Текст книги "Байбаков"

Автор книги: Мария Славкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

А новый отдел стал своего рода рабочей лошадкой реформы в Госплане. Его специалисты вырабатывали различные методические указания, анализировали предпосылки перевода предприятий на новую систему, взаимодействовали с различными министерствами и ведомствами.

Механизм реформы. Междуведомственная комиссия

Как же переводили предприятия на новую систему хозяйствования? С этой целью в соответствии с решением Президиума Совета Министров СССР от 24 ноября 1965 года была создана так называемая Междуведомственная комиссия. Полное название – Междуведомственная комиссия при Госплане СССР по вопросам перевода предприятий на новую систему планирования и экономического стимулирования; сокращенно МВК.

Кто входил в состав новой структуры? Участники были солидные – представители всех главных экономических ведомств страны. А это Госплан, Министерство финансов, Государственный комитет по труду и заработной плате, Госбанк, Стройбанк, Государственный комитет цен при Госплане СССР и Центральное статистическое управление (ЦСУ). По свидетельству Дмитрия Владимировича Украинского, когда определялись по персоналиям, Николай Константинович настоял: нужны не просто чиновники, а люди, во-первых, с практическим опытом; во-вторых, способные принимать ответственные решения. Кто мог удовлетворять таким требованиям? Прежде всего, заместители руководителей ведомств. Составили соответствующий список и когда показали Байбакову, он остался доволен. «Это ж совсем другое дело, – заключил председатель Госплана СССР, – авторитетная, весомая структура!»

А механизм работы МВК был таким. По нескольку раз в месяц члены комиссии собирались на заседания и обсуждали конкретные решения по переводу предприятий или отраслей на новую систему планирования и экономического стимулирования. Вопросы были самые разные. Переводить или не переводить? Если переводить, то какие устанавливать нормативы? Какой эффект от нововведений? Если решение членами МВК принималось единогласно, то оно было обязательным для исполнения всеми службами. В Российском государственном архиве экономики хранится просто гигантский объем материалов МВК! Да, возможно, были ошибки, просчеты. Как и в любом новом деле, не все получалось. Заместителя Байбакова, Александра Васильевича Бачурина, который возглавлял МВК до конца 1970-х годов, критиковали очень многие – и в самом Госплане, и в министерствах, и на предприятиях. Но работа велась действительно колоссальная. Старались и делали, что могли.

Вперед на легком тормозе!

Крупнейший реформатор XX столетия П. А. Столыпин удивительно точно сформулировал некую оптимальную стратегию движения по пути преобразований. Он любил повторять: «Вперед на легком тормозе». Двигаться вперед нужно, но, не допуская перегибов, штурмовщины и «головокружения от успехов». Этот принцип полностью разделял и наш герой.

Революционный порыв Байбакову был несвойствен. «Знаю, – говорил председатель Госплана, – есть охотники кавалерийского наскока: р-раз – и все с ног на голову поставили. Иди потом, разбирайся…» Наломать дров в реформе – такого он не мог допустить. Действовали выверенно, последовательно, как саперы на минном поле. На предприятиях реформа стартовала с 1 января 1966 года. Но не на всех. Новую систему планирования и экономического стимулирования внедряли поэтапно.

Среди архивных документов мы нашли Протокол № 1 Междуведомственной комиссии от 27 ноября 1965 года (РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 66. Д. 714), где читаем: «В первую очередь – с 1 января 1966 года на новую систему перевести не более 30 предприятий преимущественно следующих отраслей промышленности: металлургия, машиностроение, химическая, легкая, пищевая и промышленность строительных материалов. В число первоочередных предприятий желательно включить примерно 20 предприятий гор. Москвы и Московской области, два-три предприятия гор. Ленинграда, одно-два предприятия гор. Киева, одно предприятие гор. Волгограда, одно предприятие гор. Минска, одно предприятие гор. Свердловска и одно предприятие гор. Новосибирска…» Это была самая первая прикидка, и совсем скоро ее скорректировали.

С 1 января 1966 года на новую систему перевели не 30, а 43 предприятия. К концу 1966 года их число увеличилось до 704. В 1967 году по-новому работало 15 процентов предприятий, на долю которых приходилось 37 процентов промышленной продукции. Через год – уже 54 процента предприятий, производящих 72 процента промышленной продукции. Экономическая реформа шла полным ходом. И что бы ни говорили скептики, работала…

Конкретная экономика

Директора предприятий поражались. Анна Андреевна Гриненко, 28 лет руководившая крупнейшей в стране кондитерской фабрикой «Красный Октябрь», вспоминала: «Был у нас как-то на фабрике Виктор Николаевич Соколов, один из министров. Я его провожала. Навстречу ветеран фабрики – тетя Ганя. В ботинках, в халате. Остановилась перед нами: „Анна Андреевна, ты вот говорила, что капля воды денег стоит, а у меня кранты текуть и текуть. Вода льется и льется. Сколько я уже ее потеряла? Ты что, мне премию теперь не дашь?“ Министр в изумлении буквально всплеснул руками: „Батюшки! Вот это да! Какая предметная и конкретная экономика!“».

Александр Иванович Бужинский, проработавший на заводе имени И. А. Лихачева заместителем по экономике 37 лет, рассказал нам: «В 1960-е годы у нас проводилась большая реконструкция. Развивать производство в Москве было уже невозможно. Мы строили заводы в Смоленске, Мценске, Рославле и других городах. Конечно, государство вкладывало немалые средства. Но обновлению ЗИЛа способствовала и реформа. Так, мы активно использовали собственные средства на развитие производства и включили материальное стимулирование работников – отремонтировали Дворец культуры, построили жилье, стадион „Торпедо“, детские спортивные школы, санатории – в Крыму и под Москвой, шесть пионерских лагерей, собственное высшее техническое заведение – сегодня это Московский индустриальный университет. А наша больница? Это было одно из лучших медицинских учреждений в Москве».

Оценивая годы косыгинской реформы, директор Энгельского комбината химического волокна Владимир Кузьмич Гусев отмечал: «Впервые мы, начальники цехов, инженеры, бригадиры, рабочие, почувствовали, что стали единым коллективом, заинтересованным в результатах своего труда. У предприятия появились деньги, и их начали считать». Часть средств направили на приобретение новейшего оборудования, а часть… Комбинат фактически с нуля построил свой городок (700 тысяч квадратных метров жилья), кинотеатр, семь магазинов, больницу, 12 детских садов, три профтехучилища, катки, оздоровительный лагерь. Полторы тысячи человек, высвободившихся в результате модернизации производства, прошли переобучение и получили новые специальности. Впечатляет?

Конечно, это были передовые предприятия, как тогда говорили, фонарики реформы. Но за первыми подтягивались и другие… Реформа наступала!

Жизнь людей

За короткое время страну стало не узнать. С каждым годом жизнь простых людей становилась все лучше и лучше. Вот лишь некоторые данные.

Зарплата.Если в 1964 году среднемесячный доход в стране составил 120 рублей, то в 1970 году – уже 170 рублей. Рост составил порядка 42 процентов. Люди стали не просто больше получать, а больше зарабатывать. К стабильному окладу добавились различного рода премии, выплаты за стаж, качество работы, дисциплину.

Розничный товарооборот.Очевидно, получив солидную прибавку в ежемесячном доходе, люди устремились в магазины. В 1965 году розничный товарооборот в государственной, кооперативной и колхозной торговле находился на уровне 104,8 миллиарда рублей, а в 1970 году составил уже 155,2 миллиарда рублей. Рост – порядка 47 процентов. На более конкретных товарах это выглядело следующим образом.

Одежда и обувь.Динамика поразительная. К началу реформы население страны одевалось крайне бедно. Как правило, один костюм у мужчин и пара приличных платьев у женщин. Хотя, конечно, и в те времена были столичные модники. Но в основном – серенько да простенько. А через пять лет? Люди в буквальном смысле переоделись, переобулись и изменили представление о том, что должен иметь в своем гардеробе уважающий себя гражданин или гражданка! Уже не один костюм, а два-три. Уже не пара платьев, а юбки, блузки и всевозможные кофточки. Какой выбрать фасон, качественно – не качественно, модно – не модно – у людей появился выбор! Конечно, никакая статистика не сможет передать радость женщины от покупки обновки. Но кое-что проследить возможно даже по сухим цифрам. Так, например, потребление на душу населения верхнего трикотажа выросло в два раза (с 0,9 до 1,8 изделия), а обуви на 25 процентов (с 2,4 пары до 3,0).

Бытовая техника.А в потреблении, как тогда говорили, предметов культурно-бытового назначения случился настоящий переворот. В начале 1960-х годов бытовой техники было не просто мало, она практически отсутствовала. На тысячу человек в стране приходилось 8 пылесосов, 10 холодильников, 13 стиральных машин и 22 телевизора. А в 1970 году? Показатели выросли в разы. Причем по некоторым статьям – более чем в 10 раз (например, по стиральным машинам). Наконец-то, приобретение телевизора или холодильника перестало быть событием грандиозного масштаба. Именно в эти годы в стране стали формироваться стандарты современного продуманного бытового комфорта.

Автомобили.Руководство страны конечно же понимало и притягательность такой покупки, как автомобиль. В 1966 году решили строить крупный автомобильный завод в городе Тольятти. Подготовка технического проекта была поручена итальянскому концерну «Fiat». Согласно контракту, на этот же концерн возлагались технологическое оснащение завода, обучение специалистов. Проектная мощность предприятия составляла 660 тысяч автомобилей в год, а первую линию, выпускающую 220 тысяч машин, запустили уже в 1971 году. Конечно, ВАЗ существенно изменил обеспеченность населения автомобилями (правда, по сравнению с западными странами уровень автомобилизации был несопоставим). Однако интересно, что и до пуска завода в Тольятти люди стали покупать больше машин. Если в середине 1960-х годов на тысячу человек приходилось 12 автомобилей, то в 1970 году – уже 21! Очевидно, получив солидную прибавку к зарплате, люди активнее стали использовать такую возможность вложения денег, как автомобиль.

Жилищный вопрос.Интересная картина складывается и по жилью. Оказывается, к концу хрущевского правления жилищная революция, резко улучшившая положение населения, практически выдохлась. Статистика неуклонно фиксировала уменьшение ввода жилых домов, сокращение числа лиц, получивших жилплощадь. Так, если в 1960 году в СССР было построено 109,6 миллиона квадратных метров жилья, то через пять лет – 97,6 миллиона квадратных метров. Кризис удалось предотвратить именно благодаря реформе. Уже в 1970 году ввод жилья возрос до 106 миллионов квадратных метров, что почти соответствовало лучшим показателям, на которые выходила страна в эпоху жилищной революции. Главным источником финансирования строительства становились прежде всего предприятия. Около крупных заводов и фабрик росли целые городки и кварталы. Казалось, пройдет не так много времени, и жилищный вопрос в стране действительно будет решен.

Отдых и досуг.Пожалуй, нигде, ни в одной области жизни косыгинские нововведения не дали таких положительных результатов, как в этой сфере. С началом реформы предприятия начали копить деньги и вкладывать их в строительство собственных санаториев, домов отдыха, пансионатов. Заводам-гигантам было проще, а небольшие предприятия кооперировались, строили постепенно, начиная с минимума удобств. К 1970 году произошел качественный скачок, когда рекреационные мощности были введены в строй. Если в начале 1960-х годов численность лиц, отдыхавших в подобных заведениях, составляла чуть больше шести миллионов, то в 1970 году этот показатель превысил десять миллионов человек. При этом предприятия оплачивали до 90 процентов стоимости путевок. Если до реформы у обычного трудящегося было немного шансов отдохнуть по профсоюзному направлению, то теперь его отдых и лечение в значительной мере оплачивали родной завод или фабрика. Кроме того, люди стали больше путешествовать. И хотя заграничный туризм был явлением нераспространенным, население с большим интересом стало узнавать собственную страну.

Первые итоги

Восьмая пятилетка (1966–1970) вошла в советскую историю как одна из самых успешных. Председатель Госплана СССР Байбаков мог быть доволен. Не зря он возвращался в Государственный плановый комитет. Значит, сдюжил. Не подвел тех, кто доверил ему такую ответственность. Столько работал, вкалывал – и не зря…

Тридцатого марта 1971 года открылся XXIV съезд КПСС. Сидя в первых рядах делегатов, Николай Константинович с удовлетворением слушал доклады Брежнева, Косыгина и других руководителей, которые не без гордости говорили о достигнутых успехах. «В области экономики, – констатировал генеральный секретарь ЦК КПСС, – основной итог пятилетки состоит в том, что существенно возросли масштабы, ускорилось развитие и улучшились качественные показатели народного хозяйства». Леонид Ильич подчеркивал: директивы по главным экономическим показателям успешно выполнены и перевыполнены. Восьмая пятилетка дала более высокие результаты, чем предшествующая. Впереди – новые большие свершения на пути к коммунизму. Главная задача – «обеспечить значительный подъем материального и культурного уровня жизни народа на основе высоких темпов развития социалистического производства, повышения его эффективности, научно-технического прогресса и ускорения роста производительности труда».

XXIV съезд КПСС продемонстрировал полную политическую поддержку реформы. В докладе Брежнева отмечалось: «В своей работе по совершенствованию руководства народным хозяйством партия твердо придерживается курса на правильное сочетание директивных заданий центральных органов с использованием экономических рычагов воздействия на производство… Делегатам съезда известно, что ряд мер в этом направлении осуществлен в соответствии с решением сентябрьского Пленума ЦК 1965 года „Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства“. Опыт истекших лет позволяет сказать, что, начав осуществление экономической реформы, партия правильно оценила обстановку, взяла верный курс в деле совершенствования управления народным хозяйством».

Очевидцы XXIV съезда вспоминают, что главный идеолог реформы А. Н. Косыгин был тогда буквально окрылен. Выступая с докладом, он отмечал: «Итоги восьмой пятилетки свидетельствуют о большом положительном влиянии новой системы планирования и стимулирования на эффективность производства. Мы видим, что в новых условиях резко повысилась заинтересованность коллективов предприятий в экономических результатах работы, возросла активность хозяйственных кадров, ширится участие трудящихся в решении вопросов экономики производства». Премьер подчеркивал: «хозяйственная реформа – не единовременный акт», работа продолжается, нужны серьезные шаги по ее развитию.

Казалось бы, громадные горизонты! Столько идей! Перспективы! Складывалось твердое убеждение, что реформа – всерьез и надолго. Но пройдет совсем немного времени и ситуация изменится кардинальным образом. Реформа начнет стремительно терять политическую поддержку и сдавать одну позицию за другой. Что же случилось? Почему? Как? Ответить на эти непростые вопросы мы постараемся в следующей главе.

Глава десятая
ТРИУМФ И ТРАГЕДИЯ

Открытия XX века

К востоку от Уральских гор раскинулись бескрайние просторы Западной Сибири. Столетиями это был дикий, необжитый край. Громадные территории – сплошные непроходимые болота. Нездоровый и тяжелый климат. Зимой кости ломит от обжигающих морозов и шквалистых ветров. А летом – нет спасения от гнуса и мошки. От них не убежишь, не спрячешься – они повсюду…

Первые попытки обнаружить нефть за Уралом, о которых мы знаем, датируются началом прошлого века. 11 сентября 1911 года некое промышленное товарищество «Пономаренко и Кº» получило, как тогда говорили, дозволительное свидетельство на разведку нефти в низовьях реки Конды. Никаких результатов, по всей видимости, тогда не получили. А потом и не до поисков стало – революция, Гражданская война…

О сибирском «черном золоте» вновь заговорили в 1930-е годы. Академик И. М. Губкин настойчиво убеждал: нефть за Уралом есть, и в больших количествах. Но искали ее в те годы преимущественно в районах Кузбасса. Лишь в 1934 году трест «Востокнефть» организовал геолого-поисковые работы на Иртыше, Оби, Югане, Тавде под руководством В. Г. Васильева. Добытые с огромным трудом материалы свидетельствовали о необходимости дальнейшего планомерного изучения Западной Сибири. Но грянула Великая Отечественная и о сибирских кладовых пришлось на время забыть.

То, чего так долго ждали, случилось уже после войны. Сначала доказали, что Западная Сибирь нефтегазоносна в принципе – в сентябре 1953 года из скважины, пробуренной в районе небольшого поселка Березово, ударил газовый фонтан! Как писал Байбаков, это событие «поставило последнюю точку в спорах ученых о перспективности Западной Сибири. Даже, пожалуй, восклицательный знак».

А в первой половине 1960-х годов пришла и большая нефть. Легендарная плеяда отечественных геологов-первопроходцев, среди которых нельзя не отметить Ю. Г. Эрвье, Л. И. Ровнина, Ф. К. Салманова, совершила открытия, которые потом войдут в историю как крупнейшие открытия XX столетия. Уникальные нефтяные месторождения широтного Приобья – Мегионское, Усть-Балыкское, Федоровское, Мамонтовское, легендарный Самотлор… Что-то удивительное! Немыслимое!

Гигантские запасы, высочайшие дебиты скважин, прекрасный химический состав нефти. Поначалу восклицали: вторую Татарию открыли, но вскоре поняли – никакая это не Татария. А нечто гораздо более масштабное… Это была Западная Сибирь!

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…»

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» Воистину поэт в России – больше, чем поэт! А кандидат в депутаты Верховного Совета в Советском Союзе – не просто кандидат!

Эту историю часто вспоминал Фарман Курбанович Салманов. Герой Соцтруда, первооткрыватель более 130 нефтяных и газовых месторождений, начальник Главтюменгеологии (1978–1987), заместитель министра геологии СССР (1987–1991). Обычный дежурный вопрос: «Расскажите, пожалуйста, а как начинался ваш путь в профессию?» И Фарман Курбанович с удовольствием рассказывал… Рассказывал о Николае Константиновиче Байбакове! А дело было так.

1946 год. Первые послевоенные выборы в Верховный Совет СССР. Нарком Байбаков – депутат от солнечного Азербайджана. В феврале он приезжает в родной Баку, чтобы встретиться со своими избирателями.

Шамхорский дом культуры был заполнен до отказа. Выступали рабочие, колхозники. Председательствующий предоставил слово ученику 10-го класса Фарману Салманову. На трибуну поднялся худощавый черноволосый паренек. Смущаясь от такой большой аудитории, он говорил сначала сбивчиво. Рассказывал об учебе, о том, что собирается поступать после школы в нефтяной институт. Постепенно освоившись, заговорил более уверенно, энергично. Обратился к кандидату в депутаты с просьбой решить два вопроса: заасфальтировать дорогу к школе и провести электричество. «Наказы твои исполню, – пообещал Байбаков, – а специальность ты выбрал хорошую. Если нужна будет моя помощь – обязательно помогу».

И вот 1954 год. Разбирая утреннюю почту, министр Байбаков увидел телеграмму из Баку: «Уважаемый Николай Константинович, свое обещание выполнил. Поступил и успешно окончил нефтяной институт. Дважды был на практике в Западной Сибири. Верю в перспективность этого региона. Но комиссия по распределению оставляет меня в Баку. Прошу Вас оказать содействие в получении направления на работу в Западную Сибирь. Это мне советует ваш и ныне мой руководитель профессор Михаил Владимирович Абрамович». И подпись – Фарман Салманов. Невероятно, но факт – Николай Константинович вспомнил и собрание, и черноволосого паренька. Вопрос решился моментально! Фарман был направлен на работу в трест «Запсибнефтегеология». Что и говорить, Байбаков был человеком слова…

А в Сибири в то время главные усилия нефтеразведчиков были сосредоточены в Приуральском районе. Молодой геолог Салманов удивлялся: почему не идут в Приобье? Почему оставлена без внимания громадная территория площадью около 300 тысяч квадратных километров? «На одном из совещаний в Новосибирске, где шла речь о неутешительных результатах поисков… – вспоминал Фарман Курбанович, – я завел разговор о том, что хорошо бы возвратить какую-нибудь экспедицию в Сургутский или Ларьякский районы Тюменской области. Я был уверен: такое предположение вполне оправданно. Конечно же я хлопотал прежде всего о своей нефтеразведке и, чего греха таить, неудержимо рвался на Тюменский Север».

А в марте 1957 года его вызвал по рации начальник экспедиции Петр Иннокентьевич Данилов и сообщил, что по распоряжению руководства треста они должны отправиться в Сургут для переговоров о возможной перебазировке. То, что они увидели, заставило задуматься. В этих местах кроме морозов, больших расстояний, отдаленности от промышленных центров, отсутствия каких-либо дорог были еще и специфические трудности. Единственный возможный путь – Обь и ее притоки. Завоз основных грузов – только во время короткого лета – в навигацию. «Нынче мы попросту не успеваем. Вряд ли речники согласятся арендовать нам баржи. Ведь путь немалый. Тысячами километров исчисляется», – заключил Данилов.

«Конечно, осмотрительность – ценное качество, – подумал тогда Салманов, – но нельзя, чтобы осторожность становилась тормозом». Приехав в Кемерово, он пошел в управление малых рек, чтобы самому убедиться в нереальности переезда до конца навигации. «Вы везучий человек, – услышал он от речников. – Баржи у нас есть, и мы можем их вам выделить через неделю. Только единственная просьба – суда должны вернуться до наступления холодов».

«Счастливым вышел я на улицу и сел в машину, – вспоминал Салманов. – Решение созрело у меня сразу, надо переезжать, нечего дальше тянуть. Судьба улыбнулась, дает шанс. О последствиях самовольного перебазирования даже не думалось. А могла вся эта затея с переездом плохо для меня кончиться: и с работы бы выперли, и из партии исключили. Но обошлось, крепко поругали, однако наказывать не стали. А тогда мы быстренько собрались, погрузились на баржи и поплыли…»

И вот – 21 марта 1961 года случилось! Ударил первый фонтан! Радость! Восторг! И коротенькая телеграмма своим оппонентам: «В Мегионе получен фонтан нефти дебитом 200 тонн. Вам это ясно? Приветом Салманов». «Может зря я так? – в какой-то момент засомневался первооткрыватель, но для себя решил: – Нет, нельзя жалеть тех, кто подставляет подножки!» В этом был весь Фарман – резкий в суждениях, бескомпромиссный в делах, фанатично преданный геологии… Говорить то, что думаешь, и делать то, что считаешь нужным, – во все времена это была слишком большая роскошь. Но Салманов знал – он мог себе это позволить.

А со своим «крестным отцом» Николаем Константиновичем его связали годы совместной работы, которая потом переросла в крепкую мужскую дружбу. Бывая на Тюменской земле, Байбаков обязательно старался побывать у Салманова. «Пойду к Фарману, – говорил Николай Константинович, – пусть он скажет, где и чего ждать…» Непременно встречались они и в Москве. Внучка Маша хорошо запомнила Фармана Курбановича, как он приезжал на дачу, их посиделки за столом. В последние годы они стали встречаться еще чаще. Говорили на разные темы – и отраслевые, и государственные. Два бакинца, два человека, не мыслившие свою жизнь без профессии, два великих сына своего времени и своей страны.

«Обязан сомневаться»

Месторождения открыли. Но как взять сибирскую нефть? На тысячу километров – ни жилья, ни дорог. Сплошные болота… В середине 1960-х годов разгорелись бурные дискуссии. Спорили ученые, производственники, партийные деятели.

Мнения разделились. Одна группа настаивала: у нас «закон планомерного пропорционального развития народного хозяйства при социализме». Сибирь осваивать надо, но постепенно, без переброски туда главных материальных и трудовых ресурсов отрасли, без перенапряжения сил. Сторонники этого подхода говорили о том, что Тюмень – регион сложный, тяжелые климатические условия, отсутствие необходимой инфраструктуры… Так зачем же форсировать события? Откуда взять гигантские капиталовложения? И вообще, возможен ли такой проект?

Сторонники тюменского варианта не соглашались: да, такой проект не только возможен, но и жизненно необходим! Потенциал уже обустроенных регионов небезграничен. Следует думать о «завтрашнем дне», готовить ресурсную базу. В недалеком будущем начнется закономерное снижение добычи в «старых» районах. И что тогда? Конечно, для Тюмени потребуется финансирование, и немалое. Но каждый рубль окупится сторицей! Речь идет не просто о большой нефти, а об очень большой нефти… Для страны это уникальный шанс – настаивали приверженцы Тюмени.

Чью сторону принимал Байбаков в этих дискуссиях? Конечно, как настоящий нефтяник он не мог не увлечься, не загореться Западной Сибирью. Его душа рвалась на тюменские просторы. Тем не менее Николай Константинович понимал и другое: нужно все тщательно просчитать, взвесить все «за» и «против». Поэтому он лично мотался в Сибирь, выезжал на месторождения, проводил совещания. На этих заседаниях творилось что-то невероятное: сидели часами, смотрели сотни каротажных лент и различных карт, десятки ящиков керна, спорили до хрипоты… А принимать окончательное решение Николай Константинович не спешил. «Может быть, я и дую на воду, – говорил Байбаков, – но я обязан сомневаться!»

Будучи гроссмейстером, он просчитывал ходы далеко вперед. Вы хотите поднять Сибирь? Хорошо! Но только нужна грамотная выверенная стратегия: с чего начать, на что делать ставку, сколько необходимо средств. И желательно как можно конкретнее. Провоцируя споры, Байбаков видел: эти дискуссии необходимы – они рождают все новые и новые решения. А в итоге – остаются только самые сильные аргументы и формируется некий консенсус, компромиссный вариант освоения Западной Сибири.

Какой? Кратко суть принятой стратегии можно сформулировать так: в Тюмень выходить все-таки форсированными темпами, но с минимальными затратами. Возможно ли такое? В первые годы главную нагрузку должны были взять на себя несколько уникальных месторождений. Их природные характеристики были таковы, что они обеспечивали высочайшую отдачу вложенных средств. Популярно объясняли это так. Осваивать сибирские месторождения дорого? Согласны… Но скважина на Самотлоре дает тысячу тонн нефти в сутки, а лучшие скважины в Татарии – хорошо если по 100 тонн! (Для сравнения укажем, что сегодня средний суточный дебит по стране составляет порядка 10–15 тонн нефти.) Эффективность вложений колоссальная, и получается, что затраты на единицу продукции не выше чем в среднем по стране. Конечно, «оптимальный» план по освоению Сибири был заведомо не оптимален по многим параметрам. Но напомним, приходилось действовать в условиях жестких ограничений.

Убедили? Доказали? Просчитали? Наконец, решение приняли. Итак – вперед, на Тюмень…

Триумф

Это было что-то невероятное! С нуля в тяжелейших климатических и инфраструктурных условиях создавалась мощнейшая энергетическая база. Дороги, электростанции, промыслы, города и поселки… Добыча углеводородов росла невиданными темпами! Если в 1965 году в Западной Сибири добывали 1 миллион тонн нефти, то уже всего через десять лет – 148 миллионов тонн. Начиная с первой половины 1970-х годов среднегодовые приросты составляли 20–30 миллионов тонн нефти… Таких уровней и темпов не знала ни одна нефтяная держава! Как вспоминает в своих мемуарах Байбаков, когда только открыли нефтяные гигантские месторождения Приобья, цифры добычи прогнозировались разные, но о таком никто даже и не мечтал!

Почему? Конечно, надеялись и верили: тюменские недра не подведут… Но то, что совершили люди – тысячи и тысячи строителей, буровиков, геологов, разработчиков, транспортников, – это не укладывалось ни в какие рамки. Сегодня от одних кадров кинохроники теряешь дар речи, а что уж говорить о тех, кто вынес на своих плечах все тяготы и трудности первых лет! В наши дни немодно употреблять высокопарные пафосные выражения, но в данном случае необходимо назвать вещи своими именами: это был настоящий трудовой подвиг! И по масштабу, и по числу вовлеченных людей, и по напряжению физических и моральных сил освоение Западной Сибири просто не с чем сравнить… Выдающийся отечественный нефтяник В. И. Грайфер однажды сказал, что тюменская эпопея после победы в Великой Отечественной войне – одно из самых значимых трудовых свершений нашего народа! Наверное, лучше и не скажешь.

Как и не скажешь по-другому о полководцах той тюменской победы – «великолепная семерка». Великий министр нефтяной промышленности СССР (1965–1977) Валентин Дмитриевич Шашин, легендарный начальник Главтюменнефтегаза (1965–1978) Виктор Иванович Муравленко, кумир газовиков и строителей – министр газовой промышленности СССР (1957–1972) Алексей Кириллович Кортунов, его преемник на этой должности (1972–1981) и первый заместитель министра нефтяной промышленности СССР (1965–1972) неутомимый Сабит Атаевич Оруджев, заместитель министра газовой промышленности (1970–1972), а затем первый заместитель министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР (1973–1983) Юрий Петрович Баталин, первый секретарь Тюменского обкома КПСС (1961–1973) Борис Евдокимович Щербина… и замыкает семерку – нефтяник номер один Николай Константинович Байбаков. В тюменской эпопее он участвовал от начала до конца… И уж точно знал, какой ценой достигался этот триумф.

Однажды много лет спустя, во время рабочей поездки по Западной Сибири, Николай Константинович неожиданно попросил остановить автобус. Дело было возле переезда через железную дорогу Тюмень – Сургут – Нижневартовск. «Мы остановились, – рассказывает ветеран освоения Западной Сибири Сергей Дмитриевич Великопольский. – Я вышел вместе с Николаем Константиновичем, остальные остались в автобусе. Подойдя к железнодорожному полотну он снял каракулевую шапку и низко поклонился, постоял молча, а потом произнес такие слова: „Это дорога к большой нефти – память о судьбах десятков и сотен тысяч людей. О тех, кто начинал и создавал в рекордно короткие сроки главную энергетическую базу страны. Это память о тех, кто ушел, оставив потомкам города, дороги, нефтепромыслы, заводы…“» Вечная им память и слава!