Текст книги "Соблазны"

Автор книги: Марлена Штрерувиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

В понедельник Надольный сообщил Хелене, что в среду Нестлер приедет в Вену. В четверг придет в бюро. К этому времени ей следует войти в курс дела. И пойти с Нестлером обедать. Он не может. И. Пусть принарядится. Хелена изучала бумаги доктора Штадльмана. Все очень научное. Хелена смогла лишь прочесть статьи и исследования. Не знала, что и думать об этом. Все выглядело так, словно магнитные аппликаторы – спасение для человечества. Хелена не знала, кого спросить. Все врачи, которых она знала, – друзья Грегора. А Грегор помер бы со смеху. Узнав, чем она тут занимается. Она сидела в кабинете. Навалив перед собой бумаги. Надо позвонить Грегору. По поводу следующих выходных. И по поводу денег. И. Хорошо ли Хенрик доехал до Милана? Она набрала номер. Набирая, поняла, что выучила его наизусть. В Милане занято. Занято уже после кода Италии. Хелена принялась за список болезней, от которых помогают магнитные аппликаторы. Доктору Штадльману придется его дополнить. Возможно, понадобятся фотографии. И данные о действии аппликаторов. Хелена набросала проект. В конце приписала: первое явление Пресвятой Девы каждый день в 11.30 к раннему обеду. Заседания клуба исцеленных по вторникам. Кафе "Гавелка". Только для постоянных посетителей. Никаких инвалидов. Не хотелось дальше думать, чем это она тут занимается. Choosers are loosers[1]1
  Кто выбирает, тот проигрывает (англ.).


[Закрыть], подумала она. Может, это вообще дело подсудное. Следует спросить отца о соответствующих параграфах насчет шарлатанства. Господин председатель суда должен знать об этом все. Он, наверное, посоветует ей держаться от этого подальше. И будет ждать, что она попросит денег. Он всегда считал ее неспособной. При этом он как будто был уверен, что уже давал ей деньги. Во всяком случае, всегда так говорил. Хелена же не получила от него ни гроша. И не знала, возьмет ли. Он же вел себя так, словно давным-давно кормит ее. Хелена считала, что с его стороны это очень умно. Как же ей просить о том, что – как он полагал – ей уже дано. Он был убежден в собственной правоте. Деньги – при нем. А она не получит ничего. Это-то и было целью, думала Хелена. Она стояла в подвенечном платье. Вся свадьба устроена лишь для родителей и матери Грегора. Отец в дверях. Он отобрал у нее ключ от дома. "Ты знаешь: если уйдешь – возврата не будет никогда", – сказал он. Но. Я-то знаю, господин советник, что имелось в виду. Я знаю, на что вы намекаете. Я должна забыть. Должна бы забыть. Все забыть. И быть благодарной. Должна быть благодарной, что меня всего лишь били. Швыряли на кровать и били. Наверное, он еще и гордится, что держал себя в руках, думала Хелена. Она не знала даже, бил ли отец ее сестру. Говорилось, что она должна слушаться. А не перечить. Тогда бы ей тоже было лучше. Хелена сходила за кофе. Спросила фрау Шпрехер, что поделывает кот. "Умирает!" – сказала фрау Шпрехер. Хелена вернулась к себе. Снова попыталась позвонить в Милан. Опять занято. Кофе жидкий. Хелене хотелось сбежать. Канцелярские принадлежности. Необходимо срочно купить канцелярские принадлежности. Она отправилась в кафе "Прюкль". Съела гуляша и выпила пива. Не спивается ли она? Пиво помогло проглотить комок в горле. Хелена спряталась за "Зюддойче-цайтунг". Минуту просто дышала, закрыв глаза. Может, она и вправду будет лучше себя чувствовать, если немножко поправится. Гуляш она съела просто потому, что нужно есть. А пива она обычно терпеть не может. Стало быть, спивается. На обратном пути Хелена купила канцелярские принадлежности. Три большие коробки скрепок.

Нестлер прилетел из Цюриха. Хелене пришлось купить кофейные ложечки. Старые совершенно невозможны, сказал Надольный. Разве она сама не видит. Это, собственно говоря, ее дело. Культура. Тогда Хелена купила ложечки у Распера на Грабене. Счет Надольного не воодушевил. Почему так дорого. "За красоту надо платить, герр Надольный", – сказала Хелена и одарила его лучезарной улыбкой. Нестлер появился в четверг утром. Он был среднего роста. Очень строен. Очень дорого одет. Тройка. Галстук точно в тон. Легкие итальянские туфли. И дорогие носки с ярким рисунком. Уселся, и штанины высоко задрались. Видны загорелые, поросшие черными волосами икры. Он вообще был загорелый. Хелена принесла кофе. Мужчины беседовали вполголоса. Хелену позвали к телефону. Фрау Шпрехер стояла в дверях с таинственным видом. Это Хенрик. С телефоном что-то невозможное, сказал он. Он никак не может до нее дозвониться. Вечером. Сможет ли она перезвонить вечером. Он любит ее. Она ему нужна. Хелена слушала. Ей особо не поговорить: фрау Шпрехер слушает. Да. Она позвонит. Сейчас не может. И положила трубку. Она ждала этого звонка четыре дня. Пора с этим кончать. Она больше не может. Ждать. Она не может только ждать. Другие переживают это как-то легче. Пупсик, кажется, никогда еще никого не ждала. Хелена ей завидовала. Она чувствовала, что постоянное ожидание выпило ее душу.

Хелене пришлось идти с Нестлером обедать к "Захеру". Он и остановился там же. Хелена просветила его насчет жаркого из огузка и дебатов по поводу настоящего торта от Захера. Главное в том, смазан ли торт вареньем сверху, под глазурью, или же им прослоены коржи. Какой из захеровских тортов является в данном случае подлинно захеровским – это в Австрии решается в судебном порядке. О варенье спору нет. Тут все единодушны. Варенье непременно должно быть абрикосовым. Нестлер был немцем, а не швейцарцем. Как полагала Хелена. В Швейцарии он живет из-за налогов. Объяснил Нестлер. В Швейцарии деньги пока кое-что значат. Состояние он сделал в Канаде. Древесина и сельхозпродукты. И в Южной Африке. А теперь он вкладывает деньги в проекты, которые выглядят многообещающими. Как магнитные аппликаторы. Что Хелена думает о докторе Штадльмане. Он спрашивает, потому что Штадльман от нее в полном восторге. Штадльман считает ее, фрау Гебхард, добрым человеком. Это правда? И он тоже думает. Что она. Что Хелена. Ему ведь можно называть ее Хеленой, он привык к этому в Америке. Итак. Он тоже думает. Уж с ней дело пойдет. Надольный прав. Она отлично подходит для такого дела. Итак, он на нее полагается. Ясно, доктор Штадльман – гениальный ученый. Но уж эти гении! Она ведь тоже понимает, в чем тут дело. В практической сфере они не сильны. В делах. Финансах. Такие люди легко о них забывают. Вот это и будет ее задачей. Доктора Штадльмана надо опекать. А он, Нестлер, хочет постоянно быть в курсе дела. И даже того, как чувствует себя доктор Штадльман. Все это важно. Для успеха. Знакома ли она с женой Штадльмана? Хелена покачала головой. Она вообще ничего не знала ни о какой жене. Да. Да. Нестлер кивнул. Жена и двое детей. Но эта женщина. Она ничуть не сочувствует делу. Она прямо-таки мешает мужу. Ведь ученому нужен кто-то, кто в него верит. Стимулирует. Подталкивает вперед. Так сказать. А магнитные аппликаторы – дело серьезное. К тому же прибыльное. А иначе дело и не пошло бы. Законы рынка. Если дело бесперспективное, так и денег на него не найдешь. Он ведь деловой человек. Поглощая обед, Нестлер оглядывал мраморный зал Захера. Хелена показалась себе дурой. Он читает ей лекции. А ей и ответить нечего. Отлично. Она у него на службе. Но. Поручая ей следить за доктором Штадльманом и окрылять его, он пожирает глазами сногсшибательную блондинку. Что сидит в углу. С пожилым мужчиной. От десерта Хелена отказалась. Но рюмку коньяка выпить пришлось. "За сотрудничество", – провозгласил Нестлер.

Вечером Хелена позвонила в Милан. Женский голос ответил: "Pronto". Хелена повесила трубку. Снова набрала номер. Вслух повторяя цифры. Та же женщина ответила то же самое. Хелена снова повесила трубку. Когда дети уснули, Хелена уехала из дому. Поехала в Лаксенбург. Долго гуляла по парку. Около полуночи. Нигде никого. Машин тоже. Месяц плыл лодочкой на юго-запад. Небо затянуто дымкой. Звезд не видно. Обрывки облаков бледно отсвечивали красно-оранжевым в огнях Вены. Сразу за дворцом начиналась аллея. Ее тесно обступили деревья. Хелена шагнула в черный тоннель. Задержалась. Глаза привыкали к темноте. Но где под деревьями проходит аллея, Хелена почти не различала. На ней были кроссовки. Она шла неслышно. Беззвучно шла сквозь тьму. Здания и статуи – неясные тени. Пруд – тускло отблескивающая плоскость. Скрипящие и шелестящие деревья. Ветер в листве. Монотонный шум с шоссе. То и дело кричит сыч. Хелена присела на парапет моста. Рядом с одним из огромных рыцарских шлемов. Такой вполне мог бы упасть во двор замка Отранто. Наверное, надо уйти с работы, думала Хелена. Болтала ногами. За спиной – темнота. Она пока еще недостаточно долго работает. Не получит пособия по безработице. А другой-то работы нет. Она ведь искала. И эту-то нашла случайно. Ей следует подать в суд на Грегора. На алименты. Но Грегор угрожал ей. Он уничтожит ее. Если она осмелится на что-либо подобное. Он грозил, что отберет детей. Придется терпеть. Как – непонятно. И. Отправиться к отцу. Признать, что замужество было ошибкой. Хотя именно отец настаивал на замужестве. Ну да. Ошибкой было выйти замуж за этого человека. И такой молодой. Ну да. Знакомые мужчины отговаривали ее. Ей сразу рассказали, что весь город знает о похождениях Грегора. Ну да. Ошибкой было так рано заводить детей. Хелена закинула ноги на парапет. Встала, прислонившись к шлему. Смотрела вниз на пруд и готический замок. Потом спрыгнула на дорожку. Она не уволится. Ошибок не было. Не было ложных шагов. Все было правильно. Дети – это правильно. Она все сделала правильно. Хелена прошла вдоль большой лужайки. Присела под деревом. Над лужайкой было чуть светлее. Под деревьями – непроглядная тьма. Хелена сидела. Никто в целом мире не знал, где она.

Хенрик не позвонил. Впрочем, все равно Хелене не с кем было бы оставить девочек. Бабушка уехала на экскурсию со своей общиной. О Грегоре ничего не слышно. Она поехала с дочерьми к замку Кройценштайн. Замок виден уже с дороги. Он был перед ними все время, что они ехали от Корнойбурга до Штокерау. Девочки подпрыгивали от нетерпения. Повторяли все, что знают о рыцарях. Из Микки Мауса и Астерикса. Из детских книжек. И сказаний. Последние шаги до ворот замка они пробежали бегом. Свежая зелень танцевала на теплом апрельском ветру. Белые цветы на кустах. В траве – фиалки и примулы. Дети стояли на подъемном мосту. Барбара немедленно собралась залезть на перила. Хелене пришлось взять ее за руку. В переднем дворе ждали другие родители с детьми. Сейчас будет экскурсия. Без экскурсии в замок нельзя. Хелена заплатила. Экскурсовод. Пожилой мужчина. Толстый. В штанах до колен и красном жилете поверх рубашки в красно-белую клетку. Он отечески взирал на детей. Он проводит эту экскурсию только для них. Только для детей. Родители пусть держатся сзади. Дети вдруг стали самыми главными. Они протиснулись между родителей вперед. Мужчина повел их во двор. Рассказывал историю замка. Как в прошлом веке один коллекционер скупил отдельные части. А потом из них создали это потрясающее здание. Потом он подвел детей к деревянной дыбе во дворе. Вот тут у него кое-что интересное. Он уложил на дыбу Барбару. Потом разъяснил остальным детям, как к ней привязывали ведьм. И вот этим вот колесом. Тут сбоку. Этим колесом их почти раздирали на куски. И ведьмы быстренько во всем сознавались. Мальчики интересовались технической стороной. Как канаты прикрепляли к колесу. Барбара встала. "Ведьм не бывает", – сказала она и отряхнула джинсы. "Ах, – произнес мужчина, – откуда тебе знать, этакой малышке". Барбара взглянула на него. "А ты откуда знаешь? Ты это учил?" – спросила она. "Я здесь живу", – поучительно отвечал тот и повел группу по двору. Приводил даты. Когда и где купили какой фрагмент замка. Потом они пошли в оружейную. В длинном широком коридоре стояли, давая узкий проход, пики и копья. Сверкающие наконечники насажены на пунцовые древки. Темно-красный лес орудий убийства окаймлял путь. Экскурсовод объяснял назначение всех видов оружия. Потом – орудия пыток. Ошейники и все прочее, чтобы заставить женщин молчать. Тут экскурсовод адресовался преимущественно к мужьям. Давал им разнообразные инструкции, как можно было обходиться с госпожой супругой. Тогда. Инструкции встречались искренним смехом. У Хелены перехватило дыхание. Не сглотнуть. В животе. В самой середине. Там что-то болезненно сжималось при взгляде на каждое новое орудие. Все подлинное. Все бывшее в употреблении. Оружие – тоже. Экскурсовод все время твердил об этом. "А вот. Господа. Это капюшон последнего палача, – разглагольствовал он. – Девушки, осмелившиеся до него дотронуться. Они в течение года выйдут замуж. И родят". Смех. Хелена дотронулась до капюшона. Фетр. Пыльный. Катарина прижалась к ней. Хелена взяла девочку на руки и немножко пронесла. Катарина устраивалась поудобнее. Цеплялась. К ним подошла Барбара. Так скучно. Хелена согласилась. Некоторые ребята принялись изображать поединки. Чтобы привлечь внимание экскурсовода. Остальные сбежали к родителям. В кухне стало чуть интереснее. Сколько кур можно зажарить. И, наверное, Золушка тоже трудилась на такой вот кухне. Дети устали. Разнылись. Средневековые уборные. Будуары. Кровати с балдахинами. Библиотеки. Мебель. Они больше не хотели смотреть. Хотели есть. Хелена задержалась ненадолго. Хотела подробнее рассмотреть шкаф. Группа прошла дальше. Хелена не знала, куда идти. Катарина и Барбара держались за руки. Катарина сосала палец. Барбара все спрашивала, когда же они пойдут кушать. Когда можно пойти в кафе. Ей хочется в туалет. Очень. Хелена пошла не в ту сторону и оказалась у выхода. Ворота заперты. Остальные подошли только через десять минут. Они не посмотрели пушки, сказал экскурсовод. Он стоял в воротах, протянув руку. Хелена обогнула его справа. Не дала на чай. Мужчина ехидно взглянул на нее.

Хелена направилась в кафе сразу возле замка. В большие окна видно Тулльнское поле. Барбара хотела венский шницель. Что такое запеченная курица, спросила Катарина. Панированная как шницель и поджаренная во фритюре. Катарина подняла глаза от меню, которое медленно разбирала. "Они тут убивают кур?" – спросила она. Это все услышали. Хелена заказала Катарине суп. Потом пирожное. Все посетители смотрели на них. Улыбались. Или глядели недружелюбно. Дети болтали очень громко. Как это было с ведьмами. Взаправду ли их разрывали пополам. Хелена сожалела об экскурсии. Объяснять пришлось и по дороге в Вену. Одновременно она не могла не думать о том, как же все было на самом деле. Когда они стояли у позорного столба. Что было ночью. Как издевались над ними зеваки? И как объяснить маленьким девочкам, чего приходилось ждать? Дома она сказала дочкам, что, похоже, простыла в холодном замке. Она ляжет. Пожалуйста, не шумите. Хелена забралась в постель. Холодно. В замке скопился весь холод минувшей зимы. Хелена натянула шерстяные носки. Навалилась тяжесть. Придавила. Не вздохнуть. Хелена повернулась на бок. Свернулась клубочком. Хенрик даже не сказал, что все кончено.

Ночью в понедельник позвонила Пупсик. В полдвенадцатого. Хелена уже легла. Дремала. Пупсик спросила, не придет ли она. Они все идут в кафе "Старая Вена". Голос у Пупсика – как прежде. Когда она еще жила на Вельтлинергассе, намереваясь растить Софи и писать картины. Пока не объявился профессор философии из Граца. Хелена встала. Оделась. Накрасилась. Села в машину и поехала в город. В центре города оживленное движение. Хелена нашла место для машины на Бекерштрассе. Около Иезуитенкирхе. Немного посидела в машине. По улице шли люди. Прогуливались. В основном парочками. Обнявшись. Ночь была теплой. За столиками перед кафе полно народу. Мимо медленно проехала патрульная машина. Хелена вышла из машины. Она не понимала, зачем она здесь. Тем более зачем ей идти в "Старую Вену". Опасения оказались не напрасными. Пупсика не было. Хелена прошла весь зал. Не заглянуть ли в туалет? В воздухе висел густой сигаретный дым. Ничего не видно. Хелена прищурилась. Ни одного знакомого лица. Она вернулась ко входу. Всматривалась в посетителей. За столиками. За стойкой. Тут и там – плотные группы. Люди глядели на Хелену. Разглядывали. Она собралась уйти. Просто повернуться – и домой. Никого не видеть. И чтобы ее никто не видел. Тут освободился столик. Слева от входа. У окна. Хелена спросила, свободно ли. Молодая женщина кивнула. Улыбнулась. Хелена села. Заказала горячего шоколаду. Взяла газету. Сидела в нише. Читала. Пила шоколад. Громкие разговоры и смех. Сигаретный дым приятным фоном. Уютно. Хелене было хорошо. Ей вдруг понравились все люди кругом. Когда через сорок пять минут явилась Пупсик, Хелена почувствовала, что ей помешали. Пупсик привела с собой троих мужчин и женщину. Женщину Хелена знала в лицо. Та была учительницей и рассказывала всем, как ее бьет муж. Однажды на Волльцайле Хелена видела, как она ползла на четвереньках. Последняя стадия. Женщина была алкоголичкой. Пупсик зашептала на ухо. Вон тот. Тот, с бородой. Знаменитый парикмахер, делает карьеру в кино. Хелена припомнила, что читала что-то об этом. В "Кронен-цайтунг". Сделали заказ. Все молчали. Курили. Молча. Хелена скучала. Единственный трезвый человек за столом. Молчание было тягостным. Лучше бы читать газету. Хелена решилась разрядить обстановку. Спросила, где они были. До того. Пупсик ответила. Они все встретились в "Теленке". И. Да. Вообще. Карл о ней спрашивал. Но Карл остался в "Теленке". Она может еще пойти туда. Наверняка еще застанет его там. Потом Пупсик опять примолкла. Сидела. Попивая белое вино. Покуривая. Все смотрели прямо перед собой. Хелена спросила Пупсика, как та поживает. Как дела. Со свадьбой. Пупсик пожала плечами. Вдруг парикмахер-режиссер взглянул на Хелену и грубо заговорил с ней: "Эй, ты! Пошли со мной. Уж я покажу тебе, что такое – дерьмо. Узнаешь. Что почем. – Он дружелюбно осклабился. – Пошли. Папочка тебя приголубит". Пупсик рассмеялась. Учительница закашлялась. Другие двое мужчин встали. Пошли к бару. Парикмахер подмигнул Хелене. "Ну. В чем дело-то?" Пупсик смеялась. Потом повернулась к Хелене. Как со шведом? Она думала…? Но. Явно не то. Снова не то. Хелена вообще все прохлопает. Если будет и дальше трусить и бегать от мужчин. Так или иначе, а вчера она его… Или в субботу? В один из этих дней она его видела. Хелена почувствовала, что каменеет. Осторожно положила руки на колени. Вдруг испугавшись, что не сможет выйти из кафе. Глубоко вздохнула. Сказала: ей пора. Положила на стол пятьдесят шиллингов. За шоколад. Попыталась встать. Ноги не слушались, словно деревянные. Хелена отдышалась. Не смогла припомнить ни одной формулы аутотренинга. Поднялась, опираясь о край мраморного столика. Рывком. Стоя – легче. Заковыляла прочь. Было такое ощущение, словно ноги страшно затекли. Она вышла. Подумала, люди сочтут ее в стельку пьяной. Оперлась о косяк. На воздухе стало лучше. Она побрела вниз по улице. К Иезуитенплац. Боялась, как бы из "Теленка" не вышел Карл. Не хотела видеть его. Кого угодно. Только не его. За спиной послышались шаги. Пупсик бегом догнала ее. Что стряслось? "Ты не видела его. А если видела, так в конце той недели". Пупсик взглянула на Хелену. "Если тебе от этого легче. Тогда я его не видела", – сказала Пупсик. Повернулась и пошла обратно.

Хелена получила письмо из банка. Она не прикоснулась к нему. Не распечатала. Но и не выбросила. Положила на телевизор. Хелена хорошо представляла себе, что может сообщить ей банк. Не хотела знать, насколько все плохо. Ее бросило в жар от стыда при одной мысли, что придется объяснять положение банковскому клерку. Грустно глядеть на него. И говорить, он должен понять. Ее мужа нет. Он ушел. Бросил ее. Она сама содержит себя и детей. Работает двадцать часов в неделю в подозрительном рекламном агентстве. И клерк тут же проникнется сочувствием. К ней. Какое грустное потерянное создание. Сидит, прелестная и раненая. Он, не медля, увеличит кредит. Хелена должна поговорить с Грегором. Позвонит с работы. Тогда голос не будет таким жалобным. Ей ответил Иоханнес Айхенхайм. Хелена повесила трубку. Он бы завел длинный разговор. А Грегора нет. Увы. Он на консультации. На занятиях. На лекции. На семинаре. Не здесь. Во всяком случае. В секретариате трубку сняла бы фрау Гертнер. Ильза Гертнер. Это Хелену особенно доставало. Возмущало. Что Грегор кувыркается в постели с женщиной по имени Ильза. Хелена подумала немного. Фрау Шпрехер не было. Она за чем-то вышла. Надольного нет. Она собралась с силами. Трубку подняла Гертнер. Хелена назвала свое имя. Так четко, как только смогла. Будьте добры профессора Фрайера. Его нет, прозвучало в ответ. Тогда она попросила позвать своего мужа. Пришлось подождать. Потом трубку взял Грегор. Хелена знала, что не застанет Фрайера в институте. Была среда. А по средам профессор Арним Фрайер всегда катается на велосипеде. Набирается творческих сил. Как он это называет. В Америке так поступают все интеллигенты. Фрайер все еще заходил иногда к Хелене на Ланнерштрассе. Навещал ее. Просто посидеть. Без звонка. Приглашал в сауну. Все остальные из института с ней больше не разговаривали. Коротко здоровались. Спешили дальше. В лучшем случае на ходу осведомлялись, отчего ее теперь совсем не видно. На институтских праздниках. Но ответа никто не ждал. Грегор оставался в институте. И Гертнер. А Гертнер знала обо всех все. Следующее место профессора получит Грегор. Но он еще не защитил докторскую диссертацию. Зависел от отзыва Фрайера. Хелена получила возможность поговорить с мужем, поскольку Гертнер знала о слабости Фрайера к Хелене. Она не собирается говорить долго, сказала Хелена Грегору. Но. Необходимо решить с деньгами. Ей бы хотелось прежде всего получить деньги на детей. Ведь Грегор получает их, а ей не отдает. Это не его деньги. Грегор слушал. Хелена разошлась. Знает ли Грегор вообще, сколько он должен. Ей. И детям. Грегор прервал ее. Да. Да. Его адвокат свяжется с ней. Хелена положила трубку. Глядела в стол. Сердце колотилось, снова поднялась злость. Яростное бессилие. Почему только Грегор не умер? Не погиб в автокатастрофе. Тогда бы его не было. Он не жил бы больше. Прежде всего – не жил счастливо. В окружении друзей. С любовницей. И никто бы не говорил, что если дела не ладятся, то виноваты двое. Это было бы трагично. Настоящая трагедия. И она могла бы плакать при всех. Но. Все происходит так, как происходит. И ничего не переменилось с тех пор. Иногда Хелена целыми неделями не ходила купаться. Или на физкультуру. Из-за синяков на руках и ногах. Когда отец ее. Об этом никому нельзя было знать. Об этом. За это она получала дополнительно. И могла плакать лишь украдкой. А теперь. Теперь вообще все пошло прахом. Не только бассейн. Или физкультура. Жизнь. Вся жизнь. Хелена долго сидела, не двигаясь. Глядя перед собой. Долгое время спустя пошла за кофе. "Ну как самочувствие?" – спросила фрау Шпрехер. Хелена не заметила, как та вернулась. Нет. Нет. Хелена покачала головой. Все в порядке. Просто месячные. Вы ведь понимаете. Фрау Шпрехер немедленно припомнила дни слабости, судорог и мигреней. Хелена пошла на кухню. Казалось, что ноги живут где-то далеко, сами по себе. Давление. Хелена поспешила вернуться за свой стол. Обожглась горячим кофе. Позвонил доктор Штадльман. Тут же спросил, что случилось. С ней. У нее странный голос. Хелена отвечала, похоже, что начинается насморк. Наверное, поэтому. Доктор Штадльман не поверил. Она ведь здоровый сильный человек. При чем тут насморк. Он договорился с ней о встрече. Им нужно обсудить проспект. Он был бы рад, если бы она снова зашла к нему. Ему так легче. Хелена спросила, не найдется ли у него времени пораньше. Одно из поручений Нестлера: чем раньше подготовить информационные материалы, тем лучше. Доктор Штадльман настоял на своем. Раньше у него не будет времени.

После работы Хелена поехала в Вайнфиртель. Беспокойство, охватившее ее после разговора с Грегором, не проходило. Она боялась. Не находила себе места. Надо бы поехать домой. Прибрать на кухне. Погладить. Но при мысли об этом ее бросало в дрожь. Горло раздирала сухая тошнота. Девочки были у подруги. Забирать их надо только в семь. Хелена поехала по шоссе вдоль Дунайского канала к Штокерау. И дальше в направлении Праги. В Шенборне она свернула с шоссе на проселок. Остановилась. Поднялась по крутому склону и села на опушке леса. Под открытым небом ей было лучше. Дышалось легче. Светло-голубое небо с круглыми белыми облачками. Черные плодовые деревья по обочинам проселка подернуты розовой дымкой цветов. Нежно-зеленый лес вокруг дворца Шенборн. Всех оттенков. Крыши дворца почти не видно. Налево тополя вдоль дороги – как перья. Высокие и прозрачные. Видна беседка – "темпиетта". Густая летняя листва ее пока не скрывает. Хелена глядела на дворец не отрываясь. Небольшой храм стоял неподалеку. Холмы шли грядами, как волны. Когда-то они были морским дном. А потом исчезли подо льдом. И сгладились. Хелене припомнилась поездка в Прагу. С Грегором. Тогда она проезжала эти места в первый раз. Как раз по этой дороге. Вверх. Вниз. Меж цветущих черешен. Тогда они еще не были женаты. Как она была тогда счастлива. Вне себя от счастья. Как такое счастье могло кончиться. Ведь Грегор был точно так же счастлив. Она знала. Она вспоминала о том времени, когда Грегор впервые не ночевал дома. Тогда она надеялась, что это ненадолго. Он одумается. Он вспомнит об этом счастье. И захочет его вернуть. С другой не будет. Такого счастья. Так она тогда полагала. Хелена уткнулась головой в руки. Что уж там она на самом деле думала. Может, ее испытывают? Как Психею? И если она выдержит все испытания, он снова окажется рядом? Улыбаясь? И заключит ее в объятья? И все снова будет хорошо? Забудь. Если можешь. Хелена созерцала пейзаж. Она знала, что перенесла на эту любовь свою католическую экзальтацию. Она сделала Грегора своим богом. Своим отцом. Столь же неотвратимо, как отец, должен был разочаровать ее и Грегор. Наверняка есть теория, согласно которой она, жертва, и спровоцировала такую ситуацию. Но это было ей безразлично и ничего не меняло. Хелена рассмеялась. Все она знает. Все всё знают. Это не имеет никакого отношения к боли. И ее чувствам. И к ощущению конца. Она дошла до конца. А один конец, кажется, влечет за собой концы всего остального. И. Как же это выдержать? Как перенести? Хелена почувствовала, что от холодной земли застывает спина. Пора домой. Забрать детей. Она ничего не купила. Дома нечего есть. Надо бы остановиться по дороге. Хоть молока купить. Хелена не двигалась. Обхватив колени. Опершись о них подбородком. Просидела так больше часа. Наконец в полседьмого встала. С трудом. Кое-как заковыляла вниз. Болела спина. Ноги и руки затекли. Наверное, так будет в восемьдесят лет, подумалось ей. Она не успеет вовремя за девочками. Что скажет подруга. Она ехала так быстро, как только могла. На предельной скорости. Хотела, чтобы ее задержали за нарушение. Патрульная машина дорожной полиции. Или регулировщик. "Господин инспектор. Это из-за детей я так быстро еду. Вы ведь понимаете. Вечно их нужно откуда-то забирать". Тогда он поговорит с ней. Спросит документы. Есть ли аптечка. Знак аварийной остановки. Ему придется с ней поговорить. Выписать штраф. Разве это не подтверждение? В такой-то день в такое-то время в таком-то месте она превысила скорость. Она была там. Существовала. Хелена опоздала на двадцать минут. Девочкам пока не хотелось домой. Ее опоздания никто не заметил. Но дочери проголодались. Она пошла с ними в кабачок. Па Агнесштрассс. К "Хаслингеру". Хозяйка им обрадовалась. Как всегда удивилась тому, как выросли девочки. Подсела к ним ненадолго. Спросила о супруге. "Папа сказал маме: «Ты гадина»", – сказала Барбара. Хелена вздохнула. Хозяйка глянула озабоченно. И ушла. Такие вещи другим неинтересны, попыталась объяснить Барбаре Хелена. Хотела спросить, успела ли Барбара растрезвонить об этом. Но не стала. Что тут скажешь. Барбара ведь правду говорит.

Хенрик позвонил в четверг. На работу. Хелена была одна. Надольный где-то ходил. Фрау Шпрехер отправилась купить себе что-нибудь на обед. Хелена подняла трубку. Хенрик попросил фрау Гебхард. Хелена сразу его узнала. Но это же я, сказала она. Он не узнал? Хенрик сказал, ему нужно ее видеть. Непременно. Все очень сложно, Хелена должна понять. Ему надо с ней поговорить. Не могла бы она приехать в Больцано. Там можно все спокойно обсудить. В субботу. В семь. Вечера. У него нет машины. Он приедет на поезде. Будет ждать. У вокзала. Это действительно важно. Хелена не знала, что ответить. Она колебалась. С детьми некому остаться. И разве она должна всегда приезжать, когда ему надо? Хелена услышала, что фрау Шпрехер открывает входную дверь. Да. Она будет, коротко бросила она. Хенрик положил трубку. Хелена осталась сидеть с трубкой в руке. Фрау Шпрехер принесла Хелене яблоко. И поинтересовалась, уж не влюбилась ли Хелена в трубку. Она так страстно на нее смотрит. Хелена быстро положила трубку. Отдала деньги за яблоко. Фрау Шпрехер болтала себе. Какая прекрасная погода. Кого она встретила в лавочке. Как плохо опять выглядит продавщица. У нее, видно, какая-то ужасная болезнь. Судя по тому, как она выглядит. Как на выходных она поедет к своей матери в дом престарелых. Какая тяжелая вечно дорога до Лайнца. Хелена глядела на яблоко. Не знала, что делать. Разумный выход был очевиден. Не ехать! Хелена представила себе субботний вечер. Как он ждет. Стоит перед вокзалом. Можно позвонить в Милан. Она не приедет. Не хочется. Не передадите ли Хенрику. Да? Спасибо! Хелена набрала миланский номер. Выучила ведь наизусть. Женщина ответила: "Pronto". Хелена положила трубку. Позвонила сестре. Не могла бы она в субботу переночевать у нее на Ланнерштрассе? Ей нужно уехать. Да. Обязательно. Да. Только одну ночь. Ничего не надо делать. Просто побыть. Нет. Попросить Грегора она не может. Они не разговаривают. Нет! Вообще. Она все приготовит. И еду. Девочки обрадуются. Она должна уезжать в двенадцать. Да. Какая ты милая. Большое спасибо. Хелена положила трубку. По дороге домой она в разных банках обменяла свои еврочеки. Ведь в "Кредитанштальт" ей хода больше нет. Письмо лежало на телевизоре. Нужно убрать в ящик, когда будет сестра. У Хелены оставалось семь чеков. До сих пор ее не было в списке, куда заглядывают банковские клерки, прежде чем выдать за чек 2500 шиллингов.

В полседьмого Хелена была у первого поворота на Больцано. Свернула. Она не посмотрела, как туда доехать. Или где там вокзал. Она даже не знала, большой ли это город. В географии она не сильна. И даже в машине она так и не раскрыла атлас. Надеялась, что доберется до вокзала но указателям. Хотя подумала, что это глупо. Зачем едущим в автомобиле указатели, как попасть на вокзал? Хелена покачала головой. Подумала: мания преследования. Дорога делалась все уже. Широкой дугой жалась к скалам. Вдоль речной излучины. Через мост. Мимо виноградников и садов. Деревья в розовом цвету. Желтые и белые цветы на кустах. Свежая весенняя зелень. Солнце в ветвях – пока еще. Пока солнце не село за горы. Потом – узкие улочки. Указатели, где по-немецки и по-итальянски написано: "Вокзал". Без десяти семь Хелена въезжала на привокзальную площадь. Огромную круглую площадь. Площадь и вокзал несомненно возникли при Габсбургах. Даже желтый цвет здания – точь-в-точь как в Шенбрунне. Хенрик стоял на вокзальных ступеньках. Стоял с сумкой у ног. Смотрел, как машины по кругу объезжают площадь. Хелена подрулила к лестнице. Посигналила. Хенрик улыбнулся и поднял сумку. Пошел к ней. Медленно спускался по ступеням. Словно каждый день поджидал здесь, пока она не заедет за ним. Словно это само собой разумеется. Внезапно Хелене все осточертело. Вот бы его тут не было. И. Может, быстро дать по газам. И уехать. Хенрик бросил свою сумку на заднее сиденье. Потом сел рядом. Глядел прямо перед собой. Серьезно. "Ты не пунктуальна! Ты слишком рано!" Потом прижал ее к себе. Рассмеялся. Поцеловал. Хеленина нога соскользнула с педали сцепления. Мотор заглох. Машина дернулась. Хенрик покрывал лицо Хелены страстными поцелуями. Укусил ее за мочку. Знает ли она, как он ждал. А вдруг она не приедет! Уже начал волноваться. А теперь – поехали. Быстро. Быстро. Машина тронулась. Он говорил, куда ехать. Они поехали обратно по той же дороге. Свернули налево в виноградники, и – в гору. Крутой склон. Хелена не могла удержаться, чтобы не поглядывать направо. Убедиться, что там действительно сидит Хенрик. Они смотрели друг на друга. Хенрик наклонился. Поцеловал ее в шею. Хелена не переставала говорить. О том, как доехала. О погоде. Как долго пришлось стоять на границе. Каков курс лиры. И что они теперь станут делать. Хелене хотелось смеяться. Громко смеяться. От счастья распирало грудь.