Текст книги "Странники"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Что с озером? – спросил фантом Уилла, появляясь рядом с Рушером.

– А что с ним? – удивился тот.

– Мне видно через портал на его поверхности радужные разводы, как будто от бензина. Очередные пришельцы разлили топливо?

– А, это... – Рушер помрачнел. – Нет, это я случайно потерял один агрегат.

– Зачем тебе бензин?

– Да так, неважно... Давай, двигай за мной. Я покажу тебе место, где хранился Артефакт.

Взлетев над землёй, Калвин решительно двинул в горы. Но Уилл не спешил за ним. Око портала нырнуло в озеро и быстро отыскало возле берега то, что скрывал Калвин. Это были какие-то нелепые обломки – разбитая корзина, остатки горелой ткани красного цвета, непонятный котёл очень старинного вида, перепутанные верёвки. Какую-то тайну прятал тут Рушер.

Уилл догнал его уже на подлёте к пещере – Калвин снижался, и сверху хорошо были видны очертания странного входа в пещеру. Как будто расплавленная порода, похоже на склеенный рот чудовища, утонувшего в каменной породе и застывшего в последнем судорожном вздохе.

– Иди за мной, – сказал Калвин у входа.

Вдвоем они углублялись в длинную пещеру, поросшую, как древними корнями, мощными столбами сталактитов и сталагмитов – на самом деле это были не они, а потёки расплавленной очень давно базальтовой породы. Два человека не перешагивали через неровные каменные горки по всему полу, а просто плавно скользили меж колонн и свисающих с потолков навечно застывших в неподвижности лавовых натёков.

Валентай взял в сторону и подлетел к стене, где виднелись у потолка чёрные обломки странно правильной формы – окружности.

– Не отвлекайся, – бросил ему Рушер. – Увидишь целые – там, дальше.

Уилл молча прибавил скорости и пролетел следом за Рушером в высокую пещеру правильной формы: полуцилиндр, лежащий на боку.

– Ничего не напоминает? – спросил Калвин.

Напоминало даже очень – и размер, и форма. Передний край полости в горе слегка оплавлен, провис, а вот дальний – тот был безупречен.

– Ну, так что? – снова задал вопрос Рушер.

Уилл вместо ответа приблизился к стене и провел ладонью по поверхности камня – гладкая стена была слегка процарапана, как будто по ней чем-то плотно проскребли – во всю высоту.

Не дождавшись ответа, Рушер двинул дальше.

Как было обещано, за торцом базальтовой пещеры объявилось нечто нежданное, но вполне знакомое. Вдоль короткого тупикового коридора стояли вдоль обеих боковых стен высокие колонны черного цвета. Они слабо отражали свет и выглядели объемными, но вот то, что было за этими колоннами, уже не походило на материальную субстанцию – это была та беспросветная ледяная чернота, какая была в пещере Артефакта на Земле. В этой части пещеры ощущался холод – им ровно тянуло из-за колонн, но это не мешало распространению в воздухе какого-то скверного запаха. Тления, что ли?

Пока Уилл оглядывался, Рушер отошёл в сторонку и пинком послал меж двух колонн что-то странное. Абсолютная темнота безмолвно поглотила подарок, а Валентай не успел разглядеть, что именно уничтожил Рушер.

Пещера – такая же, как на Земле, только покинутая своим таинственным Артефактом. Что знает об этом Рушер? Вопросов имелось много, но Уилл не спешил их задавать – слишком хорошо он знал своего врага. Рушер ничего не делает просто так: каждый шаг его просчитан, и за каждую подачку он требует уступки.

Итак, он нашёл старый город додонов, отрыл древнюю пещеру Артефакта. Впечатляет, но что с того?

Словно в ответ на этот безмолвный вопрос, Рушер поплыл на выход, а следом и Уилл. Они выбрались наружу и поднялись повыше.

– Сейчас доберёмся до одного места, – пообещал Рушер. – Это пустыня, нулевой процент влажности – идеальное место для захоронения останков. Они лежали в песке миллионы лет, время высушило их и превратило в камень. Но когда-то там жили разумные существа, почти люди. Ты увидишь.

Красные горы внизу сменились долинами, пересечёнными сухими руслами давно иссякших рек, потом миновало плоскогорье, покрытое чахлой растительностью, промелькнули солончаки, и постепенно всё видимое пространство заняла однообразная пустыня. Бесконечные барханы без клочка зелени, без пучка высохшей травы. От горизонта до горизонта.

– Где хочешь опуститься? – бесстрастно спросил Рушер.

Валентай хотел ответить, что нигде – его совершенно не привлекал этот мёртвый пейзаж.

– Чтобы ты потом не говорил мне, что я специально подвёл тебя к нужной точке, – пояснил Калвин.

Вместо ответа Уилл сделал широкий круг над местностью – радиусом в несколько сот километров. Это ему было не сложно, ведь летел не он сам, а всего лишь видимость, фантом. Но Рушеру, летящему следом, это было совершенно безразлично – он передвигался так же легко, как будто тоже был виртуальным образом.

Впадина меж двух барханов ничем не отличалась от всех прочих. Солнце, очень похожее на земное, висело в зените, но иссушающий жар пустыни не доставал двоих путешественников. То ли дело в те давние дни, когда два друга решились на смертельный переход через Сахару – пешком и практически без воды.

Рушер плотно встал ногами на дно впадины, и его подошвы тут же слегка погрузились в сухой песок – белый, мелкий, сыпучий.

Уилл огляделся, и мурашки невольно побежали по его спине. Сам он находился в своем дворце и стоял перед озером, но чувствовал всё так, словно находился там, на далёкой планете, где некогда был город Джублаит, звёздная гостиница додонов.

– Когда-то здесь был рай, – мечтательно произнёс Рушер, оглядываясь по сторонам.

– Когда-то и Сахара была раем, – насмешливо напомнил Валентай. Кому, как не ему знать это – он был там.

– Давай копать здесь, – ответил неприятель и указал себе под ноги. – Ты сам выбрал место. Проверь тут своей Силой – она скажет, не подвергалось ли место воздействию.

Валентай удивился: он бы не догадался так поступить. В самом деле, Рушер ведь великий обманщик – мастер подлога, мистификации, авантюры.

– Может, скинемся? – с улыбочкой предложил тот. – Не одному мне Силу тратить.

– Ты предложил, – с улыбочкой же парировал Уилл.

Враг кивнул, как будто ничего другого и не ожидал. Он ничего не сделал, но из-под ног его с лёгким свистом взлетел песок и понёсся по воздуху поверх бархана. Лёгкая струя уплотнилась, превратилась в ленту и непрерывным потоком начала утекать прочь, освобождая дно впадины. Через минуту поток превратился в смерч, носящийся по кругу. Он быстро расчистил во впадине площадку и начал равномерно углублять её. Тут с барханов двинулись тяжёлые языки песка и моментально засыпали широкую яму. Но оба путешественника легко взмыли в воздух и продолжали наблюдение сверху.

Смерч загудел, расширился и поглотил миллионы тонн песка. По его поверхности ходили вспышки, проскакивали молнии, срываясь с широких гладких, плотных боков. Но мощный насос неумолимо и аккуратно снимал слои песка, расширяя по кругу яму и унося тонны сыпучего материала на десяток километров в сторону. Воздух вокруг него был чист – совсем не то, что при природном торнадо.

Буквально через двадцать минут таких "раскопок" образовался глубокий котлован, на дне которого что-то виднелось – какие-то мелкие предметы. И тут смерч показал чудеса: он тщательно вычищал песок между предметами, не трогая их с места. Ещё десять минут, и работа была закончена – насос угомонился и растворился в воздухе.

– Пойдём, посмотрим, – предложил Рушер, первым слетая на дно котлована.

На плотном сухом грунте толстым слоем лежали спрессованные кости, грубые каменные орудия, всякий мусор.

– Человекообразные, – с явным удовлетворением заметил Калвин, беря в руки один довольно хорошо сохранившийся череп.

Выдающиеся надбровные дуги, большой объем мозга – только едва заметные бугорки по месту теменного шва отличали череп от человеческого. Строение скелетов очень походило на человеческую анатомию. Да, это, несомненно, были антропоиды. Много же их тут погибло – кости лежали беспорядочно, никаких признаков захоронения. Сплющенные, окаменевшие скелеты матерей, держащих на руках скелетики младенцев. Крупные мужские остовы, в руках у некоторых были остро заточенные камни.

– Ну и что? – не понял Уилл. – Что это доказывает? Мало ли природных катастроф. Да раскопай у нас на Земле любое место – везде полно костей.

– Исполнена земля всех нечистот, всех выбросов, всех мороков, всей шелухи, всех пакостей, всей блевоты того, что Бытиём зовут. Пространство душ забито осколками, остатками вонючими того, что звалось любовью, – прошептал Рушер, и Валентай почувствовал, как по его спине потёк холодный пот – это была песня Императора Мёртвых, безумный зов из Преисподней!

– Откуда ты это знаешь? – дрогнувшим голосом спросил он, стоя над костями. Никто и никогда не слышал от него слов Пространственника!

– Я слышал это там, под Стамуэном, во сне, – лихорадочно блестя глазами, ответил Рушер.

– Ты слышал голоса?!

– Нет, я слышал Голос!

– Варсуйя говорила и к тебе?!

– Я слышал только голос Смерти.

– Не понимаю...

– А что такого?! – раздражённо воскликнул Калвин. – Я тоже Избранный! Я тоже слышал голос Бездны!

– Но у тебя же не было Глаза!

– Да, верно, – равнодушно согласился Рушер. – Что-то пошло не так – то ли старуха ошиблась, то ли ещё чего. Глаз я не получил.

– Но по-другому и быть не могло, – неуверенно возразил Валентай, теряясь при мысли, что произошло бы, если бы Глаз Пространственника попал к Рушеру. Шаария поначалу так и рассчитывала!

Он мысленно пробежался по всей истории и почувствовал себя ужасно, когда представил, что получилось бы, попади Глаз к Рушеру. Не может быть! Для такого варианта просто не оставалось возможности, ведь попадание самого Уилла и Джеда в прошлое уже было предопределено! Они уже там были сто миллионов лет назад!

– Вовсе нет, – холодно ответил Рушер, словно читал мысли, – Просто вариант развития событий ушёл в область мнимого пространства. Все вероятностные нити в руках Джамуэнтх, и она плетёт судьбу Вселенной. В тот раз удача была не на моей стороне, теперь по закону симметрии верх должен взять я.

Валентай посмотрел на него, как на опасного сумасшедшего: всё-таки Рушер маньяк.

– Давай о деле, – прервал он мрачные размышления будущего вселенского Тирана, – Итак, что должны мне показать эти кости? Как это соотносится с Землёй? И какое обвинение додонам ты предъявишь на таком сомнительном материале?

– А, ну да! – словно вспомнил тот. – Короче, дело было так: когда Артефакт выдрали из гор этой планеты, начался природный катаклизм: воздействие оказалось настолько мощным, что сдвинулись континентальные плиты, и произошла смена магнитных полюсов. В то время на планете только зарождалась разумная жизнь, эти ребята были ещё очень дикими. И они все умерли сразу. Планета постепенно пришла в себя, залечила раны, обзавелась новой флорой, фауной. Но те погибли. Все.

– Ну бывает, – согласился Валентай, – На земле, я читал в статьях, не однажды происходила смена полюсов, и ледниковые периоды были, и другие катастрофы.

– Ты что – дурак, Уилл? – недовольно спросил Рушер, – Артефакт должен был уйти с Земли миллионы лет назад, и человечество знать не должно об этом, если бы и появилось после этого. Теперь, когда додоны двинут с места эту штуку, они погубят всю планету.

Его как по голове ударили – мысли все перемешались. Лишь видение уходящего с Земли Артефакта – древняя тайна планеты покидает её: правильной формы полое тело дрогнуло в глубине породы, взялось раскачивать свою темницу, обрушивая миллионы тонн базальта, а потом начало медленное продвижение наверх, расплавляя вокруг себя камень, сотрясая материк. Планета бешено сопротивляется извлечению этой старой, заросшей в плоти её занозы, ревёт от боли. А внутри Артефакта от грохота обвалов зарождается и нарастает дикий шум, и взбешенная этим звуком тайна начинает исторгать неслышные психические крики, от которых сходит враз с ума все население планеты. Миллиардные толпы мечутся по сотрясающимся в агонии материкам, погибают под обломками цивилизации, тонут острова, гигантские языки множественных цунами слизывают мегаполисы, ревут чудовищные торнадо. И, наконец, планета задрожала – в её южной части, среди мгновенно расплавленных миллионнолетних ледников открылась жуткая дыра, из которой вынеслось сияющее тело и унеслось в пространство. А в разверстую рану хлынули потоки ледяной воды, раздался оглушительный вой, мощным столбом взлетел раскаленный пар, завертелся чудовищный смерч, и смерть начала свой путь по обречённой планете.

Жуткие картины гибели Земли буквально выжигали мозг. Вспомнилось отчетливо, как Рушер перед всеми в той пещере говорил насмешливо о том, какая образуется дыра в теле планеты в случае взрыва фтаров.

– Но ты же сам сказал: Артефакт неуязвим... – хрипло спросил Валентай.

– Артефакт – да, планета – нет, – ответил Рушер.

– Неправда, я не верю, – покачал головой Уилл. – Разве у додонов недостаточно Сил, чтобы аккуратно переместить Артефакт и не устроить катастрофу!

Рушер молчал, не отводя холодного взгляда. Факты говорили за себя: эта опустевшая пещера с расплавленными стенами, погибшее население планеты.

Вспомнились Валентаю внезапно похолодевшие глаза Варсуйя, потом аккуратно-вежливый тон, невозмутимый отказ в помощи. Мотивированный довольно слабо. Да, у них совершенно разные взгляды на ценность жизни – для додонов оно как бы в общем, а для землян очень конкретно. Они, нисколько не сомневаясь, отпустили Рушера обратно на Землю, хотя кому, как не додонам, знать, что за бомба спрятана в этой голове. Для них принципы важнее. Потом отказ Пространственника – вежливый, но уверенный. То дело землян – защищать свою планету от последствий всех происшествий с Артефактом – сам он не пострадает, это точно. Ловко, однако.

– Чем докажешь? – хладнокровно спросил Уилл.

– Ничем. Я просто знаю это, – ответил Рушер.

– И что же ты хочешь от меня? Положим, я поверю – что дальше?

Бывший тиран задумчиво покивал, как будто уже разуверился в исходе мероприятия.

– Мы оба Избранные, Уилл, – проговорил он, – Одной крови, но разных полярностей. Ты – светлый, я – тёмный. Мы родились на изломе Истории – в один день, в один час, практически одновременно. Я проверял – это так. Мы с тобой – итог эволюции. С этого момента история Земли закончена. Я предлагаю прекратить Поединок и объединить Силы. Видишь ли, победа и так уже за мной. Даже если я проиграю тебе, то по очкам всё равно побеждаю. Твои друзья оказались слабаками – всего лишь люди.

– Рушер, – с жалостью сказал Уилл на эту надменную речь, – Избранный означает лишь одно: в нём наиболее сильно аккумулирован додонский ген, конкретно – Пространственника, поэтому Избранный видит во сне дворец Искателя. В тебе тоже активирован тот же ген, потому тебе снится с детства дворец, потому и придумал его в волшебном сне.

– Знаешь, хоть в тебе и активирован ген Пространственника, ума его ты не нажил, – с ухмылкой ответил Рушер, – По плоти я додонская обезьяна, как ты верно сообщил, но дух мой, – он постучал пальцем себе по лбу, – Моё сознание, память – вечны!

– Бессмертная душа? – насмешливо осведомился Валентай.

– Смеешься? Смейся. Но я тебе сказал то, что хотел. Однажды ты не утерпишь и посмотришь. Сейчас самое время, пока у тебя есть Силы. Я тоже не сразу догадался и не поверил, даже когда Синкреты подсказали. Но, когда решился заглянуть внутрь своей души, то встретил Бездну! Ищи внутри себя, Уилл! Ради самого себя – ищи! И ты поймёшь, что додоны – лжецы!

С этими словами Рушер испарился, а сбитый с толку Валентай отпрянул от озера, одновременно исчез его фантом из ямы с костями.

Он присел на краю портала, задумчиво потирая ладонью щёку.

– О чем он говорил, дворец?

– Не знаю, – ответил тот.

Глава 5

Оживлённые голоса оторвали Уилла от тяжёлых мыслей. Он поднял голову и понял, что давно уже сидит на краю всевидящего озера. В зал входили Джед и Альваар, беседуя, как старые друзья.

– Ты чего тут сидишь в одиночестве? – удивился Фальконе. – Послушай, мы с тобой и сотой части не знаем того, что скрыто в этом дворце! Это же настоящий дворец Пространственника! Я тут такое повидал!

– Да, в самом деле! – поддержал его волшебник. – Чего так скромно? Давайте хоть отпразднуем встречу! Эй, дворец! Почему бездействуешь?!

Дворец обрадовался и тут же захлопотал, украшая пустынный зал и выращивая изящную, полупрозрачную мебель, выставляя на столик угощение. В воздухе разлилась плавная мелодия, запели чудные голоса. Но всё это как-то неуверенно, как будто жилище опасалось недовольства Хозяина.

– Да, Альваар... – очнулся от размышлений Уилл, – Давайте хоть позавтракаем, или как там ещё...

Он кивнул на прозрачный потолок, сквозь который смотрели редкие неподвижные звёзды – дворец то ли летел куда, то ли просто парил в космическом пространстве, на краю галактики.

– Итак, что за проблемы? – спросил Альваар, усаживаясь в кресло и с аппетитом принимаясь за еду.

Друга Пространственника трудно обмануть – он сразу заметил, что с Валентаем что-то не то. Джед тоже встревожился и посматривал на товарища с любопытством. А Уилл не спешил отвечать – он вспоминал недавние события, встречу с Пространственником в новом городе-гостинице, тот разговор в жилище будущей хозяйки города.

Сидели они тогда за таким же столиком, как старые товарищи, беседовали, радовались встрече. И вот разговор зашёл об Артефакте. Тон Пространственника сразу сделался чуть суше, как будто Искатель не хотел расспросов и в тоже время не желал лгать. Не так уж и неправ был Рушер, когда сказал, что для додонов нет разницы между ложью и нежеланием сказать правду.

– Скажи, Альваар, – прервал свое задумчивое молчание Уилл. – Ты был свидетелем того, как погиб Джублаит? Ты видел вынос Артефакта из горы?

– Ну да, – немного удивлённо ответил волшебник. – Кажется, мы об этом говорили...

– Сколько же лет тебе, Альваар? – оторвался от еды Фальконе. – Ведь это было более ста миллионов лет назад!

– Э, мой друг, – добродушно отозвался тот. – Ты, кажется, забыл, что эти миллионы лет для меня не существовали. Ведь когда шагнул вот в это озеро после вашего ухода и оказался в жилье Варсуйя, для меня многое сразу изменилось. Поговорив с ней и рассказав, что будет через много-много лет, я направился к Порталу для гостей. Помнится мне, намеревался я вернуться на Лимбию и проведать ливорусы. Всё дело испортила морковь – вырвалась и побежала, а я за ней. Всё-таки первая удачно выведенная популяция! Догнать я эту паршивку не догнал, и, короче, все труды пошли прахом – триста лет селекции! – разумная морковь погибла.

– Зачем тебе, Альваар, разумная морковь? – смеясь, спросил Джед.

– А это вообще моё хобби – выводить разумные виды растений. Между прочим, ливорус тоже придумал я, – чуть обиделся волшебник на несерьёзность Джеда.

– А дальше что? – терпеливо напомнил Уилл.

– А вот дальше – странность, – поведал Альваар. – Дальше я себя не помню. Вернулся я в свою личность лишь после того, как снова попал в этот дворец – это на Рушаре. И тогда я понял, что пробыл в личности шаари Маркуса тридцать пять земных лет! Да, я родился там, на Земле, отцом моим был очередной шаари, а матерью – неизвестная женщина. Инстинкт привёл меня к Стамуэну, и я стал служить додонам, как служили все искатели. Я приводил к стенам Стамуэна много экспедиций, я видел и других шаари, которые, как я, шлялись по белу свету, отыскивая тех, на кого укажет Третий Глаз. Да, это похоже на притяжение – более или менее. И даже, я бы сказал, на любовь.

– Ты много приводил экспедиций к Стамуэну? – тихо и серьёзно спросил Фальконе.

– Что-то около пяти-семи, – припомнил Альваар. – Но почти все шаария забраковала. Она сердилась и приказывала им убираться. Некоторым она разрешала покопаться, но всё равно успеха не было никакого, а потом случались какие-нибудь неприятности, и люди уходили. Одна экспедиция погибла – даже костей не нашли. Искателям ведь не сообщали, зачем это нужно – привёл, и уходи. Только с вами мне было велено оставаться до самого конца.

– Наверно, потому, что Поиск был завершён, – проронил Уилл.

– Наверно, – кивнул Альваар. – Только тогда я не понимал, что это значит. Я пытался спасти экспедицию, но ничего поделать не мог – сценарий был мне неизвестен. Я помню только, что недоумевал по тому поводу, что мне так тяжко оттого, что должно произойти с Уиллом.

– Да? – изумился тот.

– Да. Я сразу понял, что ты Избранный, поэтому неудивительно, что ощущал отчётливо родство с тобой.

– А с Калвином ощущал родство?

– Нет, – решительно мотнул головой волшебник, – Вообще не понимаю, как я проморгал его. Только от шаарии мне стало известно, что он – тоже Избранный. Но шаария сильнее, чем шаари – ей виднее. И вот к какому выводу я пришёл, раздумывая над этим...

Друзья подняли головы в ожидании того, что скажет Альваар.

– Я полагаю, – медленно и задумчиво проговорил тот, – что это память будущего. Да, когда вы пришли ко мне тогда, когда шли через сельву юрского периода ко дворцу на облаках, и я обнаружил в твоем лбу, Уилл, Глаз Пространственника, ты как бы сделался для меня двойником Искателя. Вот это и определило все дальнейшие события – все пошло по жёстко заложенной схеме. Круговорот во времени. Я и сейчас не могу отделаться от мысли, что где-то за пределами пространства крутится бесконечно колесо событий, в котором вертимся мы все.

– Твоя жизнь как бы разделена на две части? – уточнил любопытный Джед. – До того момента, как ты пропал в Портале, и после того, как вновь родился на Земле уже в наше время? А между тем и этим сто миллионов лет?

– Ну да, – подтвердил волшебник.

– А сколько ты вообще живёшь? – поинтересовался Валентай.

– Да, уж и не помню... – призадумался Альваар. – С тех пор как я познакомился с Пространственником, пару миллионов или больше.

– Пару миллионов?!! – ахнули друзья.

– Ну да, а что такого? – удивился Альваар. – Я же не сам по себе, а с додонами. А это вообще бессмертные ребята.

– П-постой, Альваар, – даже начал заикаться от волнения Фальконе. – Скажи, ты помнишь всё, что было в эти два миллиона лет?

– Конечно, помню, – удивился тот. – Зачем жить, если не помнишь? И вообще, проблема бессмертия у додонов решена просто: происходит постоянно обновление тела – с их-то возможностями! Как бы постоянная перезапись, восстановление.

– А память! – вскричал Джед. – Неужели объем мозга может удержать такую массу информации?!

– О, так вы не знаете... – растерялся волшебник. – Ну да, откуда же вам знать. Вы понятия не имеете о способе хранения информации у додонов.

Оба с напряженным вниманием так и вперились взглядами в волшебника.

– Вы ведь заметили, что письменности у них нет, как нет картин, искусства, науки, – продолжил тот, – Им нет надобности в этом. Они не в головах хранят свою память, не в этом хрупком маленьком сосуде – мозге. Он – лишь биологическая антенна, связывающая личность с её памятью. А хранилище – сама Вселенная. Её структурное устройство, вакуумные кластеры, бесконечное поле множества измерений, есть библиотека памяти. Мозг додона есть обменник информации, а Глаз – проводник связи. Поля памяти всего племени есть общее достояние каждого додона, поэтому им нет необходимости обмениваться информацией друг с другом. По сути, Вселенная – есть память этого звёздного народа.

Два человека потрясённо молчали, глядя на друга Пространственника. Мысленная картина, открывшаяся перед их внутренним взором, была ошеломляюще грандиозна, непостижима, фантастична! Как только ранее они не догадались до такого! Привычка смертного существа мыслить ограниченными категориями не позволяет представить такое поистине всеобъемлющее существование.

– Они... боги? – внезапно охрипшим голосом спросил Уилл.

– Многие вселенские расы так считают, – серьёзно ответил Альваар. – И надо сказать, они недалеки от истины. Но всё же додоны не боги. У их всемогущества однажды было начало, следовательно, где-то должен быть конец.

– И каково начало? – поинтересовался Джед.

– Вот этого я не знаю, – пожал плечами Альваар.

– Но ведь ты же подключён к общей библиотеке памяти, – допытывался Валентай.

– Нет, мне выделен участок в хранилище, – возразил волшебник.

И добавил, задумчиво покачивая головой:

– Где-то там, среди этой бескрайней ледяной темноты, разбавленной каплями звёзд, находится моя живая память, мои путешествия по мирам, моя собственная научная библиотека, все данные моих собственных творений и множество, бесчисленное множество лиц, навсегда ушедших в вечность. Вы понимаете теперь, что такое бессмертие? – это всего лишь подновление физического носителя. Вот почему додоны так легко воскрешают умерших: главная составляющая личности – память. Если память перешла в иное состояние, значит, доступ к библиотеке закрыт.

Всё это было настолько удивительно, что Уилл уже забыл, что именно хотел спросить у Альваара. Вертелось в памяти что-то, мешалось, как заноза, но новые известия оказались настолько потрясающими, что начисто перебили первоначальное намерение. Фантастическое существование хозяев Вселенной – это настолько не укладывалось в сознании, что напрочь отбивало все прочие мысли. Перед этим могуществом забавные амбиции Рушера показались такой мелочью, такой мышиной вознёй!

– Альваар, как творятся миры? – очарованно спросил Фальконе.

– А, в смысле новые планеты? – вынырнул из своих грёз волшебник, – Довольно сложный процесс – нужны многие знания. Я много раз наблюдал это удивительное явление. Мало того, сам не раз участвовал в нем. Мои фантазии, мои подсознательные идеи, мои дерзкие мечты – это выносится в реальность и обретает свою непостижимую логику существования. Самой безумной затее находится физическое обоснование – вот что такое Живая Сила!

Уилл присутствовал при разговоре, смотрел на товарищей, что-то односложно отвечал, но мысленно отсутствовал. Тайны додонов, этого непостижимо могущественного космического племени, богов Вселенной, были одновременно и потрясающе просты, и в то же время невообразимо грандиозны. Те, чья память вписана в само пространство, в природу времени... Вся информация о всех мирах, законах материи, о движении каждого электрона, о рождении и смерти звёзд. Там все они, от простейшего инстинкта первой живой твари на Земле, до сложной мыслительной тайны гениев человечества. Сосчитан каждый вздох каждого из триллионов когда-либо живших на Земле существ, каждая мысль каждого комка живого на любой планете, которых миллиарды миллиардов на всем обозримом пространстве Космоса, который пристально глядит сейчас сквозь прозрачную крышу дворца на троих собеседников, удобно расположившихся в кресле под защитой самой большой тайны – мыслящей энергии. Что они трое – мгновенное состояние Силы, застывшая на космическую миллисекунду форма материи, капля информации в одной-единственной вакуумной ячейке бесконечной библиотеки, содержащей историю Вселенной от начала времени. И надо же, как их беспокоит то, что сделает другая капля застывшей на мгновение материи – Калвин Рушер, гениальный и по-человечески абсолютно беспринципный комок протоплазмы. Как будто принципы важны для содрогания случайной формы, какую приняла материя в своем бесконечном эволюционном движении – от разрозненно мечущихся элементарных частиц, рождённых от Большого Взрыва, до окончательного распада всех возможных сочетаний атомов Вселенной.

Всё прокручено миллиарды миллиардов раз, и та космическая пыль, что оседает тоннами на Землю, есть остатки множества миров. Таков удел всех, и в том числе додонов, тела которых – предел физического совершенства – есть в каждый миг временная конфигурация бесчисленного множества блуждающих частиц материи – краткий вздох Вселенной. Чего же бьёмся мы? Какие задачи решаем? С кем воюем? Не о том ли говорил Рушер – всё тлен, пустое! А сами мы – галлюцинация Живой Энергии. Она одна есть жизнь, всё остальное – её игра.

Понадобился мозг Рушера, гениального мерзавца, чтобы понять эту ни от кого не скрываемую тайну: да, все мы со своими сложными кодексами жизни есть сон материи. Огромная библиотека никому не нужных книг. Хранилище бесчисленных цивилизаций, оцифрованная память бесконечных вариантов эволюций общественного эгрегора – такой же пустоты, как вакуум за стенами волшебного дворца. Вот почему додоны так безучастны к страстям земным – они-то знают, что всё это есть пустота.

Валентай огляделся. Он был один в огромном и пустом главном зале, стоял возле озера. Наверно, дворец повиновался настроению хозяина и перенёс его от оживлённой беседы двух друзей в пустынное место. Счастливый Джед, что может не задумываться такими всеобъемлющими истинами! Счастливый Альваар, который может, зная это всё, не печалиться и наслаждаться каждым мигом своей жизни. Почему оно коснулось Валентая? Не потому ли, что он Избранный – нечто вроде кратковременного аватара Пространственника?

Он вспомнил своих товарищей, как видел их на острове, куда отправлялись проигравшие. Они подавлены, разбиты, унижены. Все их иллюзии потерпели крах. Кто скажет им, что это абсолютно безразлично? Что это лишь самообман. Веселитесь, друзья, радуйтесь моменту – ведь вы живы. Та краткая судорога самообмана материи, которая зовётся жизнью, ещё не покинула вас. Уйдёте вы, и всё, что останется от вас, будет записано до конца жизни Вселенной в пустые клеточки пространства, но кто заглянет в них! Терзать себя – из-за чего?! Какое наше дело, чем закончится этот Поединок? Как сказал Рушер: просто ещё один вариант Вселенной уйдёт в область мнимых событий?

А Рушеру-то что? Он тоже бился, ненавидел, страдал, изобретал тактику, изощрялся. И вдруг что-то разом понял, и тогда остыл. Пытался донести правду до единственного из людей, кто может его понять – до такого же Избранного, искусственно выведенной додонской обезьяны, Валентая. Что пустое всё это, вся их битва. Что они лишь пешки на великой шахматной доске то ли додонов, то ли Джамуэнтх. У бессмертных свои дела, мы-то чего бьёмся? Вот Айрон погиб – чего ради? Собой пожертвовал, оставил Маргарет. Воскресят его додоны?

Мысль Уилла словно растворилась в бескрайнем пространстве абсолютного холода, царящего за пределами дворца. Сосредоточенно он наблюдал, как разлетаются прочь галактики, а само пространство как будто вспухает изнутри. Четырёхмерный континуум оказался вовсе не пуст, он был структурирован, и все кластеры его плотно забиты информацией. Крохотные демоны энергии содержались в каждой его клетке, они с любопытством смотрели на Валентая и ждали приказаний.

"Айрон Коэн..." – неуверенно сказал внутри своих мыслей Избранный, и тотчас бескрайнее поле кластеров пришло в движение – одновременно вращаясь, переворачиваясь и выворачиваясь наизнанку. Головокружительное перемещение внутри хранилища информации завершилось сравнительно статичным состоянием – перед Валентаем была вся жизнь Айрона. Короткая история человека по имени Коэн заканчивалась ослепительной вспышкой, а далее в кластерах содержалось уже нечто иное – то был не человек, а звезда. Плотное наполнение характеристик имело уже иную природу жизни. Да, он был жив, но уже не был человеком. Яркое сияние новой влюблённости, горячие протуберанцы чувства и тонкие энергетические нити, связывающие его с новым племенем – огненными ифритами, семенами звёзд. Сын Айрона, рождённый им во сне, слал нежное приветствие своему отцу. Огненные нити их чувств переплетались, рождая новую ткань бытия, иначе связывая вселенские меридианы, пронизывая их иным содержанием.