Текст книги "Странники"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

С невольным почтением оторвался Уилл от созерцания этой новой жизни Коэна и с удивлением увидел, что начало линии товарища уходит далеко за горизонт обозримой жизни. Что может быть за чертой рождения?!

По желанию Избранного краткая лента Коэна отмоталась к началу, от неё отделилась лента иного цвета, в которой Валентай с изумлением узнал жизнь Маргарет. А далее увидел, как эти две реки то расходились, то вновь переплетались. Что-то было до рождения обоих! Что-то связывало их!

Вне себя от потрясения, он велел дать расшифровку информации. И тут его глазам предстало зримое, объёмное изображение. Оно двигалось рывками, предоставляя для обозрения фрагменты – и это была жизнь Коэна до того, как он родился!

Иссушенное голодом лицо старика, безучастно глядящего сквозь металлическую сетку. На голове плоская шапочка, на ветхой полосатой робе жёлтый знак – jude. Освенцим! – мгновенно подсказала Валентаю память. Да, он видел обесцвеченные чёрно-белые фотографии в материалах по Нюрнбергскому процессу, когда готовил в школе реферат по истории. Да, он помнит эту ставшую классической фотографию! Эти застывшие в тоске глаза! Но память додонской библиотеки была иной – здесь Коэн жил. Он был там, в конце своей жизни, под безразличными дулами автоматов, на пороге ухода. Он уносил с собой память о своих умерших детях, расстрелянной жене Софии. Вглядевшись в хранилище памяти о ней, Валентай увидел тонкий ручеёк, ведущий к нити Маргарет. Маргарет была его женой! Погибшей при арестах Софией!

Потрясённый Валентай отматывает дальше в прошлое нить жизни Коэна, потому что она не обрывается – было что-то там ранее! Тонкая нить снова расширяется и превращается в неровную ленту. И вот по желанию его встает перед глазами ясная картина – он словно сам участник событий, словно стоит посреди той пыльной улицы, где меж древних стен несутся на него конные воины в белых балахонах с красным крестом поверх лат – крестоносцы. Впереди отряда рыцарь. Он отдает распоряжения, взмахивая мечом, и отряд рассеивается среди домов. Воины вышибают двери, врываются в дома, начинается крик, плач и хохот. Предводитель спешивается и ногой в обуви со стальной оплёткой по носу легко вышибает дверь.

В доме относительный порядок – кажется, сюда ещё не заглянули грабители. Выставлены перед входной дверью сокровища хозяина – сумка с золотыми монетами, дорогая посуда, драгоценные ткани и много чего другого. Но добыча не привлекает рыцаря, он с усмешкой обходит гору добра, наивно выставленного на вид в надежде, что грабитель увлечётся им.

Внимание крестоносца привлекает группа в глубине комнаты. Взгляд его, а следом взгляд и Валентая, падает на детские тела, неподвижно лежащие на коврах. Спокойные, отрешённые лица, и только бледность и следы крови говорят о том, что они не спят, а мертвы. Потрясённый Валентай видит, как крестоносец перешагивает через тела детей, как через поленья, и подходит к мужчине и женщине. Она стоит спокойно впереди своего мужа, как будто загораживает его. Распущенные волосы змеятся чёрными потоками поверх одежды. Глаза неподвижны. Она как будто ждёт.

– Elle mienne! – говорит рыцарь, скидывая шлем, и протягивает руку к женщине.

В следующий миг глаза её закатываются, и кровь стекает по одежде. Тело безвольно падает, и хозяин дома остается один на один с незваным гостем. Глаза глядят в упор, в руке – окровавленный кинжал.

– Ло, – кратко ответил мужчина, в котором Валентай с ужасом узнал Айрона. А в следующий миг бешеный удар саблей разрубил его наискось – от плеча до бедра, и молодой иудей упал на тело своей жены. Кровь алой лужей растеклась по коврам, смешалась с кровью женщины и потекла под детские тела.

– Des lignes, le diable! – энергично выругался рыцарь, – Le porc judaОque!

За миг до того, как оборвалось видение, Валентай успел взглянуть в его лицо, попавшее в свет – черноглазый, смуглый, как сарацин, бородка клинышком.

– Рушер! – восклицает Уилл.

То-то смутно показалось ему, что лицо мужчины, убившего свою жену, чтобы она не досталась насильнику, ему знакомо. Да, эти тонкие черты принадлежали Коэну – таким он был в те далёкие времена средневековых изуверств. Тогда жена его... да, нити подтвердили – их судьбы в этом воплощении переплелись. Это была Маргарет.

Ещё не раз он видел их вдвоем, когда проследил течение этих двух потоков – широких во время воплощения в иную жизнь, и тонких, нитевидных, между воплощениями. Как ни пытался прикоснуться к этим тонким связям Валентай, ничего не получалось – они ускользали от него. Были краткие воплощения Айрона без Маргарет, и Маргарет без Айрона – всегда неудачные, рано обрывающиеся смертью в детстве. Были вполне благополучные, долгие жизни. Иногда один уходил раньше, иногда другой. И вот широкая, полноцветная полоса жизни, долгие ленты благополучия, пересекающиеся в одной лишь точке – прежде, чем разойтись далеко.

В этом красивом, царственном лице узнавался Коэн. Стоял он на башне прекрасного дворца и смотрел, как уходит пышный караван, среди которого пряталась жемчужина Востока – царица Савская. Вот что пережил в своём волшебном сне Аарон – собственную жизнь, самый яркий её миг, встречу со своей вечной возлюбленной, Маргарет. Вот почему они оба этого захотели – потому что оба были там – в древней Иудее.

С колотящимся сердцем Валентай опустился на услужливо подставленное дворцом кресло. Вот что он узнал в библиотеке, навеки сохранившей все тайны каждого живущего во Вселенной! Любого обитателя любого мира! Он видел, что река жизни Коэна простиралась и дальше, уходя в невообразимую даль прошлого! Ещё много-много воплощений! Бессмертная душа! Нескончаемый путь в пространстве-времени! Уилл видел, ощущал бесчисленное множество таких нитей – они хранились в этом хранилище вечности! – они ждали его, и к любой из них он мог прикоснуться, открывая тайну жизни каждого жившего на Земле во все времена!

Хранилище могло открыть перед ним тайны гибели динозавров, посещения пришельцев, нарисовать картину эволюции человечества, увидеть все этапы экспериментов Варсуйя по выведению человеческого вида. Он понимал, что может даже открыть тайну происхождения додонов, только для этого надо знать, где искать. История Земли открылась потому, что он сам землянин – подобное притягивается подобным. А если все они таковы? Если нет и не было на Земле бесчисленного множества людей, а только воплощения одних и тех же? Одни и те же переходят из состояния в состояние, выныривают из небытия, из хранилищ душ, чтобы встречаться, любить, ненавидеть и убивать.

И Рушер! Он был там! Он тоже воплощался! Он убивал Коэна много раз! Всё повторялось. Тогда где-то есть информация о воплощениях и Валентая! Он не родился ниоткуда и не уйдёт в никуда – он жил задолго до того, как стал Уиллом. И неужели его жизнь так же пересекалась с воплощением Рушера? Где начало?

С сомнением и страхом он приступил к исследованию своего существования. И ничего особенного – простые, ничем не примечательные люди. Где-то богатые, где-то скромные. Ни одного исторически известного лица. Несколько раз Уилл с удивлением узнавал, что был собственным предком. Вместе со своими воплощениями, отматывая ленту жизни назад, он обживал Америку, пережил голод и чуму в Европе, был варваром, разрушившим с ордами себе подобных Рим, воплощался во времена шумеров, пережил долгий период дикости и отсталости. Погиб при наводнении во время распада некоей цивилизации. Много раз был пахарем. И вот однажды очутился под стенами Стамуэна – цветущего в то время города. Многое изменилось тут с тех пор, когда он побывал в гостях у Варсуйя вместе с Джедом.

Прежде всего, местность была не та – исчезли великолепные сады, окружающие город. Изменился рельеф, пропала прежняя пышная растительность. Теперь это была саванна, но цветущая и богатая. Вместо мощных деревьев юрского периода раскиданы среди безлесых пространств рощи и мелкие заросли привычных взгляду видов. Динозавров не было, но водилось много теплокровных. Стада антилоп, слонов, жирафов. Много птиц среди озёр и рек. На всем этом пространстве Уилл искал себя. И нашёл.

Был он молод и дик – первобытный охотник с каменным топором. Была у него тростниковая хижина, была жена. Жил он в племени охотников и скотоводов, таких же светловолосых, как он сам. Выделялся Уилл из всех своих соплеменников своей особенностью – развитым состоянием сознания в то время как все прочие были довольно примитивны. Это и делало его вождём.

Навыки ремесла, несмотря на убогий быт, были присущи этому аватару Валентая – всё у него получалось легко и просто. Как-то он сообразил приручать диких коз, придумал способ выделки шкур, изобрёл сыроделание, научил женщин прясть шерсть и делать грубые материи. Он сообразил, как добывать огонь, построил загоны для скота и сделал многое другое, на что у первобытных народов должны уходить многие тысячелетия приобретения опыта. Что-то было тут не так.

Но соплеменники его были удивительно тупы, и всё доходило до них с трудом. Валентай был одинок в этом примитивном стаде. Даже жена его, красивая с точки зрения дикаря, была просто едва говорящим животным. И вот однажды он собрался в путь, чтобы принести жертву богам, живущим в таинственно-чудесном месте, где не надо было добывать пищу тяжёлым трудом, где всё росло само собой. Он помнил этот райский сад и знал, что этих богов зовут додоны.

И вот, придя на место, он развёл среди камней костёр и зажарил мясо, чтобы пригласить богов к трапезе. Он сам выбрал самого лучшего козлёнка из своего стада и принёс издалека сухие ветки. Когда мясо было готово и истекало нежным соком, из-за деревьев сада вышел бессмертный. Он присел к костру и принял в руки доброе угощение – это говорит о том, что бог готов слушать и помочь Валентаю.

– Что ты хочешь опять? – спросил бог, насытившись и вытирая пальцы.

– Я хочу знать, что будет со мной дальше, – услышал Уилл свой голос, – Когда я приобщусь к богам?

– Варсуйя говорит, что тебе надо размножаться, – ответил бог, – Чем больше племя, тем больше вариантов опять.

– Когда они построят цивилизацию? – нетерпеливо заговорил дикарь. – Сколько времени пройдёт до той поры, когда они обретут хотя бы разум?

– Не знаю, что тебе сказать, – покачал головой додон, – Ты знал, на что идёшь. Если бы мы могли, как раньше, сразу и целиком создавать разумные расы, с заданными свойствами. Но ты ведь знаешь, как мало у нас осталось Сил. Потерпи, пожалуйста, опять. Жизнь в этом теле недолга, ты вернёшься.

– Да, я понимаю, – внезапно успокоился Уилл, – Но так мы ничего не достигнем ещё миллионы и миллионы лет.

"Почему он всё время говорит это "опять"? – подумал удивлённый Валентай.

– Ну ладно, – мирно отвечал дикарь, – мои вам переправят мясо. Это хорошее мясо.

– Только сразу много не забивайте, – попросил Бог, – не забывай, нам негде его хранить.

– Надо что-то придумать, – озабоченно пробормотал дикарь.

Собеседники поднялись, разворошили палкой угли, закопали кости козлёнка и мирно распрощались. Додон уже собрался уходить, как вдруг из леса появился ещё один человек – черноволосый, черноглазый и смуглый. Он принёс с собой корзину плодов. Острым глазом он глянул на додона и тут же предложил ему свои дары:

– Прими, повелитель, от наших трудов и позволь моему племени жить на твоей земле.

Повелитель мельком глянул в корзину и раздражённо ответил:

– Прекрати! Я прекрасно знаю, что ты надрал эти плоды в садах додонов и мне же нагло их предлагаешь! Ты увел свое племя с территории питомника и предпочёл бесконтрольное спаривание среди отбросов эксперимента! Ты засорил генетику своей группы посторонним материалом! Уйди, тебе не позволят снова влиться в процесс!

– Понятно, нам нужны блондинчики! – злобно оскалился черноволосый. – Расово чистая группа! Но опять верно сказал: нужно делиться!

– Размножаться! – высокомерно поправил его додон. – Это сказала Варсуйя.

– Размножаться, – охотно согласился черноволосый.

Он расшвырял ногой остывшие угли костерка.

– Козлёнка ели, – заметил он, – тоже мне, благородные дикари! А моим мяса тоже хочется!

– Твои – каннибалы! – резко ответил додон, – Испоганил генетику, мерзавец!

– Что делать?! – злобно скривился черноволосый. – Протеин способствует развитию мозга!

– У твоих всё развитие направлено на насыщение инстинктов! Еда и секс – больше ничего! Убирайся, ты ничего не получишь!

– Ты же знаешь, саванна год от года уступает нашествию песков, – весь подобравшись, заговорил черноволосый. – Наступает дурное время. Голодное время, так скажем. Я понимаю, почему вы не хотите допустить моё племя в ваш эдемский сад – вы сами едва кормитесь от ваших светлокожих дикарей. Они выращивают для вас мясо, а мои будут возделывать плоды земли. Прежние-то виды вымерли – не выдержали конкуренции с местной растительностью: искусственная, жизнь. Я с трудом набрал в корзину всякой дряни в ваших садах. Привыкли жить на готовеньком, додоны! Говорю тебе, пусти меня в процесс! Мои питекантропы куда лучше приспособлены, нежели ваши кроманьонцы!

– Уходи, Кейн, – теряя терпение, ответил додон. – Не искушай меня уничтожить тебя и твое племя выродков. Они животные и ни в чем не виноваты, но ты... Где бы ты ни появился, твое присутствие означает лишь одно – войну. Ты проклятие наше, позор и бедствие.

С этими словами он скрылся в зарослях.

– Проклятие ваше, говоришь? – мрачно заметил Кейн. – Да, верно, но не я довёл вас до бедственного состояния, а как раз ваш драгоценный Искатель. Не надо врать, мой дорогой собрат: не Избранного вы выращиваете в этом закрытом питомнике, а стадо жертвенных животных.

Проговорив всё это, он обернулся, посмотрел по сторонам. Потом достал из очага один крупный камень и легко помчался прочь.

– Эй, Авель! – крикнул он, догоняя неторопливо идущего светловолосого человека, одетого в хитон из грубо сделанного холста. Тот едва обернулся, как в следующий миг удар в голову свалил его.

– Т-ты... – только и сумел выдавить умирающий, глядя на своего убийцу сквозь кровь, текущую из раскроенного лба.

– Да, я! – весело скалясь, сообщил Кейн. Потом он отскочил, как хищный зверь, свистнул, и из зарослей полезли косматые, косолапо ходящие подобия человека. Самцы с рычанием набросились на ещё живого человека и принялись с сопением терзать его острыми резцами, а самки скулили рядом.

– Ну ладно, нажрались? – с участием спросил их Кейн. – Теперь пошли в стойбище. Есть дельце.

Наверно, он имел среди этого неразумного сброда свой авторитет, потому что самцы оторвались от пиршества, оставив самкам немало обрывков мяса на костях, и поплелись следом за своим предводителем, ничуть на них не похожим.

В стойбище их никто не ждал – все светлокожие занимались своими обычными делами – нянчили детей, выделывали кожи, стругали кремниевыми ножами палки, делали оружие.

Нападение из леса было мгновенным. Мощные неандертальцы, вооружённые дубинами, с одного удара сносили головы менее сильным кроманьонцам-мужчинам, а женщин просто хватали и тут же насиловали. Всего за полчаса был выбит весь мужской контингент, включая мальчиков-младенцев. А дальше косматые пришельцы занялись пиршеством – прямо посреди трупов. Первым делом они жадно поедали мозг убитых.

Далее Валентай, оцепенело наблюдающий всю историю, произошедшую в тот трагический для человечества день, видел, как пришли додоны и каким-то оружием легко перебили всех неандертальцев – включая женщин и детей. Истерзанное племя светловолосых было избавлено от кошмара. С почестям похоронили останки Авеля. Вскоре беда забылась, народилось новое поколение, несущее в себе черты регрессии – это были последствия вливания в племя чужой крови. Но это же вливание сообщило потомкам двух племён более сильные свойства выживания – за счёт врождённой агрессии неандертальцев. Это были юные дни человечества, искусственно созданного пришельцами-додонами в своих целях и получившего неожиданную свободу, благодаря вмешательству Кейна. Кто был такой Кейн – этого Уилл узнать не смог, потому что информация оказалась закрытой, и он не знал, как подобрать к ней ключ. Зато увидел кое-что ещё, после чего забыл о Кейне.

Линия жизни Валентая или того, кто был им в вечности, не прерывалась. Она отделялась от жизни Авеля едва заметным волоском-перешейком и практически являла одно целое. Перейдя через этот хрупкий мостик, Уилл увидел, кем он был до того, как стал землянином. Чёрное лицо додона и характерно удлинённые черты звёздного племени.

– Я был додоном!

Глава 6

Вихрь мыслей, обрывки догадок. Какова же настоящая правда о землянах?! Они потомки звёздного племени! В них влиты души додонов! Неужели древние поверия правы, и человек действительно имеет бессмертную душу?! И эта душа кочует во времени, воплощаясь в новое тело?! Неужели именно это хотел сказать Уиллу Рушер? Но зачем? С какой целью?

Возбужденное состояние Валентая тут же улеглось, как только он вспомнил о враге, его и его друзей враге. Рушер – чего он ищет? Всё, что он делает, направлено единственно к его пользе. Значит, надо было ему, чтобы Валентай узнал эту потрясающую правду. Только он, остальным – нет. Именно сейчас, когда все остальные проиграли и находятся в изоляции, Рушер обратился к Уиллу и предложил ему сделать то, до чего сам Валентай ни в жизнь не догадался. Только Избранный и Избранный. Что же между ними общего?

Неожиданно до Уилла вдруг дошло, что значило это "опять". "Опять" на иврите звучит как "аваль"! Близко к "Авель". Тот, кого убил тот черноволосый, так похожий на Рушера, назывался Кейн – это Каин! А Уилл был Авелем. Это известная всему миру библейская история про самое первое убийство в истории человечества, и герои его они – Уилл и Рушер! Да, он, Уилл, или Авель, каким-то образом, согласно плана Варсуйя, вселился своей бессмертной душой в тело молодого аборигена, искусственно выведенного человека. Об этом им говорила додонка – сращении генома додонов и одного местного вида обезьян.

Память Валентая открывалась быстро, словно прорвало какие-то шлюзы, дотоле закрытые. События времён настолько давних, что человеческая история не сохранила о них никакого следа, всплывали в сознании, словно только и ждали призыва. Он проникался своими воплощениями, словно встречался с давно забытыми друзьями. Но все эти бледные тени его не интересовали. Да, теперь он снова полон, к нему вернулась вся его душа – как будто проснулась после долгого, больного сна. И весь отрезок разбитого существования длиной в жизнь человечества, сотни тысяч лет, был лишь пустыней, в которой он потерял себя и много-много тысячелетий бродил по ней впотьмах. Но тот, кто был прежде Авеля – не просто додон, но кто-то. И Каин-Рушер – кто он? Откуда? Он тоже прожил множество жизней, всякий раз воплощаясь в очередного мерзавца – это ясно показывала нить его жизни. Додонская библиотека памяти работала прекрасно, и всё в ней было доступно Валентаю – всё, кроме самого главного. Что общего между ними – двумя Избранными?

Догадка так и просилась в рассудок, но всякий раз ускользала, стоило только сосредоточиться на ней. Что-то не пускало Уилла, как он ни пытался обратиться к Силе – она не давала ответа.

"Может быть, я не хочу знать ответ? Может быть, он настолько ужасен, что мой рассудок предпочитает избегать этой правды? Тогда понятно, почему Сила не повинуется мне – она чувствует, что я не готов принять такую правду".

***

Отвечая на желание Хозяина, всевидящее зеркало в центре Главного зала просветлело, и в круге явилась уже знакомая картина. Рушер находился там же, где нашелся в первый раз – на той странной планете с враждебной средой, в холодном мраке не видящего солнца мира, среди антрацитово-чёрных скал и похожего на битум моря.

Рушер стоял в окружении своих Синкретов, в напряжённой позе, словно спорил с ними. В следующий момент он поднял голову и безошибочно отыскал направление, с которого увидел его Валентай.

– Я знал, что ты свяжешься со мной, – сказал он так, словно ждал этого. Валентаю стало неприятно, что враг так легко просчитал его действия.

– Теперь ты знаешь, Валентай, кто мы с тобой такие, – уверенно констатировал Рушер, не обращая внимания на молчание Уилла.

Бывший Владыка стоял на чёрном песке, уперев руки в бока, освещаемый лишь блеском звёзд, среди своих четырёх монстров – выражение его лица всё то же непроницаемое, но странное волнение почудилось Валентаю в этих жёстких чертах. Плохое освещение скрывало в тени глаза Рушера, и Валентай приблизил изображение – так что лицо Калвина заняло весь круг озера. Тогда стали видны его горящие сухим блеском глаза – Рушер был в напряжении, и причина его, как догадывался Валентай, находилась рядом. Тогда, не говоря ни слова, Уилл последовательно оглядел всех четверых Сикретов – что-то происходило между ними и Владыкой.

Понять выражение «лица» Ахаллора было сложно – химера она и есть химера. Кошмарная морда Муаренса, похожего на дракона, говорила ещё меньше. В глазах Фортисса Уиллу почудилась печаль. Изумление вызвал лишь Стиассар – большой орёл с человеческой головой, покрытой глянцевитыми чёрными перьями. На его лице, демонски-прекрасном и обычно бесстрастном, мелькнуло странное выражение – как будто Синкрет не успел стереть его прежде, чем невидимый наблюдатель обратил на него внимание. Наверно, спутник Рушера не ожидал, что враг его Владыки вместо того, чтобы беседовать с ним, будет рассматривать его Синкретов. Уилл и сам не собирался этого делать, да так уж получилось.

Глаза Стиассара сверкали бешенством, а губы презрительно кривились. Взгляд его был прикован к Владыке. Что-то произошло между ними до того момента, как Валентай начал искать связи, и теперь вся пятерка пыталась скрыть настроение от тяжелого разговора. Что за разногласия?

Да, это было странно, но он не за тем обратился к своему врагу.

– Рушер, кем был ты до того, как стал Каином? – сразу в лоб спросил его Уилл.

– А ты не догадываешься? – усмехнулся тот.

– Прекрати. Не надо играть. Тебе что-то нужно от меня, и я хочу знать правду.

– Хотел бы знать, так знал бы, – холодно ответил Рушер. – Но тут нет никакой загадки. Я был до того додоном, как и ты. Такая же бессмертная душа. Я тоже участвовал в эксперименте по созданию человечества, правда, против воли Варсуйя. Это была моя диверсия. Я вообще всё время был подонком. Это моё призвание. Можно сказать, моя карма.

– Значит, мы оба были додонами, – сосредоточенно подытожил Уилл, пытаясь себе представить, каково это было сосуществовать миллионы лет рядом с таким ублюдком, как Рушер. Он так спокойно признался в том, что всегда (всегда!) был подонком. Он был додоном-подонком. Что-то новое, трудно себе представить додона-подонка. Мразь, вооружённая мощнейшим оружием – Живой Энергией. Как там сказал тот "бог", которому Авель принёс козлёнка – якобы в жертву? Тот сказал Кейну: ты проклятие наше, позор и бедствие. О чем умолчала Варсуйя? Что скрыл Пространственник? Или тайны додонов касаются лишь их одних? Ах, нет! Валентай ведь тоже был додоном!

– Да, мы оба были додонами, – почему-то презрительно ответил Калвин. – Невелика тайна. Ты дальше-то смотрел?

Нет, дальше Валентай не смотрел. Его настолько поразил тот факт, что он, как и Рушер, некогда был додоном, что большее пока ему и не требовалось. Ну да, он был додоном – пока ещё смутные воспоминания из той жизни. Где-то в глубинах Вселенной, в неведомых физических полях содержится вся его память – давно никто не заглядывал в этот уголок библиотеки. Но хозяин вернулся, и теперь эти законсервированные воспоминания снова оживут. Он вернётся к себе, как вернулся Альваар. Забвения не существует.

– Знаешь, кто такой Избранный? – спросил Рушер.

– Тот, кто видит во сне волшебный дворец, – машинально ответил Уилл, отвлекаясь от своих мыслей.

– Верно. А почему? Почему он видит во сне дворец?

Какое это имеет значение? Возможно, потому, что во все времена Избранные несли в себе ген Пространственника. Так во всяком случае сказал он сам много лет назад, на Рушаре. Нечто подобное сказала и Варсуйя.

– Значит, в тебе тоже ген Пространственника?.. – немного растерянно спросил Уилл.

– Ну да, – чуть издевательски кивнул Рушер, и глаза его, глаза убийцы, мрачно смеялись. – Я тоже видел во сне дворец. Я помню его. Он всегда не любил меня – точно так же, как в те годы, что я был Владыкой на Рушаре. А вот тебя он сразу признал хозяином, только я тогда не знал – почему.

– И почему? – невольно удивился Валентай.

– Потому что мы были братья, идиот! – крикнул Рушер. – Пространственник наш отец, а Варсуйя – мать! Вот что общего между нами!

Уилл очнулся, сидя в удобном кресле, которое с молчаливой заботой подставил ему дворец. Размышления поглотили его, и Валентай не знал, сколько времени просидел так. Не того он ожидал от Поединка. Думал, будет сражаться с Рушером, а вместо этого какие-то разговоры. Враг как будто избегал схватки. Но озадачил крепко. А главное, всё в его словах как будто было правдой. Не натолкни он Валентая на эти сведения, тот ни в жизнь не догадался бы их спрашивать у Силы. И было это весьма досадно. То есть у Рушера память пробудилась сама собой, а Уилла потребовалось всё время подталкивать.

Он поймал себя на том, что тихонько пощипывает короткую бородку – когда она успела так укоротиться? Раньше Валентай щеголял растрепанной квакерской бородищей, а теперь щегольски подстрижен. И одежда на нём другая – элегантнее, хотя и не похожа на додонскую. Это дворец воспользовался задумчивостью хозяина и приукрасил его на свой лад. Да, это волшебное жилище действительно его любило. Неужели Уилл был сыном Пространственника?

Вспомнился ему безмолвный разговор на Рушаре, когда Искателя высвободили из заточения в подпространстве. Да, в этом мысленном диалоге Уиллу почудились в речи додона странные нотки – как будто тот говорил с кем-то дорогим ему, чьим мнением о себе он дорожил. И вспомнилась та странность в словах додона, когда тот перед всем собранием Героев Рушары как будто защищал Рушера, спрашивая, в чем обвиняют его. Для всех виновность Тирана была очевидна, но Пространственник всё представил иначе. Они были его сыновьями? Господи, невозможно поверить! Это не может быть правдой. На каком основании Рушер сделал такой вывод? Вот в этом он соврал. Возможно, вся предыдущая правда была нужна, чтобы впарить Валентаю эту ложь. Чёрт, он чуть было не поверил!

– ...многое я упустил за эти годы! – с чувством проговорил Альваар, в компании Фальконе заходя в зал. Оба выглядели чрезвычайно оживлёнными, о чем-то увлечённо беседуя. Кажется, эта пара обследовала дворец на предмет всяческих чудес и осталась экскурсией довольна.

– Ну, я насмотрелся! – тут же с жаром поведал Джед, подтверждая догадку друга. – Тут такое понапрятано! Вот Альваар говорит, что оно тут было всегда, просто надо знать, что искать и как спрашивать! Представляешь, знать бы нам об этом на Рушаре!

– И немалая часть этих экспонатов была добыта при моём содействии! – похвастался волшебник.

Уилл поймал себя на мысли, что по-прежнему порой про себя называет Альваара волшебником. Хотя, какой он волшебник! Это тогда, во время невозможного своего путешествия в прошлое друг Пространственника казался им волшебником – ведь у него были такие удивительные вещи! А теперь они знают, что все свои "чудеса" тот делал при помощи доверенной ему Живой Силы.

– Да?.. – Уилл улыбался товарищам, нисколько не вникая в то, что они говорили – его занимали вещи более грандиозные.

Те моментально плюхнулись в кресла, возникшие из воздуха – это дворец торопился обслужить друзей своего Хозяина. Кто ж ему Хозяин – Уилл или Пространственник?

– А ты чего такой? – спросил Фальконе, с предвкушением потирая ладони при виде столика с угощением – дворец почувствовал его аппетит.

– Давайте сменим обстановку! – предложил Альваар, явно стремясь продемонстрировать возможности дворца, а заодно ввести его нового Хозяина в курс управления своим имением.

– Случайный выбор! – воскликнул он в гулкое пространство зала, и тотчас вокруг заколебались тени. Быстро вырастали из пола странные прозрачные стволы, переплетаясь и возносясь к высокому потолку. Прозрачный купол оплели гибкие хрустальные лианы, по сосудам которых, пульсируя, бежал светящийся сок. Распустились диковинные листья. Развернулись сияющие бутоны – фантастический лес расцвёл вокруг троих сидящих в креслах. Под ногами тихо звенели гроздья крохотных колокольчиков, с потолка тихо струились невесомые нити, а сквозь лиственные узоры таинственно мерцали звёзды.

– Главный зал когда пустой, ужасно скучен, – заметил Альваар.

– Это проекция? – восхищённо спросил Фальконе.

– Ну что ты, это настоящий лес с планеты Хрусталь! Ты можешь пройти сквозь эту чащу и двигаться сколько тебе угодно, и пейзаж будет раскрываться перед тобой – это будет настоящий пейзаж планеты! Ты можешь гулять по ней и совершать долгое путешествие, а между тем не выйдешь на пределы зала! Вот чем отличается пространство главного зала от любого другого помещения – оно есть пространственный узел, связывающий миры!

– А если планета будет с враждебной средой? – ошарашено спросил Джед.

– Тому, кто владеет Силой, это нипочем, – гордо отвечал волшебник.

– Скажи, Альваар, у Пространственника были сыновья? – внезапно спросил Уилл.

– Ну да, – немного озадаченно ответил друг Искателя, – только это неважно...

– А сколько у него вообще было сыновей? – продолжил Уилл.

– Ну... раньше – не знаю, а при мне было двое. Правда, видел я их редко – они всё время проводили в путешествиях. Но какое это имеет значение? Это вообще неважно!

– А как звали их? – настаивал Валентай.

– Один носил имя Авелий, а другой – Кийан.

– Я как-то не думал раньше, – подал голос Фальконе, до этого момента изумлённо слушающий, – а разве у додонов были дети? Всё же бессмертные. У бессмертных бывают дети?

– Конечно, – не переставая чему-то удивляться, ответил Альваар. – Правда, они редко рождали детей. За то время, что я помню Пространственника и Варсуйя, у них были только эти двое, да и то к тому времени уже взрослые. Оба они были Искателями, то есть создавали миры.

– Ты их помнишь? – мгновенно спросил Уилл, жадно слушая спутника великого Искателя. Как странно знать, что спутник великого додона когда-то был знаком с Валентаем-додоном! Что он может сказать о нём?

– Я их видел, – ответил тот, заканчивая с блюдом, – Редко, правда. С Авелием мы дружили, а Кийан был странным. Что-то у них было не так с этим сыном. Но я никогда не спрашивал – семейные дела всё же.

– И что с ними стало дальше? – поинтересовался Джед, перебивая вопрос, готовый сорваться с губ Валентая.