Текст книги "Закон бумеранга (СИ)"
Автор книги: Марк Шнайдер
Соавторы: Анна Шнайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Annotation
В течение семи лет Сашка изменял жене. А потом Марина обо всём узнала. Она осталась с ним из-за беременности, но не простила.А теперь уже у Марины есть любовник...Как тебе такой бумеранг, Сашка? Нравится?История Сашки и Марины из романа "Если ты простишь".ВНИМАНИЕ: герои будут бесить. Даже не знаю, кто больше.Ругать их можно, но на личности других читателей или автора переходить нельзя.Местами будут попадаться матерные слова))Очень эмоционально и нервно, запасаемся валерьянкой, платочками, гнилыми помидорами и сковородками)
Пролог
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
Эпилог
Пролог
Я всегда считал, что супружеская верность – самая несусветная чушь на свете. Я не видел в ней никакого смысла, кроме искреннего мазохизма и издевательства над собственной природой. Мы и так жертвуем огромной частью своей свободы, заключая брак с одной-единственной женщиной, а когда появляется ребёнок, значение слова «свобода» и вовсе почти забывается. И если уж выбирать между колоссальным напряжением, которое наверняка выльется в семейные скандалы, и возможностью сбросить это самое напряжение – выбор очевиден, разве не так? А женщины делают из этого какую-то грёбаную трагедию. Предательство, подлость, нож в спину… Да, много эпитетов и сравнений я в своё время услышал от Марины, не понимая, зачем настолько драматизировать. Неужели было бы лучше, если бы я, не имея возможности спустить пар на стороне, нёс плохое настроение в семью и срывался на Марине? Всё-таки женщины порой удивляют своей странной логикой.
Да, так я думал всегда, и мне казалось, что ничто на свете не способно изменить моё мнение, крепкое и сложившееся ещё во времена безбашенной юности. Я начал «ходить налево» уже в первый год брака, когда столкнулся на работе с неожиданными трудностями, а среди сотрудниц на переговорах оказалась женщина, которая активно делала мне намёки и строила глазки. Сейчас, если честно, я уже толком не помню ни её лица, ни фигуры, ни даже имени. Она была иностранкой, точнее, француженкой, и её акцент, эмоциональное дрожание голоса и откровенное грассирование – всё меня возбуждало.
И я ни капли не сомневался. Знал и видел, что эту француженку интересует только один приятный вечер – на ночь из-за моей женатости она изначально не рассчитывала. И я подарил ей этот вечер. И, нет, никакая совесть меня не мучила. А почему она должна была меня мучить? Я по-прежнему любил Марину. Ну да, занялся сексом с другой женщиной – и что? Никто же не обижается, когда ешь с почти незнакомым человеком в ресторане за одним столиком. А это почти то же самое – по уровню эмоциональной наполненности так точно. Поел, получил удовольствие, ушёл. Ни минуты о партнёрше больше не думаешь, что есть она, что нет – безразлично. На что тут обижаться? Из-за чего испытывать угрызения совести?
Совсем не из-за чего.
Дальше я продолжал в том же духе. Нет, специально я никого не искал, да мне и не надо было – все женщины, жаждущие недолгосрочных перепихонов, попадались на моём пути сами, без специальных поисков. То на работе коллега была не прочь развлечься, то в фитнес-клубе соседка по снаряду стреляла в меня глазками, то на переговорах с партнёрами что-то успешно нарисовывалось. И всё было отлично: дома любящая жена, маленькая дочка и в целом жизнь – полная чаша, а внебрачные связи – это так, ерунда, чтобы отвлечься и лишний раз не психовать. И я искренне считал, что наши с Мариной отношения, полные гармонии и увлечённости друг другом, частично построены и на моих адюльтерах. Весь негатив и агрессию я дарил ненужным женщинам, а своей нёс только нежность и покладистость.
Но на седьмом году нашего брака Марина обо всём узнала. Обозвала меня козлом, предателем, убийцей… Я возражал, разумеется. И очень активно возражал. Цветы ей носил каждый день корзинами, украшения дарил, взял отпуск и поехал с ней на море. Винился, клялся и божился, что больше ни за что и никогда. Я тогда действительно очень испугался, потому что Марина всерьёз намеревалась уйти, от всех моих стараний поджимала губы – и только. Ничего её не брало, она как заведённая повторяла – развод, и всё тут. И словно не слышала меня, когда я всё ей объяснял, говорил, что одну её люблю, а это так, просто секс и ничего больше.
Мне повезло. В один вечер, когда мы отдыхали на море, я умудрился заболтать жену, напоить и… Да, она допустила меня до тела. С утра на следующий день смотрела волком, зубы сжимала, а я готов был в церковь бежать и молиться, чтобы получилось. Я всегда замечал, когда у Марины цикл, поэтому точно знал, что должен был попасть прям в середину…
И попал ведь! Она забеременела. И разговоры о разводе сошли на нет. Марина сказала, что аборт сделать не сможет, но воспитывать одной двоих детей для неё тоже не вариант, поэтому она останется со мной. Я даже внимания не обратил на эту формулировку – посчитал, что жена сообщила, будто всё по-прежнему, и с нашей семьёй всё в порядке.
Но ни хрена не в порядке.
Иначе я не сидел бы сейчас в машине и, как последний дурак, не наблюдал бы за Мариной и её любовником.
1
Саша
Мой отец, серьёзный вроде бы человек, владелец крупной строительной фирмы, всю жизнь курит от матери тайком. Хотя бы раз в неделю, но смолит где-нибудь подальше от дома – чтобы, с одной стороны, и не воняло от него, и на здоровье не сильно влияло, а с другой – потешить свою тоску по этой дурной привычке, от которой он не сумел отделаться даже больше чем за сорок лет брака. Похожим образом я всегда относился к женщинам, с которыми изменял Марине, – они для меня были всё равно что сигареты для отца. Аккуратно покурить, чтобы жена не узнала, – это можно, но какой человек в здравом уме и трезвой памяти согласится променять супругу на пачку сигарет?
Поскольку мы с отцом часто ездили вместе на переговоры, он всегда хранил одну такую пачку у меня в бардачке. По несчастливой случайности сейчас она оказалась почти полной, и теперь я выкуривал одну сигарету за другой, глядя на Марину, которая сидела за столиком в дешёвой кафешке и улыбалась какому-то мужику. Внешность этого романтического хероя проходила мимо меня – перед глазами стояла пелена ярости, и я ничего не видел, кроме своей жены. Разодетой и накрашенной, блядь, жены, довольной, как сытая кошка!
Зарычав, я затушил сигарету о собственную руку – естественно, обжёг кожу, но боль отрезвила и заставила начать соображать, а не тупо сидеть и злиться.
Как мы с Мариной докатились до такого треша? Когда это вообще всё началось?
Малодушно хотелось сказать, что начало было положено несколько месяцев назад, когда Марина рассказала мне о своём любовнике. Понятия не имею, об этом или о каком-то другом, – я следил за женой впервые. Может, она уже успела поменять партнёра, кто знает? Точно не я, я вообще уже ничего не знаю и ни хрена не понимаю.
Нет, было бы слишком глупо и по-детски предполагать, что всё началось только тогда. Гораздо раньше, конечно. И когда? Четыре года назад, когда я сделал всё, чтобы Марина забеременела и не подала на развод из-за ребёнка? Тоже не то. Да и вообще – у меня разве был какой-то другой выход? Не мог же я развестись с женой, в самом деле! Зачем мне разводиться, если мне не нужна другая женщина в качестве супруги? Секс сексом, но никто не женится на проститутке после проведённой ночи. Да я, блин, не помнил практически ни одного имени тех своих девок. Может, если бы я продолжал ту же политику, что и раньше, что-то и помнил бы – но у меня уже четыре года не водилось никаких любовниц. Не считать же любовницами порноактрис? Вот порнухой я баловался, да, грешен. А что делать, если мы с Мариной занимались сексом в последний раз… Чёрт, а когда?
Сейчас весна, начало марта. Через неделю – восьмое число, а у меня до сих пор ни подарков, ни понимания, что делать. Полный ноль, дыра от бублика.
В этом году мы с Маринкой точно не трахались. И в декабре тоже, и в ноябре вроде. В октябре у неё был день рождения, она выпила… Да, вот тогда она мне и дала. Марина вообще последние годы занималась со мной сексом в основном только в не слишком трезвом виде. Весьма страстно и зло, кстати. Мне потом приходилось даже спину йодом смазывать – было впечатление, что я подрался с диким животным.
Значит, в октябре. Почти полгода. Да, Саш, у тебя не жизнь, а полная хуйня.
Неожиданно Марина за столиком зашевелилась, вставая, и я тоже встрепенулся. И что, мне сидеть и смотреть, как она со своим хероем трахаться идёт? Наверняка поедут куда-нибудь, она ведь меня попросила на весь день с девчонками остаться. Я же на маму свои обязанности перекинул, а сам решил проследить за Маринкой. Пару дней как решил, даже следилку на её телефон поставил, чтобы видеть, где она. И постоянно проверял, если её не было дома, где шляется моя жена. Но ничего подозрительного до сегодняшнего дня не было – Марина ходила в магазин или на работу, и всё. Только сегодня вот пошла в кафе, и я отправился за ней, как последний Отелло.
В том, что чувствовал я именно ревность, я не сомневался – а что же ещё? Хотя и не только ревность. В целом, мне кажется, мной ни разу в жизни не владел подобный коктейль разнообразных эмоций, причём ревность была самой банальной. Ещё я хотел напиться, побиться головой о что-нибудь тяжёлое, прибить Маринкиного хероя и сдохнуть самому. И всё это – одновременно. Но сильнее всего, даже желания убить этого мужика, была моя обида. Такая бесконечная и больная, почти детская – когда ты старался-старался, учил уроки, делал домашние задания, пошёл в школу в новых брючках и белой рубашечке, и прям возле крыльца на неё птичка накакала. И грош теперь цена твоим стараниям, потому что все одноклассники до самой смерти будут помнить, что Сашка Яковлев пришёл на экзамен в обосранном костюмчике. Оценки они твои забудут, а вот про костюмчик – ни за что.
Вот и Марина делала то же самое последние четыре года. Она ни хера не замечала моих стараний, ей было откровенно чихать, что я из кожи вон лез по всем вопросам, что я ни разу за всё это время другую бабу даже за задницу не пощупал! Она помнила только мой обосранный костюмчик из прошлого. Я его уже выстирал, отгладил, сам помылся миллион раз, туалетной водой побрызгался – но Марина всё равно мной до сих пор брезговала, как будто я по-прежнему воняю дерьмом.
Да, это было обидно. Но я как-то смирился с её пренебрежением, надеялся, что со временем всё забудется. Прошёл год, два, три… четыре. И на тебе, пожалуйста, – появился этот херой. Который к тому же… Впрочем, об этом лучше вообще не вспоминать, иначе я точно сегодня кого-нибудь убью.
Заметив, что Маринка и её хахаль, оживлённо разговаривая, вышли из кафе, я выбрался из машины и пошёл им навстречу, стиснув зубы и сжимая кулаки.
2
Сашка
Первым меня заметил мужик. Видимо, сработал инстинкт самосохранения – когда на тебя целенаправленно идёт другой мужик со свирепой рожей, трудно не почувствовать чужую агрессию. Вот он и увидел меня, тут же схватил Марину под локоть и остановился, что-то у неё спрашивая. Думаю, нечто вроде: «Ты знаешь этого придурка?»
Марина повернула голову в мою сторону, и её глаза удивлённо расширились, а с губ тут же пропала беззаботная улыбка. Беззаботная, мать её! Марина не улыбалась мне так четыре года. Равнодушно, вежливо, язвительно – бывало. Но не беззаботно, как когда-то давно, когда ещё не знала о моих изменах.
И осознавать это было блядски неприятно.
А ещё Маринка была красивой. Точнее, не так – она в принципе красивая, стройная, в меру высокая, с хорошей фигурой, короткими тёмными волосами – уже много лет Марина ходит с аккуратным и стильным каре – и такими же тёмными глазами. Я всегда сравнивал оттенок её глаз с цветом растопленного шоколада. Раньше, когда она с теплотой смотрела на меня, я даже словно чувствовал сладость во рту.
Но это раньше. Не сейчас, разумеется.
Сейчас во рту у меня была кислая горечь, словно я долго жевал лимонные корки. Кажется, даже изжога начиналась.
Да, Марина всегда была красивой, но сегодня она явно специально навела красоту и была нарочито красивой – с макияжем и укладкой, в светло-кремовом пальто – видимо, новом, потому что я его никогда не видел, – и даже с маникюром. Мне всегда было смешно, что Марина, последние годы работая маникюрщицей в крутом салоне красоты, так и не полюбила делать маникюр себе. Она всегда ходила с коротко стриженными ногтями, ещё и поэтому я удивлялся, когда она умудрялась ими расцарапать мне спину до крови. Сколько же ярости надо испытывать?
– Саша? – тихо спросила Марина, и её негромкий – почти скромный! – голос взбесил меня окончательно и бесповоротно.
– Привет, – процедил я, злобно зыркнув на спутника своей жены. Мне показалось, что он моложе нас с Маринкой лет на десять. Гладко выбритый, голубоглазый, с длинноватыми каштановыми волосами. У меня-то на голове уже много лет был армейский ёжик – а этот, гляди ты, какой волосатый. Почти как девочка, и лицо такое же сладенькое, хоть кремом мажь. – Я думаю, на сегодня тебе хватит. Пойдём.
– Никуда я с тобой не пойду, – помотала головой Марина и поджала идеально накрашенные губы. Значит, вот этот красавчик-слюнтяй теперь целует их вместо меня, да? И минет она ему делает этими губами, наверное. Меня-то Марина давно не целовала, даже во время редкого секса. Сама – никогда. А когда я тянулся к ней за поцелуем, всегда отворачивалась. – Я же сказала вчера, что мне нужно время до вечера. Ещё день. Возвращайся к детям. С кем ты их оставил, кстати?
– С бабушкой, – рявкнул я и на мгновение сжал зубы. Как же бесит это всё! Я ещё и уговаривать её, что ли, должен?! Я собственную жену, с которой прожил в браке больше одиннадцати лет – скоро двенадцать, годовщина, между прочим! – и до этого ещё год с ней встречался, с любовником застал, а она мне: «Никуда я с тобой не пойду». Марина-то моих девок не видела, а я почему должен на её хероя любоваться?! – Перестань, а? По-моему, сейчас нет смысла препираться.
– Очень даже есть смысл, – возразила Марина возмущённо. – Я рассчитывала на приятное продолжение, а не на ругань с тобой. Езжай, куда ехал.
– А я за тобой ехал. И никуда без тебя не поеду. Выбирай – либо ты добровольно со мной в машину сядешь, либо я сам тебя затащу, только перед этим пропишу твоему красавчику пару оплеух.
Марина знала, что дрался я всегда хорошо – с детства занимался борьбой, да и в армии два года от звонка до звонка отмотал. Отец у нас с братом всегда считал, что мальчики должны служить и отмазывать никого не собирался.
Фигура у Маринкиного хероя была ничего – вроде бы не жирдяй, вполне себе стройный парень. Но что-то в его взгляде подсказывало мне, что драться он не мастер.
– Ладно, Мариш, – усмехнулся он, не дожидаясь, когда Марина, в этот момент явно набиравшая воздуха в грудь, чтобы хорошенько на меня заорать, разразится громом. – Я думаю, он не стоит твоих нервов. Иди с ним, а я тебе вечером напишу, передоговоримся.
Марина тут же сдулась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, и покосилась на своего любовничка.
– Ты уверен?
– Более чем.
– Не хочет быть побит и вывален в грязи, как бездомная собака, – съязвил я и был награждён презрительно-насмешливым взглядом.
– Много ты понимаешь, кобель, – ответили мне, и тут уже не выдержал бы даже святой, а я пока без нимба. Поэтому я, сжав кулак, заехал Маринкиному хахалю в челюсть с размаху.
Точнее, попытался заехать. Парень оказался не промах, перехватил мой кулак, потянул его вниз вместе с корпусом, заставив меня наклониться, а потом заехал ногой мне в грудь, отталкивая с такой силой, что я грохнулся задницей на асфальт. И всё это настолько быстро и с такой ловкостью, что я даже ничего не понял. А главное – никаких травм, только грязь на груди и жопе от удара.
От этого было даже обиднее. Лучше бы он мне череп проломил.
– До связи, Марин, – услышал я его весёлый голос, а потом отдаляющиеся шаги. Поднял голову, посмотрел на Марину – и едва не выругался, увидев, с каким презрением она смотрит на меня в ответ.
Как на дохлую псину.
– Он тренер по самбо, чтоб ты знал, – произнесла она с гордостью и фыркнула. – Мастер спорта, а не самоучка, как ты. Вставай и пошли. Или ты копчик себе отшиб?
– Ничего я не отшиб, – парировал я со злостью и резко поднялся. Невольно схватился за спину – нет, всё-таки отшиб… Давно не тренировался, расслабился, зажировал. Пора исправляться. – Поехали.
– Угу, – буркнула Марина, и только в этот момент я заметил, что она держит на сгибе локтя букет оранжевых тюльпанов. Её любимых, между прочим.
Значит, он уже знает, какие у неё любимые цветы. И что я – кобель, он тоже в курсе.
Да, Виктор* наверняка поржал бы над этой ситуацией… (*Виктор – один из героев книги «Если ты простишь».) А потом обязательно сказал бы, что больнее всего по нам ударяют бумеранги.
Теперь я знал, что это действительно так.
3
Саша
Как только мы сели в машину, Марина сразу попыталась включить радио. Она всегда так делала, когда не хотела разговаривать, эту её привычку я хорошо знал. Бац музыку на полную мощность – и ничего не слышу, не вижу, не трогайте меня.
Но этот номер провернуть я не дал.
– Никакого радио, – сказал я, стоило Марине потянуться к кнопкам на панели. – Поговорить надо.
Она уместила до тошноты бесящие меня цветочки на своих стройных коленках, показательно вздохнула, пожала плечами и выдала:
– Ну давай, бухти мне.
Хотелось заорать. Во весь голос – так, чтобы распугать голубей, которые сидели прямо перед нашей машиной, посреди дороги, и что-то клевали. Тупые птицы, терпеть их не могу, вечно под колёса лезут. Задавишь одну такую – и настроение на весь день испорчено.
Я исподлобья зыркнул на Марину, всю из себя такую невозмутимо-насмешливую, и решил, что мне надо немного успокоиться. Иначе я и правда заору, а этого лучше избегать.
За последние несколько месяцев мы с Мариной ни разу так и не поговорили нормально, по-человечески, чтобы без крика и взаимных претензий. Только если о чём-то нейтральном – Дашкины сопли, которые она приносила из детского сада, покупка новой новогодней ёлки, потому что старая развалилась, день рождения Вики, нашей старшей дочери – ей в феврале исполнилось десять, – сломанный смеситель в ванной… В общем, обычные семейные дела, которые практически не требуют эмоциональной вовлечённости. Марина умела быть нейтрально-равнодушной, это я давно знал, но по-настоящему подобное умение раскрылось в ней только за последние четыре года.
Именно последние четыре года я ощущал себя не человеком, а тараканом.
– Позже, – буркнул я и начал аккуратно выезжать с парковочного места, стараясь не раздавить ни одного голубя. Кто бы знал, как я ненавижу этих крылатых тварей, которые вечно сидят на дорогах и вылетают из-под колёс в последний момент!
Марина молча следила за тем, как я выбираюсь из этой голубиной сходки, и, когда мы наконец миновали птиц, не повредив вроде бы ни одну, вздохнула с облегчением. А мне неожиданно захотелось нервно заржать и побиться головой об руль.
Блядь, у меня в жизни происходит хрен знает что, брак рушится, у жены любовник, а может, и не один, а меня волнует, задавлю я голубя или нет?! И Маринку, судя по этому облегчённому вздоху, тоже. Хотя с ней всё понятно как раз, для неё любая божья тварь имеет большую ценность, чем я, мерзкий таракан, кобель и козёл. Именно так она меня и называла четыре года назад. С тех пор не повторяла, но все эти слова я регулярно видел в её взгляде.
– Слушай, Марин, – глухо произнёс я минут через пять, когда понял, что орать больше не хочется. Наоборот – мной завладела какая-то жуткая апатия. – Мы так и будем жить теперь?
– Так – это как? – поинтересовалась она равнодушно. Ещё и зевнула. Да-да, дорогая, я отлично знаю, что тебе со мной скучно.
– Вот так, – с нажимом сказал я. – Как чужие, блядь, люди. Ты в субботу упёрлась на потрахушки, со мной разговариваешь только по крайней необходимости. Это долго будет продолжаться?
– Ну, ты же сам так жил много лет, – пожала плечами жена. – И тебя всё…
– Да не жил я так! – заорал я, тараща глаза, и всё-таки треснул кулаком по рулю. Попал, естественно, в гудок – по закону подлости. Маринка вздрогнула, и налёт равнодушия с неё сразу слетел.
– Не ори! – рявкнула она сама командирским тоном и, прищурившись, сыронизировала: – Скажи спасибо, что я вообще с тобой разговариваю. Мы уже обсуждали этот момент, Саша. Да, так я и собираюсь жить, пока девчонки не вырастут, тогда я смогу от тебя свалить. Сейчас им слишком сильно нужен папа, я не собираюсь их его лишать. А ты можешь продолжать жить, как и жил, я тебя ни в чём не ограничиваю.
– У меня нет никого уже четыре года. – Мне показалось, что я сказал это с максимальной откровенностью, практически с открытым до мяса сердцем, но Маринка только фыркнула:
– Ага, так я тебе и поверила.
4
Саша
Я не знал, что сказать. Вот вообще.
И мои навыки ведения переговоров вновь оказались бесполезны. Когда дело касается Марины, всё, чему я учился и в институте, и по жизни, превращается в тлен. И, несмотря на то, что я понимаю, откуда растут ноги у подобного ступора, сделать с ним ничего не могу.
Когда ты с кем-то о чём-то договариваешься, главная причина, почему у тебя может не получиться достичь нужного результата, – это твой страх. Страх, что ничего не выйдет, что ты попадёшь впросак, что-нибудь забудешь, скажешь не то – короче, сядешь в лужу. Конечно, когда живот от этого всего крутит и приходит жёсткий понос, не до переговоров.
Я уже начинал чувствовать, как у меня сводит кишки. Опять Маринке всё не так и ничему она не верит! Я уже чуть было не заявил ей, что готов хоть пояс верности носить и чтобы ключ от него только у неё лежал, когда жена продолжила:
– Врёшь ты всё. Я сама видела твою переписку с какой-то девкой в «Телеграме». Она тебе ссылку кинула на альбом со своими фотками, и ты, видимо, всё просмотрел – написал ей, что она огонь и очень секси.
На ближайшем к нам светофоре загорелся красный, и я, отвлёкшись на Маринкины слова, едва не врезался в тачку впереди. Всё же успел затормозить и, когда машина остановилась, повернулся к жене и переспросил, глядя ей в глаза:
– Какие фотки, какой альбом? Я не помню этого даже!
Марина смотрела на меня, и теперь в её взгляде не было равнодушия – там плескалась огромная обида. Но хрен мне стало от этого легче!
Я теперь не знаю, что хуже – равнодушие или такая больная обида размером с чёрную дыру. И точно так же, как и любая чёрная дыра, она без пощады поглощает любой свет и позитив. Что бы я ни делал, Маринка теперь всё видела исключительно в чёрном цвете.
– Обычные фотки, – съязвила жена, и её глаза, к моему полнейшему ужасу, наполнились слезами. – Такие фотки любовницы посылают своим мужикам. В купальнике.
Я просто моргал, глядя на Марину как баран на новые ворота.
Но я и правда баран, наверное. Потому что я ни хуя не помнил.
Чистый лист, твою мать.
– Марин, я вообще не понимаю, о чём ты говоришь, – выдал я гениальное оправдание, залез в нагрудный карман куртки и вытащил свой мобильник. Отдал его жене. – На, держи. Пароль тот же, ты его знаешь. Найди мне эту хрень, потому что я не врубаюсь, о чём речь. Я тебе чем угодно могу поклясться, что у меня четыре года никого не было. Только ты.
Маринка презрительно фыркнула, вновь ни капли мне не поверив, разблокировала телефон, ковырялась в нём минут пять и, когда мы стояли на следующем светофоре, протянула мне трубу обратно.
– Вот, любуйся. Контакт называется «Милка». Отличное прозвище для твоей мокрощёлки, но мог бы…
– Бля-я-ядь, – выдохнул я, посмотрев на экран, и внезапно всё вспомнил. Вот я дебил! Конкретный придурок. Слов нет, твою мать! – Марина-а-а, какое, к чёрту, прозвище? Это имя! Ты не помнишь её, что ли? Мила Милованова она, одноклассница моя, ты её много раз видела, я тебе сам фотки показывал. Я с ней в школе за одной партой сидел лет пять! Она много лет замужем, родила двоих мальчишек и после этого разжирела почти на полцентнера, никак похудеть не могла. И этот альбомчик с фотками она присылала, скорее всего, всем, кому хотела похвастаться результатами похудения. Она ради него бариатрическую операцию делала, прикинь?
Марина молчала, растерянно рассматривая телефон, где красовалась наша с Милкой редкая переписка. Полистала туда-сюда, посмотрела аватарку… и выдохнула:
– Точно, Милованова, я вспомнила. Она же риелтор, да? Ты с ней по работе ещё общаешься, консультируешь по новостройкам. Как это я сразу не поняла…
Ой, я бы сказал как, не буду. Потому что тогда Марина наверняка разозлится. А я и сам не знал, что по этому поводу думаю и чувствую, кроме раздражения и усталости.
Видимо, Марина приревновала. И любовника себе завела, может, из-за этого как раз? Разозлилась и решила тоже оторваться, если я, такой гад, слово не держу – я ведь обещал ей больше не изменять.
Я всё это понимал. Но меня не радовала её ревность, потому что подобным образом, чёрт возьми, можно до многого дойти. Марина и так регулярно проверяла мой телефон, и я об этом знал. Она была в курсе всех моих паролей, могла зайти куда угодно – на почту, в мессенджер, социальные сети, банковские приложения. Но причину для ревности можно в любой момент найти где угодно. Вон как с Милкой получилось. Хотя я тоже дурак – надо было удалить ссылку на этот грёбаный альбом, и всё. Хотя, нет, надо было его Марине показать и объяснить, что это такое и почему у меня в мессенджере лежит ссылка на фотографии полуголой одноклассницы. А я затупил.
Дальше мы ехали в полнейшем молчании. Я вёл машину и периодически поглядывал на Марину, которая задумчиво поглаживала бутоны тюльпанов, прикрыв глаза.
Я не представлял, о чём она думает.
Но, может, раз она выяснила, что любовницы у меня всё-таки нет, сменит гнев на милость и подарит нам ещё один шанс?
5
Марина
Я ошиблась.
Как только я это окончательно поняла, почувствовала странное опустошение. Так, наверное, чувствует себя океан после бури, резко становясь тихим и спокойным, без высоких волн, сильного ветра, грома и молний. Вот так и во мне всё замерло, затихло. Умерло. В очередной раз.
За последние четыре года я умирала множество раз. От обиды, от любви, от ревности, от ненависти, от презрения и ярости… Я сама себе часто напоминала кипящую воду. И всё ждала, когда она окончательно выкипит и я наконец успокоюсь. Я хотела, множество раз хотела успокоиться и простить – но не могла. Не получалось. И я вновь начинала бурлить, вспоминая, что Сашка обманывал меня все годы брака. Я была беременна Викой – а он бегал по другим бабам. Я сидела с ребёнком, готовила ему ужин, зашивала порванный рукав на куртке, выбирала подарки на праздники – а он изменял.
И даже не считал это чем-то ужасным, кстати. Как он мне тогда сказал:
– Мариш, ну что ты делаешь трагедию из какой-то ерунды? Я люблю тебя, семья у нас с тобой, а это всё фигня. Развлечение, чтобы пар спустить. Не надо так переживать!
И ещё, моё любимое:
– Марин, ну не надо вести себя так, как будто я какой-то захватчик: сжёг твой дом, убил всех родственников и тебе самой нож в спину воткнул. Почему ты так относишься к обычному сексу?
Я ему тогда не стала объяснять, просто треснула и обозвала как-то, не помню даже как.
Поскольку мне было очень плохо, настолько плохо, что нам с Сашей пришлось отдать Вику на время его матери, он быстро сменил тактику, перестал пытаться мне доказать, что ничего страшного не произошло, а начал клясться, что больше не будет. Цветочки носил, конфеты, в ногах валялся, прощения просил, спрашивал, что сделать, чтобы я его простила.
Прощать я была не намерена – нет уж, не после подобного унижения! Я собиралась подавать на развод. Но всё никак не находила сил, чтобы даже почитать в интернете, как это правильно делается, – настолько была разбита. В итоге заболела, температурила постоянно, и лекарства не помогали. Сашка перепугался и уговорил меня съездить на море. Уговаривал он, по своему обыкновению, хорошо – напирал на то, что Вике нужна мама, а наша девочка уже неделю живёт у бабушки с дедушкой и неизвестно, когда вернётся.
Ради Вики я на море и отправилась.
Физически я там действительно набралась сил, но морально…
Когда я поняла, что Сашка специально затащил меня в постель, чтобы удержать рядом с собой, разозлилась. Но аборт? Я бы не простила саму себя, если бы убила своего ребёнка.
Поэтому я в то время приняла решение, что останусь с мужем. Прощу или не прощу – я об этом тогда не думала, решила, что сначала надо родить, а там посмотрим. И очень быстро осознала одну интересную вещь: Сашка вызывал во мне слишком много негативных эмоций, любое общение с ним портило мне настроение надолго, я плакала и жалела себя. В результате для того, чтобы выносить ребёнка, я постаралась отрешиться от мужа, отодвинула его от себя, как лишнюю деталь. Всячески избегала, почти не разговаривала и старалась даже не смотреть в его сторону. Никакого секса у нас, само собой, тогда не было, и я не думала о том, с кем Сашка «спускает пар». Сосредоточилась на рождении Даши.
Такую же линию поведения я выбрала и после появления нашей второй дочери на свет – чтобы молоко не пропало, да и огорчаться лишний раз не хотелось. Подобное сосуществование было для меня удобным и комфортным. Но Сашка моё мнение не разделял и с тех пор, как Даше исполнился год, периодически пытался что-то вякнуть, как он выражался, «о нас». Во время этих разговоров ко мне возвращалось всё – и обида, и отчаяние, и горечь, и даже почти ненависть к нему, разрушившему нашу семью. И чем сильнее напирал на меня Сашка, тем старательнее я отгораживалась от него.
Я и спать с ним начала лишь поэтому – только отстал бы. Но пыталась делать это реже, потому что во время секса с мужем я испытывала жуткую ярость, мне хотелось прибить Сашку с особой жестокостью. А после вновь приходила обида – и я запиралась в ванной, чтобы вдоволь поплакать.
Вот так мы и жили уже четыре года.
Не знаю, как Сашке, а мне давно казалось, что всё это похоже на ад, но, что с этим делать, я не знала.
6
Сашка
Когда мы с Мариной приехали домой и поднялись в квартиру, моя мама как раз заканчивала кормить обедом наших девчонок. И Вика, и Даша, услышав, что мы вошли в прихожую, повскакивали с мест и побежали нас встречать – обнимать и целовать, а Даша ещё и визжала. Ей недавно исполнилось три года, и визг сопровождал практически любую её сильную эмоцию.
