Текст книги "Свет Дивояра"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

– Здесь есть воздух? – спросил своего странного коня Лён, потому что видел: кончики маховых перьев грифона даже не колеблются.

– Нет, – кратко отвечал грифон.

– Почему тут так холодно? – продолжал спрашивать всадник, хотя не чувствовал холода.

– Потому что выключено.

– Что выключено?

– Мир выключен, – совсем непонятно прозвучал ответ.

Наверно, грифону недоступны широкие понятия, и он отвечает так как умеет – по мере возможности.

Гигантские глыбы Кентувиора кончились внезапно, как будто оборвались, и вот уже далеко внизу в пронзительном холодном свете солнца видны белые равнины и одинокий палец, назидательно торчащий из земли.

– Что это? – спросил дивоярец, указывая на странную неровную колонну.

– Сторожевая башня, – ответил грифон.

Сторожевая башня, сторожевая башня, так и зазвенело в голове. Что-то такое билось в памяти, какое-то название. Гоннерат! Вот что напомнила ему эта стерильная местность под чёрным небом и неестественно белым и холодным солнцем. Как будто всё внизу покрасили из распылителя белилами. И резкие чёрные тени, никаких полутонов.

"Это безвоздушное пространство!" – вдруг связалось в голове. Белый иней внизу – это кристаллический воздух! Здесь как в космосе. Законсервированный мир. Мир, так похожий на слепок живого мира Гедрикса.

Он видел внизу пустые русла рек, равнины и горы, но не мог узнать – всё было другим. Не было лесов, только белые холмы. Ему казалось, что он видит промелькнувший внизу Стовирадж – так могли бы выглядеть засыпанные снегом останки крепости. Неутомимый грифон сделал широкую дугу, и вот они уже летят над морем, над молчаливым ледяным простором, засыпанным всё тем же инеем, и кое-где прорезанном глубокими трещинами. И вот перед глазами Лёна выступают посреди моря острые скалы-иглы, сплошь обросшие белым мхом. Они стоят, как частокол, в несколько рядов, а в центре – невысокий остров с уступами. И на вершине – полуразрушенное строение.

– Это Рауфнерен, – помертвевшими губами говорит магистр.

– Это Рауфнерен, – ровно отзывается грифон.

Мир Гедрикса – вот он. Мертвый ледяной мир без воздуха. Граф ошибся: мир не рассыпался в прах, он просто превратился в космическую ледышку.

– Но где же звёзды?! – вдруг спохватился Лён.

– Надо включить – и будут, – уверенно подал идею грифон.

Всё у него надо включить! Звёзды включаются, как солнце? Тоже нажатием рычажка? Не солнце это, а просто лампа в вышине! А звёзды настоящие!

– Ты можешь сделать сколько угодно солнц, – невозмутимо откликается грифон.

Он не поверил и продолжал облёт по огромному кругу. Он видел много иных земель – за горами, замёрзшими морями. И вот, когда забрался он далеко на юг, грифон, дотоле молчащий, снова подал голос:

– Край мира, – сказал он. За горами была непроницаемая тьма, как великая бездна, поглощающая звёзды.

Вернувшись во дворец, он долго думал, бесцельно бродя по тронной зале и подолгу застывая перед панорамой безжизненного чёрно-белого мира за окнами. Грифон покойно лежал в мирной позе возле алмазного трона и только следил невозмутимыми янтарными глазами за магистром.

Лён ничего не понимал – всё ранее представлялось его понятиям иным. Дворец Эйчварианы, горы Кентувиора, сторожевая башня Гоннерат, развалины Стовираджа, море Грюнензее, остров Рауфнерен и даже развалины хранилища Большого Кристалла были тут. Но в то же время мир Гедрикса оказался ограничен со всех сторон, он замкнутое пространство! И что там – наверху? Что представляет из себя это чёрное беззвёздное небо? На этот вопрос грифон с уверенностью отвечал, что небо – это небо! Как ещё может быть? Границы огромного пространства, на котором могла разместиться Европа, он назвал "край мира", и для него в этом всё было ясно.

– Если мы полетим с тобой наверх, – допытывался дивоярец, – куда мы попадём?

– Мы стукнемся о небо, – говорил грифон.

Наконец, он устал и сел на единственное место, где было можно отдохнуть – на трон. Так, сидя, он снова положил пальцы на рычаг, который "включил солнце". Лежащий у ступеней грифон поднял голову и посмотрел на Лёна своими умными глазами.

– Хороший мир – зелёный мир, – сказал он.

– Для хорошего зелёного мира нужно тепло и солнце, а не какая-то лампа, – проворчал дивоярец, устав от загадок этого сфинкса.

– Дожми до упора, – ответил терпеливый слуга и снова показал когтем на рукоять.

Одним движением Лён утопил стержень в подлокотнике, и тотчас холодный, мертвенный свет за окном преобразился в яркий, тёплый свет солнца! А затем снаружи всё заволокло паром.

– Иди спать, магистр, – позвал его грифон, – Пусть мир пока оттаивает, всё равно до завтра ничего не видно будет.

Усталый Лён потащился следом за четвероногим слугой и тот привёл хозяина в большую спальню, а в ней стоял уже накрытый стол с горячей едой.

– Откуда это? – изумился дивоярец, который помнил, что немного ранее дворец был удручающе пуст.

– Я слуга, я делаю удобно, – туманно объяснил грифон.

Была, кажется, ночь. И наступил далее день – всё, как положено нормальному, живому миру. И вот Лён, прекрасно отдохнув, выкупался в чудесном бассейне, позавтракал замечательными блюдами, непонятно откуда взявшимися. Но тот, кто угощался от волшебной скатерти, уже не удивляется таким чудесам. Многие дивоярцы умеют из ничего делать что-то, а здесь этим занимается грифон – только и всего.

– Что получилось? – спросил он, глядя из окна на серые, безжизненные скалы Кентувиора, уходящие к горизонту. Зато сверху ярко светило солнце и бодро голубело небо, И самые настоящие кучевые облака.

– Пошла трава, – сообщил слуга.

Экраны-окна послушно показали дальнюю картину: на холмах и равнинах действительно пробилась первая весенняя зелень. Теперь можно было выйти на балкон без защитной магической оболочки. На воле было прекрасно. Ночью Лён слышал вой бури, напрасно бьющейся в плотно прикрытые окна, а теперь дул холодный, но свежий ветер и приносил издалека живые запахи проснувшейся земли.

Не надо было совершать облёт, чтобы понять, что природа некогда погибшего мира снова ожила. Инея нигде не было, только северные горы, где стоял дворец Эйчварианы, по-прежнему хранили меж своих вершин снега. Море ещё не растаяло, но по руслам рек уже проложила дорогу влага.

Он не утерпел и, сопровождаемый своим верным спутником, направился осмотреть новорождённую природу. Пусть это не был настоящий мир, а огромное пространство с искусственно поддерживаемой средой, но Лёна он радовал. Вот это было то укромное место, где он сможет спрятать собранные эльфийские кристаллы. Здесь их место, потому что отсюда они и разлетелись по множеству миров, сея смерть и разрушения. Сюда никто не сможет войти без его разрешения, потому что только он умеет управлять башней-кораблём. Но всякий раз пользоваться этой громоздкой штукой?

– Как же это происходит? – не понимал дивоярец, разглядывая на экранах панорамы оживающего мира, – Ведь Живого Кристалла, который поддерживал здесь жизнь, нет! Солнце, звёзды – всё погасло, когда Гедрикс разбил зелёный шар!

– Солнце и звёзды включаются, – прилежно ответил грифон на вопрос, заданный чисто риторически. – Тепло включается, и холод. Растения включаются, и звери. И птицы. Весна включается, и лето. Осень включается, и зима.

– А Рауфнерен включается? – шутливо спросил дивоярец, уверенный, что просто плохо понимает немногословного грифона.

– Включается, – уверенно ответил тот.

– А люди включаются? – уже без шутки спросил Лён, которого вдруг осенила надежда – та, которую питал Гедрикс, который думал, что стоит снова собрать Живой Кристалл, как вернётся в полноте весь мир, в котором был Аларих, король Килмар, Стауххонкер, принцесса Гранитэль.

– Нет, не включаются, – монотонным голосом разбил слуга сумасшедшую надежду дивоярца.

– Как я могу снова попасть наружу? – спросил ближе к вечеру уставший от впечатлений магистр.

– Для Говорящего-Со-Стихиями везде выход, – последовал загадочный ответ.

Выход действительно был прост, гораздо проще, чем вход. Когда грифон отнёс своего хозяина к восточным горам, где возвышалась отвесная стена высотой в несколько километров, Лён понял, что за этим барьером больше ничего нет, и солнце, которое каждое утро вставало из-за этих непроходимых гор, всего лишь имитация светила. Но оно так исправно работало – как настоящее.

Как глубоко под поверхностью Селембрис скрыто это убежище? Или это снова шутки с пространством, которые так любят эльфы?

Отбросив все мешающие сомнения, он встал перед этой сплошной стеной и приложил к ней ладони. Отчего-то он ничуть не сомневался, что увидит очередное чудо – ведь всё здесь повиновалось ему, как будто было сделано специально для Лёна. Пока он не знает разгадки этой тайны, но теперь он знает тайну Белого Принца, и открылась невероятная правда мира Гедрикса.

Под ладонями защекотало. Камень проснулся, ещё дыша многовековым холодом, и сказал: слушаю, хозяин.

– Открой мне проход наружу, – велел ему хозяин, – и будь готов впустить меня обратно, когда я захочу.

– Да, Румистэль, – ответила гора.

В сплошной стене разошлась малая трещина и начала стремительно расширяться. Глубокий и широкий тоннель пролёг в толще горы, и дивоярец пошёл по нему. Свет за спиной ещё не пропал из виду, когда впереди забрезжил другой свет.

Он вышел из горы и ступил на сочный травяной ковёр. Тут была весна и изо всех сил тянула из земли соки разная зелень: нежно цвела верба, серебрился тополь, сладко пахли берёзовые почки. И небо – голубое-голубое, как то, которое в подземном мире. И солнце – самое настоящее, но кто бы отличил, где поработала природа, а где эльфы. Великий народ, который научился делать живое из всего.

Он обернулся и увидел, что проход, через который он вышел на Селембрис, находится в боку обыкновенного холма. Не слишком высокого, лысого с макушки.

– Закройся, – кратко велел Лён проходу, и тот послушно затянулся. Затем дивоярец одним скачком оказался на вершине ровной горки.

Он так и думал! То-то ему показалась знакомой местность! Этот холм стоит на краю королевства Сильвандир, а дальше по этой дороге доедешь до Ворнсейнора.

Глава 29

Королевский дворец являл собой картину разорения, как будто враги пришли злые, поубивали хозяев и теперь тащат добро. Весь двор был завален мусором вперемешку со всяким добром. Тут осколки дорогой посуды, и рваных тряпок, и тут же какие-то мужички торопливо сворачивают парчовые шторы, постельное белье с вензелями королевского дома, тащат мебель, дерутся, орут, матерятся. Во дворце распахнуты окна, словно тюки с награбленным вываливали прямо из окон – на клумбы.

– Что здесь случилось?! – спрашивал в ужасе Лён, едва высадился с Сияра.

Никто не обратил внимания на крылатого жеребца, и лишь мутные взгляды нетрезвых людей едва скользили по дивоярцу. От него отпихивались с раздражением, как от надоедной мухи.

– Что происходит?! – хватал он за рукава людей, которыми был полон дворец, и которые, как муравьи, тащили и тащили богатства королевского дома.

– Паф, что случилось?! – кричал он, влетая в кабинет короля.

– А что случилось? – обратил друг к нему красные глаза, сидя среди разгрома.

– Твой дворец грабят!

– А, да пусть грабят! – махнул рукой Паф.

Он сразу понял: друг сломался. Эти равнодушные глаза и запущенный вид яснее ясного говорили чем занимался Паф эту неделю, пока Лён отсутствовал.

Попытка поговорить по душам ничего не дала.

– Да к чёрту всё! – озлобленно огрызнулся бывший король, – Кому всё это надо? Кому важно как я выгляжу и что чувствую! Да и вообще, это такая чушь! Мне самому плевать на это! Ты говоришь, всё тащат? Тебе жалко, что тащат, да? Тебе вообще надо беречь всё это барахло? Чтобы оно аккуратненько попало в лапы Бреннара и Воннэра, да? Ты прямо переживаешь за сохранность их имущества? А я так тебе скажу: пусть мои люди тащат всё, что смогут утащить! Если это им хоть в чем-нибудь поможет! Если они сумеют всё это сбыть и получить деньги – пусть волокут! О, мы с тобой герои дня! Мы с тобой прекрасно выполнили миссию – миссию! Я посмотрел как наши с тобой друзья со второго курса помогают налаживать эвакуацию! Они жгут крестьянские хозяйства! Выгоняют народ из сёл и деревень и жгут их дома, чтобы никто не возвратился! Так надо! Это распоряжение Совета!

– Не может быть, – охрипшим голосом проговорил Лён.

– Не веришь? Иди и посмотри. Этот город тоже обречён – камня на камне не останется! Чтобы не возвращались, чтобы не пришлось снова раз за разом отыскивать беглецов и выгонять! А ты говоришь мне: тащат!

– Ну хорошо, а ты видел временные лагеря для переселенцев?

– Видел, – сказал, как плюнул, Паф, – Это огороженные участки на восточном краю Сильвандира – там заканчивается переселение. В Воннэдрильм пока моих людей не пускают – типа, не все готово. То есть, прикинь, операция готовилась загодя, ещё при жизни отца, а теперь, оказывается, не всё готово! Воннэр хитрый, он наверняка получил денежки от Дивояра на обустройство переселенцев и закрысячил их! А кто проверять будет? Пригнали народ, как овец, и бросили у ограды в чистом поле! Их обобрали ещё на месте: подосланные купчики скупили по дешёвке семенное зерно, скотину, а потом обобрали ещё раз – уже у границы. Ни еды, ни жилья – всё чистая фикция. Народу полно, условий – никаких! Свой же скот режут и едят, так за дрова ещё дерут втридорога. Проклятие, Лён, в какое дерьмо мы с тобой ввязались!

– Но почему… – ошеломлённо бормотал Лён, – неужели дивоярцы…

– Да они наверняка всего не знают – им же докладывают те же агенты Воннэра. А Пантегри, который заправляет операцией, хочет с блеском отчитаться, вот и усердствует сверх меры. Восточную часть уже угнали, дома пожгли, городки разграбили мародёры из Воннэдрильма, а я-то, как путный, говорил: не смейте грабить друг друга! Да пусть грабят! Я простодушный идиот, потому что не понимал того, что неизбежно!

– Но почему всё получилось так гадко?.. – пробормотал Лён, не зная – верить или нет.

– Да получилось чисто по-человечески! – заорал Паф, – Сначала пафосные речи и слёзы умиления, потом обычная подлянка: типа, своя рубашка ближе к телу! Герцога Грая убили!

– Лейхолавен убит?!

– Да! Он вступился за кого-то, и мои же гвардейцы закололи его!

Паф в бешенстве заколотил по столу кулаками, разбивая их в кровь. Таким его Лён никогда не видел.

– Я должен пойти и посмотреть, – сказал Лён. – Только ты не думай, что я тебе не верю.

– Лети и посмотри, – бросил Паф из-под руки.

* * *

Полёт над восточной половиной Сильвандира показал ужасную картину. Многочисленные деревни и малые городки выглядели так, словно шла война. Дома и крестьянские хозяйства горели, по проселочным дорогам шли разрозненные кучки беженцев, на большой же дороге они сливались в сплошной поток. По обе стороны от колонн беженцев носились лёгкие всадники в мундирах королевской гвардии. То и дело ломались экипажи, их оттаскивали на обочины, чтобы не мешать движению, но заторы были неизбежны. Сверху был слышен многоголосый шум, крики, ржание лошадей, грохот сталкивающихся телег. Многие шли пешком, только с узлами за спиной. Многие вели с собой животных – коров, овец, коз. Бегали вокруг и истошно лаяли собаки – Лён догадался, что их с собой не взяли, и животные бежали следом за хозяевами, не понимая, отчего их бросили.

Он взял направление на юг – туда, откуда наступала зона наваждения.

На отдельно стоящем хуторе было какое-то движение. Огороженный постройками двор, амбар и просторный, но пустующий выгул для скота. Небольшое, но хорошее хозяйство. Сверху видно как выносят и грузят на телеги узлы, ящики. Всё, конечно, вывезти не удастся – всего-то две лошади запряжены в подводы. Но позади хутора стоят в ряд ещё несколько лошадей, и чепраки у них, как рассмотрел сверху зоркий дивоярец, цветов королевской гвардии.

Солдаты заставляют крестьян покидать своё хозяйство, а сами те ни за что не тронутся с места, будут упорствовать и надеяться, что их забудут. Почти везде так. Наверно, ни одно переселение не происходит без таких драм. Плачут дети, доносятся мужские голоса. Делать здесь было дивоярцу нечего – он не может помочь этим людям. Разве время сгладит этот шок. И тут он увидел, в чем причина крика.

Из дома вышли два человека в синих мундирах гвардейцев. Каждый нес по мешку на плече. На гвардейцев кидалась с руганью женщина, а за подол её цеплялись ребятишки. Лён мигом сообразил, что видит сцену разбоя: вместо того, чтобы помогать переселенцам, солдаты грабят их. Но есть ли смысл оставлять добро, если оно всё равно достанется в пищу либо огню, либо мародёрам. Солдаты, видимо, тоже так думали, а у хозяев хутора было иное мнение.

Лён снизился и сошёл на землю за постройками. Войдя распахнутыми воротами внутрь двора, он увидел настоящую картину мародёрства. В вещах, собранных беженцами, рылись солдаты. И было их тут не два, а человек семь, если ещё кого-то не было в доме.

– У нас больше нет ничего! – кричала женщина в то время, когда в сарае раздавались стоны. – Всё отняли!

– Где деньги?! – орал на неё рядовой гвардеец, – За скотину выручила деньги!

– Нет, нет! – вопила несчастная, за юбку которой с рёвом цеплялись два малых пацана. – Нам жить будет не на что! Пожалейте детей!

– Пали давай всё вместе с отродьем! – выскочив из сарая, заорал другой гвардеец. – Всё равно всему гореть!

Он схватил факел и хотел бросить в сарай с сеном, но наткнулся на незнакомца.

– Зачем жечь? – вкрадчиво спросил высокий молодой мужчина, одетый не по здешней моде.

– Приказано, – быстро ответил гвардеец, оглядывая незнакомца и соображая, что он тут тоже не случайно.

– Ограбили! Изнасиловали! Отца убили! – рыдала растерзанная и избитая женщина, – Мужа сжечь хотят. Деньги требуют за скотину! А самим жить на что?!

Гвардейцы стали переглядываться и стягиваться в круг вокруг незваного гостя.

– Вас грабить посылали? – решил обратиться к совести служивых Лён.

В ответ – ухмылки и наглые взгляды. Мужики чувствовали себя в безопасности – их много, а он один, и вокруг никого, кроме этих крестьян, которым, кажется, всё равно уже никуда не уйти.

– Разве вы присягу королю не давали? – спрашивал наивный дивоярец.

На это раздался смех: какая там присяга королю, когда власть меняется. Вот-де новому королю и присягнём.

Женщина притихла, прижимая к себе двоих детей: она поняла, что незнакомец бессилен чем-либо помочь, а, скорее всего зря влез в свару.

– Мы тоже люди, – вдруг выступил один из солдат, молодой ещё совсем, почти мальчишка, – нас от дома оторвали на службу, а теперь мы не накопили ничего – с пустыми руками идти в чужую страну?

– Резонно, – с юморком подтвердил более взрослый, но с таким циничным взглядом, – лошади нынче в цене.

Он замахнулся факелом и хотел бросить его внутрь сарая.

– Стой! – тихим, но страшным голосом сказал ему дивоярец.

Солдаты захохотали, предвкушая новое удовольствие от избиения этого наивного идиота, верящего в справедливость и присягу.

То, что крикнул дивоярец, никто не разобрал, но то, что произошло дальше…

На глазах у всех гвардеец, который уже хотел метнуть огонь в сарай, вдруг непостижимым образом начал сжиматься – очень быстро! И через секунду исчез в своей одежде, а та упала наземь, как пустая. И в мгновенно наступившей тишине из ворота мундира выскочила серая крыса и бросилась наутёк.

– Быть вам крысами, уроды, – зло проговорил странный незнакомец, и глаза у него были страшны, как будто горели холодным огнём.

Он ещё раз воздел руку, словно хотел поразить мерзавцев молнией, но тут один заорал:

– Это королевский маг!

И все оставшиеся солдаты бросились бежать.

Такое бешенство им овладело, никогда ещё он не жаждал так убийства. Такая ненависть к наглым, сытым мужикам, которые пользовались властью для того, чтобы гнобить и без того попавших в беду людей. Грабили ограбленных! Обижали несчастных! Что за гадские создания эти люди: у своих глотки готовы вырвать за лишний золотой! Твари подлые и бездушные! А Паф называет их своим народом! Он из-за них чуть с ума не сошёл!

Удары пламени преследовали гвардейцев по пятам, воздух взрывался перед ними, куда бы они ни бросались, неведомая сила кидала их на землю, вихри подкидывали их в воздух. И страшным громом били в оглохшие уши свирепые слова дивоярца:

– Лимб по вас плачет, мрази!

Когда он вернулся, женщина с тихим плачем перевязывала избитого до полусмерти мужа.

– Вы можете взять лошадей этих негодяев, – сказал он ей, – продашь и получишь деньги.

– Хуже будет, – мотнула она растрепанной головой, – узнают, вообще убьют. Они нас потом обязательно встретят на дороге.

– Женщина, – озарённый внезапной мыслью, заговорил дивоярец, – грузи всё на лошадей и отправляйтесь в зону наваждения. Там есть город, и вы устроитесь в нём спокойно.

– В зачарованную землю? – испугалась женщина.

– Я говорю тебе: это лучше. Там живут хорошие люди. Я провожу вас.

Он помог им собрать имущество, уложить в тюки, и двинул маленький караван к границе зоны наваждения. Перед беглецами появилась речка и мостик через неё. Хуже им там будет или лучше – едва ли Лён когда-нибудь это узнает, потому что зачарованные земли каждому дают какую-то новую судьбу.

* * *

«Не знаю, хорошо я сделал или плохо», – думал он позднее, когда летал в тот день над восточной половиной Сильвандира и видел множество трагедий. Не обязательно таких, какая едва не случилась на том хуторе, но по-своему жестоких. Отрывать людей от места, лишать их почти всего и высылать неведомо куда – разве не ужасно? Его уже не удивляло, что в обстановке всеобщего бедствия многие люди становятся вандалами. Экстремальные условия пробуждают в толпе дикие инстинкты, и в лидеры выходят не самые лучшие типы. Вот тогда слетает с человека поверхностный налёт цивилизованности, и становится он зверем, пьянеющим от безнаказанности.

Возвращаясь обратно в Ворнсейнор, увидел он своих друзей из Дивояра: отряд второкурсников, которые помогали осуществлять переселение.

Крылатые жеребцы порхали над восточной окраиной столицы. Самый густонаселённый район, где теснились ремесленные кварталы, мастерские, мелкие лавки и, конечно, дома терпимости.

На узких улочках по обе стороны теснились гружёные подводы – это готовилась на завтра новая партия переселенцев. Процесс шёл организованно – сразу видно твёрдую руку дивоярцев. По серединам улиц летали туда-сюда конные второкурсники и раздавали указания: что брать, а что оставить, потесниться, прижаться к дому, пропустить. Всё это командным голосом, не терпящим возражений. Те, кто посостоятельнее, получали больше внимания, у них были лошади, чтобы везти их скарб – вот их большие экипажи занимали солидную часть улицы. А были и другие, у которых не было возможности купить лошадь, и их пожитки лежали тут же – в узлах и сумках.

Здесь было всё спокойно и пристойно, как вообще возможно сделать это в подобной ситуации, когда людей ради какой-то непонятной им необходимости сгоняют с места и лишают большей части нажитого добра. Но мародёрства здесь не было – хоть это хорошо.

Лён ехал на своём Сияре посреди улицы, по узкой полосе, освобождённой для завтрашнего выезда, и смотрел по сторонам. Да, здесь тоже царила подавленность, уныние и слышались порой рыдания, но за последние часы его сердце как будто оглохло – столько он навидался сегодня. Он ехал во дворец, к Пафу, чтобы провести с ним всё то тяжкое время, пока будет завершаться эта миссия.

– Господин дивоярец! – раздался пронзительный голос, и к Лёну бросилась женщина.

– Простите меня, господин, – заплакала она, хватая его за сапог и падая на колени.

– Грета? – изумился он.

– Господин дивоярец, – упорно не называла она его по имени, – сжальтесь надо мной!

– Что с тобой случилось? – смягчился он при виде её непонятного горя.

– Я только что купила домик, – заливаясь слезами, проговорила девушка, – Я же не знала, что так выйдет! Потратила денежки на швейную мастерскую, а теперь надо всё бросать! Нет у меня денег, чтобы купить лошадь и тележку! Такие цены грабительские! С пустыми руками пойду!

Тут она так горько зарыдала, что у него сжалось сердце. Бедная девочка только думала наладить жизнь!

Что делать, как помочь ей? Нет у него с собой ни монеты, и лошадь взять негде, потому что нет сейчас просто свободных лошадей!

В замешательстве он начал оглядываться по сторонам, не зная, что можно предпринять, и увидел внимательные взгляды: на Грету смотрели, и читалось в этом презрительное: шлюха! Дивоярская шлюха, так тебе и надо! Никто ничем тебе не поможет!

– Оставь все вещи, Грета, – сказал он ей, – пойдём со мной.

Она так и обмерла, вся сникла от отчаяния. Он потянул её к себе, посадил на коня сзади и велел крепко держаться за него. Потом, не обращая ни на кого внимания, направился к королевскому дворцу.

– Всё украдут, – сказала Грета за его спиной.

– Неважно, – ответил он, хотя и сам не знал, как будет он решать её судьбу.

Западная половина города пока стояла нетронута – здесь начнут сборы через месяц, когда покончат с восточной частью.

С девушкой за спиной Лён проехал под удивленными и завистливыми взглядами прямо на двор перед дворцом. Провёл испуганную девушку по разорённым коридорам и провёл её в свою комнату, которую никто не посмел трогать даже без всякого заклятия.

– Побудь пока здесь, – сказал он ей, – А завтра что-нибудь придумаем.

Конечно, он мог добыть ей денег, но сейчас у него не было на это времени.

* * *

Тот холм на границе королевства Сильвандир, в котором был вход в подземную страну, здесь назывался эльфийским холмом. Про него ходили сказки, как про всякое такое место, что-де в незапамятные времена жил в этом холме таинственный народ остроухих. Что открывались раз в тысячелетие у подножия холма зелёные ворота, и выезжала на белом коне королева эльфов со своей свитой. И что бывало такое: забирали к себе эльфы кого-нибудь из людей, и тогда такой человек пропадал навеки, и никто не знал, что с ним дальше было. А другие говорили, что видели людей, вышедших из холма. Говорили, что время внутри страны эльфов течет вспять, и тот, кто попадал туда, уже никогда не старел. Входил такой человек туда старцем, а выходил молодым.

Теперь Лён точно знал, что это всё сказки и небылицы. Эльфийский холм на краю королевства Сильвандир уже лет так полторы тысячи стоит пустой: столько лет назад погиб мир внутри него. И только теперь до молодого дивоярца дошло как именно это случилось.

От Гедрикса, от его памяти он получил непоколебимое убеждение, что мир его погиб оттого, что эрл разбил Живой Кристалл. Все годы своих странствий, до самой смерти, Гедрикс винил себя в убийстве своей родной страны. Лён теперь знал, что граф не виноват ни в чём. Кристалл не управлял жизнью подземного мира, не он содержал своей силой гармонию этого замкнутого пространства. Не с разрушением Кристалла замерзло море Грюнензее и осел ледяными хлопьями воздух. Это сделала Эйчвариана – при помощи рычагов управления погодой. Просто выключила этот мир. Сделала это за своей надобностью – хотела попасть в Джавайн!

Как он ненавидел эту подлую гадину, которой было ничто погубить множество народу ради своей прихоти. И самое гадкое то, что она сделала это так, чтобы Гедрикс подумал, что в этом его вина. Он не знал как унести огромный кристалл, и разбил его – это она дала ему невыполнимое задание!

Это всё он думал, пока смотрел с высоты полёта грифона на цветущий мир внизу. За две недели его отсутствия выросли по удивительному эльфийскому волшебству прекрасные леса и наполнились чистой водой реки. Снова бил прибоем в берега великолепный Грюнензее, как и другие моря этого огромного пространства. Здесь возвышались горы и были чудные, плодородные долины. Здесь уже летали пчёлы, бабочки, реки полны рыбой, завелись лесные и полевые звери. Откуда, из каких тайников были взяты их зародыши? Как всего за две недели снова ожила эта дивная страна?

Летал он и на Рауфнерен, где снова гремели мощным, устрашающим прибоем грозные скалы-иглы, охраняющие разорённое хранилище кристаллов.

Дворец в горах, который он больше не называл дворцом Эйчварианы, стал его домом, куда он перенёс свои драгоценные эльфийские осколки, о которых всё время беспокоился, покидая свой дом в небесном городе. Сюда он будет сносить всё, что отыщет. А он найдёт и клад Финиста, и добычу Елисея, добудет и тот каменный шар, сгинувший в окрестностях Дерн-Хорасада.

Вот так делил он свое время между радостью и горем. Ещё две недели шло переселение восточной части Сильвандира, и ничего хорошего для народа в этом не было. Он не оставлял Пафа, который пытался ободрить свой народ и говорил ему: так надо, сейчас трудно, но потом всё утрясётся, терпите, люди. Его друг отдал всё, позволил разграбить наследие королей Сильвандира, чтобы облегчить людям переезд. Он лично казнил мародёров и летал на своем белом жеребце Вейко над восточными землями, гневно карая воров и наказывая самоуправство. Его мучение и страдание понимали все сильвандирцы, и не осуждали своего короля. Что он мог сделать против всесильного Дивояра, хотя сам был дивоярцем! Но и его терпению пришёл конец, когда пришли вести с западного края, от королевства Бреннархайм, что тамошние люди уже потихоньку начинают шарить по территории Сильвандира и грабить население.

– Этому унижению уже нет предела! – мечась по своему опустевшему кабинету, рычал он.

Дивояр смотрел на это очень философски: таких переселений на памяти небесного города было уже немало, и опыт тысячелетних магов говорил, что всё утрясётся и образуется. В конце концов, разве не предок Алая, некий варвар-наемник Сильван Хромой устроил в этих землях захватническую резню и порешил тогдашнего короля, завладев его короной и королевой? И ничего – утряслось. А стали бы тогда маги устраивать разборки, судить виноватых и защищать правых – сколько крови ещё бы пролилось! Нет же, признали разбойничий успех Сильвана Хромого как де-факто и приняли как де-юре. Пройдет, Паф, – говорили ему друзья-старшекурсники.

О, надо видеть как виртуозно производил командование перемещением Пантегри! Присутствовал в этом рослом, честолюбивом жаворонарце какой-то артистизм, когда он выступал во главе отряда эвакуаторов, словно на торжественном мероприятии. Когда он в сопровождении своей свиты на белых жеребцах стремительно облетал идущие колонны беженцев и подгонял господ гвардейцев. Как шли они красивым клином над брошенными и разорёнными сельскими домами и с лёту посылали языки огня в опустевшие постройки, чтобы невозможен был возврат, бегство к прежней жизни. Как горели его глаза, и гордо вздымалась сильная грудь, оттого что чувствовал он свою власть, и за ним была вся мощь небесного города. Вот только теперь Лён осознал, что представляют собой жаворонарцы, и чем вообще завлекает их Дивояр.