когда она встала, на статье о землетрясении в Лос-Анджелесе остались красные пятна.

Хелена ехала домой. Торопилась. Может, она еще успеет забрать девочек из школы. Дома в ванной увидела, насколько сильным было кровотечение. На минуту это даже показалось ей опасным. Потом она переоделась, запихала в трусики еще одну прокладку и поехала в школу. Катарина с раздувшимися губами выглядела несчастной. Она сразу подбежала к Хелене. Барбару пришлось звать. Она болтала с девочкой, вместе с которой вышла. Потом она тоже подошла, и они поехали на Ланнерштрассе. Хелена радовалась, что встретила дочек. Всякий раз представляя себе, как они переходят Хазенауерштрассе, она пугалась. Никто не ехал по этой улице медленнее, чем восемьдесят километров в час. И никто не останавливался, чтобы пропустить детей. Хелена и сама там ездила так же. Из дому она позвонила на работу. Фрау Шпрехер она могла рассказать о своем горе. Фрау Шпрехер тут же сообщила, что с ней такое тоже случалось. При знакомствах. И перед первыми свиданиями. Но. Прежде это ведь было куда сложнее. Это сегодня – никаких проблем с прокладками. И пусть Хелена не волнуется. Уж она что-нибудь наговорит Надольному. Хелена положила трубку и вздохнула с облегчением. Есть же еще люди, готовые помочь! Как фрау Шпрехер. И снова рассердилась на сестру. Не могла приглядеть. Идиотка! На обед Хелена купила баночки с детским питанием. "Мы будем играть, как будто мы – совсем маленькие. Раз Катарина ничего больше не может есть", – сказала она. Разогрела курицу с лапшой. По очереди кормила дочек. Они лепетали, как малыши. Скоро все трое только кричали и размахивали руками. Не могли есть от хохота. "А теперь вам уже по три года и вы умеете есть сами". Хелена достала баночки с персиками, апельсинами и бананами. Девочки послушно ели пюре. Брызгались и нарочно пачкали повязанные им салфетки. "А теперь – спать. Такие маленькие детки должны спать после обеда". – "Я снова взрослая, – сказала Барбара. – Я почитаю". Катарина пришла спать к Хелене. Стояла с одеялом под мышкой и сосала палец. Хелена отвела ее обратно в ее постель. Уложила и подоткнула одеяло. Мамам тоже иногда нужно поспать одним. И у нее болит голова. Катарина продолжала играть в трехлетнюю девочку. Встала и забралась к Хелене. "Спать не можу", – повторяла она. Хелена еще немножко поиграла. Потом попросила оставить ее в покое. Она не будет закрывать дверь в спальню. Этого довольно? Тем временем игра Катарине наскучила, и она взяла книжку. Хелена легла. Только теперь почувствовала, как из нее льет. Лежала не шевелясь.

На следующее утро Хелена доложила Надольному и Нестлеру о беседе с доктором Штадльманом. Надольный и Нестлер сидели на диване в кабинете Надольного. Хелена – напротив. На стеклянном столике лежали толстые папки и каталоги. Хелена быстро окончила свой рассказ. Мужчины были довольны. Нестлер переспросил, как будет обстоять дело с участием Штадльмана. Что, нельзя опубликовать никакой заметки, фотографии или еще чего-нибудь без его, Штадльмана, визы? Нестлер вопросительно глядел на Надольного. Надольный пожал плечами. Придется. Хотя бы поначалу. Если бы за всем не стоял Штадльман, пустить аппликаторы в продажу было бы затруднительно. Даже в Австрии официальное разрешение на медицинские товары – дело серьезное. Пусть фрау Гебхард успокоит Штадльмана. Они ведь ладят. Фрау Гебхард и доктор Штадльман. Ладят ведь? Или? Надольный ухмыльнулся Хелене. Но проблема не в этом. В настоящий момент проблемы другие. Мужчины многозначительно рассмеялись. Нестлер и Надольный сидели над кипой папок и каталогов. Чуть не хлопая в ладоши. От радости. Вдруг Хелена ясно представила себе, как Надольный стоял в детстве перед рождественской елкой. Хелена хотела уйти. Нет. Нет. Она должна остаться. Надольный налил себе с Нестлером коньяку. Потом они принялись разглядывать фотографии манекенщиц и каталоги модных агентств. Нестлер начал с отдельных снимков, на которых были отпечатаны или написаны шариковой ручкой имена и телефоны моделей. Эти не из агентств. Зато с телефонами. Надольный счастливо улыбался Нестлеру. Мужчины передавали Хелене фото, которые уже просмотрели. Изображали серьезность. С каждым глотком коньяка делались разговорчивее. Обсуждался вопрос, как должны быть одеты модели во время съемки. Надольный был за полную наготу. Нет. Пожалуйста, никакого белья. Чтобы ничто не отвлекало от товара. Нестлер тут же согласился с аргументами Надольного. "Лица нам тоже, собственно говоря, не нужны", – считал Надольный. Нужна ли она им, спросила Хелена. Да. Да. Им нужен женский взгляд. В конце концов, товар предназначается для женщин. Нестлер и Надольный нагнулись над каталогом с обнаженными моделями. Как бы познакомиться с этими girls, вздохнул Нестлер. Надольный подлил коньяку. Это не проблема. Вот. Он знаком с одним хозяином агентства. Они вместе охотятся. Пусть только Нестлер скажет какая. Все остальное уладит Надольный. Это не просто. Но возможно. Для Нестлера. Он с ней познакомится. А потом… Мужчины рассмеялись. Потом уж – дело Нестлера. Хелена раскладывала снимки и бумаги. Брошюры. Плакаты. Она уже не различала лиц. Старалась не смотреть на мужчин. Те елозили по дивану. Даже не пытаясь скрыть свое возбуждение. Казалось, они заводят друг друга. Хелена их ненавидела. Оттопырившиеся ширинки были отвратительны. И злилась, что ее они не замечают. Во всяком случае, как женщину. Не довольно ли ей изучать женским глазом снимки? Она предлагает этих троих. Нормальные фигуры. Тем более что снимут только затылок, бедра, колени и локти. По ее мнению, следует пригласить манекенщика. Исцеление мужского тела подействует убедительнее. Надольный нагнулся над столом. Подмигнул: не надо быть эгоисткой. Какой ему прок от голого мужчины. Во время фотосъемки. А о господине Нестлере она, похоже, совсем не думает. Что? Хелену позвали к телефону. Звонила свекровь. Надо ли приготовить детям еду? Она забыла, как они договаривались. Хелена сказала, ее дни – вторник и четверг. Потому что она должна задерживаться на работе. До вечера. Но может быть, ей некогда? Нет. Нет, заторопилась свекровь. Просто все так тяжело. И она волнуется из-за Грегора. Он опять не звонил. Ей. Она уж больше и не знает, жив ли он. Сил больше нет. Хелена стояла у своего стола. Если и в эти два дня ей придется в двенадцать уезжать домой и возвращаться только в два, о работе можно забыть. Разумеется, в это время делать нечего. Но Надольный хочет, чтобы она сидела в конторе. На всякий случай. И так он все время злится из-за понедельников и сред. Словно она бросает его лично. Хелена попросила свекровь подумать о детях. Им хватит картофельного пюре. Или бутербродов с колбасой. И стакана молока. Не надо ничего готовить. В холодильнике все есть. Тем более что Катарина и есть-то почти не может. Из-за распухшей губы. "Да", – перебила Хелену старуха. Как же такое случилось. Она ничего не имеет против Хелениной сестры. Но отчего Хелена ее не попросила. С ней бы такого не случилось. Хелена пыталась закончить разговор. Надольный и Нестлер хохотали за стеной. "Эту! Да! Эту! Непременно!" – кричал Нестлер. Надольный поздравил Нестлера с удачным выбором и направился к бутылке с коньяком. Хелена перебила свекровь. Ей надо заканчивать. Она придет в четыре. Заглянула фрау Шпрехер. Ее свекровь очень симпатичная женщина, сказала фрау Шпрехер, бросая многозначительные взгляды в сторону кабинета Надольного. Да. Ее свекровь милая. Свекровь всегда спрашивала фрау Шпрехер, как поживает кот. И принималась рассказывать о своей кошке Мурли. Которая, невзирая на преклонный возраст, в отличной форме. Надольный и Нестлер проследовали в приемную к фрау Шпрехер. Хелена села и попыталась сообразить, что же теперь делать. Надольный закрыл дверь в Хеленину комнату. Она слышала, как он отдает распоряжения фрау Шпрехер. Хелена попыталась сочинить о магнитных аппликаторах нечто, не слишком отдающее шарлатанством. Мужчины ушли обедать и возвращаться не собирались. Не успели они выйти, как фрау Шпрехер влетела к Хелене. Фрау Шпрехер была возмущена. Надольный поручил ей вызвать пятерых манекенщиц для предварительного разговора. К "Захеру" в холл. С получасовыми перерывами. И точно указал, в каком именно порядке. Но три первые заняты. Что ей делать. И как Хелена думает, почему к "Захеру". Хелена пожала плечами. Что тут думать. "Фрау Шпрехер! Вы ведь видели эту парочку. Неужели вы не понимаете, что они имели в виду?" С оскорбленным видом фрау Шпрехер отправилась звонить остальным манекенщицам. Тех тоже не было. Автоответчик. Фрау Шпрехер не знала, как объяснить этой машине ситуацию. Она повесила трубку. Сидела беспомощно. Хелена ее утешала. Надо позвонить в "Захер" и отменить заказ. Больше она ничего не может поделать. Никто не сидел в этом бюро и не ждал звонка от Нестлера. В конце концов Хелена и фрау Шпрехер были очень довольны провалом кастинга в холле отеля "Захер". Они выпили кофе. Хелена добавила в него по доброму глотку бурбона из книжного шкафа Надольного. "Ну разве не фарисеи?" – спросила она. Они рассмеялись.

В пятницу вечером в дверь Хелениной квартиры позвонили. На площадке стоял молодой человек. Высокий и худой. Он спросил Хелену, она ли Хелена Гебхард. Хелена ответила: "Да. Урожденная Вольффен". Молодой человек нервничал. Робел. Хелена стояла в дверях. Спросила, что ему угодно. Он, казалось, никак не мог начать. Как он вошел в дом? Он позвонил к Гебхардам. И ему открыли. Свекровь, подумала Хелена. Да, произнес молодой человек, он из банка. Да. Вот. Из "Кредитанштальта". Банк "Кредитанштальт". И. Он надолго замолчал. Многозначительно смотрел на Хелену. У нее было чувство, что ей следует что-то понять. Нужно понять. Но неизвестно, что. Она вопросительно смотрела на посетителя. Он смотрел на нее требовательно. Хелене это надоело. Она не выключила утюг. В чем дело? Да. Вот. Он должен изъять кредитную карточку. Сказал "изъять" и рассердился. Шагнул к Хелене. Она моментально захлопнула дверь. Стояла за ней. Он крикнул: "Я должен. Не то дело передается в суд". Хелена глубоко вздохнула. Из детской появилась Барбара. Что случилось? Хелена отослала ее обратно. Достала карточку из сумки. Сумка лежала в прихожей на комоде. Над комодом висело зеркало. В стиле ампир. Золотая рама из снопов. Хелена видела себя роющуюся в сумке. Молодой человек стучал в дверь. Кричал: "Фрау Гебхард". И: "Я знаю, что вы там". "Это он, паршивец, телевизора насмотрелся", – подумала Хелена. Вернулась к двери. Приоткрыла ее и спросила в щелку: "Вам не стыдно так себя вести? Так зарабатывать?" Хелена взглянула на карточку. Сломала ее. Перегнула пополам. Вдруг ей пришло в голову: а что, если это жулик? Выманивает карточки. Надо было спросить документы. Но уже поздно. Молодой человек грозно стоял за дверью. Хелена протянула ему карточку. Пересеченную широкой белой полосой. С одной стороны она треснула. Ни на что больше не годится. Хелена улыбнулась ему. Сияюще. Все равно у нее больше нет чеков. Она ничего не могла бы получить по этой карточке. Молодой человек взял сломанную карточку. Обиженно. "Не стоило этого делать, – сказал он. – Но. Наверное, оно и лучше. Или?" Неожиданно Хелена развеселилась. Было бы смешно, если бы свекровь высунулась и спросила, в чем дело. Хелена была уверена, что та подслушивает. Под дверью. Молодой человек снова занервничал. Переступал с ноги на ногу. Собирался извиняться. Хелена не намеревалась выслушивать, как или отчего берутся за такую работу. Она закрыла дверь. Молодой человек еще долго стоял на площадке. Она слышала, как защелкнулись замки его дипломата. Потом он ушел. Хелена почувствовала облегчение. Расхохоталась. У нее осталось 8000 шиллингов. И больше ни гроша. Ее жалование уйдет в погашение задолженности по счету. С этим надо разобраться. Хелена вернулась в гостиную. Гладила до глубокой ночи. Пока она гладила, по телевизору шел "Деррик". Высокооплачиваемые мюнхенские врачи мучились ревностью и алчностью. Респектабельнейшие дома. И никому не надо гладить.

В субботу позвонила Пупсик. Не пойти ли им всем вместе в парк? Хелена колебалась. Но Пупсик говорила нормальным голосом. И все равно девочки хотят мороженого, да и воздухом нужно подышать. Она поехала к Бельведеру. На улицах пусто. Все венцы – за городом. На дачах. Поставить машину удалось в верхнем конце Принц-Ойгенштрассе. Почти у Южного вокзала. Оттуда они пошли в парк. Мимо Верхнего Бельведера. Искали Пупсика и Софи. Барбара и Катарина бегали вверх-вниз по лестницам к Нижнему Бельведеру. Бил фонтан. Вода журчала и пела. Светило солнце. Зеленели деревья. Зелень пока еще светлая. Цвели поздние тюльпаны. Отцветала сирень. Хелена медленно шла вниз по дорожке. Хенрик позвонил всего раз, коротко. Ей надо потерпеть. Еще. Пожалуйста. После звонка еще сильнее засосало под ложечкой. Она хочет его видеть. Чтобы он был рядом. В постели. За ужином. На каждом шагу. Всегда. Быть совершенно уверенной, что он есть. И больше ничего. Не думать. Нет времени. Времени больше нет. Солнце. Сверкающие струи воды. Смеющиеся дети. Это все можно было бы вынести, если бы он был рядом. В одиночку сияющий день невыносим. Хелена шла медленно. Несла в себе боль. Давящую, тянущую. Тоску. Хелена медленно шла вниз. Чаще всего Пупсик гуляла с Софи внизу. Среди геометрических боскетов и аллей. На минуту Хелене показалось, что все на нее смотрят. Подходят и таращат глаза. Пристально, испытующе. В следующий момент она подумала, что никто не обращает на нее внимания. Да. Все отводят глаза. Нарочно. Презрительно. Как будто ее нет. Не должно быть. В ней снова проснулось желание конца. Не своего. Хелена никогда не думала о самоубийстве. Конца этого. Этого всего. Девочки нашли Пупсика. Она услышала голос Катарины: "Тетя Пупсик, тетя Пупсик!" Хелена пошла на голос. Ни девочек, ни Пупсика, ни Софи не видно. Они были за живой изгородью. В лабиринте. Она крикнула: "Эй! Где вы? Мне вас не найти". Девочки хихикали. Она представила себе, как они стоят в двух шагах от нее и чуть не лопаются от смеха. Хелена еще покричала. Остановилась у боскета, из-за которого раздавался сдавленный смех. Сказала себе под нос: "Где же мои дети?" И повторила это много раз. Грустно. Фраза, которую от своих родителей она не слышала никогда. Тут стало тихо. Отдельные смешки. Которых никак не удержать. Она услышала, как Пупсик шипит: "Т-с-с!" Потом Катарина воскликнула: "Мамочка!" и выбежала из-за угла. Бросилась к Хелене и забралась на руки. Посадив ее себе на бедро, Хелена пошла за угол. Софи и Барбара смеялись, сидя на скамейке. Пупсик без устали щелкала фотоаппаратом. Девочки смеялись. Пупсик делала несметное количество снимков. Хелена уселась на скамью напротив. Катарина осталась у нее на руках. Снова начала сосать палец. Хелена осторожно вытянула палец у нее изо рта. Так ли уж это нужно, шепнула она Катарине. Та кивнула и сунула палец обратно. Серьезно смотрела на Хелену. Хелена обняла дочку и прижала ее голову к своей груди. "Хорошо. Если нужно", – сказала она. Катарина прижалась к ней. Софи и Барбара залезли на скамейку и кривлялись перед Пупсикиным фотоаппаратом. Без передышки смеялись. Барбара, которую подзуживала куда более младшая Софи, лезла вон из кожи. "Мамочка. Мамочка. А когда мороженое?" – прошептала Катарина. Хелена пообещала, что немедленно. Как только они выйдут из парка. Здесь не продают. Нет, продают. Катарина видела у входа киоск. Там есть мороженое. Катарина хочет трубочку. Там продают трубочки. Да. Мы купим. На обратном пути. Но Катарина хотела сейчас. Можно, она сходит? Она купит сейчас. Да? Сама! Хелена задумалась. Что может случиться. Ей тоже надо бы пойти. Но она устала. Не хочет идти. Хочет сидеть. Хелена все раздумывала. Катарина уже доставала деньги из ее кошелька. Барбара посмотрела на Катарину. Спросила, в чем дело. И тоже собралась за мороженым. Девочки убежали, прежде чем Хелена успела сказать им, куда идти. Умчались. Софи заплакала. Пупсик утешала ее. Хелена сидела на скамейке напротив. Пупсик успокаивала Софи. Большие девочки хотят побегать. А она еще маленькая. Мало ли что может быть. Хелена думала, не пойти ли и ей. Терпеть не могла ссор. И не хотела. Потом Софи подошла к ней. Показала ей розовые камешки, найденные на аллее. Хелена восхитилась. Они с Софи начали выкладывать на скамейке узоры из камешков. Сделали звезду. Месяц. Цветок. И большое "С" – как Софи. Пупсик фотографировала Софи. Потом села рядом с Хеленой.