Текст книги "Мечта"

Автор книги: Мария Лоди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– У меня болит нога. Я повредил ее в прошлое воскресенье, когда походил в узких туфлях.

– Дай посмотрю, – автоматически сказала она. Привычки семейной жизни, привычки, рожденные совместным проживанием, оказались сильнее злости.

Счастливый ее вниманием, он показал ей небольшую, но, как оказалось, глубокую ранку на правой стопе.

– Так, ерунда, – сказал он, – но ранка ныла, и мне пришлось встать.

Ранка действительно была совсем незначительной, Шарлотта, подумав, что это не более чем предлог для попытки примирения, сухо пожелала ему спокойной ночи и вышла.

Доктор Март, преодолев подъем в три пролета лестницы, постучал в дверь Флоке. Он не знал, кто болен. Его вызвала час назад служанка, и он не мог не посетить Флоке, хотя было первое января и у него было слишком много других вызовов. Доктор подумал, что, возможно, молодой женщине стало плохо, хотя у нее не было привычки беспокоить его по пустякам. Он не был с визитом у Флоке с прошлой весны, когда у малышки был бронхит.

Дверь открыла сама Шарлотта. Этим утром она заменяла служанку Анник, принимая множество работников, ожидавших рождественских подарков. Уже на рассвете к ним постучалась консьержка, с лучащейся улыбкой и множеством добрых пожеланий. После нее были разносчик воды, продавец древесного угля, почтальон. Шарлотта не была уверена, что больше никого не будет.

– О, это вы, доктор. Спасибо, что пришли так быстро. Мне очень неудобно беспокоить вас именно сегодня.

– Ничего страшного, – сказал доктор Март. Он снял шляпу и перчатки и спросил: – Вы больны, мадам?

– Нет, это мой муж. Уже несколько недель он жаловался на ранку на ноге. О, совсем пустяковая, из тех, что обычно сразу же заживают, но с этой что-то не в порядке. Кажется, она не становится лучше, и уже два дня мужа лихорадит.

– Ну что же, давайте посмотрим, – сказал доктор Март, несколько успокоенный, так как он ожидал худшего. На этой неделе появились случаи заболевания брюшным тифом. А тут всего-навсего ранка на ноге – сущий пустяк, подумал он.

Он последовал за молодой женщиной в спальню, где лежал Этьен. Доктор был поражен, как сильно он похудел. Как всегда, когда он много часов не брился, лицо Этьена было покрыто щетиной и выглядело неопрятным. Его глаза запали и неестественно блестели.

– О, доктор, вы здесь. Рад вас видеть.

Этьен прилагал усилия, чтобы быть приветливым, но его голос звучал напряженно и тревожно.

– Покажите мне ранку, – сказал Март.

Этьен высунул свою ногу из-под одеяла, и Март увидел порез, чуть пониже лодыжки. Это не было приятным зрелищем. Заражение проявилось в том, что ткань вокруг раны была красной и отечной и на самой ноге образовалась бесформенная опухоль.

– Вам следовало пригласить меня раньше, – с участием сказал доктор Март.

– Вы знаете, как это бывает, доктор. Мне казалось, она пройдет. Я делал компрессы и использовал мази, но потом проклятая нога начала опухать.

Март ощупал опухшую ногу, его опытные пальцы поднялись вверх по лодыжке.

– Здесь больно?

– Немного, – сказал Этьен.

Воспаление распространилось далеко вверх по ноге, и боль усиливалась. Мускулы в паху опухли и причиняли ужасную боль. Март прощупал пульс. Флоке лихорадило, кожа у него имела неестественно землистый оттенок.

– Я буду вынужден вскрыть это ланцетом, чтобы прочистить рану, – сказал доктор. – Оставайтесь в постели. Вы не должны ходить и вообще тревожить ее.

Он спросил, как именно была получена рана, и Этьен объяснил, что по глупости ходил в слишком тесных туфлях. Март кивнул, занятый приготовлением своих инструментов, тогда как Этьен опасливо наблюдал за ним.

– Боюсь, будет немного больно, – сказал Март, – но это необходимо сделать.

– Неужели вы не можете сделать как-нибудь иначе, – сказал Этьен, ужасно бледнея.

– Нет. Я сделаю очень быстро. Ничего страшного.

Когда он закончил, Этьену пришлось дать сердечное средство.

– Лихорадка теперь должна уменьшиться, – сказал Март, – но, возможно, было бы полезно использовать пиявки. В некоторых случаях они помогают.

Для этой цели он дал Шарлотте адрес заведения неподалеку. Она последовала за доктором к выходу.

– Надеюсь, с ним будет все в порядке, – сказал он, пожимая ей руку.

– Это скверная рана, – сказала она.

– Не давайте ему больше смазывать ее никакими мазями, это только повредит. Завтра я приду и перевяжу ее.

Шарлотта вернулась к Этьену. Он с трудом приподнялся на подушках.

– Не дергайся так, – сказала она, – иначе лихорадка усилится.

Этьен пожаловался на боль и сказал, что он в ярости, оттого что вынужден беспомощно лежать здесь, в то время как остальные в редакции газеты, конечно, не преминут воспользоваться его отсутствием, чтобы перехватить его работу и попытаться занять его место. Он изо всех сил старался внушить Шарлотте жалость к себе. Он сделал бы что угодно, лишь бы удержать ее возле себя, и, конечно, использовал свою болезнь, чтобы сделать попытку к примирению.

Их совместная жизнь не была простой после ухода Луизы. Когда Этьен слег из-за больной ноги, у нее не было иного выхода, кроме как ухаживать за ним, но она не сделала ничего, чтобы дать Этьену понять, что они снова могут быть вместе. Она не чувствовала раздражения против него и искренне простила его, но все происшедшее было для нее ужасным потрясением, потрясением, которое совершенно охладило ее. Пропасть между ними расширялась с каждым днем.

– Очень мило с твоей стороны, что ты так заботишься обо мне. Ты можешь быть очень нежной, когда хочешь. Ты так мила ко мне, значит ли это, что ты по-прежнему любишь меня? – спросил он вдруг, привлекая ее к кровати. – Скажи мне, я хочу знать, простила ли ты меня.

Его лихорадило, и он крепко вцепился в нее.

– Давай не будем об этом говорить, – сказала она, избегая его взгляда, ей не хватило смелости открыто оттолкнуть его.

– Сядь, – сказал он, потянув ее за руку, чтобы она села. – Послушай, скоро мне станет лучше, приближается весна. Я возьму отпуск, и мы вместе куда-нибудь уедем, только вдвоем.

– В Италию? – цинично спросила она.

– Ну, вот видишь, ты снова за свое. Не забываешь. Ты до сих пор сердишься на меня. Италия всегда будет вставать между нами.

Он сжал ее запястье с такой силой, что ей стало больно.

– Чего же ты ожидаешь, – сказала она, пожимая плечами. – Существуют такие путешествия, которые нельзя забыть.

– Не мучай меня.

– Я ничего не сказала. Ты начал разговор.

– Тебе нужно отдохнуть, ты не должна так много хлопотать.

Она встала.

– Пойду принесу пиявки!

– Не ходи, – вскрикнул он. – Я ненавижу эти мерзкие создания. Не хочу, чтобы они прикасались к моей коже.

– Так велел доктор Март. Это собьет лихорадку и уменьшит заражение в ране.

Игнорируя его протесты, она надела плащ и вышла.

Выйдя на улицу, Шарлотта быстро пошла по направлению к бульвару. Тротуары были переполнены уличными торговцами, предлагающими к Новому году свои товары: куклы, марионетки, дешевый ячменный сахар и муфты из кошачьего меха.

– Купите мои товары, дамы, господа… Купите удовольствие вашим детям и покой себе…

Возгласы торговцев громко звенели в сухом зимнем воздухе, но в это время покупателей было мало. Все торопились домой к обеду или в гости с визитом. Только несколько худых студентов с голодным видом слонялись вместе со своими девушками вокруг прилавков. Богатые студенты, жившие за счет своих родителей или дядей и кузенов, находили для себя иные развлечения в первый день Нового года.

Шарлотта торопилась. Она не любила смотреть на оборванных студентов, потому что они напоминали ей Фредерика, который жил в мансарде над ее квартирой. Он и Валери, независимая маленькая белошвейка, обожавшая Фредерика, были ее первыми друзьями в Париже, хотя Этьен, конечно, не одобрял этих отношений.

– Должно быть, интересно быть человеком богемы, – заметила она однажды Фредерику, когда они разговаривали о «Жизни богемы» Мюрже.

– Мюрже искажал действительность, – мрачно ответил ей молодой человек. – Он писал для галерки, идеализировал жизнь бедных студентов, рисуя ее розовыми красками. Конечно, иногда мы веселимся, но это невеселый смех. Даже не говоря о тех, кто действительно умирает от голода, студенты живут в адских условиях. Поверьте, каждый, кто после детских лет жизни, проведенных в мрачных стенах пансиона, приезжает затем на голодную смерть в Латинский квартал, сначала надеется, что чему-нибудь здесь научится. Но проходят годы, и у человека остается больше плохих воспоминаний, чем хороших.

Думая о Фредерике, Шарлотта ничуть не удивилась, когда вдруг столкнулась с ним лицом к лицу около кафе Суфле. Он выходил из кафе и очень вежливо поклонился ей. Шарлотта с изумлением заметила, что на нем очень элегантный, хотя и несколько ему тесноватый новый костюм, который раньше она никогда не видела.

– Вы блестяще выглядите, – сказала она.

Он выглядел настоящим щеголем в оливково-зеленом сюртуке, сорочке с жестким воротничком и прекрасных саржевых брюках. С этим нарядом гармонировали его светло-каштановые волосы, падающие на шею локонами, и серые глаза.

Улыбаясь, она добавила:

– Вы выглядите, как какой-нибудь принц.

– Увы, – скорбно сказал Фредерик, – мое королевское достоинство несколько страдает от того, что туфли слишком узкие. Эти башмаки изуродуют мне ноги.

– Куда вы идете во всем этом великолепии?

– Пожелать счастливого Нового года тете.

– Правда? Я не знала, что у вас есть родственники в Париже.

– Я сказал тете, а не моей тете. Правда заключается в том, что я собираюсь выразить свое почтение тете моего хорошего приятеля, Филибера Кампиона.

– Как это?

– Филибер ненавидит светскую болтовню и не выносит свою тетю, но он ярый приверженец традиций, поэтому он предложил мне за пять франков вместо себя нанести визит его тете. Все, что я должен сделать, это появиться и сказать: «Наилучшие пожелания, дорогая тетя». Если мне покажется, что она удивилась изменившейся внешности племянника, я должен сказать ей, что Филибер Кампион болен, при смерти, а я лишь послан в качестве замены. Ну что ж, пять франков – деньги немалые! Он одолжил мне свою одежду, включая туфли, которые меня мучают, и вот сейчас я иду с визитом к мадам Аделаиде Кампион на улицу Мартир.

– Так, – сказала Шарлотта, сдерживая желание рассмеяться. – А вы не боитесь, что мадам это может не очень понравиться?

– Конечно, – задумчиво сказал Фредерик, – я очень боюсь этого. Но пять франков заставляют меня придерживаться более оптимистичной точки зрения. В целом из меня получается вполне приличный племянник.

Он прошел с ней до конца улицы, ступая в своих туфлях так, будто шел по лезвиям ножей. Шарлотта коротко рассказала ему, что Этьен болен и что ей нужны пиявки, однако она не была расположена много говорить о своем муже и своих заботах. Встреча с Фредериком ее ободрила, будто беззаботность и молодость юноши воскресили ее собственную былую жизнь.

Женщина, сдававшая внаем пиявки, жила на первом этаже полуразвалившегося дома на улице Гарп. Когда Шарлотта увидела, как она вынимает из воды больших слизняков и кладет их в коробку, аккуратно закрывая ее, она содрогнулась. Вместе с этой женщиной она вернулась на квартиру.

Увидев пиявки, Этьен побелел и устроил ужасную суматоху, но старуха привыкла к таким сценам и решительно толкнула его обратно на подушки. Она умела обращаться с больными. Этьен снова впал в молчание и не спуская глаз наблюдал, как властная женщина ставила пиявки на его здоровую лодыжку и бедро. Потом она отбыла, сказав, что вернется за своей собственностью после обеда.

Этьен был спокоен и настолько бледен, что это насторожило Шарлотту. Его лицо кривилось от отвращения. Он вцепился в Шарлотту.

– Останься со мной, – попросил он. – Не оставляй меня одного.

Шарлотта неохотно села. Этьен держал ее руку, и она не осмеливалась ее отнять. Комната неприятно пахла болезнью. Шарлотта чувствовала себя одинокой и покинутой. Ей не на что было больше надеяться. Неожиданно она услышала за стеной скрипку Луи Комбатца и отдалась игре воображения. Она видела себя на балу с привлекательным Фредериком в оливково-зеленом сюртуке. Они танцевали вальс, Фредерик и она, только вдвоем, очень далеко отсюда, наедине с меланхоличной красотой юности.

На улице Месье-ле-Принс был кафешантан, известный под названием «У Юбера», где тон всему задавала бойкая женщина, отзывавшаяся на имя Ребекка. Это кафе было местом встречи многих республиканцев и бланкистов. Там постоянно видели Жюля Валле, жившего неподалеку на улице Турнон. Он приходил одетый всегда в один и тот же серый вельветовый пиджак с большими металлическими пуговицами в форме оленьей головы. Из-за этой охотничьей одежды он всегда производил впечатление человека, только что вернувшегося с охоты на кабана. Большой, сильный человек с драчливым выражением лица, непослушными волосами и благородной бородкой, Валле был вечным мятежником, приходившим в кафе насладиться жизнью между сроками заключения в тюрьме, где он провел значительную часть своей жизни из-за своих опасных воззрений.

В тот вечер в конце января случайных посетителей было больше, чем обычно. Постоянные клиенты, прервав разговор, изучали вновь прибывших. Этими последними оказалась группа журналистов, которые, в высшей степени плотно пообедав, заканчивали здесь свое турне по различным барам Латинского квартала.

Они производили значительный шум, тяжело ставя бутылки на отделанный мрамором столик и требуя от Ребекки все новых непристойных анекдотов. За соседним столиком сидела группа студентов-медиков. Расслабившись после вечерних занятий, они изо всех сил старались перекрыть общий шум, распевая громким хором застольные песни.

– Нам уже не слышно самих себя, – сказал один из журналистов, – все бутылки пусты. – Он принялся декламировать непристойное стихотворение, но остальные тут же заставили его замолчать.

Низенький круглолицый человек внезапно повернулся к своему соседу.

– Я говорю, Дельбрез, не на улице ли Месье-ле-Принс обитает этот дурак Флоке?

– Рош прав, – вставил кто-то еще. – Флоке живет где-то поблизости. А что, если мы пойдем и нанесем ему неожиданный визит?

Пятеро из группы сотрудничали с газетой «Пти-Журналь», для которой работал Флоке. Жюль Дельбрез, которому был адресован вопрос, беззаботно пожал плечами и стряхнул пепел с сигареты.

– Зайти к этой твари? Нет уж, спасибо. С меня достаточно того, что приходится видеть его в редакции. Никогда в жизни не встречал более скучного педанта.

– Вы забываете, что он болен, – возразил первый собеседник. – Мы уже довольно долго не видели его рожи в нашей конторе.

– Если его болезнь протянется и дальше, его, вероятно, совсем выгонят. А его колонку, между прочим, приходится писать Веркору, и он, бедняга, наверное, поставил бы Богу свечку в случае его ранней кончины.

– Я слышал, жена у этого Флоке – просто небесное создание, – добавил кто-то еще.

– Не была ли она приятельницей Бека или что-то в этом роде?

– Ба, – сказал Рош, – в конце концов никто из нас не видел своими глазами это чудо. Я не доверяю такой репутации.

– Между прочим, я видел ее, – заметил Дельбрез, который до сих пор не принимал участия в дискуссии.

Последовало общее восклицание:

– Что она собой представляет? Расскажите нам!

– Она прекраснее всего, что вы можете представить.

– Не может быть!

– Вы шутите!

– Одну минутку! – крикнул кто-то, взбираясь на стул. – Мы не можем доверять словам Дельбреза: ложь – его вторая натура. Расскажите нам все в точности. Где вы видели ее?

– Я встретил ее однажды в кафе «Робеспьер», куда она зашла в поисках Бека, – с готовностью ответил тот.

– Она в самом деле так хороша? – спросил кто-то еще со сладострастным блеском в глазах.

– Она очень красива и очень молода.

Дельбрез описал мадам Флоке такой, какой видел ее в тот день. Ему было весьма забавно слышать, как его друзья говорят о ней, ведь в действительности он знал о прекрасной мадам Флоке гораздо больше, чем любой из них мог себе представить. Правда, он встречался с ней только однажды, но он слышал, что рассказывала о ней Жюстина Эбрар. Дельбрез сделал Жюстину своей любовницей отчасти потому, что находил ее привлекательной, но еще в большей степени из желания одержать верх над Тома Беком, по отношению к которому он испытывал чувство ревности и зависти. Жюстина была одинока и сблизилась с ним в страстном порыве покинутой женщины. Условием его обладания ею было то, что он выслушивал ее откровенные излияния и тем самым утешал ее. Жюстина постоянно и бесстыдно говорила о Шарлотте Флоке, которую ненавидела за то, что она была моложе и увела у нее Тома.

Связь с Жюстиной начинала немного тяготить Дельбреза. Он уже устал от нее, но ему все еще льстило, что на него падали лучи славы ее театрального успеха. Дельбрезу быстро надоедали женщины. Он старался делать все, чтобы преодолеть любовную скуку. Эта связь уже перестала развлекать его, и он с приятным предвкушением думал, что было бы интересно снова встретить Шарлотту Флоке и, если ветер будет дуть в его сторону, может быть, изменить с ней Жюстине. Но, конечно, ему бы не хотелось, чтобы об этом узнала Жюстина.

Все с удовольствием поддержали мысль о визите к Флоке.

– Давайте пойдем и заглянем просто так – вскричал Рош. – В конце концов Флоке наш коллега, не так ли?

– Великолепная идея! Мы будем делегацией. Кто-нибудь знает номер его квартиры?

– Все, что нам нужно сделать, это спросить любого консьержа на улице. И таким образом найдем его.

– Вы пойдете с нами, Дельбрез?

Он посмотрел на энтузиастов предприятия с некоторым презрением, но даже его захватила мысль еще раз увидеть эту женщину.

– Почему бы нет? – сказал он.

– Тогда вперед!

Они направились к выходу, расталкивая толпу локтями, и шумно двинулись по улице. Их первые попытки были неудачными, но затем Дельбрез вошел в дом под номером двадцать шесть и постучал в дверь комнаты консьержки. Мадам Казенг высунула голову из двери, как призрак:

– Что вам нужно?

– Здесь живет месье Флоке? – спросил Дельбрез.

– Да. Третий этаж налево, – пробормотала консьержка.

Дельбрез позвал остальных, и они, как заговорщики, стали подниматься наверх.

– Что будет, когда он увидит нас!

– Будьте серьезными. Это респектабельный дом!

– А что мы скажем ему? Дельбрез, приготовьте подходящую речь.

Запыхавшись, они остановились на лестничной площадке.

– Давайте, – сказал кто-то, подталкивая Роша. – Вы можете начать с маленькой речи о том, что все его друзья пришли навестить его… думали, что в таких тяжелых обстоятельствах… журналистская солидарность и все такое. Давайте, звоните.

Они позвонили. За пронзительным звонком последовала тишина. Они не осмеливались смеяться. Дом казался похожим на морг.

– Боже мой, они все спят.

В прихожей послышались легкие шаги, дверь открылась, и на темном фоне показалось женское лицо. Это была Шарлотта. Она изумленно смотрела на группу людей у двери.

– Вы, должно быть, ошиблись, – сказала она, пытаясь снова закрыть дверь.

– Мадам Флоке? – сказал Дельбрез, искусно отталкивая онемевшего толстяка, стоявшего на его пути.

– Да. С кем я имею честь говорить?

– Мы друзья и коллеги вашего мужа. Мы были по соседству и, зная, что он болен, подумали…

Он оставил фразу неоконченной, так как и на самом деле трудно было найти разумное оправдание такому внезапному визиту – без предупреждения в девять часов вечера. Шарлотта растерянно смотрела на них большими тревожными глазами.

– Мое имя Жюль Дельбрез, и мы с вами встречались, мадам. Я видел вас в кафе «Робеспьер». Как коллега вашего мужа…

– Он болен и…

– Мы можем увидеть его? – сказал кто-то сзади.

– Он будет рад услышать, что вы заходили, но в это позднее время…

Ее охватила паника при мысли о неубранной спальне, о своем собственном виде, и она не хотела впускать их. Даже ее прическа и та была не совсем в порядке.

Но остальные сзади проталкивались вперед, решившись довести дело до конца.

– Очень хорошо, входите. Но вы знаете, он очень болен. Только на пять минут. Если бы вы только предупредили меня. Пожалуйста, извините за беспорядок.

– Нет, нет, мы вполне понимаем.

Они вошли внутрь. Шарлотта поспешила в спальню.

– Этьен, несколько твоих друзей пришли навестить тебя. Они пришли пожелать тебе скорого выздоровления. Как видишь, они беспокоятся о тебе.

Посетители оглядывали квартиру, решив получить полное представление о жилище Флоке, чтобы иметь возможность потом рассказать об этом в своей газете на следующий день. Они никогда не любили Этьена и решили как можно лучше использовать представившуюся возможность.

Этьен, в сильной лихорадке, пробормотал, заикаясь, несколько бессвязных слов и натянул на себя простыни, причем лицо его было алым от смущения и удовольствия.

Все остальные также вошли.

– Мой дорогой Флоке, – начал Дельбрез, – мы хотели…

Вдруг он резко остановился, пораженный неприятным запахом, стоявшим в комнате больного. Слова застряли у него в горле. Посетители были шокированы бледным видом Этьена, лежащего на подушках. Он был настолько худ, что кожа туго натянулась на скулах, отросшая борода, казалось, закрыла все его лицо. Глубоко запавшие глаза Этьена лихорадочно блестели.

– Как мило, что вы пришли, – проговорил Этьен. – Я никогда не думал, в самом деле… никогда не думал… Это говорит о том, как сильно можно ошибаться. Я думал, у меня нет друзей, и вот вы здесь. Спасибо, большое спасибо…

Гости неловко закашлялись, шутка обернулась против них. Они смущенно переминались, и Рош пробормотал:

– Что же, уже прошло много времени, мой дорогой Флоке, с тех пор, как мы видели вас в редакции. Ничего серьезного, я надеюсь?

– Нет, нет, совсем ничего, – сказал Этьен. – На самом деле это ерунда, но отнимает много времени. Скоро я буду на ногах.

– Сейчас вашу колонку пишет Веркор, но, как только вы снова встанете на ноги, вы получите ее назад, – сказал Дельбрез, чувствуя большую неловкость. – Вы знаете, босс предпочитает ваши заметки. Он сам сказал вчера, не так ли? – обратился он к остальным.

– Он так сказал! – сказал Этьен, его глаза сияли. – О, спасибо вам, друзья, спасибо, что пришли.

Все смущенно молчали. Посетители ощущали неудобство, граничащее со стыдом. Этьен оживился, он говорил об отсутствующих коллегах, расспрашивал о других сотрудниках, на которых никогда не обращал внимания и о которых неожиданно вспомнил просто потому, что пришли эти коллеги. Потом он начал говорить о владельце газеты, которого сотрудники газеты между собой фамильярно называли стариком. Этьен никогда не осмеливался использовать это прозвище, но сейчас он сделал это. Он чувствовал, что наконец стал одним из них.

Все наперебой отвечали. Постепенно разговор исчерпался. Кто-то кашлянул. Кто-то шумно вздохнул.

Этьен сжал руку Шарлотты.

– Дорогая моя, проводи моих друзей в другую комнату и предложи им что-нибудь выпить. Да, конечно, вы должны что-нибудь выпить. Чтобы доставить мне удовольствие…

Измотанный разговором, он откинулся на подушки. Визитеры отступили поближе к двери.

– Пожалуйста, сюда, господа, – сказала Шарлотта.

Вдруг все сразу торопливо заговорили:

– Быстрее поправляйтесь.

– Доброго здоровья.

– С вашим крепким сложением скоро все пойдет на поправку.

– Да, да, конечно. Спасибо, – сказал Этьен.

В столовой они стояли, скованные смущением, не зная, как себя вести. Шарлотта достала бокалы и напитки. Они смотрели на нее, такую молодую и бледную, и чувствовали только одно желание – скорее убежать и никогда не возвращаться.

Шарлотта поддерживала беседу, говоря об Этьене, о том, как он жалеет, что не может поехать в редакцию. Они кивали.

– Но мы не должны беспокоить…

– Уже очень поздно… Мы рады, что увидели его…

Они понеслись к двери, Дельбрез замыкал шествие. Остальные были уже на полпути вниз по лестнице, когда в дверях он снова повернулся к молодой женщине.

– Могу ли я чем-нибудь помочь? – спросил он.

Посмотрев на нее, он заметил, что губы ее дрожат, а глаза наполнились слезами.

– Простите меня, – сказала она. – Я очень тронута. Мне следовало поблагодарить вас за то, что вы пришли.

Дельбрез чувствовал себя очень неудобно. Ему вовсе не нравилась сыгранная им роль, и сейчас он искренне желал что-нибудь сделать для этой женщины.

– Вам, должно быть, очень одиноко сейчас, очень тревожно, – сказал он.

– Давайте не будем говорить об этом, – торопливо сказала она.

Она сделала слабое движение, пытаясь скрыть запачканное место на своем платье, отчего показалась такой беспомощной, что сердце Дельбреза дрогнуло.

– Простите мне мой вид. Я не одета для приема гостей. Если бы я знала…

– Вы не должны беспокоиться, вы выглядите очень хорошо. Нам не следовало бы…

– Ничего. Это сделало его очень счастливым.

Она откинула назад случайный локон и украдкой разгладила руками юбку.

– Оставайтесь такой, какая вы есть, – сказал он совершенно искренне. – Так вы очень хорошо выглядите.

Шарлотта подняла глаза на высокого, стройного человека со странными, острыми чертами лица и красивыми, хотя и слегка бегающими, глазами и не смогла ничего придумать в ответ.

– Мы, его друзья, мы подумали… поскольку ваш муж болен… то есть это обычное дело, мы собрали немного денег, вот…

Он протянул пачку денег, и Шарлотта в изумлении взяла их. Дельбрез не смог бы объяснить, почему вид ее страданий заставил его дать деньги для Флоке. Другим это не пришло бы в голову.

– Как мне отблагодарить вас?

– Пустяки.

– Послушайте, – внезапно сказала она, – раз уж вы здесь и были так добры, я хотела… то есть я не знаю… Может быть, пока мой муж болен, я могла бы заменить его, попробовать писать заметки вместо него. Я и раньше, ну, скажем так, привыкла работать вместе с ним, в сотрудничестве, вы могли бы там сказать…

Она говорила быстро, пользуясь представившейся возможностью, отчаянно цепляясь за свою идею.

– Это была бы такая помощь для нас, – умоляла она. – Видите ли, я имею представление о его работе… Я могла бы писать под псевдонимом.

Ее большие глаза пристально и горячо смотрели вверх на него. Она выглядела такой красивой и умоляющей, она просила его о помощи. Неожиданно Дельбрезу захотелось помочь ей. Это было новое, ранее незнакомое ему ощущение. До сих пор он брал женщин без всяких угрызений совести. «Должно быть я старею», – подумал он. Его развращенное воображение на мгновение унесло его куда-то, и он уже видел Шарлотту полуобнаженной в своей комнате и себя самого, сующего банкноты у ее грудей.

Он ушел в некотором возбуждении, раздумывая, все ли он сделал для ее совращения, но хорошо понимая, что дальше разыгрывать из себя благодетеля семейства Флоке он не расположен.