Текст книги "Обреченные стать победителями (СИ)"
Автор книги: Марина Ефиминюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Я ждала, что после драки меня вызовут на ковер к Армасу, декану и ректору, именно в таком порядке, но ничего не происходило. Через пару дней за завтраком к Бади прилетела маленькая бумажная ласточка подозрительного розового цвета. Даже на расстоянии ощущалось, что записку щедро пропитали благовонием.
Мы следили, как с непроницаемым видом здоровяк разворачивал послание. Глаза заскользили по строчкам.
– Любовная записочка? – изнемогая от любопытства спросила Тильда.
– Да, – сухо ответил он и как ни в чем не бывало спрятал листик в карман.
– От кого? От девушки? – затараторила Матильда. – Конечно, не от парня…
– Ешь! – спокойно осек Бади и последовал собственному совету, вернувшись к поглощению полезного утреннего белка.
Разочарованию подруги не было предела. Она обиженно цыкнула и начала играть с кустиком в стаканчике: подставляла ложку, а мандрагора охотно ее хватала листьями. Вообще листьев у кустика было уже четыре штуки, отчего он напоминал то ли крошечную пальму, то ли оперенный палец.
К слову, господин Илай Форстад-младший под разными предлогами увиливал от обязанностей по уходу за малиново-крапчатым представителем рейнсверской флоры и спихивал ведение дневника наблюдений на напарницу, страдающую приступами ответственности. Я намеревалась заставить его писать отчет. Ну, и нелепый цветочек было ужасно жалко. Он казался сметливее некоторых представителей академической братии, а иногда даже меня самой!
Ночью, когда я ложилась спать и хотела потушить лампу, обнаружила страшную вещь. Маграция со всеми пятнистыми листиками исчезла… Вокруг стакана валялись комья влажной земли, зияла разрытая ямка. Пока я намывалась в купальне, кто-то выдрал кустик с корнем, стряхнул и быстренько свалил из комнаты вместе с моим «превосходно» по флоре Рейнсвера! Одно было неясно, зачем уничтожать растение? Не могли сразу со стаканом стащить, убийцы невинных кустиков?!
Я выскочила в коридор, бросилась к соседкам, болтавшим у окна и наверняка видевшим вора:
– Девчонки, от меня кто-нибудь выходил?
– Ты, – ответила одна, часто заморгав длинными, явно отращенными с помощью магии ресничками.
– А кроме меня?
Девушки быстренько покачали головой. Вообще после драки в уборной соседки меня начали побаиваться. Конечно, в очереди на помывку свободного пространства вокруг меня не возникло, но сегодня утром пропустили вперед. Даже не знаю, радоваться или печалиться.
– Так…
Галопом я вернулась в комнату, схватила самописное перо и, наплевав, что оно было заправлено, истерично-крупными литерами вывела на ладони:
«Куст украли!»
Послание вспыхнуло, паникующий «приветик» улетел к Форстаду, а размазанная надпись по-прежнему красовалась у меня на руке. Именно поэтому заклятье стоило использовать только с пустыми перьями – попробуй потом без специального эликсира ототри водостойкие алхимические чернила!
Ответ появился на внешней стороне кисти.
«Ты пьяная?» – любезно поинтересовался Илай.
– Нет! – заорала я, потом осознала, что он все равно не услышит и быстро написала мрачное «нет» на ладони, снова позабыв взять пустое перо.
Проблемой Форстад не проникся и бежать по первому зову не торопился. Страшно раздраженная я на всякий случай еще раз проверила коридор, посмотрела на полу улики преступления – крупицы земли, обследовала лестницу, чтобы определить, куда завернул нахальный грабитель, но сыщик из меня вышел непутевый. Потерпев полное фиаско, я вернулась в комнату и полезла в шкаф за эликсиром, стирающим стойкие чернила…
На полке, судорожно обнимая бутылочку с согревающей растиркой, испачканный в рыжей земле сидел уродливый малиновый человечек без глаз, без рта и с бугорком-носом без ноздрей. Размером существо было не большего моего кулака. Хрупкое тельце, тонкие ручки и ножки напоминали корешки, а на голове торчал трясущийся от страха отросток с четырьмя пятнистыми листиками.
– Куст?! – охнула я, отшатнувшись от шкафа.
Мандрагора оттолкнула бутылочку, слетела с полки и опрометью бросилась под кровать. Было в пору упасть в обморок, желательно с прицелом на матрац, чтобы не разбить голову, но сознание у меня всегда отличалось исключительной стойкостью. Да кто в здравом уме решит, что шутка профессора, мол, цветочек может запросто сбежать из горшочка, вовсе не шутка?!
Пока я разрывалась между желанием броситься наутек и броситься вылавливать подвижный кустик, раздался громкий стук.
– Эден! – позвал из коридора Илай.
Я метнулась к двери, приоткрыла и вцепилась в рукав ошарашенного неожиданным гостеприимством напарника:
– Быстро заходи! Куст не украли, он сбежал!
С выражением глубочайшего сочувствия в лице Форстад с трудом протиснулся в узкую щель, оставленную для прохода, и попытался приложить к моему лбу холодную пахнущую табаком ладонь:
– Аниса, у тебя жар?
– У меня куст! – прошипела я, отталкивая руку.
– Признайся, ты все-таки попробовала облепиховую настойку у очкастой? – настаивал он.
– И этот куст под кроватью! – процедила я.
Диалог явно не складывался, и мы оба заткнулись. В комнате наступила гробовая тишина, а потому было слышно, как в углу скребется живая рейнсверская мандрагора. Надеюсь, не пытается продолбить пальмой стену или закопаться в пол.
– Божечки, если не веришь, сам посмотри!
– Под кроватью? – Он потрогал себе нос, почесал бровь и по-доброму предложил:
– Может, проводить тебя в лазарет?
– Может, тебе самому захочется в лазарет, когда ты это увидишь!
– Ты, главное, не нервничай, – принялся по-дурацки увещевать он, как маленького ребенка. – Сейчас посмотрю под кроваткой, а потом пойдем к знахарю. Он тебе даст вкусные капельки, ты поспишь и завтра обязательно превратишься в нормальную злую ведьму.
Парень для чего-то стянул через голову свитер, обнаружив внизу тонкую исподнюю рубашку. Я сложила руки на груди и сердито позвала:
– Форстад?
– Что, Аниса? – приторно ласковым голосом спросил он, пытливо заглядывая мне в лицо, словно стараясь отыскать признаки или тяжелого сумасшествия, или тяжелого опьянения.
– Ты свитер снял, чтобы меня связать, что ли?
Посчитав ниже своего достоинства отвечать на издевку, Форстад педантично поддернул брюки, опустился на колени и заглянул под кровать. Последовало долгое молчание.
– И что? – спросила я.
– Там сидит уродец, похожий на корешок, – невозмутимо резюмировал он, поднялся, отряхнул руки, хотя пол в моем чуланчике был почище, чем во всяких хоромах с наборным паркетом. – Магистр действительно не шутил. Эта тварь выкапывается из земли и сбегает.
– Что будем делать?
– Выманим, – выдвинул трезвую идею Илай. – На воду.
Мы налили в стаканчик воды, поставили посреди комнаты и отошли в сторонку. Кустик сидел в засаде и вылезать не собирался. Лужица его тоже не вдохновила. Становилось ясно, что кому-то придется забраться под кровать и, коль хитрость не сработала, поймать «сбежавшую невесту».
– На камень-ножницы-бумага, кто полезет? – предложил он.
Определенно он мухлевал! Просто не понимаю, почему я, как глупая золотая рыбка, вечно клюю на его подначки. Вставать на карачки при Илае было страшно неловко. Я шмыгнула носом, помялась и все-таки опустилась на колени, но резко повернула голову, проверяя, не таращится ли парень на мой зад, обтянутый пижамными штанами. Полагаю, уточнения, куда он смотрел, не требовались. Все-таки Форстад страдал классическим мужским блудом.
– Куда ты смотришь?
– На пол, – немедленно нашелся он.
– Тогда развернись и смотри в стену!
– Если я развернусь, то буду смотреть на шкаф, – поправил он.
– Божечки, да наплевать! Представь, что мой шкаф – это стена.
– Ладно… Зачем так орать?
Он действительно послушно повернулся и начал разглядывать приоткрытые дверцы стенного шкафа с тонкими рейками. Выглядел подлец удивительно расслабленным, словно мы не выполняли важную миссию по поимке нашего общего «превосходно» по флоре Рейнсвера.
– Эден, – позвал он, не оборачиваясь, – почему так сильно пахнет аптекарским снадобьем? Все-таки приторговываешь в разлив?
– Заткни нос и не нюхай! – буркнула я и сунула голову под кровать.
В темном уголке на расстоянии вытянутой руки дрожал съеженный кустик. Пришлось забраться поглубже, чтобы наверняка добраться до пугливого корешка.
– Эден, тебя подержать? – проговорил Илай, нарушив чудесную тишину.
– Проклятие, Форстад! Зачем меня держать? Я под кровать залезла, а не в кроличью нору! – разозлилась я, но лучше бы прикусила язык и пропустила мимо ушей дурацкое предложение. Кустик испугался и, как напружиненный, ринулся к свету, чувствительно царапнув ножками-корешками протянутую руку. Резко дернувшись, я шибанулась затылком о каркас и чуть не зарычала от бессильной ярости.
– Мать моя… – прозвучал сдавленный голос Илая, поди, отпрыгнувшего от малинового пришельца с увядшей пальмой на макушке. Звучно шарахнули дверцы шкафа, и напарник объявил:
– Эден, я поймал наш куст.
Вылезая из-под кровати, я шибанулась головой второй раз и, потирая гудящий затылок, процедила:
– Не смей скалиться!
– Я сочувствую, – покачал он головой, но наглые глаза смеялись.
– Ты всегда скалишься, когда сочувствуешь? – проворчала я, широко открыла дверцы шкафа и сморщилась от резкого запаха согревающей растирки, пролившейся из перевернутой бутылочки. Наш кустик лежал в коричневатой липкой луже и казался бы полностью довольным жизнью, если бы отросток с листьями не трясся, как припадочный.
– Это ведь не предсмертные конвульсии? – прошептала я.
– Хочешь сделать прямой массаж сердца? – хмыкнул Илай и, выказывая поразительную смелость, двумя пальцами поднял растение, до жути похожее на человечка. Конечности-корешки обвисли, словно кустик потерял сознание… или сильно опьянел от снадобья.
– Надо бы его посушить и засыпать землей, – рассудила я, но даже не успела взять с полки салфетку, как Форстад встряхнул маграцию. Вместе с каплями растирки на пол свалился малиновый отросток с листьями…
Длинная драматическая пауза была тяжелой и печальной, как на похоронах. Подозреваю, что хруст моих рухнувших амбиций можно было расслышать даже в опечатанной защитными заклятьями оранжерее.
– Ты только что убил мое «превосходно» по флоре Рейнсвера…– нарушила я молчание.
– Эден, ты веришь в волшебную силу слова «зато»? – для чего-то спросил Илай и, пока не прозвучало в ответ пару ласковых, попытался продемонстрировать эту самую «волшебную силу»:
– Зато мы можем посадить его в горшок побольше.
– Зато теперь ты сам его посадишь, в какой хочешь горшок. Да хоть в ведро из железного дерева! – отрезала я и выставила подлеца вместе с малиновым корешком мандрагоры, стаканчиком с рейнсверской почвой, свитером и дурацким словом «зато», обладающим единственной силой – вызывать глухое раздражение.
Утром под дверью стояло ведро из железного дерева, доверху засыпанное свежей землей. В центре была воткнута записка: «Здесь растет фамильяр для ведьмы». Без шуток, у меня задергался глаз!
«Ты издеваешься?!» – полетело к Илаю разозленное послание, которое назвать «приветиком» не решился бы даже отчаянный оптимист. Нет, это был вовсе не приветик, а обещание долгой и мучительной смерти получателю!
«Пока я сплю», – последовал ответ.
– Нет, ты издеваешься! – огрызнулась я, обращаясь к ладони. Честное слово, едва не надорвалась, пока волоком втаскивала в комнату сворованное непонятно из какого чулана неподъемное ведро.
Во время «окна», в расписании обозначенного, как время для самостоятельной работы, я все-таки отправилась в библиотеку за книгой по ботанике. Неважно какой, лишь бы она открывала секрет, как оживить издохшую рейнсверскую мандрагору без помощи магистра Ранора.
Утром в читальном зале царила приятная пустота. В начале учебного года здесь в любое время находились свободные места, но теперь столы с лампами, мягко рассеивающими пронзительный магический свет, оказались поделены между старшекурсниками. Остальным приходилось довольствоваться или продуваемым холодными сквозняками залом для самостоятельных работ, или ждать неурочного часа.
Я подошла к высокому шкафу с каталогом библиотечный книг и произнесла:
– Отдел ботаники. Уход за маграцией или рейнсверской мандрагорой.
После щелчка пальцами один из ящичков сам собой выдвинулся, и в воздух вылетело несколько плотных коричневых карточек с «адресом» и названием фолиантов. И вроде несложное колдовство, но оно завораживало тонкостью.
Вооружившись предложенными вариантами, я пошагала по длинному проходу между книжными стеллажами и на повороте со всего маха столкнулась с Марлис Нави-Эрн. От неожиданного удара карточки посыпались на пол, а бывшая подружка отпрянула и наскочила спиной на стеллаж.
Молча я собрала плотные коричневые карточки и, не одарив Тихоню ни единым взглядом, прошла мимо.
– Я знаю, о чем ты думаешь! – бросила она мне в спину.
Откровенно сказать, меня ужасно волновало, что все книжки по уходу за маграцией стояли на верхних полках, а лестница нигде не маячила. Мысленно представлялась печальная картина, как я с помощью магии пытаюсь заставить выдвинуться один томик, а на голову с полки сыпется беспощадный книгопад тяжелых книжек. Дурочкой бы после такого оглушительного вколачивания «знаний» не остаться.
– Ты знаешь, где взять лестницу? – удивленно оглянулась я через плечо.
Замешательство, мелькнувшее в лице Марлис, мгновенно сменилось ледяным высокомерием. Будучи ниже меня, она пыталась смотреть сверху-вниз, но получалось паршиво. Дело не в росте – сложно кичиться перед человеком, которому плевать на чужое происхождение, даже если оппонент считает, будто постулат, приравнивающий магов, – редкостная муть.
– Вы все обречены! – пафосно объявила она.
– Стать победителями? – сыронизировала я.
– Вас выставят до зимы. Всех, кроме Форстада.
– Ладно.
– Ты зря смеешься, – зло вымолвила Марлис, раздражаясь тем, что не выходит меня задеть. – Он предаст вас всех, тебя в первую очередь, не задумываясь ни на секунду.
– Любишь примерять на других свою рубашечку?
Я развернулась на пятках и направилась туда, куда шла – за книгами по ботанике, но оказалась в заброшенном отделе некромантии. Ни иначе как подсознание сыграло злую шутку, предлагая нам с ним – с подсознанием – придумать какую-нибудь убийственную гадость для заклятой подружки.
До нужных полок я все-таки добралась и выбрала учебник, на котором стояло имя магистра Ранора. Если верить его словам, кустик нам с Илаем достался самый обыкновенный, ничем не примечательный, и на побег его толкнула вовсе не придурь и не скрытые магические способности, а древний инстинкт выживания.
В любой непонятной ситуации, будь то неожиданная засуха, наводнение или тесный цветочный горшок, маграция выкапывалась и шустренько мигрировала на своих двоих в место поприличнее. Природных катаклизмов растению переживать не доводилось, значит, корешки в тесном стаканчике-рассаднике затекли и отчаянно захотелось мигрировать в просторный шкаф, поближе к растирке, густо пахнущей чайным деревом. Не знаю, может, этот сногсшибательный, слезоточивый аромат пробуждал воспоминания о родном мире?
Еще в книжке упоминалось, что зацветшая маграция начинала напоминать приснопамятную мухоловку из кабинета Армаса…
– Ладно цвести, ожило бы, – проворчала я и шустренько перелистнула учебник, пытаясь отыскать что-нибудь похожее на наркоманский ритуал по пробуждению свежего трупа мандрагоры.
Когда я вернулась после занятий в общежитие, то меня ждал сюрприз. Куст ожил без всяких обрядов! Земля оказалась разрыта, а след из черных комочков вел к шкафу. Подкравшись на цыпочках, я открыла створку. Малиновый уродец с любовью обнимал почти опустевший флакон с согревающей растиркой. Из макушки на тоненькой ножке-ниточке торчал цветочек с красными лепестками, похожий на злой глаз.
Стоило протянуть руку, как в серединке соцветья открылась самая настоящая пасть с острыми иголочками-клыками, и кустик попытался впиться мне в палец! От неожиданности я щелкнула ногтем по «физиономии» обнаглевшего растения. Кустик брыкнулся назад, уселся на зад, как сбитый с ног человек, и тряхнул сжатым бутоном.
– Кто кусает кормящую руку, глупое создание? – нравоучительно проговорила я, потрясая чудом уцелевшим пальцем. – Если у тебя похмелье, то не надо срываться на хороших людей!
Вскоре выяснилось, что без согревающей настойки наше «превосходно» по флоре Рейнсвера решительно издыхало. Заявив, что теперь я должна не два, а три сорима, Илай притащил пяток бутылочек из лазарета. В общем, с настойкой, ругательствами и с помощью богов параллельного мира до дня сдачи мы дотянули.
Отчет пришлось ваять напарнику. Он проиграл спор о том, кто наш кустик: мальчик или девочка. Форстад орал, что только бабы способны сковырнуться без сознания и в обмороке отрастить клыки, а я доказывала, мол, девице никогда не придет в голову поиться тем, чем нормальные люди растираются от ушибов. Рассудил нас учебник магистра Ранора, где черным по белому написали, что в природе цвет мужских растений варьируется от бледно-розового до ярко-малинового.
– Вообще нелогично, – буркнул Илай, в сердцах захлопывая книгу.
– Форстад, все к лучшему. У меня ужасный почерк, нам бы снизили баллы за грязь, – ухмыльнулась я. На радостях поцеловала бы учебник, но обложка была слишком замызгана.
– Эден, давай на камень-ножницы-бумага, кому отчет писать? – попытался вывернуться он.
– Нет!
На занятие по флоре Рейнсвера я принесла маграцию в стаканчике. Хотела из вредности заставить Мажора тащить неподъемное ведро, но в последний момент сжалилась.
Мы оказались единственными, у кого растение не только взошло, но и выжило. Жизнерадостный кустик вытаскивал зубастый цветок и с любопытством осматривал сородичей, которые спокойно сидели в земле и не пытались делать ноги, если им что-то не нравилось или очень хотелось приложиться к бутылочке с настойкой.
Магистр пришел в восторг, вцепился в аккуратно завязанную папку с отчетом, словно ему в руки попали секретные документы.
– Это поразительно, друзья! – воскликнул он, удивив тем, что мы из «вандалов» неожиданно превратились в «друзей», очевидно, дикой природы Рейнсвера и магистра лично. – Цветущая маграция! Как вы сумели добиться удивительного результата всего за несколько дней?
Я наступила Илаю на ногу, чтобы не вздумал брякнуть что-нибудь о растирке. Он кашлянул в кулак, стараясь сдержать смешок, и серьезным тоном ответил:
– Мы очень старались.
– Превосходно! – восхитился Ранор.
– Вы нам поставите «превосходно»? – обрадовалась я.
– За работу ставлю «хорошо». – Он зажал папку под мышкой и потянул руки к стаканчику с кустиком. Кустику страсть как не понравилось, что его пытается сцапать чужая человеческая особь, и он щелкнул пастью.
– Почему? – осторожно отвела я стакан от подрагивающих от нетерпения узловатых пальцев магистра.
Со стороны Илая раздалось издевательское фырканье. Пришлось подавить веселье в зачатке, снова незаметно наступив насмешнику на ногу.
– Вы травили арауст, – напомнил Ранор и снова захотел забрать стаканчик.
– Он на нас напал. – Я не позволила дотянуться до вожделенной маграции.
Магистр одарил нас с напарником раздраженным взглядом, пожевал губами и буркнул:
– Пожалуй, вы заслужили «превосходно».
– За зачет, – подсказала я.
– Перебор, – душевно улыбнулся он, – но за маграцию непременно поставлю.
Магистра, что-то объяснявшего о болотистых растениях, я слушала вполуха. Взгляд то и дело останавливался на кустике, стоящем на полке среди остальных растений. Зубастый цветок, похожий на злобный глаз, высовывался над краем стакана, медленно ходил туда-сюда, как маятник, а потом, сомкнувшись в плотный бутон, спрятался. Стыдно сказать, но меня страшно заботила судьба собственноручно выпестованного создания.
Занятие закончилось, народ потянулся из учебного класса в оранжерею, а я подошла к магистру, собирающему папки с отчетами. За его спиной тряпка сама собой стирала с грифельной доски рисунок какого-то уродливого корешка. Впрочем, сомневаюсь, что существовали растения, уродливее, чем маграция, похожая на человечка с растущим из макушки цветочком.
– Что вы хотели, адептка… – Ранор примолк и напряг память, чтобы вспомнить мою фамилию.
– Эден, – не стала я мучить старика. – Магистр, те растения, которые мы сегодня принесли, их высадят в оранжерее?
– Нет, – мягко улыбнулся он. – Откровенно говоря, они не представляют собой особой ценности.
Страшно обрадовавшись, я уже открыла рот, чтобы попросить мой кустик-зубастик назад, в конце концов в комнате его дожидалось неподъемное ведро земли, полтора флакона согревающей растирки и естественное освещение из окна без штор, но Ранор добавил:
– Все, кроме маграции.
– Вот как… – пробормотала я и вдруг поймала себя на том, что по-детски расковыриваю на пальце заусенец. – Значит, его высадят.
– Что вы! Зацветшая мандрагора является ценнейшим компонентом для лечебных снадобий.
У меня вытянулось лицо.
– Подождите, магистр, – изменившимся голосом вымолвила я, – хотите сказать, что мой кустик порежут на кусочки, высушат и отправят на алхимические вытяжки? Он же живой!
На лице Ранора появилась добрая, вкрадчивая улыбка серийного маньяка.
– Маграция или рейнсверская мандрагора – это просто корень. Она не обладает сознанием и нервной системой, не испытывает боли. Понимаете, адептка…
– Эден, – невольно напомнила я.
– Вы же не пугаетесь, когда кто-нибудь выкапывает из земли батат, и не падаете в обморок, если чистят морковь.
– Но маграция не похожа на морковь, – не согласилась я.
– Ваши суждения ошибочны и противоречат науке, но «превосходно» за выращивание растения я все еще готов поставить, – непрозрачно намекнул он, что дальнейшая дискуссия может привести к снижению балла, и выразительным жестом подхватил со стола папки. – Всего доброго, адептка…
– Да уже неважно, – страшно расстроенная махнула я рукой.
Вечером у моей двери обнаружилась метла! Самая обычная истрепанная метла из чулана кастеляна, перевязанная красной ленточкой. В прутья была воткнута сложенная вчетверо записка. Когда я развернула послание, почувствовала, как мелко задергался глаз.
«Какая ведьма без метлы?» – задавался насущным вопросом Илай.
– Готовая убивать, демоны тебя дери! – прорычала я и, схватив подарочек, бросилась на восьмой этаж.
Пока неслась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, придумала три способа умерщвления белобрысого аристократа и почти десяток, как незаметно прикопать труп в парке. В плане имелось единственное тонкое место: без подельника незаметно оттащить здорового парня не удавалось даже мысленно, разве что сразу выбросить в окно.
По дороге мне встретился Дживс, вечно мешавшийся под ногами, когда я планировала укокошить его лучшего друга.
– Ведьма, почему не летишь, а тащишь метлу? – паскудно хохотнул он.
– Сломалась!
Ручка на двери у Форстада горела красным цветом. Без колебаний я постучалась ногой, грохот стоял такой, будто дверь выламывают. Ждать меня не заставили, открыли. Илай оказался полностью одетым и почему-то страшно довольным.
– Одна? – быстро спросил он.
– С метлой!
Секундой позже я оказалась затащенной в комнату.
– Молись, Форстад! – процедила сквозь зубы. – Я придушу тебя красной ленточкой и похороню вместе с этим орудием труда!
– Чем я провинился?
– Идиотским чувством юмора!
И тут на столе я обнаружила знакомый стаканчик с торчащим и трясущимся цветочком. Ярость мигом утихла.
– Что это? – почему-то зашептала, а не сказала в голос.
Волоча за собой дурацкую метлу, я приблизилась к столу и проверила кустик. Он сидел, скрюченный и очень несчастный. Поперек горла вдруг встал комок… Я оглянулась к Илаю. Скрестив руки на груди, он следил за мной, и, казалось, будто в его глазах танцевали звезды.
– Я просто подумал, метла у тебя уже есть, а фамильяра еще нет. Несправедливо как-то. Магистр со мной согласился и отпустил твой фамильяр на все четыре стороны.
– Дорого заплатил? – догадалась я.
– Тебе до конца учебы придется писать за меня доклады, – согласно кивнул он.
– Нет.
– Не сомневался, что ты откажешься, но предложить альтернативу стоило. Просто отдашь деньгами.
– Я просто заберу кустик, и тебе не придется за ним присматривать, – выдвинула я встречное предложение. Мол, пожалей и себя, и кусаку.
– Договорились.
Наши взгляды встретились. Я не знала названий странных, незнакомых чувств, больно теснящих грудь. Казалось, что меня сжимало горячим кольцом и в животе завязывались крепкие узлы. А я всегда была толстокожей, ни на кого не рассчитывала, ни у кого ничего не просила, ничего не принимала.
Академия Дартмурт заставляла меня меняться. Наверное, в лучшую сторону.
