Текст книги "Прощай, Лоэнгрин!"
Автор книги: Марина Воложанина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
– Кто за это заплатил? – наконец спросил Виго, поняв, что он зря тратит силы. – Ты знаешь, что я дам больше. Кто?! Ответь!
Но увидев мое лицо, которое обычно бывает у взрослых, когда те смотрят на капризы избалованных детей, он запнулся. Я молчала.
– Зачем?
– А вот это правильный вопрос, Виго.
В это мгновение его лицо вытянулось от пронзившей мозг догадки.
– Как ты это сделала? Ведь это благодаря тебе я болен.
– Вы про вирус?
– Да.
Сативан с любопытством слушал наш разговор.
– Ваши любимые пиявки помогли. У меня был друг в Англии, который умер от спида. Я помогла одной из эти скользких гадин напиться его крови. Никто и не заметил, что на одном из сеансов гирудотерапии, было на одну пиявку больше. Незаметно сделав надрез на тельце, я выжала ее содержимое на свежий укус.
Оттернея затрясло от злости, но он умудрился сохранить самообладание.
– Чего ты хочешь за то, чтобы вернуть меня обратно в Джакарту?
– Ответ на один вопрос.
Недоверчиво всматриваясь в мое лицо, Виго усмехнулся.
– На какой? Ах, да... Сомесбри!
– Именно.
Он застонал, то ли от усталости, то ли от боли.
– Заигравшаяся дура! – неожиданно выкрикнул Виго и сплюнул себе под ноги. – Он сотрет тебя в порошок.
Я предвидела подобный поворот событий.
– Господин Девдан! – крикнула я и через секунду в воротах снова показалась фигура мужчины в «белом», а за ним вышли еще двое мужчин.
Мне пришлось приложить усилия, чтобы не отвернуться при виде их. Словно кадр из фильма ужасов, перед нами словно предстали живые мертвецы. Эти несчастные были больны проказой. Они стояли, покорно опустив с лиц повязки, которыми завешивали прогнившие участки кожи и мышц, демонстрируя изуродованную внешность.
– Я не собираюсь никого убивать. Вот знакомьтесь, Вы будете доживать свои дни с этими несчастными. Несколько минут назад я внесла щедрый взнос на Ваше содержание в этом лепрозории. Кстати, это часть вознаграждения за голову Фаррот.
– Лепрозории? – Виго опешил. Ноги мужчины подкосились и он сполз по стене забора.
– На эти деньги, господин Девдан приобретет необходимые препараты, чтобы продлить Ваше существование здесь. Разумеется свободы передвижения у Вас не будет, но здесь есть вполне пристойные палаты. Подобные места частенько становятся последними пристанищами для неугодных наследников, отпрысков, надоевших жен или конкурентов по бизнесу. Из еды только молоко, зеленые бананы и подплесневевший рис. Государство не очень печется о содержании подобных заведений. Так что в частных инвестициях господин Девдан более чем заинтересован. Но я подслащу эту пилюлю для Вас Виго. В обмен на информацию о Сомерсбри, я отведу Вас к Рушави.
Едва Виго услышал имя своей возлюбленной, он дернулся, как от удара и все слова застряли в горле огромным комом.
– Как ты узнала?
– Опустим детали, у меня мало времени. Вы согласны?
Повисло молчание, я кивнула Девдану, чтобы он отвел своих пациентов обратно, потом достала из рюкзака бутылку воды и выпила с жадность чуть больше половины. Подойдя к Виго, я протянула ему остатки. Промочив горло, он с горечью окинул высокие ворота затравленным взглядом.
– Она здесь?
– Да.
– Но как? Все эти годы я не прекращал поиски.
– Которые вы поручили Марио?
– Да.
– Понтинг давно обнаружил местонахождения Рушави, кстати, она изменила свое имя на Руши, после того, как родила сына.
– Сына?
– Вашего сына.
– Он тоже здесь?
Я кивнула, ощущая, как горечь заполняет рот, а на грудь укладывается тяжесть от того, что мне предстояло сделать.
– Хорошо, – Виго решительно сжал губы, впервые представ передо мной человеком, который был способен на человеческие чувства. – У Сомерсбри есть апартаменты в Лондоне. Графтон сквер 36. Обычно там он проводит все встречи, относительно своего бизнеса. С виду ничего неприметного. Обычный дом, как десятки прочих по соседству, но это настоящая укрепленная крепость с бронированными окнами и система изоляции дверей в случае опасности, огромный штат охраны, видеокамеры и прочее. Все! Я рассказал! Отведи меня к Рушави.
Оттерней подскочил, словно безумный, его трясло, но уже не от страха, а от нетерпения. Подобной реакции я не ожидала. Сняв с ноги наручники и крепко схватив Виго за руку, я подвела его к распахнутым воротам, но прежде чем туда зайти, надела себе на лицо защитную маску, которой обычно пользуются в лабораториях с повышенным уровнем биологической угрозы. Сативан благоразумно остался ждать снаружи.
Господин Девдан шел впереди нас. Пришлось пересечь почти весь больничный комплекс, который напоминал крохотный поселок, по которому бродили остатки людей, замотанные в лохмотья.
Мы подошли к небольшому участку земли, на котором высилась квадратная постройка, и я догадалась, что это был местный склеп, на стене которого были выбиты имена.
Девдах пошарил взглядом по длинному столбцу и выделил пальцем две надписи.
– Мальчик умер от тифа, – раздался скрипучий, низкий голос. – Совсем маленький был. Три месяца от роду. Руши повредилась в уме, я не мой даже забрать умершее дитя из ее рук. Она двое суток просидела с ним в обнимку. А после церемонии сожжения, спала несколько дней здесь, у склепа. Ее здоровью ничего не угрожало. Чудо какое-то. Я предлагал отвезти ее в город, но она отказалась. Почти четыре года она помогала мне в уходе за пациентами, потом случилась вспышка малярии. Много людей умерло. Руши в том числе. Пришлось рубить деревья в джунглях, дров не хватало для сжигания трупов.
Виго опустился на колени и прислонился лбом к каменной стене склепа. Его плечи затряслись от рыданий и тут он снова закричал в голос.
Девдах вопросительно посмотрел на меня, он высунул язык и показал пальцами ножницы.
Оттерней навсегда останется здесь, я не собиралась его отпускать. Многим «богатым» пациентам, здесь удаляли язык, чтобы они не донимали остальных обитателей Кали-Джагах криками. Эта процедура предстояла и Виго.
Помня о всех зверствах, что этот человек сотворил за свою жизнь, я не особо прислушивалась к жалости, но это малохольное чувство, все же копошилось у меня в груди. Я коротко кивнула, после чего быстро развернулась и не глядя на изуродованные лица, окружившие нас плотными полукольцом вышла из ворот этого забытого жуткого места, попутно ожидая, что вот-вот снова раздадутся крики о помощи от Виго.
Но меня буквально пробил самый настоящий озноб от все тех же криков птиц и редких истеричных улюлюканий обезьян, которые начали бесноваться от недавних воплей Виго.
К фургону я шла быстро, словно меня саму только что избавили от страшной участи, остаться в Кали-Джагах. Слышны были только торопливые шаги Сативана позади. Все никак не могу привыкнуть к тому, что убить куда проще, чем обрекать на мучения. Сомнительный тезис, но ...Я поэтому и устриц предпочитала есть только после термической обработки. Вот куньки в масле другое дело. Нервный смешок сорвался с губ. Ситуация самое то, чтобы думать о предпочтениях в еде. Тошнота подкатила к горлу. благо рвать было нечем. В Индии я давно зарекласть что-либо есть, закалка закалкой, но ни бурфи, ни пудла с паниром не стоили проведенных из-за них часов на унитазе.
На меня давили сплошные стены зелены, которые казались гигантскими волнами, среди которых единственным спасением был адрес Графтон сквер 36 и два билета, покоившиеся в рюкзаке за спиной. Первый Дели-Москва, а второй Москва – Чебоксары.
13
Село Пылюкановка располагалось восточнее Чебоксар, и по названию не особо вписывалось в чувашский колорит остальных мелких поселений, вроде Большие и Малые Карачуры, Устакасы и Ягудары.
И если через Пылюкановку не проходила невидимая линия миграции пеликанов, название которых местное население могло спокойно переделать на свой лад, то происхождение названия уходило глубоко корнями в чернозем, слой которого выдували сильные ветра осенью, заметая деревню пылью.
Слово «село» хоть и замещалось активно властями на вездесущий «поселок городского типа», но сто шестьдесят восемь душ населения Пылюкановки давно махнуло рукой на условности и относило себя к «деревенским».
Пять улиц, похилившейся решеткой пересекали клок земли, поросшей суданкой, шпарышом и щерицей, которую к слову свиньи просто обожали. Среди бесконечных полей, село напоминало своеобразный плот, на котором спасались люди. Дома здесь располагались очень разрозненно и не жались друг к другу. Развалюх среди них было не больше десятка.
В основном это были крепкие деревянные срубы и только на улице Ленина селились «зажиточные» и жилища здесь были под стать – из рыжего кирпича, как и главное украшение Пылюкановки – Дом культуры.
Беленые стены этого одноэтажного шедевра архитектуры с тремя облупившимися колоннами редко служили по назначению. Здание давно сдавалось в аренду, а потому здесь располагалось средоточие жизни – местный универмаг и кабинет главы сельсовета. Еще одно помещение пустовало и лишь изредка его отпирали, чтобы разместить избирательный штаб на время выборов или если в село приезжал доктор с медсестричкой для ежегодной диспансеризации из областного центра.
Так что, если бы пылюкановцев спросили о трудностях жизни, они все как один махнули бы рукой и сказали, что им некогда точить лясы, мол, огород сам себя не выполет, а корова не подоит.
За счастье считалось, что в девяносто четвертом сюда провели электричество, а в две тысяче седьмом установили усиленный электрощиток, который не вырубало по три раза за месяц.
В семидесятых годах прошлого века, здесь располагалась внушительных размеров молочная ферма, но предприятие захирело к середине девяностых. Связью с внешним миром служил один единственный рейсовый автобус. В семь утра, и в два часа пополудни, пылюкановцы могли вырвать из оков родной обители и посетить город.
Таковым называлось любой населенный пункт, который мог похвастаться филиалом банка, базаром, отделением почты и больницей.
Именно здесь, в Пылюкановке жила Анна Витальевна Громушкина. В народе баба Нюра. Крепкая русская женщина, держала в идеальной порядке хозяйство в полтора гектара, на котором уместился огород, курятник и козлятник. Баба Нюра была великолепной дояркой в прошлом, которая в свое время, души не чаяла в своей любимой корове Азизе. Но ненаглядную скотинку пришлось продать, после злополучного дефолта, чтобы дочка могла переквалифицироваться в парикмахера и оплатить соответствующие курсы.
С тех пор тоска по протяжному мычанию не заглушалась привычным кудахтаньем и громким режущим кукареканькаем по утрам, а козы блеяли вяло и без характера, но пережить еще одну потерю двурогой безмолвной подруги не было никакого желания. «Никаких коров!» – решила баба Нюра.
Анне Витальевне помогал по хозяйству бывший десантник в отставке – Василий Федорович Кипотченко. Для местных Васька– Кипяток.
Уж больно вспыльчивым был по молодости этот экземпляр, а еще большим охотником до самогона.
В армии прошли сокращения и Васю поперли в числе первых. Он запил с горя, довел жену до развода и вернулся в родную Пылюкановку доживать дни. В сорок пять, жизнь для него представлялась жутким, бескрайним болотом, в котором только и оставалось что тихонько утонуть.
Из всех огородниц, только баба Нюра привлекла Васю на помощь и не прогадала. У мужика открылось второе дыхание и руки оказались золотыми. Алкоголизму периодически давался бой, но случались и разгромные поражения. Словом, все как у всех.
Именно Вася встречал меня в аэропорту Чебоксар, терпеливо ожидая почти два часа, пока я получала свой скромный багаж. Очутившись на тротуаре, где таксисты со всеми возможными акцентами налетели на меня, как пчелы на сахарную подкормку, я, на почти чистом русском ответила, что меня встречают и под недовольные взгляды, пошла на стоянку.
Майское солнце слепило глаза, но относительная чистота на территории аэропорта и прохладный свежий ветерок, казались благословенными, по сравнению с шумом и грязью Индии.
Вася, стоял ссутулив спину, прислонившись к дверце машины, на которой приехал. Чистая рубашка, строгие брюки и кожаная куртка значились в списке парадного гардероба единственными, насколько я помнила. Гладко выбритое лицо и вечно настороженные глаза, выдавали, что Василий готовился к встрече со мной и получил немало звездулей от бабы Нюры в духе «успеешь еще нажраться, веди себя, как человек».
Только, я знала этого молчаливого мужика с другой стороны. Как ни странно именно Василий Кипотченко был знаком с моим отцом и если не был посвящен во все детали деятельности последнего, то уж точно знал о специфичной деятельности мистера Кросса и помалкивал. Кипотченко был непосредственным участником в нескольких операциях, которые организовывал мистер Кросс, потому что и самым изворотливым киллерам были нужны посредники.
Военная подготовка, пришлась кстати, да и созданное амплуа алкоголика, закрывало глаза пылюкановцев на то, что Василий порой исчезал из деревни на месяц– другой. В обмен на услуги, Винсент выплатил все долги Васи за дом и землю, которые достались Кипотченко в наследство от родителей.
Мистер Кросс настаивал на том, чтобы я прониклась потенциалом, который предоставляла Россия и Пылюкановка в частности.
– Как дела на фазенде? – мне первой пришлось прервать молчание, как бы не хотелось насладиться тишиной после шумной Индии.
Вася едва заметно кивнул, скрывая довольную ухмылку. На слове «фазенда» он лично настоял, когда я перенимала языковые особенности в изучении русского. Ферма и хозяйство не столь мощно передавали отношение бабы Нюры к ее владениям. Сериал «рабыня Изаура» оставил слишком заметный след в сердце женщины.
– Дело растет, – коротко ответил Вася не сводя глаз с дороги.
– То есть?
– Анна Витальевна осваивает производство козьего сыра.
– О, как! И получается?
– А то! Но есть нюансы. Ничего особенного...
– Что-нибудь необычное происходило?
– Это с нашей-то спецификой? – Вася даже не попытался скрыть улыбку и тут-то не преминул тускло блеснуть золотой зуб, точнее коронка, надетая на второй верхний клык с правой стороны.
– Клиенты буянят?
– Больше одного никогда не бывает. И все, как на подбор. Но ничего, справляемся. Тебе другого надо опасаться.
– Что такое?
– Баба Нюра разговор с тобой затеять хочет. По душам, так сказать. Намертво в своем намерении стоит.
– Относительно чего?
– На счет эко-фермы. «Киркоров» был ее последней каплей.
– Кто?
– Ну, последний клиент. Мы его Киркоровым прозвали. Волосатый, высокий, и болгарин до кучи.
– Он что-то натворил?
– Ничего особенного, почти как все остальные вел себя. Хотя, тебе еще может свезет. Вся надежда на то, что память у бабы Ани сейчас не такая острая. Игорек раньше срока на каникулы приехал. В конец ее уматал. Мать уже не стала его в садик отдавать после болезни.
– Игорек в Пылюкановке?
– Угу.
– Так что же ты молчишь?! Я без подарка!
– Спокойно, – Вася флегматично и уверенно показал на заднее сиденье, где лежал пластиковый пакет.
Я достала его и уложив к себе на колени, проверила содержимое.
Темно-серый спортивный костюм, пластиковый пистолет с присоской и полкило мармелада.
– Там сейчас дурдом, – авторитетно вынес вердикт Вася, имея в виду обстановку на ферме. – Бабу Аню временно прозвали Курантами. Ее внук то и дело убегает и только Марсик каждый раз спасает ситуацию. Но протяжное «Ииииииигорь» так и носится по деревне, едва пацану нужно выпить витамины или идти обедать, или настало время полдника, ну и так далее. Игорек методично обносит недоспелую клубнику в теплице, не мытую. Пацан с горшка не слезает.
– Ой, я и про собак совсем забыла!
Марсик был помесью лабрадора с алабаем, ростом с карликового пони, обладал флегматичным характером, учитывая то, с каким остервенением его трепал Игорек, но добродушие пса относилось только к «своим». Пока это чудо случайной селекции, баба Нюра не запирала в вольер, к калитке фазенды никто из пылюкановцев подходить не осмеливался. Другое, дело Рекс, он был чистой дворовой беспородный пес, чуть больше полуметра в холке. Но его опасалась даже баба Нюра, а потому почти постоянно она держала этого пса привязанным на цепь. Злющий, как фурия, Рекс без разбора душил всех соседских котов, которые по глупости решили прогуляться по его владениям.
Вася осторожно потянулся к кнопке на приборной панели и с силой надавил на нее, отчего в салон, тут же повалил теплый воздух.
– Что такое?
– Ты дрожишь... Замерзла? – Вася смутился.
– Нет, – я решительно мотнула головой и только сейчас заметила, что ладони едва заметно трясутся.
– Ясно. Ну, ты, это за собак не переживай. Кости в багажнике. И мяса на них порядком. Хотя баба Нюра не особо жалует им сырое с кровью, Рексу уже и намордник не наденешь.
– Спасибо, выручил! – похвалила я Вася за предусмотрительность.
– Что у немчуры дела?
Я не сразу вникла в вопрос и едва было не ответила, а потом недобро глянула на Василия.
– Ясно! Значит по делам, – кивнул он с довольной физиономией и снова смолк.
Редко случалось такое, что мозг играл со мной злую шутку и незаметно для себя, я смешивала в разговоре разные языки. Отдельные слова так и проскакивали в предложениях.
– Да, что у них может быть? – вздохнула я о немцах. – Чисто, аккуратно, монотонно.
Вася промолчал, но ирония на лице, была красноречивей слов.
– А что еще нового?
– Что в Пылюкановке может быть нового? Разве что картошку в этом году раньше посадили. Теплая весна. Уже один раз окучивали. На твой приезд, как раз в аккурат, нужно будет второй раз ворошить. Так что, пирожки с капустой и пулемеч, отобьешь на раз!
Вася, был в курсе о моей вечной борьбой с лишним весом и каждый раз подкидывал мне новые способы. Так что таскать дрова в Нойншванштайне было для меня дело не только знакомым, но и одним из самых простых. Что уж говорить, я весьма ловко их колола в Пылюкановке.
– То есть, это все новости?
– Да, – уверенно заявил Вася, прекрасно понимая, к чему я клоню.
Машину то и дело подбрасывало на кочках. Дорога оставляла желать лучшего.
– Нет, постой! – пальцы щелкнули в воздухе и зуб снова сверкнул. – Нам интернет провели. Скоростной, как уверяли инженеры, когда половина Пылюкановки вышло отбивать землю, которую отдали под вышку связи. Вот уж неожиданная забота от власти. Тут компьютеров ни у кого нет, да и этих телефонов плоских по пальцам перечесть.
– У бабы Нюры есть. Так, Василий! – я строго насупила брови и Кипотченко понял, что опростоволосился. – Ты на сайт хоть изредка заходишь?
– На сайт?
– Да, Вася, у нас же эко-туризм подразумевает эко-туристов, а этим делом особо интересуются иностранцы. Ты хочешь, чтобы все прахом пошло?
– Тут лучше сказать «похерится».
– Похерится? «Хер» корень?
– Да, он самый...
– Погоди, то есть... Погодь! – я самым активным образом переключалась на русский и сделав заметку в смартфоне с новым словом, снова свела брови в кучу.
– Понял, можешь не тренировать на мне страшный взгляд. Что, все так плохо?
– Как называется разговор, когда вопросом на вопрос отвечаешь?
– Еврейский! – не моргнув глазом залепил Василий, едва сдерживая улыбку.
Тут повисло молчание, которое вполне могло сойти за развернутый ответ с моей стороны. В мыслях затяжным экспрессом промелькнули события последних месяцев и тут бы в пору мне хватануть воздуха ртом, да пустить скупую слезу, но этот предательский маневр я вытравила несколько лет назад, слишком глубоко загнав эмоции.
Был только один способ, чтобы получить психологическую разрядку, и он крылся исключительно в Пылюкановке и включал в себя сложную комбинацию пирожков с капустой, миску деревенской густой сметаны, холодную водку и фильм «Мужики!...»
Приходило простое понимание, что в этот момент мне следовало бы проплакаться или психануть, томный взгляд или полный грусти продемонстрировать, вставить шутку, выдавить улыбку. Столько самоконтроля не проходило даром, мой интеллект стал похож на искусственный.
Может, оно и к лучшему. В противном случае – здравствуй психдиспансер.
Да, Вася мне и про это чудо-заведение рассказал, пояснив, что организация не имеет ничего общего с широкими мягкими кушетками и тихими голосами психиатров.
– И вот еще что, – Вася кашлянул и замялся. Так было всегда, когда вопрос заходил о деньгах. – Я предложил Анне Витальевне пробурить скважину. У многих в Пылюкановке есть своя вода и какой ни какой водопровод. Там насос глубинный спускается и жила водная хорошая. Поставить нагреватель, подключить стиральную машинку... красота будет!
– Отличная идея и что тебя останавливает?
– Не «что», а «кто»! Баба Нюра ни в какую не хочет тратить деньги. Твои деньги. Триста тысяч, для нее заоблачная сумма и сама она ее никогда не соберет. Я говорил ей, что это для заморских клиентов и ты одобришь, но сама знаешь. В общем! Поговори с ней!
– Хорошо. Но, Вася, боюсь, что Шурик был последним клиентом, которого я вам подкинула.
Со стороны Васи воцарилось гробовое молчание.
– То есть, дальше сами, если кто-нибудь захочет наведаться в рамках эко-тура, то пожалуйста.
– Другими словами, клиенты теперь будут только вменяемые? – а тут уже слышалась изрядная доля выстраданного сарказма. Но кроме этого, я слышала, насколько Вася расстроился.
– Вась, ты новости смотришь?
– Вопрос риторический.
– Не осталось в этом мире вменяемых людей. Одна надежда на Игорька.
Вася ухмыльнулся и по его немигающему взору, я поняла, что разговоров сейчас с него хватит. Так было всегда, едва заходила речь о серьезном, Вася превращался в каменную глыбу, с пишущим устройством внутри. Если бы в попросила его повторить, все что сказала, этот человек выдал бы точную последовательность, произнесенных мною слов.
– Это отец решил или ты? – как же резко прозвучал голос, в котором я услышала изрядную долю горечи.
– Отец. Давно все к тому шло.
– Значит, это твой последний визит?
Вопрос застал меня врасплох, и я на мгновение представила, что никогда больше не увижу Пылюкановку. На душе окончательно испоганилось и отвратительная тряска выдавила из организма тошноту.
– Вполне может быть, – сухо отозвалась я, после чего торопливо нажала кнопку на магнитоле.
Судя по ухабам на дороге, которые уже не прекращались, до Пылюкановки оставалось не больше двадцати километров, но дискомфорт было легче не замечать благодаря прекрасным звукам песни.
Скрипучий голос из динамиков гундосил неразбериху в припеве, но на душе защипало и что-то тяжелое придавило, да так, что не вздохнуть не выдохнуть, как говорилось.
– «Ланфре-лан-фра, лан та-ти-та...», – продолжило гнусавить по радио и я тяжело вздохнула, вглядываясь в бескрайние заплаты зеленеющих полей, разделенных редкими лесополосами.
Насыпная дорога никуда не делась. Улица Ленина являла собой ярчайший пример традиций русской глубинки. Перед каждым домовладением простиралась просторная поляна, которая ближе к неизменному деревянному забору обзаводилась основательной лавкой и клумбой с нарциссами, гиацинтами, в обрамлении кустов смородины или самшита. К тому же, неизменным атрибутом каждой усадьбы были роскошные фруктовые сады. Яблони, вишни и абрикосы, зачастую, скрывали большую часть убогих хозяйственных построек, помимо самих домов.
Машина затормозила на окраине Пылюкановки. В пятидесяти метрах располагался некрутой овраг, который уводил к речке – одному из многочисленных притоков реки Шалмас. Целыми днями отсюда доносился гусиный гогот, вперемешку с тихим кряканьем уток.
Течение здесь было очень слабым и птицу не относило далеко, а потому вся пернатая свора разбредалась покорно по домам ближе к вечеру, едва хозяйва зазывали их знакомыми прибаутками вроде «ать-ать-ать», «фьюти-фьюти-фьюти».
У дома бабы Нюры, перед воротами, всегда копошилось две-три курицы во главе с худым, затасканный петухом. Перья на шее у этого несчастного создания, казалось, уже устали отрастать снова и снова, после того, как птица то и дело таскалась в зубах Рекса.
Но собака, явно берегла свой пернатый антистресс и не желала придушить тщедушного друга насмерть, а потому баба Нюра перестала отваживать пса от дурной привычки, стихийно выливая ведро холодной воды на это парочку.
Едва петух покорно затихал в пасти Рекса, пес выжидал с минуту и выпускал пленника на волю, до следующего случая, когда зазевавшаяся птица опрометчиво подходила к миске, где как на зло оставались невероятно вкусные кусочки хлеба, пропитанные борщом.
Я вылезла из машины, с умилением оглядываясь по сторонам. Плохое настроение никуда не улетучилось. Оно просто мельтешило на поверхности, словно масляная пленка на воде, которая по всем законам физике, не могла проникнуть глубже.
Завидев явно знакомый силуэт Василия, Рекс призывно гавкнул, будто приветствуя его, но тут появилась я, и собака залилась отчаянным лаем, натянув до предела цепь.
Запыленный кузов чудо-машины привлек мое внимание и я обошла кругом всю конструкцию, внимательно прочитав название из четырех букв, которые примостились на дверце багажника – НИВА.
– Ага, – промычала я себе под нос, после чего отошла в сторону, дав Васе возможность выгрузить вещи.
Деловитый вид Кипотченко был самой шаткой ширмой, которую мне приходилось видеть, а потому вопрос, который витал в воздухе, с того момента, как я увидела его в аэропорту, наконец-то обрел форму.
– Вася, а где Рэндж-Ровер, который я купила вам в прошлом году?
Покончив с разгрузкой «Нивы», Вася скривился, понимая, что сейчас ему придется заниматься своим самым нелюбимым делом – оправдываться.
– Хватило мне забот с твоим Рэндж-Ровером! К нам из соседних сел ездили с ним фотографироваться. Из Чебоксар поладились авторитетные пацаны наведываться – любые деньги предлагали, когда выяснилось, что машина выполнена на заказ. Вот уж спасибо, тебе!
– А кто растрепал про спец заказ? – я вскинула удивленно брови, прикинувшись дурой.
Расчет был на то, чтобы в хозяйстве была быстрая, выносливая машина на всякий случай, который подразумевал погони и перестрелки, учитывая мой образ жизни, ну или если, бабе Нюре нужно будет по состоянию здоровья быстро добраться до больницы. У женщины нешуточно скакало давление, а скорая в Пылюкановку добиралась часа два.
– Может мы тут и деревенские, но находятся личности, которые могут отличить нормальное стекло от бронированного. Да, да! Не подкатывай глаза! Так, что я продал Ровер одному отставному генералу в городе, а на эти деньги мы купили Ниву, отремонтировали крышу на доме, построили нормальный козлятник и мини-цех для сыроварения, дали взятку в БТИ, чтобы постройку узаконить, закупили корма на год вперед, еще инвентарь для производства сыра, и вставили бабе Нюре зубы. Импланты, между прочим! Я лично ее в Москву гонял со Светланой.
Вася смолк, и я устремила на него самый проницательный взгляд, на который была способна, от чего мужик опустил голову, с остервенелостью разглаживая отутюженные брюки.
– Оставшиеся двенадцать миллионов, ждут тебя а дальнем конце огорода Анны Витальевны.
Тот факт, что машина обошлась мне почти в двадцать семь миллионов рублей, я решила оставить при себе, но нахмурилась пуще прежнего. Для порядка!
– Это и все траты? Фантазия закончилась? И кстати, это честные деньги. Никто бы вам слова поперек не сказал.
– Ой, ладно! Привлекать внимание такой суммой у нас не безопасно, – Вася махнул рукой и с досадой цыкнул на меня.
Наш разговор прервал истошный детский вопль, да такой резкий, что я вздрогнула.
– Вавввваааааааа! – из калитки выбежал мальчуган, от которого тянулся самый настоящий поводок, другим концом закрепленный к ошейнику гигантской собаки.
Марсик флегматично трусил на Игорьком, который тянул пса изо всех сил, стараясь не сбиться с взятого темпа.
– Ребенок к собаке привязан?! – изумленно повернулась я к Васе, но тот пожал плечами.
– Мы его задолбались бегать искать по округе, – получила я объяснение.
Но тут меня натурально сбили с ног. Двадцать килограммов бабы Нюрыного внука влетели в меня. Мальчишка тут же запустил свои руки мне в ребра, помня, как ярко я реагирую на щекотку.
– Вавочка, Вавочка приехала, – радовался Игорек, по заведенному им обычаю коверкая мое имя.
Аврора в Пылюкановке не прижилась, а вот Ава и Вава – запросто!
Марсик уселся рядом, раскрыв огромную пасть и тяжело дыша. Только едва подрагивающий обрубленный хвост указывал на то, что собака вполне довольна моим присутствием. Учитывая тот факт, что я была далеко не в лучшем виде, а покатушки с Игорьком на пыльной лужайке, завершили мой образ, я перевернула мальчишку на спину и шутливо потянулась зубами к шее ребенка.
За что тут же поплатилась.
Вася только и успел охнуть, как зубы Марсика вцепились мне в штанину и зверюга предостерегающе зарычала. Это не был акт откровенной агрессии. Все таки дрессировщик, к которому возили эту помесь алабая с лабрадором, не зря ел свой хлеб. Псина умела различать реальную угрозу от незначительной, и животное просто напоминало мне, что всему есть предел.
– Фу, Марс! Сидеть! – рявкнул Игорек, со всей дури вцепившись в белесую густую шерсть своего телохранителя, который еще и по морде в итоге получил крохотной ладошкой.
Пес заскулил и стыдливо уперся мокрым носом в ноги маленького хозяина.
– Ну, обормоты! Куда опять унеслись вперед меня? Ииииигорь, а ну бегом борщ доедать! Марсик скотина, веди своего подопечного за стол. Ишь ты! Ой, Ава, милая, приехала наконец! Василий, ну иди, иди с дитем. Стол накрыт, поешь!
Анна Витальевна появилась в калитке, всплеснула руками и торопливо подошла ко мне. Я заметила, как потяжелела походка женщины, знакомство, с которой я водила уже больше десяти лет.
Как всегда, баба Нюра в первый день моего приезда старалась вырядиться и на этот раз ее привычные плотные гамаши с джемпером и чем-то серым, напоминающим халат, поверх всего этого, уступили место нарядной темно-синей юбке и трикотажному красному кардигану, правда гамаши никуда не делись.
Она расцеловывая в обе щеки, не смотря на то, что я была с ног до головы в пыли и траве. На моей коже тут же вспыхивали яркие пятна от губной помады, в которой баба Нюра себе не отказывала, даже будучи на прополке сорняков в огороде.
– Ну, как ты девочка? Исхудала-то, как... Идем в дом, идем! Как добрались? Ой, давай свою сумку, помогу.
Эта суета со слезами на глазах, вперемешку со стихийными объятиями привлекла внимание соседей и на улицу высыпали любопытствующие.
Но меня уже загнали во двор, как отбившегося от стаи гуся.
Легкий, заботливый говор бабы Нюры звучал старинным радио у меня в голове, пока я шла к деревянному крыльцу, недавно выкрашенному голубой краской. Над головой зеленел живой навес из виноградных лоз, которые подпирали железные трубы, отслужившие свое. Стихийные клумбы с отцветшими тюльпанами чередовались с кадушками с дождевой водой, которую так обожали комнатные растения, которыми был напруден дом бабы Нюры. За декоративным деревянным заборчиком, располагался собачий вольер, в котором, в состоянии аффекта до сих пор бился Рекс.
