Текст книги "Вишнёвая истина (СИ)"
Автор книги: Мария Тетюшева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Истина 1. Ира
«Хочешь, чтоб люди сочли тебя психом – скажи правду». Сверхъестественное (Supernatural)
Алёна Швец – машина для убийств
Истина 1. Ира
Настоящее
Неспешно помешивая сахар в крепком свежезаваренном кофе, я смотрю на затянувшиеся тёмными облаками небеса и прислушиваюсь к тому, насколько размеренно барабанит ливень по огромным панорамным окнам. Из колонок рабочего компьютера тихо играет музыка, и в такт неё я лениво покачиваю ногой.
Часы на руке вибрируют, и я мельком бросаю на них взгляд, ловким движением смахивая с экрана бесполезное уведомление о скидках, а после, оставив в покое ложку, делаю глоток крепкого кофе.
Сегодня отвратительный день.
В нашем доме с самого утра отключили горячую воду под предлогом очередных ремонтных работ, и мне пришлось обойтись без душа. По пути на работу меня подрезал какой-то придурок, и я чудом смогла избежать аварии, плюс ко всему попала в длительную пробку и немного опоздала, благо начальник сегодня с утра ускакал в суд, так что не заметил моей пропажи. Йогурт попался отвратительно-невкусный, обед тоже не задался: пришлось поработать. А ещё я не взяла с собой зонтик.
Но всё-таки, несмотря на неудачи, настроение у меня на удивление приподнятое.
Пиликает рабочий телефон – горит зелёным линия начальника – я хватаю трубку и подношу к уху.
– Да, Алексей Васильевич.
– Ир, скажи график, – коротко просит мужчина.
– Опаздывает. Я звонила, сказал, что стоит в пробке. Должен прийти с минуты на минуту. Кофе хотите?
– Нет, спасибо, – устало вздыхает и кладёт трубку.
Сделав ещё один глоток, я откидываюсь на спинку кресла и достаю из сумочки небольшое зеркальце. В отражение на меня смотрит кареглазая девушка с кривой стрижкой красных совсем недавно покрашенных волос, с левой стороны они короче, плавно удлиняются к правому плечу, лишь немного до него не доставая. Миниатюрные стрелки делают взгляд выразительнее, и лишь я, очень на это надеюсь, знаю, что они немного несимметричны. Поправив ворот белой рубашки, я прикрываю зеркальце и откладываю в сторону.
Когда в кружке остаётся лишь половина, правая дверь, ведущая в коридор, без стука открывается, и в кабинет вваливается грузный мужчина в промокшем синем костюме. Он небрежно откидывает со лба мокрые волосы и, переводя дух, на последнем издыхании выпаливает.
– Добрый день. Я… Поляков… Михаил… – пауза. – Записан на пять…
Я поднимаюсь на ноги.
– Подождите здесь, я сообщу о Вашем приходе. И наденьте, пожалуйста, маску, – последнее предложение произношу настойчиво, и посетитель тут же запускает руку в карман, что-то рассеянно бормоча себе под нос.
Показываю на белый кожаный диванчик, а сама неспешно направляюсь к левой двери, ведущей в кабинет моего начальника. Постучав, захожу внутрь. Взгляд скользит по просторному помещению вдоль дубовых шкафов с документами и книгами, мимо чёрного дивана с миленькими подушками прямиком к столу, за которым сидит мужчина с растрёпанными рыжими волосами и изучает документы.
– Алексей Васильевич, к Вам Поляков Михаил Сергеевич.
Он поднимает взгляд медных глаз, под которыми проступают еле заметные тени, и небрежно машет рукой.
– Пусть заходит.
Я киваю и возвращаюсь к только что усевшемуся мужчине.
– Проходите, Вас ждут. Кофе? Чай?
Мужчина с немалым усердием поднимается на ноги и кивает.
– Кофе, пожалуйста. Без молока и без сахара. Так вкусно им здесь пахнет, Боже…
Я улыбаюсь, придерживая для него дверь, и, как только Поляков переступает порог кабинета, закрываю преграду и принимаюсь за работу. Решаю сделать порцию бодрящего напитка и для начальника, уж больно сонным он выглядит.
В последнее время у него много работы, и у меня, соответственно, тоже. Лишь под конец рабочего дня удаётся присесть и передохнуть, да и без обеда к тому же осталась, так что живот уже начинает крутить – кофе и чай совершенно не спасают. Может, заскочить в ресторан? Или заказать еду на дом? Так не хочется тратить время на ужин…
Напитки готовы – я ставлю чашки на поднос, на тарелочку кладу конфеты, рядом сахарницу, и, убедившись, что всё выглядит идеально, без стука открываю дверь и переступаю порог кабинета. Посетитель сидит в кресле напротив моего начальника, раскладывает на столе бумаги и что-то усердно рассказывает, но, как только я нарушаю их идиллию, неловко смолкает. Промокнув платком лоб, посетитель наблюдает за мной, не решаясь продолжить разговор. Он может молчать, сколько пожелает, я в любом случае узнаю подробности его ужасной проблемы.
Юбка поднялась на моих бёдрах и немного сбилась – вот, о чём я думаю, пока ставлю перед Поляковым чашку с кофе и тарелку с конфетами, дальше подхожу к Алексею Васильевичу и аккуратно оставляю перед ним вторую порцию.
– Спасибо, Ирочка, – его взгляд притупляется, словно он боится посмотреть мне в глаза, и на секунду замирает на моих ногах. – На сегодня можешь быть свободной.
Я улыбаюсь. Один из приятных бонусов работы без обеда – есть вероятность, что отпустят пораньше. В принципе, мне всё равно здесь делать нечего, а график вести я могу в любом другом месте, был бы интернет.
– Тогда до понедельника.
– Да, пока.
Забрав поднос, я лёгкой походкой покидаю кабинет начальника, и лишь прикрыв за собой дверь, поправляю съехавшую юбку.
Что ж, вот она я. Ира Ольханская, когда-то грезившая стать врачом и спасать жизни, а теперь работающая секретарём у выдающегося адвоката Москвы. Работа не пыльная, хотя немного нудная и утомительная, зато платят хорошо, могу позволить себе вовремя платить за ипотеку, да ещё и на личные нужды тратить столько, сколько пожелаю. Ну, почти. Даже и не помню, что меня подтолкнуло после изнурительной учёбы на доктора удариться в сферу, как говорит моя подруга, секретутки.
Да уж, от той Иры, которая жила в советской бабушкиной квартире и пыталась выжить в этом бренном мире, совсем ничего не осталось. Иногда я даже тоскую по ней.
Дождь не прекращается, а, когда я выключаю компьютер и убираю рабочее место, становится лишь сильнее, но выбора у меня в любом случае два: либо промокнуть до нитки, либо торчать здесь в ожидании удачного момента.
Перекинув через плечо сумочку, я выхожу из кабинета и по узкому коридору с множеством дверей направляюсь прямиком к лифту. Там, в зеркале, я вижу своё отражение, придирчиво скользя по нему взглядом и оценивая, насколько идеально сидят на мне чёрная юбка карандашом и белая рубашка.
Двери лифта открываются на первом этаже – я отрываю взгляд от своих карих глаз, переставая высматривать дефекты в нарисованных стрелках, и уверенно иду в сторону выхода. Охранник на посту не обращает на меня внимания, двери разъезжаются в сторону, сначала одни, затем вторые, и я наконец-то оказываюсь на свежем воздухе.
Крыльцо прячется под крышей, и барабанящий ливень не попадает на меня, зато из-за сильного промозглого ветра невольно приходится поёжиться. Запах сырого асфальта окутывает меня со всех сторон, лужи вспениваются и покрываются пузырями, два парня стоят чуть в стороне без зонтов и курят, то ли дожидаясь, пока дождь стихнет, то ли отлынивают от работы под конец дня.
Осмотревшись, я пытаюсь отыскать взглядом припаркованную машину – перспектива бежать в такую погоду на каблуках совершенно не прельщает, однако, стоять здесь и ждать спасения тоже бессмысленно.
Прикрыв голову сумочкой, я выскакиваю из-под укрытия и, насколько позволяют туфли с юбкой, бегу в сторону авто, однако уже на полпути перехожу на шаг, понимая, что смысла торопиться больше нет. Ливень полностью принимает меня в свои объятия, в буквальном смысле этого слова: рубашка прилипает к телу, волосы мокнут так, словно на меня только что выливают ведро ледяной воды, а ещё ноги скользят в туфлях, неприятно хлюпая.
Красная машина игриво подмигивает фарами, когда я снимаю её с сигнализации, и я спешу к ней, поспешно забираясь на водительское сидение. Хлопает дверь, и ливень стихает, перекидываясь с моего тела на крышу авто. Смотрю на себя в зеркало и поджимаю губы, заметив проступающий под рубашкой чёрный лифчик. Небрежно скидывая с ног туфли, с облегчением вздыхаю. Переодеться мне не во что, но в бардачке есть салфетки, которыми я подсушиваю волосы и поправляю поплывшие из-за воды стрелки. Вечная с ними беда…
В сумочке, которую я бросила на пассажирское сидение, звонит телефон. Небрежно скомкав салфетки, проклиная того, кто решил вспомнить о моём существовании в такой отвратительный момент, я дёргаю змейку и ловким движением вытаскиваю сотовый.
На экране высвечивается знакомое имя, но я не сразу отвечаю, до конца не веря собственным глазам.
Говорила же, что день сегодня совсем не задался.
– Алло.
Пауза.
– Привет, Ир.
– Привет, – пытаюсь отвлечься от мыслей и найти в сумочке ключи от машины.
– Я это, – будто бы теряет все мысли из-за моего столь долгого ответа на звонок. – У меня выдалась пара свободных часов, не хочешь после работы перекусить? Есть кое-что, о чём нам нужно поговорить.
Я сжимаю в руке ключи, откидываюсь на спинку сидения и бегло смотрю в зеркало на своё непристойное отражение. Идти в таком виде куда-то «перекусить» не очень-то и хочется, однако скручивающийся живот говорит об обратном.
– Каждый раз, когда мы пересекаемся, ты втягиваешь меня в неприятности, – иронично тяну я.
– Да, – тихо смеётся. – Наверное, поэтому мы с тобой так давно не виделись.
Я прикрываю глаза, покусывая нижнюю губу. Мысли о горячей ванне, ужине и пятничном алкоголе, дожидающемся меня дома, никак не хотят отпускать, лень усиливается вместе с резкими порывистыми потоками дождя, барабанящими по крыше машины, но я беру себя в руки и, ужасно желая сказать «нет», зачем-то решаю согласиться на спонтанную встречу. Иначе любопытство меня потом доконает.
– Я уже закончила работу, но сейчас не в лучшем виде. Немного под дождь попала, – закрываю солнцезащитный козырёк. – Могу подъехать куда-нибудь, посидим в машине, на общественные места я сейчас не горазда.
– Тогда я куплю нам перекусить. Фаст-фуд тебя устроит? – оживляется парень.
– Да, вполне. Скинь адрес.
– Ага. До встречи.
Ничего не ответив, сбрасываю вызов, и ноющее чувство сожаления тут же сковывает мои внутренности, но идти на попятный поздно, к тому же этот парень давно уже не звонит мне просто так, наверное, действительно случилось что-то серьёзное.
Я поворачиваю ключ зажигания и, немного подождав, выезжаю с парковки на главную улицу. Дворники мельтешат перед глазами, смахивая назойливые капли с лобового стекла, тихая музыка, включившаяся вместе с двигателем, размеренно заполняет салон автомобиля, а я до сих пор не могу поверить в то, что еду на встречу с другом из прошлого, которого когда-то всеми силами пыталась оставить позади.
Скосив взгляд на сообщение с адресом, всплывшее на экране телефона, я перестраиваюсь в правый ряд. До места встречи я добираюсь около получаса. За это время мой живот устраивает настоящую истерику.
Я паркуюсь у обочины и пару раз сигналю, привлекая внимание человека, стоявшего на крыльце под крышей ближайшего магазина, – он отрывается от экрана телефона и внимательно смотрит на меня, после чего убирает сотовый в карман и выбегает под ливень. Ему требуется несколько секунд, чтобы добраться до машины – я поспешно хватаю сумочку с использованными салфетками и прячу всё в бардачок как раз в тот момент, когда Костя Назаров открывает дверь и забирается в салон. Тряхнув головой, словно промокшая собака, он стирает со лба воду, лёгким движением скользя рукой по коротким светлым волосам.
– Ну и погодка! Привет, – смотрит на мою рубашку цепким взглядом, усмехается.
– Ничего не говори, – бурчу я, поправляя одежду, чтобы она не так сильно прилипала.
Его взгляд замирает на моих босых ногах, и по нему я вижу, что Костя хочет пошутить по поводу небрежного вида, но, видимо, в последний момент передумывает.
– Давно за рулём? – с трудом отворачивается, открывая туго завязанный пакет из Чикена.
Запах вредной еды медленно, но верно распространяется по салону, и я еле сдерживаюсь, чтобы не вырвать из рук Назарова пакет и не разорвать его на кусочки. Живот предательски урчит, но, к счастью, Костя не обращает на него внимания.
– Недавно. Купила подержанную, не особо дорогую, – ловким движением убавляю печку, которую включила по дороге сюда, потому что продрогла из-за мокрой одежды.
– Не убавляй. Простудишься же.
Я ничего не отвечаю, но и печку больше не трогаю. Пока Костя возится с пакетом, я рассматриваю его профиль: проколотое ухо с двумя серьгами, короткий ёжик из светлых волос, всё такие же синие пронзительные глаза, небольшая щетина, одежда гражданская: футболка, распахнутая толстовка да джинсы, и его излюбленные кеды. А вот шрама на шее в последнюю нашу встречу, кажется, не было.
– Тебе идут красные волосы, – небрежно замечает парень, наконец-то справившись с пакетом.
– Спасибо, – немного улыбаюсь.
Он достаёт две шаурмы, протягивает одну мне, а остальное не трогает – пакет ставит над бардачком. Нетерпеливо развернув бумагу, я откусываю кусок и с наслаждением прикрываю глаза: в этот момент мне кажется, что во всём мире не найдётся ничего вкуснее еды из Чикена.
– Сто лет не ела её, – тяну я.
– Помню, что ты её любишь, – Костя не спешит браться за еду, медленно разворачивает её, и, когда откусывает первый кусок, я уже съедаю свою порцию больше чем наполовину.
– Как у тебя дела? – решаю спросить. – Всё так же в полиции?
– Ага. А ты? Судя по наряду, в офисе где-то?
Он вновь скользит по мне взглядом, и я невольно съеживаюсь, словно это поможет мне спрятаться.
– Да, – не смотрю на парня. – Устроилась секретарём у адвоката.
– Ты же врачом хотела стать, – тихо замечает Костя, словно расстраивается моим выбором.
– Как-то не получилось.
Откусываю ещё один кусок шаурмы, чтобы забить рот и ненадолго уйти от разговора. Краем глаза замечаю на себе пронзительный взгляд Назарова, и вдруг удивляюсь, как вообще всё так повернулась, что я оказалась с ним один на один после всего, что с нами произошло.
– Я слышал, ты продала бабушкину квартиру, – парень отворачивается и откусывает небольшой кусок. – Твой отец как-то обмолвился. Сказал, что ты взяла ипотеку.
– Всё-то он тебе рассказывает, – прожевав, отвечаю я. – Решила, что пора съехать от отца с Кариной, у них же двойня родилась, а это сумасшедший дом. Никогда не заведу детей, – смеюсь я. – А ты всё там же?
– Не, служебное выдали.
Отправив в рот последний кусок шаурмы, я комкаю обёртку – Костя протягивает руку ладонью вверх, и я, помедлив, отдаю ему мусор, который исчезает в пакете с оставшейся едой.
– Там ещё картошка и бургеры. Будешь? – предлагает парень.
– Картошечку, – довольно улыбаюсь, и Костя, прикусив губу, достаёт из пакета остальное содержимое. – Спасибочки.
– Кстати, – Назаров секунду медлит, делая вид, что увлечён обёрткой. – Давно ты со Стасом общалась?
Всё внутри меня замирает и натягивается подобно струнам.
С того случая, когда меня похитил психопат Марк, я постаралась уйти как можно дальше от Скворецкого, у него не было на меня времени из-за сотрудничества с полицией, судов над Марком и его матерью, компании и прочих важных дел, в которые он на тот момент был погружён. А потом мы просто перестали общаться и забыли друг о друге, так и не обсудив до конца всё, что с нами произошло. С Костей постепенно произошло то же самое, виделись мы лишь благодаря отцу, а, когда я взяла ипотеку и съехала, так и вовсе не оставила поводов пересекаться с Назаровым.
Мне было тяжело, и я сбежала. Мы столько боли причинили друг другу, что разлука – единственный верный шаг на пути к нашему спокойствию и счастью.
– Давно, – распаковав картошку, я отдаю Косте скомканный бумажный пакет. – Мы с ним не виделись с того момента, как я забрала свои вещи из его квартиры.
– Ясно, – кажется, в его голосе мелькает облегчение. – Я с ним вижусь иногда, раз в пару месяцев. Он в основном компанией занят.
– М…
Повисает молчание. Я недолго жую картошку фри, думая обо всём, что связывало меня со Стасом Скворецким, а, когда думать о нём больше не остаётся сил, спрашиваю:
– Так, о чём ты хотел поговорить?
К этому моменту Назаров уже расправляется с шаурмой. Вид у него уставший, синяки залегли под глазами, видимо, работа на нём сказывается не самым лучшим образом. Я вспоминаю отца, как тот вечно пропадал в отделе, разгребая документы и сажая преступников за решётку, и удивляюсь, как он так долго протянул на такой сложной работе. Косте, видимо, тоже нелегко приходится.
– Про Антона Юрьевича. У него скоро годовщина, и, поговаривают, повышение. Мы хотели устроить ему сюрприз, и я подумал, что ты захочешь поучаствовать.
– И какие планы? – с любопытством спрашиваю я.
– Ресторан. Или, как вариант, можно снять загородный дом на выходные. Будут коллеги с работы, их жёны и так далее, – Костя проводит языком по губам. – Как тебе такая идея?
– Ну… – я задумчиво кривлюсь, представляя реакцию отца на подобный праздник. – Думаю, можно снять дом на выходные. Не знаю, сможет ли Карина найти кого-то, чтобы присмотреть за близнецами, а так их можно было бы взять с собой. Думаю, в ресторан он захочет сходить вдвоём с Кариной, он как– то обмолвился об этом недавно.
– Есть ещё время, придумаем, – парень склоняет голову к плечу и смотрит на меня. – Ты же в деле?
– Конечно, – улыбаюсь.
Мы встречаемся взглядами, но я, не выдержав, отворачиваюсь. Словно почувствовав моё настроение, Костя прокашливается и, недолго помолчав, говорит:
– Подбросишь до отдела? Мне ещё нужно поработать…
– Да, конечно, – я отдаю парню недоеденную картошку и отряхиваю руки. – Как, кстати, твой котейка поживает?
Повернув ключ, я оживляю двигатель и, взглянув в боковое зеркало, выезжаю на дорогу.
– Он сбежал год назад, – тоскливо отвечает Костя, отправляя в рот ломтик картошки. – Наверное, с балкона сиганул. Я тогда его не закрыл, а, когда домой пришёл, кота уже не было. Да и под окнами тоже не нашёл.
– Оу. Жалко. Он мне нравился…
– Да, теперь в квартире пустовато, – парень подпирает голову рукой, наблюдая за суетливыми дворниками.
– А у меня серо-голубая кошка, – хватаюсь. – Завела пару лет назад. Ириской зовут.
– Почему Ириской? – коротко хохочет Назаров.
– Потому что она любит сладкое. Ест его похлеще корма.
Он фыркает, улыбается. И я тоже.
– Выглядишь уставшим, – замечаю я, косясь на парня.
– За-е-бал-ся, – растянуто жалуется он. – Народ увольняется, работать некому. По двое суток ставят в неделю… Я только и делаю, что дежурю и бухаю, а не бухать с такой работой невозможно…
– Почему не уйдёшь?
– А куда? – в его голосе проскальзывает тоска. – Однажды я психанул и написал рапорт на увольнение. Мне вставили пиздюлей, пришлось его забрать. Да и не умею я ничего, а так хоть полезное дело делаю.
Я грустно усмехаюсь. Работа хоть и отвратительная, но в тайне я даже завидую Косте, ведь он нашёл именно то, что ему нравится, а я всё скачу с одного места на другое. Как в детстве не знала, что делать со своей жизнью, так и сейчас понятия не имею.
До отдела совсем недалеко – минут десять, и я уже останавливаюсь напротив здания с крупной надписью «полиция», осматривая служебные машины и парочку людей в форме на крыльце. Костя замечает мой взгляд и тоже оглядывается, прежде чем сказать:
– Ладно. Рад был повидаться.
– Ага. Я тоже, – легко улыбаюсь.
Костя молчит, смотрит на меня так, словно хочет либо обнять, либо поцеловать, либо ещё хоть как-то нарушить дистанцию между нами, но потом улыбается и уходит. Дверь хлопает – я смотрю в спину спешащего прочь Назарова, окутанного пеленой бесконечного ливня, и что-то лопается внутри меня подобно натянутой струне. Качнув головой, я давлю на газ, уезжая от полицейского отдела как можно дальше.
Истина 2. Элли
«Иногда правда – это всё, что у нас есть». Холм одного дерева (One Tree Hill)
Горный – Ой мама
Истина 2. Элли
Будущее
Капли дождя барабанят по крыше голубого Форда Мустанга, припаркованного напротив ворот Московской гимназии, они то стихают, то усиливаются, будто бы наказывая совершенно неуместную в этом времени машину, которая будто бы вырвалась прямиком из шестидесятых и попыталась затеряться в местности.
Окно слегка приоткрыто, и ледяной ветер с редкими наглыми каплями ударяет мне в лицо. Я курю – еле заметный дым пытается вырваться на свободу, поспешно сбегая в маленькую приоткрытую дверцу. Жаль, я не могу поступить точно так же, ведь для меня попросту не существует подобной дверцы.
Не затушив, я выбрасываю окурок на улицу и поднимаю окно – салон тут же отгораживается от внешнего мира, становится комфортно и как-то одиноко. Телефон молчит – я давно уже свыклась с мыслями, что совершенно никому не нужна. Да и мне, в принципе, никто не нужен тоже.
В магазин надо бы заехать. Хотя проще заказать доставку прямо сейчас, как раз всё привезут к моему возвращению, вот только мысли мои не материализуются – я задумчиво смотрю на окна гимназии. Опаздывает. Или я рано приехала?
Палец с простеньким, но ухоженным маникюром встречается с кнопкой на телефоне подобно соскучившейся паре, и экран оживает. Почти три.
Салон оживает моей любимой песней, и я невольно начинаю подпевать себе под нос, не сразу осознавая, как грусть настойчиво пробирается в мои лёгкие и ложится там в клубочек подобно пригревшемуся зверьку.
Двери гимназии открываются, и школьники выходят на улицу. Открываются зонты, похожие на огромные грибы, и дети прячутся под ними, прежде чем успевают намокнуть. Ближайшие к зданию деревья кажутся великанами, листья их дрожат и встревоженно шевелятся из-за ветра и проворных капель. Не смотря день, на улице темно, и небо, занесённое тучами, нависает над Москвой подобно жуткой мрачной пелене кошмаров.
Дети расходятся – я внимательно вглядываюсь в их лица, поправляя съехавшие на носу очки, но того, кто мне нужен, не замечаю. Лишь когда девчонки и мальчишки выходят за ворота и кучками направляются то к машинам, то к школьному автобусу, а кто и вовсе уходит в неизвестном направлении, я вижу знакомую фигуру. Настолько знакомую, что щемит сердце.
Парень с тёмными волосами появляется в дверях гимназии. Он медлит, пытаясь справиться с чёрным зонтом, но открыть его не успевает. Двое его спутников, выше ростом почти на целую, голову подходят к нему и что-то говорят. Парень смотрит на них, губы его беззвучно шевелятся. Три силуэта, огороженные пеленой дождя, кажутся нереальными, призрачными – я вглядываюсь в них и никак не могу понять, реальны ли они.
Они толкают его в плечо, смеются.
В эту же секунду меня охватывает неуправляемая ярость – я несколько раз протяжно сигналю, привлекая внимание ребят, и, не смотря на ливень, выхожу из машины. Ледяной дождь обрушивается на меня подобно звонкой пощёчине, застилая пеленой очки и нагло трогая открытые участки кожи: капли стекают по лбу, скапливаются в собранных в растрёпанный хвост белокурых волосах, майка облипает тело, и я даже не обращаю внимания на то, как тонут мои сланцы вместе с ногами в образовавшейся рядом с машиной лужей.
– Эй, вы! – кричу я, и мой звонкий пронзительный голос не может одолеть даже погода. – Я вам яйца поотрываю, засранцы, если не оставите его в покое! Как же вы меня достали!
Они смотрят на меня как олени в свете фар, а через секунду начинают смеяться. Один из них кричит:
– Ну, попробуйте, мама вас засудит! – гогочет парень.
– А я и ей тоже яйца оторву!
Уже собираюсь направиться к ним, чтобы осуществить угрозы в реальность, но парень неожиданно замахивается и ударяет одного из обидчиков зонтом прямо по лицу, второго пинает в колено, после чего стремительно бежит через дворик в сторону моей машины. Хулиганы не успевают прийти в себя – парень решительно дёргает на себя дверь и забирается на пассажирское сидение. Я следую его примеру, хлопаю дверью, подождав, пока мой пассажир пристегнётся, протираю очки и уезжаю прочь от этой проклятой гимназии.
– Прости, – слышу виноватый голос.
– За что? – не понимаю я, всё ещё пытаясь успокоить разыгравшуюся злость.
– За то, что ударил их.
Я хочу отругать его, сказать, что нельзя бить других людей, но вовремя одёргиваю себя. Давать сдачи и бить первым – совершенно разные вещи.
– И зачем ты это сделал? – злость медленно отступает.
Я сбавляю скорость и смахиваю со лба воду.
– Ты бы им и правда яйца оторвала!
Я фыркаю. Дворники истерично скользят по стеклу туда-сюда, не успевая смахивать воду, и мне приходится осторожничать, чтобы по глупости не попасть в аварию.
– Не стала бы я им их отрывать, – отмахиваюсь.
Я кошусь на сына. Его чёрные мокрые волосы забавно прилипают ко лбу, и он убирает их длинными тонкими пальцами. А серые глаза такие пронзительные, будто бы видят тебя насквозь, и, когда он смотрит на меня, я вспоминаю те далёкие моменты из прошлого, а, может быть, даже из моих снов, где точно такие же глаза пронзают меня насквозь своими испытывающими взглядами. И тогда я понимаю, что действительно скучаю по ним.
Мой сын уже такой большой, и с каждым годом всё сильнее и сильнее походит на своего отца.
– Тём, – отворачиваюсь. – Может, мне поговорить с учителем?
– Не надо, – тут же отвечает. Насупившись, пинает брошенный под ноги рюкзак. – Мне осталось немного. Я же хотел в следующем году переводиться, помнишь?
– Помню, – вздыхаю. – Для тебя это место слишком скучное, верное?
– Ага.
Подросток не смотрит на меня, тоскливо наблюдая за дождливой улицей. Я собираюсь поинтересоваться, как прошёл его день, но в связи с неприятной стычкой, произошедшей на моих глазах, понимаю, что не очень удачно.
Артём у меня тихий, сам себе на уме, но подростковый дух в нём чувствуется. В последнее время мы с ним редко разговариваем по душам, сын не любит откровенничать и предпочитает все проблемы решать самостоятельно. Какие-то подробности школьных будней или личной жизни от него уж точно не добьёшься, зато у Артёма есть цель: посвятить свою жизнь программированию и разработке различных игр и приложений. Ещё он увлекается компьютерной графикой, неплохо рисует на планшете и любит острую пиццу.
Его отец тоже её обожал.
– Хочешь, пиццу закажем? – предлагаю я.
– Хочу, – отзывается парень, продолжая смотреть в окно.
– Ладно. Можешь пока этим заняться. И закажи мне каких-нибудь салатов, да закуски. Я сегодня весь день не ела, ужасно проголодалась.
Артём ёрзает на сидении, доставая из кармана телефон и наконец-то отвлекаясь от собственных мыслей. Улыбнувшись, я ловким движением поправляю съехавшие по влажному носу очки.
– Как твоя статья? – тихо спрашивает сын.
– Почти дописала, – бодро киваю. – Всё утро на неё потратила, и если этот говнюк снова к чему-нибудь придерётся, я запихну её ему в задницу.
Артём еле заметно поджимает губы, не любит, когда кто-то ругается и считает, что всё можно решить мирным путём, а я категорически с этим не согласна. В этой жизни либо ты кого-нибудь сожрёшь, либо тебя.
Он роется в приложении, выискивая подходящую пиццу, а я думаю о бокале красного вина, дожидающегося меня дома, но, прежде чем расслабляться, стоит для начала отредактировать статью и отправить её редактору.
– Мам, – Тёма поднимает голову и показывает телефон. Взглянув на экран, я вижу товары, которые выбрал парень, и, оценив их, киваю. – Дай карточку.
– Возьми в сумочке, она в бардачке, – небрежно отмахиваюсь.
Артём послушно достаёт мой клатч и вытаскивает кредитку, начиная вводить данные в приложение. Я не слежу за ним, дорога для меня сейчас важнее.
До дома мы добираемся лишь через час – гимназия находится достаточно далеко, из-за этого я всегда проклинала свою мать, ведь именно она выбрала это заведение для Артёма. Видите ли, все дети из престижных семей учатся в этом элитном заведении. Раньше за сыном ездил наш личный водитель, теперь же этим приходится заниматься мне, и то получается не всегда. В основном Тёма использует метро и часто бубнит из-за того, что я приезжаю, но сегодня сын сам неожиданно для меня попросил забрать его после занятий.
Я оставляю машину на частной парковке и под одним зонтом с сыном пересекаю дворик. В подъезде многоквартирного дома мы дожидаемся лифта, и всё это время, пока мы поднимаемся на нужный этаж, я никак не могу выбросить из головы двух обидчиков Артёма. Я, конечно, знала, что в последнее время в гимназии у него не ладится общение со сверстниками, но я даже и представить не могла, что сына кто-то задирает. Хочется срочно с этим разобраться, но я понятия не имею, что делать. Да и стоит ли? Ведь Артём правильно сказал, в следующем году мы собираемся менять учебное заведение. Не из-за этого ли? Может, лёгкая программа лишь отговорки?
– Что там с пиццей? – спрашиваю я, скидывая с ног сланцы.
– Уже везут.
Дома Тёма оживляется, будто бы знает, что ему нужно делать. Скинув обувь, спешит в свою комнату, а я, шумно вздохнув бреду в ванную, борясь с желанием наполнить её горячей водой и расслабиться с бокалом вина. Это подождёт. Сначала переодеться, затем разобраться со статьей, а после, перекусив пиццей, можно и понежиться в ванне. Думаю, я заслужила пару часов спокойствия.
