Текст книги "Соблазны"

Автор книги: Марлена Штрерувиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Телефон зазвонил в три часа ночи. Звонила Пупсик. Пусть Хелена приедет. Сейчас. Немедленно. Все бросит, надо подруге помочь! А может, она занята? Уж не со шведом ли? Хелена оделась. Оставила записки на своей кровати и у двери соседней, бабушкиной квартиры. В записках – телефон Пупсика. Если одна из дочек проснется и станет ее искать. Пупсик жила на Каролиненгассе. В четвертом районе. Около Бельведера. По набережной Франца Иосифа и Рингу Хелена доехала до Принц-Ойгенштрассе. Вблизи центра на улицах попадались машины. В девятнадцатом районе и дальше, в четвертом, на улицах – никого. Перед турецким посольством стояла патрульная машина. На углу Каролиненгассе и Принц-Ойгенштрассе. Полицейские проводили глазами машину Хелены. Хелена спросила себя, что ждет ее на этот раз. Голос Пупсика звучал спокойно. Таинственно. Укоризненно. Но говорила она вполне связно. Печка в машине начала греть только у Шведской площади. Промерзнув до костей, Хелена быстро поднялась по лестнице на Каролиненгассе, 9. Ключ от дверей подъезда у нее был. Для таких вот случаев. Домофона нет. Даже дверных звонков. Если собираешься к Пупсику, нужно прежде позвонить по телефону. Если ты недостаточно ловок, чтобы попасть камешком в окно шестого этажа. Дверь квартиры не заперта. Дверь в комнату Софи – настежь. Хелена вошла. Няня-таиландка сидела в углу за кроваткой Софи. Сжавшись в комочек на полу и глядя на Эбнера. Карл Эбнер, антиквар, стоял у детской кроватки и сверху вниз смотрел на Софи. Горел ночник, белокурые детские волосы блестели в его свете. Ребенок спал. Эбнера качало. Напуганная таиландка не спускала с него глаз. Она с облегчением улыбнулась Хелене и встала. Хелена приложила палец к губам. Взяла Эбнера за руку. Эбнер тихонько рыгнул. Хелена погасила лампу. Выпроводила няню из комнаты и закрыла дверь. Эбнер вознамерился вернуться в детскую. Крепко ухватив за руку, Хелена повела его по коридору. Таиландка юркнула в свою комнату. Эбнер собрался за ней. Хелена его не пустила. Таща Эбнера за собой, она отправилась на поиски Пупсика. Они обнаружили ее в ванной. Пупсик сидела в ванне. В облаках пены. В ванну лилась горячая вода, почти кипяток. Пупсик говорила по телефону и терла себе спину щеткой. Эбнер стал раздеваться. Он аккуратно складывал одежду на табуреточку. Очень обстоятельно. И при этом качался. Раздевшись, он влез в ванну, напротив Пупсика. Пупсик говорила по телефону. Она махнула Хелене щеткой. Хелена прошла на кухню и села к столу. Кухонное окно выходило во двор-колодец. Все остальные окна – темные. Хелена с удовольствием выпила бы кофе. Или еще чего-нибудь горячего. Она вернулась в ванную. Эбнер уснул в ванне. Голова его свесилась прямо в пену. Пупсик говорила по телефону. Повсюду раскиданы резиновые звери. Все в ванной – в зверушках. Полотенца, мыло, зубные щетки, стаканчики, губки, расчески, щетки, кафель. Кругом Микки Маусы, Дональды Даки, Тики, Трики и Траки. Слоны. Утки. Обезьянки. Все для Софи. Хелена спросила Пупсика, знает ли та, что Эбнер был в комнате ее дочери. Разбудил таиландку. К счастью. Знает или нет? Пупсик сказала в телефон: "Сейчас я дам тебе того, кто подтвердит, что его здесь нет". Она протянула Хелене трубку. Хелена взяла ее, мокрую, покрытую пеной. "В чем дело?", – спросила она. "Я знаю, что он там. Знаю. Я. Знаю. Чувствую. Я это чувствую. И вы не знаете, что делать. Вы ничего не знаете. Больше ничего. Но. Совсем другие дела. Совсем другие дела еще будут. Вот увидите. Вот еще увидите. Я тебе обещаю. Вы. Вам не отобрать у меня Джека. Не вам. Никому. Можете себе…" Женщина говорила быстро. И монотонно. Словно сама с собой. "В чем дело? Что стряслось?" Пупсик продолжала тереть себе спину. Хелена держала трубку на расстоянии вытянутой руки. "Это та ненормальная из Зальцбурга, – произнесла Пупсик. – Это из-за Джека". – "Та самая Софи?" – спросила Хелена. "Да. Та придурочная". Хелена сказала в трубку: "Но… Алекс. Алекса нет? Нет его там?" Минуту в трубке было тихо. Потом голос вновь забубнил. Захлебнулся. Сорвался на крик. "Пошли вы со своим Александром. Провалитесь. Пусть отваливает! Наконец! Чтоб вам всем…" Хелена снова отставила трубку от уха. Пупсик лучезарно ей улыбнулась. Из трубки доносилось: "Джек. Джек. Ты мне нужен. Джек. Если не приедешь, то! Я это сделаю. Просто возьму и сделаю…" Открылась дверь в спальню Пупсика. Вошел высокий мужчина с пепельными волосами. Пупсиков китайский халат не доставал ему до колен. Он чистил ногти охотничьим ножом. Взял у Хелены трубку. "Хорош, киса, – сказал он. Спокойно. Дружелюбно. – Возьми себя в руки. А то дождешься. Когда вернусь". Голос в трубке прервался. Всхлипнул. Закричал. Мужчина положил трубку на пол. Поднял глаза на Хелену и ухмыльнулся. Трубка осталась на полу. Голос все звучал. Тоненько. Мужчина вытащил Пупсика из ванны. Всю в пене. Обнял ее. Взглянул через плечо на Хелену и спросил: "Она тоже будет?" А Пупсик сказала: "Хелена. Позволь представить тебе господина Нимайера. – Она рассмеялась. – Джека. Его Джек зовут. Как Потрошителя". Голос у нее был счастливый. Она встала на край ванны. Мужчина поднял ее. Метнул нож в светлую стенную панель за ванной. Нож вонзился в дерево. Над головой Эбнера. Мужчина взглянул на нож. Потом поднял Пупсика. Целуясь, они скрылись в спальне. Эбнер потихоньку сползал на дно ванны. Хелена выдернула затычку и закрыла воду. Вышла. Трубка безмолвствовала. Хелена тщательно заперла все двери и поехала домой. Она отсутствовала не больше часа.

Алекс позвонил в воскресенье. После обеда Хелена прилегла с книжкой и уснула. Сначала она не поняла, кто звонит. "Да я! – воскликнул Алекс. – Зеленый человечек". Зеленым человечком Алекса прозвали девочки. Потому что, заезжая за Хеленой, он все время надевал толстую зеленую тужурку альпийского горца. Да. Ему вот подумалось, не увидеться ли им. Он уж вчера пытался. Да никого не было. "Мы гуляли", – сказала Хелена. Ну да. Почему бы и нет. Почему бы и не увидеться. Прямо сегодня? Хелена заколебалась. Работа. Надо выспаться. Но она дала себя уговорить. В восемь. Да. Пусть он позвонит снизу. Она спустится.

Швед позвонил в четыре. Не будет ли она свободна вечером? Хелена отказалась. Ей надо выспаться. Работа. "Да? Жаль", – произнес он. Потому что он уезжает обратно в Милан. "Да. Счастливого пути", – сказала Хелена. "Почему?" – спросил швед. "Ну, в Милан. Это же далеко". – "Ах, это. Да. Конечно!" – рассмеялся он.

Хелена приготовила девочкам ужин и приглядела, как они чистят зубы и купаются. Раздумывая тем временем, стоит ли мыть голову. Что Алексу нужно? Они не говорили после того звонка, в августе. Хелена вымыла голову и надела свое единственное приличное платье. Платье от Бальмена было подарком тетушки к тридцатилетию, которое пришлось на прошлое Рождество. Тетя Адель сказала: пора тебе становиться элегантной. Хелена предпочла бы деньги. У нее даже туфель к этому платью не было. Она снова прилегла. Девочки бесились в детской. Бабушка сидела в гостиной и смотрела телевизор. Хелена аккуратно собрала свои длинные волосы и разложила их по подушке. Сзади они еще не высохли. Хелена прижалась к подушке. Чтобы не застудить голову. На мгновение ощутила, как тело полнится огромной усталостью. Подумала: больше никогда не встану. В ту минуту и это было ей безразлично. Лежать. Думала она. Не вставать. Просто не вставать. Потом позвонил Алекс, и она вскочила. Поправила волосы. Взяла пальто. Всех поцеловала на прощание. Добилась обещаний скоро лечь спать. И ушла.

Алекс ждал на улице. Хелена никак не могла сообразить, как с ним поздороваться. Они стояли лицом к лицу. "У тебя новая машина?" – спросила Хелена. Алекс разъяснил ей все преимущества своей новой "субару". Потом они со смехом обнялись. Смеялись над глупым диалогом. Смеялись, словно и не было телефонных разговоров в августе. И месяцев, когда Хелена ждала его звонка. Они отправились в ресторан. В "Каменную сову". Алекс заказал ужин и вина. Блюда и напитки всегда выбирал Алекс. Хелена спросила, что он поделывает. Почему в Вене? Разве он больше не живет в Зальцбурге? У Алекса в Вене дела. И в Зальцбурге он больше не живет. А что она поделывает? Завела ли любовника? Развелась наконец? Хелена механически ела и пила. Не чувствуя вкуса. Мелькнула мысль о детях. Не позвонить ли домой? После десерта она спросит Алекса. На десерт он заказал фирменное парфе. С нугой. Хелена глядела в тарелку и ковыряла мороженое. Не могла придумать, как начать вопрос. Ни слова. Ни предложения. И неизвестно, не будет ли слишком дрожать голос. Или же хрипеть. Она подняла глаза. Алекс наблюдал за нею. Они смотрели друг другу в глаза. "Не могу сказать тебе. Я и сам в общем-то не знаю, почему, – произнес Алекс. – И раскаиваюсь. Поверь мне". Алекс заказал две граппы. "Ты по-прежнему любишь это бурое пойло?" – спросил он. Больше всего Хелене хотелось поплакать. Тихонько, про себя. Но одновременно она чувствовала себя легко и от всего независимо. Выпила свою граппу. Алекс расплатился. Они вышли из ресторана. Хелена забралась в машину. Молча сидела рядом с Алексом. Не спрашивая, куда они едут. Алекс остановился у дома в верхнем конце Принц-Ойгенштрассе, почти у Южного вокзала. Помог выйти. Рядом со входом висела маленькая латунная табличка с надписью "Пансион «Монополь»". Алекс позвонил и что-то сказал в домофон. Хелене подумалось: вот бы видела ее сейчас Пупсик! Как она входит в дом свиданий. Словно делает это каждый день. Открывший дверь мужчина оглядел их обоих. Хелена изо всех сил старалась держаться непринужденно. Алекс сунул мужчине в руку несколько купюр. В выложенном плиткой холле с мраморными стенами появилась горничная. В черном платье, черные чулки и туфли, белый фартучек и белый кружевной чепчик. Старая и жирная. Проводила их в комнату. Все белое. Стены, панели, кровать, туалетный столик, потайная дверь в ванную. Полотенца в ванной, сказала женщина и отворила дверь туда. Не угодно ли господам чего еще. Бара в комнате нет. Алекс вопросительно взглянул на Хелену. "Наверное, сейчас следует выпить шампанского". "Или? – спросила Хелена. – Я хочу апельсинового соку". Женщина пожала плечами. Алекс заказал и апельсиновый сок тоже, женщина удалилась. Хелена села на кровать. "Нам непременно надо дождаться сока?" Алекс опрокинул ее на кровать и склонился над ней. "Этой женщине все абсолютно безразлично", – прошептал он. Но все же когда прибыл апельсиновый сок, Хелена села и пригладила волосы. Женщина поставила сок на туалетный столик: "Двести шиллингов. Сударь". Алекс вытащил деньги из пиджака и запер за ней дверь. Хелену вновь потянуло поплакать. Она рассмеялась. Потом все было очень просто. Словно вернулся прошлый июль. Или июнь. Май. Алекс, как всегда, не давал прикидываться. Он так долго ласкал ее языком, что не оставалось иного выхода, кроме оргазма. Потом он усадил ее на себя и, пока она на нем скакала, кончил. Как тогда, он долго не отпускал ее. Хелена внезапно вынырнула из глубокого сна. Три часа ночи. Алекс спал. Хелена стала одеваться. Алекс проснулся, когда она искала в постели свое белье. Сонно спросил, с кем она спала в последнее время. Она как-то изменилась. Проснулся. Потом начал одеваться. Хелена молча собиралась. Ей хотелось в свою постель. Ей хотелось, чтобы он не спрашивал того, о чем спросил. Ей не хотелось думать об этом. Она ничего не сказала. Они вышли из комнаты. Никого не встретили. Потом Хелена не смогла дольше сдерживать слезы. Сидела в машине, чувствуя, как они катятся по щекам и высыхают на шее. У дома Алекс хотел что-то сказать. Но Хелена выскочила из машины и бросилась к двери. Алекс тоже вышел и собрался что-то крикнуть вслед. Она в величайшей спешке заперла дверь. Взлетела в квартиру. Дети спали. Все в порядке, гласила бабушкина записка. Прямо в платье Хелена рухнула на кровать.

Пупсик позвонила Хелене на работу. Не пообедать ли им вместе? Они встретились в кафе "Прюкль". Пупсик ничем не выделялась. В джинсах и пуловере. Она была одна. Заказала шампанского. "Ты должна меня поздравить, – сказала она. – Я выхожу замуж". Хелена уставилась на Пупсика: "За кого?" – "За Джека. Разумеется". Официант принес Хелене кофе с молоком. Пупсик курила. Она понемножку подливала себе шампанского из бутылочки, тут же выпивала. И подливала еще. Глядя на Хелену с торжеством. Казалось, ее ненакрашенные глаза расплываются за стеклами очков. Хелена ничего не говорила. Знала, что должна произнести нечто, подходящее к случаю. Разделить радость. Но на память приходило лишь, как Пупсик отговаривала ее от всех мужчин и любого нового замужества. Именно Пупсик вправила ей мозги. Когда Алекс предложил искать квартиру, чтобы жить вместе. Съехаться. "А дети? – спросила тогда Пупсик. – А твоя свобода? Теперь-то наконец ты свободна". Хелена задала Пупсику те же вопросы. "А Софи? А твоя свобода?" Пупсик опять налила себе капельку шампанского. Улыбнулась в бокал. "Да, Пупсик, – сказала Хелена, – подумай, будешь ли ты счастлива". Пупсик продолжала улыбаться в бокал. Хелена откинулась назад. Они сидели за одним из столиков у окна, выходящего на Ринг. Голые ветки каштанов на фоне свинцово-серого неба. В кафе горели большие хрустальные люстры по моде пятидесятых годов. Все столики заняты. Гардеробщица обходила зал и собирала пальто. Хелена сказала ей, что сейчас уходит. И ей тут же стало стыдно лишать женщину пяти шиллингов платы за гардероб. Но обеденный перерыв у нее – всего полчаса. "Приглядишь сегодня за Софи? – справилась Пупсик. – Таиландка от меня сбежала". – "Когда?" – спросила Хелена. Ей не хотелось. "Только разочек. – Пупсик вертела бокал. – Ты же никуда не собираешься вечером". Можно было бы что-нибудь соврать. Но Пупсик всегда знала, что правда, а что – нет. Хелена не умела врать. Даже фрау Шпрехер в конторе тут же ловила ее на отговорках. "Почему бы тебе не остаться дома?" – спросила Хелена. Пупсик удивленно взглянула на нее: "Но. Хелена. Первый раз я тебя о чем-то прошу. Один-единственный разочек. А потом!" Хелена согласилась. В девять она будет на Каролиненгассе. Раньше не получится. Собственно говоря, Пупсик может привезти Софи к ней. У них девочка и переночевала бы. И ее детям компания. "Хелена! У тебя же есть бабуля, – сказала Пупсик. – А у меня никого нет. Ты знаешь, что это значит. И знаешь, что Софи не уснет, если она не дома". – "Ну ладно". Хелена положила рядом с пустой чашкой сорок шиллингов. Поцеловала Пупсика в щеку. Для этого пришлось низко нагнуться. Пупсик тут же опять налила себе капельку шампанского. В цветочном магазине на Ринге Хелена купила букет тюльпанов. По пути на Фердинандштрассе. На работу. Там она отдала цветы фрау Шпрехер. Это ей. Фрау Шпрехер удивилась. "Кстати, фрау Гебхард, – сказала она Хелене, – Вас искали. Некий г-н Эриксен. Или Эриксон. Я сказала, вы вышли". Хелена села за свой стол. Г-н Надольный отсутствовал. Дверь в его кабинет открыта. Хелена принесла себе из кухни кофе. Швед звонил сюда. Надо его спросить, откуда у него телефон. Значит, он звонил из Милана. Хелена занялась письмами. Когда г-н Надольный вернулся после одного из своих затянувшихся перерывов, папка с бумагами на подпись лежала у него на столе. Надольный был в дурном расположении духа. Тут же потребовал кофе. И Хелене следует сходить за бутылочкой ундерберга в лавку за углом на Чернингассе. Плохой знак. Обычно до бутылочки ундерберга доходило лишь к пяти часам. Покупать про запас Хелене запретили. Она должна ходить в лавочку за каждой бутылочкой. Несколько бутылочек Хелена держала в своем шкафчике в гардеробе. Она взяла одну и присела на лестнице. На пятнадцать минут. Глядела в окно. Из него видно колесо обозрения. По лестнице никто не ходил. Все ездили на лифте. Через четверть часа Хелена вернулась в контору. Поставила бутылочку ундерберга и стакан воды на поднос. Ставя поднос г-ну Надольному на стол, сказала: "Ваше здоровье!"

Хелена приготовила детям горячий ужин. Картофельное пюре и шницель для Барбары. Катарина мяса не ест. Зашла в магазин по дороге с работы. У "Майнля" на Гимназиумштрассе задержался у выхода больной мужчина. Лицо у него изжелта-серое. По лицу тек пот. Капал на шею. Шея блестела. Мужчина силился сглотнуть. Поэтому его шея все время судорожно дергалась. Он задыхался. Стоял, прислонившись к стене. Упершись в нее руками. Сползал по стене. Снова перехватывал руками повыше. Руки оставляли на грязной белой стене возле стола, где укладывают покупки, темные пятна. Хелена спросила кассиршу, что стряслось. Чем помочь. Женщина пожала плечами. Проворчала что-то вроде: "Мог бы и другое место найти, для такого-то". Она продолжала пробивать Хеленины покупки. Вся ушла в это дело. Будто ее обидели. С упреком. Хелена подошла к больному и спросила, не хочет ли он прилечь. Не принести ли одеяло. И наверное, где-нибудь есть носилки. Ведь в магазине работает больше десяти человек. А в этом случае инспекцией по труду предписано иметь носилки. Появился администратор. Курт Биндер, как было написано у него на груди. Сказал: "Сейчас будет «скорая»". Подошла пожилая дама в спортивном костюме, кроссовках и куртке и спросила, не помочь ли. Нет. Больной не хотел ложиться. Не мог. Качал головой. Задыхался. Опирался о стену. Соскальзывал. С носа у него тек пот. Хелена ушла. Она тащила к машине две тяжелые сумки с покупками. Машина стояла на Штернвартештрассе. Она услышала сирену "скорой помощи". Как всегда, чуть не расплакалась от ее воя. Сжалось горло. По дороге на Ланнерштрассе, докуда было совсем близко, она вдруг поняла, почему мужчина так прижимался к стене. И не хотел ложиться. Он наделал в штаны. Хелена долго сидела в машине у своего дома. Невыплаканные слезы комом стояли в горле. Словно она проглотила чересчур большой кусок яблока.

После еды Хелена усадила девочек к себе в постель и стала им читать. Они потребовали «Пойдем искать клад». Как всегда, полагалось задержаться на том месте, где львенок и тигренок далеко-далеко ушли от дома. Совсем-совсем одни. Они обсудили злоключения львенка и тигренка. Поскольку все знали, что книжка кончится хорошо, то для зверят выдумывались самые страшные приключения. А что было бы, если бы львенка разлучили с тигренком? Хелена разрешила детям спать у нее. Попозже заглянет бабушка. Девочки могут ей позвонить. А почему она едет к Софи? Почему Софи не может просто приехать к ним? "Ну Барбара, – сказала Хелена, – ты же знаешь. Софи намного младше тебя. И они столько переезжали за последние два года. Сперва в Англию. Потом из Англии в Вену. А в Вене она жила уже в четырех квартирах. Папа-то с ними не живет". – "Наш тоже с нами не живет", – сказала Катарина. "Да. Но у нас есть бабуля. А у Софи – только ее мама. А новая няня опять ушла. Нет. Я не знаю, почему. Но она ведь издалека. И никогда не учила наш язык. Должно быть, соскучилась по дому. Или не поладила с тетей Пупсиком. Не знаю. А теперь – спать. Завтра в школу. Спите, котятки. Я потом позвоню. Хорошо? Позвонить? Ладно. Как приеду – сразу позвоню. А потом вы уснете. А я скоро-скоро вернусь. Хорошо?" Хелена поцеловала девочек. Она пошла к бабушке и спросила, все ли в порядке. Она хочет поблагодарить за заботу о девочках. Старушка явно плакала. Грегор звонил. Она спросила, в чем дело. Где он живет? Она хочет знать, где он живет. Она решилась спросить. Наконец. Она. Она мать, и ей нужно знать, где он живет. Она женщина старая. В любую минуту что-нибудь может случиться. И как же тогда сообщить ему. Но. Грегор бросил трубку. Говоря с ней. Своей матерью. Просто бросил. Старуха снова заплакала. Хелене бы сказать ей, что она сама его испортила. Подбирала с пола его трусы и выполняла все желания. Считала его таким замечательным. Разумеется, он решил, что он – само совершенство. Что он всегда и во всем прав. Но Хелена слишком устала, чтобы препираться. Да старуха бы ничего и не поняла. Хелена поцеловала ее в щеку и ушла. По дороге на Каролиненгассе ее захлестнули ярость и бессилие. Она тоже не знает, где живет Грегор. Пупсик посоветовала выследить его. А она бы помогла. Это очень просто. Никто никогда не замечает, что за ним следят. Но Хелене не хотелось знать, где он живет. Если он не говорит, так что ей за дело.

Когда Хелена пришла, Пупсик была уже готова. Софи сидела в пижаме на Пупсикиной кровати. Она играла ее украшениями. Пупсик стояла перед зеркалом в золоченой раме и румянилась. В платье от Миссони. Она надела контактные линзы. Затейливо уложила волосы. Она крикнула Софи, чтобы та нашла ей три кольца с зелеными камнями. Хелена позвонила девочкам и пообещала скоро вернуться. Софи путалась в клубке, в который превратила цепочки, броши и пряжки. "Софи! – крикнула Пупсик. – Маме пора. Зеленые. Зеленые камни. Ты же знаешь, что такое зеленые". Софи со смехом рылась в побрякушках. Хелена присела рядом. Стала складывать украшения в шкатулку. Она говорила, какого цвета камни, а Софи повторяла за ней. "Слушай, Пупсик. Тут нет никаких колец", – произнесла Хелена. "Быть не может! – вздохнула Пупсик. – Тогда они где-нибудь в постели". Хелена пересадила Софи в кресло и принялась искать в постели. На двуспальной кровати громоздились подушки и одеяла. Хелена по очереди поднимала их. Встряхивала. Прощупывала швы. И складывала на пол. Софи забралась в груду подушек и хихикала от удовольствия. Простыня – в пятнах. В матрасе не было складок, куда могли бы завалиться кольца. Пупсик побледнела. Плюхнулась на пол и залезла под кровать. Рылась и копалась там. И все время ругала Софи. Она делает для этого ребенка все. И вот благодарность. Ее кольца с изумрудами. Единственная ценность, полученная от отца. И вообще последняя ценность. Как полагает этот ребенок, на что они будут жить дальше? Одной из причин сегодняшнего выхода стала как раз необходимость оценить кольца. У друга ее друзей. Ювелира из Граца. Но под кроватью колец не было. Софи расплакалась. Хелена взяла ее на руки. Софи заревела. Пупсик вылезла из-под кровати. Прикрикнула на Софи. Залезла ей в рот – нет ли колец там. Она их не проглотила? Софи не хотела сидеть на руках у Хелены. Она хотела к Пупсику. Пупсик вытряхивала ящики. Понеслась в ванную. Все ее платье было в пыли. Волосы растрепались. Громко вскрикивая, Пупсик снова уложила волосы. Хелена почистила ей платье. Потом Пупсик ринулась к двери. Крикнув на прощание Софи, что больше не желает ее видеть. Снова подскочила к ребенку, стиснула его в объятьях и умчалась. Хелена отнесла Софи в ее комнату. Софи хныкала. Несколько часов кряду. Стоило Хелене направиться к двери, как хныканье превращалось в рев. Софи было никак не успокоить. Хелена была почти готова отшлепать ее. Измученно присела в кухне. Выпила водки. Потом Софи устала. Зазвонил телефон. "Алло, кто это?" – спросил женский голос. Хелена опустила трубку. Софи снова принялась звать маму. Звонившая женщина – это была та самая Софи из Зальцбурга. Хелена была в этом уверена. Надо было спросить ее об Алексе. Как все было. С ним. Маленькая Софи тихонько всхлипывала. Хелена снова присела к ней. На этот раз девочка позволила взять себя за руку. И потребовала кока-колы. Хелена не считала, что это – подходящий напиток для четырехлетнего ребенка. В одиннадцать-то ночи. Но принесла ей колу. Разбавив минералкой. Обрадовалась, что ребенок пьет. И снова может с ней говорить. Софи вспотела и возбудилась. Но потом все же уснула. Не зажигая света, Хелена присела к окну в гостиной. Она смотрела вниз на улицу. Уже потеплело. Она открыла окно и высунулась наружу. Машин почти нет. Люди возвращались по домам. Старуха из дома наискосок тоже высунулась в окно. Хелена прилегла на диван. Задремала. Пупсик вернулась во втором часу. Она привела гостей. Одного театрального критика с женой. Хелена немного знала их. И еще две пары. Хелена услышала, как они шумят в коридоре. Она знала: они заметят, что она спала. Не хотелось, чтобы ее застали такой. Компания вошла в гостиную. Пупсик сказала гостям, что это – няня и чего бы им выпить. Хелена вышла и прошла в комнату Софи. Девочка спала. Хелена подождала, пока все не соберутся в гостиной. Потом ушла. На площадке она еще услышала, как жена критика обсуждает обстановку. Она находит квартиру слишком дорогой. Хелена придерживала входную дверь, пока та с тихим щелчком не захлопнулась. Поспешила к машине. Хелена была в ярости. Чувствовала себя униженной. Пупсик позволила этому типу украсть свои изумрудные кольца. А потом орала на ребенка. Бросила девочку в истерике. На нее бросила. А потом – "Это няня". Пупсик даже не спросила, не хочет ли она тоже чего-нибудь выпить. Хелена включила радио на всю громкость. Ритм диско подгонял ее. Дома звонил телефон. Она выдернула шнур из розетки и пошла спать. Подвинула Барбару на середину двуспальной кровати. И легла с детьми. Пахло детским мылом и какао. Должно быть, бабушка сварила. Наверняка девочки потом не почистили зубы. Снова придется говорить об этом со старухой. Засыпая, Хелена вспомнила: она ничего не узнала об Алексе.

На другое утро у Хелены болела голова и ломило все тело. Как будто грипп начинается. Встав в ванной на весы, она обнаружила, что похудела на килограмм. Дети шумели. Они прыгали по кровати и визжали. Хелена призвала их к порядку: поторапливайтесь-ка и одевайтесь. Потом она сварила всмятку яйца и приготовила гренки. Как для воскресного завтрака. Чтоб загладить вчерашнее. Хелене казалось, что ее шатает. За завтраком Барбара сказала, что бабушка просит заплатить за телефон. "Почему же она мне не сказала. Я ведь была у нее. Вчера". Бабушка всегда сама платила за телефон. Говорила, это ее вклад в хозяйство молодых. А она все для них делает. Она ведь и половину своей квартиры им отдала. И ходит теперь по черной лестнице. Но все для молодых, она всегда так говорит. С тех пор как Грегор тут больше не живет, она начала требовать деньги за телефон. Она хотела, чтобы Грегор платил. "Да. Мы такие дорогие стали. Бабуля говорит. С тех пор, как нет папы". Барбара с удовольствием пила какао. Хелена почувствовала, как заколотилось сердце. Как забилась в висках кровь. Головная боль превратилась в мигрень. "Мойте руки и рты. Пора в школу". Хелена заперлась в ванной и достала свечи от мигрени. Вводя свечу, глядела в зеркало. Смотрела себе в глаза. Увидела, как на миг расширились зрачки, когда свеча вошла. Потом она закрыла глаза и прислонилась лбом к зеркалу. Сказала себе: это просто месячные. Месячные должны прийти через два дня. Она села на край ванны и положила голову на край раковины. Прижала лоб к холодному фаянсу. Потом в дверь заколотили дети. Мыть руки и рты. Хелена отвезла девочек в школу. Свеча начала действовать. Перед школой она поцеловала детей и подождала, пока те не вошли в школьные ворота.

Швед позвонил на работу. "Некий господин Эриксон, – сказала фрау Шпрехер. – Он говорит, что звонит из Милана". Не найдется ли у Хелены в субботу времени. Да? Он снова будет в Вене. В восемь часов. В кафе "Захер". Он рад. В это время в кафе никого нет, и можно спокойно поговорить. А потом пойти ужинать. Звонок из Милана произвел впечатление на фрау Шпрехер. Хелена остановилась в приемной и выслушала, как ветеринар мучает кота Шорши. Потом фрау Шпрехер спросила, что это за господин из Милана. "Музыкант", – сказала Хелена. Она прошла в свою комнату. Села. Сидела. Алекс теперь уже наверно не позвонит.

Посудомоечная машина сломалась. Хелена включила ее перед уходом. После работы ее ждал потоп на кухне. Грязная серая вода покрыла весь пол. Хелена стояла на пороге. Под пенистой мутной водой пола не видно. Хелена закрыла кухонную дверь и пошла в спальню. Легла на кровать. Она знала, видела, как будет вытирать пол. Собирать воду тряпками. Выжимать тряпки в ведро. Вытирать пол насухо. Мыть его чистой водой. Как на следующий день она позвонит в службу ремонта фирмы "Миле". Она спустится к фрау Бамбергер. Спросит, есть ли протечки. Уведомит страховое агентство. Она все сделает. Потом. Но сперва. Лежа. На кровати. Уставившись в потолок. Хелена спрашивала себя, когда ее высосет внутренняя пустота. Когда наконец сломаются ребра и, плоская, как лист бумаги, она не сможет больше дышать. Хелена лежала. Ждала усталости. Той усталости, которая поднимается, когда кажется, что на этом все могло бы и кончиться. Сперва она хотела повеситься. Или застрелиться. Или распороть себе ножом живот и глядеть, как вываливаются кишки. Как в том кино у молодого солдата в самолете. Сейчас ей хотелось лишь подышать напоследок. Уснуть. Лежать и тонуть. Лежа. Вытянувшись. Отвернувшись от всего. Так. Теперь навести порядок в квартире. Первым делом – избавиться от посуды. Расколотить о кухонный пол бабушкин веджвудский сервиз, предмет за предметом. Найти в подвале топор и изрубить бидермайеровский письменный стол. Как поступить с детьми – не очень понятно. В скверные минуты она воображала, что даст им снотворного. Целую коробку держала наготове в верхнем ящике письменного стола. Там, куда девочкам не добраться. Она возьмет их на руки. Справа – Барбара. Она тяжелее. Слева – Катарина. А потом она прыгнет. Куда-нибудь глубоко, и последнее, что она ощутит, будут два теплых детских тельца. Но такого выхода быть не может. У нее нет права распоряжаться детьми. Стало быть – и собой тоже. Она чувствовала себя вдавленной в жизнь. Она знала, почему все так. И кто какую роль играет. И о чем не нужно думать и размышлять. И о чем думать нужно. И на что нельзя надеяться. И ничего не помогало. Придется пойти на кухню и собирать тряпкой холодную, грязную, жирную воду. Дурно пахнущую, вонючую воду. Выжимать тряпку. Выливать воду в унитаз. Хелена пошла в гостиную и выпила прямо из бутылки глоток бурбона. Как средство против тошноты.

Хелена отнесла платье от Бальмена в срочную чистку Штросса на Пратер-Хауптштрассе. Подходящие к этому платью туфли она видела в магазине "Магли" на Штефансплац. О покупке нечего было и думать. Скоро Пасха, а девочкам не куплено ни единого подарка. По дороге из чистки обратно на работу она снова думала, как говорить с Грегором. О деньгах. В начале января она хотела забрать свою кредитную карточку. Как всегда, поехала в филиал "Австрийского кредита" на Шоттенгассе и подошла к стойке, где работала знакомая кассирша. Та заглянула в бумаги и сказала, что для нее ничего нет. Как же так, спросила Хелена. И улыбнулась. Понимающе. Потому что в документах не обязательно все должно быть правильно и каждый может ошибиться. И эта карточка. Она ведь ее. Это ведь общий счет. "Да. Вы получите ее, когда будет подпись владельца счета. А ваш муж не подписал". Больше Хелена ничего не сказала. Выбежала из банка. До Фрайунга чувствовала, как горит лицо. И при воспоминании, как снисходительно глядела на нее служащая, а она не смогла держать себя в руках, при этом воспоминании Хелена посейчас чувствовала себя так, словно нужно повернуться и уйти. Хелена не говорила об этом с Грегором. Не могла говорить с ним. Боялась. Грегор заявит ей прямо в глаза, что никакого права у нее нет. Ни на что нет у нее права. Она думала, он вспомнит хотя бы о детях. Но Грегор ничего не делал. А ее долги росли. Маленького жалованья у Надольного ни на что не хватало. Казалось, Грегору безразлично, что с ними будет. Ведь он знал. Она все сделает. Она все сделает правильно. С детьми она все делает правильно. Так он говорил. Но по необходимости. Иначе бы пришлось самому заботиться о девочках. Давно надо было пойти к адвокату. Хелена не понимала, почему не делает этого.