Текст книги "Странники"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Заннат идёт, пробираясь сквозь густую траву, доходящую до колена. Он видит в темноте, как кот. Там, за полями мясных и сливочных яиц, возвышаются громады жилых холмов с их мощными деревьями-домами. Здесь всегда ночь, и она делится на время спящих и бодрствующих. Это долгая ночь Скарсиды.

Дойдя до холма, он ждёт окрика стражей, но никто не позвал его и не спросил: что он делает здесь, на планете квазикотов. И он идёт дальше, взбирается по склону и проходит под громадными деревьями. Здесь тихо, потому что время спящих. Вот дерево, с которого свисает верёвочная лестница – это жилище Инги, покинутое ею. Больше на Скарсиде не ждут врагов, и поэтому нет необходимости в охране. Всё спокойно в городе, вон даже лестницу не убирают.

Сам не зная зачем, он берётся рукой за гладкие перекладины-ступеньки и начинает подъём. Минует первый ярус, где у Инги было дупло с запасами. Поднимается на второй, где ветвь-гостиная с большим гнездом, устроенным в развилке. Сверху всё так же свисает посуда: большой тыквенный кувшин с молоком мумуровы, свежий хлебный заяц в листьях, баночка с джувачным джемом.

В гнезде целая куча народу – молодые коты, и малые котята. Чего они не спят? Сидят плотно, с бутербродами в руках и мисочками молока. Но одно место тут свободно – как раз от входа. Вот Заннат осторожно пробирается, чувствуя, как коты слегка отодвигаются, чтобы его большое тело могло втичнуться в узкий промежуток. Ему вручают кусок хлебного зайца с хорошим, толстым слоем густого, свежего джувачного джема и наливают молока в тыковку.

– У вас поминки? – спрашивает он.

– Нет, что ты! – отвечают, – У нас ночь встречи Максюты Мудрого.

– О, это хорошо, – соглашается он с таким прекрасным обычаем и откусывает бутерброд с джемом, запивая его глотком чудесного мумуровьего молока. Ох, как же он соскучился по мумурове!

– Привет, Максюта! – говорят ему квазикоты и тоже закусывают и выпивают.

– Привет, Валёк! – говорит он ветерану с повязкой на глазу и драными ушами. – Как прошёл поход на Псякерню?

– Хорошо прошёл, – кивает Валёк, – мы победили.

– Приходи к нам, Максюта! – хором промяукали молодые коты.

– Приду, приду, – обещает он и поднимается с места.

Ноги его медленно отрываются от дерева, и он начинает позноситься – выше и выше, пока не покидает дерево. Вот он уже парит над лесом, а потом и выше. Земля внизу сливается в сплошную темноту, только кое-где поблескивают ленты речек, слабо отражая свет звёзд. И вот из-за диска планеты выбиваются яркие лучи Джарвуса, и удаляющийся Заннат видит игру сапфиров на дневной стороне Скарсиды – планета и солнце как бы ибмениваются светом. Милый, милый Джарвус. Чудесная, чудесная Скарсида.

Его уносит всё дальше, и вот солнце теряется среди множества светил. Летит Заннат среди звёзд и не боится. И вот видит он иное солнце, и другую планету. Тут светло, тут день, и яркий свет заставляет искриться океан играющими бликами. Летит он над планетой, и лишь одна вода внизу. Дневная сторона ушла, теперь видна ночная – красиво как! Сплошной океан.

Так облетел почти всё, пока не обнаружил сушу. Маленький остров в свете наступающего утра. Заннат снижается, пролетает над узкой полосой песчаного пляжа, ныряет в лес и видит маленькую деревню из хижин, крытых пальмовыми листьями. Тихо-тихо пробирается он в одну хижину и видит там спящих на мягких тростниковых ложах: спит осёл Цицерон, спит маленький Рики, спит спокойно Заннат Ньоро. Лёгкой тенью Максюта влетает в спящего Занната, и тот чуть всхрапывает во сне. Осёл просыпается, приподнимает голову и смотрит на человека.

– Эх, Максюта, – с сожалением роняет он тихие слова, – без меня летал.

***

В Тартароссе глубокая и прекрасная ночь. Пуст город-гостиница, и по улицам его не ходят инопланетные туристы. Никто не прибывает через Портал, потому что переправочный туннель закрыт. Безлюдна изумительная Храмовая гора, и некому любоваться её красой – нога ни одного посетителя так и не ступила на широкие, волнообразные ступени, ведущие к Чаше Сновидений. Она пуста, как пусто здесь всё. Планета первобытно дика, и, кроме города-гостиницы, здесь нет ни единого следа присутствия разумных существ. И всё же один обитатель в городе имелся.

Перед просторным патио, на светлых, идеально обточенных камнях дорожки, сидит в кресле и смотрит на далёкие звёзды чернокожий человек. Его длинные гладкие волосы покойно лежат поверх груди, на белой одежде сидящего, их чуть тревожит ровный ночной ветерок.

Тепло необыкновенно, воздух приятен и чудно насыщен множеством растительных запахов из сада. Это место можно назвать раем.

Наверно, единственному обитателю города не спится, и он вышел на улицу подышать ночными ароматами природы – отчасти местной, отчасти завезённой. Поза его покойна, но не расслаблена. Он как будто о чем-то думает, а глаза его словно ищут в ночном небе единственно нужную точку. Лицо невозмутимо, как у всех додонов. И эта неподвижность явственно говорит: он что-то ждёт! Да, он не просто так сидит ночью возле дома!

Тихие шаги. Такие слабые, что можно было бы подумать, что прокрался по плитам дорожки один из тех забавных зверьков, каких завезли в этот город-сад.

Чуть напряжения в безупречных чертах лица додона – просто еле дрогнули ресницы, и сидящий опустил веки, как будто устал смотреть на вечно звёздное небо.

Кто-то шёл по дорожке Тартаросса. Неужели гость? Неужели открылся Портал?

Додон не шелохнулся.

Пришедший чуть замедлил шаг – наверно, он думает, что хозяин города заснул в своем кресле.

Вкрадчивые шаги совсем рядом возвестили додону, что гость его заметил и теперь осторожно обходит кресло, чтобы заглянуть в лицо спящему. Сидящий приоткрыл глаза, но голову не повернул, как будто не хотел встречать посетителя – такого с додонами не было никогда!

– Ну, здравствуй, отец, – произнёс по-додонски голос человека.

– Я слушаю тебя, Кийан, – принуждённо ответил Пространственник.

Рушер оглянулся и, не найдя куда сесть, сотворил себе высокий, трёхногий металлический табурет. Усевшись в неудобной позе – одной ногой держится за землю, вторую поставил на высокую перекладину и оперся локтем о колено – он насмешливо посмотрел в лицо Пространственнику.

– Ты, конечно, знаешь, что происходит... – начал Калвин.

– Конечно, знаю, – ответил додон, – здесь была Джамуэнтх и всё мне объяснила.

На лице Рушера выразилось удовлетворение, он кивнул, словно это и хотел услышать.

– Догадываешься, зачем я пришёл?

– Джамуэнтх мне всё объяснила, – терпеливо повторил Пространственник.

– Тебе, наверно, хочется знать как дела у Авелия?

Чуть заметное движение бровей выдало желание додона знать: как дела у Авелия.

– Он бьётся, наш герой, – иронически ответил Рушер, – схватился насмерть с моим физическим двойником, которого я сотворил и которого наделил своей Силой. Пусть трудится, бедняга, ведь он не знает, что результат предопределён. А то я не догадался, что Джамуэнтх вмешивается в это сражение и фабрикует нужный ей исход. Она пытается повлиять на моё решение. Кроит для меня блистательную победу! Думает умаслить меня этим.

Рушер коротко засмеялся.

– Ты хочешь знать, как я собираюсь использовать тебя? – тут же прервал он свой смех и впился взглядом в лицо додона, которое едва различалось в темноте. Но что Рушеру недостаток света!

Пространственник молчал, и Калвин продолжил:

– Ты будешь моей наживкой, я на тебя буду ловить Авелия, как рыбу!

– Он не так прост и не попадётся, – нехотя обронил додон, окидывая тонкую фигуру Рушера неприязненным взглядом.

– А это не твоё дело, – жёстко ответил тот. – Твоё дело подчиняться Джамуэнтх, потому что это из-за тебя всё случилось.

– А не из-за тебя? – холодно спросил додон, – Разве не ты перебросил Аарона в прошлое?

– Нет, – враждебно ответил Калвин, – я перебросил его в чёрную дыру.

– Одно и то же, – пожав плечами, заметил Пространственник, – скачок в области переменного пространства-времени может дать два возможных результата: либо перенос во времени, либо попадание в мнимое измерение нуль-пространства.

– Ну ладно, хватит, – прервал его Калвин, – мне некогда болтать. Мой клон зря швыряет Силы. Кстати, хорошая идея – позаимствовал у Красавчика. Правда, наш хитрец создал оптическую иллюзию, и мой бедный, недалёкий Фортисс отстрелял по ней все свои боеприпасы. Но Авелия на таком номере не провести – пришлось создать полную мою физическую копию. Вот будет здорово, если Валентай его угрохает – как тогда решать, кто победил? Я или он?

С этими словами Рушер поднялся с табурета, Пространственник тоже встал. Оба направились по дорожке на выход из города. Рядом, плечо к плечу, образно выражаясь, потому что додон Пространственник был метра два ростом, а Рушер был худ и невысок. Но некоторая сжатость в излишне экономных движениях додона выдавала едва заметную принужденность – великий Искатель звёздного племени, которых в народах Вселенной с почтением и страхом называли на всех мыслимых языках Предтечами, шёл предавать друзей.

Невысокий Рушер, странно аскетичный, предельно сжатый в своём непонятно упорном порыве, носитель таинственной души, враждебного додонам чужого разума и воли, шёл, как победитель. Таким он был всегда, никогда ни на чём не останавливаясь и со сверхчеловеческим упорством идя к своей неведомой цели, всё сокрушая на своем пути и всё заставляя себе служить.

Никто бы со стороны глядя, не подумал, что эти двое вечные враги. С момента создания Вселенной.

Глава 12

Путешествие Джеда на пару с великолепным гидом Альвааром по бесчисленным закоулкам волшебного дворца прерывались только на сон и ужин. Фальконе поглощён и очарован, его переполняют впечатления. Он, кажется, забыл, зачем вообще они сюда явились. Валентай вёл себя скучно, был неразговорчив, ушёл в себя, то торчал целыми «днями» у озера, то вдруг переместился на платформу.

Вовне был всё тот же Космос – то бесконечно меняющиеся звёздные картины неба, то глубокая чернота внегалактического пространства. Оно давно перестало интересовать двух старых друзей, они не знали что должны делать и потому беспечно шатались по неиссякаемым чудесам волшебного дворца. О, Альваару было что показать приятелю – ведь прошлый раз пребывание двух путешественников в этом фантастическом жилище Искателя закончилось слишком быстро. Теперь же времени сколько угодно, и Альваар решил блеснуть, показать что же это такое – дворец Пространственника!

Что, в самом деле, представляло из себя волшебное обиталище главного додона Вселенной, каким был Пространственник сотню миллионов лет назад – пустяк по меркам Вселенной? Многое изменилось с тех пор, и Альваару хотелось показать приятелю всё великолепие некогда могущественного Искателя – то, что они создавали вместе. Много, очень много времени провёл спутник додона в своё время в Поиске, участник многих начинаний того Ваятеля, каким был Пространственник в те поры. Они создавали миры – фантастические, необыкновенные, противоречивые, физически невозможные, и в то же время реальные.

Какие невообразимые задумки воплощал в то время Альваар, которому додон доверил часть своей творящей Силы! Любая фантазия, любой сумасшедший сон, любой каприз воображения – вот за это любил приятеля додон, за это наградил его необыкновенно долгой жизнью и сделал спутником своим во многих перевоплощениях.

Неугомонность этого представителя давно сошедшей с космических подмостков древней расы делала соседство с ним удивительно насыщенным времяпровождением. Он каждый день открывал перед Фальконе новые горизонты творчества додонов и своей собственной изобретательности.

Едва проснувшись, наскоро поплавав в своих изумительных бассейнах, они встречались за завтраком в отсутствие чем-то занятого Валентая, который, к тому же, частенько где-то пропадал. Они "с утра" обменивались планами на наступивший "день", ведь дворец по желанию своих обитателей поддерживал суточный режим, иначе они окончательно свалились бы от переутомления впечатлениями.

Залы волшебного дворца представляли из себя как бы окна в другие миры – их было столько, сколько творений Пространственника и Альваара имелось во Вселенной, то есть, бесконечно. Как всё это умещалось в относительно ограниченном пространстве? Да очень просто, говорил Альваар: дворец всякий раз изменяет метрику замкнутого объёма, какой представляет собой очередной зал – просто модификация формы! – сворачивает в точку те, что свободны от посещений, и разворачивает в полный объём тот, в который думают заглянуть. Это помимо постоянно действующих «стационарных» помещений – просто для удобства.

Рушер ни сном, ни духом не ведал таких свойств волшебного жилища, а Альваар знал их! Вот и шатались они с Фальконе с утра до ночи по чудесным мирам, сотворённым Пространственником на пару со своим вечным Спутником. Это было здорово: заходишь прекрасными, волшебными дверями в иной зал и оказываешься на планете, полной изумительных, непостижимым разумом чудес – фантастических измышлений свободного от оков всяких штампов и традиций вечного ума. Альваар любил показывать миры, в которых он сам был творцом – самые лучшие, самые удачные.

Надо ли говорить, что многие из "экспонатов" дворца оставались лишь в его памяти, на самом деле они давно умерли. Некоторые сохраняли жизнеспособную среду, которая поглотила изначальное творчество космических первопроходцев, там прошли волны эволюции, перемолов, переработав исходные формы и вырастив новые виды, имеющие корни в начальной точке – мало кто из обитателей этих разумных миров догадывался о своем "божественном" происхождении! Такие Альваар тоже любил показывать: вдвоем с Фальконе они бродили по многим планетам, при том не покидая дворца! Их никто не видел, а они видели всё: жизнь таких невероятных существ Вселенной!

Видели они технические цивилизации, занявшие место некогда роскошных древних джунглей, населённых дивными созданиями бессмертного ума. Дворец показывал то, что было изначально, и то, что есть теперь. Демонстрировал процессы эволюции водных, воздушных, подземных, космических, огненных сред! Показывал, насколько доступно это было ограниченному сознанию землянина, причудливые временно-пространственные формы существования, обитателей одновременно нескольких измерений.

Были внепланетные формы, носящиеся среди ледяных просторов Космоса. Были разреженные формы, как обитатели скоплений звёздных облаков – существа, сквозь которых можно проникать, как сквозь голограмму. Были и откровенно неудачные творения, которые Альваар не любил показывать, потому что первоначальная задумка была испорчена процессом дальнейшей эволюции и дошла до полного абсурда.

Одним из таких миров был тот, с обитателем которого однажды так неудачно познакомился Фальконе – в те дни, когда он с Валентаем совершал фантастически небывалое путешествие в прошлое – ко дворцу Пространственника, в Юрский период планеты Земля. Чрезвычайно ядовитое растение ливорус, обладающее некоторыми навыками хищника и зачатками рефлексов.

– Не понимаю, вина я что ли перебрал тогда, – жаловался Альваар, – такую дрянь сотворил! Правда, единственное, что оправдывало это безобразие, это то, что из него можно приготовить отличное средство для отпугивания дракона Харрашта. Но это тогда, когда он был маленький, а теперь-то из него ничего не приготовишь!

В голове Альваара звучало такое опасение, что Джед просто не мог не уговорить его показать хоть издалека, хоть одним глазком опасную тварь по имени ливорус, который был последним селекционным достижением Спутника Искателя – так сказать, самостоятельной работой.

– Ума не приложу, что с ним случилось, – говорил волшебник, придерживая своего невысокого приятеля за плечи – чтобы тот не вздумал в исследовательском азарте броситься к растению-животному, которое было единственным обитателем планеты.

– Ну вот она, моя Лимбия, – грустно сказал волшебник, – дитя моего творческого экстаза.

Джед во все глаза смотрел на бесплодную землю некогда прекрасной планеты – теперь она представляла собой голый камень, без всяких признаков почвы, куда ни посмотри. Воды на планете не было и в помине, зато всё пространство за исключением некоторых мест, занимали разросшиеся гигантские леса растений необыкновенно дикого и агрессивного вида. Красно-сине-фиолетово-жёлтые корявые, изогнутые древоподобные лианы, обросшие безобразными, похожими на паразитарные, наростами – все цвета необыкновенно пронзительные, ядовито-вызывающие. Растения-животные стояли плотным войском, под сень крон которого не проникал яркий солнечный свет, оплетя змееподобными корнями бесплодные камни и вздымая к небу омерзительные цветы размером со спутниковую тарелку.

– Ну да, ошеломлённо бормотал Джед, во все глаза рассматривая этот сумасшедший мир, – туда соваться что-то не хочется...

– Тут есть ещё кое-что, – объяснял волшебник, – за прошедший период, пока я был в отключке, с ним произошла какая-то мутация, и я не понимаю её результата.

Он развернул приятеля в другую сторону, и картина стала последовательно изменяться: перед наблюдателями проносилась панорама пейзажей, среди которых преобладали сплошь заросшие ливорусами плато континентов и провалы океанов, исключения составляли только крутые отвесные горные ущелья, а так проклятый овощ занял всю планету целиком.

– Сожрал все остальные виды, – несчастным голосом от сознания своей ошибки, сказал Альваар.

– А для чего ты выводил его? – поинтересовался Джед.

– С очень гуманной целью, – оживился волшебник, – я хотел создать универсальный утилизатор космического мусора, каким некоторые цивилизации уже заполнили галактическое пространство. Затем хотел предложить к пользованию законченные образцы.

– Так ты сумел, – убеждённо ответил Джед, – Он всё утилизирует, до чего может дотянуться.

И показал на странный предмет, боком вонзившийся в дно глубокой расщелины.

Оба путешественника по мирам стояли посреди зала, стен, потолка и пола которого видно не было, вместо этого была под ногами сухая, растрескавшаяся почва, вся сплошь состоящая из камней. Над головой – чистое, без малейших признаков облаков, голубое небо Лимбии, на котором весело светило солнце.

Во все стороны простиралась открытая панорама, потому что два приятеля занимали место на краю пропасти, а далее хищно высился ядовитый лес растений-хищников. Внизу, если подойти к самому краю пропасти и посмотреть на дно, был виден разбившийся космический корабль. Большой, напоминающий формой классическую летающую тарелку, со множеством технологических подробностей на боку, которым смотрел вверх, он был явно очень стар, его металл даже отсюда, с высоты, смотрелся очень обветшало – это был явно след какой-то давней трагедии.

– Э, не всё так просто, – пробормотал Альваар, заглядывая в пропасть.

Джед его придержал за руку, чтобы у волшебника не закружилась голова, и он не упал с края скалы.

– Не беспокойся, – отвечал тот, – тут невозможно упасть, ведь под ногами у нас пол дворца, а не почва планеты. Это всё иллюзия для полного впечатления. Если ты попробуешь ступить с края пропасти, то никуда не упадёшь – дворец не даст.

Он тут же продемонстрировал правду своих слов, шагнув с каменистого обрыва прямо на воздух, и никуда не упал.

– Иди сюда, Джед, – позвал волшебник друга, и тот, хоть с некоторой опаской, но ступил на воздух. Действительно, держало прекрасно, ногами ощущалась твёрдая и гладкая поверхность пола.

– А вот теперь смотри, – продолжал демонстрацию Альваар, ничего видимого не делая, но оба вдруг стали стремительно снижаться, стоя на невидимой поверхности. Джед понимал, что это лишь иллюзия, на самом деле дворец просто перемещает изображение, но впечатление было настолько реальным, что он невольно напряг ноги, ожидая удара при встрече с дном каньона.

То, что сверху казалось кусками пористых камней, на деле оказалось всё теми же обломками металлических конструкций, почти совершенно уничтоженных временем. Кажется, в этой дыре нашли свой конец многие космические корабли. Тот, что они заметили сверху, был тут единственным почти целым, а остальные словно какая-то сила разобрала на части и раскидала. Дно каньона оказалось сплошь покрыто такими останками.

– А где же люди? – пробормотал Фальконе.

– Где люди. Это вот вопрос... – неопределённо ответил волшебник, двинув к разбитому кораблю и перескакивая с обломка на обломок – под ногами реалистически ощущались неровности.

– Люди, люди... – пробормотал Альваар, заглядывая в открытый люк входа.

При посадке, которая, несомненно, была аварийной, не был выброшен трап, и видно, что уцелевшие космонавты выламывали заградительный щит входа – он был весь перекорёжен, разорван, смят.

– Вот это силища! – изумился Джед, поспевая за своим гидом.

– Ты думаешь, это они? – воззрился на приятеля волшебник.

Джед не сомневался.

– Я вот так не думаю, – возразил Альваар и двинул в обход тарелки.

– А внутрь заглянуть можно? – поинтересовался Фальконе, которому хотелось знать, сможет ли дворец провести их в закрытое помещение.

– А что там может быть хорошего? Обломки, пыль, бардак.

– И трупы! – вдруг прозрел Джед.

– Вот это как раз нет, – скорбно отозвался Альваар, остановившись немного в стороне от тени, которая пряталась от солнца, стоящего точно в зените, под наклонённым боком глубоко вонзившейся в щель тарелки. Наверно, эта трещина как раз образовалась при ударе о дно каньона.

В тени под накренившимся огромным боком тарелки, а также на свету, среди обломков, устилавших ближайшее пространство, лежали трупы космонавтов в истлевшей от времени и солнца форменной одежде, некоторые в скафандрах. Тела их уже давно мумифицировались, и тёмная кожа обтягивала черепа так плотно, как будто ссохлась до состояния бумаги. В материале одежды и плотной ткани скафандров виднелись многочисленные прорехи – похоже, бедолаги натерпелись при экстренной посадке. И выбрались из своего разбитого судна только затем, чтобы умереть возле его ни на что более не годных останков.

Джед невольно поёжился. Он посмотрел в обе стороны, куда простирался каньон.

– Так много кораблей в одном месте... – высказал он невероятную догадку.

– Да, – мрачно отозвался Альваар, – они просто сбрасывают сюда обломки, когда выпотрошат корабль дочиста. Ведь в запасах много еды, всякой органики в бортовых оранжереях, потом ещё топливо.

– Кто – они? – не понял Джед.

– Ливорусы, конечно, – сердито посмотрел на него волшебник, как будто сердился на недогадливость приятеля.

– Вот, посмотри, – далее уже показывал он, проносясь вместе с Фальконе над поверхностью планеты.

Глубоких трещин природного происхождения было на континентах немало, и все они были заполнены останками разбитой техники разных видов. Большей частью всё было размолото в кусочки, искорёжено самым зверским образом. Целых кораблей было мало, но все они носили следы чудовищного разрушения прямо изнутри, как будто толпа варваров, вооружённых самыми разными примитивными инструментами, накидывалась на несчастные корабли и ковыряла их с немыслимым упорством. Как будто голодные стаи маньяков доискивались до запасов пищи.

– Это они? – с ужасом спросил Джед, догадавшись, наконец, до смысла слов Альваара.

Тот кивнул, указывая на останки жертв, лежащих тут же и похожих на высушенные лепестки – даже головы были расплющены.

– Они людоеды?!

– Они жрут всё. Органика для них чистое лакомство, топливо они хлыщут, как выпивку, даже металл умудряются высасывать.

Альваар указал на изъеденный коррозией корпус корабля – чуть тронь, и осыплется.

– Это не коррозия, это следы высасывания. Когда они разделываются с очередным уловом, то скидывают останки в эти щели.

– Они умеют двигаться?!

– Ещё как умеют! Раньше не умели, только жрали то, что к ним попадало в пасти. Для этого у них служили цветы. А за миллионы лет эволюции, пока я не мог контролировать их развитие, они обзавелись такими приспособлениями! Эта планета настоящее кладбище космических кораблей! Ты ещё не знаешь, какую штуку они придумали!

– Они разумные?!

– Вполне! Только весь разум их направлен на поиски новой жрачки!

– Профессор, почему же вы их не уничтожите?! – потрясённо вскричал Джед.

– Потому что не знаю – как! Я подошёл с этим вопросом к Пространственнику, а он мне говорит: погоди, вот закончу строительство Тартаросса.

– Так ведь закончил!

– Ох, – махнул рукой волшебник, – у него сейчас своих проблем полно. Идём, я тебе кое-что покажу.

И он перенёс приятеля на новое место.

Открытая площадка, на ней лежал явно повреждённый корабль. Нос у него отломился, стабилизаторы искорёжены, отражатели разбиты вдребезги. Но выглядел он так, словно свалился из космоса только сейчас – обшивка сияет, как начищенная, иллюминаторы блестят, входной люк распахнут, а вокруг картинно разложены трупы космонавтов – в почти целой одежде, но высушенные полностью.

– Вот. Это они приготовили приманку, – прошептал волшебник, как будто опасался, что ливорусы его услышат.

Яркий, пестрящий разными цветами лес окружал место трагедии, почтительно отступя на расстояние. Неподвижные деревья как будто спали.

– Выедают они всё внутри, а корабль выставляют напоказ, даже начищают металл. В космосе полно всяких авантюристов – пиратов, праздных путешественников, мелких торговцев, патрульных и прочего народу. Увидят они разбившийся транспортник и соображают: добра навалом – иди, бери! Тут их на живца и ловят мои мерзавцы.

– Неужели столько пиратов... – оторопело пробормотал Джед, рассматривая мелкие металлические детальки, покрытые старой патиной, заросшие чем-то вроде сухих остатков плесени – те в изобилии покрывали открытую площадку. Ясно, что крупные обломки ливорусы припрятали, а мелкие не стали подбирать.

– Вот в том и штука! – вскричал профессор. – Они посылают в Космос сигналы о помощи: караул, спасите, падаем на незнакомую планету, у нас ценный груз! На этого червя клюёт всякая рыба. Они подлетают сюда, такие довольные, и тут у них необъяснимо глохнут передатчики – это ливорусы создают помехи связи. Ребята думают: ну ладно, сядем, покопаемся в добыче, починим передатчики. Садятся, и тут их живенько ловят. Ты думаешь, эти корабли разбились? Нет! Ливорусы их опутывали своими ловчими щупальцами и разрушали, а потом стаскивали обломки в пропасть!

– И ты такую штуку припёр к нам на Землю в юрском периоде?! – в негодовании вскричал Фальконе, – Чтобы через сотню миллионов лет наша планета стала, как эта?!

– Ну что ты, – удивился Альваар, – тогда это был мелкий хищник. Я его привил на местные деревья, думал вырастить экспериментальную популяцию. А ты взял и сорвал единственный женский цветок. Так что вашей Земле ничего не грозило!

– Это потому что я сорвал! Ты даже не пытался уничтожить этот рассадник людоедов!

– Ну почему только людоедов?! – защищался Альваар, – тут полно других видов, не обязательно антропоидных! Но я пытался...

– А, пытался?.. – не поверил Джед и с подозрением посмотрел на отчего-то смутившегося волшебника.

– Да, я пытался их уничтожить – после возвращения с Рушары. И у меня ничего не получилось.

– Ничего не получилось? – притворно-сочувственно спросил Фальконе.

– Да, мне было стыдно признаться Пространственнику, что я не справился со своими творениями и зря потратил Силы. Поэтому я надеялся, что с вашей помощью сумею это сделать, – горячо признавался волшебник.

– Поэтому так азартно напросился в битву? – насмешливо отозвался собеседник.

– Ну да! – с прежней, памятной по путешествию в юрский период, добродушной уверенностью ответил Альваар.

– Профессор, вы старый интриган! – сурово обличил его Фальконе. – Мы думали, вы хотели нам помочь, а вы свои делишки вздумали обделывать за наш с Уиллом счёт!

– Одно другому не мешает, – утешил его "профессор".

В затемнённом помещении дворца, один-одинёшенек сидел Уилл. Ничего не делал, а просто смотрел в пол, как будто его заворожили прекрасные подвижные узоры пола, постоянно изменяющиеся в цвете, рисунках. Наверно, это в самом деле может не на шутку загипнотизировать – Фальконе по себе точно знал, что оно может действовать, как снотворное. Во всяком случае, стоило ему явиться к себе в спальню после многих часов блуждания с волшебником по сотворённым им мирам, и упасть на мягкую кровать, как калейдоскопическое кружение на потолке сразу погружает его в сон.

– Уилл, ты спишь? – позвал он друга и подумал, что тот в последнее время сделался очень молчалив и нелюдим.

– Нет, а что? – бесцветным голосом отозвался тот.

– Послушай, ты не мог бы мне дать немного Силы?

– Зачем?

– Да, тут Альваару нужно... Короче, он хочет кое-что уничтожить из вредных видов – расплодилось, пока его не было. Неудачный плод эволюции.

– Столько хватит? – спросил Уилл, выделяя на пальце комок огня размером с мандарин.

– А что можно этим сделать?

– Разнести в хлам целую планету. Только задай конкретные свойства – именно, чего ты хочешь.

– А, тогда хватит, – с облегчением ответил Джед, забирая живую энергию.

Он почти ушёл, но снова повернул – уж больно не нравился ему вид товарища.

– Уилл, я всё хочу тебя спросить: ты пытался уничтожить Рушера?

– Пытался, – был краткий ответ.

– Ну и?!..

– Не получилось, – мрачно отвечал приятель, не отводя взгляда от танцующих на полу сложных концентрических рисунков.

Джед понял, что в то время, пока они с волшебником шлялись по мирам, его друг бился с Рушером один на один. И догадался, что при равных силах оба ничего не добились, только зря отстреляли энергию.

"Ну, моя задача гораздо проще!" – думал он, уходя. Ливорусы всего лишь паразитическая форма жизни, это не противник, его можно уничтожить и меньшей дозой Силы.

Фальконе не собирался разносить в хлам планету, он задал только формулу уничтожения конкретно для одного разнузданного продукта эволюции.

Центральный зал был пуст, и это хорошо – никто мешать не будет. Фальконе вызвал в озере вид планеты, оккупированной агрессивным видом, мысленно представил все попугайски-яркие леса планеты, нарисовал картину попадания живого огня в центр леса, мгновенную, испепеляющую всё живое вспышку, и дальнейшее, стремительное расширение кольца белого огня, которое обойдёт всю планету в считанные секунды, встретится само с собой на обратной стороне и тогда потухнет. Вот так он представлял себе деструкцию ливоруса.

Полный уверенности в успехе, потому что не было на свете силы, способной противостоять живой энергии, кроме неё самой, он выбрал точку посередине обширного леса, задравшего вверх свои пронзительно-алые пасти, и запустил снаряд в озеро.

Он видел как в заданной точке разросся ослепительный цветок вспышки. Джеда зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что на этом месте расходятся концентрическими кругами искажающие волны. Они утихли на изумление быстро, но никаких следов деструкции не обнаружилось. Наоборот, в этом месте прямо на глазах начали расти деревья – вверх и вширь! Мерзкие цветы на них сделались ещё больше, мясистые листья утолщились, ветви выбросили новые побеги, на которых немедленно образовались новые цветы.