Текст книги "Венецианские каникулы (СИ)"
Автор книги: Мария Гарзийо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Итак, на чем я там остановились. Ах, да. Tired with all these… За дверью слышатся шаги. В замке поворачивается ключ. Мое сердце сжимается в крошечный испуганный комочек. Не успела. В просвете возвышается неизвестная мне тучная фигура. «Привет. Две минуты на сборы» заявляет незнакомый толстяк с лицом доброго клоуна. Я натягиваю джинсы и майку. «Одну надежду я таю, – Что ждет меня награда, И, верно, буду я в раю, Отбыв все муки ада!» вертятся в подсознании строки Роберта Бернса. Опять угрожающее жужжание мотора, холодные брызги в лицо, гудящая пустота в пустом желудке. Толстяк, подчиняясь подобно своим безъязыким собратьям неписанной омерте, хранит молчание. Только его правая дряблая щека самовольно дергается, выдавая толи напряжение, толи врожденный тик. Вместо ожидаемого эшафота в виде какой-нибудь грязной оргии корпулентный поводырь доставляет меня в уже знакомые апартаменты. На пороге неудавшуюся самоубийцу встречает Вероника. Она выглядит ярко и свежо, как едва распустившийся цветок, и источает аромат благополучия.
– Боже мой, что с тобой сделали? – охает она, завидев мой истощенный корпус в неуместной майке не первой свежести.
Убили. Вычерпали ложечкой все внутренности. Внешняя оболочка от этого просела, перекосилась и вот-вот развалится на части.
Вероника хватает меня за плечи и тянет за собой. Кавказская овчарка, увидев жалкую гостью, поднимает гигантскую голову и предупреждающе рычит.
– Так сначала в ванну, помойся, приведи себя в порядок. Там есть все, что нужно, крема, шампуни, макияж. Потом заходи вот в эту комнату будем тебе одежку подбирать.
Я не пытаюсь вникнуть в происходящее. Ванна, так ванна. Теплая ароматная вода с пушистой пеной приятно ласкает исхудавшее за последние дни тело. Накупавшись вдоволь, я вылезаю, вытираюсь мягким полотенцем и впервые с момента маскарада смотрю на себя в зеркало. М-да, возраст, когда можно, не следя за внешностью, выглядеть на все сто, давно миновал. Жидкий сон, стресс и отсутствие ухода обернулись для моей физиономии новыми морщинками и весомыми мешочками под глазами. Впрочем, для самоубийцы я выгляжу очень даже живенько.
Вероника расстилает на просторной кровати разноцветные наряды.
– Помыли, одели. Меня что замуж выдают? – спрашиваю я с некоторой толикой издевки.
Ничего хорошего по определению со мной случиться не может. Значит, эта недолгая передышка – лишь подготовка к очередным хождениям по мукам.
– Нечто в этом роде, – улыбается Вероника, – Точнее будет сказать – продают. Вот посмотри, что тебе больше нравится. Мне кажется, вот это красное Диор тебе подойдет. И вот это твой размер.
– Чьи это шмотки? – пробуждаюсь я, зацепив ухом волшебное слово «Диор».
– Мои. Это прошлогодняя коллекция, так что мне не жалко. А пока ты своими не обзаведешься, это будет лучше, чем майка I love Venice.
Я примеряю указанное алое платье. Оно садится как влитое. Я всегда подозревала, что рождена носить Диор, а не скидочные Comptoir des Cotoniers.
– Отлично, – одобряет дарительница, – Вылитая Карла Бруни.
– И за какого же Саркози меня выдают? – любопытствую я, натягивая на мозолистые пятки очаровательные туфельки с красной подошвой.
Похоже, что, не смотря на проявленную строптивость, меня в этой увлекательный игре «Как стать куртизанкой» перевели на уровень выше, а не ниже.
– Увидишь.
– Как же мне надоели эти «увидишь», «узнаешь», «почувствуешь»! Это вечное молчание! Это неизвестность! Я же не собака! Неужели даже ты не в состоянии понять!
Склад переполнился, последняя партия наболевшего полезла наружу, брызжа во все стороны солеными каплями.
Вероника спешит извлечь меня из дорогостоящего платья, пока я не заляпала ценную материю своими слезными испражнениями.
– Ну, все, хватит, успокойся, – бормочет она неуверенно как начинающая нянька, которой впервые доверили ребенка.
Заворачивает меня трясущуюся от рыданий в халат и тащит на кухню.
– Вот выпей воды. Или хочешь чего покрепче? У меня коньяк есть.
– Мышьяка нет? – всхлипываю я, размазывая слезы по опухшим щекам.
– Еще чего! На, выпей коньяка и не выпендривайся. Вообще не понимаю, что это тебя так понесло. Радоваться должна. Повезло тебе.
– Ага, повезло! Счастье привалило! Всю жизнь мечтала стать проституткой. Все сверстницы актрисами, певицами, на худой конец учительницами, а я проституткой! Чтобы всякие уроды мне командовали «Становись на колени!» и я ползла бы с высунутым языком. Так прямо в детстве и видела эту картину!
– Все сказала? – хмыкает Вероника, налив и себе стопку коричневой жидкости.
Я устало киваю и опрокидываю в рот горькое лекарство.
– Никто из нас об этом не мечтал. Всем виделась чудесная заграничная жизнь с прекрасным принцем, – по ее лицу ползет тень воспоминаний, – Мне 17 лет было, когда я встретила своего героя. Умный, обаятельный, богатый, намного старше меня, он распахнул передо мной окно в новый яркий, увлекательный мир, о существовании которого я даже не подозревала. Он научил меня всему, что, по его мнению, должна была уметь женщина. Одеваться, вести себя в обществе, говорить на нескольких языках, угадывать любое желание мужчины и исполнять его. Он был для меня всем. Моя вселенная носила его имя. А потом… потом, когда шедевр был завершен, мастер потерял к нему интерес. Его влекли новые неизведанные дали, новые безликие деревянные куклы, которых можно было разукрасить, как пожелаешь. Запомни, Тань, мужчины как дети, не могут долго терпеть однообразие. Даже если имя ему счастье. В общем, потеряв ко мне интерес, он подарил меня Фабрицио. Как дарят дорогую, но надоевшую вещь. Меня не бросили как других девочек в самое месиво оргии. Ко мне отнеслись с пониманием, даже с некоторым уважением, если этой организации вообще известно это слово. Меня сразу перевели в ранг честных куртизанок. Самые важные клиенты соревновались за право стать моим содержателем. Я три раза резала себе вены. Голодала, пока меня не начали кормить внутривенно. Я не хотела убежать, я просто не хотела жить. Никак, нигде, ни с кем. Я бы и преуспела бы в этом своем стремлении, если бы однажды он не пришел меня навестить. Я увидела его, и во мне что-то отключилось. Стало все равно. Я поняла, что нет хуже и лучше. То, что мне предстоит, это лишь копия, того, что было.
Вероника, поморщившись, выпивает коньяк. Я не знаю, что ей сказать. Посочувствовать? Приобнять за плечо и предложить пореветь на пару? Так и не определившись, молчу, уставившись в опустевшую рюмку.
– Когда я говорю, что тебе повезло, я не имею в виду сам факт пребывания здесь, – продолжает куртизанка уже более спокойным, лишенным недавней горечи голосом, – Тобой заинтересовался мужчина. Проявил желание стать твоим спонсором. Единственным. Такого здесь практически не случается.
Я продолжаю пялиться на пустое донышко.
– Ты понимаешь, что это значит?
Я, молча, мотаю головой.
– Это значит, что тебе не придется как другим девочкам участвовать в костюмированных представлениях и изучать все возможные сексуальные отклонения клиентов. У тебя будет своя квартира, свои деньги, свобода передвижений и только один постоянный клиент.
– И где у него гарантия, что, заимев свободу и деньги, я не сбегу? – проявляю я скептицизм по поводу этой свалившейся на плечи манны небесной.
– Сбежишь, найдут, вернут обратно. И потом не факт, что после этого твой благодетель захочет продолжать тебя неблагодарную содержать. А это, сама знаешь, чем чревато.
– Вероника, а ты не знаешь, кто он, этот мифический спонсор? Откуда он взялся?
– Точно не знаю, но ходят слухи…
– Какие? Скажи, ну, пожалуйста!
– Говорят, что ты произвела впечатление на Черную Маску.
Со стеклянного дна рюмки на меня взирает, оскалившись, страшная черная морда.
– Мне вообще-то в это с трудом верится, – продолжает Вероника, не дождавшись реакции с моей стороны, – Этот товарищ еще ни с одной девушкой даже повторно не встречался, я уже не говорю о том, чтобы предложить спонсорство.
В моей голове полный сумбур. Вчерашний мой отказ по идее должен был отбить у темнолицего желание дальнейшего общения. Ан нет, похоже, что моя несговорчивость наоборот воодушевила его на подвиги. И совсем неясно еще, чем это так называемое спонсорство мне грозит.
– Вероника, а это правда, что у него лицо страшное как будто в танке горел? – задаю я не маловажный в свете предстоящей долгосрочной связи вопрос.
Венецианская гейша морщит свой безупречный лобик.
– Понятия не имею, – фыркает она.
Отведенный в сторону взгляд, однако, наводит на мысль о недостоверности этого жалкого клочка информации. Вероника, не смотря на недавнюю откровенность, остается закрытой намертво устрицей. Захочется ей, она приоткроет крышку ровно на столько, на сколько посчитает нужным, а стоит мне попытаться просунуть внутрь кончик пальца, как раковина моментально захлопывается, защемляя до боли любопытную конечность.
– Ну, что успокоилась? У тебя в восемь свидание. Надо успеть прическу сделать и макияж.
Вероника берет на себя работу по превращению полуживой гусеницы в аппетитную бабочку, и надо отдать ей должное, весьма в этом преуспевает. Следя краем глаза за поэтапным преображением своей физиономии, я ощущаю себя Саюри, которая вынуждена сделаться наложницей однорукого Нобу. Свидание с купившим меня мужчиной назначено в отеле Луна Баглиони, куда моя наставница любезно вызывается меня отвести. На улице немногие местные жители провожают наши спины и все что ниже восторженными «bellissima», а преобладающие туристы взирают со смесью страха и недоумения. Небольшая кучка японцев даже принимается щелкать вспышками, посчитав, видимо, наши наряды элементами несвоевременно начавшегося маскарада. Мой желудок атакуют спазмы волнения. Чего потребует от меня покупатель? Скомандует безоговорочно «на колени» и никаких возражений слушать не пожелает, потому как за ту сумму, что он за меня отвалил, можно не только на коленях, можно на голове передвигаться заставить? Мамочка, видела бы ты меня сейчас. В дорогущем красном платье, с непривычно красными губами, семенящую на свидание к какому-то извращенцу. Или ты папочка. Взглянул бы на свое некогда любимое дитяте. Может, пожалел бы, что вместо того, чтобы заниматься воспитанием дочери, малодушно слинял заграницу вслед за импортной юбкой. И ты, Фредерик.… Обвинить в своей нынешней маяте бывшего бой-френда я не успеваю. Вероника останавливается у лифта и протягивает мне листочек с номером комнаты.
– Постарайся понравиться. Вопросов много не задавай. Все время кивай и улыбайся. Они это обычно любят.
Я оказываюсь в лифте с какой-то влюбленной парочкой. От них веет беззаботным счастьем и недавним сексом. Мне хочется незаметно залезть к ним в карман и стащить это живое, пульсирующее счастье. Они выходят, хихикая над какой-то интимной, им одним понятной шуткой, а я еду дальше в бездушный мир денег. Стучу в дверь с указанными цифрами. Сердце устало пыхтит в горле. Ему надоело бить рекорды по прыжкам в высоту. Щелчок замка и передо мной возникает знакомая мужская фигура. Маска на нем на сей раз золотая (должно быть парадная, для особых случаев). Она прикрывает только верхнюю часть лица, впервые предложив мне на рассмотрение нижнюю губу и подбородок. К моему величайшему облегчению никаких следов ужасающего уродства эти элементы на себе не носят. Сие открытие мгновенно впрыскивает в мои вены легкую дозу эндорфинов.
– Добрый вечер, – вежливо здоровается Маска и приглашает меня вовнутрь.
Я прохожу в шикарный люкс, оформленный в традиционном венецианском стиле: мрамор, антикварная мебель, хрустальные канделябры. С просторной террасы, где нас ожидает накрытый стол, отрывается захватывающий вид на бухту Сан-Марко и остров Сан-Джорджио. При виде этого стола, я делаю вывод, что господин соблаговолил отнестись ко мне с большим уважением, нежели в нашу предыдущую встречу. Мужчина жестом приглашает меня присесть и разливает по бокалам шампанское. Ну, что ж, он прав, надо же обмыть покупку. Принимая из его рук пузырящийся бокал, я пытаюсь выстроить линию поведения. Честно говоря, я ожидала очередного хамства, и, получив такую неожиданную романтику, не на шутку удивилась.
– За тебя! – предлагает тост безликий кавалер, прикасаясь стеклянным боком своего бокала к моему.
«Чтобы служила верой и правдой многие годы и никогда не ломалась» мысленно добавляю я с горькой самоиронией. Пузырьки щекочут нос. На первое шеф-повар уготовил нам фаршированные цветки кабачка и еще какие-то замысловатые антипасти, состав которых сразу определить не удается. Я жую с аппетитом изголодавшегося узника, попутно рассматривая подбородок моего спонсора. Судя по пробивающимся седеющим волоскам этому благодетелю точно за сорок, а скорее даже ближе к пятидесяти. У меня в голове струится целый рой вопросов, но отважиться выпустить на волю хотя бы один я пока не решаюсь.
– Тебе очень идет это платье, – замечает между тем мужчина, элегантно отправляя в рот желто-оранжевый лепесток.
Он так общается со мной, будто у нас нормальное человеческое свидание, а не пошлая оплаченная вперед случка.
– Спасибо.
Допив бокал, я все-таки осмеливаюсь проявить любопытство.
– Почему я? – шепчу я неожиданно осипшим голосом.
Его нижняя губа улыбается. Верхняя, должно быть, тоже. Он пожимает плечами.
– Ты не такая как все. В тебе есть что-то особенное. Что-то настоящее.
– Но в прошлый раз…
– Прошлый раз это была проверка. Я должен был быть уверен, что ты именно такая, какой я тебя себе представлял.
Проверка? Это мерзкое «становись на колени» было проверкой? Встану или не встану? Сохранила частичку гордости или успела превратиться в половую тряпку? Миленький безобидный тест, после которого жизнь окончательно мне опротивела.
– А церковь? Музей?
– Тоже. Я хотел понять, способна ли ты чувствовать и переживать.
– Может, эффективнее было бы руку в кипящую кастрюлю засунуть? – не выдерживаю я.
Почему эти люди решили, что имеют права колоть меня иголками как тряпичную куклу Вуду и наблюдать за результатом? Я им, что красноглазая подопытная мышь?
– Знаешь, я… – он заминается, подыскивая подходящий глагол, и в итоге останавливает выбор на сильно завуалированном эвфемизме, – встречался со многими девушками. Все они воспринимали секс со мной как принудительную обязанность. Некоторые старались понравиться, некоторые изображали отвращение, иные притворялись мертвыми или исходили слезами. И только в тебе я встретил ответный порыв. Несмотря на обстоятельства, ты отнеслась ко мне как к понравившемуся мужчине, а не навязанному любовнику.
Мне вспоминается тот мой неуместный поцелуй. Оказывается, именно ему я обязана сегодняшним ужином при свечах.
– А зачем… «встречаться» с «такими» женщинами, если они не… отвечают вашим требованиям? – окончательно забыв наказ не перебарщивать с вопросами, продолжаю допытываться я.
Мне вспоминается заученный на уроке английского стишок. Friends are like melons. Do you want to know why? To find one good you have one thousand to try[23]. С какой целью Черная Маска пробует все подряд дыни, то есть новоприбывших жриц любви? К=н_и_г_о_ч_е_й_._н_е_т Неужели под маской все-таки кроется чудовище, которое при обычных обстоятельствах ни одна нормальная девушка чмокнуть в щеку не решится?
– Ты испытывала когда-нибудь настоящую страсть? – вместо ответа возвращает мне вопрос любитель опытов над людьми.
– Угу, – киваю головой я.
Как же, как же. С Фредериком. На кухонном столе. Тарелки летели во все стороны, и на потолке мне виделось звездное небо.
– Страсть первой близости, – уточняет он.
Я опять киваю.
– И что произошло дальше?
Дальше мы собирали осколки, хохотали и целовались.
– Куда она делась потом?
Действительно куда? Не то, чтобы она совсем ушла, громко хлопнув дверью. Она осталась, но из необузданной и горячей превратилась в уютную и домашнюю, впряглась в упряжку совместного быта и поплелась потихоньку вперед по серым будням.
– Первый раз он неповторим. Вот в чем беда. Как не старайся, ты не вернешь это волшебное ощущение первооткрывателя, когда твои глаза впервые встречают ее наготу. Не вернешь эту зовущую непредсказуемость, восторг завоевания, яркость восприятия. Все, что следует далее лишь бледная копия первого впечатления. И чем дальше, тем бледнее.
– Тогда зачем платить за… за бледную копию? – шампанское бьет пузырьками в нос, разукрашивая и без того невероятную реальность разноцветными фейерверками.
Теоретик любви отвечает не сразу, занятый распределением поджаристых рыбных деликатесов по тарелкам. Сие блюдо, как я узнаю позже, итальянцы величают fritto misto.
– Я уже сказал тебе. В тебе есть нечто привлекательное. Мне захотелось продлить наше общение. И потом…, – он выдерживает паузу, медленно пережевывая золотистое колечко кальмара, – мне стало тебя жаль.
Я закашливаюсь, подавившись какой-то костлявой рыбиной. Он пожалел меня. Наивную дурочку, которая благодарно целует незнакомого мужчину после вынужденного секса. Сентиментальную квашню, которая, будучи неверующей, рыдает при виде иконы Божьей матери. Непоследовательную ослицу, которая не терпит грубости, зато при ласковом обращении готова растечься по полу. Скажите, жалость унижает. Возможно, при других обстоятельствах я бы взъерепенилась и бросилась бы защищать свое неприкасаемое достоинство. Но за последнее время это достоинство так истоптали и истрепали, что очередного пинка в бок оно даже не замечает.
– В любом случае мое решение не окончательное. Я предоставляю тебе право отказаться, – глаголет тем временем сердобольный, – Условия моего предложения таковы: я оплачиваю тебе квартиру, плюс перевожу каждый месяц на твой счет 5000 евро. С твоей стороны требуется поддерживать мой интерес к себе. Как только я почувствую, что наши отношения переросли в рутину, я посчитаю себя вправе расторгнуть договор. Чтобы этого не произошло как можно дольше, нам лучше оставаться друг для друга инкогнито. Я не хочу, чтобы ты видела мое лицо, чтобы знала обо мне больше того, что знаешь сейчас. Никаких личных вопросов. Со своей стороны так же не желаю знать ни твоего возраста, ни национальности, ни профессии. Ничего такого, что могло бы связать нас, стимулируя развитие привычки. Меня интересует только секс, ничего больше.
Еще один пинок под зад. Оставьте оболочку, а все, что внутри вычерпайте и выбросите. Его не интересует мое прошлое, мои мечты, мои переживания, мои победы и мои разочарования. Моя душа это лишний довесок, за который этот покупатель платить не собирается. С другой стороны, кого вообще когда интересовал этот невесомый невидимый элемент? Может, того Жиля – Жмота, что вещал весь вечер как заевшая пленка о своей работе? Или Фредерика, который предпочел чужеземке близкую по духу француженку? А, может, транспортера Марко, задача которого была доставить груз в моем лице по назначению? Да, грош ей цена в рыбный день этой душе. А вот за тело, оказывается, неплохо платят. Ровно в 5 раз больше, чем за нудный подсчет табуреток. Безымянный герой ждет моего ответа. Разве у меня есть выбор?
– Я согласна.
Он улыбается. Улыбка у него красивая. Вообще, без маски он, должно быть, вполне привлекателен. Что заставляет богатого обаятельного мужчину выбрасывать большие деньги в этой странной погоне за мгновением удовольствия? Должно быть, та же неискоренимая детскость, что побуждает его коллег по кошельку соревноваться в приобретении яхт, вилл и топ-моделей. Как говорится, у богатых свои причуды. Я сделалась одной из них.
На десерт шеф-повар уготовил нам настоящее итальянское тирамису, украшенное лесными ягодами. За поддержавшим меня в трудную минуту шампанским следует дижестив лимончелло. Я выпиваю залпом, задержав взгляд на прорезях маски, из которых за мной наблюдают выразительные карие глаза. Как он сказал? Я должна поддерживать интерес? Мне недостаточно распластаться на кровати и зажмурить глаза. От меня ждут оригинальности, изобретательности, чувственности. Я поднимаюсь из-за стола и подхожу к балюстраде. Огненно-красное, будто позаимствовавшее красок у моего платья солнце, неохотно как мерзнущий купальщик, сползает в воду канала. Я медленно расстегиваю пуговицы на платье. Оно послушно скатывается по ногам на пол. За ним так же нерасторопно отправляется кружевное белье. Заказчик пожелал неповторимых ощущений, будут ему неповторимые. Я чувствую на себе его взгляд и разворачиваюсь. Лучшей иллюстрации для рекламного буклета «Venise Experiences» придумать невозможно. Обнаженная женская фигура на фоне розово-красного венецианского пейзажа. Мужчина продолжает сидеть на месте. Выражение его лица как всегда остается для меня загадкой, но я все-таки ощущаю его волнение. Оно передается и мне, подстрекаемое проказником-ветром, самовольно снующим по беззащитно оголенному телу. Мои пальцы повторяют его прикосновения. В ту минуту, когда мой притязательный любовник все-таки приближается ко мне и, властно сжав рукой подбородок, впервые целует меня, я чувствую себя почти счастливой.
Ухожу я от него спустя час, опьяненная победой. Он остался доволен. Еще как. Вложение окупилось. Я шагаю по узким улицам, светясь улыбкой как сотрудник, которому после первого дня работы предложили кресло президента. С типично женским легкомыслием я, прикрыв глаза на моральную сторону дела, смакую предстоящие радости материальной. 5000! Это же такие деньжищи! В Париже я о такой сумме и мечтать не могла. Что по сути дела я потеряла, продавшись в рабство? Скудное жилище, жалкую бесперспективную работенку, вереницу зацикленных на одноразовом сексе парижских денди. Невелика утрата.
На площади Сан Марко играет оркестр. Я нахожу местечко на террасе легендарного кафе «Флориан» и заказываю беллини. Освещенная ровными рядами огней, площадь кажется сказочными декорациями. Впервые с момента моего прибытия в итальянский город, Венеция приоткрыла мне свои объятия и по-дружески похлопала по плечу. Я с удовольствием допиваю коктейль, оплачиваю несоразмерный счет, в который кроме самого напитка входит услада ушей музыкантами, и отправляюсь пешком на квартиру к Веронике. По дороге мне встречается несколько заплутавших влюбленных парочек, груженый поддельными Виттонами негр и жирный венецианский кот, который завидев меня кидается на встречу и начинает остервенело тереться о мою ногу махристым боком. Вероника встречает меня в халате и в образе натюрель без грамма косметики. Надо заметить, что с исчезновением теней, туши и помады с ее лица пропала добрая часть привлекательности. Впрочем, подобным хамелеонством грешит большинство женщин, включая и меня.
– Пьяная, – констатирует бледная куртизанка, узрев мою кривую улыбку.
– Ничего подобного, – протестую я, обваливаясь размякшим телом в кресло.
Дальше меня прорывает, и я выплескиваю на Веронику весь ушат полученных за вечер впечатлений. Сумма, которую Маска выделил мне на содержание, прожженную содержанку не впечатляет, но и условия «сотрудничества» не шокируют.
– Он сказал, что как только я стану ему неинтересна, он меня кинет, – повторяю я.
– Эка невидаль! – ухмыляется умудренная опытом гейша, – Ты знаешь много мужчин, которые живут с опостылевшими женщинами? Они все одинаковые, что мужья, что любовники. Надоела – свободна, следующая! Не заморачивайся. Он как вообще, не очень противный?
– Да, нет, ты знаешь, вообще не противный.
– И требований никаких особенных у него нет? Типа садо-мазо? – недоверчиво поднимает обесцвеченную бровь Вероника.
Я отрицательно мотаю головой.
– Ну, тогда, подруга, тебе на редкость повезло.
– У него только одно требование, – вспоминаю я, – Все время испытывать то же удовольствие, что и в первый раз.
– Ха, я так и знала, что тут есть какой-то подвох, – оживляется Вероника, – А как он его измеряет?
– Не знаю. Скажи, а твои… «спонсоры», у них какие-то особые запросы? – любопытствую в свою очередь я.
Честная куртизанка морщится как от рюмки, выпитой по всем правилам текилы.
– Есть у меня один. Очень важная персона в нефтяном бизнесе. 65 недавно исполнилось. Семья, дети, все как полагается. Ну, и я раза два в месяц. Так вот ему нравится надевать на себя памперсы и изображать грудного младенца. Надо петь ему колыбельную, укачивать, кормить грудью и звать «мой малыш». А он писается от удовольствия. Вот такая идиллия.
Мда, похоже, мне действительно невероятно подфартило. Писающего в памперсы дедка у себя на коленях я бы вряд ли стерпела. Хотя… в последнее время я уже не в чем неуверенна. И меньше всего в собственной способности затормозить свое стремительное моральное разложение.
– Ложись спать, ты устала, – велит мне старшая наставница.
И я с удовольствием следую ее совету. Впервые за долгое время меня обволакивает густой и сладкий как домашнее варенье сон. На следующее утро я ощущаю себя заново родившейся. Забавная штука жизнь, рассуждаю я, подставляя свой новый источник дохода освежающим струям воды. С того дня, как мой любимый папочка переступил порог нашей квартиры, без лишних колебаний оставив два беспомощных, размякших от долгих лет опеки существа на произвол судьбы, я изо дня в день наблюдала, как чахнет, покрывается морщинами и наливается слизью обиды мать. И тогда я дала себе завет, что никогда не буду зависеть от мужчины. У меня всегда будет своя работа, своя квартира, свой фундамент, с которого меня не снесет в липкую грязь ни одни ветер перемен мужского пола. И все последующие годы я клала один на другой кирпичики, ваяя этот самый фундамент. И вот, пожалуйста, не смотря на мое отчаянное сопротивление, команда мужчин очередной раз одержала разгромную победу, забив решающий гол в мои тщательно охраняемые ворота. Game over. Я проиграла в своем стремлении к самостоятельности. Жизнь сделала меня не просто зависимой, она превратила меня в вещь. И что самое странное, осознание этого факта не вгоняет меня в беспросветную депрессию. Почему?
