Текст книги "Тетрадь третья"
Автор книги: Марина Цветаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
ИЗ СЕРОЙ КРОХОТНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ,
в к<отор>ой последняя запись: «Какой ффон!»
* * *
– Мама! Приятнее, когда шмель кусает, п. ч. осы и пчелы – такие маленькие круглые дамы.
(Женщин, дам, девочек; кукол – ненавидит.)
* * *
– Мама! Папа – меньше, чем слон?
* * *
– А можно спрятаться от войны за занавеску?
* * *
(Я объясняю ему: война – страна – и т. д.)
– Пускай страна сама о себе думает, я буду думать – о себе.
(июль 1931 г.)
* * *
Мур – 17-го авг<уста> 1931 г.
Я: – Знаешь, Аля, пословицу: когда два пана дерутся за панночку, то получает ее…
Мур: – То получаются шлепатаны!
(детское слово – вместо шлепки)
* * *
Аля: – У кошки один ус как у Клемансо.[145]145
Клемансо Жорж (1841–1929) – французский политический деятель; наиболее драматичный период его политической карьеры пришелся на конец Первой мировой войны, когда он в критический для Франции момент (ноябрь 1917 г.) возглавил правительство и своей энергичной и успешной политикой заслужил титул «отца победы». С января 1920 г. был в отставке; тем не менее, когда в 1929 г. К. тяжело заболел, сводки о состоянии его здоровья и его фотографии регулярно печатались в прессе, включая и русские эмигрантские газеты.
[Закрыть]
Мур: – А другой – как у Альфонса XIII![146]146
Альфонс XIII (1886–1941) – король Испании; после победы республиканцев на выборах в апреле 1931 г. вынужденно покинул страну, не подписав отрешения от престола.
[Закрыть]
* * *
(Я: – Родное – как язык во рту.)
* * *
(В этой крохотной книжечке первые записи Бузины. Есть и фразы для «Искусства при свете Совести».)
* * *
Мур – мне:
– Ваша мать наверное была зверь.
(не иносказательно!)
* * *
Мур: – Я напишу, что моя мать любила негров – деревья – простор…
* * *
– Я не крестьян, чтобы жить без денег!
* * *
(Я)
Мне мое поколенье – по колено.
* * *
– Назад, в лето 1930 г., С<ен> Лоран
(МАЛЕНЬКАЯ СЕРАЯ ЗАМШЕВАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА)
Мур:
Орешник – подъешник.
* * *
Я рассказываю: – А отец его был плотник – строгал доски.
Мур: – Как казак. А столы делал?
Я: – Для чего?
Мур: – Чтобы есть Богу, – обедать.
* * *
– Стрáнга моя, Стрáнга подсэмская!
* * *
(Фамилия хозяев – имя собаки)[147]147
Имеется в виду семья Штранге, которой принадлежал замок Арсин, и собака по кличке Подсэм, происходящей от чешского «pojd’sem» («иди сюда»).
[Закрыть]
* * *
– Кучера всегда кокетничают.
* * *
(Позже, очевидно зимой, я – кому-то – на докладе <сверху: русск<ом> чествовании> Valéry)
– Я любуюсь на правильность своего инстинкта: недаром я не любила Valéry, оказавшегося анти-паскáльцем.
* * *
– Фохт, платя мне гонорар,[148]148
Всеволод Борисович Фохт (1895 – после 1940) – литератор, переводчик, соредактор журнала «Новый дом» (1926–1927), активный участник литературного объединения «Кочевье»; был главным инициатором и организатором (с русской стороны) собраний Франко-русской студии (Франко-русских литературных собеседований).
[Закрыть] плакал чернильными слезами (огромная клякса на жемчужно-серое новое платье моей соседки).
* * *
Va là – je ne sais où, apporte le – je ne sais quoi.
или
Va – je ne sais où, apporte – je ne sais quoi.
– On va et on apporte —[149]149
Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Пойди – не знаю куда, принеси – не знаю что. – Идут и приносят (фр.).
[Закрыть]
Вот, что я бы хотела сказать Valéry о творчестве.
РЫЖАЯ БУМАЖНАЯ (ПРАХ!) ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
лета 1928 г. – Понтайяк – еле-заметные записи – относятся к 10-тым стр<аницам> этой книжки. Муру 3 г., неск<олько> месяцев
* * *
Мур – о здешней собаке:
– Она хвостом хвастается.
* * *
– Я пью ветер.
* * *
– Почему грустно? У него есть собака другая же!
* * *
– Потому что оно мокрое – хочет высушиться!
(о море)
* * *
Мои строки:
В дни, когда выли и голодали —
Ты во мне пел и цвел.
(как будто бы – Ю. З<авадский>,[150]150
Завадский Юрий Александрович (1894–1977) – актер и режиссер.
[Закрыть] в Р<оссии>. Но – почему?)
* * *
Мур – о Белоснежке:
– Она была солдат.
(Сейчас связь утрачена, м. б. восстановлю.)
* * *
первяк (паровичок – местного поездка)
* * *
безносатый
* * *
Строки:
Не полюбленное мною
Заново – в который раз?
(о море)
* * *
…Нá море ты поедешь к женщине, которая тебя будет меньше любить, чем я.
(На море – не поехал совсем: был сбит и убит метро на станции Пастёр, В Париже, 2 <фраза не окончена>[151]151
Запись обращена к Н. П. Гронскому.
[Закрыть]
* * *
Мурина песня (венчальная)
Будет венчаться моя собака – хриплая,
Будет венчаться моя собака – хриплая,
Але подарки растут на батюшкиной голове.
Батюшки, помилуй!
Как я Вас люблю!
Все пошли в церковь,
Мура пошел один,
Совершенно один:
Мама – не пошла,
Папа – не пошла,
Мама – больная,
Папа – больная,
Аля – больная, —
Батюшки, помилуй!
Я стариков не люблю,
Как я их не люблю!
Как я их не люблю!
Barnrn венчается с Мумсом,
Лелик венчается с Черепахой…
* * *
Я, рассказываю: – И вот – идет Медведь! А навстречу Медведю – сначала папа, за папой мама, за мамой Наталья Матвеевна, за Н. М. – Аля, за Алей – Блако, за Блако – Мисс, за Мисс – Мумс, за Мумсом – Barnrn… а за всеми – ты.
– Слава Богу, что не перед!
(4-го августа 1928 г.)
* * *
Я:
– Я бы хотела жить в том месте, которое я вижу в первый раз, а не в том, в котором я живу, когда живу.
* * *
Мур – 17-го августа 1928 г.
– Занозы – мухи заносят?
* * *
– Что пчелки варят? Мед – медвежатам?
* * *
(Отрывок моего письма к Н. П. Г<ронскому> – м. б. есть где-нб. в цельном виде, среди писем. Это – карандашом, в записную книжку, на берегу.)
…Жить и спать под одним кровом мы уже, конечно, никогда не будем.
Что я хотела от этого лета? Иллюзии непрерывности, чтобы ты не приходил и уходил, а – был.
* * *
…Сосны колют меня в сердце всеми иглами.
* * *
…Я еще не плáчу, но скоро буду.
* * *
После письма надела твои бусы – в первый раз за всё лето – висели на иконке.
* * *
Чтобы тебя не заела совесть, нужно поступ<ать?> по чести (помнишь – мой вечный припев – и твои – мне – стихи).
* * *
Ты просто предпочел бóльшую боль – меньшей: боль отца по уходящей – моей по тебе, неприехавшему. (Уход больше чем неприезд, не говоря уже о 25-ти годах – и ни одном дне совместной жизни.)
…Любуюсь на твой поступок – как если бы ты был мой сын, так же сторонне – счастливо.
* * *
Мур – 8-го
– Не выгонять мою кошку! Никогда! Запрещаю!
* * *
– Мур, ты наглый стал в день отъезда!
– Я не наглый, а храбрый!
* * *
(Это последняя Понтайякская запись, следующая уже в Мёдоне – м. б. тоже существует в письмах.)
– Вы знаете, я сразу поцеловала Ваше письмо, как тогда – руку – в ответ (на ответ «не совсем чужая» – скромность этого ответа: «не совсем чужая» – Ваша – мне!). Подумать не успев.
Думаю, что целование руки у меня польское, мужско-польское (а не женско-сербское, где все целуют – даже на улице). Целует руку во мне умиление и восторг.
Итак, письмо поцеловала, как руку. Я была залита восхищением. Так нужно писать – и прозу и стихи, так нужно глядеть и понимать – входы и выходы. Вы предельно-зорки: я, действительно, шагнув – отступаю перед тьмой – даже если она белый день: перед тьмой всего, что не я, перед всем не-мною, ожидая, чтобы оно меня окончательно пригласило, ввело – за руку. Я отступаю так же, как тьма, в которую мы выходим. Не отступаю – чуть подаюсь.
Шаг назад – после стольких вперед – мой вечный шаг назад!
А выхожу я – опять правы! – как слепой, даже не тычась, покорно ожидая, что – выведут. Не выхожу, а – стою. Мое дело – войти, ваше – вывести.
Наблюдение об уверенности шагов к Вашей двери – простите за слово! – гениально, ибо, клянусь Вам, идя – сама подумала: – Так сюда иду – в первый раз.
А вчера вошла как тень – дверь была открыта – всем, значит и мне. А Вы хотите, чтобы я пришла к Вам – потом, – если уйду раньше Вас – или будете бояться?
– Как мне хорошо с Вами, легко с Вами, просто с Вами, чисто с Вами – как Вы всегда делаете что нужно, как нужно.
Никогда до встречи с Вами я не думала, что могу быть счастлива в любви: для меня люблю всегда означало больно, когда боль переходила меру – уходила любовь.
Мне пару найти трудно – не потому что я пишу стихи, а потому что я задумана без пары, состояние парой для меня противоестественно: кто-то здесь лишний, чаще – я, – в состоянии одинокости: молитвы – или мысли – двух воздетых рук и одного лба…
Но дело даже не в боли, а в несвойственности для меня взаимной любви, к<отор>ую я всегда чувствовала тупиком: точно двое друг в друга уперлись – и всё стоит.
* * *
Тем, что Вы любовь чувствуете не чувством, а средой благоприятной для (всякого величия!), Вы ее приобщили к таким большим вещам, как ночь, как война, вывели ее из тупика самости, из смертных – в бессмертные!
Вы знаете много больше, чем еще можете сказать.
* * *
Соскучилась по Вас у себя – даже на моем тычке и юрý.
А знаете – как Вы входите?
Стук – открываю – кто-то стоит, с видом явно не при чем, точно и не собирается войти, явно «не я стучал», совершенно самостоятельно от двери. (Может – ветер, может – я.) Мне всегда хочется сказать: – ннну?
У Вас при входе – сопротивление. – Возьму да не войду. – Вы необычно-долго (т. е. ровно на 5 сек<унд> дольше чем другие) не входите.
– Нынче и завтра свободна до позднего вечера – и никто не ждет – Вы ждете, а я не приду – ибо во всех подобных делах безнадежно-воспитана, ибо нельзя – тем более что никто не запрещает! – ходить каждый день, злоупотребляя расположением матери и широкостью взглядов – отца.
Ах, шапка-невидимка! Ковер-самолет!
* * *
Кто-то взял у нас и осень. (Ни разу не были в мёдонском лесу и только раз – вчера – в парке.) А что зимой будем делать?
* * *
(Здесь кончаются выписки из желтой бум<ажной> праховой записн<ой> книжки конца лета 1928 г. в Понтайяке и первых дней осени 1928 г. в Мёдоне.)
ТАКАЯ ЖЕ ПРАХОВАЯ ЗЕЛЕНАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА – СЧЕТОВАЯ
– 1929 г. – 1930 г. (относится к эпохе Муриного трактора; до этого – запись: Óса, – п. ч. óсы).
* * *
Я – кому-то, не то на чьем-то докладе о М<аяков>ском:
– Площадь – не только драка и давка, но и место подвигов – и казней.
* * *
(Кажется, о поэте Поп<лав>ском)
– Вся тайна в отсутствии дисциплины. За лучшие строки мы не ответственны, ибо они – дар, мы ответственны именно за худшие: наши. Довести творённое, до рожденного, заданное до данного – вот задача. Нужна воля. Ее у П<оплавского> – нет.
– Сгубил малого Монпарнасс. —
– «Я что-то видел…» – Что именно? – Плох, кто не ответит. Ибо вещь для того ему показывалась, чтобы он ее сказал.
* * *
Мур – 2-го декабря 1929 г.
Хлынет дождь в Москве и в Африке —
Дикари моргают как фонари…
* * *
Городские города
* * *
«Пока не требует поэта…»
– А что если всегда требует, а суетный свет – малодушно погружает?!
* * *
Мур: – Здесь будем жить и здесь умрем.
* * *
Я, после какого-то его высказывания: – Господи! И это в пять лет! Что же будет дальше?
Мур: – Дальше – шесть лет.
* * *
Мур: – А потом я пойду на Фауста…
Я: – На какого Фауста?
Мур: – На Доктора.
* * *
Я: – Ты не любишь ни одной женщины, как же ты – меня любишь?
Мур: – Потому что… Потому что Вы мой родитель.
* * *
– Миша – он такой маленький! Он в крошке соли живет.
* * *
– Мама! Где же покупать, когда вырастешь? Ну, вообще одежду! Потому что мне нужно торопиться.
* * *
(Очевидно – уже февраль 1930 г. – раз возглас: в пять лет! (родился 1-го февраля 1925 г.), а м. б. – самый конец 1929 г. и «пять» – предвосхищение. Скорей – так.)
* * *
(Здесь кончается светло-зеленая праховая лавочная записная книжка.)
ЛИЛОВАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
– начало 1930 г. – Мёдон
Мур, видящий похороны: – А покойник – с открытыми глазами! (и т. д. – Эта запись, в полном виде, уже имеется.)
* * *
– А лошади – тоже покойники?
* * *
– А Л<ебеде>в, мужчина-Л<ебеде>в[152]152
Лебедев Владимир Иванович (1884–1956) – эсер, один из редакторов «Воли России».
[Закрыть] – тоже будет? А то всё дамы да дамы.
* * *
– Облака пустые.
– Нет, они не пустые, они с Богом.
* * *
Плача над плохой жизнью:…Раньше козы проходили, а теперь… не… про… ходят…
* * *
– Не хочу быть уродом человеческим!
(Человеческим – в отличие от «носатиков» (Зиг и Пюс[153]153
Персонажи детских комиксов.
[Закрыть]), к<оторы>ми хочет быть.)
* * *
Мур – 21-го марта 1930 г.
– Я вообще большие магазины не люблю: там слишком много материй этих и слишком много дам.
* * *
Я: – Всё, что делают поэты, философы, музыканты они с успехом могли бы делать на том свете. Сделанное Наполеоном могло быть сделано только на этом.
Поэты и т. д. спокойно могли бы не родиться.
* * *
Мур, с отчаянием:
– Я не могу <подчеркнуто дважды> смотреть на солнце, потому что я не орел!
* * *
(Конец лиловой записной книжки – почти пустой.)
МАЛЕНЬКАЯ ЧЕРНАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА, КОЖАНАЯ, С ЗАДВИЖКОЙ – AGENDA
Мур – 28-го янв<аря> 1931 г. (только что прошел Крещение)
Я: – А для чего крестная мать и крестный отец?
Мур: – Для того, чтобы если настоящая мать умрет, еще бы запасная оставалась. Как в машине – колесо запасное.
* * *
Разговор с батюшкой (четверговый урок у К<арсавиных>)
Батюшка:…
Мур: – Он же мне ничего не ответит – он ведь нарисованный.
(солдатское, в 1918 г. – не хочу на дóску молиться!)
* * *
– Какие свиньи – французы! Испортили наше р. Свиньи! Всё у них наоборот.
* * *
(Конец марта 1931 г.)
* * *
Мур: Остров – земля средиводная.
(NB! сам)
* * *
Я, сама себе: – Когда я буду <по?>мирать – что я буду вспоминать?
Мур, молниеносно: – Стихи.
* * *
Про драку с Алей:
– Она меня бьет как корова, как кобыла, а я ее – как муравей.
* * *
Пасха, заутреня на воле.
Я, шепотом: – Тебе нравится церковь?
Он, громко: – Да, потому что похожа на гараж.
* * *
О войне: – Нужно уехать до войны, за войну, где ее еще нет.
* * *
Гусочка (подарили желтую, большую, голова снимается – внутри конфеты. Обожает ее.)
* * *
Кто-то: – Но у нас тоже были богатыри.
Я: – Богатырь – физическая сила, герой – духовная. Только всего.
* * *
Любовь не прибавляет к весне, весна – тяжелое испытание для любви, великий ей соперник.
* * *
Кто может сравниться с деревом?
* * *
Мур – апрель 1931 г.
– У меня теперь бывает такое чувство, что я – я.
* * *
Прыгая на меня с камня (дольмэна)
– Ой, мама! Я Вас совсем изнемогу!
* * *
О Муре:
Человек предполагает, а Мур располагает.
* * *
Я: – «От юности моея мнози борют мя страсти…» – Мур, на каком это языке? – Славянском.
– А кто на нем говорит?
– Отец Андрей[154]154
Сергеенко Андрей Александрович (1902–1973) – в то время священник церкви Св. мученика Иоанна Воина в Медоне.
[Закрыть] – и больше никто. 30-го апреля 1931 г.
* * *
Мур – 5-го мая 1931 г.
– А как слоны ласкаются?
* * *
Я
Почему любят спать с красивыми? (В темноте) Значит все-таки – сознание. Значит дело не в прямом ощущении (одном – всегда, с красивой и некрасивой, любимой и нелюбимой), а – в освещении (изнутри).
* * *
На улице, маленький мальчик – матери:
– Maman! Regarde ce qu’elles sont belles!
Мать: – Elles sont en fleur, – ça ne nous avance en rien.[155]155
«Посмотри, какие красивые!» – «Они цветут, – но нам от этого никакого проку» (фр.)
[Закрыть]
(Могло бы – о девушках…)
* * *
Удивительно, что прошедшее (истекшее) время так же подробно проходило, как наше, год за годом, день за днем, час за часом, миг за мигом, – не пластами: Атилла, Цезарь, и т. д. – не эпохами – не глыбами, а нашей дробью: миговеньем ока – т. е. что Атилла каждую данную минуту был Атилла, не Атилла-вообще (а сколько – какие толпы – сонмы – мириады – не-Атилл, и каждый – каждую данную минуту!) – не Атилла раз-навсегда.
Потому-то так неудовлетворительна, неутолительна – история.
* * *
Мур, на улице: – Вы видали эту негрскую маму?
* * *
– Собаку зовут как меня.
Я: – А как меня зовут?
Шепотом: – Не знаю.
– Нý, ты меня зовешь мам<ой?>, а другие все как зовут?
– Марина Цветаева.
* * *
– Мама! Хотите сделаем пожар! Подожжем землю, чтобы все лысые горы стали.
* * *
(Про осу – или пчелу:) – У нее живот, как у тигра.
* * *
(Безумный, с младенчества, страх ос, пчел и мух. Особенно – мух. Панический.)
* * *
В Зоол<огическом> саду – про какую-то птицу:
– Летний птенец.
* * *
Сто лет мне иногда кажутся, как сто фр<анков> – раз плюнуть!
(Пометка: не то, что у меня этих ста фр<анков> было много, а то, что я знаю, что они по существу – не сто фр<анков>, что это – ложь, пустая цифра и звук. Но и кроме этого – вообще наплевать на франки (сроки).)
* * *
(Здесь кончается маленькая черная кож<аная> записная книжка с затвором – весна 1931 г.)
* * *
Теперь – сине-голубая записная книжка, с металл<ическими> скрепами – Мёдон, ноябрь 1931 г. – м. б. была какая-нб. между, не обнаружила – но до нее – несколько записей из небольшой желтой черновой – картонной 1931 г. Мёдон – тетрадь начата 6-го сент<ября> 1931 г., в воскр<есенье>.
ВЫПИСКИ ИЗ ЖЕЛТОЙ НЕБОЛЬШОЙ КАРТОННОЙ ЧЕРНОВОЙ ТЕТРАДИ,
Мёдон – 6-го сент<ября> 1931 г., воскресенье. Тетрадь начинается чистовиком Дома («Из-под нахмуренных бровей…»).
* * *
Строки, не вошедшие в Бузину:
Край безумный – о, край бузинный!
Край, в безумье своем – безвинный
* * *
…Мне сад был – тетрадью
Тетрадь была – садом…
* * *
(Бузина окончена 11-го сент<ября> 1931 г. – потом я еще раз за нее взялась.)
* * *
Мур – конец сентября 1931 г.
– А продаются такие специальные пилки – для тюрьмы?
* * *
– А это что на картинке нарисовано?
Я: – Это Париж – каким он был давно, давно назад.
Мур: – Ка-ак? э-это Па-а-ариж? (недоверчиво смеется) – Я знаю, что это: это – Пшеноры, где я родился.
(Чешская деревня Вшеноры, недалеко от Праги)
* * *
– May, a y Вас есть какой-нб. знакомый язычник?…А страшные их боги. Но – красивые. Цветом красивые.
* * *
Что-то, очевидно, цитируя: «Невинные наслаждения». Глупо. Разве наслаждение может быть виновным?
С. приводит пример яблока, к<отор>ое мальчик украл и – вот – наслаждается.
Мур, неубежденно (и прав: ибо яблока – не крадут, особенно – мальчики!) – Да… – Нет, всё равно: наслаждение не виновное и не невинное.
* * *
Длинный разговор с Муром – 20-го сентября 1931 г.
Мур: – А я знаю, кто такие разбойники. Разбойники – это люди, к<отор>ые раньше были нищие, а потом стали разбойниками. Не может же разбойник покупать в магазине! – А бывают добрые разбойники?
Взволнованная словом, рассказываю ему про доброго разбойника и кончаю на: – «Ныне же будеши со мной в раю».
Мур: – Как – в раю? Когда он на кресте.
Я: – На кресте – тело, оно и останется, а душа с Христом подымется в рай.
– Но душа – ведь это не я-а!
– А кто же – ты?
– Я? вот! (обхватывает себя всего сколько руки загребают. Негодующе:) – Душа. Душа. Что мне из того, что моя душа будет гулять в раю. Я сам хочу гулять в раю, п. ч. в раю все животные добрые. – А львы? А тигры? – Чорт с ней с этой душой!
* * *
Читаю 24-го, нынче, ему андерсеновскую Русалочку, в три присеста. По окончании: – Что тебе больше всего из всей сказки понравилось?
– Тот город с огоньками.
– Ну, а сама Русалочка, ее любовь, какая она была добрая…
В ответ не да, а гм-гм, сухое. Как будто не хочет – ни признаться, ни признать то, в чем признается. Каждый раз – как только дело идет о добре, любви – в женском образе.
Всю сказку понял отлично.
* * *
– «карангул!» – потрясающий крик в ванной, оказывается – на мне паук. Потом, всё еще плача:
– Я же не за себя боялся, я за Вас боялся!
* * *
По поводу предстоящей свадьбы конинницыной дочери:
– Женюсь и разойдусь, опять женюсь и опять разойдусь.
* * *
Письмо Мура A. A. Тешковой
16-го ноября 1931 г. – сохраняю орфографию.
милая тетя Аня ваш заяц жив потому что Я яво сел. уменя уже миняются зубы 4 новох. Я помню Чехию наш дом лес с двух старон жолтый песок и реку о Я нашол себе жену англи = чанку Я пазнакомелся?!? очинь просто bonjour Madame.[156]156
здравствуйте, мадам (фр.)
[Закрыть] Она больше папы (NB! папа – метр 86 или 87) очень белокауря у ниё есть bebe.[157]157
маленький ребенок (фр.)
[Закрыть] У нас есть кошка трехцветная очень добрая и совсем не ворует. Я много рас бывал на Колониальной выставке. ведал там = скалу с обезянами и семью львов. Ещё алжирцав и негров и ещё индо-китайцов. Там замечательние духи и бусы. Можот-быть мы к Вам приедим в гости на какое = нибудь Рождиство. Я очень (любити <сверху, над «-ти»: ль>) люблю технику и катаца на поезде. Я очень любльу кни = ги. Привет Вам Мур.
ТЕПЕРЬ ГОЛУБО-СИНЯЯ ЗАПИСНАЯ,
о к<отор>ой уже сказано):
– Почему Бог не сделал уродов еще и злыми, а красивых еще и добрыми. Так бы лучше было.
* * *
– Почему Вы меня так незнатно назвали – Георгий Сергеевич?
– А что ты думаешь – знатно?
– Чтобы все знали.
– Ну, какое имя например?
– Иван Сергеевич.
– Иван самое простое имя, крестьянское.
– Большое имя, по-моему.
* * *
Мёдон, 15-го ноября 1931 г.
* * *
Валяясь на диване и закрывая глаза, торжественно:
– Je – dorme.
Je – morte.
Je – squelette![158]158
«Я – сплю.
Я – мертва.
Я – скелет!» (фр.)
[Закрыть]
* * *
После рассказа про братьев Кесселей, сломавших в автомобильной катастрофе один – хребет, другой – ногу.[159]159
Речь идет о Жозефе и Жорже Кесселях, попавших в автокатастрофу 28 августа 1931 г.; у Жозефа был поврежден позвоночник, у Жоржа сломана нога. Из двух братьев – сыновей выходцев из России, переселившихся в конце XIX века в Аргентину, а в 1908 г. переехавших во Францию, – известностью пользовался Жозеф Кессель (1898–1979), в то время восходящая звезда французской литературы, в 1927 г. удостоенный Большой премии Французской академии.
[Закрыть]
– Так он теперь всю жизнь будет хромать спиной?
(Синтез)
* * *
Разговор про чуму. Человек чернеет и т. д.
Мур: – И нельзя смыть?
– Нельзя, п. ч. это кровь – черная. Вот М<аргарита> Н<иколаевна> – врач, спроси у нее.
– Она не таких вещей – врач.
* * *
О деревьях: – Думают – раз склонились!
* * *
– Жен много, Мур, а мать одна.
– Не одна. Другая жена.
– Так жена другая, я про мать говорю.
– Папы – жена, ведь папа же женится, когда Вы умрете.
– Ну, даже если – какая это мама? Ничего твоего знать не будет, ни твоих Мумсов ни Barnrn…
– Но Вы же ей, когда будете умирать, скажете!
* * *
…Только уж я сам буду выбирать жену.
– Конечно. Умные спрашивают у родителей, а глупые сами выбирают.
– Не свою. Папину жену – когда Вы умрете.
* * *
– А ты знаешь, что такое – умирать?
– Да, да, сначала полежать, а потом все эти скелеты встанут и пойдут на небо.
– Не скелеты – души, скелеты, это кости, к<отор>ые на небе не нужны.
– Но души – это ведь мы? А в раю яблоки будут? А можно будет гладить тигров? (Утвердительно) Пантеров.
* * *
Мёдон, 15-го – 17-го ноября 1931 г.
* * *
Мур – 27-го ноября 1931 г.
– Знаете, какие я сочинил стихи?
Хлынет дождь,
Нахлынет ночь.
* * *
Лавка закрывается —
Бесы появляются.
Бесы появляются —
* * *
Аля: – Мура покрывается.
Мур: – А можно и:
Мура ухмыляется!
* * *
Я
Гнать писателей на стройку ж<елезной> д<ороги>,[160]160
По-видимому, имеется в виду Турксиб (Туркестано-сибирская магистраль) – один из наиболее заметных объектов социалистического строительства в это время. Массовое движение по отправке творческих бригад писателей на стройки первой пятилетки началось в мае 1931 г. по инициативе РАППа; это движение было призвано обеспечить «художественный показ» в литературе героев и достижений пятилетки.
[Закрыть] – лучше людей науки! Свидетельство писателя ведь само по себе – о чем бы ни было – не внушает доверия.
– Ишь, расписал!
…Время само спросит, без всяких своих временных представителей.
* * *
(Первая запись: Езжай, мой сын, в свою страну!)
* * *
– Vous êtes désenchanté de trouver le poète désenchantant? Que n’êtes vous – une page blanche! (de mon cahier).[161]161
«Вы разочарованы поэтом, не оправдавшим ваших ожиданий? Как жаль, что Вы не остались белой страницей! (моей тетради)» (фр.)
[Закрыть]
* * *
Myp, 6-го дек<абря> 1931 г.
Кто-то: – Ты и его знаешь?
Мур: – Я всех знаю, только кабана зеленого не знаю!
* * *
– А меня никто не зовет в гости…
– Еще бы! Ты в гостях картины раскрашиваешь.
– Один раз!!! (Пауза) У других картины за стёклами…
– И что же?
– Ну, а у этих – нет: вот я и пользуюсь.
* * *
(Расписал у А<ртемо>вых «pot de fleurs»[162]162
«горшок с цветами» (фр.)
[Закрыть] – натюрморт. «Картина отвратительная, между прочим» – 12-го мая 1938 г., Ванв – больше чем вдвóе, ибо на 7 лет старше.)
* * *
Мечта о доме с плоской крышей – с садом – и павильон будет прилеплен.
– В нем я буду жить.
– Да. И себе такой же построю, из него будет дверь в Вашу комнату.
– Вот, Мур, попируем когда ты женишься!
– Да, и индюки будут. А что Вы мне дадите в приданое?
– Не знаю. В приданое в общем дают что-нб. из дому. Выбери.
Долго оглядывает кухню – и:
– Утюг для жены – чтоб гладить мои штаны!
* * *
Мёдон, декабрь 1931 г. Идем с ним в Кламар – очевидно, в четверговую школу.
– Какая девочка худая! У-ужас! Стянуть пояс – и ничего не останется. А от меня (самодовольно, но скромно) – если стянуть – все-таки останется!
* * *
– Ехать на Северный Полюс и делать там деньги, чтобы полиция не увидела.
(До этого – разг<овор> о фальшивомонетчиках.)
* * *
Я – мысленно – P. M. Р<ильке> (†29-го дек<абря> 1926-го г. – запись в дек<абре> 1931 г.)
Da ich zu Haus nie Zeit habe, nie zu Haus bin – weil immer drin, lese ich Deine Briefe immer nur im Untergrund (das herrliche, heim – unheimliche Wort!) und, wie ich mich innerlich vor Allem und allen mit Dir schütze, so list Du – <пропуск одного слова> – Dein Buch mit meinem, ja unter meinem Arm – Flügelarm – Rainer, geschützt.
* * *
Goethe und Rilke – nie обратно. Denn Einen am Letzten nennen ist ihn am nähsten fühlen – nennen – haben.[163]163
Гете и Рильке – никогда обратно. Ибо назвать первого после второго значит почувствовать – назвать – утвердить его ближайшим из двоих (нем.).
[Закрыть]
* * *
Так как дома у меня никогда нет времени, да и дома я никогда себя не чувствую – ибо всегда внутри, я читаю твои письма только в метро <букв.: под землей> (прекрасное, [164]164
Очевидно, Цветаева выбирает между heimisch (родной, домашний) и heimlich (тайный, сокровенный).
[Закрыть] – жуткое слово!), и когда я внутренне тобой от всех и всего огораживаюсь, ты тоже начинаешь читать – <пропуск одного слова> – свою книгу вместе с моей, под моей рукой – крылом – укрывшись, Райнер.
* * *
Отсутствие зубов на молодом лице – то же, что целые зубы на черепе: <фраза не окончена>
* * *
Мур – кому-то, указывая на автомобиль:
– Moi être très content quand cette machine écrasera moi: parce que plus de pas-bonheur, plus – guerre.[165]165
«Я буду очень доволен, когда эта машина меня раздавит: потому что больше не будет несчастий, не будет – войны» (искаж. фр.).
[Закрыть]
* * *
– A по-моему – умирать очень выгодно: больше не будет несчастий!
* * *
– Да, Мур, Христос говорил: добром за зло.
– О-о! Гораздо наоборот!
* * *
31-го дек<абря> 1931 г. – 1-го января 1932 г.
* * *
(В голубо-синей еще есть записи, возвращусь.)
* * *
Здесь – таинственный перерыв, не могу, пока, обнаружить – ни черновых, ни записных – начала 1932 г. Придется вписать потом. Здесь – перескок.
* * *
Мур, 15-го апреля 1932 г. – злобно:
– Все скрипят – и птицы, и bébé, и куклы.
* * *
– Гадкие коляски, и bébé гадкие, и матери плохие.
* * *
Мои реплики моим оппонентам на докладе (нужно же как-нибудь назвать!) Поэт и Время.[166]166
Состоялся 21 января 1932 г.
[Закрыть]
Поплавскому:
«Гамлетическая позиция поэта…» Я думаю Гамлет – философ, а не поэт, т. е. человек вопросов, а не ответов.
Я сказала: всякий поэт есть эмигрант, а П<оплав>ский из этого извлек, что вся эмиграция есть поэт. С чем не согласна.
(Смех)
Оцупу:
«Я хуже всякого сапожника». Да, но я говорила о сапожнике – судящем. Этого я – не хуже.
«Притворяясь, что он охватывает другие планы…»
Я о притворщиках не говорила.
Дипломов я тоже не раздавала, я только назвала Пастернака и Маяковского, которым мой диплом не нужен.
* * *
Эйснеру я отвечаю: спасибо за защиту и прибавляю, что так себя защитить, как он – меня – я бы не посмела. Обывателя я не трогаю – пока он меня не трогает, т. е. – не судит.
Слониму:
– «Поэт – вне порядка вещей».
Я бы сказала: он в ином порядке вещей, в порядке иных вещей, остается установить – каких. И еще прибавила: он – единственный порядок вещей, всё остальное – непорядок.
Отход от общества не есть отход от человечности, от человечества. Есть – приход к нему.
«Под колпаком…»
Рильке жил под колпаком целого неба, т. е. под куполом.
* * *
Газданову:
– Я вовсе не предполагаю, что отлично разбираюсь в современности. Современность – вещь устанавливаемая только будущим и достоверная только в прошлом.
* * *
Сергею Я<блонов>скому:
– Благодарность за непосредственный привет, пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить его за длительность его внимания, он приветствовал мою первую книжку в 1911 г.
(В зале эффект, ибо автором книжки в 1911 г. – не выгляжу.)
* * *
Первый образец мужского хамства я получила из рук – именно из рук – поэта.
Возвращались ночью откуда-то втроем: поэт, моя дважды с половиной меня старшая красивая приятельница[167]167
Спутниками Цветаевой были, по-видимому, поэт Эллис и Лидия Александровна Тамбурер (1870 – ок. 1940), близкая приятельница Цветаевой, по профессии зубной врач.
[Закрыть] – и 14-летняя, тогда совсем неказистая – я. На углу Тверского бульвара, нет – Никитского – остановились. Мне нужно было влево, поэт подался вправо – к той и с той.
– А кто же проводит Марину? – спросила моя очень любезная и совестливая приятельница.
– Вот ее провожатый – луна! – был одновременный ответ и жест занесенной в небо палки в виде крюка.
Из-за этой луны, ушибшей меня как палкой, я м. б. и не стала – как все женщины – лунатиком любви.
Seit diesem Augenblick, lieber Rainer, hat sich meiner der Mond angenommen.[168]168
С этого мгновения, дорогой Райнер, луна взяла на себя заботу обо мне (нем.).
[Закрыть]
* * *
Мёдон, 16-го февраля 1932 г. – в 21/2 раза старшая я. А нынче в 2 раза младший тогдашней меня Мур в первый раз пришел с вокзала один домой.
* * *
Поэт не может воспевать государство – какое бы ни было – ибо он – явление стихийное, государство же – всякое – обуздание стихий.
Такова уже природа нашей породы, что мы больше отзываемся на горящий, чем на строящийся дом.
Б.[169]169
Возможно: «большевики», «большевизм».
[Закрыть] (разбой).
Разбой и богатырство – та же стихия, и он в России – воспет.
* * *
Я позволяю «организовывать свои страсти» только своей совести, т. е – Богу. Чем государство выше меня, нравственнее меня, чтобы оно организовывало мои страсти?
Il faut obéir à Dieu – plutôt qu’aux hommes.
(St. Paul)[170]170
«Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Ап. Павел) (фр.).
[Закрыть]
* * *
(Затем – просьба об авансе – чего никогда не делаю – и об этом пишу – и заключение:)
– Как неприятно просить! По мне – и квартиры и статьи должны были бы идти даром.
* * *
Il n’y a qu’un seul enfant, une seule vieille, une seule jeune fille, un seul poète.[171]171
Есть лишь один ребенок, одна старуха, одна девушка, один поэт (фр.).
[Закрыть]
* * *
Nicht ich liebe den Dichter, aber jedesmal habe ich das Gefühl, dass er mich liebt: dass er mich liebt.[172]172
Не я люблю поэта, но каждый раз у меня чувство, что он меня любит: что он меня любит (нем.).
[Закрыть]
* * *
Que la terre est dure quand on tombe![173]173
Как тверда земля, когда падаешь! (фр.)
[Закрыть]
* * *
…Воскресные брюки – с воскресною юбкой
(Воскресные загородные поездки парижских любящих)
* * *
Реплики моим оппонентам на моем чтении «Искусство при свете Совести».[174]174
Состоялось 26 мая 1932 г.
[Закрыть]
Слониму: – Природа не бесстрастна, ибо закон ее (один из ее законов!) борьба, со всеми ее страстями. Бесстрастно правосудие, знающее добро и зло и не прощающее.
* * *
Я вовсе не говорила, что искусства судить нельзя, я только говорила, что никто его так осудить не сможет, как поэт.
* * *
Человечество живо одною
Круговою порукой добра
стихи моей монашки я отстаиваю и формально. На всякого мудреца довольно простоты. М<арк> Л<ьвович> до этой простоты – не дошел.
М. Л. говорит, что я говорю о себе лично, но говоря о себе лично, я говорю о поэте, о всей породе поэтов, поэтому это не мой личный случай, а личный случай всей Поэзии.
* * *
Бальмонту.
Моя тема не нова. Я не хочу нового, я хочу верного.
Милый Бальмонт, твои слова: «Гроза прекрасна, а сожженный дом и убитый человек – такая мелочь» – есть слова одержимого стихией. Твоими-то устами и гласят стихии.
* * *
Адамовичу:
– Если Адамович мне не верит – дело в нем, а не во мне.
* * *
Г. П. Ф<едотову>
«Добро отмирает в Царствии Небесном».
А я думала, что Царство Небесное – абсолютное добро, т. е. Христос.
С точки зрения красоты я совести – не вижу. Из-за совести – красоты не вижу. Совесть для меня, пока я на земле, высшая инстанция: неподсудная.
Стремоухову:[175]175
По-видимому, Дмитрий Николаевич Стремоухов, в то время начинающий филолог-славист, преподавал в Страсбургском университете; публиковался в научной периодике и выступал как переводчик.
[Закрыть]
О каких правах я говорила? Только о праве суда над собою.
* * *
Поплавскому:
Я была занята не грехом всей твари, а собственным грехом поэта.
Насчет древности я ничего не говорила. Совсем.
В чем увидел Поплавский мое благополучие? В том, что я столкнула искусство – с совестью?
Вопрос личной морали я не затрагивала, я затрагивала вопрос поэтовой морали: личной морали всей Поэзии.
А в общем Поплавскому я не могу возразить, п. ч. не знаю в точности о чем он говорил.
(NB! Никто – никогда – и меньше всего – он сам.)
А Эйснеру – спасибо за полноту внимания.
* * *
Строки (о доме)
…Где покончила – тихо,
Как с собою – с любовью
* * *
Где покончила – пуще,
Чем с собою: с любовью.
* * *
Дом, с зеленою гущей:
Кущ зеленою кровью…
Где покончила – пуще
Чем с собою: с любовью.
* * *
14-го июня 1932 г. Кламар
* * *
Quand je suis née toutes les places étaient prises. Peut-être le sont-elles toujours, mais rien que pour ceux qui le savent.
Donc, il ne me restait que le ciel – celui où les avions n’ont rien avoir (2) celui que nul avion n’atteint).
* * *
N’oublie jamais que chaque instant de ta vie tu es à l’extrême limite du temps et qu’à chaque point du globe (place que tes deux pieds occupent) tu es aux dernières limites de l’horizon.
C’est toi – l’extrême limite du temps.
C’est toi – l’extrême limite de l’horizon.
Лучше: – C’est toi – l’extrême limite du temps.
C’est toi – les confins de l’horizon.
* * *
14-го июня 1932 r.
* * *
Quand j’ai vu dernièrement sur l’écran le grouillement <пропуск одного слова> de la Chine – j’ai reconnu ma vie.
Pauvres Chinois! Pauvre de moi!
Trop de barques. Trop peu d’eau.
* * *
Toute la pièce du monde se joue entre quatre, cinq personnages – toujours les mêmes.
La Jeunesse n’est qu’un vêtement qu’on se passe les uns aux autres. Non. Ce sont les uns et les autres qui sont le vêtement que revêt et laisse, et remet et laisse la jeunesse éternelle.
* * *
Mon amour n’a jamais été qu’un détachement de l’objet – détachement en deux sens: se détacher et ôter les taches. Je commence par le détacher – de tout et de tous, puis, une fois libre et sans taches, je le laisse – à sa pureté et solitude.
* * *
Le plaisir le plus vif de ma vie a été d’aller seule et vite, vite et seule.
