Текст книги "Наверху"

Автор книги: Марина Наумова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

4

Издали сооружение напоминало старинную крепость: на несколько метров из земли поднимались шероховатые стены из камней, скрепленных между собой темно-красной глиной. Такие укрепления строились около двух тысяч периодов назад, когда шли еще междоусобные войны и цивилизация лишь только зарождалась. Более поздние сооружения смотрелись гораздо солиднее, ранние – почти не существовали как таковые. Дикие предки предпочитали выкапывать в земле ямы, закрывая их сверху прочными решетками; лишь в глубине сплетения подземных ходов возникали площади для собраний и общие залы. Позднее необходимость заниматься земледелием выгнала подземных обитателей наружу – и вот тогда решеткам пришлось подняться над землей, опираясь где на плотно уложенные бревна, где на такие вот каменно-глиняные стены.

Один из углов укрепления был разрушен. Возле него, поминутно оглядываясь, копошились светлые фигуры, лишенные хитина. Двигаться без наружного скелета, тем более – поднимать камни им было нелегко, и работа продвигалась с черепашьей скоростью.

– Ну что, Новый? – остановил бывшего Священника Вожак. – Видишь наш собственный Город? Повторяю: он существует только для настоящих мужчин, и тебе предстоит доказать свое право в нем находиться. Ты – грамотный, а это уже нечто… Кстати, как тебе нравятся эти стены?

– Среди вас были историки, – уклончиво ответил Новый.

Укрепления, подобные этим, оттого и не прижились, что их рано или поздно разрушали хищники, соседние племена, а то и просто дожди (вода скапливалась за стенами и заливала нижние пещеры и норы).

– Среди нас много кто был – да не все остались, – смех и одобрительные жесты послужили дружным отзывом на эту несмешную шутку. – Так ты разбираешься в строительстве, Новый?

– Слабо, – признался Священник. – Единственное, что я действительно знаю из необходимых в таких условиях ремесел и умений – так это медицину.

– А медицина-то нам как раз и не нужна! – весело сообщил один из явных калек. – Кто не выжил – тот сам виноват. Этот мир не для слабаков!

– Тише, Рваный! – остановил его Вожак. – Иногда и медики бывают полезны… Нет, это просто забавно, что Новый был Священником, – прямо скажем, редкая птица! Да, Новый, забыл предупредить тебя: Простых у нас нет. Так что щупальцами придется поворочать.

Похоже, Вожак ожидал бурной реакции, да и не только он: двое из его компании предупредительно приняли боевые позы, – но Новый даже не был удивлен.

– Пятьсот периодов назад деление на три категории было слабо выражено, – вспомнил он слова Шеди. – Женщины принимали решение и сражались наравне с мужчинами, мужчины не брезговали работой, да и Простые порой показывали, что их ум не умер, а только дремлет. Каждый умеет делать что-то лучше, чем другие, но это не значит, что нужно себя ограничивать… Я готов работать.

– Ты гляди! – восхитился калека.

– А чего ты хочешь? – толкнул его беспалый. – Священники – они все не такие, как мы.

– Да врет он…

– И Историк об этом говорил…

Вожак взмахнул щупальцем – и все голоса сразу же стихли.

– Хорошо, Новый, что тебе не надо ничего объяснять… Кривая Нога, отведи его на стройку. Рваный, твоя очередь быть надсмотрщиком. Кривой, Трещина и Битый Панцирь – на поле… Эй, Новый, если докажешь свою старательность и честность, потом тоже будешь ходить за овощами. Пока мы тебя не знаем… Всем ясно? Потрошенный остается со мной, Разные Глаза – на кухню. Все. По местам. И еще раз напомните новичку, что лентяев и непослушных мы не любим. После каждого предупреждения следует наказание, после третьего – при малейшем ослушании – смерть. Приятной вам работки!

– Пошли, – Рваный несильно ударил щупальцем новичка – тот вздрогнул с непривычки, вызвав у окружающих новый приступ смеха.

Кривая Нога – один из самых «целых» изгнанников – поковылял вперед. Его ноги и в самом деле не отличались прямотой, хотя зажившие царапины на боку бросались в глаза гораздо больше.

– Ну, чего стал? – новый удар Рваного оказался чувствительней: Священник напрягся, но промолчал, трогаясь с места.

«Да, вначале эти ребята показались мне не такими… Борьба за жизнь часто ожесточает души – мне надо все время помнить об этом. И не следует обижаться за их неуместное веселье. Я должен смириться с их правилами игры. Должен… Иначе я действительно немного стою. Будем считать, что я просто попал в прошлое – эта часть мира и впрямь находится будто бы вне времени…» – Эй, Новый… Ты чего молчишь? – снова подтолкнул его Рваный. – Расскажи что-нибудь… Ведь ты небось врал, говоря, что тебя осудили за государственную измену… Я в жизни не слышал, чтобы со Священниками такое случалось… Небось с бабой трахнулся, а потом замочил ее, чтоб скрыть следы, так? Расскажи, не стесняйся. Здесь мы все любим рассказчиков.

– Такого не было, – сдержанно ответил Священник. – Правительство объявило розыск, а я помог скрыться этому существу. Вот и все…

– Нет, это неинтересно, – замахал на него Рваный. – Ты бы что получше выдумал… Ну, пусть ты не убивал эту женщину – все равно расскажи… Чего тебе стоит? Я тогда дам тебе лишний перерыв в работе – с непривычки тебе будет довольно паршиво. Ну так что ты с ней сделал?

– Спрятал, – коротко ответил Новый. – Оставил у себя.

– А дальше? – щупальца Рваного задергались от нетерпения. – Что ты с ней делал? Как? Только давай с подробностями…

– Мне нечего рассказывать, – отрезал Священник. Почему-то после этих слов ему стало немного не по себе – он словно только сейчас осознал, что находится в зависимости от этого болтуна и тот может поступить с ним, как захочет.

– А если я прикажу? – уже угрожающе поинтересовался Рваный. – Ты слышал, что Вожак говорил о предупреждениях?

– Разве ваши законы могут заставить меня придумывать никому не нужную ложь? – громко спросил Новый и почувствовал, что по его беззащитной коже пробежали мурашки.

Нечто похожее он испытал в момент ареста, когда понял, что у его жизни и судьбы есть и другой хозяин – чужая прихоть. Не свободная воля, не Высшая – так, мелочные чувства отдельных личностей, порожденные порой темными пятнами их души. Но если их там хоть как-то ограничивали законы, то здесь…

Здесь было прошлое. Здесь была дикость.

– Я спрашиваю тебя последний раз! – в Рваном все сильнее закипало раздражение.

– Отстань от Нового. Он действительно не обязан, – раздался голос Кривой Ноги, все тем же неровным шагом ковылявшего впереди.

Рваный замолчал, и последние несколько метров они прошли молча.

– Смена пришла! – объявил Рваный, направляясь к другому самцу, тоже одетому в пучки травы. Они обменялись приветствиями, второй передал ему лоскут ткани, ранее прицепленный к его шее.

Новый нерешительно остановился. Кривая Нога между тем в точности так же поменялся с другим, дальним, надсмотрщиком, и оба смененных довольно резво заскользили прочь, в глубь пробоины.

– Эй, Новый! – в руках Рваного мелькнула невесть откуда взявшаяся палка. – Будешь поднимать камни возле того уступа. Понял?

Священник своей позой выразил покорность – он почувствовал облегчение, что больше никто не требует от него гнусных рассказов.

– Так, – играя палкой, начал поворачиваться во все стороны Рваный, – кажется, у кого-то было сегодня второе предупреждение… Было? – конец палки несильно ткнул ближайшего работника.

– Было у Паучьей Лапы! – вытянулся тот и тут же снова съежился.

– Так… Прекрасно. Перерыв.

Рваный спустился с небольшого возвышения возле строящейся стены и замахал в воздухе лоскутком.

Все остановились; замер и подошедший было к указанному уступу Священник.

– Что случилось? – неторопливо заковылял в сторону Рваного Кривая Нога; выглядел он весьма недовольным.

– Кое-кто заслужил взбучку – пусть рабы передохнут и посмотрят на поучительное зрелище, – пояснил Рваный.

Рабы? Это слово обожгло Священника сильнее страха. Неужели он не ослышался? Или и впрямь судьба забросила его в далекое прошлое?

Он огляделся по сторонам: старинное укрепление, травяные повязки надсмотрщиков, голые тела остальных работников, палка в лапе Рваного – все говорило о том, что услышанное слово не было ни ошибкой, ни шуткой.

– Пощадите, я не хотел! – прорезал вдруг тишину отчаянный крик, и один из строителей упал навзничь и пополз в сторону надсмотрщика. – Пощадите… Я сделаю все! Не наказывайте меня… Я не хотел!..

– Я не знаю, в чем ты виноват, – но мой брат не стал бы врать. И твой не стал бы. А раз тебе дали предупреждение, – казалось, Рваный просто упивается своей ролью, – то все должно быть по правилам. Ложись на землю!

Последний крик прозвучал резко, как удар. Проникший к вытоптанному участку земли провинившийся Паучья Лапа замер, вжимаясь в обнаженный, как и его кожа, грунт.

Рваный неторопливо подошел к нему, замахнулся, но вдруг опустил свое орудие.

– За второе предупреждение полагается не палка, – злорадно произнес он. – Дайте сюда металлический прут!

«Этого не может быть! – от удивления Священник затрясся на месте. – Это невероятно! Да что же это происходит?!» Рассекаемый воздух противно засвистел, тотчас раздался дикий крик, полный боли.

– Остановитесь! Что вы делаете?! – Священник не узнал свой голос. – Вы – чудовище!!!

Он кричал что-то еще – но уже не помнил и не осознавал, что именно. Крик раба все еще стоял в его ушах, занесенный кусок арматуры чертил по воздуху путь к чужому беззащитному телу…

– Держите его! Бунт!!!

Вокруг стало шумно. Паучья Лапа замолк, тихо постанывая под ногами Рваного, зато все остальные пришли в суетливое движение. Замелькали щупальца и лапы, кто-то принялся колотить камнем в невесть откуда взявшийся плоский лист железа.

– Хватайте его! Вяжите!

Отталкивая беспорядочно возникающие на пути щупальца, Новый подбежал к лежащему и наклонился над ним; тотчас рядом раздался свист, и от боли, внезапно обрушившейся на спину, перед его глазами потемнело. Когда Рваный поднял металлический прут в третий раз, Новый был уже без сознания…

5

Большая овальная арена с несколько приподнятыми узкими краями была ярко освещена; вокруг небольшого бордюра, поблескивая аппаратурой, суетились Сборщики новостей. Вверх и вниз уходили ряды то скамей, то перекладин – только небольшой кусок потолка оставался свободным, но и там торчали грибы мощных ламп.

Наверное, Рипли и ее друзья затерялись бы в толпе – но по приказу Медного (его сопровождала группа Простых с толстым Посредником, взявшая на себя роль личной охраны) горожане расступились, и довольно быстро эскорт проследовал до специально отгороженной ложи.

На Рипли было жалко смотреть – она была готова провалиться от стыда; не слишком празднично смотрелись и ее спутницы.

– Сейчас вам будут задавать вопросы – отвечайте покороче, – наклонился к Рипли Медный, делая знак давно ждущей сигнала кучке Сборщиков новостей.

Те сорвались с места дружно и слаженно, будто долго тренировались перед этим брать штурмом ложи и трибуны.

– Вот, перед вами та самая инопланетянка, вокруг которой некоторые безответственные лица подняли совершенно неуместный шум, основанный на глупых суевериях и сплетнях, – пояснил Медный. – Также хорошо будет, если вы представите гражданам нашей Планеты и помогавшую ей Сестру – Шеди Вторую из семьи Бледной; про нее говорилось, что она якобы превращена в мужчину. Покажите Шеди крупным планом… Не стесняйтесь, Сестричка, – пусть все оценят, насколько вы женственны! – смущенная Шеди при этих словах невольно попробовала закрыться, и именно этот жест послужил едва ли не главным доказательством в ее пользу. В самом деле – в каких бы недостатках ни упрекали бы ее скромную внешность, в женственности ее сложения и движений можно было не сомневаться. – Также здесь присутствует и крошка Скейлси, – продолжал Медный, – поистине межпланетный ребенок, который в скором времени станет очаровательнейшей девушкой. Скейлси, скажите что-нибудь зрителям – они хотят вас слышать.

– Скейлси, как у вас складываются отношения с матерью? – сунул ей в нос микрофон один из Сборщиков новостей. – Между вами никогда не возникало недоразумений?

– Нет, – тихо ответила Скейлси, стараясь съежиться и сделаться совсем незаметной. – Мы друг друга любим…

Рипли тихо вздохнула: она была готова провалиться сквозь землю, прежде чем очередь дойдет до нее.

– Замечательно, Скейлси! – в манере конферансье средней руки продолжал выступать Медный. – А что ты любишь?

– Ничего, – еще тише отозвалась Скейлси, принимая позу «глухой обороны».

– Ай, как нехорошо – мы смутили девочку! – демонстративно замахал щупальцами Медный. – Но, надеюсь, Скейлси простит нас… А теперь наша гостья Рипли ответит на все ваши вопросы.

– Рипли, почему вы решили прийти на помощь нашей цивилизации?

– Благодарите за это Скейлси и других честных… людей, которых всегда достаточно среди любой расы на любой из планет Вселенной.

Голос Рипли прозвучал резковато, но она и не слишком старалась оправдывать чьи-либо ожидания.

– Скажите, а как вы попали к нам?

– Это слишком долгая история, но во многом это произошло опять-таки благодаря Скейлси.

– Вы выступаете сейчас в качестве посланника своей цивилизации. О ней ходят самые разнообразные слухи. Как бы вы охарактеризовали ее сами?

Вопросы задавали разные Сборщики, но почему-то Рипли не могла избавиться от ощущения, что все они были неким единым существом, зачем-то меняющим свое обличье.

– А как бы вы охарактеризовали свою? – щеки Рипли пылали жаром, ей казалось, что от каждого нового вопроса у нее начинает подниматься температура. – Все цивилизации схожи в одном: среди их граждан обязательно найдутся и свои герои, и свои подлецы. У каждой будет свое зло и свое добро. И мы, и вы не лишены недостатков – но они при сравнении окажутся разными, и потому каждому при желании найдется, в чем упрекнуть другого, и в то же время – за что начать другого уважать. Я бы предпочла, чтобы вместо взаимных упреков между нами возникло взаимное уважение.

Странно, но в этот момент ей показалось вдруг, что это Священник тихо подсказывает ей верные слова. Рипли подумалось, что сама она подобрала бы совсем другие, а может, и ответила бы изначально по-другому.

– Вы отвечаете, как профессиональный дипломат! – подхватил очередной Сборщик. – И тем не менее вы утверждаете, что попали к нам едва ли не случайно…

– Ничто не бывает случайно в этом мире, – ответила Рипли и вновь не узнала саму себя.

Конечно… Ведь она, она сама, ждала совсем другого вопроса – подлого, на который требовалось дать соответствующий ответ. А все, что происходило сейчас, на самом деле являлось всего лишь словесной игрой, и фразы сами выскакивали с поверхности памяти, заброшенные туда, быть может, после последних разговоров с тем же Священником или с Шеди.

«Священник… Как он? Жив ли? Увижу ли я его когда-нибудь?»

– Рипли, почему вы погрустнели?

– Вы разрешаете мне не отвечать на этот вопрос? – слова действительно словно возникали сами по себе.

– Рипли, а какого вы мнения о нашем правительстве?

«Вот оно, началось!» – Рипли почувствовала, как ее сковывает нарастающее напряжение.

– Я не считаю его идеальным, но не имею права высказываться о ваших внутренних делах, – Рипли осторожно посмотрела в сторону Медного – тот явно ожидал продолжения.

«Да, – заметила Рипли про себя, – если бы настоящий посол позволил бы себе подобное заявление – оно стало бы последним для его карьеры… Неужели они не понимают, что нельзя требовать такой оценки от пришельца?» – Вы говорите вообще или имеете какие-то конкретные претензии к действиям нашего правительства?

– Как и всякое правительство, оно не гарантировано от ошибок, – на этот раз Рипли твердо ощущала, что говорит уже сама от себя, зато стал каким-то чужим голос. – И вы сами, должно быть, оценили их количество хотя бы при переговорах с Нэигвас.

Она замолчала, вновь бросая взгляд в сторону Медного.

– То есть вы хотите сказать, – в группке Сборщиков новостей ее заявление вызвало немалое оживление, – что наш Правитель не справился со своими обязанностями?

– Я хочу сказать, что это должно быть известно и вам самим, – еще резче и суше проговорила Рипли, – раз вы назначили досрочный Большой Поединок.

– А как в таких случаях поступают у вас на Земле?

– В крайних случаях Президент просто отзывается – но это происходит очень редко, когда его действия противоречат нашему Основному Закону.

«Зачем они это спрашивают?» – Рипли и в самом деле не понимала, для чего Сборщикам новостей понадобилось затрагивать эту тему.

– А если бы проводимая вашим Правителем политика привела бы к войне между цивилизациями – что бы сделали у вас?

Рипли еле сдержала усмешку. Так вот чего они добивались! Ей вспомнились представления жителей Планеты о ее соотечественниках. Похоже, они ожидали услышать, что с несправившимся политиком земляне жестоко разделываются.

– В таком случае было бы очень вероятно его отстранение.

– Без нового Поединка?

– У нас другая система: кандидаты в президенты не сражаются физически – они стараются завоевывать симпатии народа, чтобы победил набравший большее число голосов. Даже если бы такие повторные выборы были назначены – отстраненный кандидат не имел бы никаких шансов на успех. Но в подавляющем большинстве случаев подобная ситуация для Президента – конец его политической карьеры, или, если вас больше устроит такая формулировка, – его геополитическая смерть.

Рипли замолчала – она не могла не ощутить ту бурю чувств, которая обрушилась на нее с разных сторон. Что же касается Шеди и Скейлси, то обе тут же принялись закрываться.

– Поблагодарим Рипли и вернемся к более близким событиям, – снова вылез на первый план Медный. – Надеюсь, ваше любопытство удовлетворено…

– Только один вопрос! – едва ли не самый мелкий из Сборщиков новостей (он же, как показалось Рипли, отличался и самой большой подвижностью) подпрыгнул и, растолкав всех своих коллег, повис на крае ложи. – Рипли, за кого вы будете болеть во время Большого Поединка?

– За более достойного, – процедила Рипли сквозь зубы, поняв вдруг, что никакие силы не заставят ее назвать конкретное имя. Пусть толкуют ее слова, как хотят…

– Благодарим!

– Спасибо вам, Рипли!

– Удачи вам!

Гомоня на ходу, кучка Сборщиков так же быстро откатилась.

Закашляли мегафоны, проверяя свою готовность к работе. До сих пор не включавшиеся лампы присоединились к горящим.

Начавший утихать шум возвестил, что торжественный момент начала Большого Поединка приближается.

И лишь когда короткие призывные сигналы незнакомых ей музыкальных инструментов раздались над самим полем, заставляя стихнуть последние голоса, Медный наклонился к Рипли и негромко прошептал:

– Вы все сделали правильно – теперь он не может не победить! Ждите благодарности – за нас сейчас вся Планета…

Рипли только молча опустила голову.

Ей было очень стыдно…

6

К вечеру начался дождь. Вначале скромный и неловкий, он за полчаса осмелел, набрался сил и принялся поливать Норы с редкостным усердием. Довольно скоро пришлось выставить конические крышки, но специально проделанные ложбинки-водостоки наполнялись с такой быстротой, что можно было не сомневаться: пройдет еще немного времени и мутные струи доберутся до нижних проходов и коридоров.

Он пришел в себя от холода и тут же понял, что его ноги погружены в лужу, а лапы и щупальца вывернуты самым неудобным образом и стянуты где-то позади спины, по другую сторону касающегося ее столба.

«Где я? – с трудом подумал он. – И почему?» Помельчавшие с начала ливня, но все равно еще достаточно крупные капли больно били его по спине.

Рядом не было видно ни одной живой души, и лишь где-то вдалеке можно было угадать забившуюся под навес у пролома фигуру.

Укрепление… Пролом… Веревки… Изгнанник вдруг понял все. Точнее – вспомнил.

«Рваный, конечно, зверь – но это еще не причина, чтобы бунтовать, – сказал Вожак, когда Нового привели к нему на расправу. – Право же, мне жаль, что так получилось. Ты показался мне забавным хотя бы потому, что старался разговаривать с Одиноким. Но бунтовать у нас не дозволено никому. Единственное, что я могу сделать – ограничиться минимальным наказанием… сегодня. Завтра ты умрешь, но – быстро. Это я обещаю…» О том, что последовало дальше, вспоминать не хотелось. А вот об Одиноком – хотелось, и хотелось сильно, вопреки всякой логике.

Зверь, настолько слившийся с природой, настолько органично вошедший в нее, что даже его узоры сливались с цветом травы, – разве он не был прекрасен? Как вообще прекрасно все, созданное не людьми…

«Подожди, так нельзя думать. Это уже грех… Да что ты рассуждаешь о грехе, неправильное создание? Видно, и впрямь я виновен в непонимании мира, раз уже вторично выхожу бороться с его законами. А ведь все законы, складывающиеся сами по себе, – естественны, а потому – священны. Вожак, члены этой общины, выжившие в Диком лесу, в лишенном цивилизации мире, – могли ли они прийти к чему-то другому? Здесь зависимость их друг от друга настолько велика, что любое выступление против их правил и в самом деле преступно, как бы ни ужасны казались они для цивилизованной личности. Рваный – это так, неизбежные издержки… Я не знаю его, и не мне его судить… Но чего бы стоил я, если бы смолчал? Сегодня мы живем разными истинами, разными правдами, и, раз их правда позволила этой общине выжить – я со своей должен уйти. Как должен был уйти из Города… А раз мне нет места ни с теми, ни с этими, – мне остается уйти во Тьму. И все равно мне немного жаль, что убьет меня не Одинокий, а кому-то из разумных придется брать на душу такой грех…»

– Эй, Новый… – раздался чуть слышный шепот. – Ты слышишь меня? Слышишь?

Только тут бывший Священник сообразил, что давно уже слышит этот негромкий голос – но он казался ему шорохом капель, все падающих и падающих в лужи.

Он повернулся, насколько позволяли ему веревки и распухшая после «разговора» с Вожаком шея, и увидел незнакомого подростка; говоривший отличался миниатюрными размерами, а лишенная хитина кожа делала его по-детски светлым.

– Я слышу… Кто ты?

– Вы меня не помните? Я – Все Равно… Мы с вами когда-то часто спорили… и я до сих пор жалею, что вам не удалось меня кое в чем переубедить, – иначе я не был бы здесь.

– А, это ты, – всколыхнувшееся воспоминание оказалось грустным и теплым – как давно это было… И не верится, что вообще было когда-то.

Все Равно был карликом, сильно страдал из-за этого, и однажды, как случается порой с теми, кто чувствует себя обиженным судьбой, он принялся мстить за свою ущербность всем подряд. Мстить – сильно сказано; обычно его хватало только на мелкие пакости, не причинявшие большого ущерба, но сильно раздражавшие остальных: налить краски кому-то на хвост, заклеить дверь снаружи, устроить скандал в Храме… Именно во время последнего Священник попросту сгреб безобразника в охапку, утащил в свою комнату и долго беседовал с ним о вещах, вроде бы ни малейшего отношения к делу не имевших. Как ни странно, после первой же беседы карлик заметно утих, начал приходить в Храм уже сам, но плохо поддающаяся сдерживанию натура все же брала свое. Однажды Все Равно исчез, и Священнику так и не удалось ничего разузнать о его судьбе: никто из соседей не интересовался его личной жизнью, не было у него ни друзей, ни женщины – никого, кто мог бы рассказать, что с ним произошло… Священника после этого еще долго мучила совесть: ему казалось, что это он что-то не доделал, что-то недосмотрел в чужом отчаянном одиночестве, но исправить случившееся было уже поздно…

– Вы были единственным человеком, отнесшимся ко мне по-доброму. Единственным на всей Планете. Я смеялся над вами тогда, а теперь понял…

– Спасибо тебе за все, – кивнул Священник.

– Вы – благодарите меня? – поразился Все Равно. – За что?

– За эти слова и за то, что ты не пропал, за то, что у тебя что-то осталось в душе, – разве этого мало?

– Мало! – в порывистом нечетком жесте Все Равно можно было угадать затаенную обиду, адресованную скорее к самому себе. – Вы знаете, за что я здесь? Я стал убийцей. Устроил завал одному снобу, но в него попало двуногое… Как вы меня и предостерегали!

– Мне очень жаль, – негромко произнес Священник.

– А ведь двуногие никогда не делали мне ничего плохого… – поник Все Равно. – Подождите! Да что я вообще несу… Я пришел, чтобы уйти с вами.

– Туда, куда уйду я, тебе не следует торопиться…

– Да нет же… Смотрите! – в лапе Все Равно возник острый обломок камня. – Сейчас!

Он довольно ловко скользнул за спину Священника и принялся перепиливать веревки.

– Остановись! – не выдержал Священник. – Что ты делаешь? Тебе этого не простят… да они по-своему и правы…

– Тише – не то услышат, и вот тогда мы оба пропали. Я все равно уже вышел без разрешения и все равно попортил веревку – так что терять мне нечего.

– Но зачем?..

Путы слабели с каждым новым движением лап Все Равно, и вскоре Священник уже стоял на своих ногах, растопыривая для равновесия щупальца, – его шатало от слабости.

– Спрашиваете тоже! – презрительно всплеснул щупальцами Все Равно. – Я что, должен смотреть, как вас убьют?

– Но ты же, наверное, смотрел, как убивают других… – неуверенно ответил Новый.

– Смотрел… и решил, что с меня довольно! Я еще согласен работать, как Простой, – но это не значит, что у меня внутри ничего нет. Разве вы сами не учили меня, что случается только то, что должно случиться? Вот и весь разговор.

Все Равно говорил, горячо жестикулируя. Вдруг он замер и Священник почувствовал идущий от него холодок испуга.

– Что случилось?

– Ничего… Бежим отсюда, – Все Равно быстро подсунул щупальца Новому под грудь и почти потащил его в сторону, противоположную провалу. – Один в свое время сделал тут лишнюю дверь, но его застукали, когда он воровал овощи для побега. А выход я запомнил… только все решиться не мог, – лишившись возможности помогать своей речи жестами, Все Равно говорил все более эмоционально, его можно было принять за профессионального артиста.

Небольшие ноги резво шлепали по лужам. Священник наверняка не мог бы придерживаться скорости своего спутника, если бы тот время от времени не поднимал его в воздух. Несмотря на миниатюрное сложение, Все Равно не был обделен силой.

Вскоре перед ними возникла стена.

«Правильно ли я поступаю, что ухожу? Это ведь тоже противление естественным законам… – подумал на миг Священник, поворачивая отяжелевшую голову назад. – И все же я должен уйти – ради этого молодого человека. Никакой философией нельзя будет оправдаться, если я подставлю под удар его. Каждый должен быть ответствен за чувства, разбуженные в чужой душе… Даже за добрые чувства. А жизнь сама покажет, кто был прав…»