Текст книги "Соблазны"

Автор книги: Марлена Штрерувиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Хелена сидела в гостиной. Хенрик беседовал с Катариной. Та стояла, прислонившись к матери. Опершись о ее колени. Хелена хотела ее отослать. Но девочка прижалась крепче. Хелена спросила Хенрика, когда он приехал в Вену. Или он прямо с вокзала? Как ему удается выглядеть таким бодрым? После ночи в поезде. Хенрик сидел. Отвечал с улыбкой. Рассказывал Катарине, как на вокзале можно принять душ. Закинул ногу на ногу. Качал ногой. Выглядел очень элегантно. И уверенно. Хелена послала Катарину посмотреть, что делает Барбара. Пусть она наконец оденется. Девочка нехотя пошла. Застряла у дверей. Пришлось буквально прогнать ее. Хелена встала и подошла к окну. Глядела на зеленые верхушки деревьев. Хенрик остался сидеть. Смотрел на нее. Она повернулась к нему. Быстро. Стремительно. Наорать на него! Ничего не сказала. Снова повернулась спиной и смотрела в окно. Хенрик сидел в том самом кресле, в котором она вчера плакала. Хелене нечего было сказать. Как раз тогда, когда она решила предъявить ему свои обвинения, она больше не знала, что сказать. Все обвинения стали смехотворными. Вдруг. Смешно сказать. Что может понять этот человек. Он ничего о ней не знает. Во всяком случае, не больше, чем она о нем. И даже этого она больше знать не хочет. Она больше не хочет спать с ним. Даже вспоминать об этом не хочет. Она не хочет, чтобы он сидел в этом кресле. В том самом, где она с ним рассталась. С представлением о нем. С нее хватит. Как от него отделаться. Прогнать? Просто вежливо выставить. Как того из банка. Хелена подошла к дивану. Села. Она выгонит его. И ей срочно нужно в магазин. Полдвенадцатого, через полчаса все закроется. Хелена начала терять терпение. Хенрик наклонился к ней и сказал: "Я пришел к тебе. Потому что подумал, что могу у тебя остаться". Хелена посмотрела на него. Услышала, как отвечает: "Отлично". И: "А где твои вещи?" Он оставил их в камере хранения на Южном вокзале. Но. Это всего лишь знакомая ей сумка. Хелена смотрела и слушала себя. Как звучат слова. Как он обнимает ее. По-братски заботливо. Как она дает себя обнять. Как потом они едут к "Майнлю" на Кроттенбахштрассе. Как магазин уже закрылся. Как они едут обратно. Как она достает из шкафа одеяло. Одеяло Грегора, некогда туда убранное. Как она стелет постель. Как раздумывает, что бы сказать девочкам. Что нужно сказать. У них никогда не ночевал ни один мужчина, кроме Грегора. И Хелена видела, как ей всего этого не хочется. Как она ненавидит Хенрика. За те бессчетные часы, что она ждала его звонка. Что глядела, не отрываясь, на телефон. Как ей хотелось накричать за это на него. Ударить. И как она тут же соглашалась на все. На любое его объяснение. И все это – из-за Грегора. Из-за того, что Грегор подал чужому ребенку плюшевую игрушку. Как она боится. Остаться вечером наедине с Хенриком. И как она не чувствует себя.

С детьми проблем не было. В доме – никакой еды. Погода отличная. Ей хотелось из дому. Девочки сложили в сумку книги. И яблоки. Хелена взяла подстилку, и они поехали в Венский лес. Когда они ездили туда с Алексом, Хелена приметила одно кафе. Они никогда не заходили туда. Ведь Алекс не мог бывать с ней на людях. Поэтому они встречались у входа на кладбище Деблинга и ехали потом в Венский лес. На ее машине. Потому что ее машину никто не знал. Они болтали и смеялись. Дома в конверте Хелена хранила фотографии тех прогулок. Гитта наняла частного детектива. На фотографиях они просто сидели в машине и ехали. Была только одна, где их автомобили стоят рядом. И еще одна, где они выпивают в кафе "Залеттль". Гитта еще много месяцев спустя продолжала злиться на то, во что обошлись ей эти снимки. Она подарила их Хелене. Ее ведь на снимках нет. В конце концов. Хелене и по сей день делалось дурно, когда она вспоминала об этом. Кто-то ехал сзади и фотографировал. А они ничего не замечали. Во время этих поездок Хелена постоянно видела вывеску "Отличные обеды у «Бонки»". Туда-то они теперь и поехали. "Бонка" оказался длинным зданием с темным залом. Еще там был маленький садик, где тоже можно сидеть. Для девочек были венские шницели с жареной картошкой. И кетчупом. После еды они пошли в лес по широкой аллее среди буков. Дойдя до поляны, разложили на траве подстилку и сели. Катарина не отходила от Хелены. Хенрик, судя по всему, превосходно себя чувствовал. Болтал с детьми. Шутил. Девочки рассказывали о школе. О бабушке. И что делали собаки тети Зойтер. Как их зовут. Какие они чудные. И им тоже хочется собачку. Если мама позволит. Хенрик рассказал о своей собаке. Сеттере. Его звали Лорд Байрон. Он очень его любил. Но он всегда в разъездах. Никакая собака такого не выдержит. Он считает, что иметь собаку – очень важно. Тем более – в их возрасте. Девочки были от Хенрика в восторге. В собачьем вопросе у них появился союзник. Хелена устала. Полянку, на которой они расположились, нашел Хенрик. Хелена просто участвовала во всем. Она заплатила за обед. Она остановила машину там, где предложили Хенрик и девочки. Она тащилась позади всех. Села на лужайке. Не в состоянии вспоминать об утренних событиях. Что все это значит. Что должен подумать Грегор, застав ее в халате за завтраком с совершенно незнакомым мужчиной. Какую роль это может сыграть в ее положении. Она сказала себе, что необходимо найти адвоката. Такого, который не знаком с ее отцом. Наверное, это не очень сложно. Хелена сидела, прислонившись к дереву. Барбара носилась. Катарина рисовала. Хенрик читал привезенную с собой газету. Хелена думала о том, что все – не так. Она должна собраться. Найти решение. Собраться. От одного этого слова снова навалилась усталость. Хелена задремала. Прежде такого никогда не бывало. Прежде ей все время нужно было чем-то заниматься. Она не умела просто сидеть. Только сидеть. И смотреть. По земле бегали солнечные зайчики. Трава – высокая и тонкая. Светло-зеленая. Серебристо-серые стволы буков. Гладкие на вид. Спиной же она чувствовала, что кора – шершавая и в трещинах. Трава колыхалась под ветром. Зайчики вспыхивали и гасли в тени. Тепло. За обедом Хелена выпила маленькую кружку пива. От этого мысли делались еще более расплывчатыми. Засыпая, Хелена вспомнила, какой видела ночью сон. Ей снилось, будто она умеет играть на всех музыкальных инструментах. Больше ничего не вспоминалось. Только удовольствие от того, что она владеет всеми инструментами. Она улыбнулась. Проснувшись, обнаружила, что осталась на лужайке в одиночестве. Ничего не слышно. Только ветер в кронах. Ее пронзил страх за девочек. Она ведь ничего не знает об этом мужчине. На ум пришли кинофильмы. Хенрик ведь может с девочками… Хелена сидела, прислонившись к дереву. Хватило бы мига. Миг – и все уже не так, как прежде. Паника перешла в раздумье. В желание никогда больше ничего не делать. Хелена думала о том, как любит своих дочек. Почему ей мало просто вырастить их? Почему этого мало? Хелена услышала голоса. Девочки визжали. Играли в пятнашки. Хелена закрыла глаза. Сделала вид, что и не просыпалась. "Соня!" – кричали дочери и прыгали вокруг нее.

Только поздно вечером Хелена и Хенрик остались наедине. Они заехали в еще один кабачок. По дороге домой девочки позвонили в бабушкину дверь. Пришлось пригласить ее зайти. Она выпила две рюмочки хереса. Разрумянилась и запечатлела, прощаясь, на Хелениной щеке влажный поцелуй. Шепнула, что все понимает. Хенрик превосходно ладил со всеми. Даже с Грегором. Хелена пошла за водой, чтобы выпить бурбона. Девочки наконец уснули. На кухне не прибрано. Хелена поставила в холодильник молоко и масло. А посуду мужчины сунули в машину. Забыв при этом приборы. Варенье. Сахарница. Коробка с кукурузными хлопьями по-прежнему стояла на столе. Валялись салфетки. Несвежая скатерть усеяна крошками. В раковине кофейник. Полотенца раскиданы. Яблоки, которые брали с собой, но так и не съели, лежат на холодильнике. Подстилка брошена на кресло. В прихожей – грязные детские кроссовки. В ванной – перепачканная одежда. Мокрые полотенца. Разбросанные губки. Завтра, подумала Хелена. Вернулась к Хенрику. Хотела сказать ему, что лучше все-таки поискать пансион. Хенрик улыбнулся ей. Хелена даже и представить себе не могла, что когда-то они спали вместе. И как она по нему тосковала. По нему. Хенрик улыбался ей. "Я полностью в твоей власти. Мне абсолютно некуда идти", – сказал он. Хелена замерла. Зазвонил телефон. Хелена пробормотала: "Извини, пожалуйста". Взяла трубку. Пупсик. Она бросила трубку. Сразу же телефон зазвонил снова. Хелена выдернула вилку. "Почему? – спросила она Хенрика. – Что случилось?" Хенрик рассказал ей, что жил в Милане с немкой, дочерью врача из Мюнхена. Они расстались. И ему пришлось уехать. Пока. Пока она не уедет. Потом комната остается за ним до конца сентября. Но сейчас… Сейчас у него нет никакого жилья. И все равно он хотел переехать в Вену. Он найдет работу, на худой конец – станет давать уроки. Разве ее это не радует? Теперь они смогут быть вместе. Хелена не понимала, о чем он. Она предложила: "Поехали. Заберем твои вещи". Было около одиннадцати. Южный вокзал наверняка еще открыт. Они поехали на Южный вокзал.

Хелена ехала по Гюртелю к Южному вокзалу. Полно машин. Перед барами со стриптизом и борделями на Гюртеле все время образовывались пробки. Хелена перестроилась в левый крайний ряд. Машины парковались во втором ряду. В третьем движение замедлялось. Водители оценивали проституток, которые, куря, бродили по тротуару. Кто-то покупал мороженое. Кто-то уже ел его. Хелена ничего не говорила. Хенрик сидел рядом. Смотрел вперед. Ни разу не обратил внимания на мелькающие огни или кричащих, смеющихся, поедающих мороженое прохожих. Всю дорогу до вокзала он промолчал. Хелена нашла место для машины со стороны Швейцарского сада. Когда она уже собралась вылезать, Хенрик удержал ее. Она снова села. Молчала. Хенрик крепко сжимал ее запястье. Он сам сходит. Ни к чему ей лишние хлопоты. Разве он не понимает. Хелена сидела молча. Смотрела на улицу. Здесь машин почти не было. Вокзал ярко освещен. Оранжевые отсветы падают на окрестные дома. Хелена спросила Хенрика, отчего он не звонил. Не дал знать о приезде. Он ведь знает ее положение. "Я полагал, того, что я люблю тебя, довольно", – сказал он. "Но. Вдруг мне об этом не известно. Что мне тогда делать?" – "Я думал, любовь выше таких вещей. Я не знал, что я… Я думал, ты знаешь. Должна знать. Хелена. Ты же должна знать, что я тебя люблю". Хелена очнулась. Вышла. Внутри была пустота, тошнило. Она не смогла сдержать смех. Пошла ко входу. Под навесом стояли мужчины. Бородатые. Темноволосые. Неподвижные. Меж них сновал продавец "Курьера". Размахивал газетами. Но тоже молча. Хелена прошла между ними. Хотелось растолкать их. Распихать. Устроить перебранку. Дико поругаться с кем-нибудь. Мужчины даже не смотрели на нее. Не уступали дороги. Автоматические камеры хранения – прямо. "А номер у тебя какой?" – спросила Хелена. Хенрик сунул руку в карман брюк. Пошарил там. Похлопал по карманам. Снова сунул руку в брючный карман. Потом во внутренние карманы пиджака. Повторил все еще раз. Растерянно посмотрел на Хелену. Изумленно. Он стоял в освещенном неоновым светом проходе к камерам хранения. И начал поиски в третий раз. Поспешно. Хелена взяла его за руку. Потянула в маленький бар. "Надо выпить сладкого вермута", – сказала она. Остановилась у стойки. "Он покажется тебе омерзительным. Но сейчас это необходимо". Хелена спросила две рюмки сладкого вермута. Спросила, есть ли он. Женщина за стойкой отвечала утвердительно. Поставила перед ними две рюмки. Достала бутылку. Наполнила рюмочки до краев. Чуть не перелила. Женщина рассмеялась. Хелена отпила. Не поднимая рюмки. Наклонилась и втянула вермут. Не смогла сдержать смех и поперхнулась. Поглядела на барменшу. Они обе смеялись. Хелена закашлялась. Хенрик взял свою рюмку, высоко поднял ее и выпил. Не пролив при этом ни капли. "Однако вы очень щедры", – проговорила Хелена сквозь кашель. Барменша молодая. Полная. У светлых крашеных волос темные корни. "У меня сегодня день рождения", – сказала она. Снова расхохоталась. Хенрик пригласил ее выпить по рюмочке. Вздохнув с улыбкой, она сообщила, что больше не может. Она и так перебрала. Это же заметно по тому, сколько она налила им. Она уже под хмельком. Хелена и Хенрик выпили еще по рюмке за ее здоровье. Хихикая, Хелена нагнулась к рюмке. "Тогда тебе придется надеть пижаму Грегора. Они все остались". Они смеялись. Брюки будут коротки. Да. "А понадобятся ли они?" – спросил Хенрик. Он обнял Хелену за талию и привлек к себе. Хелена прижалась к нему. Потом, в постели, она зажимала Хенрику рот, даже если он стонал совсем тихо. Дети не проснулись. Хелена все время вставала проверить, действительно ли дверь в спальню заперта.

В воскресенье был День Матери. Дедушка и бабушка в Хитцинге изъявили желание повидать внучек. Хелена их повезла. Пока они долго ехали через Шоттенхоф, она раздумывала, как быть с Хенриком. Взять его к родителям – немыслимо. Оставить сидеть в машине? Хелена проехала мимо родительского дома и припарковалась ниже по улице. Сказала Хенрику, что сейчас вернется, и выпустила детей. Если бы Хенрик вышел, его бы увидели из дома. Хенрик только улыбнулся. Пусть она не торопится. Если станет скучно, он прогуляется. Хелена с благодарностью улыбнулась в ответ. Девочки уже добежали до калитки и звонили. Завидев деда, запрыгали и закричали, что у них есть кое-что для бабули. Секрет. Свои подарки Хелена обнаружила за завтраком на столе. Барбара связала крючком прихватку, а Катарина вышила подушечку для булавок. Хелена немедленно пустила прихватку в дело, умолчав, как сильно при этом обожглась. Прихватка была очень редко связана. Подушечку утыкали булавками и положили к шитью. Девочки зорко следили за тем, как она отнесется к дарам. Бабушкам они нарисовали маленькие картинки. С сердечками. И поцелуями. И всего хорошего бабулям тоже. Отец Хелены обрадовался внучкам. Он смеялся и не выдавал их секретов. Хелена смотрела на него. С внучками он казался совсем чужим человеком. И они не боялись его. Хелена вошла в дом вместе со всеми. Она не приготовила матери никакого подарка. Она пожелала ей счастья. Многочисленные ужасные скандалы минувших лет окончательно дали ей понять, что День Матери Хелена не празднует. Хелена была разочарована. Матери это стало безразлично. Она больше не сердилась. Не обижалась. Отвернулась к внучкам. Хелена стояла в прихожей. Удивленно сказала: "Похоже, я вам не нужна. Или все-таки?" – "Нет. Нет. Ступай себе. И приезжай за ними не раньше полдника". Отец даже не поглядел на нее. Хелена поцеловала дочек. Дала им последние наставления. Ушла. Короткая дорожка в палисаднике. Захлопнула калитку и поспешила к машине. Распахнула дверцу, рухнула на сиденье и завела мотор. Рванула так, что завизжали шины, словно за ней гнались. Хенрик бросил на нее удивленный взгляд. Он вытащил из кармана книжку и читал. Лишь от Хитцингской площади Хелена поехала с нормальной скоростью. "Ну? И что мы теперь предпримем?" – спросила она. Она с удовольствием вернулась бы обратно. На Ланнерштрассе. И – в постель с Хенриком. Не думая о детях. Так и столько, сколько захочется. Именно об этом она думала, спрашивая отца, нужна ли она им. "Давай поедем за город! Воскресенье ведь!" – отвечал Хенрик. "На юг? На север? На запад? На восток?" – спросила Хелена. Она была разочарована. Но не могла сказать, чего хочется ей.

Хелена поехала в Бургенланд. Сперва в сторону Лаксенбурга. Потом – к Айзенштадту. День теплый. То солнце. То набегают облака. Теплый ветер носит яблоневый цвет. Хелена ехала проселками. В садиках цвели последние тюльпаны и золотой дождь. И кусты. За Санкт-Маргаретен Хелена свернула на полевую дорогу. Въехала на холм. Оттуда было видно озеро Нойзидлер. Блестело, как зеркало. Длинное. Они вышли и пошли вперед. Хенрик крепко обнимал Хелену за плечи. Полюбовавшись на озеро, они присели под абрикосовым деревом на краю виноградника. Так озера не было видно. Хелена встала. Снова села. Решила сесть на ветку. Хенрик рассмеялся и тоже встал. Обнял ее. Крепко. Хелена чувствовала его. Его сильные объятия. Они целовались. Хенрик хотел идти дальше. Отпустил ее. Но Хелена не отпускала его. Поверх его плеча она быстро оглядела окрестность. Никого. Обед. Никто никуда не идет и не едет. Все за воскресным обедом. Особенно торжественным по случаю Дня Матери. Хелена потянула Хенрика вниз. Склонилась над ним. Расстегнула молнию его брюк, прильнула губами. Она лизала, сосала, терла и облизывала его пенис. Губами. Языком. Нёбом. Семя наполнило ей рот. На миг она задохнулась. Она могла бы так еще долго. Забыла обо всем. Глотала и глотала. На вкус семя было горьковатым. Хенрик не проронил ни звука. Хелена не решалась взглянуть ему в лицо. Ей вдруг стало ужасно стыдно. Она вскочила и пошла обратно. Взобралась на холм. Глядела на озеро. Чувствовала себя ужасно. Надо же держать себя в руках. Хелена стояла на холме и не представляла, как сможет вернуться к машине. Хенрик стоял внизу и махал ей. Чтобы она спускалась. Хелена села на траву. Может, он поднимется. Тогда все снова будет хорошо. Но он не пришел. Спускаясь, Хелена поскользнулась. Поцарапала руки. На правой ладони содрала кожу там, где обожглась утром. Вернулась со слезами на глазах. Хенрик осмотрел ее руки. Потребовал аптечку. Смазал царапины и заклеил их пластырем. Спросил, делала ли она прививку от столбняка. Взял ключи от машины. "Ах, Хелена!" – молвил он, целуя ее в лоб. Слов у Хелены не было. Хенрик обнял ее, прижал к себе. Хелена думала о том, что теперь можно заплакать. Прижалась к нему. Спрятала лицо у него на плече. Не могла ни о чем думать. Отдалась объятиям. Ей было грустно. Очень грустно. Прижимаясь с закрытыми глазами к его плечу, она вдруг вспомнила тех мужчину и женщину. Женщина была в чем-то красном. Мужчина – в темном. В костюме. Деловом. Они стояли на углу Ланнерштрассе и Коттажгассе. Наклонились к ребенку. Ребенок лежал под велосипедом. Неподвижно. Она проезжала мимо. Мужчина и женщина как раз выпрямились. Оглядывались. Хелене никогда не узнать, что там стряслось. Сейчас, прижавшись к Хенрику, она все видела эту женщину, склонившуюся к ребенку. Как она поворачивает голову. А мужчина стоит, уже распрямившись. Поворачивается всем корпусом. Оглядывается по сторонам. Ребенок неподвижен. На языке у Хелены был вкус семени Хенрика. Сухой. Пыльный. Горький. И теплый. Ребенок лежал. Ребенок лежал неподвижно. Ребенок был старше, чем ее дети сейчас. Лет десяти-двенадцати. Правой щекой Хелена чувствовала ткань пиджака. Открыла глаза. За плечом Хенрика – холм. Над ним – небо. Синее, и облака. Солнце за облаком. Хелена глядела в небо. Так она больше не видела того ребенка. Как он лежит. И взрослых. Как они наклоняются. Хелена ощутила собственную слабость. Потом они пообедали в Русте. В шесть Хелена забрала девочек. Они объелись тортом. Ужинать не хотят. Хелена хотела спать. Хенрик хотел пойти куда-нибудь. Хелена дала ему ключи от квартиры и от парадного. Лежа в постели. Перед тем как уснуть. Хелена попыталась вспомнить, когда же это было: несчастный случай с ребенком.

В два Хелена проснулась. Вернулся Хенрик. Она услышала, как он отпирает и потом снова запирает входную дверь. Он старался не шуметь и на цыпочках вошел в спальню. Разделся при свете уличных фонарей. Хелена смотрела на него. Он раздевался. Спокойно и осторожно складывал одежду, одно за другим. Остался нагишом. Поискал под подушкой пижаму. Пока он так стоял, до Хелены вдруг дошло. Хенрик был обрезан. Поэтому его пенис всегда выглядел длинным и напряженным. А Хелена-то думала, что это желание. Вызванное ею. Хелене стало стыдно собственных глупости и неопытности. Она так рассердилась на себя, что хотелось кричать. От ярости и стыда. И не хотелось больше таких открытий.

Хелена отправилась в ломбард на Кайзерштрассе. Хенрик занял у нее две тысячи. Хелена попыталась объяснить ему, насколько мало у нее денег. Но они нужны ему. Как она не понимает. Он не может существовать без гроша в кармане. И так скоро, насколько это возможно, он начнет зарабатывать. И кое-что ему еще причитается в Италии. И его родители обещали прислать. Но Хеленины деньги кончились. Во вторник она приготовила на ужин императорский омлет. Положив в него на яйцо меньше, чем полагалось по рецепту. Все припасы подходили к концу. На завтрак она открыла последнюю упаковку молока, вылила его в кукурузные хлопья. Но хлопьев тоже была последняя коробка. Необходимо купить хлеба. Яиц и ветчины. Кончилась зубная паста. Хелене пришлось разгладить тюбик тупой стороной ножа, чтобы девочки смогли почистить зубы. Сама она почистила зубы солью. Туалетные принадлежности, потребовавшиеся Хенрику, который так и не нашел ключ от камеры хранения, обошлись дорого. Хелена заехала на Кайзерштрассе перед работой. По телефону она выяснила, что они открываются в полвосьмого. Магазинчик был маленьким. Дверь со стеклом. Золотыми буквами написано "Покупка золота и серебра". Дверь серая, пыльная. Стекло грязное. Внутри все старое и обшарпанное. Давным-давно не ремонтированное. В зальчике стояли очень старая женщина и мужчина лет шестидесяти. За прилавком – мужчина в сером халате. В очках, сползших на кончик носа. Он обращался к женщине. Говорил тихо. Незаинтересованно. Хелена сразу поняла, что торговаться с этим человеком бесполезно. Он вообще не глядел на посетителей. Говоря с ними, он обращался к стене. На весах у него лежали две серебряные ложки. Кофейные. Он смотрел на стрелку весов, пока та не замерла. "Сто двадцать семь шиллингов". Женщина недовольно что-то пробормотала. Мужчина достал из ящика деньги и отсчитал причитающуюся ей сумму. Повернулся к мужчине перед Хеленой. Старуха долго глядела на деньги. Потом убрала их. И ушла. Хелена видела себя. Продающую последние серебряные ложки. Сто двадцать семь шиллингов. Хватит на девять или десять бутербродов с ветчиной. Или на пятнадцать – с колбасой. Для троих. А теперь – для четверых. На эти деньги можно протянуть один день. Если в доме остался кофе. Хелена вспоминала. Что у нее есть такого, что можно продать. Мужчина перед ней выложил на прилавок какие-то комочки. Кое-где они поблескивали. Но в основном были серыми. Мужчина в сером халате вставил в глаз лупу и принялся разглядывать комочки. Брал их пинцетом. Потом взвесил. "Четыре тысячи четыреста двадцать шесть шиллингов", – произнес он. Мужчина пожал плечами. Хелена наблюдала, как были отсчитаны и спрятаны деньги. В кармане ее блайзера лежало колье. Она подала его мужчине. Колье в кармане нагрелось. Мужчина разглядывал колье в лупу. Проверил пробу. Пересчитал подвески. Это колье Хелене досталось по наследству от одной престарелой соседки. Однажды она вернулась домой, и мать подала ей футляр. Сказала, что это – для нее. И отвернулась. Хелена открыла футляр и обнаружила колье. Соседка написала записочку с пожеланиями счастья и положила ее под колье. Написала: "Моей дорогой Хелене". Наследники принесли это сегодня. Старуха хотела, чтобы это досталось Хелене. Хелена смотрела, как колье раскачивается в руке мужчины в сером халате. Могла ли соседка догадываться о таком конце своего колье. "За это я могу дать вам девять тысяч шестьсот шиллингов", – произнес мужчина. Хелена обрадовалась, что никого больше нет. Взяла деньги и ушла. Идя к машине, попыталась припомнить имя старой соседки. Не вспомнила. Прошло пятнадцать лет. Примерно. Надо спросить у матери. Хелена почувствовала, как благодарна этой старой женщине. Она едва помнила ее. Никогда не была с ней особенно близка. Старуха глядела со своей веранды в сад Хелениных родителей. И махала рукой. Иногда. Хелена сидела в машине. Думала о том, что все оказалось не так уж трудно. Мужчины, отбирающие кредитные карточки. Продажа драгоценностей. Не хватает только судебного исполнителя. Но и его банк наверняка пришлет. Вдруг она почувствовала, что справится. Может справиться. У нее есть еще украшения. Пока никто голодать не будет. Хелена поехала на работу. Комочки, которые выложил на прилавок толстый мужчина, были золотыми пломбами. Зубными. В этом Хелена была уверена. Зубов толстяка она не видела. Но разве можно так просто выковырять пломбы из собственных зубов? Хелена полагала, что это не так-то просто. Откуда же они у него?

На работе Хелену ждали фотографии. Они никуда не годились. Не заметное невооруженному глазу стало очевидным на черно-белых снимках. Кожа у манекенщицы была вся в складках. На спине они возникали при движениях рук и плеч. Хуже всего – вдоль ребер. Резкие темные линии. На плечах. Когда поднимаются руки. Над локтями кожа собиралась широкими складками и свисала вниз. Как будто женщина была раньше толстой и быстро похудела. На ягодицах – целлюлит. Сразу понятно, отчего женщины на фотографиях так отставляют зад. Или нагибаются. Но для снимков с аппликаторами на бедрах надо было стоять прямо. Хелена показала снимки фрау Шпрехер. Они единодушно пришли к заключению, что такие фото только отпугнут покупателей. Хелена и фрау Шпрехер пили кофе и потешались над моделью. Эту особу звали Сабина Новотная. Имя стояло на счете, присланном агентством по почте. Теперь-то фрау Шпрехер понимала, почему та сказала Надольному, чтобы он звал ее Бини или Бинхен. Она это услышала, когда подавала кофе. Как эта особа ломалась! И без малейшего на то права. Неподкупный объектив все и показал. Хелена и фрау Шпрехер были весьма удовлетворены. Они-то поняли все с самого начала. Хелена удивлялась. Как можно было не заметить такого. Загорелое тело женщины и сейчас у нее перед глазами. И двое мужчин в дверях кабинета Надольного. И как они уходили. Оба мужчины, а манекенщица – посередине. Вызывающе виляя бедрами в мини. И все ведь знали, что под этой юбчонкой на ней ничего нет. Хелена отнесла фотографии Надольному. Можно ли признать их удовлетворительными, спросила она. С каждым новым снимком Надольный приходил все в большую ярость. Он изрыгал ругательства. По адресу модели. Мошенница. Обвела его вокруг пальца. Является сюда в качестве обнаженной натуры, а выглядит потом как тощая бабулька. Хелена спросила, как же теперь быть с фотографиями. Надольный с отвращением швырнул снимки на стол. "Итак. Все еще раз с самого начала", – вздохнул он. И пусть Хелена не вздумает перевести агентству хоть грош. Он с этим разберется. А они влипли. Нестлер немедленно закрутил роман с этой Сабиной. Они поняли друг друга с полувзгляда. Пожалуй, она и сейчас у него в Швейцарии. Следовательно. Им придется взять фотографии. Так вот. Но ни за что не показывать их Нестлеру. Не дай Бог ему, Надольному, показать Нестлеру, каков его зайчик. В действительности. Без пяти бокалов шампанского и водки с тоником. С другой стороны. Нестлер непременно спросит о снимках. Захочет их получить. Пожалуй, попросит увеличить. Надольный застонал. Хелена считала, что так ему и надо. А то пускаются во все тяжкие. Вот и получили по заслугам. Надольный нагнулся к ней через стол. Нечего ей так ухмыляться, сказал он Хелене. Это она во всем виновата. Только она. Она-то зачем там была? Мужчины не могут соображать, когда в комнате голая женщина. А она должна была заметить все сразу. Ей-то это должно было броситься в глаза. Вот. Надольный зло смотрел на Хелену. На минуту она утратила дар речи. От возмущения. Тут же навернулись слезы. От несправедливых упреков. Потом она разозлилась. Почувствовала, как сужаются глаза. Кровь бросилась в лицо. Она набрала воздуха. Спросила, а имело ли это смысл. И было ли вообще возможным. Говорить что-либо при Нестлере. Да? Ведь они оба, Нестлер и он, Надольный, были свято уверены в высочайших достоинствах юной дамы. Ей же это безразлично. Все это. Если кто-то что-то и должен был видеть, так это фотограф. Они же с Нестлером походили на оленей во время гона. И это он нашел манекенщицу. И это его можно считать своего рода экспертом в таких делах. Это он – специалист. Как же ей усомниться. Хелена встала и вернулась к своему столу. С трудом удержалась, чтобы не хлопнуть дверью в кабинет Надольного. Швырнула на стол толстый конверт с фотографиями и упала в кресло. Заглянула фрау Шпрехер. Подмигнула ей. Из-за двери доносился голос Надольного. Он громко и резко говорил с кем-то по телефону. Фрау Шпрехер удалилась. Хелена сидела. Снова навалилась усталость. Надо уйти. Все-таки она дала отпор. Она знала, что надо уходить немедленно. Сию секунду. Ей надо быть уже у двери. Потом – коридор. Вызвать лифт. Сесть в него и спуститься. Поехать домой. Там Хенрик. Он не встает раньше одиннадцати. Лечь к нему в постель. Любить друг друга. Правда, Хенрику больше не нравились сюрпризы. Он должен подумать о своем положении. И Хелена больше не отваживалась нападать на него так, как вначале. Хенрик сам решал когда. И не так уж часто. Не так часто, как хотелось бы Хелене. Значит, не домой. Тогда – за город, на Каленберг. Сесть на скамейку и смотреть. Надольный вышел из своей комнаты. Хелена сидела как сидела. Надольный прошел мимо нее. Налил себе кофе. Он всегда сам наливал себе кофе, если собирался облагородить его коньяком. В других случаях кофе приносила фрау Шпрехер. Или Хелена. Эту проблему должна решить она, бросил он на обратном пути. Нельзя ждать от него, что он все будет делать сам. Он тоже не всесилен. Пусть Хелена найдет новую модель. Студентку-спортсменку. Да. Это будет лучше всего. Снова вызвать фотографа. О гонораре Надольный поговорит с ним сам. Да. Она принялась названивать. Доктор Штадльман удивился. Он же сразу сказал, что нужна другая экспозиция. И другая оптика. Не удивительно, что снимки испорчены. Он приехать не сможет. Хелене придется все сделать самой. Но она же все умеет. Съемки назначили на ближайшую пятницу. Хелена доложила об этом Надольному. А Нестлеру пусть скажет, что снимки испортил фотограф. Она все организует заново. А герр Нестлер наверняка не станет настаивать на Сабине. Он давно забыл о ней. Надольный кивнул и сказал, что в пятницу его не будет. Пусть она займется всем сама. Он не желает больше слышать. Обо всем этом. Хелена быстро заехала за покупками и приехала домой. Хенрика не было. Хелена купила готовые шницели. И салат. В лавке. Положила шницель для Хенрика в холодильник. После обеда она была в бюро одна. Надольный ушел и сказал, что сегодня не вернется. Фрау Шпрехер ушла к врачу. В четыре Хелена набрала миланский номер. Низачем. Просто от скуки. И из любопытства. Трубку снял мужчина. Хелена заколебалась. Он сказал: "Да, алло". Хелена попросила позвать Хенрика. Мужчина отвечал, что Хенрика нет. Что ему передать? Он скоро вернется. Самое позднее – в конце недели. А кто его спрашивает? Хелена положила трубку. Хенрик сказал, что у его немецкой подруги – новый приятель. А он туда никогда не вернется. Хелена ушла с работы на полчаса раньше. Болел желудок. Очень. Хорошо, что пообедала она не плотно.