Текст книги "Соблазны"

Автор книги: Марлена Штрерувиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Хенрик писал, что наверно он вскоре сможет перебраться в Вену. Может быть, ему удастся устроиться в Вене. В Высшей школе музыки. Хенрик боролся против музыкального истеблишмента. Против слишком высокого "ля" Венского филармонического оркестра. Против жесткой настройки фортепьяно с металлической рамой. Он сражался со всей музыкальной машинерией второй половины девятнадцатого века. Всех его аргументов Хелене было не понять. А иногда его горячность казалась ей несколько преувеличенной. Но Хенрику всегда удавалось понятно объяснить ей интриги и экономические интересы. Которые состоят в том, чтобы оставить рынок за кастрированной музыкой из консервной банки. Мажорной. Ни один порядочный музыкант не может с этим смириться. Неожиданности, возникающие с каждой новой настройкой инструмента. Такие неожиданности, что делают музыку менее угодливой. Их-то и боится, как огня, музыкальная индустрия. Потому что хочет убить музыку. Потому что труп удобнее. Им удобнее всего торговать. Как Иисусом Христом. Им-то тоже стали торговать лишь когда он превратился в поруганное мертвое тело. Рояль со стальной рамой стал смертным приговором. И ни один Гленн Гулд на свете не может больше спасти музыку.

У Хелены снова началось. После перерыва в несколько месяцев. Было жарко. Как говорили, самое жаркое лето за последние сорок три года. Хелена решила пойти к гинекологу и поставить спираль. Ей надоело постоянно высчитывать, можно ли ей. Или нет. Или же нужно прибегнуть к противозачаточным свечам. Презервативы ей не нравились. Хенрик показал ей справку о том, что СПИДа у него нет. А ведь ни с кем больше она не спала. Наверное, это не совсем то, что в брошюрках именуется постоянной связью. Но большинство женщин, которых она знала, вообще никак не предохранялись. В первую очередь – замужние. Хелена записалась на прием к некоему доктору А. Дриммелю. Его кабинет был на Гимназиумштрассе. Сразу за углом. У доктора Дриммеля ей сперва пришлось подождать в приемной. Пожилая сестра вышла из кабинета и попросила подождать еще немного. Хелена сидела в приемной. Окно в сад открыто. Тихо. Даже птиц почти не слышно. Издалека доносится уличный шум. Хелена чувствовала, как пот собирается под грудью и течет по животу. Сестра пригласила ее в кабинет. Присядьте, сказала она. Господин доктор будет сию секунду. Хелена присела на стул в стиле модерн, стоявший перед таким же письменным столом. Пришел врач. Ему было лет тридцать пять. Свежий. Оживленный. Спортивный. В чем проблема? Хелена сказала ему, что хочет поставить спираль. Она уже говорила об этом по телефону. И как раз сейчас у нее месячные. Стало быть, время подходящее. "Да. Да", – сказал доктор Дриммель. Посмотрел на Хелену. "Вот она у нас впервые и сразу же хочет спираль". Это он печально произнес в сторону сестры, стоявшей у ширмы перед гинекологическим креслом. Та пожала плечами. Хелена рассердилась. И зачем она пошла к этому врачу? Она враждебно взглянула на него. "Вам известно все, что вы должны знать об этом?" – спросил врач. Хелена кивнула. "Так. Тогда приступим", – сказал врач. "Какую ты возьмешь?" – спросила сестра. "Посмотрим, мама", – отвечал тот. Хелену провели за ширму. Там она разделась и забралась на кресло. Ноги – высоко на подставках. Что за идиотская поза, думала Хелена. Мать и сын сунули головы между ее ног. Ввели во влагалище что-то холодное. Оно там чмокало. Те двое тихо переговаривались. Женщина за чем-то ушла. Сын ждал. Руки в резиновых перчатках он держал поднятыми вверх. Хелена услышала, как разорвалась пластиковая упаковка. Он ввел во влагалище нечто тонкое. Острая боль глубоко в животе. Хелена вздрогнула. "Уже все", – произнес врач. Пошел к раковине. Снял перчатки и вымыл руки. Хелена встала и оделась. Когда она вышла из-за ширмы, он сидел за столом и листал журнал. Всем остальным займется мать, сказал он. Равнодушно-доброжелательно. Руки не подал. Углубился в журнал. Хелена вышла. Мать стояла за регистраторской стойкой. Она выписала счет. На листке, что она подала Хелене, стояло: 2500 шиллингов. Хелена достала из сумочки деньги и заплатила. Женщина поставила на счет печать. Хелена ушла. "А" перед фамилией доктора Дриммеля означало Августин. Доктора Дриммеля звали Августин. Хелена решила, что имя подходящее.

Хелена вернулась с дочками с купанья. И обнаружила, что у нее в гостиной сидит свекровь. Это было против всех договоренностей. Хелена отправила дочерей в ванную. Прополоскать купальники. Они каждый день ездили купаться то на Дунай в Клостернойбург, то на Старый Дунай. А иногда в Шафбергские купальни. Или же ехали в Бад Феслау. У Хелены был отпуск. До десятого сентября. Четыре недели. Одна из них – за свой счет. Потому что дело с магнитными аппликаторами подвигалось не так быстро, как рассчитывали Надольный и Нестлер. Старая фрау Гебхард долго смотрела на Хелену. Ничего не говорила. Хелена откинулась на спинку дивана. После купания она чувствовала приятную усталость. В ванной плескались девочки. Через две недели приедет Хенрик. После ужина она пойдет с дочками гулять. А потом почитает, может быть. А к родителям не поедет. В машине странный стук впереди справа. А в чем дело, она не понимает. Может быть, через две недели. Когда придут детские деньги. И когда-нибудь ведь Грегор тоже заплатит. Тогда она рассчитается с банком. Хелена чуть не задремала. Почти забыла свое недовольство вторжением старухи. Старуха же сказала: "Так вот, значит, куда дела зашли". Она говорила спокойно. "Куда?" – спросила Хелена. Всю свою жизнь она прекрасно ладила со всеми людьми, сказала старая женщина. Стало быть, дело не в ней. Ладить с Хеленой у нее не получается. И дело тут в Хелене. А не в ней. А такого позора ей еще не доводилось переживать. Был судебный исполнитель. Вот, значит, что еще выпало ей на долю. Хелене это, верно, кажется забавным. Похоже, она вообще воспринимает жизнь как одну большую шутку. Но жизнь это не шутка. В жизни всегда нужно платить по счетам. Потом. После. Но. Хелена еще увидит. И. При таких обстоятельствах было бы, верно, лучше, чтобы Грегор забрал детей. Она слишком безответственна. Долги! И всему этому научатся дети. Всему. Беспорядку. В Хелениной жизни нет порядка. А для детей это – хуже нет. И всему есть свои причины. Уж Грегор-то знает, почему бросил ее. Кто бы мог подумать. Мы-то думали: дочь председателя суда. Порядочная девушка. Но мы ошиблись. Судебный исполнитель наложил арест на ее телевизор и три персидских ковра. Сможет ли Хелена заплатить долги? А еще она позвонила Хелениным родителям и все им рассказала. Видно, у Хелены действительно совесть нечиста. Родители-то не знали даже о том, что Грегор съехал. И о ее любовниках. Иностранцы! Ну, она уж дождется. Вернется Грегор. В конце концов, это его квартира. И она не понимает, почему должна жить в такой тесноте. Квартиру поделили для молодой семьи. А поскольку ее больше нет, так и раздела тоже больше нет. Хелене придется выметаться. Есть законы. И она намерена получить свое. И Грегорово. И его детей. Удручительно, что все оказалось таким недоразумением. Хелена ничего не говорила. Не шевелилась во время этой речи. Она слушала, полузакрыв глаза. "Пожалуйста, ступай вон", – сказала Хелена. Старуха встала. "Этого ты не смей мне говорить. Моя дорогая!" Она сделала особый упор на "ты". И ушла. Девочки стояли у дверей в гостиную. Бабушка прошла мимо них. И вышла. Девочки подбежали к Хелене. Они не хотят уезжать. Разве им надо уезжать? Что случилось? Они не хотят к Грегору. Катарина заплакала. Барбара от злости кинулась на диван. Хелена испугалась. Что, если вернется Грегор. Хелена бросилась к телефону. У доктора Лойбля включился автоответчик. Работа начинается третьего сентября. Хелена позвонила слесарям. Но было уже поздно. Она никому не дозвонилась. В разных предприятиях по ремонту замков ей отвечали, что замки поменять можно. Ей нужно лишь подтвердить, что квартира принадлежит ей. Но стоило это очень дорого. Как минимум, в три раза дороже. Этого Хелена себе позволить не могла. Да и как подтвердить. Хелена уложила девочек с собой. Попыталась все им объяснить. Долги не такие уж большие. Денег у них хватит. Их отец должен платить ровно столько, сколько должен. И все будет в порядке. И никто их у нее не заберет. Это исключается. А бабушка просто перепугалась. Бабушка ведь из того времени, когда приход судебного исполнителя был страшным позором. Хотя в то время почти у всех людей были долги. Все были ужасно бедные. Пусть лучше у нее, Хелены, будут долги, чем братья, которые были офицерами СС. Как у бабушки. А что такое – офицер СС? Хелена все повторяла и повторяла, что они не должны переживать. Она сделает для них все. Разве до сих пор она поступала не так? А когда-нибудь все станет лучше. Они сами увидят. Потом дочки уснули. Хелена не выходила из комнаты. Только когда они уснули, она смогла уйти в гостиную и подумать.

Хелена еще раз пошла проверить, торчит ли в замке ключ. Потом она села на подоконник и смотрела вниз, на улицу. Ей нужно поговорить с отцом. Он должен дать ей совет. Хелена размышляла. Пыталась думать по порядку. Она страшно боялась. Не хотела говорить с отцом. Но ради детей на это придется пойти. Хелене казалось, что ее загнали в угол. Обложили. Нет выхода. Все – шантаж, думала она. Вся моя жизнь стала сплошным шантажом. Она начала ходить из угла в угол. Хотелось на улицу. Под открытое небо. Дышать. Но нельзя. Нельзя из-за девочек. Вдруг она уверилась, что Грегор сидит в засаде в квартире своей матери. Ждет, чтобы она ушла. Тогда он займет квартиру. Поменяет замок. Грегор все умеет. Дети окажутся в квартире, в которую она не сможет войти. И ей придется судиться с ним за девочек. А Хенрик так далеко. Никого, с кем она могла бы поговорить. "Такого никому не выдержать, – шептала Хелена себе самой. – Никому. Никто такого не может. Никто". Она бродила вдоль узорчатой каймы по краям ковра. По кругу. Все кругом. Сложила руки за спиной. Повторяла эти слова. Все снова и снова. Хелена обрадовалась, что дома нет снотворного. Валиум доктора Штадльмана она сдала в аптеке на переработку. Хелена выпила бурбона. Потом собрала бутылки и вылила все спиртное в унитаз. Даже ром для готовки. Она не имеет права ни на малейшую ошибку. Даже чтобы ее застали со стаканом в руках. Хелена чуть было не начала вести себя так, как о ней говорила свекровь. Но взяла себя в руки. Все это неправда.

Хелена ждала слесаря. По телефону он сказал, что может прийти в восемь. Хелена просила его не опаздывать. В восемь свекровь в церкви. Смена замка может пройти незамеченной. Слесарь сказал, что ему потребуется всего полчаса. За полчаса он управится. Слесарь не пришел. Из-за него Хелена встала ни свет ни заря. В девять он позвонил и сказал, что сможет только в одиннадцать. Будет ли она дома. "Да", – сказала Хелена. Она будет ждать. Девочки долго спали. Хелена сидела в гостиной. В квартире царила тишина. Иногда с улицы доносился шум автомобиля. Снова будет жарко. Из-за жары Хелена уже закрыла окна и задернула занавески. Она сидела в сумрачной комнате и ждала. Сначала хотелось спать. Она пила маленькими глотками кофе. Есть не хотелось. Вообще. Она с удовольствием ушла бы из дому. Сбежала. Куда угодно. Где просторно. Далеко видно. Ее угнетали деревья за окном. Хотелось глядеть вдаль. Хелена не знала, как называется смена замка с правовой точки зрения. Надо сказать, что она потеряла ключ. И делает это из соображений безопасности. По сути это было неправильно. В ее положении так поступать не следовало. Но она хотела чувствовать себя в безопасности. Хотя бы в безопасности. Она боялась Грегора. Судя по тому, как он смотрел на нее в "Бройнерхофе", он изобьет ее. И никто не поверит, что он на такое способен. Но он это сделает. Нельзя, чтобы это увидели девочки. Грегор слыл джентльменом. Благовоспитанный. Вежливый. Холодный. И талантливый. Всякий скажет, что она просто хочет его оговорить. Из мести. Или что она сама его спровоцировала. У мужчин ровно столько терпения, сколько его есть. А она всегда была сложным человеком. Хелена сидела. Время шло. Когда сменят замок, пути назад не будет. Окончательно. Раз и навсегда. Всякий раз, что она глядела на часы, оказывалось, что прошло всего две минуты. Хелена спросила себя, почему даже концом их отношений должна заниматься она. Уж это-то он мог бы взять на себя. Как минимум поставить точку. Но он ждал. Ждал, когда она ошибется. Чтобы поменьше заплатить. Хелена ощущала собственную беспомощность. Море решений. И дорог. И визитов в инстанции. И встреч. И объяснений перед совершенно чужими людьми предстояли ей. Хелена сказала себе, если он позвонит. Если он позвонит до прихода слесаря, мы найдем выход. Отсюда. Слесарь пришел в час. Грегор не позвонил. Хелена отключила телефон. Набила книгами большую сумку. Слесарю действительно потребовалось всего полчаса. Свекровь не вышла. Она спала после обеда. Вероятно. Хелена получила новые ключи. Хелена подписала два свидетельства. Одно осталось у нее. Если придется делать новые ключи, то их сделают лишь предъявителю такого свидетельства. Хелена подписалась девичьим именем. Неровно. Написала: Хелена Вольффен. Как будто подписывала тетрадку. Хелена позвала девочек. Они снова могут ехать купаться. Хелена не решалась выйти, пока не был заменен замок. Представляла себе: они возвращаются, а там сидит Грегор и делает вид, словно последних двух лет и не было. Это было так чудовищно. Так страшно. И так вероятно. Два дня они питались исключительно молоком и кукурузными хлопьями. Было очень сложно найти слесаря в отпускное время. Хелена вынесла сумку с книгами. Выбросила их в контейнер для макулатуры недалеко от пляжа на Старом Дунае. Так она вынесла из квартиры все книги. Каждый раз прихватывала с собой новую стопку. Пока стеллажи не опустели. Книги по искусству она тоже выбросила. И научные труды. По истории искусств. И по математике. Хелена оставила только детективы. В детективах не врут. К концу августа стеллажи опустели.

Хелена играла в лотерею. Она зашла с девочками в табачную лавку на Кроттенбахгассе. У почты. Там каждая из них заполнила по две карточки. Барбара заезжала шариковой ручкой за края клеток с цифрами. Испортила несколько билетов. Пока не заполнила все аккуратно. Катарина зачеркивала одни и те же цифры. Барбара всякий раз разные. Вечером в субботу они сидели перед телевизором и смотрели розыгрыш. Если бы они выиграли, то каждая хотела бы поехать далеко-далеко. Наконец-то. В Америку. Лучше всего.

Пришла мать Хелены. Хелена больше не включала телефон. Стала недостижима. В дверь позвонили. Хелена открыла. На площадке стояла ее мать. Хелена подумала, что та сперва зашла к свекрови. Иначе она позвонила бы снизу. В квартиру Хелена мать не пригласила. Она стояла на площадке. Хелена смотрела на нее. Они давно не виделись. Она еще потолстела, подумала Хелена. На матери был зеленый льняной костюм. С длинным жакетом. Чтобы скрыть широкие бедра. И зеленые туфли. Они стискивали ее маленькие ноги. Очень высокие каблуки. От жары ноги отекли. Не помещались в туфлях. "Что стряслось?" – спросила мать. Мягко. И грустно. И укоризненно. "Полагаю, что это тебя не касается", – сказала Хелена. Передразнивая интонации матери. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться. Так прелестно это прозвучало. Долгое время мать глядела на нее все так же умоляюще-укоризненно. Долгое время спустя мать спросила, почему же Хелена не пришла к ней. К ним. "У тебя есть пятьдесят тысяч?" – спросила Хелена. "Да. Вот", – сказала мать. Она вынула из сумки конверт и подала его Хелене. "Но твоему отцу нужна расписка", – сказала она. Конверт был уже у Хелены. Она вернула его матери. Очень вежливо. Мать автоматически взяла его. Стояла с конвертом в руках. Растерянно глядела в пол. Найдет ли она сама выход, спросила Хелена. Или же намеревается еще раз заглянуть к свекрови. Потом Хелена закрыла дверь. И прислонилась к ней. Сквозь закрытую дверь ее мать прокричала: "Ты больна. Тебе нужна помощь". По двери Хелена сползла на пол. Скорчилась. Шептала себе в колени: "Сволочи. Сволочи проклятые". Так и сидела. Слышала, как уходит мать. Как стучат высокие каблуки. Мать удалялась поспешными шажками. Как истинная дама. До сих пор до Хелены не доходила двусмысленность этого выражения. Она рассмеялась.

Хелена поехала на рынок Зоннбергмаркт. За овощами и фруктами. Магазин четы Леонхард снова открыт. Леонхарды вернулись из отпуска. Они были в горах. Они всегда ездят только в горы. Фрау Леонхард нельзя где жарко. Жары она не переносит. Хелена огляделась. Были белые грибы с крепкими ножками. Уже при одном взгляде на них Хелена почувствовала вкус жареных боровиков. Но после чернобыльской аварии грибы есть нельзя. Шпинат. Свежий шпинат. "Да вы отличная хозяйка", – заметила фрау Леонхард и набила шпинатом большой пластиковый пакет. Осведомившись, сразу ли Хелена вынет его. Хелена купила винограда, слив, лимонов, салата, яблок, лука. Где Хелена провела лето, спросила фрау Леонхард. Герр Леонхард удалился выкурить сигарету. На задний двор. Девочкам Хелена дала денег. Они убежали вперед. За мороженым. Там они и должны были встретиться. Хелена сказала фрау Леонхард, что дети были на Аттерзее. "А вы? – спросила фрау Леонхард. – Вы вообще никуда не выезжали?" У Хелены слезы навернулись на глаза. От благодарности. Ей хотелось обнять фрау Леонхард. Кто-то ею заинтересовался. Но сочувствие в голосе фрау Леонхард ее задело. Задело ее гордость. Вот, значит, как далеко дело зашло. Все видят. Да и сама она видит. Каждое утро. Каждое утро в зеркале она видит, как постарела. Увяла. Стоило вспомнить о квартире, как возникало чувство неуверенности. Ничего стабильного. Упорядоченного. Недовольная старуха за стеной. Молчит. Но она здесь. Всегда. И страх. Что появится Грегор. Не сможет попасть в квартиру. И разорется. На лестнице. Фрау Бамбергер со второго этажа это доставит большое удовольствие. На Хелену снова напал страх за детей. Она сказала, что еще ей нужен баклажан. И все. Спасибо. Хелена рассчиталась и поехала по Обкирхергассе. Девочки сидели на скамейке. Они устроились напротив ларька с мороженым и лизали свои трубочки. Хелена посигналила, и они подбежали к машине. Переходя дорогу, посмотрели, как положено, направо и налево. Сели в машину. Лизали мороженое и болтали. О каких-то особенных кроссовках, которые были нужны Барбаре. Катарина доела свое мороженое. Нет. Маме ничего не осталось. Она уже достаточно большая, чтобы самой съесть свое мороженое, гордо сказала она. Откусила конец и высосала все. Хелена поехала с ними по Хеенштрассе домой. Думала, что нет ничего лучше. Дети на заднем сиденье. И ехать. Они катили по мостовой Хеенштрассе. Никто не знает, где они. Где она. Хорошо бы так все ехать да ехать.

Хелена взяла напрокат шезлонг. Отнесла его под ивы. На пляже Старого Дуная Хелена шла с девочками налево в угол. Под высокими деревьями всегда была тень. Потом девочки бежали к воде. Хелене оттуда было их видно. Сама она купалась не всякий раз. Это ее утомляло. Хелена лежала в шезлонге. Закрыла глаза. Горячий неподвижный воздух обнимал ее. Иногда от воды долетал прохладный ветерок. Но жара немедленно прогоняла его. Хелене хотелось обнять зной. На минуту все пришло в порядок. Прикосновение теплого воздуха к голой коже. Девочки прыгают в мелкой воде и визжат. Они прибегут. Все перемочат и начнут вытаскивать еду из сумки. Утром Хелена сделала фрикадельки. Они еще не остынут, потому что лежат в надрезанных булочках. Они сходят за холодной колой. Потом будут лежать на подстилке и читать. Никто не знает, где они. Это было очень важно Хелене. История с Алексом научила Хелену двум вещам. Частные детективы существуют на самом деле. И люди на самом деле нанимают их. И ты не замечаешь, как они следят за тобой. Хелена тотчас ощутила в желудке ту самую предвещающую опасность боль. Она была ошеломлена. Лишилась дара речи. Когда Гитта показала ей фотографии, на которых частный детектив запечатлел их с Алексом. Хелена высматривала преследователей. Ходила вдоль припаркованных на Ланнерштрассе машин. Чтобы убедиться, что в них никто не сидит и не ждет. Искала в зеркале заднего вида преследующие ее машины. Наблюдала, не появляется ли кто-нибудь чаще, чем просто случайно. Но ничего до сих пор не заметила. Иногда Хелене не верилось, что Грегор станет утруждать себя. И она не верила, что он впрямь хочет забрать детей. Но она и не вполне понимала, как далеко он зайдет. Ей не хотелось так далеко заглядывать в будущее. И даже думать не хотелось о том, что это будет значить для девочек. Ведь Грегор даже не имел понятия, что они едят на завтрак. Но соблюдать осторожность было необходимо. Ведь когда-то она не верила и в то, что Грегор может ее бросить. В один прекрасный день. Ее. Или девочек. Хелена лежала в шезлонге. Негромкие звуки навевали сон. Плеск воды о мостки. Шум тростника под легкими порывами ветра. Хелена размышляла. Повторяла себе, что все прекрасно. Как на занятиях по аутотренингу, она говорила себе, что спокойна и расслабленна. И не боится. Она не боится. Это помогало, но совсем ненадолго. Тело отзывалось на слова. Хелена парила. Она парила на уличном шуме и звонких криках детей у воды. На запахе жареных сосисок. На отблесках темных танцующих волн. На яркой зелени травы и древесных крон на фоне неба, зелено-золотых узорах на узкой синеве душного дня. Казалось, она одна в целом мире. Ненадолго. Покой сменила растущая тоска. Зародившись в сердце, заполнила ее всю. Хенрик. Точно так же в ней поднималось желание покончить с собой. Прежде. Год назад. Точно в такие же минуты. И не уходило. Хелене хотелось, чтобы вернулась эта тяга к самоубийству. Она касалась только ее. Ожидание Хенрика. Тоска по нему. Это унизительно. Зависимость. Она почти раздирала ее. Пополам. Измученная Хелена лежала в шезлонге. Брошенная. Утомленная. "Почему ты смеешься?" – спросила Барбара и обняла Хелену. Худенькое детское тельце, мокрое и холодное. Хелена показалась самой себе ужасно толстой. "Ты смеялась? – спросила девочка. – Ты ведь смеялась. Только что!" – "Да. Потому что мы такие классные, – сказала Хелена. – Ты не находишь?" Барбара бросилась на подстилку. "Я хочу колы". Барбара перевернулась на спину. Раскинула руки. Узкая грудка быстро поднималась и опускалась. Так она и лежала. Закрыв глаза. Хелена видела, как ей хорошо. Ненадолго. Какое-нибудь происшествие. Всплеск эмоций. Хелена поискала в сумке кошелек. Когда же в ней зародилось это. О чем она обречена тосковать. И ни минуты передышки. Жалость к себе захлестнула Хелену. "Купи мне тоже. Купи всем. А потом поедим", – сказала она Барбаре. Барбара лежала неподвижно. Улыбалась. Потом вскочила. Схватила кошелек и помчалась через лужайку. Исчезла среди лежащих на траве и толпящихся у ресторана людей. Вдруг Хелена сообразила. Ей уже несколько недель не хотелось. Ни набухшего жжения между ног. Ни трущейся о блузку напрягшейся груди. Ни щекотки в горле. Хелена откинулась назад. И зачем только она поставила спираль. Если и без того она никогда больше. С мужчиной. Скорей бы постареть, подумала она.

Хелена ехала по Верингерштрассе мимо "Народной оперы". Свернула на Гюртель и перестроилась, чтобы свернуть налево. За ней остановилась машина дорожной полиции. С включенной мигалкой. Хелена попыталась уйти влево. Но там не было места. Потом загорелся желтый свет. Хелена тронулась. Свернула налево. Полицейская машина – за ней. Она перестроилась в правый ряд. Увидела полицейского, евшего у киоска сосиску. Полицейская машина продолжала висеть на хвосте. Хотя могла бы обогнать. Хелена тронулась так быстро, как только смогла. Думала, что полиция все равно обгонит ее. Смотрела только вперед. Сзади завыла сирена. Она взглянула влево. Полицейская машина ехала рядом. Ей сделали знак остановиться. Хелена свернула на ближайшую парковочную площадку. Полицейский остановился перед ней. Вышел из машины. Мигалка продолжала крутиться. Подбежал полицейский от сосисочного киоска. Полицейский из машины надел фуражку. Подошел к их машине. Глядел сверху вниз на Хелену. Потребовал документы. Хелена начала их искать. Руки дрожали. Катарина сказала: они же в кармане на дверце. Обычно. Там их Хелена и обнаружила. Вышла из машины. Не хотелось, чтобы этот тип совал голову в окно. И не хотелось говорить с ним при детях. Полицейский проглядел документы. Велел показать знак аварийной остановки. И аптечку. Почему ее остановили, спросила Хелена. В чем дело. Она спрашивала того полицейского, что пришел от сосисочного киоска. Он продолжал жевать. Ничего не ответил. Посмотрел на своего коллегу. Другой полицейский потребовал от Хелены назвать свой адрес. И. Он не обязан называть причину задержания. Он может ее задерживать сколько его душе угодно. Хелена сунула руки в карманы своих льняных брюк. Собирается ли она платить штраф. Или же выписать ей квитанцию. Хелена ответила, что не станет платить, пока не знает за что. "Тогда – квитанцию". Она же ничего не нарушала. Полицейские с ухмылкой переглянулись. Сказали: вот интересно. Хелена вытянула у полицейского из руки свои права и свидетельство о прохождении техосмотра. Он заметил это лишь тогда, когда она клала их в сумочку. "Это вам не поможет", – сказал он. Вызывающе глядя на нее. Он был очень молод. Много моложе Хелены. Хелене хотелось его убить. Одним ударом. Чтобы он упал. Тогда бы она могла посмотреть на него сверху вниз. И уйти. Хелена сказала: "Если уж вы – должностное лицо, тогда вам следует прекратить грызть ногти". Она демонстративно взглянула на его руки. Мужчина покраснел. Сжал блокнот и ручку так, что побелели пальцы. "До свидания", – произнесла Хелена и села в машину. Ей показалось на миг, что полицейский на нее бросится. "И что стряслось?" – спросили девочки. "Мы победили", – отвечала Хелена и тронулась. Полицейскую машину пришлось объезжать. Ей долго не удавалось вклиниться в поток автомобилей. Она смотрела на полицейских. Как они говорят друг с другом и садятся в машину. Как крутится мигалка. Потом ей удалось проехать мимо них. Она даже не поглядела направо. Это нам дорого обойдется, подумала она. Решила пойти с дочками съесть мороженого. Но те устали. Они хотели прямо домой.

Третьего сентября Хелена позвонила в контору доктора Лойбля. Дозвониться до него удалось не сразу. Секретарша все время говорила, чтобы она перезвонила через двадцать минут. Потом сказала, что ей перезвонят. Хелена не могла сказать, что не берет трубку. Не подходит к телефону. Никому не открывает. Поменяла замок. Что боится, как бы не появился муж и не предъявил претензий, на которые она не знает, что ответить. Что ее преследуют. Она еще раз сказала секретарше, что ей настоятельно необходимо поговорить с доктором Лойблем. Хелена сидела у телефона и ждала. Дети ныли. Хотели на улицу. Одни. Им было очень весело все то время, пока Хелена не спускала с них глаз. Но это надоело. Они были теперь уверены, что мать всегда с ними, и хотели свободы. Дочки болтались по комнатам. Прислушивались, не слышно ли чего из бабушкиной квартиры. Как ни в чем не бывало спрашивали, нельзя ли им к бабуле. Зазвонил телефон. Хелена отправила дочерей из комнаты. Они не хотели уходить. Она накричала на них. Они неохотно пошли к двери. Хелена взяла трубку. Пупсик. Хелена утратила дар речи. Не могла выдавить ни звука. Пупсик сказала, им необходимо поговорить. Она все понимает. Но поговорить непременно надо. Хелена с трудом подбирала слова. Она не видит никакой необходимости. И. Кроме того. У Грегора сдали нервы. Пусть она будет очень осторожна… "У Грегора? – переспросила Пупсик. – Он же в Таормине. Он же до семнадцатого в Таормине". Хелена сидела. Трубка – в руке. Ее словно парализовало. От ярости. От стыда. От унижения. Он в Таормине. Она – на Ланнерштрассе. Или на городском пляже Старого Дуная. И девочки с ней. Если бы не ее сестра, они вообще не выехали бы из города. И. Все страхи напрасны. Грегор вообще не имел в виду осуществлять свои угрозы. Даже этого они не стоили. Она не стоила. Пупсик спросила, не сможет ли она прийти вечером в "Санто-Спирито". Или в "Теленка". Хелена ничего не отвечала. Не могла. Пупсик сказала: "Тогда в десять в «Старой Вене»". Хорошо?" И повесила трубку. Хелена продолжала сидеть у телефона. Когда позвонил доктор Лойбль, она не знала, что ему сказать. Не могла же она сказать адвокату, как боялась, что ее муж похитит детей. А он-то предпочел уехать в Таормину. И ведь она могла сразу разузнать это. Теперь. Постфактум она поняла, что могла. Она сказала адвокату, что постоянно ощущает угрозу со стороны мужа. Заплакала. Доктор Лойбль отечески говорил: "Не волнуйтесь. Сударыня. Я все улажу. Большой привет вашему уважаемому отцу. Вы ведь не сказали мне, что ваш отец – председатель суда Вольффен. Это честь для меня. Целую ручки. Привет родителям. Как только дело двинется, я дам знать". Хелена откинулась на спинку дивана. Послала дочек за покупками. Они весело умчались. Пусть-ка купят большую упаковку шоколадного мороженого. Хелена не вставала.

Вечером Хелена подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Кожа на скулах натянулась. Круги под глазами. Углы рта опущены. Словно она усмехается. Брови подняты. Хелена ясно видела, где морщины скоро пересекут ее лоб. Она решила поехать. Чтобы все наконец выяснить. Особенно тщательно привела себя в порядок. Дочки могут побыть одни. Им вообще пора привыкать к этому. Если что-нибудь стрясется, они всегда могут сбегать за бабушкой. Или позвонить ей. Хелена поехала в центр. У нее было чувство, словно она выходит в первый раз после долгой болезни. Дорога до центра показалась ей очень длинной. Перед "Теленком" Хелена попала в объятия Хаймовича, начавшего свой вечерний обход кафе. Он приветствовал ее. Прижав к своему животу. Спросил, что она поделывает. Обернулся к двум девушкам, выходившим из "Теленка". Так что отвечать Хелене не пришлось. Она пошла дальше. Раздумывала, стоит ли на самом деле идти в "Старую Вену". О чем ей говорить с Пупсиком? Упрекала себя в бесхребетности. Загадала: если на следующем углу она шагнет на мостовую левой ногой, то идти не надо. Можно повернуться и уйти. Если же правой – то идти придется. Она шагнула левой ногой и пошла в "Старую Вену". Там почти никого не было. Слишком рано. Для большинства. Пупсик сидела слева у окна, в углу. Хелена села напротив. Выглядела Пупсик как всегда. Волосы короче. Не так сильно завиты. Ей шло. Она выглядела мягче. Не так эксцентрично, как с локонами а-ля Медуза Горгона. Загорела. Вся в веснушках. Помолодела. Хелена заказала бокал вина с минеральной водой. Пупсик пила минералку. Нет. Она больше не пьет. Ее вылечили. Она начнет все сначала. Все. И одной из предпосылок тому – Хеленино отпущение. Пупсик так и сказала: отпущение. Как в церкви. И Хелена должна принять ее благодарность. Пупсик говорила быстро и торопливо. Без передышки. Хелене не нужно было отвечать. На ее нелепые претензии. Так Пупсик не говорила еще никогда. Так сентиментально. Пупсик положила свою руку на Хеленину. Ее психотерапевт. Ну тот, в Швейцарии. Там. Где она была. Он дал ей такое задание. У нее целый список таких заданий. И вот эти две вещи. Благодарность и отпущение. Они особенно важны. Хелена даже не представляет себе, как много они говорили о ней. О ней. Белой лани. Терапевт потребовал, чтобы она всем, с кем общалась, дала имена животных. Хелена вытащила свою руку из-под Пупсиковой. И какое же имя она дала Грегору? "Зеленый лев. Естественно", – отвечала Пупсик. Потом обхватила Хеленины руки. Сжала Хеленины руки, в которых был бокал. "Это было только один раз, – сказала Пупсик, – честно!" Хелена не чувствовала своего горла. Знала только, что оно болит. Испугалась, что больше не сможет дышать. Пупсик говорила дальше. Быстро. Весело. Хелена всегда была права. Она соберется. Будет работать. Серьезно займется живописью. И тому есть веские причины. Сейчас у нее есть кое-кто, также работающий в сфере искусств. Не изобразительных. Но. Музыка и живопись. У них ведь очень много общего. И речь идет о совершенно особенном человеке. Хелена его не знает. Наверное. Или все-таки знает. Она однажды видела его в "Санто-Спирито". Но давно. Она сама-то совершенно случайно… "И я снова получила шанс. Понимаешь? Больше не будет. Нужно использовать его сейчас. Но ты должна сказать, что не сердишься на меня. И что все будет как раньше. И что мы опять сможем все-все рассказывать друг другу. Ты прекрасно с ним поладишь. Я знаю. Мы найдем тебе кавалера. И будем все вместе ходить повсюду. И все прочее. Что ты об этом думаешь? Это ж с ума сойти как здорово, правда? Вот посмотришь, я все начну сначала. Но прежде ты должна сказать, что не сердишься. Я больше не буду напиваться. Ты же знаешь. Все прочее тоже. Это ведь оно виновато. Я бы этого никогда не сделала. Будь все иначе. Ведь правда. Ты должна мне поверить. Хелена. Ты по правде должна мне поверить". Хелена сидела. Попыталась высвободить руки. Пупсик крепко их сжимала. Она должна сказать, что все в порядке. Пупсик пристально глядела Хелене в глаза. Крепко держала ее за руки. Железной хваткой. В телесериале он бы вошел сейчас в дверь. Или же нет? – мелькнуло у Хелены в голове. Имеет ли Пупсик в виду Хенрика? Или еще кого? Отчего бы не спросить. "Послушай. Констанца", – начала Хелена. "Пожалуйста! – повторяла Пупсик. – Пожалуйста!" Все сильнее сжимала Хеленины руки. Умоляюще. Тонкое стекло дешевого бокала, в котором подавалось вино, треснуло. Осколки вонзились Хелене в ладони и пальцы. Уцелели лишь скрещенные концы пальцев. Хелена прошептала: "Пупсик, пусти меня". – "Пожалуйста!" – чуть не кричала Пупсик. Хелена произнесла: "Ну разумеется. А теперь пусти меня". Она оттолкнула Пупсика. Держала руки над столом. Кровь, осколки и пролитое вино. Кровь капает. Вино потекло на пол. Кровь потекла сильнее. Пупсик закричала. Хелена ничего не чувствовала. Начала вытаскивать из кожи тонкие осколки стекла. Методично. Сначала правой рукой из левой. Потом левой – из правой. У столика остановился официант. Пупсик вскочила и дико глядела на стол. Подошли другие посетители. Хелена услышала, как спрашивают, нет ли тут врача. Хелена взяла у официанта салфетку. Нет ли у него еще? Тот поспешно принес вторую. Хелена обернула салфетками руки. Кровь пошла по-настоящему. Яркая. Хелена встала. Перекинула через плечо сумочку. Пошла из кафе. Руки обернуты салфетками. По Бекерштрассе к Иезуитенкирхе. Хаймович шел от "Теленка" в сторону "Старой Вены". Снова поздоровался с ней. Оглушительно. Пупсик стояла перед "Старой Веной". Она крикнула: "Хелена". Потом еще и еще. Хелена шла прочь. Крики Пупсика она слышала до Академии наук. Шла Хелена автоматически. Вести машину было трудно. Она могла удерживать руль лишь самыми кончиками пальцев. Салфетки все время разматывались, и кровь закапала всю машину. Хелена ехала на второй передаче, поскольку переключить передачу было невозможно. Доползла так до дому. Выключила телефон. Сорвала со стены домофон. Повисли обнаженные провода. Зато никто не сможет позвонить. Хелена залила руки дезинфицирующим средством. Боль – невыносимая. Режущая и дергающая. Хелена не узнавала своих рук. С трудом перебинтовала их. Проснулась Барбара. Подкралась к приоткрытой двери ванной. Заглянула. Хелена попросила ее помочь. Барбара ее забинтовала как следует. У нее это очень хорошо получилось. По Хелениным подсказкам. Но она побелела. Хелена попросила помочь ей раздеться. Девочка ни о чем не спрашивала. Она расстегивала молнии. Пуговицы. Осторожно стягивала с рук рукава. Помогла Хелене надеть ночную рубашку. Барбара принесла аспирин и воду. Хелена с удовольствием выпила бы чего-нибудь крепкого. Но в доме ничего больше не было. Теперь Барбаре пора в постель. И большое спасибо за помощь. Она не знала бы, что делать. Без нее, сказала Хелена. Но Катарине нужно рассказать обо всем очень осторожно. Она так легко пугается. Барбара укрыла Хелену. Хелена положила руки ладонями вверх на подушку. Рядом с головой. Как младенец. Руки вверх.