Текст книги "Байбаков"

Автор книги: Мария Славкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Переговорив с Буденным, он решил действовать на свой страх и риск: «По телефону я дал нефтяникам приказ – приступить к уничтожению скважин, а сам сел в машину и направился на промыслы. Не успел я доехать… как меня разыскал по телефону член Военного совета Северо-Кавказского фронта Каганович и дал команду начинать ликвидацию промыслов».

Люди плакали, но взрывали

Команда приступить к осуществлению взрывов была дана, но теперь это приходилось делать на виду у немцев.

В те годы нефтяные промыслы Краснодарского края были сосредоточены в двух районах – станица Апшеронская (ныне город Апшеронск) и станица Хадыженская (современный город Хадыженск). Расстояние между ними составляло порядка тридцати километров.

Ближе к фронту оказались апшеронские промыслы. Их надо было уничтожить в первую очередь. Группа Байбакова действовала по разработанному плану. Сначала ликвидировали нефтеперекачивающие и компрессорные станции, потом скважины, а электростанцию взрывали уже под пулеметным огнем врага. «Трудно передать состояние людей, взрывавших то, что недавно создавалось своими руками, – вспоминал Николай Константинович, – при подрыве первых компрессорных станций невозможно было сдержать слез, но мы понимали – врагу не должна достаться нефть».

Люди плакали, но взрывали. Закончив ликвидацию в станице Апшеронская, группа Байбакова срочно выехала на хадыженские промыслы.

С гарантией!

Немцы теснили Красную армию к морю. Из станицы Белореченской штаб фронта переехал в Хадыжи. На правах члена Военного совета Лазарь Каганович решил лично ознакомиться с состоянием дел на промыслах. «Когда мы прибыли, – вспоминал Бесчастнов, – группа чекистов… взрывники и специалисты-нефтяники… уже подчищали последние „мелочи“. Ни одна скважина не работала, наземное оборудование – компрессорные, качалки, подстанции – демонтировано. Остальное подлежало уничтожению».

С видом знатока (недаром же он был первым нефтяным наркомом) Лазарь Моисеевич интересовался: «Все ли сделано как надо? Надежно ли забиты скважины?» Решил проверить: стал бросать в ствол одной из скважин камешки, в надежде услышать близкий стук их падения. «Невероятно! Неужели он думает, что скважины „забиты“ на всю глубину!» – удивлялись специалисты и сконфуженно переглядывались…

«Дотошно осмотрев консервацию одной из скважин и выслушав квалифицированное и обстоятельное пояснение Байбакова, – рассказывал Бесчастнов, – член Военного совета фронта поинтересовался: „Сколько потребуется времени, чтобы снова пустить скважину?“ – „Рассчитано на шесть месяцев… с гарантией“, – ответил Байбаков, улыбнувшись. Как обернулась для захватчиков „гарантия“, выяснилось потом… Оказалось, что проще и дешевле бурить новые скважины, чем расконсервировать старые».

«И поэтому, знаю, со мной ничего не случится»

Уфа, улица Пушкина, 69… Здесь в эвакуации жила большая семья Байбаковых. Однажды Клавдию Андреевну зашел навестить инженер-референт наркомата Анатолий Масленников. «Какой-то ты не такой, Толя! Что случилось?» – поинтересовалась хозяйка. «Он был в жутком состоянии, – вспоминала племянница Клавдии Андреевны Галина. – Сначала молчал, ничего не говорил. А потом сообщил – дядя Коля попал в окружение! Всю ночь мы не спали, плакали… А наутро тетя Клава собралась и поехала в Москву. Спустя некоторое время узнали: все обошлось, Николай Константинович в Туапсе – жив и здоров!»

Переход из Хадыжей в Туапсе! Дотянули до последнего. «Чего вы там паникуете? – распекал подчиненных Каганович. – Войска надежно удерживают район». А через 15 минут – приказ о срочной эвакуации штаба фронта в Туапсе! Быстро собрались, уничтожили остатки промыслов и двинулись в путь – по Малому Кавказскому хребту…

Из-за сильного обстрела и бомбежек пробирались лесами и горными тропами. Уходили вместе с теми, кто должен был остаться в тылу врага и вести партизанскую войну. «Этот отряд, – рассказывал Николай Константинович, – возглавил секретарь Хадыженского райкома партии Хомяков, человек, о подобных которому говорят: с таким и у черта в аду не пропадешь!» И не пропали… Через несколько тяжелых бессонных суток появились запыленные, небритые и голодные в Туапсе! Родным и близким полетели долгожданные вести – живы!!!

В Грозном

Группа Байбакова перебазировалась в Грозный. Неподалеку в районе Малгобека шли ожесточенные бои. Не считаясь с потерями, немцы пытались прорваться к нефти.

«Находясь на командном пункте одного из наших соединений, я видел из окопов две яростные массированные атаки немецких частей. Несмотря на плотный огонь нашей артиллерии и авиации, в результате которого изрытое бомбами и снарядами поле было буквально устлано телами убитых и раненых, они, не останавливаясь, шли и шли. Падали и снова вставали, бежали, ползли с фанатичным упорством… Этого страшного зрелища никогда не забыть».

Не забыл Байбаков и бомбежку грозненских нефтеперерабатывающих заводов: «Десятки бомбардировщиков „фокке-вульф“ с трех заходов бомбили эти заводы, сбрасывая бомбы весом 250 килограммов. Корпуса заводов обваливались; все, что могло гореть, – горело; вверх летели кирпичи и куски арматуры… Когда мы ехали на машине с промыслов в Грозный через территорию нефтеперерабатывающих заводов, вдруг над нашими головами показались самолеты с черной свастикой. Они с гулом и ревом начали свой третий заход над окутанными дымом заводами. Казалось, что „фокке-вульфы“ пикируют прямо на нас. Мы выскочили из машины и укрылись в водосточной канаве. Только легли, как в тот же момент недалеко от нас грохнулась огромная бомба в траншею, где прятались 12 пожарников. Мощным разрывом траншею вместе с людьми разнесло на части – ни один человек не уцелел, все погибли. Нас же сильно засыпало землей и щебнем, но ни одним осколком не задело. Нам повезло – мы не успели добежать до той траншеи».

Под грифом «сов. секретно»

Из Грозного группа Байбакова срочно выехала в Баку. Об этом он почти ничего не рассказывал, но в «городе ветров» у него было такое же задание: ни капли нефти врагу! Краснодар, Грозный – да, тяжело, страшно, больно… Но Баку – здесь все было таким родным и близким! Сколько сил и души вложено, чтобы создать! А теперь своими же руками… Сегодня мало кто знает, но главную нефтяную кормилицу страны тоже готовили к уничтожению.

Среди архивных материалов мы искали свидетельства о деятельности нашего героя в Краснодаре или Грозном… А нашли Постановление Государственного Комитета Обороны от 14 августа 1942 года «О специальных подготовительных мероприятиях по Бакинской нефтяной промышленности» (РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 52). Гриф «сов. секретно», а сверху – синий штамп «рассекречено». Подписано лично Сталиным.

«В связи с создавшейся военной обстановкой Государственный Комитет Обороны постановляет:

Обязать НКВД СССР совместно с Наркоматом нефтяной промышленности провести специальные мероприятия по подготовке к выводу из строя объектов нефтяной промышленности (скважин, емкостей, предприятий и оборудования) Бакинской нефтяной промышленности, которые к моменту начала проведения этих мероприятий окажутся не вывезенными.

Командировать в Баку зам. наркома внутренних дел СССР т. Меркулова и зам. наркома нефтяной промышленности т. Байбакова, которым провести следующие мероприятия:

а) выделить на каждом объекте тройки в составе оперработника НКВД, руководителя объекта и секретаря парторганизации объекта для разработки и проведения подготовительных мероприятий;

б) рассчитать и завести на объекты потребное количество взрывчатых веществ с необходимыми приспособлениями;

в) установить круглосуточное дежурство на объектах лиц, намеченных для участия в проведении специальных мероприятий.

Т.т. Меркулову и Байбакову всю работу проводить совместно с секретарем ЦК КП(б) Азербайджана т. Багировым и председателем СНК Аз. ССР т. Кулиевым.

К реализации специальных мероприятий на объектах Бакинской нефтяной промышленности Военному Совету Закавказского фронта приступить по указанию Государственного Комитета Обороны с таким расчетом, чтобы в распоряжении троек на проведение этих мероприятий было время не менее 48 часов».

Эти строки кажутся невероятными, но все так и было… За исключением одного – страшный план не пришлось приводить в действие. На долгие годы «специальные подготовительные мероприятия по Бакинской нефтяной промышленности» остались под грифом «сов. секретно».

Возвращение

«В сентябре я вернулся в Москву, к делам в наркомате, – вспоминал Николай Константинович. – Не сразу, признаюсь, удалось обрести рабочее состояние и душевное равновесие. Перед глазами неотступно стояли картины и сцены увиденного и пережитого мной во фронтовой полосе: кроваво-черные кусты взрывов, заживо заваленные землей и щебенкой люди, убитые. Смертельно раненные, стонущие солдаты, кровь, слезы, разрушения».

Спасала поддержка жены. Чего ей стоило оставить в Уфе маленькую дочку и быть рядом с мужем, об этом мы можем только догадываться. «Но Танюша в безопасности, с бабушкой», – успокаивала себя Клавдия Андреевна. А вот кто позаботится о ее Николае?! Чутким любящим сердцем она сразу почувствовала – из командировки он приехал совсем другим… помрачневшим, что ли? Разве могла она оставить его?! Только рядом… несмотря ни на что! И так всю жизнь!

На Новый, 1943 год они вырвались в Уфу. Приехали не с пустыми руками, а устроили детям настоящий праздник – привезли подарки, нарядили елку. «Это было что-то невероятное! Ту елку я запомнила на всю жизнь», – признается Галина Александровна Байбакова, тогда семилетняя девочка. За новогодним столом собралась большая семья, позвали соседей. Все веселились, пели песни, танцевали… И, конечно, желали друг другу одного – чтобы поскорее кончилась война!

Эдельвейс в горах Кавказа не растет

В октябре – ноябре 1942 года британские войска под командованием генерала Бернарда Монтгомери разгромили североафриканскую итало-немецкую группировку фельдмаршала Эрвина Роммеля под Эль-Аламейном. «Это еще не конец. Это даже не начало конца. Но это, возможно, конец начала», – сказал Уинстон Черчилль и оказался прав.

Девятнадцатого ноября 1942 года советские войска перешли в контрнаступление под Сталинградом. 6-я армия Фридриха Паулюса попала в окружение. Отчаянная попытка генерала Манштейна прорвать жесткую блокаду потерпела неудачу. 2 февраля 1943 года уцелевшие солдаты и офицеры вермахта сдались в плен. По продолжительности и ожесточенности боев, по количеству участвовавших людей и боевой техники Сталинградская битва превзошла на тот момент все сражения мировой истории.

Несколько дней спустя после капитуляции Паулюса две группы советских горных стрелков, преодолев минные и ледяные поля, в сорокаградусный мороз, пургу и свирепый ветер, поднялись на Эльбрус и сбросили оттуда нацистские штандарты. Жестокие ветры, постоянно дующие на высоте, от водруженных немцами знамен оставили лишь небольшие лоскуты материи.

– Эдельвейс в горах Кавказа не растет, – только и произнес Гитлер, услышав об очередном поражении на юге России. Битва за нефть была им проиграна. Исход войны оказался предрешен. С этого времени нефтяной голод все чаще и чаще станет нарушать победоносные планы Третьего рейха. Военная нацистская машина еще исправно выпускала танки и самолеты, но без горючего моторы были мертвы… Своеобразным символом нефтяного провала военной стратегии Германии стал знаменитый линкор «Тирпиц», практически простоявший всю войну на приколе в норвежских фьордах и уничтоженный в ноябре 1944 года.

Глава шестая
НАРКОМ – МИНИСТР

Осень 1944 года. Случилось то, чего так долго ждали. Наконец советский солдат вступил на землю Германии. Войска 3-го Белорусского фронта под началом самого молодого генерала армии Ивана Черняховского преодолели яростное сопротивление и прорвали оборону противника, прикрывавшую границу Восточной Пруссии! Победа была уже не за горами…

Тридцатого ноября 1944 года Н. К. Байбаков был назначен наркомом нефтяной промышленности СССР. Такой молодой – 33 года! По словам самого Николая Константиновича, это кадровое решение предварительно с ним не обсуждалось. Тебя поставили – иди и работай… Еще не раз в своей жизни он услышит те самые слова: «Товарищ Байбаков, мы знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначать. Вы коммунист и должны помнить об этом».

Родную отрасль он возглавлял 11 лет. Какие это были годы? Без преувеличения можно сказать, то было героическое время. Всего за несколько лет огромная страна восстала из пепла – отстроила города, восстановила заводы и фабрики, проложила новые дороги. И это было только начало. Залечив страшные раны, пошли дальше. Мощный рывок народного хозяйства – развитие новых видов транспорта, механизация села, строительная революция… Мир смотрел и не верил: как такое возможно? Разумеется, составляющих этого послевоенного чуда было много. Умелое руководство, невиданный героизм советских людей и конечно же «черное золото»… Как тогда говорили, душа современной экономики.

Без права на ошибку

Предшественником Н. К. Байбакова на посту наркома нефтяной промышленности СССР был И. К. Седин. Драматическая судьба у этого человека.

Иван Корнеевич тоже был из молодых да ранних. Когда в 1940 году его назначили руководить нефтяной отраслью, ему было всего 34 года! Уроженец Кубани, выпускник Московского химико-технологического института имени Д. И. Менделеева, в нефтяную промышленность он пришел по партийной линии – возглавлял Тамбовский и Ивановский обкомы партии, а в марте 1939 года был избран членом ЦК ВКП(б), получив таким образом пропуск в первую сотню партийной элиты.

В суровые годы войны на долю Седина выпали нелегкие испытания. На нем, как на наркоме нефтяной промышленности, лежала огромная ответственность: горючее фронту! В январе 1944 года «за выдающиеся заслуги в деле увеличения добычи нефти, выработки нефтепродуктов, разведки новых месторождений и бурения нефтяных скважин» он был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Казалось, все самое страшное позади. Но тут происходит что-то такое, что до сих пор вызывает больше вопросов, чем ответов. 30 ноября того же года его неожиданно отстраняют от должности и отправляют, как тогда говорили, в распоряжение ЦК. На языке тех лет разночтений быть не могло – опала…

Почему? За что? Говорили, что Иван Корнеевич, будучи в командировке в Баку, сильно злоупотребил спиртным. Секретарь ЦК партии Азербайджана Мир Джафар Багиров тут же подал в Москву «сигнал». Заступиться за Седина пробовал в то время заместитель председателя СНК СССР Г. М. Маленков, но безрезультатно. Неужели именно этот инцидент переломил жизнь Седина? Хочется сказать – с кем не бывает? Но ведь это было совсем другое время. В немилость можно было попасть и за меньшее.

Пять месяцев Иван Корнеевич мучительно ждал, когда позвонит телефон. Только накануне Парада Победы его пригласили в Кремль и сообщили о новом назначении – наркомом текстильной промышленности СССР. Жизнь налаживалась, но вскоре последовал новый удар. В первых числах октября 1949 года заместителя министра легкой промышленности Седина (а эту должность он получил после объединения министерств легкой и текстильной промышленности в единое ведомство) внезапно арестовали. Верховным судом он был осужден по статье 109 УК РСФСР (злоупотребление служебным положением) и приговорен к шести месяцам исправительно-трудовых работ с отбыванием наказания по месту работы с вычетом 25 процентов зарплаты.

Конечно, сейчас эти обвинения выглядят шитыми белыми нитками. «Злоупотребление» Седина – выдача материальной помощи в размере 1 000 рублей безногому инвалиду-фронтовику, который, как выяснилось впоследствии, оказался известным мошенником-рецидивистом Вениамином Вайсманом. Удивительно, список ведомств, где побывал аферист, был довольно внушительным – Министерство строительных материалов, Министерство финансов, Министерство пищевой промышленности, Министерство речного флота… Но осудили-то одного Седина!

После приговора Иван Корнеевич 23 года работал на разных должностях – был директором Карачаровского и Дорогомиловского заводов в Москве, заместителем директора по научной части Института нефтехимического синтеза им. Топчиева АН СССР, директором НИИ технологии лакокрасочных покрытий и опытного завода НИИ в городе Хотьково Московской области. Умер он 3 января 1972 года.

Вот так – один неверный шаг, одно неверное слово – и жизнь могла пойти совсем по иному сценарию. Что и говорить, по очень тонкой грани ходили сталинские наркомы…

Историческая речь

Девятого февраля 1946 года Николай Константинович сидел в партере Большого театра и слушал предвыборную речь кандидата в депутаты Верховного Совета СССР И. В. Сталина. Это было, что называется, программное выступление – после войны вождь расставлял точки над «i». Говорил о потерях, давал соответствующие оценки советскому строю, затрагивал проблемы международных отношений и намечал перспективные планы развития экономики.

«Что касается планов на более длительный период, – отмечал Сталин, – то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем. Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 миллионов тонн чугуна ( продолжительные аплодисменты),до 500 миллионов тонн угля ( продолжительные аплодисменты),до 60 миллионов тонн нефти (продолжительные аплодисменты).Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. (Бурные аплодисменты.)На это уйдет, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше. Но это можно сделать. И мы должны это сделать. (Бурные аплодисменты.)».Для нашего героя это означало, что к 1960 году вверенная ему отрасль должна выйти на уровень добычи 60 миллионов тонн нефти.

«Когда я услышал цифру, – позже вспоминал Николай Константинович, – у меня волосы стали дыбом. До войны мы добывали 33 миллиона тонн нефти в год, чему предшествовали десятилетия развития нефтяных промыслов. Теперь же страна, обессиленная грандиозной битвой с фашизмом и потерявшая в ней многие миллионы жизней, должна была в кратчайшие сроки не только возродить разрушенные промышленные и сельскохозяйственные районы, но и довести добычу нефти с 19 до 60 миллионов тонн. Иначе говоря, за короткий срок дать почти вдвое больше, чем до войны».

На другой день нарком позвонил Берии – заместителю председателя Совета народных комиссаров, курирующему топливные отрасли.

– Лаврентий Павлович, кто дал Сталину такие цифры? Есть какие-нибудь расчеты или нет?

– Не твое дело! – грубо ответил Берия. – Тебе генеральный сказал? Вот теперь думай и делай, чтобы эти шестьдесят миллионов были.

Искусство стратега

Нефтяник Байбаков – он уже был талантливым инженером – проявил себя как толковый организатор. Ну а теперь? Теперь ему предстояло стать стратегом – познать это сложное искусство, подвластное лишь избранным – видеть далеко-далеко вперед.

Самым масштабным проектом Н. К. Байбакова на посту руководителя отрасли стало освоение Урало-Поволжья, как тогда говорили «Второго Баку». Громадная территория. В современных обозначениях – Татарская, Башкирская, Удмуртская республики, Саратовская, Оренбургская, Самарская, Волгоградская, Пермская области, а также частично земли Ульяновской и Свердловской областей. Схематично гигантский четырехугольник: Киров – Пермь – Оренбург – Саратов, площадью около 700 тысяч квадратных километров.

О необходимости исследовать эти земли говорили еще до войны. Как правило, «черное золото» тогда искали в неглубоких пермокарбоновых отложениях. Открывали небольшие месторождения, вели скромную добычу. В основном нефть была очень вязкой, сернистой, что создавало серьезные трудности как при ее извлечении, так и переработке. Но было и такое мнение, что необходимо бурить глубже и испытывать более древние девонские горизонты, способные аккумулировать значительные запасы с хорошими эксплуатационными и физико-химическими характеристиками. «Дорого, затратно», – говорили скептики. Однако 1 июля 1944 года случилось! Из скважины № 41 на месторождении Яблоневый Овраг в Куйбышевской (Самарской) области ударил фонтан девонской нефти с суточным дебитом более 500 тонн…

Как это часто бывает, в большом деле не обошлось без случайностей. Первую девонскую скважину бурили как эксплуатационную на совсем другой горизонт. Проектная глубина бурения составляла 1050 метров. Но результаты оказались неудовлетворительными, и тогда старший геолог промысла И. С. Квиквидзе предложил продолжить бурение скважины как разведочной, до полного вскрытия песчано-глинистой пачки среднего девона. По существовавшему тогда положению решение нужно было согласовать в Москве.

«И вот позвонил мне в наркомат секретарь Куйбышевского обкома партии Я. М. Агарунов, ведавший вопросами нефтедобычи, – вспоминал Николай Константинович, – и попросил поддержать энтузиастов, санкционировать перевод скважины в разведочную категорию, объяснив, что потребуется для проверки гипотезы пройти еще 500–600 метров. Дело, мол, трудоемкое, рисковое, но зато сулящее очень многое. „Риск должен оправдаться“, – подумал я и решил взять на себя ответственность, дал „добро“. Дал разрешение, а душа болела: как там? Рука сама тянулась к телефонной трубке, но я крепился, надеясь на удачу бурильщиков. И… вот свершилось. Девон!» Одно открытие пошло за другим…

Это была настоящая удача! Как никто другой, Николай Константинович понимал: возможности старых нефтяных районов ограничены. Для резкого увеличения добычи нефти, на котором настаивало руководство страны, была необходима новая сырьевая база. И такая база появилась! После первых девонских фонтанов нарком сделал ставку на «Второе Баку». В феврале 1945 года, будучи на приеме у Сталина, Николай Константинович сумел добиться одобрения именно этой линии развития нефтяной промышленности и получить под нее необходимые средства.

– А что нужно для увеличения добычи нефти? – спросил товарищ Сталин Байбакова.

– Необходимо немедленно развивать новую нефтяную базу – «Второе Баку»… – ответил он. – Для этого потребуются капиталовложения, материальные ресурсы, рабочая сила.

– Хорошо, вы изложите конкретные просьбы в письменной форме. Я скажу Берии. – И тут же Сталин набрал номер Берии: – Лаврентий, все, что попросит товарищ Байбаков для развития нефтяной промышленности страны, нужно дать.

Последующие годы полностью подтвердили правильность выбранной стратегии. Хотя и в традиционных южных регионах велась колоссальная работа, основной рост обеспечивало именно «Второе Баку». В 1955 году здесь добывалось уже почти 60 процентов общесоюзной добычи – 41 миллион тонн нефти. При этом порядка 70 процентов всего «черного золота» Урало-Поволжья приходилось на Башкирию и Татарию, на территории которой в 1948 году было открыто одно из крупнейших месторождений того времени – Ромашкинское или Ромашка, как любовно называли его нефтяники.

Что было особенно важно для разоренной послевоенной страны – новая нефтяная база осваивалась с невиданной эффективностью. Себестоимость волго-уральской нефти была на порядок (в разы) меньше, чем в старых районах. Здесь удачно соединились удивительная природно-геологическая составляющая, благоприятный климат, выгодное географическое положение, мобилизационный ресурс народного хозяйства, технологические нововведения и, конечно, трудовой энтузиазм тех людей, которые обустраивали нефтяное Урало-Поволжье.

Тогда, в 1946 году, товарищ Сталин требовал добывать 60 миллионов тонн нефти к 1960 году, и эти цифры казались недостижимыми! Но реальность превзошла все самые смелые ожидания. Уже в 1955 году советские нефтяники под руководством Н. К. Байбакова не только выполнили, но и перевыполнили наказ вождя. СССР добывал уже порядка 71 миллиона тонн! И было ясно, что это только начало…

Вперед за Сталиным ведет нас Берия

Лаврентий Берия – одиозная личность. Совершая свой путь наверх, он оставлял за собой зловещий след. Нарком внутренних дел Грузинской ССР, председатель Закавказского ГПУ, первый секретарь ЦК Компартии Грузии и Закавказского крайкома ВКП(б), глава всесильного НКВД СССР… В феврале 1941 года он становится заместителем председателя правительства, а в марте 1946 года – членом Политбюро. У Сталина Берия на особом счету. Что ни поручи Лаврентию Павловичу – из-под земли достанет, но выполнит. Только самые важные, ответственные задания. Например атомный проект. Или вот нефть! Ничего не скажешь, «повезло» нашему герою с куратором.

Когда-то Берия тоже начинал в нефтяной столице Баку. Известно, что после окончания школы в селе Мерхеули его как лучшего ученика на деньги односельчан отправили учиться в Сухуми, а в 1915 году он поступил в Бакинское механико-строительное училище, которое в 1919 году закончил с отличием. Одновременно с учебой в училище он также работал практикантом в главной конторе нефтяной компании Нобелей. В Баку же стартовала и революционная карьера Л. П. Берии. В марте 1917 года он вступил в партию большевиков. А уже в 1918-м начал работать в секретариате Бакинского совета рабочих депутатов, а затем помощником Анастаса Микояна, который в то время был одним из руководителей большевистского подполья в Азербайджане. Разумеется, важнейшим направлением работы большевиков в Баку была агитация среди рабочих на нефтяных промыслах.

Берия – куратор, Байбаков – нарком. В такой связке присутствовала определенная логика. Николай Константинович – молодой талантливый нефтяник, обладающий профессиональными навыками, в тонкостях знающий производство. А «смотрящий над ним» – само воплощение административного ресурса! Дефицит материалов и оборудования? Не хватает людей? Кто-то не прислушивается к просьбам нефтяников? Лаврентий Павлович решит любой вопрос… Вот только все было гораздо сложнее.

Присутствие Берии в нефтяной промышленности не ограничивалось кураторством. Ряд важнейших объектов отрасли напрямую контролировался системой НКВД – МВД. Например крупные стройки, где активно использовали «спецконтингент». Или вот знаменитый Ухтпечлаг, где силами заключенных была организована шахтная добыча высоковязкой нефти на Ярегском месторождении. Конечно, объем добываемой на Печоре нефти был достаточно скромным – 1–1,5 процента от общесоюзного показателя. Но из песни слов не выкинешь – лагерная нефть была!

Все годы, что Николаю Константиновичу пришлось работать под началом Берии, отношения пребывали в состоянии «на грани». Редкий их разговор обходился без оскорблений. «Переломаю ноги», «посажу в тюрьму», «пойдешь в лагерь», а особенно нравилось Лаврентию Павловичу вот это: «свалю с вышки, на которую ты забрался». Порой, казалось, что еще чуть-чуть и угроза станет реальностью.

Об одном таком случае вспоминал первый начальник объединения «Татнефть» 1950–1955 годов Алексей Тихонович Шмарев. Не скрывая в этом деле свою неоднозначную роль, он рассказывал довольно мягкую версию произошедшего: «В конце декабря 1951 года мы обычно встречались с первым секретарем Татарского обкома партии З. И. Муратовым обговорить итоги уходящего года, скоординировать очередные задачи. Зиният Ибетович поинтересовался, завершился ли подсчет извлекаемых запасов Ромашкинского и других месторождений. Я сказал, что на днях закончили. Обобщенные данные втрое превзошли прежние наши прикидки, и я назвал цифру. Зиният Ибетович обрадовался этому и тут же по вертушке позвонил исполняющему обязанности генерального секретаря ЦК партии Маленкову – мол, Георгий Максимильянович, вы вчера интересовались, намного ли Татария в будущем может увеличить добычу нефти? Вместе с начальником объединения „Татнефть“ Шмаревым (он у меня в кабинете) рады доложить: фактические запасы нефти, как окончательно выяснилось, втрое превышают предположительно показанные министерству. И прикрыв ладонью трубку, шепчет: Георгий Максимильянович по телефону докладывает Берии нашу цифру. – И снова с Москвой: Вас понял, Георгий Максимильянович. Прибудем вдвоем. И мне, невесело: нас на завтра к 15.00 вызывает к себе Берия… в Кремль… Смутно стало на душе… С таким настроением мы с Муратовым отправились на прием к Берии. Был вызван и министр нефтяной промышленности Н. К. Байбаков. Едва вошли, как Берия, упитанный, холеный, в оранжевой кожаной куртке, в пенсне с золотой оправой, сразу насел:

– Скажи, министр, какие у тебя запасы нефти в Татарии?

Уточненные данные еще не могли дойти до министерства.

Байбаков назвал предполагаемую давнишнюю цифру.

– Теперь скажи ты, Шмарев.

Ничего не оставалось, как повторить всесильному куратору нефтяной промышленности по линии Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров ту цифру, которую довел до него Маленков. Хотел объяснить расхождения, но Берия оборвал:

– Ты, министр, не знаешь. Твой подчиненный знает. Чем ты занимаешься? Ты нас ввел в заблуждение.

Мы внутренне похолодели.

Но после убийственной паузы Берия сказал:

– Подготовьте проект постановления Совета Министров СССР об увеличении нефтедобычи в Татарии. При этом учтите, рост добычи нефти должен быть значительным…»

Сегодня после тех событий прошло уже много лет… Совершенно заслуженно Шмарев считается одним из самых уважаемых нефтяников страны. Недавно в центре Бугульмы ему поставили памятник – солидный монумент, который открывал лично президент Республики Татарстан Минтимер Шарипович Шаймиев. Все так… Но применительно к той истории надо называть вещи своими именами.

Очевидно, речь шла о серьезной провокации, которая в принципе могла закончиться падением Байбакова. У любого непредвзятого читателя не может не возникнуть вопрос: почему же Алексей Тихонович не нашел ни времени, ни возможности позвонить своему непосредственному руководителю и предупредить его? Откуда такое типично авантюрное желание «выскочить вперед», скомпрометировать министра? Что и говорить, времена тогда были суровые. По счастью, Николай Константинович входил в число «штучных людей», которые, по всей видимости, составляли личную номенклатуру товарища Сталина. Какие бы решительные удары ни предпринимались против Байбакова, Иосиф Виссарионович слишком ценил своего выдвиженца…

Только когда в июле 1953 года Берия был арестован, а в декабре того же года расстрелян, Николай Константинович смог вздохнуть спокойно. Постоянные угрозы, провокации, интриги – все это осталось в прошлом. Как остались в прошлом лагерная нефть и стройки МВД. В течение короткого времени министр Байбаков принял эти спецобъекты под свое крыло и выстроил четкую централизованную систему управления единой нефтяной отраслью.