Текст книги "Спрут"

Автор книги: Марко Незе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Вилла на старой Аппиевой дороге

В три часа дня он постучал в выкрашенную красной краской дверь небольшого домика с островерхой крышей. На пороге появилась Эльзе.

Красивая, лицо у нее стало как-то мягче, добрее. Когда увидела Коррадо, первым ее побуждением было захлопнуть дверь. Но она сказала:

– Входи.

Каттани очутился в крохотной гостиной с двумя креслами, столиком и телевизором. В углу втиснулся маленький камин.

– Значит, ты не поехала жить к родителям. – Это был скорее не вопрос, а лишь констатация.

– Нет, – сказала Эльзе. – Предпочла устроиться здесь и жить одна. Тетка сдала мне этот домик.

Извинившись, она на минутку вышла. Поставила на кухне на плиту чайник. Приготовила на подносе две чашки. Сколько сахара он клал в чай? Да, две ложечки. Отрезала ломтик лимона потолще, потому что он любил в чашке выдавливать ложечкой сок. Ему нравилось, когда острый запах лимона смешивается с ароматом свежезаваренного чая. Она же больше любила чай с молоком.

Эльзе чувствовала, что нервничает. Ей показалось, что край подноса чем-то запачкан. Обтерла его тряпкой. Потом достала из навесного шкафчика несколько коробок с печеньем. Какое он любил? Ах да, вот это с шоколадом, оно ему наверняка понравится. Краем глаза пыталась увидеть, что он там делает в ее отсутствие. Увидела, что он поднялся с кресла и рассматривает висящие на стене картинки.

– Вот и я, – проговорила она, входя с подносом. Они сели за чай.

– Попробуй печенье, – посоветовала Эльзе. Съев одно, Коррадо отозвался:

– Замечательно вкусное.

Последовала продолжительная пауза. Казалось, им нечего больше друг другу сказать. Тогда Эльзе, чтобы нарушить неловкое молчание, проговорила:

– Знаешь, я нашла работу в библиотеке. А ты как живешь?

– Мне придется вернуться на службу, в Рим. Но точно еще ничего не известно.

Эльзе сделала последний глоток и отставила чашку.

– Зачем ты приехал?

– Привез тебе кое-какие вещи. Можешь взять их в камере хранения на вокзале. Там еще одежда и игрушки Паолы. Я подумал, что они должны храниться у тебя.

– Спасибо.

Он съел еще одно печенье. – Это французское печенье в самом деле потрясающее, – похвалил Коррадо.

– Я тебе дам с собой пару коробок, – заботливо сказала Эльзе.

– Это будет с твоей стороны очень мило. – Потом, переменив тон, спросил: – Можешь оказать мне еще одну услугу?

– Ну, конечно.

– Отвези меня на кладбище. Я хочу навестить нашу девочку.

Эльзе посадила его в свою машину. Они проехали по улице, по обе стороны которой высились небольшие виллы с островерхими крышами. Французский городок Эвиан в это время года особенно красив. Вид его оживляли разбросанные повсюду маленькие яркие клумбы и вазоны с цветами.

У могилы Паолы Каттани опустился на колени. Девочка смотрела на него с фотографии на надгробии – веселое личико, светящиеся радостью глаза.

Эльзе принесла букет живых цветов и, кладя его вместо завянувшего, услышала, как муж еле слышно шепчет:

– Маленькая моя! Как подолгу я оставлял тебя одну, когда, был тебе так нужен. А теперь я нуждаюсь в тебе, должен чувствовать, что ты всегда со мной рядом...

* * *

На древнюю Аппиеву дорогу выходят ворота прячущихся в густой зелени величественных вилл. Там правит свой пышный бал современный Рим. Легенда гласит, что именно здесь около двух тысяч лет назад Иисус Христос повстречал спасавшегося бегством Петра. Дрожа от страха, апостол его спросил: «Камо грядеши, Господи?..»

Однажды жарким июньским утром, как раз в этих местах, в распахнувшиеся ворота одной из вилл въехал металлизированный «мерседес». По аллее, меж двумя рядами пиний, он проследовал до виллы ярко-кирпичного цвета.

Справа от дома был бассейн. В нем плескались две девушки, а третья сидела на борту, небрежно откинув головку.

Из «мерседеса» вышли Каннито, Терразини и Лаудео. Одновременно распахнулась дверь виллы и на пороге показался хозяин дома.

– Дорогие мои! – радостно приветствовал он их, размахивая короткими ручками.

У него была огромная лысая голова. По сравнению с ней тело с выпирающим брюшком казалось маленьким. Ходил он весь напыжившись, держась словно аршин проглотил, по-видимому, чтобы казаться выше ростом. И непрерывно двигал руками, словно ему жал его легкий пиджак из чистого льна.

Терразини заключил его в объятия.

– Доктор Сорби, – проговорил он, – как я рад вас видеть!

Они вошли в дом. В гостиной Сорби жестом указал на мягкие кожаные кресла. Из бассейна доносилось веселое щебетанье девушек.

Сорби вышел на порог и призвал их к порядку?

– Тише вы! Дадите вы спокойно поговорить?

– Слушаемся, папочка! – хором отвечали девицы и разразились смехом.

Папочкой они называли его в шутку, но когда он оставался с ними без посторонних, Сорби принимал профессорский вид и объяснял им; что в этом скрыт потаенный смысл. Раз они называют его папой, утверждал Сорби, значит, действительно видят в нем отца.

Шум стих, и четверо мужчин принялись спокойно обсуждать свои дела.

– Могу вам сообщить, – начал Терразини, – что наш друг Карризи скоро прибудет из Америки. Он едет лично изложить нам свои планы. Но сразу же вам скажу, что он предполагает вложить в Италии крупные капиталы.

Лаудео обратился к Сорби:

– Как могут быть осуществлены эти капиталовложения?

Сорби прочистил горло. Когда он говорил о деньгах, то странно кривил рот, шевеля только одной его стороной, а другая оставалась неподвижной, словно в параличе.

– Деньги, – разъяснил он, – поступят из Соединенных Штатов в Швейцарию. Они будут переведены в банки, находящиеся под моим контролем. Затем через мой банк они попадут в Италию.

Лаудео, полагая, что в таком тесном кругу можно полностью раскрыть карты, сказал:

– Таким образом, круг замкнется. Я хочу сказать, что деньги, покинувшие Италию, в нее вновь возвратятся. – Он взмахнул рукой. – Отмытыми!

Но Сорби покоробила столь грубая манера выражаться.

– Ну что вы, что вы, – возразил он. И нашел более благопристойную формулировку: – Речь идет об иностранных капиталах, накопленных посредством новых форм сбережения. Они будут вложены в наш национальный рынок с самыми радужными перспективами.

– Нашего друга Карризи, – уточнил Терразини,– интересует главным образом электронная промышленность, поскольку ее продукция имеет широкое применение в военной сфере. Он хочет создать постоянный канал, чтобы выйти на ближневосточный рынок стратегических материалов.

– И что же ему для начала нужно? – перебил Лаудео.

Сорби откинул назад свой огромный сверкающий череп и перечислил:

– Он хочет получить земельные участки на выгодных условиях, льготные кредиты и политическое прикрытие. Я бы даже сказал: прежде всего – политическое прикрытие. Оно необходимо, чтобы преодолеть бюрократические барьеры, вы меня понимаете.

– Конечно, – отозвался Терразини. – У нашего друга Карризи типично американское мышление, поэтому он и привык все делать быстро. Любая проволочка его буквально выводит из себя.

– Учитывая занимаемое мной положение, – сказал глава отдела «Зет», – я был бы рад познакомиться с мистером Карризи, когда он прибудет в Италию, в частной обстановке.

Лаудео вызвался подготовить ему триумфальный прием.

– Если он пожелает статьи в газетах, интервью, тут нет никаких проблем. Журналисты работают на нас.

Сорби не раскрыл даже той половины рта, которой обычно разговаривал. Лишь сделал гримасу, выражающую крайнее отвращение, – ею он желал сказать, что его тошнит от шумихи.

Терразини, уловив смысл гримасы Сорби, возразил профессору Лаудео:

– Мистер Карризи против всякой рекламы.

– Однако, когда настанет время, – уточнил Сорби, – необходимо будет мобилизовать печать: мы должны подать наш проект в выгодном свете.

Глаза у Лаудео сверкали. Наконец-то найдется работа для прессы, контролируемой его Ассоциацией. С оттенком гордости он заявил:

– У нас в руках самые авторитетные органы печати.

Метрах в двухстах от виллы, где происходило совещание, кто-то притаился в кустах. С верхушки холма, где он расположился, ему было видно все как на ладони. Это был молодой, энергичного вида парень, который не спускал глаз со входа в виллу. Увидев четырех выходящих из дверей мужчин, он тотчас направил на них длинный телеобъектив и начал одну за другой щелкать фотографии.

* * *

Когда им нужно было поговорить, Каттани и Ферретти пользовались условным сигналом. Их встречи происходили на складе электромагазина. На этот раз Ферретти вызвал его, чтобы узнать, выполнил ли Кан-нито свое обещание взять Каттани в свой отдел.

– С тех пор от него ни слуху ни духу, – сказал комиссар.

– Странно.

– Что вы мне советуете? Позвонить ему?

– Нет, – покачал головой Ферретти. – Это его может насторожить. – И, помолчав немного, пояснил свою мысль: – Он гораздо более недоверчив и подозрителен, чем вы думаете. Полагаю, он ожидает с вашей стороны какого-нибудь поступка. Чего-то очень убедительного, слов ему недостаточно. Ему нужно доказательство, что вы действительно перешли на его сторону.

Каттани подсказал:

– Какой-то мой шаг, который был бы ему выгоден...

– Вот-вот, – кивнул Ферретти.

– Я знаю, что надо сделать, – сказал Каттани.

* * *

На следующий день он вернулся в Трапани. В этом древнем приморском городе овладевал он утонченным искусством лгать, выдавать выдумку, обман за действательность. Теперь он туда возвратился, чтобы продемонстрировать на деле, насколько высокого уровня в этом достиг.

Он отправился в кабинет к судье, который когда-то велел взять его под стражу. Тот выглядел еще более сгорбившимся из-за своей манеры не смотреть людям в лицо, еще более измученным своим тиком.

– Значит, – сказал судья, – вы хотели бы дать новые показания.

Каттани удобнее устроился на стуле.

– Видите ли, – стал объяснять он, – когда я рассказывал кое о чем доктору Бордонаро, я был не совсем в себе. Вы понимаете, у меня похитили и изнасиловали дочь. Я не соображал, что говорю. Теперь, когда я немного успокоился, я должен признаться, что некоторые мои утверждения не совсем соответствовали истине.

Методически поглаживая наполовину облысевший череп, судья окинул взглядом лежащие на столе предметы, словно искал у них помощи. Потом, издав какой-то пронзительный звук, проговорил:

– Хорошо. Вы – честный слуга закона.

– Я счел своим долгом, – продолжал Каттани, – явиться и внести поправки в некоторые показания, содержащиеся в протоколе того допроса, потому что они затрагивают уважаемых людей. Нельзя, чтобы их имена были несправедливо запятнаны.

– Так, так, – повторял судья, перелистывая старый протокол допроса Каттани. – Вот: здесь, например, вы говорите, что его превосходительство Каннито пытался всячески помешать проводимому вами расследованию, когда вы возглавляли оперативно-следственный отдел. Это правда? Вы это подтверждаете?

Каттани отрицательно покачал головой.

– Нет. Это именно одно из тех мест, что я хотел бы исправить. Положа руку на сердце, я могу, заявить, что его превосходительство Каннито неизменно подгонял меня продолжать расследование невзирая на лица.

– Так, так, – отозвался судья, в котором постепенно просыпался интерес к тому, что говорил Каттани. – Посмотрим, что вы утверждали насчет адвоката Терразини. Вы сказали, что он замешан в темных делишках. Мало того. Вы даже считали, что именно по его наущению была похищена ваша дочь.

Судья сделал паузу, словно глубокое изумление мешает ему продолжать. Сцепив пальцы и качая ими перед собой, наконец он вымолвил:

– Каттани! Назвать Терразини виновником похищения вашей дочери! Да сознаете ли вы, что говорите? Ведь вы Терразини должны воздвигнуть памятник из чистого золота. Если бы не он, вы до сих пор сидели бы за решеткой!

Каттани изобразил на лице раскаяние.

– Вы совершенно правы, – со вздохом признал он – я действительно намеревался исправить и это место. В самом деле, как глупо было с моей стороны впутывать в это дело такого порядочного человека, как Терразини...

– Следовательно, вы исключаете, – продолжал судья, – что доктор Бордонаро мог быть убит в связи с тем, что вел расследование сообщенных вами обстоятельств?

– Полностью исключено.

– Теперь скажите вот что: перед своей поездкой в Рим доктор Бордонаро не разговаривал ли случаем о вами? Не сообщал ли вам что-нибудь относительно своих планов?

– Нет, я с ним не разговаривал, и он мне абсолютно ничего не сообщал.

* * *

Дав показания, Каттани вернулся в гостиницу. Там ему передали, что звонила графиня Камастра. Он набрал ее номер.

– В этот город просто невозможно приехать инкогнито!

– Мог бы предупредить меня о своем приезде, – упрекнула его Ольга. – Приходится узнавать о твоих перемещениях от других.

– Я бы тебе позвонил.

– Кто знает, когда...

– Ну хватит, перестань дуться; – сказал Каттани. И совсем другим тоном прошептал в трубку: – Я хочу тебя видеть!

Ольга заехала за ним на машине в гостиницу. Они направились в сторону, противоположную центру, и в несколько минут город остался у них за спиной. Она вела машину по узкой и извилистой дороге. Вид у нее был сияющий.

Также и Каттани выглядел довольным. Он расслабился, с облегчением вздохнул.

– После стольких месяцев постоянного напряжения, – проговорил комиссар, – я впервые ощущаю внутри себя мир и покой. Пусть хотя бы ненадолго...

– И я могу сказать про себя то же самое, – пробормотала Ольга. Она вела машину быстро и уверенно. То и дело кидала на него взгляд и улыбалась.

Она была счастлива. Для нее сейчас во всем мире существовали только они двое. Она мчалась, точно ее подгонял ветер, оставляя позади другие машины. Он протянул руку, и она схватила, сжала ее.

– Куда ты меня везешь? – спросил Каттани.

– Это сюрприз!

После более чем часа пути машина наконец остановилась. Они находились среди выжженных солнцем полей, на вершине холма. Вдалеке виднелся узкий морской залив, багровый в лучах заходящего солнца.

– Это мой маленький рай, – сказала Ольга. – Я здесь родилась.

Но дом был не от тех времен. Ольга его расширила, заново перестроила, отделала внутри.

– Идем, – позвала она. И повела к большому рожковому дереву. Темному, с коротким толстым стволом, мощными ветвями. – Это было мое любимое дерево, – сказала она. – Девочкой я карабкалась на него, садилась верхом на этот сук и смотрела на далекое море.

Ольга притянула к себе голову Коррадо и поцеловала его. Крепко обняв, она не отрывала глаз от его лица.

– Я тысячи раз мечтала вот так тебя обнять. Но ты от меня бежал, избегал меня.

Все так же обнявшись, они вошли в спальню... Потом, приложив палец к губам, она прошептала:

– Теперь полежи спокойно и минутку подожди. Я принесу тебе ужин в постель.

Она захватила в машину переносной холодильник, полный всяких деликатесов. Они закусили хрустящими палочками с красной рыбой, икрой и пирожными. Ипили шампанское.

– За наше счастье, – провозгласила Ольга. Глаза у нее зажглись каким-то новым светом.

– За нас!

Она унесла тарелки, решительно отвергнув предложение Каттани помочь ей.

– Нет, нет, не вставай!

Она была рада поухаживать за любимым человеком. Счастлива, что наконец-то и она тоже может быть такой, как все женщины ее родного острова.

Вернувшись в постель, она свернулась рядом с ним калачиком и сказала:

– Я знаю, зачем ты приехал.

– Кто тебе об этом сказал? Терразини?

– Да.

– Ох, видно, у этого судьи к нему прямой провод!

Ольга ласково его поддразнила:

– Ты никак не можешь понять и смириться. У нас, на Сицилии, все по-другому, жизнь тут идет на особый манер. Запомни это хорошенько.

– Уверяю тебя, что не только здесь. Зараза распространяется, и теперь микробы можно обнаружить и на материке.

– Во всяком случае, – добавила Ольга, – после того, что ты сделал, все тобою довольны.

– А ты?

– Я? Меня все это не интересует.

Она повернулась к нему и нежно погладила по волосам.

Американец

На уик-энд Каттани был приглашен в загородный дом Каннито. Они выехали из Рима на синем автомобиле, который вел шофер. Достигли умбрийских холмов, окружающих Перуджу. Поднялись по крутой, узкой дороге и остановились у виллы эпохи Возрождения, высящейся над зеленой долиной.

Шофер выскочил из машины и бросился открывать дверцу шефу. Каттани был поражен открывшейся перед ним панорамой. Внизу раскинулась долина, которую перерезала извилистая лента реки. Вокруг, по вершинам холмов, лепились селения и древние замки. Каттани вздохнул полной грудью.

– Какая красота! – воскликнул он.

– Я провожу здесь все субботы и воскресенья, – сказал Каннито. – Но признаюсь тебе: если бы мне пришлось оставаться здесь дольше, я сдох бы от скуки.

Из виллы вышла миниатюрная, изящная дама с седыми волосами, в скромном, но нарядном платье. Она обняла Каннито, а потом, обращаясь к Каттани, сказала:

– Коррадо, я очень рада вам. Сколько лет мы не виделись! Но знаете, я вас не забывала.

Женщина погладила Каннито по щеке. Он нежно обвил рукой ее плечи. Сейчас, рядом с женой, такого довольного и умиротворенного главу отдела «Зет» было совсем не узнать. Просто трогательно смотреть, как он ласков с женой.

– Я тоже счастлив вновь свидеться с вами, синьора. Я залюбовался вашим раем.

– Не правда ли, красиво? Такой мир и покой. Здесь я чувствую, что принадлежу самой себе. В Риме я просто не могла больше выдержать – этот шум, хаос на улицах.

– Вы живете здесь круглый год? – спросил Каттани.

В разговор вмешался Каннито:

– Да, она меня бросила. Когда я хочу над ней посмеяться, то говорю, что она стала отшельницей.

Синьора Каннито усмехнулась:

– Ох, он вечно шутит. Дело в том, что мой муж занят с утра до ночи. Стало проблемой залучить его домой к ужину. Тогда я сказала: давай сделаем так – я уеду жить сюда, а ты приезжай на субботу и воскресенье. По крайней мере, два дня в неделю я могу его видеть.

Вдруг она нахмурилась. Взяв Каттани под руку, проговорила вполголоса:

– Я слышала о постигшем вас горе. Несчастная девочка! Поверьте, узнав об этом, я плакала как о собственной дочери. А как себя чувствует Эльзе? Бедная женщина!

– Постепенно приходит в себя.

– Передайте ей от меня самый горячий привет, – сказала синьора. Потом по-матерински взяла руку Каттани в обе ладони и добавила: – Скажите моему мужу и вы тоже, чтобы он не слишком надрывался на работе. Италия обойдется и без его подвигов.

– Эх, кто знает, дорогая моя, может быть, и не обойдется, – сказал Каннито, вновь обнимая жену.– Во всяком случае, теперь рядом со мной всегда будет Коррадо... Он будет работать в моем секретариате.

– Правда? – с радостью приняв это известие, она обратилась к Каттани. – Себастьяно нуждается в преданных друзьях. Я знаю его окружение. Люди, которым нельзя доверять, они мне не нравятся. За исключением его заместителя – Ферретти. Вот это порядочный человек... Но скажите, когда же вы приступаете к работе?

Вопрос застал врасплох, и Каттани не знал, что ответить.

– Сказать по правде... – начал он. Его прервал Каннито:

– Он и в самом деле еще не знает. Мне хотелось сделать ему сюрприз. – Положив руку на плечо жены, он спросил: – Ну так что же ты приготовила, чтобы отпраздновать возвращение блудного сына?

Женщина легкими шагами вышла из комнаты.

– Это необыкновенный человек, – проговорил Каннито, кивнув вслед жене. – Она украсила, всю мою жизнь. – Он издал глубокий вздох и спросил совсем другим тоном: – Ну так как – хочешь со мной работать или нет?

Каттани ответил сдержанно:

– Не знаю, привыкну ли я к работе за письменным столом.

– Тебе полезно немножко отсидеться в спокойном месте после всего, что случилось.

Синьора возвратилась с бутылкой красного вина и бокалами. Поднеся к губам бокал, Каттани увидел лицо Каннито сквозь грани хрусталя. Он был чудовищно уродлив – с огромной, круглой, как шар, головой и длинными, как клыки хищного зверя, зубами.

* * *

Американец прилетел в полдень. Сорби и Терразини отправились его встречать в аэропорт Фьюмичино. Даже не поздоровавшись с ними, он сразу же начал жаловаться:

– Какое безобразие! – Он сделал брезгливую гримасу. – Полчаса на проверку паспорта! А когда я пошел отлить в туалет, то там было отвратительно грязно.

Ростом он был невысок, но сложен пропорциональ но. Выглядел лет на пятьдесят. Лицо круглое, жесткий, быстрый взгляд темных глаз выдавал грубый, нетерпеливый нрав. Шел он уверенным шагом, ни на кого не глядя, и перед ним невольно все почтительно расступались.

– А ваш багаж, мистер Карризи? – заботливо спросил Сорби.

– Я вожу с собой только этот «дипломат». Никаких чемоданов! Куплю все необходимое в Риме. Таким образом, вернусь в Америку с костюмами «мэйд ин Итали». Правильно?

Сорби одобрительно засмеялся. Сунув руку во внутренний карман пиджака, он извлек пачку банкнот. И, протянув Карризи, сказал:

– Это вам пригодится на расходы в Италии.

Американец, не моргнув глазом, опустил деньги в карман.

– Окэй! – промычал он. Потом, обратясь к Терразини, спросил: – А где же твои друзья?

– Мы их созовем, как только захочешь их видеть. Терразини почтительно улыбался. Карризи был первый, к кому он проявлял некоторое уважение.

В зале аэровокзала среди беспорядочной толчеи показалась сразу привлекшая к себе внимание изящная, исполненная достоинства женщина.

– Ах, вот и наша графиня! – объявил Терразини.

Ольга уверенно направилась к ним. Она слегка запыхалась. Откинув чуть назад голову, она сказала:

– Прошу прощения за маленькое опоздание. В Риме такое адское движение!

Карризи, рассеянно взглянув на нее, спросил:

– А это кто такая?

– То есть как это – кто я? – слегка обиженно ответила Ольга. – Я – графиня Камастра. И если хотите знать, чем занимаюсь, то могу вам сообщить, что я владелица строительной фирмы.

– Ха-ха-ха! – разразился смехом Карризи. – Что же это делается, Терразини? Теперь ты работаешь с бабами? Ох, пресвятая мадонна!

– Да, – подмигнул Терразини. – Но это особый случай. Она заткнет за пояс любого мужчину.

Ольга пристально посмотрела в глаза Карризи, выдержав его взгляд.

– Мистер Карризи, – сказала она, – надо шагать в ногу со временем. Ваше презрительное отношение к женщинам в деловых отношениях совершенно неуместно.

Карризи покачал головой, и на его волнистых, блестящих от бриллиантина волосах заиграли отсветы.

– Окэй, окэй, – проговорил он с отчаянием человека, на глазах у которого рушится привычный ему мир. – Значит, вы строите. Ну, если так, то будете ли строить для меня?

– Надеюсь, вы мне это доверите, – ответила Ольга на безукоризненном английском. – Поэтому я здесь.

– Черт возьми, – изумился Карризи, – да вы говорите по-английски лучше, чем я по-итальянски!

Лысая голова Сорби слегка дернулась. Признак того, что банкир собирается подать голос. И действительно он это сделал, предложив зайти в бар отпраздновать приезд мистера Карризи – выпить по бокалу шампанского.

Американец с удивлением вытаращился на него.

– Алкоголь? Днем я никогда не пью. И вообще не пью, когда обсуждаю дела.

Сорби смущенно улыбнулся.

– Мы, итальянцы, в таких вещах менее строги.

– Оно и видно, – ответил Карризи, обводя взглядом зал. – То-то у вас везде такой бардак!

Они отправились на виллу к Сорби.

Позже приехали также Лаудео и Каннито. Они сразу же высказали уйму опасений. Заявили, что создание предприятия такого рода, как хочет американец, может натолкнуться на бесконечные препятствия и встретить сильное сопротивление. Коммунисты наверняка поднимут целую бурю. Поэтому необходимо сначала обработать политических деятелей.

– Эй, эй, – взвился возмущенный американец.– Какого дьявола! При чем тут партии? Мы занимаемся бизнесом. Ради бога, оставьте в покое политику!

Сорби покачал огромной своей головой, скривил губы и после этого наконец половиной рта произнес:

– Разрешите заметить, мистер Карризи, что в операции такого масштаба никак нельзя игнорировать политические аспекты. Иначе мы можем оказаться перед лицом непреодолимых трудностей. Всегда найдется кто-нибудь, кто раздувает возмущение общественности, кто использует чувства народа для собственной выгоды.

– С нами же вы сможете быть совершенно спокойны, – вставил вкрадчивым голосом Лаудео. – Члены нашей Ассоциации внедрены повсюду и в силах убрать с дороги все, что нам может помешать.

Сорби еще более льстиво продолжал увещевать:

– Если вы получше присмотритесь к сложной итальянской обстановке, то, несомненно, должным образом оцените наши предложения.

По лицу Карризи было видно, как его первоначальное удивление сменяется неприкрытым раздражением. Американец щелкнул серебряным портсигаром, покатал в толстых пальцах сигару, обрезал ее с одной стороны и сунул другой стороной в рот. Слова Лаудео и Сорби словно парили в воздухе, не доходя до его сознания. Он не желал их слышать, отталкивал от себя.

Черт бы побрал этих итальянцев! Он ненавидел пустую болтовню. Он привык иметь дело с людьми, с которыми приходишь к соглашению, обменявшись несколькими лаконичными фразами. В некоторых случаях чем меньше говоришь, тем лучше. А самое прекрасное, когда достаточно одного кивка, выражающего согласие.

Он зажег сигару золотой зажигалкой, украшенной платиновыми инициалами: Ф. М. К. По латиноамериканскому обычаю к своей фамилии он добавил еще и, девичью фамилию матери.

Глубоко затянувшись и размахивая сигарой, он спросил:

– Ну и сколько же стоит эта ваша политическая поддержка?

Лаудео не привык к столь прямой и грубой манере разговора. Несколько шокированный, он обвел взглядом присутствующих и, собравшись с духом, ответил:

– Общая сумма отчислений, необходимых для обеспечения благополучного исхода операций, составила бы пятнадцать процентов.

– Ха! Черта с два! – вскричал американец. Лаудео облизал губы с лисьей улыбочкой.

– Однако, – проговорил он, – без нашей поддержки план обречен на неудачу.

– Да, увы, – подтвердил Сорби. – В Италии такова ситуация. Целый клубок различных интересов. И если какой-то проект не обеспечен должной поддержкой, он не проходит. Заплатив пятнадцать процентов, вы можете быть спокойны. Получаете гарантию, что можете делать то, что хотите.

Они еще долго препирались. Карризи хватался за свою сигару, словно за дубину, которой ему хотелось бы стукнуть по башке этих велеречивых болтунов.

Он даже перестал понимать, кто именно из них говорит в этот момент. Кому принадлежит этот голос? Он зажал сигару зубами, сунул в карман зажигалку и поднялся.

– Господа, мы еще с вами увидимся, – проговорил он и направился к выходу, оставив всех остолбеневшими от неожиданности.

Наиболее обеспокоен был Сорби. От волнения у него даже дрожали руки. Схватив за плечо Терразини, он спросил:

– Что это значит?

Адвокат неопределенно развел руками.

– Хочет выиграть время. Посоветоваться с друзьями в Нью-Йорке.

– Так это дело может лопнуть. – При одной этой мысли ноги у Сорби стали ватными.

– Может лопнуть, может лопнуть, – спокойно повторил Терразини. – Может географически переместиться. Это было бы досадно. Потерянное время. Напрасные поездки.

Когда они вышли во двор виллы, они снова попали в поле зрения парня, затаившегося на вершине холма. При помощи своего телеобъектива он вновь запечатлел на пленке всех участников этого совещания.

* * *

В одном сицилийском ресторане в Риме Терразини с Карризи ели лангустов.

– Эти твои друзья, – жаловался Карризи, – слишком жадны. Пятнадцать процентов! И, кроме того, они слишком наглы. Со мной такие номера не проходят. Нет!

Терразини попытался смягчить обиду Карризи.

– Но это влиятельные люди. Ассоциация Лаудео весьма сильна. У нее везде связи.

Карризи высосал клешню лангуста.

– У нас в Америке такого не бывает. Все ясно и понятно. Как в универсаме: вот тут деньги, а тут товар. Без всяких фокусов. Поэтому я и начал новую жизнь в Америке. Я родился здесь, но мышление у меня американское.

Он взял бокал шампанского и осушил его до дна.

– Эти твои друзья скользкие, как угри. А я не ловлю угрей. Я занимаюсь бизнесом, как это вы говорите – делами.

– Да, – согласился с ним Терразини, – тут у нас ко всему примешивается политика.

– А! – Карризи рубанул рукой по воздуху. – У нас и с политическим деятелем ты говоришь в открытую. Республиканец или демократ, один черт.

– Так, значит, ты думаешь отказаться от этого вложения капитала?

– Если эти типы не перестанут морочить мне голову, то да. Мир велик, а доллары все хотят заполучить.

Терразини выдвинул другое предложение:

– А что, если мы все это обтяпаем между собой – между сицилийцами? Нам будет легче прийти к соглашению.

– Вот было бы здорово! – ответил Карризи. – И почему это Сицилия в конце войны не отделилась от Италии? Видишь ли, Терразини, я не хочу, чтобы надо мной потешались от Детройта до Лас-Вегаса. Болтунов вокруг себя я не потерплю.

– Сицилийцы умеют молчать.

Американец провел языком по зубам. И принял мгновенное решение:

– Окэй. Поговори с сицилийскими друзьями. Возьми все на себя.

– Не беспокойся, Фрэнк, – сказал Терразини, похлопав его по руке. – У нас, чтобы разрешить, важный вопрос, необходимы три вещи: женщина, журналист, который пишет по твоему заказу всякие глупости в газетах, и свой человек в секретных органах.

– И у тебя есть все эти три вещи?

– А то как же? Конечно, есть.