Текст книги "Удача любит рыжих. (Трилогия)"

Автор книги: Мария Быкова

Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 53 страниц)

Это был бесспорный факт, банкиры из поколения в поколение, де Максвилли не забывали ни о долгах, ни о векселях, ни о кредитах. Сдается, у них в мозгах просто не было функции, которая отвечала бы за забывчивость. Впрочем, к Валентину я относилась довольно положительно, да и корзина была объемная, так что я радушно улыбнулась и указала ему на свободный стул:

– Садись, сейчас Полин придет, тогда пообедаем.

Де Максвилль помялся. Кажется, предложение пришлось ему по вкусу, но все же некромант качнул головой:

– Нет, Яльга. Жалко, но не могу. У меня еще дела…

– Ну если дела… – Я улыбнулась еще раз, пожав плечами, и Валентин улыбнулся в ответ. Я знала за собой эту особенность: мало кто мог не ответить мне улыбкой на улыбку.

Некромант ушел; над его плечом плыла флуктуация, по которой то и дело пробегали сполохи фамильных цветов дома де Максвиллей. Я подождала Полин, потом, не выдержав, сняла с корзины бумагу.

Валентин был не Хельги, способный ограничиться двумя булочками из соседней лавки. Еды в корзине имелось много, еда в корзине была хорошая, и мне, с моими скромными аппетитами, этого должно было хватить дня на два. У той игры, надо признать, были свои приятные стороны… Рассудив так, я достала эльфийский персик, взвесила его в ладони и осторожно надкусила, стараясь не очень измазаться соком.

Обед оказал на меня весьма положительное влияние: я наконец поняла, каким видом деятельности мне хочется заняться. Мне хотелось узнать, как все-таки работает заклинание против баньши, которому нас так и не обучила госпожа ле Бреттэн. Так что, дожевав кусочек колбасы – изумительной, кстати, колбасы гномийского производства, нарезанной порционными ломтиками и закатанной в тончайшую фольгу, – я подтянула к себе «Справочник» и деловито зашуршала страницами.

Через десять минут я уже знала, как в общих чертах должно выглядеть заклинание. На всякий случай я даже сделала пару выписок, но что-то мне подсказывало, что, если я встречусь с баньши, мои конспекты не станут для нее достаточно весомым аргументом. Заклинание следовало отработать в магзале.

Проблема была только в том, что отрабатывать мне было не с кем. Вдохновленный Матильдой и халявой народ наверняка расползся по интересам; даже если я и поймаю в столовой заблудившегося эльфа, проще выйдет пристукнуть его на месте, чем уговорить заниматься заклинаниями. Хельги? Тоже не пройдет. Вот если отловить кого-нибудь из гномов…

По-любому, нужно было слезать с кровати и идти в магзал – едва ли потенциального партнера мне доставят гарпочтой прямо на дом, как кофе в постель. Вздохнув – на кровати было так уютно! – я спустила ноги вниз, злобно натянула холодные сапоги и пошла на поиски партнера.

Начинало смеркаться, и в коридорах уже зажигались лампы. Народ шнырял туда-сюда, но довольно редко – большая часть была в городе, меньшая сидела в библиотеке или по комнатам, выполняя заданое на дом. Я целеустремленно двигалась по направлению к магзалу, бдительно зыркая по сторонам, не пробежит ли где одногруппник. Но, добравшись до магзала, я так никого и не встретила. Томима нехорошими предчувствиями – как бы не пришлось со стенкой в догонялки играть! – я потянула на себя ручку двери.

В магзале тоже было пусто. Из угла в угол гулял сквозняк, за окнами, завешенными частой сеткой, чернел зимний вечер. Чисто вымытый пол блестел влагой, но от стен парадоксальным образом пахло застарелой пылью.

Этот зал всегда казался очень старым – иногда загадочно старым, как сейчас, а иногда – пронзительно звонким, странным, как… как эльфийская песня. Я как-то зашла сюда в полдень и замерла, забыв прикрыть за собой дверь. В окна ярко светило холодное зимнее солнце, на полу напротив окон лежали желтые теплые квадраты, а в лучах света плясали пылинки. Все это было очень просто и очень странно – такое чувство мы испытываем, когда видим какую-нибудь вещь и мучительно пытаемся вспомнить, что же именно нам эта мрысь напоминает. А память изгибается змеей, выскальзывает из пальцев, и нужное воспоминание прыгает совсем рядом, раз за разом упрямо не даваясь в руки.

Но сейчас я почти не интересовалась древностью и пылинками. Зачем-то пройдя к дальней стене, я смерила ее хмурым взглядом, поддернула рукава и только-только вспомнила, с какого жеста начинается заклинание, как дверь проскрипела – коротко и тревожно. Я торопливо обернулась, почему-то здорово смутившись. Как будто заниматься боевой магией все равно что пирожки из столовой таскать!

На пороге стоял Генри Ривендейл, и вид у него тоже был довольно смущенный.

– А ты здесь что делаешь? – одновременно спросили мы и одновременно замолчали, сообразив, что эльфийского хора, кажется, никто еще не заказывал.

– Что ты здесь делаешь? – повторил герцог, и слабое эхо подхватило его слова.

«Ежиков развожу! На валюту», – хотелось ответить мне, ибо де Максвилль определенно натолкнул меня на банковские темы. Но я сдержалась и сказала так:

– Я не поняла, а где твой плакат с рыжей теткой?

– Какой еще плакат? – Благородный вампир недоуменно поднял брови, и тогда я доходчиво объяснила:

– Прямоугольный. Творческий. Матильдин. На этот, как его, – а-а, практикум по боевой магии!

На провокационные вопросы герцог не отвечал – он предпочитал их задавать. Аккуратно закрыв за собой дверь, он подошел ко мне и, приглядевшись, предпринял второй подход к снаряду.

– Ты здесь чего, заклинание против баньши отрабатываешь? – самым небрежным тоном поинтересовался он, сделав образцово аристократическую физиономию.

– Ну если так можно назвать созерцание этой стенки… – Я была, конечно, сытая, но добродушия это мне не прибавило. – Как, интересно бы знать, можно отрабатывать заклинание без партнера?!

От последней фразы с герцога разом слетел весь аристократ.

– Без кого, без кого? – почти с благоговением спросил он, внимательно глядя на меня. – Без партнера?

– Ну да, – настороженно подтвердила я. – Чего я такого сказала?

– Ничего-ничего, – заверил меня Ривендейл. Будь на его месте Хельги или близнецы, они давно бы уже лежали на полу от хохота. Но Генри, как и подобает благородному дворянину, моментально взял себя в руки. Подойдя к стене, он выстучал по ней пальцами какую-то хитрую дробь.

– Что это за народные гномийские пля… – Я замерла на полуслове и уважительно присвистнула. На середине зала, как раз над вычерченным на полу кругом, медленно возникал фантом: рыжий, в зеленом платье, весьма условно изображавший баньши.

– Вот, – сдержанно сказал Ривендейл, указав мне на фантома рукой. «Как будто я его сама не вижу!» – мельком подумалось мне. – Этот партнер хотя бы переживет прямое попадание твоего заклинания. В отличие, скажем, от… – Кажется, он хотел сказать «меня», но вовремя спохватился и расплывчато закончил: – Какого-нибудь адепта. Ну и того… сымитирует настоящую атаку.

Я обошла фантом кругом и потыкала в него пальцем, кивая с умным видом. Вообще-то такую вот тетку я и сама могла сотворить, причем, если нужно, даже с портретным сходством. Спасибо одногруппникам, моделей на плакатах хватало. Другое дело, что любая из моих иллюзий не то что прямого, но даже косвенного попадания не выдержит, сразу же развеется по ветру. Да и сама в ответ ничем не кинет. Они у меня мирные.

Вот интересно, а откуда Ривендейл узнал про эту штуку?

– Знакомые рассказали, – кратко объяснил вампир, хотя я даже не успела задать вопроса. – Ну что, кто первый, ты или я?

Я замялась. Первой хотелось мне, но фантом вызвал все-таки Ривендейл. Совесть бормотала что-то нечленораздельное; я прислушалась, но ничего не поняла, а потому спросила:

– А еще одну такую же вызвать никак нельзя?

– Нет, – твердо сказал вампир. – Никак. Заклинание с жесткой матрицей.

Я подумала еще немножко.

– Ладно, давай ты первый. А я пока на скамеечке посижу…

Вампир пожал плечами и начал засучивать рукава.

Как и было обещано, я мирно уселась на скамеечку, прижалась спиной к стене, отдернулась от стены, нервно передернула плечами и стала смотреть.

Фантом работал весьма просто. Настроенный на некоторый режим, он выдавал линейную атаку заданной мощности и терпеливо ждал, пока герцог отразит ее и соблаговолит перейти в нападение. После пресловутого попадания иллюзия с минуту рябила, но потом все-таки вспоминала о долге и представала перед вампиром в более пристойном виде.

Надо сказать, что у герцога получалось неплохо. В первый раз фантом легко пробил его защиту, зато больше этого не повторялось – Щит Ривендейла был таким прочным, что об него можно было легко расколотить среднестатистический моргенштерн. Зато с нападением дела шли не столь удачно: вампир, разумеется, не мазал, но что-то в его чаре было неправильно, а что – я не понимала и сама. Пользуясь музыкальной терминологией – спасибо алхимическому цветку! – я могла сказать, что мелодию он в общем играет верно, но кое-где берет неправильные ноты.

Наконец герцог выдохся и подошел к скамье.

– Давай теперь ты, – предложил он, переводя дух.

Странно, но заклинания в процессе отработки всегда отнимают немало сил – потом, в схватке, пусть даже и учебной, они рождаются куда проще и быстрее.

Я кивнула и встала со скамьи.

Фантом ждал меня, терпеливо покачиваясь в воздухе. Я сглотнула, зачем-то потрогала языком уже поджившую блямбу и кивнула. Иллюзия начала медленно сплетать чару.

Наверное, я бы тоже успела подставить Щит, но специально не стала этого делать. Было очень интересно узнать, как именно атакует баньши. Едва ли учебный фантом способен нанести мне серьезный вред… Я твердо решила, что не буду отражать первый удар, но рефлексы в очередной раз оказались быстрее разума. Как только я увидела несущуюся ко мне чару, пальцы сами сплелись в нужные знаки, и я торопливо вскинула руки к лицу.

Заклинание расплескалось по прозрачной поверхности Щита, на мгновение ясно высветив его контуры. Не сдержавшись, я помянула мрыса, но было поздно. Атака оказалась отбита – теперь была моя очередь нападать.

Вспомнив все, что прочитала в книге, я торопливо начала рисовать в воздухе нужные руны.

Минуты через три я поняла, что получается у меня примерно как у Ривендейла. Вроде как все и правильно, но есть в заклинании какая-то фальшь. Вампир со своей скамьи только хмыкал, когда я в очередной раз пыталась атаковать фантом; наконец не выдержав, я развернулась к герцогу и прямо спросила:

– Что я делаю не так?

– Ну… – Похоже, Ривендейл не ожидал такого вопроса. Он, как и я, только чувствовал неправильность, но не мог выразить ее словами; подумав так, я остро пожалела об отсутствии Рихтера, который словами мог выразить абсолютно все, даже то, чего его выражать и не просили. Но Западные Земли были далеко, Ривендейл – близко, а заклинание нужно было кровь из носу, а отработать.

И тут меня осенила мысль.

– Генри, а ну-ка иди сюда! – скомандовала я, слишком поздно сообразив, что разговариваю не с кем-нибудь, а с наследным герцогом Ривендейл. Но наследный герцог не имел ничего против: наверное, его испугал многообещающий блеск моих глаз. Вампир подошел, настороженно косясь то на меня, то на фантома.

– Что ты придумала? – спросил он, разминая пальцы.

Я помолчала, почетче формулируя мысль.

– Значит, так! Я сейчас начну заклинание. А ты, как только увидишь, что не так, тут же меня дернешь и поправишь. Ясно?

В сформулированном виде идея звучала отнюдь не блестяще, но герцог, подумав, все-таки кивнул.

– Если получится… – не совсем уверенно посулил он.

Я бодро улыбнулась и сделала фантому знак.

Баньши неспешно зашевелилась над полом, собирая силы для заклинания. Я внимательно рассмотрела, как она становится плотнее и ярче, перед тем как выпустить наружу энергетический разряд, потом успела заметить сам разряд, а в последний миг вскинула руки, накрывая и себя, и Ривендейла Щитом. Заклинание ударилось о защиту – и я тут же поняла, что защита была двойной.

У благородного Ривендейла тоже были свои инстинкты.

– Я машинально… – буркнул вампир, поймав мой вопросительный взгляд, и тут мысль осенила меня повторно.

– Генри, – сообщила я, от волнения сформулировав ее совсем легко, – а если нам попробовать и атакующую чару плести вместе? Тогда мы…

– Можно, – подумав, разрешил вампир. – Только это, говорят, сложнее. Меня учили…

Но я упрямо стояла на своем. Учили его, понимаешь! Меня бы кто научил!

– А мы только попробуем! Попробовать-то нам ведь никто не запретит?

С этим сложно было поспорить, да герцог и не стал.

– Ну это да… – заключил он. – Тогда поехали?

– Поехали! – азартно согласилась я, вскидывая руку.

После первой же совместной атаки мы взглянули друг на друга с немалым уважением.

Не знаю, насколько сложно было работать в паре, – честно сказать, это просто было иначе, совсем по-другому, нежели плести заклинания одной. Приходилось слушать не только себя, но и Ривендейла, соизмерять свои действия с его, прикидывать, в какой конкретно момент можно начинать чертить тот или иной знак. Это было непросто. Зато, работая в паре, я легко чувствовала, где именно мои чары начинают сбоить, – работа Ривендейла как будто подчеркивала все шероховатости, давая возможность разглядеть каждый ляп. Сложнее сбиться с ритма, когда играете вдвоем.

– Слушай, а ведь и ничего себе получилось… – с легким удивлением признал Ривендейл, когда дым наконец рассеялся.

Посреди магзала теперь имелась выжженная дыра, которая быстро затягивалась – здешние стены и пол отлично умели регенерировать. Зато и фантом дрожал куда чаще обычного; теперь сквозь него легко можно было разглядеть противоположную стену.

– Еще раз? – предложила я, и Ривендейл, даже не дослушав, согласно кивнул.

Нет, Генри был не Хельги. Совсем не Хельги.

Из магзала мы ушли только в одиннадцатом часу – нас выгнал оттуда гном-завхоз, пришедший, очевидно, на звук и запах. Он застал нас как раз посреди очередного эксперимента, когда мы увлеченно долбили заклинанием по уворачивающемуся фантому, отважно переключенному на четвертый режим. В четвертом режиме баньши летала быстрее, да и атаковала болезненнее – я уже поприветствовала стену несколько раз, поприветствовала бы и пол, но подо мной очень удачно оказался относительно мягкий Ривендейл.

Несколько минут гном завороженно следил за баньши, а потом изрек:

– Ну прям как моль… Слышь, вы, питомцы и питонцы, ползите-ка на выход! Ночь на дворе!

– Ну прям-таки ночь… – буркнула я, но перечить не посмела. Благородный Ривендейл молча натягивал на себя сброшенную час назад куртку.

Гном подождал, пока мы выйдем из магзала, и демонстративно запер его на ключ.

– Спать идите, – ворчливо напутствовал он, погрозив нам этим самым ключом. – Ишь взяли моду по ночам заклятьями дубасить! Полуночники!

– Вампиры вообще существа ночные… – пробормотал под нос Генри, но гном предпочел его не услышать.

На следующий день я столкнулась с близнецами аунд Лиррен. Судьбоносная встреча произошла довольно неожиданно – я спешила по лестнице вверх, когда меня окликнули из-за спины:

– А-а, Яльга… Свободная, значит…

Я обернулась и узрела небывалую картину. На лестничной площадке, той самой, где я позапрошлой ночью пряталась от Фенгиаруленгеддира, стояли оба брата аунд Лиррен. Один протирал листья растения особой пушистой тряпкой, другой сбрызгивал его водой из хитрого флакончика. Растение потягивалось от удовольствия, эльфы, напротив, были эпичны и мрачны.

– Вот, – уныло сказал Эллинг, тыкая флакончиком в цветок. – Мало мы вчера лэ напели! У меня прям до сих пор на пальцах от струн мозоли…

– От каких струн? – поинтересовалась я, уже зная ответ.

Эльфа перекосило.

– От каких от каких! От серебряных! На арфе! Я тому клятому цветку двенадцать раз исполнил «Балладу о доблестном рыцаре Ивангое и прелестной даме Ровении», а он только три листочка и отрастил!

– Поганец! – с чувством подытожил Яллинг, взмахнув тряпкой.

– А на этот фикус вас тоже Эльвира отправила? – уточнила я, машинально погладив цветок по протянутому листу.

Братьев перекосило повторно.

– Нет, – мрачно сказал Яллинг, яростно оттирая с листа пыль. – Фенгиаруленгеддир.

Я удивленно подняла бровь, и братья, радуясь возможности откосить от работы, наперебой рассказали мне всю историю целиком.

Оказывается, видение Фенрира напугало обоих эльфов в значительно меньшей степени, нежели меня. Подробно обсудив между собой этот вопрос, братья пришли к выводу, что крыша – это место интересное и неплохо было бы сходить туда еще раз. Была мысль взять меня, но элементаль из моей двери доходчиво объяснила, что хозяйки нет дома.

– А когда это вы ко мне пришли? – ненавязчиво уточнила я.

Близнецы переглянулись.

– Часов в девять, – уверенно сказал Эллинг. – Или полдесятого.

– Понятно…

Без меня, конечно, было немножко сложнее, но братья рассудили так, что можно пойти и в обход, как-то: – проникнуть на крышу телепортом. А что? Телепортации их учили, и простой, и сложной; телепортировать же туда, где ты побывал менее суток тому назад… Ха, это смог бы сделать даже гном-первокурсник, не то что блистательные и неподражаемые близнецы аунд Лиррен!..

И вот часов этак в одиннадцать братья встали под сенью цветка, сиявшего флуоресцентными бутончиками, начертили схему телепорта, четыре раза проверили все заклинания и торжественно шагнули в пустоту.

Пустота закончилась очень быстро – буквально секунду спустя эльфы обнаружили, что мрак небытия сменила другая, куда более знакомая и прозаичная темнота. Но над головой было не небо, а низкая покатая крыша, вокруг же, как немедленно выяснили эльфы, стояли метлы, ведра и кадушки. Это была хозяйственная каморка, безраздельное владение гнома-завхоза. Естественно, запертая на чары и на ключ.

…Выпустили их оттуда через полчаса – дверь открыл довольный Фенгиаруленгеддир. А утро они встретили в компании все того же растения, ведра, лейки, пульверизатора и набора мягких тряпок.

– Похоже, там стояла другая матрица, – сказала я, поразмыслив несколько минут. – Причем матрица эта была настроена так, чтобы ловить и перенаправлять всех, кто телепортирует на крышу, в этот самый чулан. Других вариантов нет и быть не может.

Эллинг скорчил недовольную физиономию.

– Какая ты умная, душа моя! – поведал он, встряхивая флакончик с жидкостью. – Вот без тебя мы бы до этой мысли ну никак не дошли!

Я пожала плечами:

– Ну что же, тогда успехов в ботанике.

«Вот так и кончаются великие начинания!» – подумала я, быстро поднимаясь на третий этаж.

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой утверждается мысль о главенстве изящных искусств над грубой прозой магической жизни. Звучат речи, декламируются стихи, страдают алхимички и волнуются аспирантки, ну а набор магических перьев оказывается не худшим из имевшихся вариантов. Хотя и не лучшим, надо отметить

Месяц снежень в этом году выдался на редкость вьюжным и – да, снежным, не иначе как оправдывая собственное название. Что ни ночь в окна билась пурга; поутру к школьным дверям наметало добрые сугробы. Гном-завхоз, ругаясь, сметал снег прочь, бормоча под нос такое, о чем не имели ни малейшего представления даже самые лингвистически подкованные адепты. Вскоре за ним ходила маленькая толпа, вооруженная кто блокнотами и «вечными» перьями, кто мнемо-амулетами, теми самыми «запоминалками» из дешевых лавок. Завхоз ругался, но больше для вида: столь ярко выраженный интерес к культуре гномского народа не мог не растопить его сурового сердца.

Среди студентов в изобилии ходили мрачные истории о том, как однажды, разумеется много лет назад, в такую же вот вьюжную зиму Академию занесло до самого Солнечного шпиля. Маги-погодники из КОВЕНа опоздали – когда школу все-таки откопали, в ней мигом обнаружилось штук так с тысячу новеньких привидений. «Вот отсюда, – адепт-рассказчик, обыкновенно старшекурсник, многозначительно вздымал палец; глаза его сверкали мрачным огнем, и слушатели испуганно примолкали, – отсюда и взялись в замке элементали!» Другие утверждали, что от погодников все и пошло: а неча, неча было со снежноотгонятельными заклинаниями мудрить! Вот, стало быть, домудрились… Думы про глобальное потепление разом сделались совсем неактуальными, народ, напротив, разом заговорил про грядущее похолодание, каковое закончится, разумеется, еще одним ледниковым периодом. Самые предусмотрительные в лице Полин немедленно приобрели себе еще одну шубку.

Говорили, что некто с телепатического факультета на зачете по предсказаниям ухитрился впасть в транс; впав же, вышел не сразу, а только лишь провещав нечто о скорейшем конце света, битве Рагнарёк и – куда уж без нее! – зимы Фимбульвинтер, начинающейся вот уже прямо сейчас, только выгляните за окошко. Директор, однако, не побежал смотреть, как это сделала большая часть присутствовавших адептов. Дождавшись выхода предсказателя из транса, он довольно сухо рассказал, сколь нехорошо относится к плагиату, тем более из столь уважаемой литературы, и поставил гадавшему тройку.

Вся климатическая кафедра стояла на ушах – положение это было принято не без активного участия завхоза, поистратившегося на метлы. Как назло, их завкафедрой вкупе еще с тремя специалистами исчез в неизвестном направлении, составив компанию Эгмонту и фехтовальщику. Точнее, направление-то как раз было известно. На западе заваривалась добрая каша; что ни день оттуда приходили все новые вести одна интереснее другой. Тамошняя история скрипела, трещала по швам и возмущенно орала на особенно крутых поворотах. Армия маркграфа Эккехарда, еще с полгода назад состоявшая из нескольких отрядов, теперь насчитывала полторы тысячи конных рыцарей, без малого тысячу пехотинцев и одни боги ведают сколь наемников из Кансеррата. Она победоносно шла через крошечные западные страны; к началу снежня боевой маркграф взял под руку вот уже семь владений и явно не собирался на этом останавливаться. Еще в середине просинца он успел короноваться как герцог Западных Земель, явно набираясь смелости для того, чтобы назваться королем. Но у КОВЕНа были другие планы. Сильное западное королевство в эти планы совсем не входило. Маркграф дураком тоже не был и стратегию знал хорошо. Великая ковенская Армия отступала, выбирая место для решающего сражения, в мелких же стычках она неизменно терпела крах. Говорили, что в войсковых верхах едва не рвут друг другу глотки; что же, могло быть и так, что лишний раз доказывало всю пользу власти единоличной и безраздельной.

Меня в принципе новейшая западная история занимала в последнюю очередь. Это было слишком далеко; Лыкоморье же обладало достаточно большим весом в военной и политической сферах, чтобы с ним рискнул связываться какой-то там маркграф. Пусть он даже герцог или король.

Правда, эту точку зрения разделяли не все. Кое-кто из наших адептов пытался сбежать «на фронт», оправдываясь необходимостью практики. Всех ловили и возвращали обратно. Среди беглецов были и близнецы: извечное шило в заднице, непременная анатомическая деталь эльфийского организма, не давало им усидеть на месте, когда свершаются великие дела. На шестой раз близнецы уже всех достали, магистры, кажется, уже сами были готовы отправить их на запад. Выход, однако, нашелся куда как более простой: умная Шэнди Дэнн, услышав оправдание про практику, пообещала написать коллеге Рихтеру, дабы тот заранее озаботился практикой двух столь старательных студентов. Испугавшись последствий, близнецы стихли и больше побегов не сотворяли.

Когда снежень перевалил за середину, погода начала неотвратимо меняться. С юга потянули теплые ветра; снег начал таять, из белого и пушистого становясь серым и ноздреватым. В воздухе запахло весной; ровные светлые облака, прежде затягивавшие небо до горизонта, все чаще расступались, открывая взгляду бездонную пронзительную синеву. Синеву весеннего неба.

В полдень, когда солнце вставало достаточно высоко, вдоль стен Академии наперегонки стучала капель. Сосульки, тянувшиеся с красной черепицы, делались все острее и длиннее; адепты и даже некоторые из магистров завели привычку возводить перед выходом на улицу маленький защитный экран. Что же, энергия, потраченная на заклятие, окупалась стократ: сосулькой пока еще никому не прилетело, но ходить с мокрой шапкой – тоже удовольствие весьма и весьма сомнительное.

А я… со мной творилось что-то вообще непонятное. Настроение у меня менялось со скоростью звука: пять минут назад я едва не смеялась от неизъяснимой, мне самой непонятной радости, а десятью минутами позже уже сидела мрачнее зимней ночи. Хельги, которому пару раз влетело под горячую руку (в депрессивном состоянии мозги у меня почти не соображали, так что вампир весьма невовремя влез с вопросом), обиженно окрестил мое состояние «маниакально-депрессивным психозом». С пару секунд я думала, стоит ли обижаться на столь заковыристое ругательство, потом настроение у меня вновь изменилось, я рассмеялась и сказала, что плохо понимаю по-гномски.

А еще я ухитрилась встрять в очередное магическое состязание.

Это случилось совершенно неожиданно. Я благовоспитанно сидела на уроке некромантии, задумчиво глядя на «предложенный нашему вниманию» тест. Из пятнадцати вопросов ответы я знала на семь, еще на четыре – подозревала, что все-таки знаю, и искренне старалась в это верить. Два мне удалось списать у Ривендейла, – похоже, герцог, в отличие от меня, все-таки прочитал заданный давеча раздел. Оставалось еще два, самые заковыристые.

«Вопрос тринадцатый, – еще раз перечитала я. – Какой из перечисленных предметов позволяет остановить начавшийся некрообряд? Варианты:

А – бронзовое зеркальце;

Б – храмовая свеча;

В – серебряная пластинка с руной „алъгиз“;

Г – соломенный жгут».

Лично мне гораздо больше нравилась идея «двуручный меч» – решим, так сказать, проблему радикально. Некроманты обычно сражаются плохо, избыточно полагаясь на силу чар. Если ты хороший фехтовальщик, пара минут – и заканчивать обряд станет уже некому. Но предлагать магистру Дэнн дополнить тесты мне отчего-то совсем не хотелось.

Так, ладно, зеркальце отбросим сразу, им производится действие, как раз обратное указанному. Хотя, если изловчиться… Нет, все равно не то. Если выбить зеркальце у некроманта из рук, упырь мигом сожрет создателя, но вряд ли после этого сдохнет еще раз, от переедания. Скорее уж войдет во вкус; и как тогда прикажете засовывать сытую нежить обратно в могилу?

А за окном светило солнце, подтаивали сосульки, наглые синицы прыгали по подоконникам, вызывающе скребя коготками по железу. Меньше всего мне хотелось думать про некромантию, кладбища и лязгающих зубами упырей. Какие, к лешему, упыри, когда весна скоро?

– Студентка Ясица, – вдруг окликнула меня некромантка.

Я подняла голову и уставилась на магистра Дэнн мрачным, проникновенным взглядом. Она усмехнулась, похоже отлично поняв все мои антинекромантские мысли.

– Хотите поддержать честь школы, адептка?

– А что, после той олимпиады она опять шатается? – опрометчиво ляпнула я и тут же захлопнула рот. Мрыс его знает, как у магистра сейчас с чувством юмора, может и влететь…

Обошлось. Как истинная женщина, некромантка была переменчива – куда там весеннему ветру. Даже мне, с моим теперешним смутным настроем, было до нее, что пешком до Аль-Буяна. А может быть, она просто была довольна олимпиадным успехом.

– Не по некромантии, не волнуйтесь. – Шэнди Дэнн усмехнулась еще раз, кстати сказать довольно доброжелательно.

Она легко вышла из-за стола и, цокая эльфийскими шпильками, подошла к моей парте. Протянула мне пергаментный лист с каллиграфически выписанными чернильными буквами. В глаза мне сразу бросилась огромная фиолетовая печать с лыкоморским гербом. Царская воля… или спонсирование, что несколько более вероятно.

– А работу я у вас заберу, – так же доброжелательно заключила некромантка. – Тем паче вы все равно уже все закончили…

Я не успела даже возмутиться – мой листочек с недописанным тестом исчез, точно его отродясь здесь не бывало. Тем более что и спорить было бессмысленно – кто-кто, а Шэнди Дэнн отлично понимала, что я забыла повторить давешний раздел.

– Да, кстати… насчет двуручного меча я подумаю. Неплохая идея, адептка. Совсем неплохая.

«Что же они с Рихтером, сговорились, что ли? Телепаты, у-у, мрыс эт веллер! Директора на них нет!»

Я еще раз мрачно покосилась за окно и уткнулась взглядом в пергаментный лист.

Суть написанного, за вычетом всех подобающих случаю оборотов (с трудом продираясь через изящные нагромождения фраз, я невольно вспомнила близнецов и заклятие Эгмонта), сводился примерно к следующему.

Завтра, в десять часов утра, в нашей замечательной Академии оплоте магических наук, должен был состояться ораторский турнир, состязание между учениками разных магических школ. Нам же, юным адептам, будущим столпам магических искусств, должно знать, что слово есть предмет воздействия, часто не имеющего отношения к магии. И нам, указанным выше, подобает уметь обращаться со словом… сообразно. Да. Именно так. Ибо, как писал великий поэт древности Гум-ил-Лев:

 
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом.
Словом разрушали города.
 
 
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине…
 

И далее в том же духе.

Пробежав глазами лист до конца, в самом низу я заметила невеликую приписку. Академия должна была предоставить место для проведения турнира (восемь кабинетов для соревнующихся адептов, один – для сопровождающих таковых магистров плюс актовый зал для проведения начальной и конечной церемоний) и сообразное число адептов-участников. Никаких подготовительных заданий последним не давалось; я вздохнула свободно, поняв, что мне не придется провести остаток вечера с пером в руке, судорожно складывая слова в завтрашнюю гениальную речь.

– Ну что? – спросила магистр, отрывая меня от чтения. – Будете участвовать, адептка Ясица?

– Буду, – не раздумывая, согласилась я.

Хельги навострил уши. Вампир явно заинтересовался, во что очередное я только что согласилась влипнуть. Он искренне завидовал Ривендейлу, сидевшему рядом со мной и давным-давно прочитавшему пергамент от первого до последнего слова.

Некромантка изящно приподняла брови.

– Тогда что вы здесь делаете? Бегом в актовый зал, адептка, вас там ждут не дождутся!

Вот они, первые плюсы от сотрудничества с администрацией! Я быстренько скинула в сумку тетрадку, чернильницу и перо, скатала пергамент в трубочку и, оставив без внимания возмущенную гримасу вампира, ретировалась из аудитории.

В актовом зале стояла привычная обстановка – приближенный к верхам Ривендейл как-то обозвал ее «богемной». Из резонанс-кабинета, в народе именуемого просто «будка», доносилась бодрая музыка. Она же, но во многажды усиленном формате неслась из огромных резонанс-талисманов, установленных по бокам от сцены. На самой сцене имелись: Вигго фон Геллерт, как всегда таинственный до невозможности, Полин в коротенькой юбке в складочку, как всегда счастливая до того же самого, и некромантка Викки Копрекорн, как всегда в узких синих штанах, с поджатыми губами и донельзя умным видом. В кресле перед сценой сидела шикарная блондинка с ногами, начинающимися примерно от золотых сережек, видно ждала Вигго: кого же ей еще оставалось ждать? Там же, в переднем ряду, помещался и наш директор – немножко испуганный, но полный решимости сделать все как надо. Помимо него здесь же присутствовали. Матильда ле Бреттэн (надо полагать, ею попытались возместить отсутствующего Эгмонта), бестиолог Марцелл Руфин Назон (с бейджиком, на всякий случай), алхимичка Эльвира Ламмерлэйк и гном Фенгиаруленгеддир. Плюс еще из будки доносился возбужденный голос эльфийки Муинны аунд Лайквалассэ, собственно главного специалиста по организации всенародных празднеств.