Текст книги "Когда приходит любовь"

Автор книги: Мариса де лос Сантос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Глава 32
Клэр

– Я никак не могу решить, красивая она или нет, – сказала Клэр на середине фильма, – или она просто лучше выглядит, чем все остальные.

Корнелия сидела на полу, прислонившись к большому креслу, в котором утонула Клэр. Она откинула голову назад, взглянула на Клэр и засмеялась.

– Вот именно! Она просто сногсшибательная!

Она действительно была сногсшибательной, эта Трейси Лорд – в белом платье, с капризным ртом, скульптурным маленьким личиком и этими удлиненными глазами, выражение которых менялось ежеминутно.

Когда Клэр впервые увидела Декстера, она выдохнула:

– Чудо!

– Чудо в кубе, – вздохнула Корнелия.

– Но не только, – начала Клэр, – он похож…

– На тебя. – Корнелия улыбнулась. – И твоего отца.

«Я похожа на своего отца», – подумала Клэр. Люди постоянно так говорили, и это беспокоило Клэр. Но почему-то теперь ее это уже не волновало. Мартин Грейс был ее отцом. Не важно, умер он или нет, но он был частью ее, а она была его частью.

«У меня глаза моего отца», – сказала она себе. Внезапно ее посетило озарение, как будто открылось яркое окошко. «То, что отец меня не любил, не значит, что я не могу его когда-нибудь полюбить». Окошко закрылось, но Клэр почувствовала что-то новое внутри себя. «У меня папины глаза», – снова подумала она.

Когда фильм кончился, Клэр удовлетворенно сказала:

– Вот так кино должно всегда кончаться. Пусть хорошие люди получают то, что они хотят.

Корнелия выключила телевизор и повернулась к Клэр. Когда Корнелия сидела на ковре, скрестив ноги, Клэр невольно вспомнила, какая она маленькая, как ребенок.

– Клэр, мне нужно тебе кое-что сказать. – Она помолчала. – Ты – не просто друг, ты часть моей семьи. Ты всегда будешь частью моей семьи.

Это было замечательно, именно это и хотела услышать Клэр. Ей бы обрадоваться, но она почему-то испугалась. Голос Корнелии и выражение глаз делали ее еще больше похожей на ребенка. На ребенка, который пытается выглядеть более смелым и сильным, чем он есть на самом деле.

Клэр кивнула, потом сказала:

– Почему бы нам не посмотреть этот фильм еще раз, с самого начала?

– Вы с мамой будете жить в доме миссис Голдберг. – Клэр заметила, что Корнелия дрожит. – А я буду постоянно тебя навещать.

– Нет, – сказала Клэр. – Ты не можешь так поступить, Корнелия. Ты уже сказала, что останешься.

Гнев в собственном голосе удивил Клэр. Ведь на самом деле ей было грустно и страшно. Но она не могла избавиться от этого тона и вскоре на самом деле разозлилась.

– Мы будем вместе проводить праздники и выходные. Ты можешь в любое время навещать меня в Филадельфии или там, где я устроюсь. Но где бы я ни устроилась, это обязательно будет недалеко отсюда.

– Ты обещала, что останешься.

Корнелии было больно. Клэр это видела, и в какой бы ярости она ни была, она не чувствовала удовлетворения от того, что причиняла Корнелии боль. Но ее разочарование было огромным.

– Я пообещала, потому что очень хотела быть с тобой. И до сих пор хочу. Но тебе нужно остаться вдвоем с твоей мамой. – Корнелия так сильно сжала руки, что они покраснели.

– А если она снова заболеет? – запальчиво выкрикнула Клэр. – Ты когда-нибудь об этом думала?

– Ты придешь прямо сюда и все расскажешь Элли и Би. Позвонишь мне, я тут же приеду. И мы все поможем. – Корнелия произнесла это так, будто давала клятву. – Солнышко… – Голос Корнелии дрогнул, и она протянула руку к Клэр. Но Клэр встала и ушла. Корнелия осталась сидеть на полу. Сердце ее было разбито.

Глава 33
Корнелия

Естественно, что чердак миссис Голдберг, место, которое я так любила, должен стать участником моей истории. Естественно, что Тео нашел меня там – платье миссис Голдберг сапфирового переливающегося цвета лежало на моих коленях. Я была спокойна, но тоска постоянно сжимала мое сердце.

– Что это за луч света в темноте? – спросила я и невольно улыбнулась. Мне хотелось, чтобы мои звезды были чистыми и обещали счастье. Если вы похожи на меня, вы цените пьесу не за ее трагический конец, а за то, что в ней талантливо рассказывается о любви. Когда ваш мужчина уходит от вас утром, птичка, которая вас разбудила, – это обязательно соловей, а не жаворонок. А когда мужчина появляется в дверях чердака, он затмевает собой луну. Или солнце, если это происходит среди бела дня.

Пришел Тео и сел напротив меня в оранжевое кресло. Его купил сам Гордон Голдберг и в течение пятнадцати лет упорно отказывался его выбросить, несмотря на логичные доводы его жены. Тео снял пальто, чем меня безмерно осчастливил. «Снимай пальто, – подумала я, – и оставайся здесь навек».

– Я потеряла ее, – сказала я Тео. И показала ему свои пустые руки. Я догадалась, что он уже все знает.

– Она не будет долго злиться, – обнадежил он меня.

– Я знаю, что не будет.

– Она вырастет здесь, как и мы выросли. Вы всегда будете принадлежать друг другу.

– Но не так, как бы мне хотелось принадлежать друг другу.

– Ты бы хотела видеть ее каждый день.

– Я бы хотела видеть ее каждый день. Я бы хотела, чтобы она забиралась в мою постель, когда не может заснуть. Я бы хотела, чтобы она приходила ко мне и рассказывала, что случилось в школе. – Я провела рукой по голубому атласу, стараясь разгладить его, хоть он и так был гладким, глаже некуда. – И все это могло быть. Но это было бы неправильно. – Я подняла на него глаза. – Тео, я всего лишь хотела поступить правильно.

Мне хотелось, чтобы он убедил меня, что я права. И он произнес слова, от которых у меня перехватило дыхание:

– Ну разумеется. Ты так устроена. Разве иначе я бы тебя любил так сильно?

Сомнений в том, что Тео меня любит, не существовало никогда. Он любил меня с четырех лет. Это я знала. Но даже эта неоспоримая двадцатисемилетняя новость заставила мое сердце забиться часто-часто, как у птички.

Теперь представьте следующее: жизнь, потраченная на то, чтобы ждать слов «Я тебя люблю», как поэмы. А тут тебе говорят эти слова как непреложную истину, как будто и говорить-то не стоит, и так все ясно. Как будто любовь Тео ко мне была миром, в котором мы жили всегда. Так оно, наверное, и было.

Когда дар речи ко мне вернулся, я сказала:

– Мне кое-что от тебя нужно.

Он улыбнулся своей открытой доброй улыбкой.

– Ты же знаешь, что можешь получить все. – И даже такой ответ не означал того, во что мне так легко было поверить, поскольку Тео Сандовал был по природе моногамен. Все, кто его знал, знали и это. «Держись», – сказала я себе.

– Я хочу объяснений, – заявила я дрожащим голосом. – Тот вопрос, который ты задал мне секунду назад? Проясни его, пожалуйста. Потому что, если ты имеешь в виду то, что мне бы хотелось… – Я замолчала. – Я бы ради этого пошла на все. – В глазах показались слезы. – Абсолютно все.

Он взглянул на меня с некоторым беспокойством и спросил:

– Здорово ударило, да?

– Ох, Тео, просто пришибло.

Тео не отвечал и смотрел на меня с сочувствием. У меня закружилась голова.

– Полагаю, с тобой этого не произошло, – заикаясь, произнесла я.

– Еще как произошло. – Он не сводил с меня глаз. – Только так давно, что я уже успел к этому привыкнуть.

– Как давно?

– Это мой секрет. – Он улыбнулся. – Я больше ничего не собираюсь от тебя таить, но этот мой.

Если вы думаете, что на чердаке зазвучала небесная музыка, с неба полился звездный свет и передо мной открылся светлый путь в будущее, вы сильно ошибаетесь. Вместо этого – обычное полуденное солнце. Корнелия сидит на полу. Тео – в безобразном оранжевом кресле.

– Хватит объяснений? – спросил Тео.

Я умею быть сдержанной. Но бывает, когда надо отбросить в сторону все приличия, пройти через комнату и плюхнуться к любимому на колени, полагаясь на все восемьдесят пять фунтов веса и на помощь силы тяжести, чтобы пригвоздить его к месту.

– Я тебя люблю, – сказала я.

Я обвила его шею руками, и мое лицо оказалось совсем близко от его лица, и он поцеловал меня. Я поцеловала его. Мы подарили друг другу поцелуи, какие могут быть лишь раз в жизни, раз в сто жизней, в тысячу жизней.

То, что я сказала раньше, правда. Настоящая жизнь не всегда дает желаемое. Самое главное – знать, что ты любишь.

А что сделать, чтобы тот, кого ты любишь, отвечал тебе взаимностью? О, друг мой, это великое чудо.

Когда вы влюблены, вы хотите рассказать об этом всем: рыбам в океане и фонарю на углу, послать эту новость через континенты и моря, чтобы все живущее за тебя порадовалось.

Когда ты любишь мужа собственной сестры или сестру жены, тебе в первую очередь следует известить семью.

Разговор первый.

Мой отец.

Тот же день.

Корнелия:Папа, мы с Тео влюблены друг в друга.

Папа (изумленно щурясь сквозь очки):Ты серьезно?

Корнелия (стараясь выиграть время):Ты хочешь сказать, серьезно ли я отношусь к Тео?

(Пауза.)

Папа:Если речь идет о тебе и Тео, это обязательно серьезно, так что я хочу сказать, серьезно ли то, что ты только что сказала.

Корнелия (от всей души):Да.

Папа (ухмыляясь):Тео не очень похож на Кэри Гранта.

Корнелия (ухмыляясь в ответ):Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Папа:Не говори Олли, но я всегда этого хотел. (Глаза отца сияют, Корнелия робко стоит в их свете.)

Разговор второй.

Тоби и Кэм.

Ранний вечер, братья перебрасываются мячом и шутливо переругиваются.

Корнелия (стараясь перекричать шутливую перебранку):Эй, ребятишки, никогда не догадаетесь, что я сейчас скажу. Мы с Тео любим друг друга.

(Руки Тоби замерли на взмахе. Мяч упал на землю. Кэм рванул за ним галопом.)

Кэм (скулит):Я получил его после Олли!

Тоби:Заткнись, урод. Он мой!

(Дерутся.)

Корнелия:Я обожаю вас, ребята, вы это знаете?

(Тоби и Кэм выглядят довольными и смущенными.)

Затем они хватают Корнелию на руки и перебрасывают ее друг к другу под вечерними звездами.

Не стоит говорить, что переговоры прошли значительно спокойнее, чем можно было ожидать. Я легко отделалась. Я это знала и была вполне всем признательна, можете мне поверить. Признательна, признательна. В тот вечер я улеглась в постель, охваченная любовью к своей семье.

То, что я решила сообщить эту новость сначала отцу и братьям, было вызвано исключительно чувством самосохранения: зачем же сразу соваться в клетку с тигром?

Поняли? Это вовсе не трусость, а стратегия.

Разговор третий.

Клэр.

Утро за завтраком.

Корнелия:Мне нужно тебе кое-что сказать.

Клэр (не поднимает головы от миски с кашей):…

Корнелия:Выяснилось, что я влюблена в Тео. И знаешь что?

Клэр (не поднимает головы от миски с кашей):…

Корнелия:Он меня тоже любит.

(Клэр смотрит на Корнелию, Корнелия не может понять, что таят ее глаза.)

Корнелия (делая глубокий вздох):Я собираюсь завтра поехать вместе с ним в Нью-Йорк. Не навсегда, только на несколько дней, пока я не пойму, что смогу находиться вдали от него. Затем я вернусь, соберу вещи в квартире и перееду туда. Вскоре. И знаешь, это ведь Нью-Йорк. Он совсем недалеко. И я научусь водить машину, чтобы иметь возможность приезжать сюда в любое время. Тео тоже будет часто приезжать, со мной или без меня. Потому что мы любим тебя так сильно, что не сможем долго обходиться без тебя. Клэр, солнышко, пожалуйста, скажи что-нибудь.

(Ничего. Потом…)

Клэр:Подумаешь.

Ох, Клэр!

После того как мы вместе позавтракали, я пошла в свою комнату и позвонила Линни. И сообщила то, что и всем остальным.

Она сказала:

– Корнелия, у меня от радости так кружится голова, что я даже не могу пошутить.

– В самом деле? – спросила я. – Потому что, Линни, мне твоих шуток явно не хватает.

Линни подумала немного.

– Я не могу шутить, но я могу спросить тебя о сексе. Тебе этого будет достаточно?

– Возможно, – сказала я.

– Так он есть?

– Линни, опомнись, еще и двадцати четырех часов не прошло.

– Плюс-минус двадцать четыре года.

Я собралась поспорить, но быстро сообразила, что это было бы полным абсурдом.

– У нас пока нет секса, – призналась я.

– Ох, Корнелия. – В голосе Лини внезапно послышался испуг. – Надеюсь, ты не собираешься откладывать это, пока Тео не получит развод?

Хороший вопрос, по делу. Настолько хороший и настолько по делу, что я задумалась. Тео изложил мне его накануне в собственном варианте на чердаке дома миссис Голдберг. Он задал мне его после того, как я отодвинулась, когда его рука скользнула под мой свитер и начала путешествовать по моей груди.

– Значит, будем играть по правилам, – сказал он хрипло. Рука стала вялой, чего я и добивалась, совершенно определенно добивалась, потому что иначе зачем бы я отодвинулась, если бы этого не хотела. Вот только стоило ей исчезнуть, как я бы зуб отдала за то, чтобы вернуть ее обратно.

– Тео, она ведь моя сестра, – вздохнула я, зная, что в наших головах живет одна и та же мысль: в тот момент, когда мы с Тео лежим рядом и портим себе настроение угрызениями совести, Олли и Эдмонд лежат на пляже и занимаются блудом на глазах у Бога и черепах.

Я сказала Линни то же самое, что сказала Тео:

– Мы будем послушны букве закона, но мы будем полностью игнорировать его дух при каждом подходящем случае.

На что Тео ласково засмеялся.

– Только ты можешь такое сказать.

На что Линни ответила с ласковой иронией:

– Тебе бы только выпендриться.

Затем я запинаясь сказала Линни то, что запинаясь сказала Тео:

– По крайней мере такой план на сегодня.

На это Тео ответил великодушно:

– Нет, лучше не оставлять эту дверь открытой, а то у меня может появиться желание тебя переубедить.

На что Линни ответила насмешливо:

– На сегодня? Ха! Да ты неделю не продержишься, сестричка. – Затем она спросила: – Кстати, поскольку они не были влюблены, были ли между Олли и Тео?.. – Линни всегда хочет все знать досконально.

– Линни, они были женаты два года, – спокойно ответила я.

– Признавайся, ты ведь его спросила? Я знаю, что спросила, – многозначительно заявила она.

– Не знаю, откуда ты это взяла, – сказала я.

– Корнелия.

Черт бы побрал эту Линни!

Да, я его спросила. Для того чтобы проверить мою теорию насчет того, что моя любовь к Тео выше ревности. Я спросила, и его ответ ничуть меня не задел. Мое защищенное от ревности сердце продолжало триумфально биться.

– Он сказал, что все было нормально.

– Нормально? Довольно слабая похвала, – заявила моя подруга Линни, и вне зависимости от того, ревнива я или нет, злорадство, которое я расслышала в ее голосе, было музыкой для моих ушей.

* * *

В тот вечер, когда я собирала вещи, в комнату вошла мама с моими старыми джинсами, которые, однако, были идеально отглажены – стрелки как бритвы.

– Не забудь, – сказала она.

Я села на кровать.

– Мам.

Она села рядом.

– Ты все здесь перевернула, – заявила она, и сердце мое упало, потому что я отлично знала, что моя мать не ждала таких перемен.

– Я люблю его всей душой, – призналась я, потому что была в этом уверена.

Она взглянула на меня:

– Ну а почему бы тебе его не любить? Он прекрасный парень.

– Самый лучший в мире.

– Самый лучший в мире – твой отец. – Сила ее любви к своему мужу прокатилась по мне, как волна. Интересно, так было всегда?

– Ты только взгляни на нас, – попросила я. – Две влюбленных горошины в стручке. – И она улыбнулась.

– Когда они смогут развестись? – спросила она. И я ей все объяснила так, как объяснил мне Тео, включая его предложение подождать год.

– Год? – резко переспросила мама. – Это безумие. – И мне показалось, что это я безумна. Или она. Я была уверена, что ей хотелось, чтобы Тео поступил благородно.

– Он не будет говорить гадости про Олли, – вздохнула я. – Не будет, и все.

Глаза мамы заблестели.

– Но можно уговорить Олли, чтобы она наговорила гадостей про него, ты не находишь? Особенно если ее собственная мать как следует ее подтолкнет?

– Мам! – Я была шокирована.

Она коснулась ладонью моей щеки.

– Детка, – сказала она, – почему ты удивляешься? Я всегда была на стороне любви. Разве ты этого не знала?

Когда я хорошенько подумала, то поняла, что действительно знала. Конечно, я знала это всегда.

На следующее утро Клэр не вышла к завтраку.

– Мне очень жаль, Корнелия, – сказала Вивиана. – Больше жаль ее, чем вас, потому что она потом возненавидит себя за то, что не вышла попрощаться. Потом она будет очень жалеть.

Она помолчала, и я приготовилась к очередному потоку благодарностей.

Но Вивиана улыбнулась.

– Когда вы приедете нас навестить, у вас будут три места, где можно остановиться. Этот дом, дом Тео и дом миссис Голдберг.

Приглашение. Я улыбнулась ей в ответ.

– Теперь это ваш дом, – сказала я.

После длительных переговоров, во время которых я настаивала на том, чтобы подарить им дом, а Вивиана соглашалась только на его покупку, я наконец согласилась его продать.

– И дом Клэр, – весело и торжественно заявила я. Потому что на такое способна только любовь. Вы отдаете дом, который был домом вашего сердца почти всю жизнь, и вам кажется, будто вам подарили луну и солнце.

– Планируйте продолжительный визит, – сказала мне Вивиана.

Она ждала очень долго. Напугала меня этим ожиданием. Но когда я ставила свой чемодан в багажник машины Тео, она неожиданно появилась. Только что ее не было, и вот она в моих объятиях.

– Назови меня «солнышко», – попросила Клэр, прижавшись щекой к моей щеке.

– Ох, солнышко, солнышко, солнышко, – твердила я. – Клэр. Дитя моего сердца. Солнышко, мне жутко не хочется от тебя уезжать.

Мне жутко не хотелось от нее уезжать. До дурноты.

– Но ты вернешься, – сказала она, – и мы вскоре увидимся.

– Ты же знаешь, что вернусь.

Она посмотрела на меня чудесными карими глазами и улыбнулась.

– Я хочу, чтобы вы с Тео поженились, – прошептала она, – и всегда были вместе. – Она уже плакала. – Я хочу, чтобы все мы были вместе навсегда. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь мне это пообещал.

Я поцеловала ее.

– Это твоя самая трудная просьба? Потому что легче не бывает.

Я вспомнила, как Тео спросил: «Как ты думаешь, почему я тебя так сильно люблю?»

– Наша любовь друг к другу – просто мир, в котором мы живем, – сказала я Клэр. – Не важно, где мы, это мир, в котором мы живем.

И Клэр кивала мне в плечо: да, да, да.

Все время до отъезда мне хотелось плакать, а когда мы поехали, я уже не могла сдержаться.

– Как я могла оставить ее? – сокрушалась я. – Я не могла ее оставить.

Тео взял меня за руку.

– Ты думаешь, она знает, как я ее люблю? – спросила я.

– Я думаю, она знает, – ответил он.

Внезапно мне показалось очень важным, чтобы все, кого я люблю, знали об этом. Я повернулась к Тео.

– А ты знаешь, как я тебя люблю? – спросила я.

– Да.

– Нет, я вовсе не валяю дурака, – серьезно сказала я, – это не просто беготня на свидания.

– Я знаю.

Он вел машину, а я смотрела на него, на его сияющую красоту, которая была прекрасной, потому что это была его красота. Тео выглядел так, как не выглядел ни один из живущих. Мне пришла в голову безумная мысль.

– Тео, – начала я, – я люблю тебя не за то, что ты так красив.

Он засмеялся:

– За что же тогда?

«Потому что таких, как ты, больше нет», – подумала я.

Потом мы долго ехали молча.

– И я сразу должна тебе сказать, что я хочу ребенка. Ну ладно, не сразу, но скоро. Совсем скоро. – Вот так – взяла и сказала. Ринулась напрямую.

– Ладно, – спокойно сказал Тео, и я сначала подумала, что он меня недопонял.

– От тебя, – добавила я. – Я хочу от тебя ребенка.

Он не засмеялся. Свернул на обочину, остановил машину и расцеловал мое заплаканное лицо.

– Чем скорее, тем лучше, – улыбнулся он.

И мы поехали дальше, мимо голубых гор, которые вскоре исчезли. Все не совсем так. Горы, Клэр, миссис Голдберг, мои отец и мать, Олли, Кэм, Тоби, Линни, Мартин, Вивиана – все они здесь. И вы тоже. У меня большое сердце, в нем есть место для всех и всего. И для дороги, по которой мы сейчас с Тео едем, вы ее видите? Она бежит вперед и назад. И в какую бы сторону вы ни ехали, она позовет вас назад. Домой.

От автора

Я выражаю свою сердечную признательность всем.

Всем в «Дюноу, Карлсон и Лернер», особенно моему агенту Дженнифер Карлсон за ее невероятную выдержку и терпение и за то, что поверила в книгу еще до того, как она стала книгой.

Всем сотрудникам издательства «Даттон» и моему редактору Лаури Читтенден за ее добрый взгляд и помощь в работе, а также ее коллеге Эрике Канн.

Удивительной Шари Смили.

Моему неоценимому мозговому тресту – Ральфу Ашбруку, Юдианне Бэгготт, Сюзан Дэвис, Дэну Феррелу, Ребекке Флауерс Шеймесс, Энни Пилсон, Кристине де лос Сантос и Дэвиду Г.У. Скотту – первым читателям, которые завалили меня советами и поддерживали громким восторгом в ходе чтения.

Марку Кохи и Киму Пиндеру за помощь и за маленький домик в Вермонте для меня, Корнелии и Клэр.

Диане Шиан, третьей родительнице моих везучих детей.

Артуро и Мэри де лос Сантос, моим родителям, за их неизбывную любовь.

Моим детям, Чарльзу и Аннабель, которые утомляют меня, заставляют смеяться и освещают каждый мой прожитый день.

И самую глубокую благодарность я выражаю моему мужу Дэвиду Тигу, главному человеку в моей жизни, первому читателю, домашнему гению и веселому сообщнику. В мире не хватит слов, чтобы выразить ему мою благодарность.