Текст книги "Скажи «Goodbye»"

Автор книги: Мария Амор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Медленно поднимаясь по ступенькам, Мура подошла к своей двери, поковыряла ключом в замке, и с изумлением и легким страхом обнаружила, что дверь не заперта. Она опасливо толкнула ее. Внутри квартиры горел свет, в гостиной за письменным столом сидел Вадим, а на столе лежал большой букет роз.

Обнаружить Вадима у себя в квартире было так неожиданно, что все намерения Мурки положить конец их отношениям рухнули. Какая же она глупая, все было просто недоразумением. Конечно, мужчина, который купил ей розы и столь романтически внезапно появился, несомненно любит ее! Зря она так переживала. И молодец, что удержалась и сама первая не позвонила! Пакетики из супера упали на пол, и она крепко обняла Вадима.

– Что ты здесь делаешь? Как ты вошел? – от неожиданности и счастья Мурка задавала глупые вопросы. – И давно ты здесь сидишь?

Вместо ответа Вадим только встал и сгрёб ее в свои объятия.

– Я по тебе соскучился, – промолвил он, вдыхая запах ее волос. – Поедем в «Граппу»? – предложил он, как обычно не отвечая ни на какие ее вопросы.

– Ой! А я собиралась питаться макаронами по-флотски! – Мурка помахала пачкой макарон.

– Не пугай меня. Воспоминание об этой стряпне преследовало меня в ночных кошмарах. Сегодня пустимся во все тяжкие и будем питаться морскими гадами.

Они быстро доехали до центра города. Муре так хотелось, чтобы все между ними наконец стало хорошо, что она решила не задавать больше никаких вопросов. Им везло в этот вечер, и они нашли стоянку недалеко от ресторана, и уселись за последний свободный столик прямо на тротуаре. Вокруг было полным-полно людей – праздных, красиво одетых, веселых, и Мурке не хотелось даже вспоминать о том, что она собиралась провести этот вечер в компании с тарелкой лапши и очередной телевизионной серией. А потом они поехали к Вадиму, и оба валялись на его тахте, и он грел Муркины ножки в своих руках, и они пили красное вино, и любили друг друга под голос Шаддей, и на этот раз никто никого не терзал, и Мура была счастлива. Потом Вадим заснул, и спал на спине, положив красивую ладонь себе на грудь, похожий на рыцарское надгробие, а Мурка очень долго не могла заснуть. Непривычная близость любимого и чужой дом, и незнакомые звуки снаружи – все мешало ей, – и она провела счастливую, щемящую сердце ночь, любуясь четким профилем Вадима в свете луны.

* * *

В Тель– Авиве Александра оставила машину на стоянке «Энигмы» – рекламной фирмы, где она и ее агентша Рут встречались с представителями Банка а-Поалим по поводу её возможного участия в их новой рекламной компании. Реклама была рассчитана на израильский русскоязычный рынок. Оставалось только надеяться, что Александра им понравилась, и что Рут («Рутинька, на тебя вся надежда, ты же все можешь, лапушка!») обеспечит ее участие в задуманном телевизионном ролике. Для модели нет ничего лучше, чем телереклама. Можешь годами дефилировать по подиумам, делая гордо отрешенное лицо, и никто тебя в упор не узнает, а одна реклама на экране, и ты – знаменитость! Особенно Александре нравилось, что в данном случае она должна была не просто сниматься, а произнести целые две фразы на иврите. Это уже практически – роль! Одно дело – просто фотографироваться, и совсем другое – сыграть даже самый простенький сценарий. Александра была уверена, что у нее выйдет блестяще, за ней стоит ее голливудская практика, и даже акцента у нее как раз в меру: для русских – своя, для израильтян – не раздражающе. И это запросто может быть первой ступенью к настоящему кинематографу. Посмотрю я, торжествующе думала Сашка, на Таля из моего банковского филиала – его кондратий хватит, когда он увидит, как его вечная нерадивая клиентка, которой он только на прошлой неделе с тяжелым вздохом увеличил разрешенный офердрафт, продвигает его банк на русской улице! И хорошо бы, если бы сделка вышла к тому же прибыльной. Будем надеяться, что Рут, связанная с ней процентной пуповиной, не позволит установить для «русской» манекенщицы «русские» цены. Впрочем, не какой-то там манекенщицы! Мысленно Александра уже начала прозревать в себе актрису.

Теперь она собиралась пройтись по магазинам и встретиться с Максимом. Встреча в «Энигме» продолжалась дольше, чем она предполагала, и Максим уже, наверное, извелся, бедняжечка, ожидая ее звонка. Саша позвонила ему, сообщила, что будет в «Ноэла», на Кикар а-Медина, и предложила забрать ее оттуда, с тем чтобы они поехали вместе куда-нибудь пообедать.

Александре приятно было идти пешком по этому шумному средиземноморскому городу. Хотя она бывала здесь очень часто, её каждый раз поражала непохожесть Тель-Авива на Иерусалим, его легкость, столичный лоск, суета и быстрый темп. Женщины одеты гораздо лучше, магазины несравнимо роскошнее, а русская речь, которая в Иерусалиме звенит высокими звонкими вкраплениями в более низкие регистры ивритской речи, здесь уже создает общий тон. И никаких ортодоксов, никаких арабов. Пляж был полон народа, и у всех кафе и ресторанов вдоль набережной не было ни единого свободного столика. Александра гуляла, рассчитывая выйти на одну из улиц, где было бы легко поймать такси, и наслаждалась мыслью о том, что вот она идет, и никто ее не узнаёт, а, вполне возможно, что через пару месяцев многие на улице будут оборачиваться, пытаясь вспомнить, откуда им знакомо это милое лицо!

В «Ноэла» Сашку, свою постоянную и легкомысленно щедрую клиентку, встретили, как всегда, ахами, поцелуями и расспросами. Александре и в обычный-то день цены самых шикарных тель-авивских бутиков были по колено, а сейчас, в ее радужном настроении, когда она уже предвкушала грядущие безумные заработки, будущая фея банка а-Поалим и подавно была готова скупить все, что плохо лежит. Она стояла перед огромным зеркалом, а обе хозяйки, Илана и Тамар, вдвоем подносили ей шмотку за шмоткой. Сашка мерила все подряд, крутила головой, когда подавали уж явную дрянь, но много замечательных вещей – маечки «Save the Queen», прелестные корсеты «Love, Sex, Money» и обтягивающие кофточки Ферре, – откладывалось в кучу, которая постепенно все росла.

– А вот этот корсаж, Александра, – пихала ей в руку что-то черное с блестками Тамар. – Я его позавчера получила из Лондона. Только что вынула из коробки! Попробуй! А эти джинсы, – Тамар вертела ими так, чтобы в глаза бросались большие «DG», – уценены до восьмисот! А были: – Тамар выдержала драматическую паузу, а потом поднесла бирку к Сашкиным глазам, и обе оцепенело уставились на цену – 3600 шекелей! Выше сил человеческих было упустить эти джинсы.

Пока Александра мерила, Тамар шумно восторгалась, подзывала Илану, они вместе вплескивали руками, а все прочие покупательницы в магазине недоброжелательно-зависливо косились на возню вокруг Сашки. Именно так Александра и любила покупать шмотки. Муркино угрюмое: «Спасибо, помощи не надо, я только смотрю!» было Александре совершенно непонятно. И как раз когда ажиотаж достиг апогея, на пороге магазина появился Максим.

– Ну, Максим, что скажете? – Сашка, полуодетая, повертелась перед ним.

– Ошеломлен и ошарашен. А где кинокамеры? И операторы и фотографы? Неужели это не съемки? – дурачился Максим.

– Максим, пожалуйста, мне нужен совет мужчины. Хорошо, или нет?

– Саша, вам когда-нибудь какой-нибудь мужчина отвечал на этот вопрос отрицательно?

– Нет, – вздохнула Александра. – В том-то и беда, что когда все сидит хорошо, очень трудно выбрать.

– Берите все.

– Максим, – Сашка ласково дотронулась до его руки, – между нами начинает образовываться взаимопонимание!

В конце концов Тамар и Илана запихали весь громадный ворох одежды в два гигантских пакета, составили инвентарный список, и отдали все это Александре, с тем, чтобы она спокойно отобрала дома то, что ей из этого понравится. Забракованные шмотки, если такие окажутся, она обещалась привезти обратно через два дня, когда должен был состояться следующий раунд переговоров в «Энигме». Мысленно Александра похвалила себя за благоразумие: «Возможно тогда буду знать точнее насчет контракта, и если все будет хорошо, действительно все себе оставлю! Имею я право раз в жизни купить без оглядки все, что мне понравилось, или нет?!» Как-то так получалось, что каждый раз речь шла об одной отдельно взятой элементарной необходимости – «Что, я уже не могу себе позволить лечебный массаж?», «Неужели я должна отказать себе даже в красивом белье?!», «Ботокс в моей профессии не роскошь, а профессиональный долг!» – но все вместе вырастало в лавину расходов, поражавших не только саму бесшабашную Сашку, но даже банковского Таля.

Максим джентельменски подхватил узлы и поволок их к своей машине, стоявшей рядом с магазином на тротуаре.

– Максим, куда мы поедем? – спросила Александра, чувствуя, что вполне заслужила, чтобы о ней, наконец, позаботились и поухаживали.

– Н-ну, я вот на Ибн-Гвироль знаю одно очень симпатичное кафе…

– А как насчет «Рошфельда»? В Бейт-Голда? Там потрясающая гусиная печенка!

Максиму оставалось только кивнуть, в глубине души надеясь, что красавица не является столь же тонкой ценительницей икры и шампанского. Они выбрали столик у окна, и долго сидели, болтая и смеясь. Максим забавлял Сашку своими рассказами о Москве, в которую он наезжал в последние годы довольно часто, и совершенно очаровал ее своей космополитностью, юмором, интеллигентностью и умением себя держать. В Москве он знал всех и вся, и Сашке было лестно внимание такого человека. Она была совершенно счастлива. Но после того как они вышли из ресторана, не вполне было ясно, что делать. Свидание началось слишком рано, сейчас было только пять часов вечера – недостаточно поздно для решительного наступления на Сашкину добродетель, а других совместных планов на остаток дня у Максима не было. Поэтому когда девушка взглянула на часы и заявила, что страшно опаздывает на деловую встречу в Иерусалиме, Максим решил, что на первый раз достигнуто вполне достаточно, и с облегчением подвез Александру к ее машине. Сашка переволокла к себе в кабину все барахло, они расцеловались и распрощались, договорившись встретиться снова в ближайшем будущем.

По дороге в Иерусалим Александра позвонила Мурке.

– Мурочка, как ты поживаешь? Вадим появился, серьёзно? Ну, я очень рада, а то ты столько мучилась! Я так и знала, что все кончится хорошо. Где он еще найдет себе такую, как ты? – Мурка знала, конечно, что Сашка имела в виду только самое лучшее, и Муркины комплексы были тому виной, что она почему-то почувствовала себя дурой. – А я в «Энигме» встречалась с представителями банка а-Поалим, – продолжала Александра. – Нет, ну конечно, они меня хотят, я тебе объективно скажу: во всем Израиле нет второй настолько подходящей кандидатуры на эту роль, как я, но там еще много частностей надо утрясать. Теперь все зависит от того, что они мне предложат. Потом я заехала в «Ноэлу», и Тамар всучила мне кучу тряпок, и ты обязательно должна все это просмотреть, и посоветовать мне, что оставить, а что вернуть. А то они там так орали: «Ах, как потрясающе, ах, как великолепно!», что я из-за их дежурных восторгов совершенно потеряла всякую способность соображать, что великолепно, а что и в самом деле можно носить. А потом… – Сашка выдержала паузу. – А потом, – продолжала она хитрым голосом, – то, о чем так давно говорили большевики, наконец-то свершилось: Максим повел меня в ресторан. Нет! Нет!! Ты что!!! Мы только что вышли из ресторана, и я сразу поехала домой. Но он мне очень-очень понравился! Он такой столичный, и интеллигентный, и с юмором, и вообще… – Сашка поискала определение: – светский молодой человек. Просто было одно удовольствие провести с ним время! Мне кажется, что он знает многих людей, с которыми мне бы очень хотелось познакомиться. Можно, я приеду прямо к тебе, и мы сразу посмотрим, что я купила, и ты мне подробно расскажешь, что ты про Максима знаешь, и что у вас было. Нет, нет, я знаю, да, да, ага, «ничего особенного», но я вообще все хочу знать, а вот это «ничего особенного» в особенности!

И конечно еще до того, как Александра подъехала к Муриному дому, Мурка уже позвонила Максиму.

– Так, – вздохнул Максим. – Я вижу, что тебе уже доложили о состоявшейся встрече в верхах.

– Да, но я хочу все знать от тебя.

– Мура, Александра чудесная роскошная женщина. Но она не для государственного чиновника. Она просто мне не по карману. Она потащила меня в «Рошфельд», забывая о том, что я не Ротшильд.

– Максим, пусть тебе будет стыдно за банальные каламбуры. Ты же ее не покупаешь!

– Мурочка, я ее даже арендовать не могу себе позволить.

– А ты ей так понравился! – из лучших побуждений решилась Мурка на крошечное предательство.

– Ну, это вполне обоюдно! Если бы я был автозаводчиком, или, на худой конец, импортером «Тойоты», я бы непременно положил свою жизнь к ее ногам. Но в качестве малоимущего представителя развивающегося государства… Не представляю себе, что я могу ей предложить.

– Ум, светскость, обаяние, чувство юмора, социальную престижность. Нужные связи. Все вполне может быть оценено. К тому же, дела ее сейчас так хороши, что еще неизвестно, не может ли она тебя купить.

– Ну что же, – Максим явно был польщен, – если мои скромные качества так высоко ценятся, и Александра может все это себе позволить, то я ей точно готов продаться!

– Максим, я уверена, что вы просто созданы друг для друга! – и Мурка закончила разговор, услышав Сашкин звонок в дверь.

* * *

Для обеих подруг лето началось замечательно. Это было беспечное счастливое время, когда полстраны, как всегда, разъехалось по заграницам, а оставшаяся половина заполняла кафе, рестораны и пляжи. От политиков до комментаторов, от простых людей до руководства страны никто не знал, что принесет с собой будущее, но теперь, после ухода Израиля из Ливана, в период завершения мирных переговоров, все уповали на лучшее. Самые убежденные оптимисты вели переговоры в Кемп-Дэвиде.

Мура надеялась, что ее отношения с Вадимом наконец-то устаканились, а роман Максима с Александрой находился в самой чудесной стадии – первичного взаимного очарования и обольщения. Газета, занятая очередными решениями судьбы нации, не требовала сейчас, в период отпусков и парламентских каникул, слишком многого от своего ленивого корреспондента, а Банк а-Поалим, если и затруднялся уверовать в то, что одно лишь Сашкино появление в его рекламе побудит всех новых репатриантов тут же доверить ему все свои сбережения, все же начинал склоняться к мысли, что ее самоотверженный пример побудит русскую общину задолжать банку по самую завязку. И может быть, это было именно то, чего банк и хотел.

* * *

В одно прекрасное утро, только самую малость подпорченное для Мурки вынужденной отсидкой в редакции, она обнаружила в недрах электронной почты сообщение от Сергея, с которым в последнее время обменивалась маленькими смешными записочками, о том, что он смог освободиться на работе, заказал билет и прилетит в Израиль 23 числа на 6 дней. Он выражал надежду, что какую-то часть этого времени Мура будет свободной и сможет провести с ним.

За месяц, прошедший со времени их встречи в Минске, у Мурки стерлись те чувства, которые Сергей смог возбудить в ней. Она, конечно, помнила все конкретные события и их беседы, но тогдашние эмоции успели остыть: слишком близко теперь был Вадим, и она была погружена в отношения с ним. Но деваться было некуда, и Мура ответила Сергею, что, конечно, встретит его в аэропорту и с удовольствием покажет ему Иерусалим.

Вечером накануне приезда американского знакомого она позвонила Вадиму, и договорилась о свидании. Во-первых, в ближайшее время требовалось быть свободной, но, главным образом, хотелось укрепиться в своих намерениях неколебимой верности. После работы прямо из редакции Мура пошла пешком к особнячку Вадима. Он сидел у себя в палисаднике и курил.

– Хочешь кофе?

Вадим встал и пошел священнодействовать с джезвой и турецким кофе с кардамоном. Он покупал его в каком-то специальном месте, которое держал в секрете. На вкус Мурки кофе выходил довольно горький, но было так приятно, что любимый мужчина сам ей что-то готовит, что Мура была бы готова хлебать и просто кипяток.

Наступало томительное, любимое время суток – на Иерусалим спускались сумерки. Солнечные лучи становились все более золотыми и более косыми, воздух – более туманным, а звуки начинали разноситься все дальше, и вся душа Муры наполнялась невыносимо сладкой тоской и нестерпимой, и при этом приятной умильной печалью от того, что жизнь так прекрасна, и так коротка, и «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать» этот момент. Хотелось бросить свое обыденное прозябание и уехать куда-нибудь далеко, далеко. Но если невозможно уйти за закатом, то тогда неплохо и просто сидеть у зарослей душистого жасмина, и терзаться голосом Таниты Тикарам и любоваться Вадимом, сидящим напротив с сигаретой в руке. Но сегодня он опять занят своими мыслями, молчалив и замкнут. Мурка принялась рассказывать что-то из событий дня, но разговор не клеился. Её в который раз охватила усталость от тех усилий, которых требовала от нее эта любовь. Вновь стало казаться, что их роман поддерживается только напряжением ее воли, постоянно судорожно сконцентрированной на том, чтобы не дать чуду прекратиться, чтобы Вадим не разгипнотизировался, не отряхнулся от ее чар и не перестал быть ей покорен. А когда, как сегодня, возлюбленный пребывал в мрачном настроении, у нее не хватало сил волочь тяжкий груз их отношений одной. Ей стало обидно за себя, за свою любовь, за испорченный прекрасный миг бытия. Устраивать сцену показалось не только унизительным, но и бессмысленным. Вдруг всплыла ключевая непереводимая фраза из своего любимого «Sex in the citу»: «He is just not so much into you», которая жестоким, но правдивым приговором экономила многим женщинам кучу тщетных усилий. К черту весь психоанализ, к черту все изощренные приемы соблазна, вникание в мужскую психологию, самобичевание, самоусовершенствование и дешевые хитрости женской тактики и стратегии. Он просто недостаточно любит ее, и ничего тут не поделаешь. И ей вдруг захотелось отпустить Вадима, не мучить своей привязанностью. Повинуясь этому великодушному порыву, Мура использовала первый же звонок мобильника, чтобы сделать вид, что ее призывают срочные обязанности журналиста, постоянно находящегося в боевой готовности, которого в любой момент, даже с любовного свидания может утащить право общественности на информацию. Вадим предложил подвезти ее, но она отказалась, вдруг ужасно захотелось остаться одной. И Мура пошла, не торопясь, пешком через все сгущающиеся сумерки по маленьким улицам Рехавии. Она подумала, что даже если это еще не было их последним свиданием, все же к прежним отношениям, надеждам и чувствам возврат невозможен, но ее все равно не оставляло какое-то приятное томление, и казалось, что самое прекрасное в жизни как раз впереди.

На следующий день Мура опять, второй раз за последние два месяца, стояла в гуще встречающих в аэропорту, и волновалась, что не узнает Сергея. Но как только он вышел, и остановился растерянно, разглядывая гигантскую толпу встречающих, она сразу его узнала, и ее удивило, что он выглядел гораздо симпатичнее, чем ей помнилось. А когда Сергей ее наконец увидел, все его лицо осветилось такой замечательной радостной улыбкой, что Мурка с облегчением обрадовалась его приезду.

Они вышли из зала встречающих на солнцепек стоянки такси. Между ними еще царило смущение мало знакомых людей, и они беседовали о том, как прошел полет и о погоде, но Мура заметила, что тяжкий груз отношений с Вадимом спал с ее души, и ей стало хорошо, весело и свободно. Она решила посвятить Сергею все свободное время предстоящего уикенда.

Оказалось, что он остановился в «Кинг-Дэвиде».

– Вот это да. Я думала, там останавливаются только старые богатые американские сионисты!

– Надеюсь, я еще не попал в эту категорию, просто так получилось, что совершенно случайно моя агентша смогла получить там скидку, и разница между «Кинг-Дэвидом» и другими гостиницами уже не была такой вопиющей. И я решил – была – не была – все-таки «Кинг-Дэвид»! Историческое место, да и к Рехавии поближе.

Мурка подумала, что, наверное, он действительно поселился в самой престижной гостинице Израиля потому, что хотел быть рядом с ней, и ее снова захлестнула теплая волна влечения.

– А ты сильно устал, или хочешь куда-нибудь пойти?

– Пойдем куда-нибудь обязательно. Я немного поспал в пути, и меня еще джет-лег поддерживает, да и к тому же, я ведь не приехал сюда сидеть в номере гостиницы. Надо бы только бросить вещи в номер и принять душ.

Они подъехали к «Кинг-Дэвиду», и Мурка, которая до сих пор была в этом отеле только на каких-то очередных конгрессах, с любопытством впервые прошла в номер. Комната была не очень большая, но и высокая кровать, и мягкие кресла с обивкой, и столики с гнутыми ножками, и красивые картины на стенах, все воплощало роскошь и комфорт. Или, во всяком случае, так показалось Мурке, именно этого и ожидавшей от «Кинг-Дэвида». Окна выходили на бассейн, вокруг которого росли гигантские пальмы. Сергей бросил чемоданы на постель, достал из одного из них какие-то вещи и, попросив подождать его пару минут, ушел в душевую. Мурка присела на кровати. Из душа раздался шум воды, и пока он мылся, а ей делать было нечего, она с чисто женским любопытством стала рассматривать его кладь. Обе сумки были одинаковыми, фирменными, только разных размеров, обе кожаные, с железными уголками и очень красивые. Мурка с мстительным удовольствием вспомнила потрепанный рюкзак Вадима. Потом она подняла часы, которые Сергей бросил на постель. Ну, конечно, непременный Тагхойер. Чего еще ожидать от американского врача! Шум воды прекратился, и Мурка немного смутилась от всей двусмысленности обстановки. Мужчина, которому она явно очень нравится, принимает душ, а она сидит и ждёт его на кровати! Наверное, ей бы следовало выйти к бассейну. Мура крикнула через дверь, что спустится в сад, и вышла из номера. Пройдя по маленькой тропинке, она легла на удобную кушетку у самого бассейна. Ах, как хорошо! Вот момент, которым обязательно надо насладиться! Когда-то мудрая подруга посоветовала Муре в жизни осознанно и пристально наслаждаться каждым прекрасным мгновением, каждой хорошей минутой, каждым приятным ощущением, потому что, кто знает, что еще останется в конечном итоге от нашего краткого пребывания на этой земле? И с тех пор девушка старалась не забывать этого наказа и внимательно фиксировать: вот сейчас очень хорошо, запомни это сухое тростниковое шуршание пальмовых ветвей, насладись этим душистым ветерком на лице, ради этого и живешь.

Она потянулась, скинула туфельки, и приняла изящную позу, распахнув полы льняного сарафанчика, и высунув ножку. Вот так, пусть и у богатого американского врача тоже будет в жизни незабываемо хорошая минута! Мура заметила коренастую ладную фигуру Сергея, идущего к ней по дорожке, застегивающего на запястье пресловутый Тагхойер, который уже успел вызвать у Мурки классовую неприязнь. Но она тут же простила его, когда снова увидела, как радостно он ей улыбается. Ей давно уже никто так просто и безоглядно не радовался. Ну что ж, богатые тоже люди, почти такие же, как и мы, подумала она. Он подошел, сел на соседний лежак и протянул ей красиво упакованные духи. Это были модные в этом сезоне «Sensi» от Армани. В благодарность за милое внимание Мура поцеловала его в щеку. От самого Сергея чудесно пахло свежестью мужского одеколона. Он заказал два мартини, и они сидели в этом прекрасном уголке, и пили. От жары и алкоголя Мурка размякла, и ей уже было лень куда-либо тащиться, но Сергей решительно встал, подал руку, и они вышли через парк, мимо мельницы Монтефиоре на жаркую шумную улицу.

Под пальмами и соснами, мимо церкви на углу они дошли до Долины Духов, в «Ароме» выпили какао с шоколадным круассаном, после этого прогулялись по переулочкам с каменными стенами старинных арабских особнячков, перешли по заросшей сорняками тропинке через железнодорожные пути, оказались в Бакке и, не обращая внимание на сухой раскаленный зной, поблуждали между красивыми усадьбами и пышными садами, а потом вернулись обратно к парку и оттуда двинулись к шотландской церкви. А позже стояли на смотровой площадке и любовались видом Абу-Тора и панорамой Старого города, с православной колокольней и башней университета. Стало темно, и ходить уже совсем не было сил, и они поехали на такси в «Мецудат Давид» – Башню Давида, гостиницу, знаменитую своими чудными суши. И сидели напротив Яффских ворот и величавого заброшенного дворца хосписа «Сент-Винсент де-Поль», и пили саке. Сергей вел себя совершенным джентльменом – подавал руку на подъемах и спусках, внимательно слушал Муру, восхищался всеми заезженными сведениями из старых путеводителей и смеялся всем ее шуткам

– Нет, я еще тот поводырь, – говорила она Сергею. – Наверное, тебе надо бы нанять настоящего гида, я как все старожилы совершенно не знаю собственного города. Вот только вспомнила, что там, за воротами, есть маленький темный закуток, в нем две могилы. По преданию, это могилы двух незадачливых архитекторов, казненных Сулейманом Великолепным за то, что оставили Сионскую гору вне стен Старого города.

Сергей сидел напротив, опирался подбородком на руку и глядел ей прямо в глаза. Это смущало Муру, и она упорно отводила взгляд.

– Ни за что не сменю прелестную спутницу в белом платье на профессионального гида в грязных шортах и сыромятных сандалетах, тем более, что мне ясно помнится по прошлому разу, что они все точно теми же словами рассказывают и про Сулеймана и про его архитекторов. – Они оба засмеялись. – Нет, серьезно, в этот раз Иерусалим нравится мне гораздо больше.

– Знаешь, наверное, тебе стоит сейчас поехать в гостиницу, а завтра утром мы можем встретиться и продолжить наше знакомство с местными достопримечательностями.

– Хорошо. Мы продолжим наше знакомство завтра, – воспользовался немудреной игрой слов Сергей.

Они простились в такси, но не прежде, чем Мурка обещала, что завтра приедет к нему в гостиницу для совместного завтрака. Сергей уплатил таксисту, поцеловал ей руку, и Мурка уехала домой.

Ночью она вспоминала этот день – и сосново-пальмовую, черепично-известняковую красоту туристического Иерусалима, и нежное, предельно внимательное, ищущее внимание Сергея, так контрастировавшее с привычным дружелюбным равнодушием Вадима, и собственное счастливое и сладкое сердцебиение…

На следующее утро вдруг проклюнулся Вадим, выяснял муркины планы, не будет ли она в его районе. Это была его обычная манера – мол, не делай никакого особенного усилия ради меня, но если уж так случайно выйдет, что тебе будет по пути, то забеги ко мне в койку! Если это тебя не затруднит! Мурка подозревала, что эта чрезмерная деликатность всего-навсего хитрый маневр, может, даже и неосознанный – избежать каких-либо обязательств перед ней. Но теперь она, ощущавшая необыкновенную легкость и независимость, ответила, что, к сожалению, нет, в его районе она быть не собирается. Знакомый по поездке в Минск приехал на пару дней в Иерусалим и предложил встретиться с ним, и она уже договорилась показать ему город. Вадим исключительно корректно, пожалуй, даже чересчур корректно, посоветовал ей получить от этого как можно больше удовольствия, и Мурка с чистой душой обещала постараться. Вот так. Как легко и приятно говорить правду, подумала она. Остается только надеяться, что слышать эту правду Вадиму не было так же легко и приятно.

Они с Сергеем начали то утро с чудесного завтрака на террасе гостиницы у бассейна, а оставшиеся дни провели в монастырях и переулках Бейт-а-Керема и в монастыре Древа жизни, на котором, в смысле – на дереве, повесился Иуда Искариот, и где похоронен Шота Руставели, пребывавший в Иерусалиме по поручению царицы Тамары. Отважно зашли даже в Старый город, и прогулялись по узким крытым проходам до Церкви Гроба Господня, и Мурка нашла и показала ему нацарапанные на портале главного входа граффити, оставленные на каменной стене еще крестоносцами. Любовались панорамой города с променада Таелет, поднимались и спускались по ступенчатым улочкам Ямин-Моше, гуляли по паркам и подкрепляли силы белым вином в Хане и в Синематеке, любуясь подсвеченными стенами Старого города.

Все было чудесно. Сергей постоянно порывался купить ей что-нибудь в подарок, но все места их прогулок были классически туристическими, и торговали в них только банальными сувенирами за безумные, по мнению Муры, деньги. Вечера они проводили в ресторанах Иерусалима, а один раз поехали на такси в старый тель-авивский порт. Он немного рассказал ей о себе: ему тридцать шесть лет, его мать скончалась, когда он был еще студентом, в Москве он был недолго женат, но жена от него ушла, а детей у них не было, и тогда, десять лет назад, он уехал в Штаты. Первые годы в Висконсине он был страшно занят сдачей американских экзаменов, и резидентурой, а затем работал пару лет в университетской больнице, но не имея ни призвания, ни охоты к научной или административной деятельности, ушел в частную больницу, где можно было заниматься только клинической практикой, то есть тем, что он умел и любил. Все это время он жил вместе со своим отцом, но год назад отец скончался от сердечного приступа. Сергей остался один, и теперь работа составляла основное занятие в его жизни.

…Каждый вечер он провожал Муру до дома, и они расставались, но это благоразумие давалось им все трудней. Его явно терзала страсть, а ее – любопытство и желание. На четвертый день у Сергея была запланирована поездка в Эйлат, где он давно мечтал понырять в коралловых рифах, но Мурка видела, что расставаться с ней ему мучительно не хочется. С его обычной обезоруживающей откровенностью он попросил её поехать с ним. Искушение было очень велико, но решиться на такой шаг Мурка не смогла. Это означало бы полный конец ее отношений с Вадимом. К тому же, именно потому, что она так дорожила мнением Сергея, ей не хотелось казаться девушкой, готовой по приглашению туриста, приехавшего в Израиль на пару дней, тут же мчаться за ним на край страны

– Нет, Сергей, – с наигранной легкостью сказала Мура, отгибая голову от его руки, тянущейся к ее волосам. – Слухи о доступности израильских девушек сильно преувеличены.

Сергей опустил руку.

– Не говори этого, пожалуйста. Это оскорбляет и меня, и тебя. Я не ставлю никаких условий. Мне просто очень приятно с тобой.

– Прости, – Мурке давно никто не делал выговора, но почему-то даже это было приятно. – Но все же не получится. Это были чудесные дни, чудесные. Но я не могу бросить все свои дела, всю свою жизнь и умчаться в Эйлат. Может, в ранней юности я бы так и поступила, но теперь я научилась быть благоразумной. Нам этого не надо. Это… – Он смотрел на нее очень внимательно и не перебивал. – Это осложнит нам жизнь. У нас разная жизнь, твоя там, в Милуоки, а моя – здесь. И эти несколько дней, это не настоящее. Это просто сказка.